Текст книги "Смертельный удар"

Автор книги: Александр Прозоров

Соавторы: Алексей Живой
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– А вот и Аргим, – удовлетворенно пробормотал Ларин, – молодец, вовремя прибыл.

Первым ударом скифам сломить сопротивление не удалось, их встретила отборная и неожиданно многочисленная конница греков, – закованные в доспехи катафрактарии. Завязался жестокий бой. Но следить за его развитием адмиралу было некогда, корабли неприятеля быстро приближались. А то, что он задумал, должно было потрясти всех. Если, конечно, боги будут на его стороне.

«Помоги мне, великий Тамимасадас!» – пробормотал скифский адмирал, глядя, как догорают фитили у «ракет». Все четыре орудия были направлены строго на передовую греческую триеру, позади которой летела на веслах еще одна, попадая, как надеялся Ларин, в зону обстрела, хотя границы этой зоны не представлял даже Каранадис. Кроме залпа в крепости, они всего дважды испытывали эти боеприпасы, но оба раза это были одиночные «пуски». Слишком много времени уходило у оружейника на изготовление взрывчатой начинки одного такого летающего горшка. Но Леха приказал себе верить, что все получится.

И все же, вспомнив о разрушениях в собственной крепости, решил принять меры предосторожности. Оглянувшись назад, он увидел, что морпехи стоят почти за его спиной, готовые броситься на неприятеля, когда завяжется абордажный бой. Ведь против них выступало сразу два корабля.

– Отведи бойцов ближе к корме! – приказал адмирал, а когда командовавший ими сотник с удивлением воззрился сначала на него, а потом на выраставшие на глазах триеры, уже готовые протаранить их борт, рявкнул вдогонку: – Быстро!

Скифы в недоумении попятились, но Леха не стал вдаваться в долгие объяснения, а вместо этого схватил за отворот туники Каранадиса, засмотревшегося на горевшие фитили, и отшвырнул его назад метров на пять. А потом, перехватив взгляд командира греческих морпехов, отбежал и сам, остановившись лишь у баллисты.

«Раз, два, три, – считал Леха, глядя на свою установку, которой давно полагалось сработать, четыре, пять… неужели погасло…» Над головой уже свистели ядра, а позади него раздавались первые стоны, – греки пустили в дело свои метательные машины. И тут в установке что-то сверкнуло, раздался сдвоенный хлопок, и огненный смерч вырвался из двух стволов. Почти одновременно два огненных шара просвистели по воздуху над водой и ударились точнехонько о палубу головной греческой триеры. Сразу вслед за этим последовал мощный взрыв, превративший всех и все, что там находилось в огненный фонтан. Третья «ракета» тоже стартовала удачно, но следов ее попадания Леха не увидел, поскольку она улетела куда-то сквозь море огня, закрывшее горизонт. Полуразрушенная, объятая пламенем триера мгновенно лишилась хода и стала забирать носом в сторону, расходясь с квинкеремой.

Восхищенный ропот пронесся по рядам морпехов.

– Я же тебе говорил, этот оружейник дружит с богами! – донесся до адмирала из-за спины разговор морпехов. – Не зря мы взяли его с собой.

«А где же четвертый выстрел? – как-то отстранение подумал Леха, приглядываясь к покореженной установке, которую так перекосило, что ее жерла уже смотрели в собственную палубу, – ведь Каранадис должен был зарядить четыре снаряда».

И тут он увидел четвертую «ракету». Выкатившись из треснувшего ствола, она лежала в двух шагах от места крепления передней мачты. А ее фитиль преспокойно догорал.

– Говорил же я тебе, сволочь, – повернулся с абсолютно спокойным видом адмирал к оружейнику, ликовавшему вместе с морпехами в двух шагах от него, – отрезай фитили ровнее.

Грек перевел на него удивленный взгляд, но ответить не успел. «Ракета» зашипела и, откатившись в сторону левого борта, взорвалась прямо на палубе. Взрывом оторвало все ограждения, снесло надстройки, проломило палубу, а десяток солдат выбросило за борт, обдав их пламенем. Леху взрывной волной отбросило назад, прямо в гущу морпехов, повалив первые ряды. Это случилось буквально за мгновение до того, как находившуюся слева баллисту опрокинуло на то самое место, где только что стоял бравый адмирал. Палубу мгновенно заволокло дымом. Отовсюду послышались стоны и ругань.

Чертыхаясь, наступая на конечности валявшихся рядом солдат, Ларин вскочил на ноги и осмотрелся. На носу бушевал настоящий пожар, зияли проломы в палубе, но жертв было не слишком много. К счастью, он вовремя отогнал всех солдат ближе к корме. А ожидаемого столкновения со вторым греческим кораблем пока не произошло.

«Странно. Видимость нулевая, но боги пока хранят нас, – пронеслось в мозгу слегка ушибленного о палубу адмирала, – надо срочно что-то предпринять, этак мы в дыму налетим на кого-нибудь. Мы же теперь сами отличная мишень».

Оттолкнув оказавшегося на пути бойца, Ларин добрался до правого борта и попытался глянуть вперед. Первое, что он увидел, – объятую пламенем греческую триеру, которая потеряла ход. Она дрейфовала по течению. По палубе еще носились матросы, но большинство солдат, побросав оружие, уже плавало в воде, спасаясь от огня. Барахтаясь, греки тонули, один за другим уходя на дно. Однако это была не та, флагманская триера, что спешила на таран. А другая, шедшая следом.

– Попали, е-мое! – радостно крикнул Ларин, пытаясь отыскать взглядом своего оружейника, и отыскал: тот прятался за ближайшей баллистой, бешено озираясь по сторонам, – и в эту попали. С первого раза. Ай да Каранадис!

Результаты залпа были впечатляющими. Вторая ракета, прежде чем поразить цель, пролетела метров триста, не меньше. Оглянувшись назад, Леха заметил и первый корабль греков, вернее, догоравший развороченный остов. Дымовая завеса накрыла половину реки, но из-за нее одна за другой выскакивали скифские триеры, тараня ошеломленных греков. Первая линия обороны была мгновенно смята, лишь два корабля неприятеля оказывали сопротивление у правого берега реки, пытаясь остановить наступление. И Ларин с удивлением отметил, что между ним и наплавным мостом больше никого нет. Охваченная пламенем квинкерема, набрав ход, стремительно неслась прямиком к нему. Но неожиданно весла перестали с плеском опускаться в воду, корабль, качнувшись вперед, «притормозил», а на палубе показался ошарашенный гортатор.

– Что случилось? – спросил он, увидев Ларина в нескольких метрах от уцелевшей лестницы. – Мы тонем?

– Не останавливаться! – рявкнул на него адмирал. – Набрать ход! Будем таранить этот мост!

Получив нагоняй от самого адмирала, покинувший свой пост гортатор буквально провалился обратно под палубу, и вскоре десятки весел вновь разогнали корабль до нужной скорости. Гребцы старались, несмотря на дым, валивший вовсю и уже сочившийся из-под палубы. Благодаря их усилиям квинкерема была уже рядом с мостом, где Леха мог отчетливо разглядеть своих врагов.

Греки заметались у баллист, осознав, что этот огромный корабль не собирается останавливаться. В воздухе вновь засвистели ядра – в отчаянной попытке остановить флагмана скифского флота. Прилетая сквозь дым, застилавший небо впереди, обривая с палубы морпехов, они проламывали обшивку, превращали людей в кровавую кашу. Но Ларин уже поймал кураж и, не обращая внимания на падавших вокруг него солдат, вернулся на корму.

– Правь прямо на мост! – коротко бросил он Токсару, не меньше морпехов ошеломленному взрывом, который изуродовал весь нос квинкеремы. – Никуда не сворачивать! Идем на таран!

– Я хотел потушить пожар, – только и успел проговорить Токсар, пригибаясь под пролетевшим над его головой ядром.

– Некогда, – оборвал его Ларин, – да и нечем. Лучше держись, сейчас столкнемся.

Полыхающий корабль на полной скорости врезался в наплавной мост. От удара морлехи, не видевшие, что происходит впереди, попадали на палубу, а многие посыпались за борт в воду. Человек пять неожиданно для себя, пролетев сквозь огонь на носу, вместе с горящими обломками «катюши», оказались на мосту среди греков. Квинкерема между тем словно острый нож вспорола деревянный настил, чуть замедлила свой ход, но, к изумлению Ларина, державшегося за кормовое ограждение, продолжала двигаться дальше. И вскоре, со страшным скрежетом развалив часть моста и подмяв иод себя обломки лодок, вновь оказалась на открытой воде.

– Хреновые из вас строители! – крикнул Леха по-русски грекам, сновавшим внизу. – Не родились еще те, кто сможет остановить Леху Ларина!

От удара прогоревшие носовые балки обрушились вниз, и вдруг стало лучше видно, что творится впереди. Но сам по себе пожар униматься не хотел, ведь горела уже почти вся верхняя палуба под ногами.

Квинкерема, едва не черпая носом воду, продолжала двигаться по реке, но как-то боком, закладывая большой вираж в сторону правого береге, на котором разворачивалось конное сражение Аргима и греческих катафрактариев. Слева Ларин увидел вражескую триеру, находившуюся в засаде за небольшим островком, а теперь спешившую к нему навстречу. Но тягаться с греками в своем нынешнем виде эта квинкерема уже не могла. Таран был почти разрушен, а вся огневая мощь израсходована. Да, кроме того, пожар уже стал настоящей проблемой. Огонь начал вырываться из весельных портов по обоим бортам, дойдя почти до середины. Адмирал понял, что его корабль обречен и может стать легкой добычей для греков в этой акватории, пока не подоспеют свои.

– Что там у вас случилось? – набросился Ларин на вновь появившегося из-под палубы гортатора. – Почему корабль идет боком, как хромая лошадь?

– Во время тарана мы из-за дыма не успели убрать часть весел с правого борта, и они сломались, – доложил командир гребцов, – мы еле можем удерживать такой ход, но недолго. Дым уже почти не позволяет дышать.

Ларин в ярости схватился за акинак. Гортатор отшатнулся, но Леха не собирался его убивать. Он лихорадочно искал решение, что делать дальше с обреченным кораблем, и вдруг нашел для него достойную смерть.

Они уже почти обогнули небольшой мысок с возвышением, на котором стояла та самая приземистая башенка, которую он увидел издалека. Позади нее – Ларин не ошибся в предположениях – открывался довольно широкий и явно рукотворный канал, который был вырыт перпендикулярно основному руслу. Он мог вести только к заливу, на дальнем берегу которого располагалась торговая гавань Истра. Самый короткий путь в сердце обороны врага. Греки это понимали, И потому вход в канал был перегорожен тремя рядами бирем и лодок поменьше. С первого раза протаранить эту запруду было невозможно, но зато можно было ее сжечь. Ларин бросил взгляд на свой полыхающий корабль. Лучшего брандера нельзя было и желать.

– Правь вон туда, – приказал он Токсару и, обернувшись, посмотрел на мост, где шла битва. – Наш корабль уже не жилец. Будем пробивать путь для остальных.

Токсар кивнул и подал знак воину, стоявшему у рулевого весла.

– Как застрянем, выводи своих гребцов наверх, – приказал Леха гортатору, – мы все спустимся на берег и погоним греков посуху. Морским пехотинцам приготовиться!

Командир морпехов, тоже стоявший рядом, обрадовался этому приказу, казалось, больше других. Они уже подожгли два греческих корабля, проломили наплавной мост, а пехотинцы еще так толком и не вступили в бой, хотя потери уже понесли.

Не успел корабль взять еще правее, уходя от приближавшейся с кормы триеры, как над головой Ларина просвистело ядро из баллисты. Адмирал пригляделся, – греки, обосновавшиеся на башне, решили дать отпор скифам. Но баллиста здесь был всего одна, и Леха даже рассмеялся этой жалкой попытке остановить его корабль, – видно, греки никак не рассчитывали на столь быстрый прорыв обороны. Запрудившие все подступы вокруг этого места пехотинцы, уже выстроились в некое подобие фаланги по обоим берегам, видя, что орудия квинкеремы молчат, да и сам корабль объят пожаром.

– Давай, давай! – процедил Ларин сквозь зубы, поторапливая гребцов и рулевого. – Еще чуток – и пробьемся!

Он обернулся назад, не обращая внимания на свистевшие вокруг ядра и стрелы, заметив, что брешь на мосту позади расширилась и сквозь нее прошла вторая квинкерема, а за ней триера. Оба корабля бросились наперерез грекам, желавшим атаковать Ларина на воде. Увидев этот прорыв, капитан греческой триеры приказал развернуть свой корабль и бесстрашно принял бой со скифами.

Но подробностей Ларин уже не видел. Берег и линия бирем, перегородившая протоку, приближались. Со страшным грохотом горящий скифский корабль ударился в нее и, подмяв под себя первые корабли, заполз на вторую линию, где со скрипом остановился в каких-то пяти метрах от свободной воды. Несколько обгорелых брусьев упало на соседние лодки, разбросав повсюду тлеющие головешки.

– Отлично, – проговорил Ларин, выхватывая меч и поднимая щит, – остальное сделает огонь. А нам пора потрудиться на берегу. За мной солдаты! Каранадис, держись рядом!

Глава пятая
Юлия и Бодастарт

– Хвала богам, прорвались, – выдохнул Могадор, уперевшись руками в носовое ограждение.

Чайка молча кивнул, рассматривая открывшуюся панораму города. С борта квинкеремы, которая направилась к одному из дальних пирсов, чтобы пришвартоваться, Федор заметил суматоху, царившую в городе. Вернее, той его части, которая непосредственно прилегала к бухте. Слева по борту за насыпным молом, где располагалась торговая гавань, виднелось множество лодок и «круглых» торговых кораблей. Три судна ошвартовались буквально на глазах Чайки, миновав спасительные ворота незадолго до посланцев Сицилии. Впрочем, паники никакой не было. На большинстве «торговцев» шла обычная разгрузка и погрузка товаров. Вереницы рабов выстроились от складов к низким округлым бортам, перетаскивая туда и обратно тюки с зерном и амфоры с вином и маслом. И даже начавшийся грохот приступа, казалось, не изменил пока хода событий.

Наметанным глазом Чайка заметил, что большинство торговых кораблей были собственно карфагенскими, несколько судов принадлежали египтянам и еще каким-то представителям африканских или островных территорий, а вот о греках теперь не было и речи. Не считая жителей Сиракуз, конечно. «Интересно, – промелькнуло в мозгу у Чайки, – кто же теперь будет считаться карфагенскими купцами, наши торговые люди или те?»

Впрочем, этот вопрос был далеко не главным из тех, что волновал командира двадцатой хилиархии. Оторвав взгляд от торговых пирсов и складов, Федор скользнул им по военной гавани. Несмотря на явное нападение, дремавшие у пирсов грозные военные корабли тоже не торопились принять бой в открытом море. На первый взгляд их здесь было ничуть не меньше, чем римлян, а, скорее всего, больше. Но лишь у четырех крайних квинкерем Чайка пока заметил какое-то шевеление, похожее на ответную военную активность. Там, на до боли знакомой каменной пристани, выстроились морпехи в темно-синих панцирях, готовясь взойти на корабли. Позади них из казарм строем выходили еще несколько спейр, направляясь к другим кораблям.

– Скажи рулевому, чтобы взял левее, – приказал Могадор выросшему рядом с ним офицеру, – будем приставать вон там.

Проследив за указующим перстом капитана, Федор понял, что корабль из Сицилии ожидают почти на самом краю военной гавани, где столпилось несколько фигурок – не то офицеров, не то представителей портовых властей. Но дела Могадора его больше не интересовали, свою задачу – доставить Чайку в Тарент – он выполнил блестяще. Дальше их пути должны были разойтись. Федор намеревался сразу же посетить дворец Ганнибала, узнать последние новости и сообщить свои. Но, едва подняв глаза на скалистый берег, усеянный особняками знати, и заметив чуть в стороне от дворца Ганнибала свой дом, выстроенный в греческом стиле из светлого известняка, понял, что сначала нанесет визит именно туда. Служба службой, но хозяйку этого трехэтажного особняка, с колоннами у входа, портиками и широкой террасой с видом на море, Федор мечтал увидеть гораздо больше, чем новоявленного царя или тирана Испания, Сицилии и Южной Италии, которого даже не знал пока, как называть.

Сам Могадор и другие офицеры на Сицилии продолжали называть его по-прежнему просто главнокомандующим. Это означало, что Ганнибал не торопился с заявлениями, и Чайка его понимал. Объявлять себя суверенным правителем, на его взгляд, следовало на фоне громких военных успехов, а таких за последнее время было не много. Вот если бы захватить Рим или сам Карфаген… Впрочем, – выбор сделан. И того, что должно было свершиться, уже было не отвратить.

– Да и не мое это дело, – пробормотал Федор вслух, привычно отгоняя глубокие мысли, – угадывать промысел богов.

Он осекся на полуслове и посмотрел в сторону Могадора, но капитан уже направился обратно на корму, отдавая по ходу дела какие-то распоряжения и осматривая повреждения. Подвергшись обстрелу римских баллист, квинкерема серьезно пострадала в бою, но все разрушения приходились на верхнюю палубу. Крупных пробоин в бортах не было, и после небольшого ремонта она вполне могла вступить в сражение.

– Прощай, – коротко бросил Федор капитану, первым направившись по сходням вниз, когда огромный корабль со скрипом притерся к пирсу, – ты отлично воюешь.

– Кто знает, – ухмыльнулся Могадор, скрестив руки на груди своего доспеха, – может быть, еще свидимся.

– Все в руках богов, – кивнул Федор, которому нравился этот боевой капитан, – и, конечно, Ганнибала. Хочу успеть к нему до того, как он отправится в очередной поход.

– Интересно, что за весть ты ему привез? – проговорил уже в спину Федору сицилиец. – Раз так спешишь.

Но Чайка больше не обернулся и не ответил. Он зашагал вниз, застучав подкованными подошвами башмаков по доскам деревянного настила. Федор и сам не знал еще, как назвать эти вести. На хорошие они не тянули, а быть вестником, приносящим плохие новости, не очень хотелось. Впрочем, выбора у него теперь не было. «Сначала к Юлии, а там будь что будет», – решил бравый командир хилиархии.

Уверенным шагом он прошел мимо удивленных чиновников, не обратив на них никакого внимания и не выказав особого почтения. Скользнув по лицам, Федор решил, что никого из них не знает и не стал выяснять, зачем они здесь собрались. Явно не его встречать.

Пройдя мимо них, Чайка направился к выходу из военной гавани, где был вынужден назвать себя начальнику караула из морпехов. Тот отлично знал героя римской кампании и даже был наслышан о том, что Федор отплыл куда-то в сторону Испании.

– С возвращением, – ухмыльнулся офицер, оглядывая единственный потрепанный корабль, возвышавшийся за спиной Чайки. Видимо, он также помнил, что отплывало из Тарента таких кораблей великое множество. Целый караван, который сгинул где-то за морями. И заранее посочувствовал Чайке, не выглядевшему триумфатором. Впрочем, Федор не выглядел и побитым, а потому не нуждался в сочувствии нижестоящих офицеров.

– Ганнибал в городе? – поинтересовался он.

– Да, – кивнул офицер, – говорят, с утра был в своем дворце. А что это за суматоха началась у нашей гавани?

– Римляне, – коротко бросил Федор и, миновав караул, зашагал по узкой улочке, уводившей его меж складов и лавок в сторону кварталов местной знати, возвышавшихся на скалистых холмах.

– Римляне? – переспросил командир морпехов с таким удивлением, словно впервые слышал это слово. – Давненько их здесь не было.

Но Чайка уже не слышал его. Едва не переходя на бег, он проскочил припортовые кварталы и оказался на широкой улице, что вела ко дворцу верховного главнокомандующего, разветвляясь перед ним на несколько улочек поменьше, застроенных особняками зажиточных купцов. Здесь, на перекрестке, он повстречал отряд из африканских пехотинцев, маршировавших от дворца Ганнибала. Отряд направлялся в порт, но не к кораблям, а в направлении стены, защищавшей город с моря, где уже шла нешуточная драка. Командир был знаком Федору и даже отсалютовал ему, но в разговор вступать не стал. Слишком торопился выполнить какой-то приказ. Чайка его за это не винил, он и сам торопился. Только в другую сторону.

Однако проскользнуть домой незамеченным ему так и не удалось. Как ни крути, а жил он по соседству с военачальниками, каждый из которых знал его в лицо. Если дворец самого Ганнибала он еще смог обойти стороной, то особняки командиров хилиархий тянулись вдоль всей улицы, и почти у каждого из них сейчас толпились офицеры, с которыми Федор был вынужден здороваться и раскланиваться. А в конце улицы он едва не столкнулся нос к носу с самим Атарбалом, успев буквально на минуту разминуться с командиром африканских пехотинцев и его свитой. Дошагав до собственного особняка и нырнув в пространство между колонн, Федор в изнеможении опустился на ступени лестницы, дававшие благословенную тень.

– Отлично, полгорода скоро узнает, что я прибыл, – усмехнулся он, вытирая пот со лба и прислонившись спиной к одной из прохладных колонн, – не удивлюсь, что кто-нибудь доложит и самому Ганнибалу, и для него мое появление не станет неожиданностью.

– За спиной остановилась какая-то тень. – Хозяин? – раздался робкий мужской голос, говоривший по-финикийски, но с греческим акцентом. – Вы здесь?

Федор обернулся не вставая. Это был грек-переводчик, которого Чайка сам нашел перед отплытием для Юлии. Прекрасная римлянка изъявила тогда желание немедленно перестроить половину дома, для чего ей требовалось посещать лавки купцов, где она покупала все необходимое, даже не зная языка.

– Да, это я, – кивнул Федор, поднимаясь во весь рост над тщедушным слугой.

– Вы вернулись, – обрадовался грек, по лицу которого Чайка понял, что все это время активная хозяйка не давала ему роздыха, а он предпочел бы ходить на рынок с Федором, который не тратил на это занятие полдня, да еще лишая его удовольствия поторговаться, – хозяйка будет рада.

– Где она? – уточнил Федор и оглянулся назад, услышав топот копыт по камням. Из верхнего города к морю спускался отряд конницы Магарабала.

Не дождавшись ответа, он шагнул внутрь, оказавшись в обширной прихожей, совмещенной несколькими широкими ступенями мраморной лестницы с парадным залом. Юлия явно не теряла времени даром. Сломав одну из стен еще до отьезда Федора, она разрушила стену соседней комнаты, отчего и без того не маленький зал для приема гостей стал еще больше. «Теперь здесь можно разместить на постой целую спейру, – ухмыльнулся Федор, остановившись на ступенях и разглядывая рисунок, изображавший цветущее поле на стенах парадного зала. Он понимал, как скучно было здесь его любимой женщине, раз она развернула такую активность. – Хорошо еще, что снаружи дом не сильно изменился. Впрочем, я еще не все видел».

Позади него послышался шум проскакавшей конницы и почти сразу вслед за этим с верхнего этажа раздался высокий голос, от которого у Федора побежали мурашки по коже.

– Клеопп, ты не знаешь, что это за шум в гавани? – громогласно вопросила римлянка, появляясь на верхней площадке лестницы, что вела в спальню. – Мне кажется, там идет настоящее сражение.

Юлия была великолепна в своем невесомом платье из зеленой материи, облегавшей ее стан и оставлявший открытыми руки и плечи. Тонкая золотая цепь на шее оттеняла ее рыжие кудри. Хотя она старалась одеваться как знатная финикийская женщина, в ее манерах по-прежнему сквозили привычки дочери римского сенатора. Порывистая, смелая и очаровательная. Именно такой образ навсегда отпечатался в памяти бывшего опциона. Именно он и свел его тогда с ума, заставив совершить безумный поступок. Но Чайка ни о чем не жалел. Ради этого стоит жить.

– Хозяин вернулся, – робко заметил из-за спины Федора грек.

Услышав это, Юлия опустила глаза вниз и, вскрикнув от радости, хотела броситься вниз. Но у Федора были другие планы. Он сам в два прыжка взлетел по лестнице и сжал ее в объятиях, не дав вымолвить и слова. А затем подхватил на руки и понес в спальню, толкнув ногой дверь.

Когда та отворилась, вернее, отлетела в сторону, из-за нее послышался визг испуганной служанки. Та поливала цветы в комнате своей хозяйки и была удивлена неожиданным появлением Федора не меньше Юлии. Едва увернувшись от массивной двери, служанка отпрыгнула на несколько шагов назад и, прислонившись к стене между двумя вазами с раскидистыми цветами, замерла от страха. В этом доме никто не позволял себе такого, и она решила, что ворвался грабитель. Но, рассмотрев запыленного воина в доспехах, который держал на руках ее госпожу, постепенно оттаяла.

– Выйди! – приказал Федор, кивнув на дверь. Он был не в силах больше сдерживать свои эмоции, едва завидел постель.

Служанка, все поняв, мгновенно испарилась, прикрыв за собой дверь. А Федор, с грохотом опрокинув одну из ваз на пол, добрался по черепкам до кровати и рухнул на нее вместе с хохотавшей во все горло Юлией.

– Какой ты нетерпеливый! – ласково проворковала она, когда он принялся сдирать с нее зеленое платье, не тратя время на лишние разговоры. – Ты же разнесешь весь дом!

«Станешь тут нетерпеливым, когда столько месяцев провел без женщины», – подумал Федор, но вслух сказал другое.

– Я скучал, – проговорил он, припадая губами к ее обнаженному плечику, показавшемуся из-под приспущенного платья, – а дом, ерунда! Ты его отстроишь заново.

Может быть, стоит принять ванну с дороги, – предложила Юлия, слегка поморщившись от прикосновения запыленных губ, но не отстраняясь. Она и сама ужасно соскучилась по его рукам, Чайка ощутил это сразу. А потому продолжил гладить ее стан, сжимая все крепче, и Юлия быстро таяла.

– Некогда, – отмахнулся Федор, присев на краю кровати и сдергивая с себя панцирь с помощью Юлии. Ножны фалькаты уже валялись в углу. – Меня ждет Ганнибал. Я только что сошел с корабля и должен был сразу отправиться к нему на прием. Но…

Юлия молчала, позволив ему выговориться. Только прилегла на бок, как бы давая Федору вдоволь налюбоваться своей обнаженной фигурой. Золотые волосы разметались по хрупким плечам. Скомканное платье бесформенным куском материи лежало на полу. Чайка, лишь увидев эти соблазнительные обводы, позабыл обо всем на свете.

– А будет ли Ганнибал доволен тобой? – подзадоривала его римлянка; – Я слышала, начался приступ и ты, вероятно, должен быть там.

– Война подождет, – нашелся, наконец, Федор, отбрасывая в сторону тунику и, словно лев на добычу, бросаясь на Юлию, – я слишком долго воевал и жил без тебя. Больше не могу.

Они предавались неистовой страсти почти полчаса. Да так, что кровать издавала натужные скрипы, слышные во всех концах огромного дома. То и дело Юлия пыталась унять своего мужчину, нашептывая ему на ухо, что слуги услышат все эти звуки.

– Да и пусть слышат, – отмахнулся Федор, которого было не остановить, – пусть завидуют. Мне до этого нет дела.

И, снова повалив римлянку на постель, вошел в нее.

Затем они провели в объятиях еще несколько сладостных минут и теперь расслабленно лежали, отдыхая и глядя в потолок. Легкий ветерок прошелестел по комнате, потревожив листья многочисленных растений, которыми так любила украшать свое жилище Юлия. Только сейчас Федор заметил, что окна в комнате были открыты во внутренний дворик, где вся прислуга могла спокойно наслаждаться «радиопостановкой „Возвращение хозяина“».

«Ну и пусть», – вновь усмехнулся Федор, осознав, сколько веселых минут доставил своим слугам. Он погладил по волосам утомленную любовными ласками Юлию, что положила свою головку ему на плечо и дремала со счастливым видом.

Когда с улицы донесся стук копыт очередного отряда кавалерии, проскакавшего мимо, Федор понемногу пришел в себя. Штурм, похоже, продолжался.

Пора было и наведаться к Ганнибалу, пока его не опередили.

Осторожно высвободившись из объятий, Федор разыскал исподнее и стал одеваться. Когда он натягивал обратно свою грязную тунику и потрепанный панцирь, Юлия очнулась и попыталась задержать его взглядом.

– Мне нужно много тебе рассказать, – пробормотал Чайка, борясь с новым искушением, – но… об этом после. Расскажу, когда вернусь.

Юлия молча улыбнулась.

– Где Бодастарт? – поинтересовался Федор, осознав, что еще не видел сына.

– Учится верховой езде, – проговорила римлянка, с трудом возвращаясь к обычной жизни, – он в полях у городских стен вместе с тремя слугами.

Парень был еще не таким взрослым, чтобы осваивать эти премудрости, но Чайка не стал спорить с женой. Чем бы дитя ни тешилось, как говорится. Впрочем, теперь он вернулся и сам проследит за тем, как идет воспитание будущего воина.

Кое-как одевшись, Федор шагнул к двери и под его ногой хрустнул глиняный черепок от разбитой в порыве страсти вазы.

– Скажи служанке, пусть приберется тут, – бросил он на прощанье, усмехнувшись, и загрохотал башмаками по лестнице.

У выхода стояло несколько слуг, в том числе и переводчик Клеопп. Поправив с помощью грека амуницию, Федор старался не замечать улыбок, которые едва сдерживали служанки.

– Скоро ли госпожа прикажет отправиться рынок? – набрался смелости поинтересоваться Клеопп. – Перед вашим приходом она как раз собиралась туда.

– Не знаю, – отмахнулся Федор, выходя сквозь дверной проем, украшенный статуями героев, – она сама тебе скажет, когда захочет.

Поправив фалькату, он надел шлем, сбежал по лестнице и едва не столкнулся с группой из трех всадников, как раз подъехавших к портику. На одном из коней, перед слугой с гордым видом восседал Бодастарт в серой тунике, державшийся за гриву животного.

– Отец! – закричал мальчуган, едва завидев широкоплечего воина.

Федор остановился посреди улицы как вкопанный, вновь позабыв про визит к главнокомандующему. Слуга, коренастый ливиец, спустил ребенка с коня и тот, едва оказавшись на мостовой, с разбегу запрыгнул на шею отцу, обняв его.

Прижав к себе сына, Федор позволил себе несколько секунд нежности и лишь потом оторвал его руки от себя, поставив обратно на камни.

– Я должен идти, – объявил он сыну, – ступай к матери и жди меня вместе с ней. Я скоро вернусь.

– А ты не уплывешь опять от нас так надолго? – обескуражил его вопросом черноволосый мальчуган, глядя прямо в глаза.

– Нет, – ответил, немного растерявшись, Федор, – я только что приплыл и никуда не собираюсь. Беги в дом.

А когда обрадованный Бодастарт с воплями ворвался в особняк, Федор посмотрел на лошадей, пробормотал: «Это очень кстати» я приказал слуге, который привез его сына, спешиться.

– Я возьму твою лошадь, – сообщил он, запрыгивая в седло, – авы двое поедете со мной во дворец Ганнибала. Нужна же мне хоть какая-то свита.