Текст книги "Казачество в Великой Смуте
От Гришки Отрепьева до Михаила Романова"

Автор книги: Александр Широкорад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Глава 7. Царь Василий Шуйский

Царь Димитрий не имел никаких шансов процарствовать хотя бы несколько лет. Писатели-верхогляды любят сравнивать Лжедмитрия I с Петром I. Возможно, внешне есть что-то общее: и потешные игры, и насмешки над боярами, и введение заморских обычаев, и любовь к веселым забавам. Но это лишь внешнее сходство. Деяния Петра на 80 процентов шли на пользу отечеству, а на 20 процентов были фарсом, у Лжедмитрия же фарсом было всё. Петр лишь под конец жизни и в зените славы рискнул объявить себя императором и жениться на чухонке, кстати, много лет ревностно исполнявшей все православные обряды. Гришка же Отрепьев начал свое царствование с того, что объявил себя императором и женился на польке-католичке.

Царь Димитрий не имел никакой опоры в стране, он не мог положиться ни на бояр, ни на дворян и служилых людей, ни на казаков, ни на церковь. Царя поддерживали лишь временные попутчики, как те же казаки и ляхи, пока он осыпал их золотом.

Лжедмитрий пришел к власти в результате просчета боярских группировок Романовых и Шуйских, боровшихся за власть. Причем наиболее активную роль играл клан Романовых.

Василия Шуйского часто упрекают, что он поторопился с переворотом и поторопился напялить на себя корону. Попробуем представить, что Шуйский не поспешил бы с переворотом и коронацией, что бы произошло тогда? Как уже говорилось, по феодальному русскому праву род Шуйских имел не меньше, если не больше прав на владение Русью, чем род Ивана Калиты. А поэтому после падения Лжедмитрия, а он неизбежно пал бы и без участия Шуйского, единственным легитимным правителем мог стать только старший в роду Шуйских, то есть Василий Иванович. Что же, выходит, Василий Иванович в самом деле поторопился? Нет, все его действия в мае 1606 г. были вполне оправданны, поскольку к власти рвались и другое. Можем ли мы хоть на секунду поверить, что Филарет Романов и Ко тихо собирались жить под властью самозванца?

Сразу после приезда Марины Василий Шуйский организовывает настоящий заговор. Во главе заговора становятся он сам, Василий Васильевич Голицын и Иван Семенович Куракин. К ним присоединяется и крутицкий митрополит Пафнутий. Для сохранения единства, необходимого в таком деле, бояре решили первым делом убить расстригу, «а кто после него будет из них царем, тот не должен никому мстить за прежние досады, но по общему совету управлять Российским царством». К заговорщикам примкнуло несколько десятков московских дворян и купцов.

Готовясь к войне с Турцией[53]53
  Все наши историки считают, что Димитрий всерьез собирался воевать с Оттоманской империей. По мнению же автора, это было блефом, предназначенным для польского короля, римского папы, а также для внутреннего потребления.


[Закрыть], самозванец выслал на южную границу войско под началом Шереметева. Одновременно в Москву были вызваны новгородские дворяне, расположившиеся лагерем в миле от города. Их численность, по Соловьеву, составляла семнадцать тысяч, по Скрынникову – одна-две тысячи человек. Особого значения это не имеет, поскольку и тысячи ратников хватило бы для государственного переворота. Заговорщикам удалось привлечь новгородцев на свою сторону.

Как ни странно, с инициативой свержения Отрепьева выступила и царица-инокиня Марфа. Ее признание и благословение самозванца произвело огромный пропагандистский эффект. После коронации Отрепьев захотел устроить еще одно такое шоу – торжественно разорить могилу царевича Димитрия в Угличе. Действительно, возникла комичная ситуация – в Москве царствует царь Димитрий Иванович, сын Ивана Грозного, а в трехстах верстах от Москвы в Угличе в Спасо-Преображенском соборе толпы горожан молятся над могилой того же самого Димитрия Ивановича. Это наводило людей на опасные размышления – где же находится настоящий Димитрий. Посему вполне логично было перезахоронить труп мальчика, лежавшего в Спасо-Преображенском соборе, на какое-нибудь захудалое кладбище, соответствующее статусу поповского сына, который якобы был зарезан в Угличе, и тем самым избавить людей от соблазна.

Однако государственная целесообразность и женская логика оказались несовместимыми. Царица Мария устроила бешеную истерику. Она не захотела допустить надругательства над прахом единственного сына.

Марфа-Мария кинулась за помощью к боярам. Естественно, что бояре для начала сделали вид, что им непонятны причитания царицы по поводу костей какого-то поповича. Пришлось бабоньке популярно все объяснить. Шуйские и Голицыны обещали ей помочь и уговорить самозванца не разорять могилу в Угличе.

В светлую ночь с 16 на 17 мая 1606 г. бояре-заговорщики впустили в город около тысячи новгородских дворян и боевых холопов. На подворье Шуйских собралось около двухсот вооруженных москвичей, в основном дворян. С подворья они направились на Красную площадь. Около четырех часов утра ударили в колокол на Ильинке, у Ильи Пророка, на Новгородском дворе, и разом заговорили все московские колокола. Толпы народа, вооруженные чем попало, хлынули на Красную площадь. Там уже сидели на конях около двухсот бояр и дворян в полном вооружении.

Дворяне-заговорщики объявили народу, что «литва бьет бояр, хочет убить и царя». Толпа бросилась громить дворы, где жили поляки. Между тем Шуйский во главе двух сотен всадников въехал в Кремль через Спасские ворота, держа в одной руке крест, в другой – меч. Подъехав к Успенскому собору, он сошел с лошади, приложился к образу Владимирской Богоматери и сказал людям, его окружившим: «Во имя божие идите на злого еретика». Толпы двинулись ко дворцу.

Лжедмитрий и Басманов были убиты. Затем их трупы раздели и поволокли через Спасские ворота на Красную площадь. Поравнявшись с Воскресенским монастырем, толпа остановилась, чтобы спросить у Марфы: «Твой ли это сын?» Та ответила: «Вы бы спрашивали меня об этом, когда он был еще жив, теперь он уже, разумеется, не мой».

Итак, Шуйский в ночь на 17 мая 1606 г. возглавил переворот. Надо сказать, что операция была проведена вполне грамотно. Заметим, что Василию Ивановичу потребовалось куда больше ума и хладнокровия после убийства самозванца, нежели на начальной стадии переворота. Шуйский всеми силами хотел избежать конфликта с Польшей, поэтому его первоочередной задачей было спасение Марины Мнишек и ее фрейлин, а главное – польских послов.

По приказу Шуйского Марину отбили у восставших москвичей, хотя она перед этим получила хороший урок. В первые же минуты переворота Василий Иванович отправил гонцов к королевским послам Николаю Олесницкому и Александру Гонсевскому передать, что послам опасаться нечего. Но послы и их люди не должны смешиваться с другими поляками, которые приехали с сандомирским воеводой в надежде занять Москву и сделали русским много зла. Гонсевский отвечал: «Вы сами признали Димитрия царевичем, сами посадили его на престол, теперь же, узнав, как говорите, о самозванстве его, убили. Нам нет до этого никакого дела, и мы совершенно покойны насчет нашей безопасности, потому что не только в христианских государствах, но и в бусурманских послы неприкосновенны».

Гонористый пан мог позволить себе вести столь воинственные речи, поскольку к посольству по приказу Шуйского подошел отряд из 500 стрельцов и занял оборону по внешнему периметру ограды дворов.

Шуйскому удалось защитить от избиения москвичами иностранных наемников, находившихся в Кремле. Те быстро оценили намерения заговорщиков и прекратили сопротивление. Шуйский еще ночью связался с их командиром Жаком Маржеретом и предложил перейти к нему на службу. Маржерет, естественно, согласился, ему было абсолютно все равно, кому служить.

До окончания избиения поляков ни один человек из охраны посольства так и не попытался пройти сквозь стрелецкое оцепление, чтобы защитить своих соотечественников.

Василий Шуйский не призывал к убийству поляков, но и не особенно препятствовал делать оное москвичам. Ляхов спасали выборочно. Так, были спасены Юрий Мнишек и князь Адам Вишневецкий. Защищать же все панство у Шуйского не было ни возможности, ни желания. Кроме того, Василий Иванович прекрасно знал, что король Сигизмунд не станет плакать из-за нескольких десятков шляхтичей и нескольких сотен солдат их частных армий. В Польше был рокош[54]54
  Рокош (польск. Rokosz, буквально – бунт, мятеж) – в Речи Посполитой шляхетская конференция, направленная против короля. Самым крупным был рокош под руководством Й. Зебжидовского против короля Сигизмунда III в 1606–1607 гг.


[Закрыть], и королевские войска воевали с теми же частными армиями.

После убийства самозванца в Москве наступило безвластие. Теперь на престол могли претендовать десятки князей Рюриковичей и Гедиминовичей. Формально главными претендентами были бояре Василий Шуйский, Федор Мстиславский и Василий Голицын. Последние двое были потомками литовского князя Гедимина. Дед Федора Ивановича Мстиславского князь Федор Михайлович Мстиславский переселился в Москву из Литвы в 1526 г. и стал боярином Василия III.

Предки Василия Васильевича Голицына служили еще Дмитрию Донскому. Фамилию роду дал Михаил Иванович Булгаков-Голица, боярин Василия III. Любопытный момент – все три претендента на престол не имели мужского потомства или их дети умерли в младенчестве.

Романовы, естественно, тоже рвались к власти, но их положение было сложным.

Во-первых, героями восстания против самозванца были Василий Шуйский и Василий Голицын, а не Романовы. Иван Никитич Романов подъехал к Кремлю лишь через два часа после убийства Отрепьева и присоединился к победителям, а Филарет весь день 17 мая из дома носа не показывал и никого не принимал.

Во-вторых, Федор Никитич Романов был монахом Филаретом и по церковным и светским законам не мог занять престол. Конечно, можно было объявить акт пострижения насильственным и фиктивным, но народ бы этого не понял и вряд ли захотел менять расстригу Гришку на расстригу Филарета. Михаилу же Федоровичу, хоть он и числился стольником, было только десять лет от роду.

Наиболее подходящим кандидатом на московский престол из всего клана Романовых был Иван Никитич, произведенный в 1605 г. в бояре Отрепьевым. Однако Иван Никитич не пользовался особой популярностью ни в среде знати, ни среди простых людей. Мало того, сам Филарет был против передачи престола брату Ивану. Так что в мае 1606 г. у клана Романовых шансов на престол было очень мало.

В России при возникновении проблем с наследованием престола после смерти Ивана Грозного или Федора Иоанновича созывался Земский собор, который и избирал царя. Но теперь Шуйские решили обойтись без собора. Предыдущие соборы собирались в присутствии патриарха и в спокойное время. Сейчас же в стране царила смута.

18 мая Голицын, Куракин, Мстиславский и другие конкуренты Шуйского решили на следующий день собрать рано утром народ на Красной площади и выбрать патриарха, а затем провести для избрания царя Земский собор под его руководством. Нетрудно предположить, что патриархом должен был стать Филарет.

В ночь с 18 на 19 мая на подворье у Шуйских собрались их сторонники. Из бояр были только трое Шуйских, а также М.В. Скопин-Шуйский. Присутствовали несколько окольничих, думных дворян и купцов, а также хорошо нам знакомый профессиональный заговорщик крутицкий митрополит Пафнутий. Современники утверждают, что подлинным руководителем заговора был Михаил Татищев. Важную роль играл Пафнутий. Видимо, мы никогда не узнаем, что заставило Пафнутия порвать с Отрепьевым и Романовыми и перейти на сторону Шуйского.

Ночью было составлено два документа: крестоцеловальная запись князя Василия Шуйского и другая, «по которой записи целовали бояре и вся земля». Интересно, что в отличие от всех других претендентов на царский престол – Годунова, Отрепьева и Романова – составители записи посчитали излишним доказывать родство Василия Шуйского с родом Ивана Калиты. После ста лет холопства у московского трона Шуйские впервые вспомнили о своем происхождении.

В 6 часов утра 19 мая на Красной площади собралась огромная толпа. Бояре – конкуренты Шуйского – вышли на площадь и предложили избрать патриарха, который должен был стоять во главе временного правления, и разослать грамоты для созыва советных людей из городов. Однако Шуйские успели подготовить свою команду. Сотни людей одновременно закричали, что царь нужнее патриарха, а царем должен быть князь Василий Иванович Шуйский, «не хотим никаких советов, где Москва, там и все государство. Шуйский – страдалец за православную веру» и т. д.

Толпа, ведомая сторонниками Шуйских, вошла в Кремль. Откуда-то появился и сам князь Василий. Шуйского ввели в Успенский собор, где митрополит Пафнутий увенчал его короной.

Став царем, Василий Шуйский в присутствии всей знати, включая Романовых и Черкасских, заявил, что царь Димитрий был чернецом Григорием, а в миру Юшкой Отрепьевым, служившим Романовым и Черкасским. Обратим внимание, ни тогда, ни потом Романовы даже не пытались опровергнуть это довольно неприятное для них утверждение.

По всем областям государства Российского была разослана грамота от имени бояр, окольничих, дворян и всяких людей московских с извещением о гибели Лжедмитрия и возведении на престол Шуйского: «Мы узнали про то подлинно, что он прямой вор Гришка Отрепьев, да и мать царевича Димитрия, царица инокиня Марфа, и брат ее Михаила Нагой с братьею всем людям Московского государства подлинно сказывали, что сын ее, царевич Димитрий, умер подлинно и погребен в Угличе, а тот вор называется царевичем Димитрием ложно; а как его поймали, то он и сам сказал, что он Гришка Отрепьев и на государстве учинился бесовскую , и людей всех прельстил чернокнижеством; и тот Гришка, за свое злодейственное дело, принял от бога возмездие, скончал свой живот злою смертию. И после того, прося у бога милости, митрополиты, архиепископы, епископы и весь освященный собор, также и мы, бояре, окольничие, дворяне, дети боярские и всякие люди Московского государства, избирали всем Московским государством, кому бог изволит быть на Московском государстве государем; и всесильный, в троице славимый бог наш на нас и на вас милость свою показал, объявил государя на Московское государство, великого государя царя и великого князя Василия Ивановича всея Руси самодержца, государя благочестивого, по божией церкви и по православной христианской вере поборателя, от корени великих государей российских, от великого государя князя Александра Ярославича Невского; многое смертное изгнание за православную веру с братиею своею во многие лета он претерпел и боль больше всех от того вора, богоотступника и еретика смертью пострадал».

Новому царю срочно потребовался и новый патриарх. Вполне логично было вернуть в патриархи Иова, находившегося в Старице. Но против кандидатуры Иова решительно выступили Шуйские, которые имели с ним давние счеты. Первоначально Шуйские хотели пропихнуть в патриархи Пафнутия, но это была столь одиозная личность, что против него ополчилось большинство бояр и высшее духовенство. Недовольные Шуйским бояре и иерархи церкви решили возвести в сан патриарха митрополита Филарета. Почему-то никого не смущало, что всего лишь год назад он был простым монахом и в делах религии себя вообще никак не проявил. В вопросе с патриархом царю Василию пришлось уступить. Филарет был объявлен патриархом, об этом даже сообщили польским послам.

Но тут хитроумный Василий Иванович разыграл блестящую комбинацию. Он предложил канонизировать царевича Димитрия. За что можно канонизировать больного и озлобленного ребенка? – спросит читатель. А за что канонизировали первых русских святых – князей Бориса и Глеба? Те тоже ничего ни плохого, ни хорошего в своей жизни не успели сделать. Но, видимо, кому-то помешали, и их тоже зарезали при таинственных обстоятельствах. По одной версии, это сделал их брат Святополк, а по другой – опять же их братец Ярослав. А потом внуку Ярослава потребовались святые, чтобы сделать одного деда Мудрым, а другого – Окаянным.

Предложив канонизировать Димитрия и перенести его останки из Углича в Москву, царь Василий одним выстрелом убивал трех зайцев. Во-первых, согласно христианским верованиям, самоубийцу, даже невольного, нельзя сделать святым, поэтому всем придется признать, что Димитрий был зарезан, и этим скомпрометировать Годунова. Во-вторых, торжественное перезахоронение останков царевича, по мнению Шуйского, должно было покончить со слухами, что Димитрий жив. В-третьих, такое важное мероприятие было поручено патриарху Филарету. Филарет должен был привезти прах царевича в Москву. Затем у гроба произойдут великие чудеса, и церковь объявит Димитрия святым. И вот тогда произойдет официальное возведение Филарета в патриархи и венчание на царство Шуйского.

Итак, царь Василий решил на время убрать Филарета из Москвы. Как ни странно, это совпадало и с желанием самого Филарета, поскольку тот хотел иметь алиби. Шуйский и Романов стоили друг друга. Шуйский хотел возвести на патриарший престол архиепископа Гермогена, за которым в Казань был послан гонец еще 19 мая. Филарет же, со своей стороны, вкупе с Ф.И. Мстиславским готовил государственный переворот в Москве, имевший целью свержение царя Василия.

В заговоре против Шуйского участвовали многие представители знати. Естественно, что никаких протоколов заседаний они не вели, и конечная цель переворота – возведение на престол своего царя – вызывает у современных историков споры. По одной версии, на престол должен был взойти кто-то из клана Романовых, по другой – Ф.И. Мстиславский, а третья версия была компромиссной – на престол должен был вернуться шутовской царь Симеон Бекбулатович, жена которого была родной сестрой Ф.И. Мстиславского.

Итак, Филарет отправился в Углич. Его сопровождали астраханский архиепископ Феодосий, бояре Иван Воротынский и Петр Шереметев, брат инокини Марфы Григорий и племянник Андрей Нагие. А в воскресенье, 25 мая, в Москве начался бунт. По официальной версии, царь шел к обедне и внезапно увидел большую толпу, идущую ко дворцу. Толпа была настроена агрессивно, слышались оскорбительные выкрики по адресу Шуйского. Как писал очевидец Жак Маржерет, если бы Шуйский продолжал идти к храму, то его ждала бы та же участь, что и Димитрия. Но царь Василий быстро ретировался во дворец. Там он с плачем обратился к окружившим его боярам, что нет нужды затевать бунт, что если хотят от него избавиться, то, избрав его царем, могут и низложить его, если он им неугоден, и что он оставит престол без сопротивления. Потом, отдав боярам царский посох и шапку Мономаха, Шуйский продолжал: «Если так, выбирайте, кого хотите». Бояре растерялись, и никто не решился дотронуться до царских регалий. Растерянность можно объяснить и тем, что среди присутствующих бояр не было главного заговорщика, который в тот момент занимался гробокопательством в Угличе.

Так или иначе, но бояре безмолвствовали. Тогда царь Василий поднял посох, надел шапку и приказал наказать виновных. Возражать ему никто не посмел. Стрельцы разогнали толпу, схватив пятерых крикунов. Их объявили зачинщиками и подвергли на площади торговой казни – нещадно выдрали кнутом. Учинить расправу над самими заговорщиками царю помешала Боярская дума, и Шуйскому пришлось ограничиться полумерами. Было официально объявлено, что князь Ф.И. Мстиславский ни в чем не виноват, а виноваты его родные, которые хотели воспользоваться его именем. Одним из главных виновников был назван боярин Петр Никитич Шереметев, хотя он в день бунта находился в Угличе вместе с Филаретом. Шереметеву было запрещено возвращаться в Москву, его послали в Псков воеводой. М.Ф. Нагой был лишен звания конюшего, но оставлен в Москве. Племянник Филарета (по сестре Марфе) князь Иван Черкасский был лишен звания кравчего. Досталось даже бедняге Симеону Бекбулатовичу. В Кириллов монастырь, где содержался Симеон (монах Стефан), приехал царский пристав Федор Супонев с грамотой царя Василия от 29 мая, в которой приказывалось игумену выдать «старца Стефана» приставу, который должен был отвезти старца «где ему велено». Супонев увез бедолагу татарина в Соловецкий монастырь.

Попытка переворота заставила Шуйского поспешить с венчанием на царство. 1 июня 1606 г. Василий Шуйский венчался на царство в Архангельском соборе. С.М. Соловьев так характеризует Шуйского: «Новый царь был маленький старик лет за 50 с лишком, очень некрасивый, с подслеповатыми глазами, начитанный, очень умный и очень скупой, любил только тех, которые шептали ему в уши доносы, и сильно верил чародейству»[55]55
  Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. IV. С. 463.


[Закрыть].

За неимением патриарха (Филарет был в Угличе, а Гермоген еще не приехал из Казани), в соборе священнодействовал новгородский митрополит Исидор и крутицкий митрополит Пафнутий. Исидор надел на царя крест святого Петра, возложил на него бармы и царский венец, вручил скипетр и державу. При выходе из собора царя Василия по традиции осыпали золотыми монетами.

А между тем патриарх Филарет обрел мощи царевича Димитрия. При вскрытии могилы Димитрия по собору распространилось «необычайное благовоние». Мощи царевича оказались нетленными – в гробу лежал свежий труп ребенка.

Как отписал царю в Москву Филарет, «глава и власы его (Димитрия. – А.Ш.) целы и черное ожерельецо, низанное жемчугом, в левой руке платочек тафтяной, шитый золотом и серебром, в котором завязаны были орешки, данные матерью для играния; но когда заклали его, платочек сей обагрен был кровью; и самые орешки потому были скрыты под землю с телом его. Срачица на нем белого шелка обагрена кровию его; вверху швейная серебром и златом одежда царская, порфира златотканная, опоясан поясом златым, сапоги красного цвета, чулки шелковые прехитро тканные; все сие цело и невредимо обретши».

Итак, все «следственное дело» комиссии Шуйского рушится как карточный домик. Одновременно царевич не только не зарезался, но даже и не играл в тычку, и ножа у него вообще не было, гулял, ел орешки, в правой руке был узелок с орешками, в левой – горсть орехов, а ножа, мол, вообще не было. Так, мол, и похоронили с орехами в левой руке и с платочком в правой.

Заметим, что эта чушь повторялась до самого 1917 г. Так, в 1912 г. некий Д. Лавров (возможно, это псевдоним) писал: «Сохранилось одно литературное произведение, при чтении которого становится неопровержимо ясным, что автор его есть лицо духовное и что оно было участником перенесения мощей. Этот очевидец, в показании которого мы не имеем права заподозрить какую-либо подделку, рассказывает, что когда был вынут гроб и открыт, то оказалось, что в правой руке у царевича – шитый золотом платочек, а в другой руке – зажатые орешки. Вложил их кто-нибудь ему в руку в момент смерти? Но кому могли прийти в голову в момент смятения какие-либо соображения в подделке факта? Царевич был погребен просто, без всяких церемоний, в том, в чем он был и как он был в момент смерти»[56]56
  Лавров Д. Святой страстотерпец, благоверный князь угличский царевич Димитрий, московский и всея России чудотворец. С. 62.


[Закрыть].

И Филарет, и Лавров рассчитывали на легковерного и малокомпетентного читателя. Ведь Димитрия не просто бросили в гроб, не глядя. Неужто комиссия Шуйского не провела осмотра тела и не заметила орехов?

Шоу в Преображенском соборе убедило далеко не всех. Пошли слухи, что Филарет купил у стрельца сына, которого зарезали, а затем положили в гроб вместо останков царевича. Причем Стрельцова сына звали Романом.

Торжественная процессия с нетленными мощами Димитрия медленно двинулась к Москве. Как писал Д Лавров: «Несли раку люди знатные, воины, граждане и земледельцы. В городах в Ростове и Переяславле мощи царевича встречали и провожали торжественными крестными ходами, так что в действительности это шествие было одним продолжительнейшим и торжественнейшим крестным ходом, какой когда-либо бывал на Руси»[57]57
  Там же. С. 156.


[Закрыть].

3 июля вблизи села Тайнинского состоялась встреча процессии с царем Василием и боярами, которые шли пешком, чтобы встретить за городом мощи настоящего сына Ивана Грозного. За царем и боярами следовало духовенство и толпы горожан. Затем произошла сцена, достойная кисти самого великого художника. Гроб был открыт, и инокиня Марфа увидела… свежий труп. Бывшая царица должна была опознать своего сына, как она год назад «опознала» живого Димитрия на том же самом месте. Марфа, видавшая виды, тут от ужаса не сумела произнести ни слова. Теперь ей придется плакать над гробом чужого ребенка, а прах ее единственного сына выброшен и уничтожен.

Спасая положение, царь сам подошел к гробу, совлек царскую червленую багряницу, опознал царевича, поцеловал мощи и повелел гроб закрыть. Процессия торжественно проследовала к Москве Гроб с телом «царевича» несколько часов стоял на Лобном месте на Красной площади, а затем был перенесен в Архангельский собор. Причем царь Василий лично поддерживал носилки с гробом.

За это время инокиня Марфа пришла в себя, а кроме того, ей намекнули на серьезные неприятности, если она будет упрямиться. Поэтому в Архангельском соборе она нашла силы громогласно объявить, что в гробу находится ее сын. Марфа красочно покаялась, что признала сыном вместо страстотерпца Гришку-расстригу, она-де боялась, чтоб Гришка «не нанес ссыльного гонения и нестерпимой нужды злыми обидами».

Гроб был помещен в склеп рядом с могилой Грозного. Через несколько часов монахи подвели к гробу Димитрия слепого. Слепой помолился у гроба и вдруг прозрел. Всего в день захоронения в Архангельском соборе у гроба излечилось 13 человек. Смертельно больные люди вскакивали с носилок, хромые бросали костыли, горбатые выпрямлялись и т. д. На следующий день исцелилось 12 человек и т. д. При каждом новом «чуде» звонили все московские колокола. Толпы народа осаждали двери Архангельского собора. По приказу царя составили грамоту с описанием чудес Димитрия Углического и разослали ее по городам. Однако противники Шуйского постарались испортить красивый спектакль. В собор был доставлен настоящий больной при последнем издыхании, он дотронулся до гроба и умер. После инцидента доступ к мощам был прекращен. Московские колокола смолкли.

Тем не менее царь Василий разослал по всем города грамоту, в которой пространно изложил обстоятельства перенесения мощей царевича Димитрия, а также засвидетельствовал его мученическую смерть по вине Бориса Годунова.

Но мы забыли о Филарете, и это неудивительно – о нем забыли все. «Мавр сделал свое дело» – привез мощи, «мавр должен уйти». При встрече в Тайнинском Филарет остолбенел не менее Марфы. Та увидела чужой труп, а он… патриарха. Да, да! Вместе с царем шел и патриарх Гермоген. Правда, он еще не был возведен в сан собором и формально являлся кандидатом в патриархи. Но это были пустые формальности, и в ряде документов при захоронении мощей Димитрия Гермоген фигурирует как патриарх.

На нового патриарха, твердого в вере и большого патриота земли русской, царь Василий вполне мог положиться, а Филарету предложил малой скоростью ехать в свою ростовскую митрополию – он ведь по-прежнему митрополит Ростовский.