Текст книги "Казачество в Великой Смуте
От Гришки Отрепьева до Михаила Романова"

Автор книги: Александр Широкорад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Глава 16. Казаки на русском Севере[98]98
  При написании этой главы, как, впрочем, и всех последующих, автор использовал книгу А.Л. Станиславского «Гражданская война в России в XVII в.». М., 1990.


[Закрыть]

С конца 1612 г. по весну 1617 г. польские королевские войска не вели крупных наступательных операций против государства Московского. Однако по всей стране шла война с бандами поляков и казаков. Вся Русь была в огне войны – от Соловков до Астрахани и от Смоленска до Казани. Были волости, где бои шли более активно, но волостей, где царил бы мир и порядок, практически не было.

Ряд историков называют события 1613–1618 гг. гражданской войной. Действительно, по количеству участников боевых действий и их регулярности, числу разоренных городов, убитых и раненых людей эта война превосходит войны Ивана Болотникова, Степана Разина и Емельяна Пугачева. Но в отличие от иных гражданских войн на Руси или, к примеру, в Англии в середине XVII века, единое командование, единую идеологию и единую цель в войне имела только одна сторона – московское правительство.

До 1612 г. у ляхов и казаков было знамя – все время воскрешающийся царь Дмитрий Иоаннович. Сейчас же этого знамени не стало, Маринкин «воренок» серьезным кандидатом на престол не был. Теперь ни у поляков[99]99
  Имеются в виду отряды, действовавшие независимо от королевских войск.


[Закрыть], ни у казаков не было единого командования. Каждый воевал сам по себе. Уже не было никакого идеологического прикрытия – ни царистского, ни «антикрепостнического», о котором так много писали совковые авторы. Грабь, жги, убивай – вот единственные лозунги польско-казацких отрядов. Я недаром поставил не запятую, а дефис между поляками и казаками. Почти в каждом отряде, действовавшем в России под командованием польского шляхтича, состояли казаки. Причем часто они составляли большую часть банды.

Рассказ о том, что происходило на просторах России в 1613–1618 гг., не уместится и в нескольких томах и будет представлять интерес лишь для узких специалистов, поэтому я остановлюсь лишь на более ярких и важных эпизодах.

Начну с русского Севера. Туда еще летом 1612 г. Трубецкой послал из-под Москвы девять станиц казаков в погоню за черкасами, то есть малороссийскими казаками, грабившими северные местности. Не исключено, что князь Дмитрий Тимофеевич просто пожелал избавиться от наиболее буйных станиц. Тем более что шансов поймать черкас у них практически не было. Узнав об «избрании» на царство Михаила, эти девять станиц, всего около тысячи человек, попросили Москву прислать к ним воеводу, чтобы тот привел их к присяге новому царю и повел воевать, то есть грабить окрестности Новгорода.

Однако бояре приняли решение отправить их во Псков, который оказался тогда под угрозой шведского нападения. В Москве понимали, что это вряд ли придется по вкусу казакам, и возникла большая трудность в назначении воеводы: «Никто из знатных бояр не хотел идти с ними за начальника»[100]100
  Арсеньевские шведские бумаги // Сборник Новгородского общества любителей древности. Новгород, 1911. Вып. V. С. 23.


[Закрыть]. Сперва возглавить войско и привести его к присяге поручили простому дворянину Владимиру Аничкову, и только через месяц, в Неделю жен-мироносиц (18 апреля), уже сам царь (а точнее, его мама) назначил в этот поход более знатного человека – стольника князя Семена Васильевича Прозоровского.

Из Ярославля вместе с Прозоровским выступили казачьи станицы атаманов Ивана Микулина, Добрыни Степанова и Максима Чекушникова, а из Белоозера прибыли казаки Федора Аршина и Ивана Анисимова. Из Москвы в поход отправились 200 казаков атамана Астафия Петрова. Все эти лучше обеспеченные станицы Второго ополчения («полка князя Пожарского») составили необходимый противовес остальным самовольным отрядам и опору для царского воеводы: какие-то из них и прежде входили в «княж Семенов полк Прозоровского».

Из атаманов стоит отметить Максима Чекушникова, который в государевых войсках со времен Василия Шуйского: «сидел в осаде» в Москве от Лжедмитрия, сражался в рядах «низового войска» Федора Шереметева, а затем – в первом земском ополчении. В апреле 1612 г. в бою под Угличем против отрядов Второго ополчения Максим, вместе с тремя другими атаманами, перешел на сторону князя Пожарского.

Всего, таким образом, собралось не менее 15 станиц казаков (до полутора-двух тысяч бойцов). Одни отряды были конными, другие – пешими, с самым разнообразным снаряжением: известно, что в них встречалось немало служилых татар и «поляков» (возможно, бывших тушинцев). Большинство этих бойцов было вооружено «вогненным боем» (пищалями).

Кроме того, из Ярославля с Прозоровским выступило какое-то количество поселенных здесь служилых татар, а из Ростова подошли бывшие слуги Филарета Романова – «дети боярские ростовского митрополита», и в итоге воеводам удалось сформировать несколько конных «боярских» сотен.

Никакой дисциплины в войске Прозоровского не было. «Те казаки… едучи дорогою, по нашему указу кормы емлют, а сверху кормов воруют, проезжих всяких людей на дорогах и крестьян по селам и по деревням бьют и грабят, из животов(имущества) на пытках пытают и огнем жгут и ламают и до смерти побивают…».

В конце зимы 1613 г. не менее 170 казаков ушли из своих станиц и двинулись в сторону Новгородской земли Среди бежавших был и казак Смирной Иванов, чья судьба вообще характерна для эпохи Смуты. Холоп «служки» Троице-Сергиева монастыря, он попал в плен к «тушинцам» в 1608 г. при защите обители. В качестве слуги польских панов жил в Тушинском лагере, затем перебрался в Калугу, а к 1611 г. оказался уже в Новгороде, где некоторые поляки поступили на службу к шведам. Оттуда «Смирка» выехал в Москву с послом новгородцев Л. Бутурлиным, а затем примкнул к казакам – к станице атамана Ивана Алексеева, расположенной в Угличе.

Дойдя до Торжка, беглые казаки схватили бежецкого дворянина Леонтия Степановича Плещеева и предложили ему возглавить их поход «на немцев». Представитель захудалой по службе ветви знатного боярского рода, Леонтий, только что прибыл в Торжок в надежде вступить здесь во владение вновь полученным поместьем, но встретил препятствие со стороны воеводы – «для того, что теми поместьями владел он сам». Плещеев почти год находился в плену в Тушинском лагере, так что казаки, скорее всего, хорошо знали и его, и его родственников – воевод Лжедмитрия II. Леонтий принял их приглашение и 3 марта повел отряд на север, к Удомле, занятой шведами. Здесь, на границе Новоторжского и Новгородского уездов, находились два небольших монастыря – они-то и были целью казаков.

Должно быть, шведы не ожидали нападения: по словам Плещеева, новоторжцы давно уже «с немцами ссылались и всякими товары торговали без ведома бояр». Изгнав их из Удомли, казаки укрепились в остроге и, по своему обычаю, обложили поборами местное население. По-видимому, они готовились выйти летом на стругах в реку Мсту для нового набега на Новгородскую землю.

Однако московские «бояре и воеводы» были озабочены прекращением разбоев и защитой крестьян во всех уездах страны. Получив известие, что Плещеев, бежав из Торжка, «прибрал к себе воров, и стал в острошке в Новгороцком уезде… и крестьян грабят, и насильства чинят великие», они распорядились выслать на Удомлю карательный отряд – «дворян, и детей боярских, и стрельцов, а велели б» этих воров, «переимав, к себе привести» и посадить в тюрьму (18 марта). Правда, новоторжские воеводы не выполнили этот указ, а Прозоровский, проходя с полком недалеко от Удомли, решил действовать иначе. С целью привлечь казаков к своему походу, он отправил к ним самого авторитетного и надежного атамана своей рати – Максима Чекушникова. Атаман успешно справился с поручением, причем на казачьем кругу ему пришлось действовать не только убеждением, но и угрозами: по словам Смирного Иванова, Максим вместе с казаком своей станицы Левкой Золотовым «силой» привели их отряд к присяге Михаилу Федоровичу. Леонтию Плещееву пришлось поступить под начало Прозоровского, хотя впоследствии он заносчиво писал, что это «князь Семен и Левонтей сошлись со мною в Усть-реке…».

Таким образом, сбор полка князя Семена Прозоровского продолжался до самого начала боевых действий в мае 1613 г.; к этому времени его численность должна была превысить 2 тысячи конных и пеших ратных людей.

Рать Прозоровского собиралась на севере и потому двигалась на Псков необычным путем – из Ярославля через Кашин, Углич, Бежецкий Верх, Устюжну Железнопольскую и далее на запад. Однако в Усть-реке (волость Бежецкой пятины, более 100 верст от Устюжны) дорогу ей преградили шведы. Завязались упорные бои с переменным успехом. Противник, потеряв убитым своего военачальника Франсрука и несколько человек пленными, отошел к селению Белая на реке Мсте. Но и Прозоровскому стало ясно, что дальнейший поход ко Пскову, под угрозой нового нападения, слишком рискован. Узнав о походе московской рати, тихвинский воевода Андрей Григорьевич Трусов решил сдать им город.

Трусовы принадлежали к верхушке новгородских служилых людей «по отечеству», занимая видные места в войске и местной администрации. Василий Иванович (двоюродный брат воеводы), дворянин Водской пятины, бился во главе сотни новгородцев с Болотниковым под Тулой (1607 г.); Ларион и Богдан упоминаются как головы «земских ратных людей» Каргополя и Белоозера (1609 г.). Сам Андрей Григорьевич, дворянин Обонежской пятины, до назначения в Тихвин числился воеводой в Устюжне. «В безгосударное время» Трусовы поначалу присягнули Карлу-Филиппу и остались в рядах местной администрации, однако известие об избрании на царство Михаила Романова изменило их дальнейшую судьбу. Дело в том, что и они, и их предки издавна состояли в каких-то тесных отношениях еще с Федором Никитичем (Филаретом) и даже с дедом царя Михаила боярином Никитой Романовичем и хорошо помнили их «давную милость и взыскание».

В середине мая, в разгар боев со шведами, Андрей Трусов отправил к Прозоровскому своего подчиненного, новгородца Бежецкой пятины Микиту Кулибакина с несколькими грамотами – видимо, не только от воеводы, но и от игумена и иных тихвинцев. Микита с честью выполнил опасное поручение.

Прозоровский снарядил в поход отборный конный отряд во главе со стряпчим Дмитрием Баимовичем Воейковым (дворянские сотни Воейкова и Арцыбашева, атаманы и казаки, всего 400 человек, включая служилых татар). Второму сотенному голове отряда, Леонтию Арцыбашеву, было поручено «тайным обычаем» пробраться в Тихвин, чтобы действовать с воеводой. Для столь рискованного дела Прозоровский вновь выбрал наиболее подходящего человека: имея поместье в окрестностях монастыря, Леонтий хорошо знал его обитателей, а Андрею Трусову приходился давним сослуживцем, поскольку сам являлся видным дворянином Обонежской пятины.

В Тихвине Арцыбашев условился о восстании сразу после больших православных праздников – Дня Святой Троицы и Понедельника Святого Духа – во вторник (25 мая). По древнему русскому обычаю договор скрепили крестным целованием: тихвинцы поклялись, что выступят против шведов, а Леонтий, от имени царского войска, – что ратные люди, в основном казаки, не причинят никакого вреда посадским людям. Надо отметить, что предстоящее дело в глазах обитателей Тихвина было связано с огромным риском. Все дни перед восстанием они «скорбели», боясь предательства, и, к удивлению и насмешкам шведов, провели в единодушной молитве вечер и ночь на вторник.

Сомнения тихвинцев чуть было не оправдались на следующий день. Когда на второй час после рассвета часть шведов была перебита и поймана на караулах, выяснилось, что царский «полк» «замешкался». Только на третий час, как некое знамение, показались русские воины «от восточныя страны, от Московского государства» (то есть на Московской дороге), что вселило в восставших уверенность в победе. Они открыли огонь из пушек по «светлице» внутри укреплений Успенского монастыря, где засел капитан Йохан Делакумбе, и сломили упорство остатков его отряда. Сам «немецкий воевода» и еще несколько шведов были взяты в плен и отправлены в Москву, а город сдан отряду Воейкова. Монахи во главе с настоятелем монастыря принесли благодарение перед чудотворной Тихвинской иконой Божией Матери, и при стечении всего народа впервые прозвучали молитвы «о христолюбивом Царе и великом князе Михаиле Феодоровиче всея Руси, да подаст ему Господь Бог свыше победу на вся враги его».

Воеводе, сдавшему Тихвин, – Андрею Трусову – Михаил Федорович поспешил послать грамоту с «государевым жаловальным милостивым словом» за службу; он пожаловал и самого воеводу, и остальных бывших с ним дворян, велел им «быта к себе к Москве, видеть государевы очи» (удостоил личного приема). Похоже, такой же чести удостоился и игумен Успенского монастыря Онуфрий, который принял участие в торжествах венчания Михаила Федоровича на царство (11 июля 1613 г.).

Летом 1613 г. шведский полковник Павел Брута осадил Тихвин. Ему удалось взять город, а русский гарнизон был загнан в «замок» (деревянный острожек). Далее Брута, «сразившись с 2 тысячами польских казаков, разбил их и отнял пять знамен, которые, в качестве счастливого предзнаменования к приезду, послал принцу Карлу Филиппу, спешившему тогда в Выборг. В назначенный для приступа день, 11 августа, он сумел так успешно отрезать примыкающие к укреплениям два монастыря, что один из них, где оборону вел игумен с сыном, осажденные вынуждены были покинуть, причем 700 человек пали, а остальные стремительно бежали в дальние места[101]101
  Здесь автор имеет в виду казацкий отряд И. Сунбулова, разбитый шведами и отступивший в Рахин острог.


[Закрыть].

Из наших было убито только четверо рядовых, но это соединялось с более значительной потерей: погибли некоторые командиры, а именно начальник петардной роты (Арлин Куртц) и сам полковник Павел Брута. Все они приняли смерть в строю, и тела их были отправлены в Выборг для почетных похорон. Бежавший игумен, собравшись с духом, возвратился назад в сопровождении некоторых русских казаков и „татарских мурз“ и поспешил на помощь оставленному монастырю. Шведы, став поперек дороги, встретили его боем и, уложив большую часть на месте, остальных загнали в реку поблизости; самого предводителя взяли в плен с сыном и 15-ю знаменами и с триумфом повели в Новгород.

После гибели Брута наши (то есть шведы. – А.Ш.) с жаром продолжали осаду крепости, но осажденные, чтобы с большей силой отбивать нападения, опоясали ров двойным рядом кольев.

Наши, ничего не добившись, несмотря на частые приступы, начали рыть подземный подкоп, но сделали его слишком длинным, так что там едва можно было зажечь огонь. А когда собрались копать другой, покороче, неприятель узнал об этом через пленных, вовремя занял его и обратил в ничто все усилия осаждающих… Люди у них (шведов) из-за неправильной выплаты жалованья были непокорны и ленивы к таким работам, а после того как блюстители твердой военной дисциплины недавно пали в бою, стали крайне своевольны»[102]102
  Видекинд Ю. История шведско-московитской войны XVII века. М.: Памятники исторической мысли, 2000. С. 287. Эта книга первый раз была издана в Швеции в 1671 г. Таким образом, Видекинд, описывая события 60-летней давности, обладал большим количеством документов и показаниями очевидцев.


[Закрыть].

В итоге в конце августа 1613 г. шведам пришлось снять осаду с Тихвина.

Далее Юхан Винекинд пишет: «Из Онежского края пришла весть, что снятия шведами осады Тихвинского замка, где с обеих сторон пролито было крови, пожалуй, больше, чем в течение всего пятилетия по всем другим местам Московии, русские (то есть казаки. – А.Ш.), выйдя оттуда, стали делать пиратские набеги по всему Ладожскому озеру. Для отражения их Якоб готовит суда и людей на ближайшую весну и назначает начальником Матса Сефферсона»[103]103
  Видекинд Ю. История шведско-московитской войны XVII века. С. 289–290.


[Закрыть], который должен был командовать отрядом из трех шнеков[104]104
  Шнек – парусно-гребное судно средних размеров типа «река – море». Использовалось как в военных, так и в торговых целях.


[Закрыть].

Сборщик «государева хлеба» П. Ногин в сентябре 1613 г. писал Якобу Делагарди и новгородскому воеводе И.Н. Одоевскому, что всеми старорусскими погостами владеют «воровские» казаки.

Осенью 1613 г. из Москвы на Новгород, где еще в 1611 г. обосновались шведы, вышло войско под командованием князя Д.Т. Трубецкого. В войске насчитывалось 1045 казаков. На несколько месяцев московское войско задержалось в Торжке, и там в него влилось еще несколько казачьих отрядов, в том числе и участника освобождения Москвы атамана подмосковного полка Трубецкого Макара Козлова. В октябре 1614 г. Козлова обвинят в том, что его отряд, направляясь на службу к Трубецкому, по дороге грабил села царицы-инокини Марфы и боярина Ф.И. Мстиславского, а еще в том, что казаки ограбили игумена Кирилло-Белозерского монастыря Матвея. Об этом случае подробно рассказали монахи в 1621 г. игумен Матвей ехал в Москву с «чудотворной иконой». Его сопровождало несколько монастырских слуг. Между Переяславлем и Троице-Сергиевым монастырем, на реке Дубне, монастырский обоз был остановлен казаками. Монастырские слуги попытались защитить игумена, но были «переранены». Казаки хорошо поживились: они сняли с Матвея роскошную соболью шубу, а также забрали 46 коней, «суды», «всякий запас» и «наличными» 211 рублей и 26 алтын.

Добыть «корма» для казаков Трубецкому удавалось с большим трудом. Так, сборщики Г. Резубов и М. Епишев, присланные Трубецким в Городецк, взяли там две подводы Спасского Нового монастыря, но были осаждены на своем дворе монастырскими слугами и крестьянами, а также крестьянами из «многих боярщин».

Дворяне и казаки из войска Трубецкого часто конфликтовали между собой: «Бяше же у них в рати настроение великое и грабеж от казаков и ото всяких людей». В Тверском уезде в 1613–1614 гг. «казаки беспрестанно… ходили войною и дворян и детей боярских, и их людей, и крестьян до смерти побивали, жгли и мучили». В 1615 г. посадские люди из Твери писали в челобитной, что они «от Литвы, и от немец, и от русских воров от казаков… разорены до основанья». А когда сборщики в том же году приехали в Тверской уезд за оброчными деньгами, то увидели, что крестьяне «разбрелися розно от казачья разоренья».

Казаки из войска Трубецкого по «подговору» посадских людей Твери разграбили тверское поместье князя Б.В. Касаткина-Ростовского. Во время поездки из Торжка в Тверь сын боярский Г. Ржевский попал в казачий отряд «неволею».

На помощь Трубецкому для захвата Новгорода в сентябре 1613 г. был направлен под Старую Руссу Андрей Федорович Палицын (дальний родственник троицкого келаря Авраамия Палицына) с отрядом новгородских дворян и четырьмя казачьими станицами атаманов Ивана Балаша, Бессонна Гаврилова, Андрея Звенигородца и Мурзы Елисеева. Сам Палицын служил в Тушине у Лжедмитрия II, затем – воеводой в подмосковных ополчениях, так что, видимо, был старым предводителем казаков. К началу 1614 г. у Палицына, по свидетельству новгородца Н. Калитина, было 2500 человек.

Из атаманов отряда Палицына наибольшую известность получил Иван Балаш. В конце апреля или в начале мая 1612 г. он во главе отряда малороссийских и русских казаков пытался захватить Тверь, вставшую на сторону Второго ополчения, дрался с тверским воеводой И.П. Турским, а затем угнал пасшийся недалеко табун лошадей тверских дворян. В 1613 г. атаман разорил ржевское поместье И. Благого.

В сентябре 1613 г. несколько сот малороссийских казаков, – по моему мнению, это были запорожцы, состоявшие на шведской службе, – вышли из повиновения шведского командующего Делагарди из-за невыплаты жалованья. Командовавшие ими полковники Барышполец и Сидор Острожский двинулись в Белозерский уезд.

В январе 1614 г. в Белозерск «с царским жалованным словом к черкасам» выехали войсковые есаулы Герасим Обухов и Важен Борисов, а также тридцать рядовых казаков. Видимо, их целью было привлечение «черкас» на царскую службу, чего запорожцы и сами хотели. Так, в феврале 1614 г. С. Острожский со своим полком стоял на Олонце, ожидая царской грамоты и желая «служить государю». Но ко времени прибытия Обухова и Борисова в Белозерск царские войска уже вели бои с «черкасами». 4 февраля 1614 г. на Олонце казаки разгромили отряд запорожцев.

Между прочим, из Москвы в Тихвин поступил приказ, чтобы казаки шли оттуда на соединение с Трубецким, но у казаков было иное мнение. Они было собрались идти в Астрахань к Заруцкому, но в середине 1614 г. узнали о пленении Заруцкого, Марины и «воренка» и остались на месте.

Тем не менее воевода Андрей Трусов не пожелал ехать в Москву лицезреть нового царя, а вместе с атаманом Никитой Мамаевым и большим отрядом казаков отправился в Заонежье «за зипунами». Голова Угрим Лупандин, приехав во второй половине февраля 1614 г. на реку Пашу, где должны были стоять казаки, никого там не застал: «Атаманы и казаки пошли… врознь в Заонежские погосты». В дозорной книге Олонецкого погоста 1616–1617 гг. говорится, что «немецкие и литовские люди и казаки многих крестьян з женами и з детьми побили, и дворы их сожгли, и животы поймали без остатку, а которые крестьяне после войны остались, и те обнищали».

Оттуда-то в марте 1613 г. в Судскую волость Белозерского уезда прибыли 300 «шарповщиков» – казаков во главе с Денисом Исаевым и Михаилом Григорьевым. Казаки эти, заняв какую-либо волость, находились в ней «недели по две и больше, а крестьян жгут и мучают».

Войско же князя Дмитрия Трубецкого дошло лишь до Бронниц, где было остановлено шведами. Царь Михаил Романов разрешил войску отступить. При отходе войско понесло большие потери.

Шведский король Густав-Адольф не побрезговал и сам явился в русских пределах. Осенью 1614 г. после двух приступов он овладел Гдовом. Но затем король возвратился в Швецию с намерение начать военные действия в новом году с осады Пскова, если до тех пор русские не согласятся на выгодный для Швеции мир. Густав-Адольф действительно желал этого мира, не видя никакой выгоды для Швеции расширять свои завоевания в России и даже удерживать все прежде захваченные земли. Он не желал удерживать Новгород, нерасположение жителей которого к шведскому подданству он хорошо знал. «Этот гордый народ, – писал он о русских, – питает закоренелую ненависть ко всем чуждым народам».

Якоб Делагарди получил от короля Густава приказ: если русские будут осиливать, то бросить Новгород, разорив его. «Я гораздо больше забочусь, – писал король, – о вас и о наших добрых солдатах, чем о новгородцах». Причины, побудившие шведское правительство к миру с Москвой, высказаны в письме канцлера Оксенштирна к командующему шведским отрядом Горну: «Король польский без крайней необходимости не откажется от прав своих на шведский престол, а наш государь не может заключить мира, прежде чем Сигизмунд признает его королем шведским: следовательно, с Польшею нечего надеяться крепкого мира или перемирия. Вести же войну в одно время и с Польшею и с Москвою не только неразумно, но и просто невозможно, во-первых, по причине могущества этих врагов, если они соединятся вместе, во-вторых, по причине датчанина, который постоянно на нашей шее. Итак, по моему мнению, надобно стараться всеми силами, чтоб заключить мир, дружбу и союз с Москвою на выгодных условиях».

14 июля 1614 г. войско Дмитрия Трубецкого было выбито шведами из Бронниц и в беспорядке бежало к Старой Руссе и далее к Москве.

По шведским данным, в июле 1614 г. из Сум и Соловков в Финляндию вторгся отряд из 400 русских стрельцов и 200 казаков. Навстречу им двинулся шведский воевода Ханс Мунк. Бой произошел у деревни Уганьской. Не выдержав натиска, стрельцы и казаки побежали вниз к реке. Пока они, толкаясь, усаживались в ладьи, три ладьи затонуло. Многие сами бросились в реку и утонули, 30 человек убитых осталось на берегу, а 15 человек шведы взяли в плен. Трофеями шведов стали и два знамени.

Успевшие сесть в ладьи и отчалить стрельцы и казаки с реки увидели, что силы Мунка невелики, и решили высадиться вновь, но Мунк, двигаясь вдоль берега, воспрепятствовал этому. Но вскоре ладьи вышли в озеро, и там, вне досягаемости шведов, стрельцы и казаки сумели высадиться на берег и укрылись за кустами. Мунк ждал их в открытом поле, но так как русские не покидали своего укрытия, шведы напали на них прямо в кустах. В этой схватке Мунк получил тяжелую рану и был вынужден вернуться в деревню, а командование принял Ханс Йонссон.

От командующего шведскими войсками под Улеаборгом Эрика Харе пришло известие, что казаки ворвались в страну, причинили много вреда, убили крестьян на границе, а у рыбаков на берегу отобрали неводы, рыбу и все, что только могли захватить с собой. Харе выслал против них своих солдат, которые отняли захваченное и освободили взятых в плен.

Из Ковакнуса пришли вести, что казаки побывали в Лапландии и взимали там всяческие поборы, а если чего им не давали добровольно, то брали силой. Кроме того, отряд казаков собрался в Олонце, намереваясь отомстить Хансу Мунку за свое поражение.

Летом 1614 г. на Ладоге была сформирована шведская эскадра для борьбы с русскими судами, действовавшими на озере. Командовать шведскими судами, то есть быть адмиралом, был назначен капитан Адриан Полидор. 19 мая одиннадцать шведских шнеков встретились с несколькими ладьями казаков. После перестрелки русские отступили и укрылись в устье небольшой реки. Шведы, судя по всему, не рискнули войти в эту реку и довольствовались тремя ладьями, брошенными на берегу казаками.

После этого шведы отправили из Новгорода большой конвой «людей в Ладогу, чтобы привезти оттуда порох и другие припасы. По дороге посланные были встречены казаками, которые напали на них, отбили четыре ладьи и заставили повернуть назад. Возвратившихся господин Якоб послал, однако, вторично, и так как на этот раз дул сильный попутный ветер, то им удалось проскочить мимо казаков. Когда же они приняли в Ладоге на борт десять бочонков пороху и другой груз, Розенкранц послал с ними такой сильный конвой, что они сами напали на казаков, разбили и прогнали их, причем не только вернули свои четыре галеры, но и захватили все, какие были у казаков, и сверх того обезопасили путь.

Затем Розенкранц 10 июля отправил в Нотебург большие пушки, прибывшие из Новгорода в Ладогу. (Речь идет о старинных русских медных пушках, захваченных шведами в Новгороде. – А.Ш.) Но едва только суда с ними вошли в устье реки, как ветер переменился и погода испортилась. Тем временем неприятель, собравшись в количестве более 1500 человек, намеревался захватить пушки. Поэтому Розенкранц приказал доставить орудия обратно в Ладогу, но враг последовал за ними и показался в виду города. Поэтому из города была сделана вылазка, и в течение четырех часов продолжалась перестрелка.

Но неприятель, имея перевес в силе, высадился на обоих берегах, открыл оттуда огонь, и шведы были вынуждены отступить. Розенкранц просил поэтому его величество прислать на помощь 800 человек, чтобы прогнать врага, спасти пушки и не дать неприятелю сжечь созревший на полях хлеб.

Для этого в Ладогу были направлены рейтары из Новгорода. Тем временем противник тоже увеличивал свои силы. Прибыло еще тридцать неприятельских ладей, так что всего там насчитывалось теперь не менее 2 тысяч человек. К Розенкранцу же прибыли на выручку десять ладей из Нотебурга. Только в августе войска Розенкранца напали на неприятеля и обратили его в бегство, после чего пушки были совершенно безопасно доставлены в Нотебург, а оттуда впоследствии Ивар Нильссон переслал их в Швецию. В то же время Розенкранц направил 350 человек с рейтарами к укреплению, возведенному неприятелем под Posowa (Посово). Посланные храбро напали на врага и заставили его отступить. Часть солдат неприятеля спаслись на ладьях, часть в лесу, предварительно запалив укрепление. Но ускользнуло всего четыре ладьи; тридцать три было захвачено. Из людей, убежавших в лес, часть тоже была перебита»[105]105
  Видекинд Ю. История шведско-московитской войны XVII века. С. 323–324.


[Закрыть].

Летом 1614 г. казаки активно действовали и в тылу русских войск. Они успешно грабили Белозерский, Пошехонский, Вологодский, Каргопольский, Костромской, Ярославский, Романовский, Угличский и Кашинский уезды. До 30 марта 4 тысячи казаков появились в Каргопольском уезде, где грабили купцов, ехавших в Каргополь, и «заложили» дороги на Вологду и Белозерск. Для защиты от казаков в апреле 1614 г. в Каргополе в дополнение к 150 имевшимся там стрельцам решили набрать еще 50 человек помимо 30 «вольных» людей, нанятых на службу «миром».

23 апреля 1614 г. угличский воевода И. Головин на реке Мологе разгромил отряд малороссийских казаков. Захваченные в плен казаки показали, что они шли из Заонежских погостов вместе с русскими казаками. В Вологодском уезде отряд разделился, и малороссийские казаки пошли на Мологу, а русские – в Пошехонье, «а говорили-де… меж себя, что им идти к Заруцкому».

1 мая того же года в Вологодский уезд, проломив засеки, вошел другой отряд казаков и черкас. Шел он «из-за Шексны-реки, из-за Череповца». Казаки разграбили Павлов, Конильев и Никольский (на Комельском озере) монастыри и «наборзе Любим-городок разорили». В итоге «мая до 12-го числа на Вологде было осадное время» – кто-то из местных жителей укрылся в городе, а другие попрятались от казаков в лесах.

Часть воровских казаков во главе с костромичем атаманом Прохором Кориным в мае 1614 г. перешла из Вологодского уезда в Ярославский и Романовский, а затем двинулась в Пошехонье, однако на Вологодчине от этого не стало спокойней. Так, 12 июня казаки увели 13 лошадей из архиепископской вотчины в Лежаском волоке, а князь Ф. Дябринский с 26 мая по 24 июня не мог выехать из Вологды в Москву, поскольку «в Вологодском уезде и по Московской дороге воры были». Сын боярский Третьяк Жданов попал в плен к казакам, а вологодские крестьяне опять бегали от казаков по лесам.

Боевые действия со шведами закончились в 1615 г. 30 июля 1615 г. Густав-Адольф осадил Псков, где воеводами были боярин Василий Петрович Морозов и Федор Бутурлин. У короля было 16-тысячное войско, в котором находились и русские казаки. Первая стычка с осажденными кончилась для шведов большой неудачей – они потеряли Еверта Горна в числе убитых. 15 августа шведы подошли к Варламским воротам и, совершив богослужение, начали копать рвы, ставить туры, плетни, дворы и малые городки, а подальше устроили большой деревянный город, где находилась ставка самого короля. Всего городков шведы построили более десяти и навели два моста через Великую реку.

Три дня с трех сторон шведы бомбардировали город. Только каленых ядер они пустили 700 штук, а простых чугунных – числа нет, но Псков не сдавался. 9 октября шведы пошли на приступ, но он не удался.

Шведы вынуждены были пойти на переговоры. Русские также были слишком слабы, чтобы вести наступательные действия. Переговоры затянулись – за годы Смутного времени накопилось много проблем и вопросов. Перемирие было подписано 6 декабря 1615 г., а мирный договор – лишь 27 февраля 1617 г. в селе Столбово на реке Сясь, на 54-м километре от ее впадения в Ладожское озеро.