Текст книги "Турция. Пять веков противостояния"

Автор книги: Александр Широкорад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

Но на всякий случай императрица повелела переименовать флагманский корабль «Слава Екатерины» в «Преображение Господне». Не дай бог, сдаст Войнович его туркам, и вся Европа надорвется от хохота.

Глава 10
ГРОМ ПОБЕДЫ

В январе 1788 г. Австрия объявила войну Турции. Однако большая часть австрийской армии была разбросана по огромной дуге от Днестра до Адриатики с целью защиты границ империи. Активные действия против турок должна была предпринять лишь армия принца Саксен-Кобурга. Ее ближайшей целью было взятие крепости Хотин. Таким образом, вступление Австрии в войну практически не сказалось на ситуации в Лимане, да и вообще на Черном море.

23 апреля 1788 г. из Босфора вышла турецкая эскадра под командованием Эски-Гассана. Она состояла из двенадцати кораблей, тринадцати фрегатов, двух бомбардирских кораблей, двух галер, десяти бомбардирских и канонерских шлюпок и шести брандеров. На кораблях находилось более 20 тысяч человек, из которых турок было меньше трети. Одних греков было не менее четырех тысяч. Присутствовало и несколько сотен англичан, как офицеров, так и матросов (канониров). Но, отойдя от берега на 60 миль, турецкий флот попал в шторм и вернулся обратно.

Лишь 20 мая турецкий флот пришел к Очакову. Из Кинбурна к Глубокой Пристани с донесением о появлении вражеского флота было послано небольшое гребное судно – дубель-шлюпка № 2 под командованием капитана 2-го ранга Сакена. 30 турецких гребных судов перехватили дубель-шлюпку. Четыре турецкие галеры попытались взять ее на абордаж. Но капитан Сакен предпочел смерть сдаче и взорвал свое судно.

К этому времени Лиманская флотилия была усилена в судовом, а главное, в кадровом составе. Трусоватый граф Мордвинов был отправлен в адмиралтейство в Херсон. Непосредственное же начальство над флотилией поручено было двум замечательным иностранцам: принцу Нассау-Зигену и шотландцу Полю Джонсу, принятым в русскую службу с чинами контр-адмиралов.

В Лимане Поль Джонс командует корабельной (то есть парусной) эскадрой из 14 парусных судов (2 корабля, 4 фрегата и 8 мелких судов, а Нассау-Зиген – гребной флотилией, состоявшей из 51 вымпела (7 галер, 7 дубель-шлюпок, 7 плавбатарей, 22 военных лодок, 7 палубных ботов и одного брандера).

Кроме того, в составе Черноморского флота было около 20 крейсерских судов. Большинство русских и советских историков предпочитало не расшифровывать тип этих судов, да и читателям все было ясно – парусные крейсера. На самом деле это были каперские суда.

Между 1774 и 1778 г. в Северном Причерноморье осели десятки тысяч греков. Многие из них стали судовладельцами. Греки хорошо помнили об огромной добыче, захваченной греческими каперами в Архипелаге в ходе прошедшей, войны. Да многие из них и сами грабили турецкие суда. Сразу же после начала войны с Турцией к Потемкину стали обращаться греческие шкиперы, предлагая свои услуги в качестве корсаров. Если в странах Европы владелец корабля просил каперское свидетельство, то он тем самым брал на себя обязательство вооружить корабль и набрать экипаж за свой счет. На Черном море это было невозможно – греки были не очень богаты, и, кроме того, в России частные лица не имели право владеть пушками. 28 октября

1787 г. Потемкин разрешил контр-адмиралу Мордвинову выдавать каперские патенты, а также пушки и припасы на корсарские суда. Первым корсаром, нанявшим матросов в Таганроге и вооружившим яхту «Пчела», был капитан Спиро Рицардопуло, служивший в следующем году в эскадре Поля Джонса. Патент ему был выдан Мордвиновым 2 октября 1787 г.

Уже через несколько дней каперы принялись задело. В ночь с 10 на 11 октября 1787 г. капитаны Спиро Рицардопуло и Ламбро Качиони на лодках подкрались к Очакову и захватили турецкое торговое судно.

К 21 октября 1787 г. корсарских судов было уже двадцать одно, причем, как это следует из документов того времени, они не только получали от регулярного флота вооружение и припасы, но и жалованье.

После 1788 г. шестнадцать крейсерских судов были официально зачислены в состав русского флота, а их капитанам были присвоены офицерские чины. Крейсерские суда обычно имели на вооружении 10–16 пушек малого калибра. Например, «Панагия ди Дуцено» имела 10–4-фунтовых пушек и 4–3-фунтовых фальконета; «Полоцк» имел 14–6-фунтовых пушек; «Принцесса Елена» – 14 пушек; «Принц Александр» – 14 пушек и т. д. Тем не менее столь слабо вооруженные суда успешно действовали по всему Черному морю.

1 мая 1788 г. три корсарских корабля (командиры Галани Батиста, Дмитрий Куц и Дмитрий Кундури) в 15 верстах против Килийского гирла Дуная атаковали два купеческих корабля. На помощь купцам пришли две турецкие галеры. В ходе боя туркам удалось отбить один приз, но второй корсары увели в Севастополь. Одновременно пять крейсерских судов действовало у берегов Анталии, но турки уже боялись выходить в море, и корсары захватили только одно судно.

Крейсерские суда занимались не только перехватом, но и участвовали в боевых операциях регулярных сил. Летом 1788 г. в парусной эскадре Поля Джонса состояли крейсерские суда «Св. Анна», «Пчела», «Богоматерь Турлени», «Маилет», «Князь Потемкин Таврический» (так Ламбро Качиони назвал свой приз, льстя главнокомандующему).

Теперь вернемся к турецкой эскадре, которая с 20 мая по 6 июня

1788 г. стала в бездействии у Очакова.

Утром 7 июня корабли Поля Джонса и гребные суда Нассау-Зигена атаковали турецкую эскадру. В ходе боя русской артиллерией были уничтожены три турецких судна. Турки отступили, но преследовать их русские не стали. Как писал Нассау-Заген Потемкину: «…к несчастию, ветер был противный и наши корабли не могли ее атаковать, и мы вынуждены были возвратиться, занять свое положение возле парусной эскадры». Автору сдается, что принц лукавит. Почему это его гребные суда, которые он в письме именует кораблями, не могли идти против ветра на веслах, да еще по течению? Но светлейший князь проглотил пилюлю. Все-таки три гребных турецких посудины потопили, и то, как говорится, «хоть шерсти клок». Потери русских в этом бою составили всего 4 убитых и 13 раненых.

16 июня в час пополудни турецкая эскадра решила атаковать корабли русских. Вскоре флагманский 64-пушечный корабль сел на мель. Турецкие корабли окружили его. День прошел в перестрелке на больших дистанциях, как обычно, безвредной для обеих сторон. Тем временем баталия началась между двумя знаменитыми адмиралами. Принц Нассау-Зиген хотел атаковать всеми силами севший на мель флагман, а Поль Джонс отказывался принять в этом участие, справедливо полагая, что его корабли тоже могут сесть на мель. Сия баталия продолжалась несколько часов и кончилась лишь, когда туркам удалось снять с мели капудан-пашу.

Рано утром 17 июня к флотилии Нассау-Зигена присоединились 22 канонерские лодки с 18-фунтовыми пушками, пришедшие из Кременчуга. Вскоре русские парусные и гребные суда атаковали турецкую эскадру. Турецкому флагману фатально не везло – он опять сел на мель. Но на сей раз он был подожжен брандкугелем и сгорел. Между прочим, пират Поль Джонс приказал спустить шлюпки и организовать спасение турок на горящем корабле, за что позже подвергся насмешкам «благороднейшего» принца.

Сражение продолжалось четыре с половиной часа, после чего часть турецких судов отошла к стенам Очакова, а большая часть двинулась к морю. При отходе турки попали под ураганный огонь батарей с Кинбурнской косы.

Всего русскими было уничтожено три 64-пушечных корабля, два 40-пушечных и три 32-пушечных фрегата, одна 30-пушечная шебека и одна 14-пушечная бригантина. Один 64-пушечный турецкий корабль был взят в плен. Вскоре его отремонтировали в Херсоне. 22 октября 1788 г. он был введен в строй под названием «Леонтий Мученик».

В ходе двухдневного сражения было убито и утонуло около 6 тысяч турок, 1673 турка взято в плен. Наши потери: убитых 2 офицера и 16 нижних чинов, раненых 10 офицеров и 57 нижних чинов.

После сражения двенадцать турецких судов оказались под защитой орудий Очакова. 1 июля флотилия Нассау-Зигена подошла к Очакову и, несмотря на сильный огонь крепостной артиллерии, атаковала турецкие суда. Одиннадцать из них было сожжено или утоплено, а большая 50-весельная галера «Макроплея» была взята в плен. На ней нашли одну 36-фунтовую и четыре 12-фунтовых пушки. По приказу Потемкина она была переделана в Херсоне в 36-пушечный фрегат «Св. Марк». На ней установили два 1-пудовых единорога, двадцать две 12-фунтовые пушки и двенадцать 6– и 8-фунтовых пушек.

18 июня из Севастополя вышла эскадра контр-адмирала М.И. Войновича. В ее составе было два 66-пушечных корабля, десять больших фрегатов (50-пушечный «Св. Георгий Победоносец», 40–44-пушечные «Берислав», «Стрела», «Кинбурн», «Фанагория», «Таганрог», «Легкий», «Перун», «Победа» и «Скорый») и двадцать четыре малых судна, из которых семнадцать было крейсерских. Войнович нес свой флаг на корабле «Преображение Господне», а авангардом командовал бригадир Федор Федорович Ушаков на корабле «Св. Павел».

Войнович имел категоричный приказ Потемкина отвлечь турецкий флот от Очакова и навязать ему генеральную баталию.

Вечером 29 июня эскадра Войновича у острова Тендра встретилась с турецкой эскадрой. У турок было семнадцать кораблей, восемь фрегатов, три бомбардирских корабля и двадцать одна шебека.

Несмотря на свое подавляющее превосходство в силах, капудан-паша проявлял нерешительность. Войнович тоже опасался боя, и в то же время не смел уклониться от него, чтобы не навлечь на себя гнев Потемкина. В результате такой нерешительности противники, обнаружившие друг друга еще 29 июня, в течение трех дней ограничивались маневрированием с целью выигрыша ветра.

Граф Войнович изрядно трусил. В 1770 г. он поступил на русскую службу и, командуя полакрой «Ауза», храбро грабил турецких купцов в Архипелаге. В 1780 г. Войнович был назначен командующим Каспийской флотилией, но персы быстро сбили с него спесь. На Черном же море его нерешительность бесила Потемкина.

На рассвете 3 июля оба флота подошли к устью Дуная и встали в виду острова Фидониси. Ветер дул с севера. Неприятель находился на ветре.

В 6 часов утра контр-адмирал Войнович построил свой флот левым галсом к неприятелю. В 2 часа пополудни Гассан-паша, выстроив свои корабли в две плотные колонны, начал сближаться с русским флотом.

Подойдя к каждому из своих кораблей и отдав словесные приказы, капудан-паша направил главные силы на концевые корабли Севастопольской эскадры. Можно было ожидать, что русский арьергард будет сильно потрепан до того, как корабли центра и авангарда успеют прийти к нему на помощь. Чтобы сорвать замыслы противника, Ушаков решает осуществить охват вражеской эскадры силами своего авангарда (корабль «Св. Павел», фрегаты «Берислав», «Стрела» и «Кинбурн»). Увлекая за кораблями своего авангарда другие русские корабли, Ушаков рассчитывал обойти противника и «бить его с ветру», либо по крайней мере отвлечь часть турецких сил от русского арьергарда и облегчить таким образом его положение. В отчете о бое он писал, что капудан-паша отказался от сосредоточенной атаки по арьергарду и «пошел порядочно растягивать свою линию против всего нашего флота». Осуществляя такой маневр охвата, флагманский корабль Ушакова «Св. Павел» и шедшие перед ним два фрегата довольно сильно оторвались от остальных кораблей («ибо бывший за мною фрегат тяжел в ходу», – писал Ушаков). В результате авангард, оказавшийся значительно ближе к туркам, чем кордебаталия и арьергард, выдержал на своих плечах главную тяжесть боя. Капудан-паша направил против «Св. Павла» три корабля (в том числе один 80-пушечный), а с тремя другими «бросился с чрезвычайной скоростью… атаковать передовые мои фрегаты», как писал Ушаков о начале решающего этапа этого боя. Чтобы не дать возможности капудану-паше обойти или абордировать фрегаты и чтобы отрезать от турецкого флагмана его передовые корабли, Ушаков приказал поставить на «Св. Павле» все паруса и пошел на сближение с противником.

Ушакова не смущало, что при этом он все больше отрывается от следовавших за ним кораблей, нарушая правила линейной тактики. «Намерение мое пошло удачно», – писал Ушаков. Передовые турецкие корабли, чтобы не оказаться отрезанными, «с великой торопливостью и без разрешения командующего стали уходить на ветер». За ними устремился и корабль капудана-паши, преследуемый огнем «Св. Павла» и фрегатов.

Итак, после трехчасового боя турецкая эскадра Эски-Гассана ушла в Варну. Часть ее кораблей и судов была изрядно повреждена, а, по неподтвержденным данным, одна шебека затонула. Обе стороны объявили о своей победе. Фактически же это была перестрелка с ничейным результатом. В рапорте Войновичу Ушаков потратил много слов, говоря о повреждениях турецких кораблей, и даже «потопил» один турецкий корабль. Что же касается флагманского корабля капудана-паши, то «„Св. Павел“ сделал отменную и весьма действительную помощь помянутым фрегатам сбить с немалым повреждением капудан-пашинский корабль». Затем «Берислав» и «Стрела» «долгое время имели весьма храброе и неустрашимое сражение с капудан-пашинским кораблем, который, как уже означено, с помощью корабля „Святой Павел“ сбит с своего места с немалым повреждением. Фрегат „Кинбурн“ также имел действительное и храброе сражение с проходящими от середины линии мимо его кораблями, и как в поданном от командующего оным фрегатом капитана 2 ранга Кумани рапорте значит бросанием от него брандкугеля проходящий мимо него вице-адмиральский корабль двоекратно загорелся, но, видно, вскорости потушен». Таким образом, столько били бедного флагмана, что он своим ходом до Варны дошел. Несколько проясняет ситуацию конец рапорта Ушакова, где говорится о потерях русского авангарда. «Святой Павел» – ранено 4 человека; «Берислав» – ранен 1 человек; «Стрела» – ни убитых, ни раненых нет; «Кинбурн» – ранен 1 человек. Итого за три часа столь жаркого боя ни одного убитого и 6 раненых нижних чинов. Повреждения судов авангарда также невелики. Самое большое повреждение получил «Берислав»: «…в корпусе фрегата отменно большим каменным ядром (100-фунтовым. – А.Ш.) пробило против форштевня борт и весьма разбита первая в носу под палубою бимса и духовая у крюйт-камеры труба».

Отмечая преувеличения в рапорте Ушакова Войновичу, следует отдать должное и маневрам бригадира, который впервые у Фидониси отошел от канонов линейной тактики Госта.

«Разбитая при Фидонисии» эскадра Эски-Гассана 29 июля 1788 г. объявилась у Очакова в числе пятнадцати кораблей, десяти фрегатов и сорока пяти гребных судов. Лиманская флотилия не рискнула остановить турок.

4 ноября Эски-Гассан ушел зимовать в теплые края. Перспектива вмерзать в лед у Очакова ему явно не импонировала. Кстати, часть русских кораблей рискнула остаться у Очакова зимой 1788/89 г., что привело к печальным последствиям – 42-пушечныый фрегат «Херсон» (с 1788 г. – «Василий Великий») был раздавлен льдами и погиб, а 40-пушечный фрегат «Скорый» (с 1788 г. – «Федот Мученик») 20 марта 1789 г. в ледоход был унесен льдами и сильно поврежден.

Пока мы говорили только о боевых действиях в Лимане и на Черном море. А что же делали основные сухопутные силы – Екатеринославская и Украинская армии? Да попросту бездействовали целый год! Потемкин побоялся начинать осаду Очакова осенью 1787 г. и зимой 1787/88 г., что привело к бездействию Екатеринославской армии. Что же касается Украинской армии, то Потемкин умышленно не давал ей начинать боевые действия. Фаворит явно предпочел бы разгром Украинской армии блестящей победе Румянцева над турками.

Как уже говорилось, между войнами турки под руководством французских инженеров капитально перестроили Очаковскую крепость. С началом войны со стороны суши были возведены многочисленные земляные укрепления полевого типа. Очаковский гарнизон был доведен до 20 тысяч человек. На валах и крепостной стене было установлено около 300 крепостных пушек, а в ретраншементе – до 30 полевых орудий.

К середине мая 1788 г. 50 тысяч человек из Екатеринославской армии, предназначенные для осады Очакова, были сосредоточены у Ольвиополя (сейчас город Первомайск). 25 мая войска переправились через реку Буг и медленно продвигались к Очакову, пройдя расстояние 200 км за 33 дня.

Суворов предложи взять Очаков штурмом в тесном взаимодействии с Лиманской флотилией. Однако Потемкин медлил с принятием решения, затем окончательно принял план ведения «формальной осады», по всем правилам построенной атаки методом параллелей и артиллерийского обстрела. Основная идея плана заключалась в том, чтобы сначала устроить отдельные батареи обложения в виде редутов с целью обеспечить фланги осадной армии. Затем овладеть садами, передвинуть вперед батареи, соединить их траншеей и начать методический артиллерийский обстрел крепости, вынудив ее сдаться.

12 июля началось строительство осадных батарей у Очакова.

27 июня небольшой турецкий отряд пошел на вылазку. Генерал-аншеф Суворов лично повел в атаку два гренадерских батальона, построив их в каре. Атака была успешной, турки побежали. Русские захватили несколько земляных укреплений перед крепостью. Суворов на плечах отступающих ворваться в крепость. Но Потемкин не только не послал к Суворову подкреплений, но трижды приказывал ему отступить. Между тем силы турок росли.

Наблюдавший издали за боем Потемкин был в ярости. Принц де Линь предлагал немедленно штурмовать оставшиеся почти без защиты укрепления. Австрийский принц явно видел, как большинство значков турецких отрядов уже переместилось к своему правому флангу и обнажило левый. Фельдмаршал был непреклонен. Бледный, плачущий Потемкин шептал: «Суворов хочет все себе заграбить!»

Тяжело раненый Суворов был вынужден сдать командование генерал-поручику Бибкову, который приказал трубить отбой. В ходе этого боя русские потеряли 154 человека убитыми и 211 ранеными.

Потемкин сделал Суворову жестокий выговор: «Солдаты не так дешевы, чтобы ими жертвовать по пустякам. Ни за что погублено столько драгоценного народа, что Очаков того не стоит…» Суворов отвечал: «Невинность не требует оправдания. Всякий имеет свою систему, и я по службе имею свою. Мне не переродиться, да и поздно!»

За глаза же Суворов не стесняясь острил перед генералами: «Я на камушке сижу, на Очаков я гляжу». Естественно, доброжелатели немедленно доводили эти остроты до светлейшего. Не менее язвительно высказывался и Румянцев: «Очаков – не Троя, чтоб его десять лет осаждать». Фраза Румянцева охотно цитировалась как в Царском Селе, так и в ставке Потемкина.

Принц Нассау-Зиген писал в Петербург французскому послу Сегюру: «Очаков можно было взять в апреле… но все упущено». Письмо это, как, впрочем, и другие письма особ такого ранга, было перлюстрировано в Петербурге в «черном кабинете». Копия письма была представлена Екатерине, которая начертала на ней: «Это правда».

Потемкин оправдывал бездействие боязнью больших потерь при штурме и наличием турецкого флота в Лимане. И то и другое было ложью. Светлейший не мог не знать, что санитарные потери Миниха были во много раз больше боевых, он не мог не видеть сотни больных в лагере осаждающих, большинство из которых было обречено на смерть. Что же касается турецкого флота, то его артиллерия не могла воспрепятствовать даже атаке Очакова со стороны Лимана, – вспомним Кинбурн. А при атаке Очакова с суши она вообще была бесполезной. Мало того, турки прекрасно знали, что при удачном штурме в городе начнется резня, и шансы сдаться у простых солдат и населения невелики. Поэтому, когда у берега стоит эскадра, то при первом же появлении противника на стенах крепости у осажденных возникает мысль бежать. А когда спасения нет, и храбрый, и трус будет драться на смерть до последнего.

Началась «формальная осада». Войска отрывали параллели и закладывали батареи. Так, 14 августа на левом фланге в полутора километрах от ретраншемента была заложена батарея на 20 орудий, а 15 августа – на 10 орудий. В течение августа было оборудовано 14 батарей. Артиллерийские батареи все ближе подводились к крепости и из них вели огонь по ретраншементу и крепости. Например, 18 августа, отражая вылазку противника и ведя огонь по крепости, артиллерия выпустила 1870 ядер, 865 бомб, 77 гранат, 71 картечь и 76 зажигательных снарядов. В донесении Потемкин писал, что «турки, не взирая на выгоду места, везде бежать принуждены… Между тем от жестокого действия батарей город во многих местах зажжен и пожар продолжался до самого утра…»

В течение сентября было оборудовано и вооружено еще 10 батарей, а всего с августа по ноябрь было оборудовано и вооружено 30 артиллерийских батарей, на которых было размещено 317 орудий полевой и осадной артиллерии.

Сила огня русских батарей постоянно росла. Так, только 9 октября по крепости было выпущено 2867 ядер, 1444 бомбы, 115 гранат, 71 зажигательный снаряд, 38 картечей.

Однако крепость не сдавалась. Упорная оборона, многочисленные вылазки гарнизона наносили большие потери русской армии, а заявления Потемкина «не хочу брать штурмом Очаков» и незачем «терять даром людей» оказались несостоятельными, так как осада дала совершенно противоположный результат.

В ночь на 11 ноября две тысячи турок сделали вылазку на брешь-батарею левого крыла. В ходе вылазки погиб генерал-майор С.П. Максимов, три офицера и несколько десятков солдат. Утром нашли 70 турецких трупов, но это мало утешило светлейшего – было ясно, что противник и не думает о сдаче.

Штурм Очакова 6 декабря 1788 г.

Теперь Потемкин был вынужден согласиться на штурм. Зимовать под стенами Очакова – это потерять большую часть осадного корпуса от холода и болезней. Потемкин писал Екатерине: «…не осталось иного средства по взятию города кроме генерального приступа».

Все приготовления были закончены в ночь с 5 на 6 декабря. В 7 часов утра 6 декабря при 23-градусном морозе войска пошли на штурм Очакова. Генерал-майор Пален захватил турецкие земляные укрепления между Очаковым и замком Гассан-паши. Затем он послал полковника Ф. Мекноба к замку Гассан-паши, а полковника Платова – вдоль окопа. Войска Платова стремительно ударили в штыки и копья и заняли окоп. Мекноб ворвался в замок, около трехсот остававшихся там турок были вынуждены сложить оружие.

Данные о потерях турок существенно расходятся в разных источниках. Во всяком случае, в плен было взято около четырех тысяч турок. Надо полагать, остальная часть гарнизона и большая часть населения города были вырезаны при штурме.

Трофеями русских стали 310 орудий и 180 знамен. Потери русских убитыми и ранеными, по одним данным – 147 офицеров и 2720 нижних чинов, по другим – более 4800 человек.

Хотя крепость была взята в целом согласно намеченному плану, штурм велся крайне безграмотно, что и привело к большим потерям. В частности, мало использовалась полковая артиллерия, которая могла сопровождать наступающих колесами и в нужный момент поддерживать их огнем, что особенно было важно в бою между земляными укреплениями и крепостной стеной. Мало того, Потемкин додумался приказать 300 артиллеристам майора К.И. Меллера бросить орудия и лезть на стены, подобно пехотинцам.

Очаков настолько был ненавистен Потемкину, что тот велел разрушить город и крепость до основания. В виде исключения был оставлен замок Гассан-паши. Уничтожение Очакова Потемкин объяснил императрице как «истребление предмета раздора, который при заключении мира мог бы произвести вредное замедление в переговорах». Естественно, это была пустая отговорка. К 1789 г. уже обнаружилась слабость Турции, и понятно, что об оставлении Турции района Очакова и речи не могло идти. После разрушения Очакова защита входа в Лиман осуществлялась крепостью Кинбурн, и лишь в войну 1877–1878 гг. в Очакове были построены береговые батареи.

В заключение упомяну о передвижениях Украинской армии Румянцева. В июле 1788 г. Украинская армия у Хотина, Могилева и Кислицы перешла Днестр. Корпус Салтыкова был оставлен под Хотином, а главные силы двинулись через Бельцы к Яссам. Румянцев все время стремился к тому, чтобы сковать турецкие силы и не допустить их удара во фланг и тыл Екатеринославской армии, действовавшей под Очаковом. Летом 1788 г. поступили сведения о появлении у Ясс турецких войск численностью в 40–60 тысяч и о сосредоточении 100-тысячной армии противника у Измаила. Но это была дезинформация турок, их силы там были в 2–3 раза меньше. И Украинская армия двинулась в наступление к низовьям реки Прут.

Турецкие войска сделали попытку прорваться через Яссы для деблокады Хотина, но были отбиты. После этого они в августе 1788 г. сосредоточились у Рябой Могилы. Румянцев принял решение маневром заставить турецкие войска принять бой. В октябре Украинская армия перешла в наступление у Рябой Могилы. Но турки, не приняв боя, как и предполагал Румянцев, отошли к Фокшанам. Таким образом, русские войска очистили значительную часть Молдавии от войск противника. Отход турецких войск к югу привел также к капитуляции крепости Хотин. В ноябре Украинская армия расположилась между Днестром и Серетом, имея главную квартиру в Яссах.

Итак, обе русские армии расположились на зимних квартирах – кампания 1788 г. закончилась.

Кампания 1789 г. началась, как говорится, с кадровых перемен. 7 апреля 1789 г. в Стамбуле почил султан Абдул Гамид I, а на престол вступил его племянник – Селим III. Новый султан обнародовал фирман, в котором пообещал, что «он или лишится своего трона, или отомстит России за Очаков». В подтверждение своих слов Селим III приказал существенно усилить Черноморскую эскадру и армию на Дунае.

Фельдмаршал Потемкин с конца декабря 1788 г. до конца апреля 1789 г. находился в Петербурге. Потемкину удалось добиться от Екатерины отстранения Румянцева от командования Украинской армией и слияния обеих армий в одну. Командование объединенной армией, естественно, отдавалось Потемкину. В апреле 1789 г. Румянцев получил императорский рескрипт, где говорилось об объединении армий. Самому же фельдмаршалу приписывалось прибыть в Петербург для «употребления к служению в другом месте». Румянцев демонстративно отказался ехать в Петербург ко двору императрицы, а уехал в свое имение под Киевом, где и пробыл до смерти Потемкина.

Суворов залечивал очаковскую рану на Украине и в начале 1789 г. приехал в Петербург формально на свидание с дочерью, учившейся в Смольном институте. Там Суворов не преминул заявить на приеме императрице: «Матушка, – с жалобным видом заявил он, – я прописной!» «Как это?» – спросила императрица. «Меня нигде не поместили с прочими генералами и ни одного капральства не дали в команду».

25 апреля Суворов получил высочайшее повеление ехать в Молдавию в Украинскую армию.

Получив под свое начало объединенную армию, Потемкин первым делом… разделил ее на две части. Первая часть состояла под непосредственным командованием Потемкина, а вторая часть (бывшая Украинская армия) – под командованием князя Н.В. Репнина.

Потемкин разработал на 1789 г. план, по которому войска первой части должны были овладеть Бессарабией и затем, «чтобы привлечь их (турок) к одной точке, положено сделать оказательство к Бендерам или сблизиться к Дунаю при Измаиле, важнейшей опоры турков в сей части Дуная».

Войска второй части предназначались для содействия главным силам и для связи с австрийской армией.

Таврический корпус Каховского был сосредоточен в Крыму, а 4-я дивизия Ферзена оставалась для охраны Херсон-Кинбурнского района.

Австрийцы наметили на 1789 год свой план. Их усилия теперь были сосредоточены на Сербии и Кроатии. Для взаимодействия с русскими войсками в Молдавии они выделили корпус (18 тысяч человек) под командованием принца Кобургского. Со своей стороны, Потемкин возложил аналогичную задачу на 3-ю дивизию Суворова.

3-я дивизия состояла из пяти пехотных и восьми кавалерийских полков (всего около 10 тысяч человек) с 24 орудиями полевой артиллерии, которые обслуживались двумя ротами бомбардиров. Дивизия дислоцировалась в местечке Бырлад, между реками Прут и Серет.

Турецкое командование решило уделить главное внимание обороне Бессарабии и Молдавии. Верховный визирь Юзуф-паша принял на 1789 г. следующий план действий: сосредоточить в районе нижнего течения Дуная 150-тысячную армию, нанести отвлекающий удар вспомогательной 30-тысячной армией от Измаила, а главными силами совершить обходной маневр, разобщить войска союзников и затем разбить основные силы русских войск. Против австрийских войск в Сербии была выставлена отдельная армия. Визирь полагал, что удар по войскам принца Кобургского и разобщение связи между союзниками может вывести Австрию из войны.

В середине июля принц Кобургский получил сведения о плане турок. Он немедленно послал Суворову письмо, в котором сообщал, что у него нет возможности своими силами противостоять вражескому наступлению и поддерживать связь с левым крылом русской армии. Принц просил Суворова оказать ему помощь, «дабы неприятеля, столь накопившегося, опровергнуть в дерзком его намерении и устоять в своих пунктах…»

Суворов решил идти на соединение с войсками принца Кобургского. 16 июля в 6 часов вечера дивизия Суворова выступила из Бырлад, оставив на месте четыре батальона мушкетеров и три эскадрона карабинеров.

Всего в поход двинулось около семи тысяч человек и шестнадцать полевых орудий. За 26 часов войска Суворова прошли 40 верст и расположились рядом с лагерем австрийцев. Принц Кобургский поверил такому быстрому прибытию русских войск, лишь когда увидел их собственными глазами в Аджуде. Наутро он прибыл в лагерь Суворова для выработки совместного плана боевых действий. Однако генерал-аншеф приказал ответить принцу: «Суворов пьян». В середине дня принцу Кобургскому отказали во встрече, поскольку генерал-аншеф молится. Вечерний ответ совпал с утренним: «Суворов опять напился и лег спать».

Зато в полночь принц получил от Суворова письмо, которое по существу являлось приказом: «Войска достаточно отдохнули и мы завтра в 3 часа утра выступим двумя колоннами: австрийцы в правой, русские в левой пойдем прямо на неприятеля, не задерживаясь долго разыскиванием в кустах по сторонам, для того чтоб успеть вовремя подойти к р. Путне, рано перейти через нее и атаковать неприятеля. Говорят, что неверных только 50 000, а другие – и того менее, – жаль что они не все вместе, разом бы их разбили».

Обстановка не позволяла вести переписку или переговоры, и принцу пришлось подчиниться и выполнить план Суворова.

19 июля в 3 часа семь тысяч русских и восемнадцать тысяч австрийских войск выступили двумя колоннами, при этом в качестве авангарда левой (русской) колонны шел австрийский отряд полковника Кара-чая для того, чтобы скрыть от противника наличие здесь русских войск. Уничтожив небольшое турецкое прикрытие на реке Путна, войска форсировали ее и утром 20 июля двинулись к Фокшанам.