355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Павлов » Демон перемен. Введение в оперативную алхимию российской жизни » Текст книги (страница 3)
Демон перемен. Введение в оперативную алхимию российской жизни
  • Текст добавлен: 6 апреля 2017, 10:00

Текст книги "Демон перемен. Введение в оперативную алхимию российской жизни"


Автор книги: Александр Павлов


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Экономика штрафов или возврат оброка

Введения прямой подушной подати в России не произошло, а вот с оброком дела обстоят намного лучше, – построение системы поместных повинностей близко к завершению.

Две недели мы разбирались с действующей системой кадастрового учета. Поводом послужило неожиданное открытие – оказалось, что площадь земель, поставленных на кадастровый учет, значительно больше физической площади всей России. Пообщаться пришлось с несколькими десятками экспертов. Удивило следующее: практически все они жаловались на рост размеров штрафов и на давление «собирающих» органов. Апофеозом стала емкая фраза одного из специалистов по недвижимости: «в России действует только одна экономика – экономика штрафов».

Действительно, за последний год серьезно увеличились размеры множества различных штрафов за проступки, связанные с реальной разницей между действительными практиками, которые распространены повсеместно, и моделями, которые использует государство. Ввиду того, что эта разница такова, что жизнь и модели практически не пересекаются, то получается, что оштрафовать можно практически любого человека, ведущего хоть какую-то активную деятельность. Причину и повод можно найти всегда, благо для этого существуют все необходимые инструменты, которые в полной мере находятся в руках государства. Типичный пример, который неоднократно нам приводился, – это многократный рост штрафов за самовольное занятие земельного участка. Уже более года штраф за подобный «проступок» составляет несколько процентов от кадастровой стоимости участка. При этом огромное количество земельных участков в том же кадастре учтены «криво», что, при желании, позволяет оштрафовать огромное количество людей.

Аналогичная ситуация и в любой другой сфере. Кто в состоянии, например, в полной мере выполнить все нормативы одновременно ПУЭ, СНиПов и рекомендаций МЭК? Это в принципе невозможно, так как они противоречат друг другу. Кто может похвастаться тем, что к нему не могут возникнуть вопросы у пожарников и других подобных надзорных органов? Практически никто, так как импортированные нормативы и реальные практики практически не пересекаются. И так везде – точек пересечения между реальной жизнью и регламентами, которые её описывают, очень мало. А штраф – это наказание за рассогласование. Но можно ли считать существующую систему штрафов наказанием? Конечно нет, так как она априори избирательна, – наказывают не всех, кто что-то нарушил (тогда пришлось бы штрафовать всех), а тех, кого назначают нарушителями.

Как назначают? Очень просто – по ведомственным планам, в которых указываются объемы сбора штрафов. То есть, надзорным органам фактически спускается разнарядка по сбору дани с того «участка работы», за который они отвечают. При этом подобные планы имеют сугубо географическую привязку ввиду того, что все ведомства, обладающие надзорными функциями, имеют территориальную структуру. Что же получается? Получается, что сверху спускаются планы по сбору оброка с населенных на территорию ответственности ведомства. При этом оброк здесь – это не часть литературной фабулы, а то слово, которое действительно в полной мере описывает сложившуюся «экономику штрафов». Это обкладывание населенных на территорию поместья оброком.

Если рассуждать по логике государства, то «экономика штрафов» – это неплохое решение. Почему?

Причина в том, что налоговые механизмы сбора в России не работают, да и не могут работать в принципе ввиду кардинального различия логик, которыми руководствуется система налогового администрирования, и реальных практик. Невозможно заставить делиться с заработанного, можно лишь заставлять работать, чтобы платить дань, как оно всегда и было. И для этого системы подушной подати, оброка и общинной ответственности за их сбор под контролем помещиков, – отличные, проверенные временем практики, которые за десять веков в полной мере доказали свою эффективность. Эффективны они и поныне, тем более в условиях, когда более трети трудоспособного населения занято для государства вообще непонятно чем, а более половины оставшихся не производят ничего кроме служения самому государству.

Но ведь как-то же люди все-таки живут? Как именно? Для целей сбора дани это не имеет серьезного значения. В этой же логике находится и нашумевшая идея обложить подушной податью неработающее население, которая хоть и не была воплощена в жизнь, но наверняка оставила свой глубокий след в головах квазигосударственных деятелей. Вопрос лишь в выборе более-менее подходящей формы для её воплощения, пусть даже и без осознания реальной сущности. Наверняка, что-то будет придумано и здесь.

Кризис раскладка: почему уроки не исполняются

Вице-премьер Ольга Голодец заявила о том, что наступил кризис потребления, который стал «важнейшим фактором сдерживания развития экономики». В действительности мы наблюдаем кризис, связанный вовсе не с потреблением, а со сбором сдачи с розданного.

Автор теории раздаточной экономики Ольга Бессонова утверждает, что в России испокон веков действовал особый тип хозяйственных взаимоотношений, построенный на модели «сдач-раздач». Смысл теории прост, и заключается в том, что ресурсы централизованно раздаются в обмен на требование сдачи. Получил дачу – продемонстрируй отдачу: отдай с полученного в результате раздачи: откат, отчет об освоении, бумагу о внедрении, акт о списании, оброк с жалования или оклада по чину.

Произошло следующее. В течение «тучных лет» государство активно раздавало ресурсы с расчетом на их пролонгированную сдачу. Подразумевалось, что раздать можно сегодня для того, чтобы собрать завтра. Наступило завтра, и оказалось, что собирать нечего. Розданное с целью поддержки якобы имеющейся экономики с точки зрения государственного учета куда-то делось. Вместо отчетов об освоении, бумаг о внедрении, выплат оброка, сбора дани, поклонов, даров, кормов и поборов государство получает лишь акты о списании. Причина проста – раздаточная экономика без скрипа может работать лишь тогда, когда выполняются раскладки. А раскладки выполняются лишь тогда, когда объекты сдачи претендуют на раздачу, поддерживая основной закон алхимии: «получил дачу -продемонстрируй отдачу», который работает и в обратную сторону: «не отдал – не дали». Если брать нечего, то никто не спешит отдавать.

Именно сдаточно-раздаточные индикаторы формируют ту статистику, которой оперирует власть. В момент, когда прекращается поток сдач, эта статистика перестает иметь хоть что-то общее с реальной экономикой, так как вообще ничего не говорит, да и не может сказать, о том, как реально используются ресурсы. А ведь экономика – это про их использование...

Куда же делись ресурсы? Ответ прост – их спрятали и используют реально, а не для отчетов об их освоении, так как эти отчеты потеряли всякий смысл по причине того, что уже не дают возможностей для получения новых раздач. Всем понятно, что в рамках прежней логики ныне могут действовать только самые приближенные к источнику раздач, которым гарантировано получение ресурсов в условиях катастрофического их дефицита. На этом фоне и развился тот кризис квазиэкономики, о котором заявила Голодец.

Суть его вовсе не в «сдерживании развития», а в том, что перестала работать отработанная система раскладочной системы сборов. Суть раскладки как института сдачи проста – ресурсы собираются не по результатам деятельности, а по уроку, причем раскладываются по плательщикам «оператором». То есть сдачи назначаются заранее, что и составляет сущность планирования. При этом подати, дань и оброки перекладываются не на конкретных плательщиков, а планово назначаются для сбора по территориям-поместьям, внутри которых ответственный сборщик уже самостоятельно осуществляет раскладку спущенного сверху урока по плательщикам, зачастую выступая откупщиком в рамках своего повоза.

Налоговикам спускаются уроки по сбору налогов, надзорным органам – по сбору штрафов, муниципалитетам – по сбору людей на голосования и митинги, районным властям – по сбору средств на благоустройство и так далее.

Институт трещит по швам: договорные налоги в размере дани по уроку с предприятий не собираются, планы по сбору оброков – штрафов фактически до конца не выполняются, поклоны «на нужды города/района» цеховые промысловики сдают с диким скрипом, «дорожные», «водные», «лесные» и другие подати повсеместно игнорируются. Именно с этой ситуацией государство и борется, сохраняя сдаточнораздаточную логику. Основной механизм этой борьбы один – совершенствование механизмов наказания за неотдачу приуроченного. Для этого раскладчикам выдаются новые инструменты, которые они требуют. Налоговики получили в свое распоряжение угрозу уголовного преследования, надзорные органы – новые штрафы, суды – соответствующую практику и так далее. Но все это помогает весьма слабо, что приводит к торжеству явной несправедливости – государство не получает той сдачи, которую ожидает. Ресурсы спрятаны, раскладки не работают, круговая порука сдулась – что делать дальше, непонятно.

Направлений реакции несколько. Во-первых, продолжение поиска новых окладов, наиболее подходящим из которых была бы полноценная подушная подать.

Во-вторых, совершенствование репрессивных механизмов наказания за нарушение справедливости, идеальным выражением которых мог бы стать институт ссылки.

В-третьих, списывание безнадежных раздач, абсолютным выражением которого может стать списание всех кредитных долгов.

В-четвертых, и это важно, наверняка уже идет проработка механизмов совершенствования системы раскладочных сборов, что почти без альтернатив приводит к возрождению идеи общины.

Подобные меры выглядят в описанной выше логике вполне адекватными, но априори подразумевают фактический отказ от самой идеи экономики как таковой в общемировом понимании. Всем, кто следит за актуальной риторикой и законотворчеством, понятно, что именно в этом направлении государственная мысль и движется. О каком же тогда «сдерживании развития экономики» можно вообще рассуждать?

Кризис сдачи, который нашел свое выражение в статистике, ничего в раздаточной экономике не сдерживает, так как развитие в ней – это лишь результат планирования уроков. То есть, «развитие» оказывается напрямую пропорционально размеру раздач, сдача с которых и учитывается как индикаторы «экономики», суть которой сводится к освоению. Экономика же в нормальном понимании – это процесс использования, а не освоения ресурсов, то есть занятие маргинальное, ввиду того, что не может быть нормально учтено, хотя и может быть с успехом обложено. Но результат подобного обложения, по причине его неучтенности в спущенных уроках, используется, естественно, для целей поддержания существующего порядка вещей. И именно это и есть реальный фактор «сдерживания развития» этой экономики.

Банки как банки: почему в России нет банков

Почему-то до сих пор многие считают, что банки в России – это финансовые учреждения, зарабатывающие за счет продажи денег. Это давно не так. Товар банков – не деньги, а долги, а зарабатывают они не на их продаже, а на их предъявлении.

Банки с деньгами связаны лишь через функцию их хранения. То есть, нынешние банки имеют гораздо больше сходства со сберегательными стеклянными банками, чем с финансовыми учреждениями. 16 марта произошло знаменательное событие, которое прошло практически незамеченным – заместитель министра финансов РФ заявил, что закончились средства, выделенные на программу докапитализации банков. Речь идет о триллионе рублей. Что происходило? В конце 2014 года были внесены изменения в федеральное законодательство, которые предоставили возможность федеральному агентству по страхованию вкладов (АСВ) производить докапитализацию коммерческих банков. Сбербанк из этой схемы вывели за скобки – главному российскому банку позволили докапитализироваться напрямую в Центробанке. Была объявлена и сумма, которую Правительство выделяет на докапитализацию, – 1 триллион рублей. Это без учета выведенного за скобки Сбера.

До середины года прямая раздача денег в виде государственных облигаций шла ни шатко, ни валко – очередь из коммерческих банков не выстраивалась, спасения никто толком не жаждал. Тогда условия докапитализации изменили, установив срок отдачи денег (напомним, в виде облигаций) в 50 (пятьдесят) лет. Фактически, это говорит о том, что АСВ начало просто раздавать деньги. Увы, но далеко не всем подряд. Был утвержден федеральный перечень спасаемых, но самого факта попадания в него оказалось мало. Банкам необходимо было еще обосновать необходимость их предъявления. Суть этого обоснования при первом приближении сводится к балансу между капиталом банка (то есть, средствами, которые хоть как-то принадлежат банку) и его активами (то есть, теми средствами, которые банк раздал или которые в нем хранятся). Если это отношение меньше, чем один к десяти, то АСВ считает, что дела у банка идут плохо.

План спасения – дать денег без особой надежды на их получение обратно. При этом банкам по ряду причин выгодно поддерживать большой размер активов. В разрезе ситуации с докапитализацией – по причине того, что объем помощи коррелирует с размером активов. То есть, чем больше вокруг банка виртуальных денег, тем на большие суммы докапитализации он может претендовать.

Тут несложно заметить логическое противоречие: чем больше активов, тем, по логике, банк богаче, и тем меньше он нуждается в помощи. Это не так – активы могут быть «проблемные», то есть такие, которые невозможно и сложно преобразовать в деньги. Типичный пример – это просроченные кредиты, взыскать деньги по которым невозможно. Именно объем таких активов и является основанием для получения помощи АСВ.

Несложно понять, что в такой ситуации основным "товаром" банков стали долги. Долги можно предъявить АСВ и получить в обмен поток ресурсов в виде облигаций, которые легко преобразуются в деньги. Как? Об этом чуть ниже, а пока сосредоточимся на механизме.

У банка есть определенные активы, которых должно быть как можно больше, но при этом очень желательно, чтобы они состояли из ликвидного «товара» – долгов, которые невозможно взыскать. Как этого добиться? Ответ прост – необходимо преобразовать неликвидный товар «деньги» в ликвидный «товар» «долги». Наиболее простой механизм этого – раздавать деньги всем подряд для того, чтобы они стали долгами.

Так многие банки и поступали. В итоге дело пошло – ко второй половине прошлого года банки из федерального списка накопили достаточно ликвидного «товара» (долгов) для обоснования своих требований в получении ресурсов от АСВ. И начали их получать, причем настолько ускоренными темпами по сравнению с началом 2015 года, что к настоящему моменту выделенный на эти цели бюджетный триллион закончился. Куда пошли эти ресурсы? В начале прошлого года обосновывающая докапитализацию риторика в основном напирала на помощь реальному сектору, на необходимость роста инвестиций. Ну и так далее.

Суть в том, что упор делался на то, что государственные ресурсы будут банками преобразованы в деньги, а получатели денег будут экономическими агентами, которые с помощью денег начнут производить товары и оказывать услуги.

Этого не произошло. Триллион ресурсов в виде государственных облигаций в деньги не превратился, оставшись распределяемым ресурсом. Почему? Ответ прост – банки стали кредитовать вовсе не мифический реальный сектор, а регионы, которым недостаёт ресурсов в первую очередь на выполнение социальных обязательств, вызванных к жизни знаменитыми майскими указами Путина. Всем стало хорошо. Банки получили ресурсы от АСВ или Центробанка (огромные ресурсы влили и в Сбербанк), регионы получили ресурсы от банков. И все это без лишних преобразований в деньги.

Преобразования проходили уже на другом уровне. На уровне небольших региональных банков, в которых многие регионы традиционно хранят «кубышки». Функционально это полные аналоги стеклянных банок, в которых хранят деньги. Сюда и попали ресурсы АСВ через посредничество списочных банков, здесь же происходит их преобразование в деньги посредством механизмов выделения ресурсов.

То есть, деньги во всей этой схеме появляются лишь в процессе освоения выделенных ресурсов, а вовсе не сразу, да ещё и в каком-то реальном секторе, как уверяли мечтатели из минфина в начале прошлого года. Можно ли назвать банки из этой схемы финансовыми учреждениями, которые зарабатывают на деньгах? Конечно нет! Крупные списочные банки не торгуют, а предъявляют долги в обмен на ресурсы. Мелкие банки складывают ресурсы в банку и зарабатывают на их преобразовании в деньги. Кто же зарабатывает на деньгах? Эту функцию в полной мере взяли на себя микрофинансовые организации. А вот банков в России нет.

Впереди ужас, ужас, ужас!!!

Стратегия власти в условиях нарастающего дефицита ресурсов понятна большинству из тех, кому это вообще интересно, – спасение системообразующего «крупняка», скелета существующей системы власти.

Варианта было всего два – либо сохранение скелета за счет пренебрежения «мясом», либо перестройка системы. Власть выбрала первый вариант. А какую стратегию выбирают те, кто начинает выпадать из «мясных» потоков? Властные решения практически на всех уровнях от федерального до муниципального повторяют одну и ту же модель – модель вписывания в старую риторику продолжения поддержки важнейших ресурсных узлов. Таким образом, можно смело говорить о том, что существующая система достигла максимума в своей сущности. Вопреки всему продолжает реализоваться одна и та же неминуемая сдаточнораздаточная модель, причем достигнув максимума в различии декларируемого и фактического.

Типичные примеры этого бесконечны. Например, предлагаемые федеральным Правительством игры с тарифами, вся суть которых сводится к их росту при сохранении формальных правил игры (повышение не более, чем на 7.5%), которые были задекларированы до этого. Или идея о введении новых правил расчета средней з/п в регионах, которые позволят формально выполнить требование майских указов Путина о повышении зарплат бюджетникам без их фактического повышения. Или обрамление в риторику инноваций и новых технологических укладов банальной бюджетной помощи крупным промышленным предприятиям. И далее по списку проектов и постановлений – подавляющее большинство из них на всех уровнях имеют ту же сущность, что вызывает рост необходимости в реальных инновациях.

Суть их в нынешних условиях проста – придумать такую нормативную схему, которая бы позволила правильно раздать, но при этом сохранить «хорошую мину при плохой игре» – продемонстрировать «бумажный» рост при спаде, развитие при деградации, модернизацию при деконструкции и так далее. Известное правило, которое в России редко обманывает, – «верить с точностью до наоборот», становится абсолютным.

Выбранная стратегия поведения исключает институциональные реформы и откровенные признания, которых до сих пор кое-кто ждет. Впрочем, почему-то для очень многих не очевидно и то, что и это лишь вопрос риторики. Точка возможностей уже пройдена, поэтому «реформы», «обновленные институты» и прочее уже не имеют и не могут иметь никакого реального содержания кроме функции фигуры речи, обрамляющей все те же процессы сохранения, сущность которых неизменна.

Получается, что наибольшие преференции получают те, что занимаются обслуживанием этого сохранения, то есть борются с угрозой распада. При этом и являясь этой угрозой -«градообразующие» предприятия, энергетики, ресурсники, дорожники и так далее. Всем им живется неплохо, и хуже жить им уже не дадут при условии поддержания градуса накала страстей, для чего, как известно, все средства хороши. Но в условиях ограниченности ресурсов борьба этого «скелета власти» за борьбу отнимает все большую часть ресурсов от наросшего на кровеносных потоках распределяемых ресурсов «мяса». Что происходит здесь?

А происходит здесь достаточно интересный процесс ломки старых моделей ведения «бизнесов», когда внезапно акторы «мясных» процессов обнаруживают, что они обескровлены. В результате они оказываются в весьма непривычной среде реального рынка, где неожиданно понимают, что есть такие вещи как конкуренция, ценообразование, потребители, которые выбирают, а не которыми назначают, и так далее.

Среда сия для большинства таких «мясников» новая и незнакомая, модели поведения в ней непонятны. Кто-то из них пытается сохранить живительную кровь, требуя, объединяясь и угрожая, но градус угрозы оказывается уже недостаточным. Кто-то, кто поумнее, начинает искать людей, которые были бы в новых условиях спасителями. Отсюда дичайший спрос на тех немногих людей, которые умудрились перенести через «тучные годы» умение действительно работать и думать головой в направлении действий, а не межличностных отношений по моделям вроде «взять и занести».

Внезапно оказалось, что таких людей крайне мало – риторика «огромного человеческого потенциала» на поверку оказалась пустой. Потенциал, может быть, и остался, а вот людей, которые способны что-то делать, проявился крайний дефицит. А это значит, что старые модели сломались, впереди нас ждет мир чудовищной жестокости, когда внезапно придется понять, что для того, чтобы выжить, надо работать.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю