Текст книги "Однажды в Октябре"

Автор книги: Александр Михайловский

Соавторы: Александр Харников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Воистину марсиане! – пробормотал контр адмирал Пилкин, когда разглядел лица бойцов, покрытые устрашающей раскраской из черных полос, словно какие-то индейцы из прерий САСШ. Быстро рассредоточившись, не говоря худого слова, они взяли под контроль мостик крейсера. Последним, на чем-то, вроде подвесного кресла, опустили человека в черной флотской форме. Рыбак рыбака видит издалека. Если первые из незваных гостей походили на кубанских пластунов, или на головорезов из пехотных охотничьих команд, то этот последний, был, несомненно, морским офицером, причем, в немалых чинах. Успокоив жестом своих телохранителей, он подошел к замершим в напряжении адмиралам и, остановившись перед Бахиревым, козырнул, и отрапортовал, стараясь перекричать шум двигателя винтокрыла, – Михаил Коронатович, разрешите представиться, капитан 1-го ранга Сергей Петрович Иванцов, начальник штаба особого соединения под командованием контр-адмирала Ларионова. Виктор Сергеевич просил, чтобы вы с обратным рейсом выслали к нему своего офицера для установления связи.

– Очень приятно, Сергей Петрович, – Бахирев немного растерянно пожал Иванцову руку, – ну хоть что-то тайное станет явным. Скажите, Сергей Петрович, а что это за люди прибыли вместе с вами?

– Виктор Петрович осведомлен о том печальном падении дисциплины, произошедшем на русском флоте и, во избежание каких-либо эксцессов, снабдил меня надежной охраной. Если кто-то не захочет, во исполнение циркуляра Центробалта подчиниться вашему приказу, то эти ребята моментально разъяснят ему политику партии большевиков и товарища Сталина. На пальцах.

Но, Михаил Коронатович, вертолет не может висеть в воздухе вечно. Вы уж определитесь поскорее – кто будет отправлен делегатом связи на нашу эскадру. Могу сказать сразу, на нашем большевистском флоте царит жесточайшая дисциплина, и вашему представителю совершенно нечего опасаться.

– Вертолет, ах да, значит, так это называется, запомним! – вице-адмирал Бахирев повернулся к своему давнему другу и соратнику контр-адмиралу Пилкину, – Владимир Константинович, я думаю, что именно вам нужно слетать к загадочным «марсианам», и увидеть все своими глазами. Ступайте, и да хранит вас Господь!

12 октября (29 сентября) 1917 года, 10:05. Балтика, ТАКР «Адмирал Кузнецов»

Контр-адмирал Владимир Константинович Пилкин.

Я приник к квадратному иллюминатору летательного аппарата. Корабль, к которому мы приближались, выглядел весьма непривычно для меня. Я знал о попытках военно-морских офицеров САСШ совершить взлет и посадку с палубы линейного корабля «Пенсильвания», и о переоборудовании в Британии недостроенного линейного крейсера «Фьюриес» в авианосец.

Но корабль, который я увидел сегодня, просто потряс меня своими размерами и необычностью конструкции. Во-первых, он был огромен, во-вторых, палуба его, была плоской, как ипподром. Корабль лежал на серой глади Балтийского моря, а над его мачтой, вызывая мою законную гордость, развевался андреевский флаг. На палубе корабля, к которому мы подлетели на нашем странном летательном аппарате, шла какая-то малопонятная мне деятельность. Громадные самолеты, больше похожие на наконечник копья, транспортировали по палубе небольшие машины. Несколько винтокрылых стрекоз кружились в воздухе.

Еще чуть дальше, на глади моря, застыли темно-серые силуэты других кораблей эскадры. В такую погоду и при такой окраске было сложно определить их тип, но мне почему-то казалось, что это крейсера. Два корабля 1-го ранга и два корабля 2-го ранга. Входили ли в эту эскадру еще какие-нибудь корабли, понять было трудно. В первую очередь из-за ограниченной видимости, и из-за маскировочной окраски этих кораблей.

Лишь только колеса нашего аппарата коснулись палубы морского гиганта в районе кормы, рев двигателей стал стихать, а лопасти – постепенно замедлять вращение. Я вылез наружу, пригибаясь от ветра, и внимательно осмотрелся.

Картина была фантасмагорическая. Борт корабля был, как минимум, в два раза выше борта «Баяна», море плескалось где-то далеко внизу, и у меня появилось ощущение, что я стою на плоской крыше огромного дома. Тем временем мотор винтокрыла умолк. Обернувшись, я увидел как винтокрылый аппарат складывает лопасти, а подъехавшее к нему маленькое смешное авто оранжевого цвета берет его на буксир.

Я не знал, что мне делать дальше и куда идти. Но тут ко мне подошел молодой лейтенант и, козырнув, представился, – Вахтенный офицер, старший лейтенант Снегирев. Господин контр-адмирал, командующий эскадрой, контр-адмирал Ларионов ждет вас. Прошу следовать за мной.

Не успели мы сделать несколько шагов, как вдруг совсем рядом раздался оглушительный вой и грохот. Я посмотрел в сторону бака, откуда доносился этот звук. Из-за перегораживающих палубу металлических щитов, вверх поднялось мерцающее марево раскаленного воздуха. Потом из-за одного щита вперед рванулся один из тех, похожих на наконечник копья аппаратов. Быстро пробежав по короткому отрезку палубы, он подпрыгнул на задранном вверх носу, но, вместо того, чтобы упасть вниз, начал карабкаться все выше и выше в серое балтийское небо. И тут я понял, что этот аппарат – аэроплан совершенно новой конструкции. Под крыльями этого аэроплана гроздьями висели какие-то округлые предметы, делающие его похожим на возвращающуюся с рынка хозяйку. – Это бомбы, – догадался я. – Следом за ним, стартовали еще два аэроплана.

– На Либаву пошли, – проводил аэропланы взглядом мой сопровождающий, – будет сегодня у немцев дискотека!

Я хотел было спросить у старшего лейтенанта, что такое дискотека, но не стал. По тому количеству бомб, что понесли на Либаву эти аэропланы, было и так понятно, что тамошний германский немецкий гарнизон ожидают крупные неприятности.

Контр-адмирал Ларионов встретил меня в довольно просто, пожалуй, даже аскетично обставленном адмиральском салоне, – Добрый день, Владимир Константинович, – приветствовал он меня, пожимая руку, – как долетели?

– Спасибо, Виктор Сергеевич, – ответил я, садясь в предложенное мне кресло, – долетел я нормально, если не считать того, что подобное воздушное путешествие я совершаю в первый раз в жизни. Самое главное, что все мои кишки остались при мне, ничего не вытрясло. Скажите, чем мы обязаны, столь неожиданным визитом и, признаюсь, столь своевременной помощью? Лично меня несколько беспокоит и тайна происхождения вашей эскадры, и ее э… большевистский статус. От господ Ульянова и его окружения лично я не жду ничего хорошего для России.

Мой визави какое-то время пристально смотрел прямо мне в глаза. Потом, он сделал жест, предлагая мне курить, и сказал задумчиво,

– Об окружающих Ульянова-Ленина господах-товарищах можно поспорить. Некоторые из них, например, некий Троцкий-Бронштейн, считают нашу Россию охапкой хвороста, которую необходимо бросить в огонь мировой революции. Но среди большевиков, хочу вам заметить, есть люди, для которых Россия – не пустой звук. С многими, чьи фамилии я вам позже назову, стоит, нет, просто необходимо сотрудничать…

Впрочем, давайте отложим на время все разговоры о политике. Дело в том, что из Петрограда с минуты на минуту к нам должны прибыть еще два человека. От высшего командования Российской армии мы ждем генерала Бонч-Бруевича, а от руководства партии большевиков, весьма толкового и незаурядного человека, Феликса Эдмундовича Дзержинского. Каждый из них уполномочен принимать решение от имени своего руководства.

Пока же примите как данность то, что андреевский флаг для нас не менее свят чем для вас, а сохранение России, как государства, и русских, как народа, является для нас задачей, не требующей никаких обоснований.

Я только кивнул, признавая правоту моего собеседника.

12 октября (29 сентября) 1917 года, 10:45. Балтика, ТАКР «Адмирал Кузнецов»

Контр-адмирал Виктор Сергеевич Ларионов.

Узнав, что к нам из Питера вылетела представительная делегация в составе генерала Михаила Дмитриевича Бонч-Бруевича и Феликса Эдмундовича Дзержинского, я объявил по трансляции: «Кто после выпуска купался в фонтане у Адмиралтейства и начищал до блеска причиндалы коня „Медного всадника“, в свободное от вахты время могут собраться на палубе и встретить человека, чье имя носило их училище».

А для незнающих, напомню, что основанное в конце XVIII веке императором Павлом I «Училище Корабельной Архитектуры» в советское время носило имя Дзержинского.

Наконец, все в сборе. От Балтийского флота присутствовал контр-адмирал Пилкин. Вице адмирал Бахирев, которого он представляет, весьма уважаем, как офицерами, так и матросами. От армии – генерал-майор Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, фактически создатель советской военной контрразведки. Наши особисты, как мухи вились вокруг генерала, стараясь хоть одним глазком глянуть на легендарную личность. Ну, а «Железный Феликс» в представлении не нуждался.

Все присутствующие по своему статусу были полномочными представителями тех военных и политических сил, которые отправили их для того, чтобы решить наконец вопрос о власти. Моим помощником во время этого исторического совещания стал подполковник СВР Николай Ильин.

На висящем на стене адмиральского салона плазменном экране была выведена карта Балтики. Собравшиеся приготовились внимать и высказывать свои мысли. И, как говорил мой старший сын – понеслась душа в рай!

– Итак, господа и товарищи, – я заметил, как при последнем слове контр-адмирал Пилкин слегка поморщился, – не буду ходить вокруг да около. Вы все уже знаете, что по произволу судьбы, Господа Бога, или каких-то других неведомых сил, наша эскадра оказалась в этой точке пространства-времени, как раз накануне начала германской операции «Альбион». В силу данной нами присяги защищать Россию, мы не задумываясь нанесли удар по германскому десанту, готовившемуся высадиться на Моонзундских островах…

– Но при этом, господин адмирал, как я понимаю, вы приказали отпустить с миром десять германских линкоров, – саркастически заметил Пилкин, – Вряд ли этот шаг можно считать дружественным по отношению к России?

– Владимир Константинович, – ответил я, – да, я приказал не обстреливать линкоры, если они в свою очередь, не откроют огонь по русским батареям или кораблям. По моему приказу, в штаб Хохзеефлотте была направлена радиограмма, в которой я предупреждал Гроссадмирала Тирпица, что уничтожив «Мольтке», я так же уничтожу и линкоры 3-го и 4-го отрядов, если он немедленно не уберет их, сначала в Путциг, а потом и в Вильгельмсхафен. Что и было незамедлительно исполнено.

Кроме того, крейсера адмирала Гопмана оставили Виндаву, и тоже ушли на запад. Господин адмирал, у нас нет желания делать легкой жизнь британскому королевскому флоту. Или вы считаете, что Россия и дальше должна воевать за чуждые ей британские и французские интересы? В данный момент и германцы, и Антанта одинаково враждебны России. Вы знаете, что сказал Клемансо, когда узнал об отречении русского императора? Его слова были буквально следующими: «Одна из наших целей в этой войне – достигнута!»

Но, Бог с ними, с французами и англичанами. России сейчас нужен мир и немедленно. – Дзержинский одобрительно хмыкнул, – Мир почетный, не позорный и не похабный, чего бы там не говорили по этому поводу разные политические болтуны. Но для заключения такого мира немцев надо убедить в том, что в случае их дальнейшего давления на Россию, их потери в этой войне будут неприемлемы. Разгром немецкого десанта лучше всего показал противнику наши возможности. Но сухопутное командование рейхсвера, в отличие от морского, закоснело в своей гордыне, и отвергло саму возможность заключить мир по «нулевому варианту»…

Генерал Бонч-Бруевич поднял голову, – Прошу прощения, Виктор Сергеевич, а что такое «нулевой вариант»?

– Это установление временной демаркационной линии по границе бывшей Российской Империи, за минусом части Царства Польского. – Я посмотрел на Дзержинского, – вы уж извините Феликс Эдмундович, но возиться с вашими буйными соотечественниками у новой власти нет ни сил не времени. Через несколько лет они сами запросятся к нам, ибо после немецкого «орднунга» власть Советов им покажется раем. – Я снова обвел взглядом всех собравшихся,

– Но в настоящий момент все это чистая теория, поскольку немецкое командование уперлось, и не собирается идти на компромисс. Их требования абсолютно неприемлемы для любой власти, какая бы не существовала в России. Поэтому мы начинаем операцию «Принуждение к миру». По германцам будет нанесены ракетно-бомбовые удары. В основном бомбардировать мы будем места дислокации их штабов, начиная с дивизионного уровня, и кончая генеральным штабом. Исходя из опыта предыдущей подобной операции, вряд ли на это понадобится больше пяти дней. Потом можно будет начинать переговоры об отводе германских войск.

Теперь перейдем ко второму вопросу, который в наших обстоятельствах является основным. Этот вопрос о Власти. Все вы знаете, что Временное правительство Керенского довело страну до полного развала. Дальше так продолжаться не может. В нашей истории, чуть меньше месяца спустя власть Временного правительства рухнула от легкого пинка, который отвесила «Главноуговаривающему» партия большевиков и их попутчиков. Правда, потом началась кровопролитная трехлетняя Гражданская война. В нашей истории, я надеюсь ничего похожего не произойдет.

Хочу вам сказать, что альтернативы власти большевиков нет. Временное правительство окончательно угробит Россию, превратив ее в колонию бывших союзников по Антанте. Военная хунта генерала Корнилова – из той же оперы. Из-за спины Лавра Георгиевича явственно торчат британские уши. Есть еще один, мало приемлемый для России вариант – чудовищных размеров «пугачевщина», и война всех против всех. Города – против деревни, сытых – против голодных, образованных – против неграмотных. Пять миллионов мужиков с винтовками, которые на протяжении трех лет умирали и убивали! Поверьте, жестокости и безумия Великой Французской революции покажутся всем легкомысленным водевилем.

К счастью, господа и товарищи, нам известен человек, который в нашем прошлом сумел вернуть России ее силу и могущество, превратив ее в Великую державу. Как вы думаете, товарищ Дзержинский, товарищ Сталин справится с теми обязанностями, с которыми не справились Николай II, князь Львов и Керенский?

– Вы считаете, что можно, совершить революцию, и избежать эксцессов? – ответил вопросом на вопрос Дзержинский.

Неожиданно в разговор вступил до сего момента молчавший подполковник Ильин, – Да, товарищ Дзержинский, мы так считаем. Более того, у нас в будущем был соответствующий политический опыт, который завершился вполне успешно. Я вам потом при личной беседе изложу наш план.

Я поднял руку, – Позвольте представить вам подполковника Ильина Николая Викторовича, – потом кивнул Ильину, – Продолжайте, Николай Викторович.

– Позднее, когда власть перейдет к большевикам, каждый может найти себе достойное место в новой России. Для начала надо заключить с Германией мир, на условиях предложенного нами «нулевого варианта». Для мужиков, измаявшихся в безземелье, – это земля… Для рабочих – справедливое трудовое законодательство и достойную оплату за их работу. Для всех бесплатное здравоохранение и образование. Для умных и талантливых людей – возможность занять любой пост и любую должность, без оглядки на их знатность и происхождение.

Для нынешнего офицерского корпуса и чиновников мы откажемся от идеи господина Энгельса о полной ликвидации старого государственного аппарата, армии и флота. Сохранив армию и флот, пусть на первых порах и в кадрированном составе, мы предотвратим появление большого количества безработных офицеров и чиновников, которые в нашей истории и стали питательной средой для Белого движения. Кроме того, не все воинские части будут кадрированными. На окраинах Российской империи, стараниями господ из Временного правительства поднимает голову местечковый национализм, с которым в любом случае придется бороться железной рукой. К тому же вероятна интервенция англичан, французов, американцев, и даже японцев. Кроме того, в срочном порядке необходимо воссоздать органы по борьбе с уголовной преступностью, разрушенных Керенским, и принять все меры к обузданию разгула бандитизма самым крутыми мерами, вплоть до расстрела уголовников взятых с поличным прямо на месте преступления. Работы, много, вся она нелегкая, но мы ее не боимся.

– Большевики не боятся нелегкой работы, товарищ Ильин, – сказал Дзержинский, – мы будем с вами сотрудничать, если это не потребует от нас отказа от идеи социальной справедливости.

– Не потребует, – сказал я, – если конечно не считать «социальной справедливостью» желание некоторых горячих и глупых голов перестрелять всех «бывших» – от царя, до последнего городового.

Дзержинский кивнул. Очевидно, он не хуже меня знал реальное состояние дел в России. Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич сделал свой выбор уже давно. Еще тогда, когда вместе с генералом Потаповым они сделали все, чтобы сорвать замысел Корнилова стать диктатором. Он и в нашей истории служил большевикам не за страх а за совестью. Думаю, что и в этой истории он не изменит себе.

Контр-адмирал Пилкин, молча сидит за столом, опустив голову. Ему тяжелее всего. В тот раз он примкнул к генералу Юденичу, участвовал в Гражданской войне на стороне белых, потом эмигрировал и умер в Ницце. Будем надеяться, что он все же сделает правильный выбор.

– Надо с ним побеседовать отдельно, с глазу на глаз. Как адмирал с адмиралом, – подумал я, а вслух сказал, – Николай Викторович, проводите, пожалуйста, генерала Бонч-Бруевича в оперативный отдел. Пусть он поделится с нашими офицерами своей информацией об обстановке на фронте в Прибалтике. Чем сильнее мы будем бить немцев, тем быстрее они согласятся на мир. Потом, будьте добры, полностью введите товарища Дзержинского в курс текущих дел. А я тут поговорю с Владимиром Константиновичем, как моряк с моряком.

12 октября (29 сентября) 1917 года, 11:00. Петроград. Кирочная улица угол Таврической

Капитан Тамбовцев Александр Васильевич.

Вертолет улетел, машины уехали, остались на улице лишь я да генерал Потапов. Николай Михайлович был задумчив и немного грустен.

– Пойдемте, Александр Васильевич, – сказал он, – как говорили древние: «suum cuique» – «каждому свое». Кому мировая революция, а кому – черная работа, про которую обывателям лучше не знать. Но ведь должен же кто-то думать о безопасности России, какой бы государственный строй в ней не был? Как я понял, вы и сами выходец из структуры, которая в вашем времени занималась чем-то подобным?

– Не совсем так. Я занимался в нашем времени не военной, а политической разведкой, но суть от этого, однако, не меняется…

Посмотрите, Николай Михайлович, – воскликнул я, – все те же мозаичные панно, какие были в моем детстве. – Я указал на музей Суворова, подобно башне какого-то старинного русского кремля возвышавшегося на другой стороне Кирочной улицы. На его фасаде по обеим сторонам от герба Суворова, размещались две мозаики: «Отъезд Суворова в поход 1799 года» и «Суворов, совершающий переход через Альпы».

– Я помню, – сказал задумчиво Потапов, – как накануне моего окончания Академии Генерального штаба шли разговоры о том, чтобы построить на территории, принадлежащей Академии, этот музей. Потом собирали деньги на него по подписке – я тоже внес свою лепту – а потом, в 1904 году музей был открыт. На открытии присутствовал Государь.

– А во время войны в него попала немецкая авиабомба, и он был разрушен. Восстановили его лишь в 1951 году. За четыре года до моего рождения. Я ведь родился и вырос на этой улице. Правда, тогда она носила имя Салтыкова-Щедрина. И в детстве часто, почти каждую неделю, я бегал в этот музей, где рассказывалось о жизни и подвигах моего великого двойного тезки.

– Так вы здешний? – с изумлением спросил меня Потапов. – То-то я и гляжу, что вы прекрасно знаете Петроград. А я вот, представьте себе, москвич. В 1888 году закончил 1-й московский кадетский корпус.

– Как же знаю такой, – ответил я, – это который в Лефортово… Сейчас в нем находится Общевойсковая Академия вооруженных сил Российской Федерации.

– Жива, значит, моя альма матер, – радостно воскликнул генерал Потапов, – а я уж грешным делом посчитал, что в революционной буре ремесло офицера станет и ненужным.

– Да нет, Николай Михайлович, – сказал я, – офицеры еще долго будут нужны России. Знаете, как хорошо было сказано в одном замечательном кинофильме: «Есть такая профессия – Родину защищать».