Текст книги "Крымский излом (СИ)"

Автор книги: Александр Михайловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Василевский вздохнул, – А вы, товарищ майор, сможете гарантировать безопасность перелета в таких условиях?

– Товарищ генерал-лейтенант, абсолютную гарантию может дать только сам знаете кто... Но, с учетом нашего с ведомым личного опыта и технического превосходства над люфтваффе, могу обещать, что никакие немецкие, румынские, итальянские истребители товарищу подполковнику угрожать не будут. Мы вам еще не все возможности показывали, реально мы могли сбить их, как только они вышли из тени гор и стали видны на радаре. Но тогда бы вы кроме пуска ракет ничего не увидели, а у меня была команда показать товар лицом. Ну, и пришлось действовать по-ковбойски.

– Понятно! – Василевский повернулся к подполковнику Ольховичу, – На вашу ответственность, товарищи командиры, не хочу вас пугать, но масштабы этой ответственности крайне велики.

– Так точно! – почти синхронно ответили летчики, – разрешите идти?

– Идите! – отпустил их Василевский, и повернулся к подошедшему майору ГБ Санаеву. – Ну как там, Иса Георгиевич? – Несмотря на то, что майор только что вернулся из Симферополя, он уже успел переодеться, на нем снова была зимняя полевая форма РККА, правда при васильковых петлицах, выдающих его ведомственную принадлежность.

– Прекрасно! Симферополь уже точно наш. Наши, – Санаев усмехнулся, – потомки наступают так быстро, что немцы ничего не успевают понять. В Симферополе был на месте разгрома немецкого воинского эшелона. Одна рота меньше чем за минуту в капусту изрубила два батальона. Ужас! Тысяча обгорелых трупов в вагонах. Как сказал капитан Тамбовцев – "Детей и беременных женщин просим отойти от голубых экранов!" – Я до сих пор не могу привыкнуть к этой их чудовищной огневой мощи.

– Да, все что требует Москва у меня с собой, – Санаев чуть приподнял большой портфель из желтой кожи, – Правда все это само по себе содержит новых вопросов больше, чем дает ответов. Ну да ладно, эти вопросы – это уже уровень Самого, мне в такое совать свой нос откровенно страшно.

Один за другим, оба мотора ПС-84 чихнули и заработали с негромким гулом. Бортмеханик с трапа крикнул, перекрывая рокот двигателей и свист ветра, – Товарищ майор, время!

– Ну, товарищ генерал-лейтенант, мне пора, – Санаев козырнул, – Дайте тут фашистам так, чтоб при слове Севастополь они еще лет двести икали!

– Давай товарищ майор госбезопасности, удачи, чтоб вам добраться без приключений. И береги потомков. – Василевский махнул рукой, – Ни пуха!

– К черту! – майор ГБ повернулся и побежал к самолету. Вот он уже внутри, бортмеханик втянул внутрь трап и захлопнул люк. Тон работы моторов изменился, и машина довольно резво покатилась в начало полосы. Почти одновременно с резким хлопком завели свои турбины МиГи.

Василевский понимал, что тут он сделал все что мог, а точнее все сделали за него полковник Бережной и контр-адмирал Ларионов. Сейчас здесь было необходимо вмешательство самой высокой власти в стране, Верховного Главнокомандующего. Были необходимы еще люди, которым можно доверить такую страшную тайну и которые смогут организовать взаимодействие с пришельцами из будущего. Генерал-лейтенант уже знал, какие кандидатуры он назовет товарищу Сталину. Для управления соединенным флотом нужен не меньше как Николай Герасимович Кузнецов. А Октябрьский?! – Василевского передернуло, он вспомнил, как Бережной нашел ему несколько "особо избранных" цитат из исторических справочников и коротко подытожил, – ЧМО, он а не адмирал, я бы таким сортиры мыть не доверял.

– Гальюны, – товарищ полковник, – меланхолически заметил тогда Василевский, – На флоте гальюны, а не сортиры.

– А какая разница? – ответил Бережной, – Дерьмо-то и там и там одинаковое! – и они оба невесело засмеялись.

На суше дела тоже обстояли не лучшем образом. Наскоро пролистав историю Великой Отечественной войны, так как она протекала в прошлом у пришельцев, Василевский понял, что ни Петров, ни Козлов никакими успехами в будущем похвастаться не могли. Даже наоборот, если бы дела шли, так как они шли в том прошлом, то Крым был бы потерян уже к середине лета. И вернуть его обратно стоило бы огромной крови. А от мысли вручить любому из них под командование бригаду из будущего, у Василевского по коже пошли мурашки. Нет, нет, и нет. Для пользы дела надо выдергивать сюда кого-нибудь из тех, кто в том прошлом показал себя с наилучшей стороны. Жукова?! – Слишком заметен, да и самомнение у него огромное. – Конева?! – Ему товарищ Сталин по моему до конца не доверяет, после той октябрьской истории... Черняховский еще никто, Ватутин нужен в генштабе, – Во! Рокоссовского! Да лучше именно его. На 16-ю армию другого командующего найти можно, а здесь он как раз будет на своем месте.

Только надо будет обдумать, как все это подать товарищу Сталину. Решение должно быть принято быстро и без проволочек. Полковник Бережной прав, когда говорит, что здесь как в колхозе один день целый год кормит, – Василевский проводил взглядом сначала взлетевший ПС-84, потом, пару Миг-29. – Счастливого пути вам, товарищи потомки. Ваш груз очень нужен в Москве.

6 января 1942 года. 05:55. Позиции 8-й бригады морской пехоты Черноморского флота. Комбриг полковник Владимир Львович Вильшанский.

Ночь, в штабной землянке темно, только чуть тлеет на столе коптилка сделанная из обрезанной гильзы трехдюймового снаряда, да чуть рдеют почти прогоревшие угли в буржуйке. Штормовой ветер мартовским котом веет в трубе, да барабанит снаружи дождь. Полковник Вильшанский, сидящий за столом, не спит, несмотря на то, что его голова упала на скрещенные руки.

Он смертельно устал. Почти три месяца непрерывных изнуряющих боев при обороне Севастополя, два отбитых штурма и могилы сотен черноморских моряков оставшихся в этой земле. Когда началась Керченско-Феодосийская десантная операция, бригада непрерывно атаковала немецкие позиции. Удалось продвинуться на несколько километров, поливая кровью каждый метр земли. Второго января атаки прекратились, бригада была истощена и обескровлена, но вот сегодня на столе перед комбригом снова лежит приказ – атаковать. Атаковать любой ценой, правда целью операции названа "разведка боем", но комбриг не обольщается, права отступить без приказа, как всегда нет. А приказ пришел с самого верха, и подписан не генерал-майором Петровым или контр-адмиралом Октябрьским, а генерал-лейтенантом Василевским, который вчера прибыл в Крым в качестве представителя Ставки.

Против всех ожиданий его самолет приземлился не в Севастополе, а на Евпаторийском плацдарме, на только что захваченном у немцев аэродроме в Саках. Хотя, если вспомнить слухи о том что в Евпатории высадился не только десант, вышедший из Севастополя, но и еще какая-то фантастическая механизированная бригада Осназа, напрямую подчиненная Ставке...

Тогда да, прилет представителя Ставки напрямую туда где действует эта бригада выглядит вполне правдоподобно. По данным разведки весь вчерашний день немцы снимали с линии осады там роту, там батальон и бросали их под Саки, как кочегар бросает в топку уголь, лопата, за лопатой. У полковника были знакомые в разведотделе армии, которые кое-что знали о том, что творится под Евпаторией – очень много разведчиков ушло в десант и теперь от них приходили истории одна невероятнее другой.

Трезвый еврейский ум полковника не верил в сказки, а так хотелось. Но Евпаторийский десант был суровой реальностью и реальностью успешной. Весь вчерашний день, то разгораясь, то затихая под Саками гремела артиллерийская канонада, а за два часа до полуночи черное штормовое небо озарило такое багровое зарево, что казалось там горит целая колонна бензовозов, после чего канонада стихла и больше не возобновлялась.

Все ходили в жуткой тревоге, но около двух часов ночи солдатский телеграф разнес невероятную новость, что мехбригада осназа разгромила, буквально раздавила немецкую группировку под Саками, и без боя взяла Симферополь, еще чуть-чуть, и...

И вот оно это чуть-чуть, этот приказ, на котором черным по белому написано: "После нанесения по противнику бомбоштурмового удара, восьмой бригаде морской пехоты Черноморского флота 6 января в 06:30 провести разведку боем немецких позиций. Представитель Ставки ВГК генерал-лейтенант Василевский А. М.

Полковник вздохнул, и приподняв голову посмотрел на трофейные часы. Светящиеся в темноте зеленоватым фосфорным огнем стрелки показывали 06:05. Где-то вдалеке загремел гром...

– Товарищ полковник, товарищ полковник – в землянку заглянул стоящий возле штаба часовой, – идите, посмотрите, там тако-о-е... – от волнение его окающий псковской акцент стал еще заметнее.

– Хороший боец, – подумал полковник, застегивая плащ-палатку, – только молод еще, весной призван. Ну, ничего, это пройдет, если выживет. Интересно, что он там такое увидел, что его так взволновало? – снаружи землянки, в окопах, был слышен топот ног и возбужденные голоса, но стрельбы не было, – Значит не атака, – решил полковник, тем не менее, снимая с гвоздя свой верный ППД.

Снаружи было темно, резкие порывы ветра горстями бросали в лицо дождевую пыль. Но зрелище, творящееся по ту сторону нейтралки, стоило всех неудобств.

В багровых отблесках разрывов низко над землей скользили узкие хищные тени. Тьма была перечеркнута пушечными трассами и огненными росчерками эрэсов. До советских моряков доносился гулкий гром разрывов и хриплый хохот автоматических пушек. Вся эта вакханалия продолжалась еще минут пятнадцать или двадцать. Винтокрылые штурмовики неизвестных морякам марок будто поставили перед собой цель – вбить немцев в севастопольскую землю, размолоть их в пыль.

Острые глаза корабельных сигнальщиков разглядели, что в налете участвовали три разных типа винтокрылых машин. И еще они видели на них красные звезды... ну это пусть останется на их совести, в таком случае человек всегда выдает желаемое за действительное.

Когда последний винтокрылый аппарат исчез во тьме, уходя на свой неведомый аэродром, полковник Вильшанский глянул на часы, – 06:27! Пора! – и перебросив свое тело через бруствер окопа, он встал во весь рост с ППД наизготовку, – А ну товарищи, пойдем, посмотрим, кто там из гансов живой остался? – и так же в полный рост зашагал к немецким окопам.

Вслед за ним, сначала пригибаясь, а потом так же в полный рост, поднялась вся бригада. Все те, кто прошел горнило жесточайших боев и выжил, те кто научился побеждать врага, несмотря на его техническое и численное превосходство. Уцелей у немцев хоть один пулемет с пулеметчиком, тогда бригада недосчиталась бы многих и многих. Но уцелевших не было, винтокрылые мстители сделали свое дело на совесть.

Шаг за шагом советские моряки пересекали некогда смертельно-опасную нейтралку. Тут повсюду лежали непохороненные тела товарищей, убитых во время атак первого и второго января, когда бригада не могла двинуться дальше ни на шаг. Тогда даже раненых удавалось вытащить не всех, а убитые так и оставались холмиками на мерзлой земле.

И вот бойцы дошли до того рубежа дальше которого еще не был ни живой ни мертвый. Метров пятьдесят до немецких окопов. Но самих окопов на месте нет, есть какой-то лунный пейзаж... Блиндажи, превращенные в огромные воронки, толстенные бревна, разбросанные и поломанные как спички. На дне воронок что-то чадно тлеет, а ветер сносит удушливый дым на юго-восток. Всюду исковерканное оружие, и мертвые тела. Некоторые из них были изуродованы до неузнаваемости. От такого инфернального зрелища кого-то из бойцов даже вырвало. Другие же рассыпались по уничтоженной позиции: кто-то пытаясь найти хоть одного выжившего, кто-то в поисках трофеев. Ведь у многих были немецкие автоматы МП-40 и МП-38, и бойцы использовали каждую возможность для того, чтобы разжиться парабеллумовскими патронами.

Полковник задумался. Формально приказ он выполнил, занял немецкую позицию, и убедился – что она уничтожена на всю глубину. В немецком фронте осады, образовалась дыра, а если учесть, что все свои резервы немцы угробили вчера под Саками, то заткнуть эту дыру им будет затруднительно. После некоторых раздумий, полковник отправил один батальон вперед, захватить и удержать старые, еще октябрьские позиции на горе Азиз-Оба, а остальными силами начал давить на открытые фланги противника, расширяя прорыв.

Это было совершенно верное решение. Немцы и румыны оказались полностью деморализованными событиями последних суток. Ведь у них, несмотря на все усилия фельджандармерии, не хуже нашего работал "солдатский телеграф". Они не выдержали давления и начали отступать. Маленькая дырочка превращалась в зияющую брешь, тем более что немецкая артиллерия, с рассветом открывшая огонь по наступающим морякам, довольно быстро заткнулась и больше не стреляла.

Убедившись, что разведка боем оборачивается прорывом, в 06:50 полковник Вильшанский отправил свое донесение генерал-лейтенанту Василевскому, чей приказ он уже выполнил и перевыполнил. Оставалось только ждать – какое решение примут наверху.

6 января 1942 года. 09:05. 1-я рота батальона «Балтика».Капитан морской пехоты Сергей Рагуленко.

На дорогу, в пустое пространство между боевыми машинами, опускался вертолет, трудяга войны Ка-29. Он и БШУ наносит, и десант возит, и раненых, и боеприпасы, и даже, как выяснилось, генералов, будущих "маршалов Победы". Подготовившись к приему спецборта, мы поставили свои БМП "коробочкой", перекрывая все сектора обстрела, и оставляя внутри защищенное пространство. Но все обошлось, никакие немецкие окруженцы, или татарские коллаборационисты не обстреляли идущую на посадку машину, и шасси вертолета благополучно коснулись земли.

Как и в прошлый раз, генерал-лейтенант был одет в нашу камуфляжную куртку и зимнюю шапку. Вслед за ним спустился немножко нервничающий адъютант, между прочим, его и в прошлый раз в окопах с Василевским не было. В руках лейтенанта – два кубаря в петлицах, был наш огромный десантный баул, в котором, как я полагаю, находится полный комплект генеральского обмундирования.

– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант, – козырнул я Василевскому, – разрешите доложить, что вверенная мне рота к маршу и бою готова. Докладывал, капитан Рагуленко.

– Орел! – будущий маршал Победы огляделся вокруг, – Скажи-ка мне, капитан, какой транспорт у тебя есть для представителя Ставки?

– Самый лучший, товарищ генерал, – ответил я, – командирское место в моей машине.

– А сам-то как? – поинтересовался Василевский, запрыгнув на броню, и заглядывая в люк.

– А я на этом месте и не езжу, все больше с бойцами на броне. – ответил я, – Тут и обзор получше, и соображалка работает будь здоров. А для связи с машиной у меня специальный шлемофон с удлинителем.

– Тесновато, у вас здесь, – проворчал Василевский, спустившись вниз, – А адъютанта моего куда?

– Да на этой же машине в десантное отделение, товарищ генерал, – и я махнул рукой вертолетчикам, что бы те поднимались и уходили домой.

– Годится, – Василевский до пояса высунулся в люк, – ну что поехали?

– Одну минутку, товарищ генерал, – я указал на отрывающийся от земли вертолет, – Вот теперь можно, – я прижал ларингофоны к горлу, – Вперед!

Машина дернулась, и с лязгом покатилась по узкой крымской дороге. Впереди был древний Бахчисарай.

6 января 1942 года. 09:42., окраина Бахчисарая 1-я рота батальона «Балтика». Капитан морской пехоты Сергей Рагуленко.

– Стой! – БМП, дернувшись, замерла как вкопанная. Перед городом, на ровной площадке у дороги, сооружение, так хорошо знакомое по фотографиям и кинофильмам всем нашим современникам. Колючая проволока, вышки, бараки... Короче, лагерь военнопленных. И ярость затуманивающая голову. Тогда, с эшелоном, в голове был холодный расчет, а сейчас горячая как кровь ярость. – Твою мать! Рота, спешиться! Наводчики – огонь по вышкам. Только скорострелки и пулеметы, бойцы, охрану в плен не брать! В атаку, вперед!

Скидываю шлемофон, обматывая шнур вокруг основания антенны и, нахлобучив холодную как лед каску, спрыгиваю с брони. И вовремя! Машины взревели моторами, выбросив в воздух густой соляровый выхлоп. Трассы с скорострельных 30-мм пушек скрестились на вышках. Во все стороны полетели дымящиеся обломки. А вы, гады, как думали, для чего нам нужны лазерные прицелы, баллистические вычислители и система стабилизации? То-то же! Только с двух или трех дальних вышек успели ударить пулеметы. Причем, стреляли не по нашим бойцам, а по баракам. С-суки! Ну, ничего, наводчики их быстро заткнули. И наступила тишина.

А потом рывок метров в пятьсот, от поворота до дороги. Про товарища Василевского, я, честно даже говоря, и забыл своей затуманенной злобой башкой. Так хотелось дотянуться руками до горла этих гадов. Потом из длинного низкого барака начали выбегать фигуры в серой униформе, и у наводчиков появилась новая забава – расстреливать их из пушек, пулеметов и АГС, метров со ста, то есть, почти в упор.

БМП одна за другой врезаются в заграждение, слышен гитарный звон разрываемой проволоки и хруст сминаемых столбов. Темным зевом распахнута дверь барака охраны, в нем огненной бабочкой бьется пулемет, МГач. Пули с визгом рикошетят от лобовой брони, заставляя вжимать голову в плечи. Лишь бы Василевский не высунул голову из люка!

Глухо бьет "сотка" и фугасный снаряд превращает деревянный барак охраны в подобие мартеновской печи. Пламя с гудением взлетает к небесам. Молодец Кандауров, хорошую смерть подарил для этой сволочи. И дальше тишина, гробовая... И мертвые с косами...

Рота рассыпалась по лагерю, но сопротивляться тут больше уже некому. Нет, вру. Сухой щелчок пистолетного выстрела, и две двухпатронные очереди из "ксюхи" в ответ. Теперь уже точно тишина. Останавливаюсь, чтоб вытереть лоб. Соленый привкус крови во рту, когда это я успел прокусить губу – не помню. Оглядываюсь, уже трезвым взглядом. Все, бля, как в кино... В том самом – про лагеря.

Потом приглядываюсь повнимательнее, и возникает жуткое желание завыть диким зверем. Обнаженные тела в "поленнице" за бараками – женские, и на виселице возле аппельплаца тоже. Хочется воскресить всех тех гадов, которых мы так неосмотрительно убили, и казнить их по новой, на этот раз с применением особо негуманных средств. Вроде сожжения на медленном огне и посажения на тупой, толстый и плохо оструганный кол. Бр-р-р. А мои ребята?! – Они же теперь немцев в плен брать не будут, отныне и навсегда! Нет, такое прощать нельзя!

Василевский выбирается из командирского люка БМП слегка обалдевший и весьма грозный. Козырнув, с ходу рапортую, – Товарищ генерал-лейтенант, во время марша был обнаружен объект, идентифицированный как немецкий лагерь для советских военнопленных. Во избежание попыток охраны уничтожить заключенных, принял решение атаковать немедленно, с ходу. Мои опасения оправдались, несколько не подавленных нами сразу вышек открыли огонь не по нам, а по баракам с пленными. Наши потери подсчитываются, охрана лагеря уничтожена полностью. Докладывал капитан Рагуленко.

Василевский кивает, и молча осматривается по сторонам. Из дверей бараков робко-робко появляются пленные. Невероятно худые, кто в затрепанных армейских гимнастерках, кто в штатских ситцевых платьях. В плен они попали еще в октябре, а сейчас, простите, уже январь. Бр-р-р!

– Вы все сделали правильно, товарищ капитан! Приняли быстрое и единственно верное решение. – Василевский жестом подозвал своего адъютанта, – Пиши, с момента принятия присяги СССР – капитану Рагуленко...

– ...Сергею Александровичу, – подсказал я.

...Сергею Александровичу, – повторил Василевский, – присвоить звание майора! Кстати, расстрел немецкого эшелона в Симферополе – это тоже ваша работа?

– Так точно, то есть не моя, а моей роты, мы там тоже все вместе работали, один бы я не справился... – пошутил я.

– Добавь, – бросил Василевский адъютанту, – ...и наградить орденом Боевого Красного Знамени. А теперь, давай пойдем и посмотрим в лицо этим героическим женщинам.

– Слушаюсь, товарищ генерал, – я устало козыряю. Кстати, дело полный сюр, бабоньки по моему еще не врубились, что они уже свободные, и смотрят на моих камуфлированных бойцов испуганно-непонимающе. Да, такой формы одежды, в какую одеты мои парни, им явно видеть не доводилось. Но постепенно до них начинают доходить: пылающий барак охраны, разбитые пулеметные вышки, порванная проволока и разбросанные повсюду трупы немецких охранников и татарских шуцманов. И мои, суровые, брутальные парни, с "калашами" наизготовку. Мизансцена – лепота! И чей-то выкрик, – Бабоньки, да ведь это наши, наши, бабоньки, фронт вернулся! – Нас окружили, стремясь прикоснуться, пощупать, удостовериться, что мы не призраки, навеянные голодным бредом, а самые настоящие. Только вот, есть во всем этом ликовании одна проблема, как бы на какого-нибудь рядового Васечкина не запала сердцем его родная бабушка? Шанс есть, хоть и не очень большой.

– Одну минуту, товарищ генерал! – я нахожу взглядом лейтенанта Борисова, вокруг него самая густая толпа, того и гляди, разорвут парня. За рукав вытаскиваю его из окружения. – Значит так, лейтенант, мы сейчас пойдем дальше, согласно приказу, а ты, со своими бойцами останешься здесь. Назначаю тебя временным комендантом лагеря освобожденных военнопленных. Я сейчас доложу в бригаду, они пришлют помощь, а ты уж продержись. Обеспечь безопасность, уход за больными и ранеными, короче, сам знаешь. Отвечаешь за все только перед полковником Бережным! Понятно?!

– Так точно, товарищ капитан, понял, но все же... – взмолился тот.

– Выполнять приказ, товарищ лейтенант! Война не завтра кончится, и немцев на твою долю еще хватит. – отрезал я, – а сейчас твой отряд способен выполнить поставленную мной задачу, и в то же время ваше отсутствие минимально ослабит наши силы. Ничего личного – только холодный расчет! – Понимаешь?

– Так точно, товарищ капитан, – все еще с обидой произнес тот, – разрешите идти?

– Идите! – я повернулся к Василевскому и козырнул, – товарищ генерал-лейтенант, разрешите продолжить выполнение боевого задания? – немного помедлил и добавил, – А то нас здесь женщины или на куски разорвут, или насмерть зацелуют, что, впрочем, одно и то же.

– Да, капитан, выполняй, – коротко ответил Василевский, – и мы пошли обратно к моей машине.

На полпути генерал неожиданно развернулся лицом ко мне, и заговорил вполголоса, – А ведь мне там у вас в штабе, капитан Тамбовцев говорил о таком. План "Ост". Зверства фашистов. Я не верил, точнее верил, но не до конца, думал – преувеличивает. А нет, он даже преуменьшал. А ведь это мы виноваты... Не смогли спланировать, отразить...

– Товарищ генерал-лейтенант, вы лично ни в чем не виноваты, кто же знал, что генерал Павлов – предатель. – меланхолически заметил я.

– Павлов не предатель, товарищ капитан, он просто дурак! – резко возразил мне Василевский.

– Ах, не предатель... Тогда, товарищ генерал-лейтенант, почему немцы, по натуре ужасные педанты, скрупулезно рассчитывающие каждый свой шаг, смогли всерьез поверить в смешную цифру в шесть недель, которые им понадобились бы для того, чтобы пройти от границы, до линии Архангельск-Астрахань. – А? Это только в том случае, когда они были бы уверены, что на одном или двух главных направлениях перед ними рухнет фронт. Это у них получилось Литве и Белоруссии, так что делайте выводы сами.

И этот же план войны в течение шести недель позволил немцам перед ее началом сделать все, чтобы не насторожить нашу разведку. Сами знаете, что не было отмечено подготовки к зимней компании в России. Ни теплых вещей, ни специального топлива и смазки... А уж после разгрома Западного фронта и прорыва немцев через Минск на Смоленск, мы заимели то, что имеем. Понимаете, товарищ генерал?

– Понимаю! – Василевский поднял голову, – А, что это за план войны в течении шести недель?

– Будете в нашем штабе, увидите сами. Спросите у полковника Бережного – что такое "План Барбаросса". – я вспрыгнул на броню, – У него есть на эту тему специальная литература, вам как генштабисту это будет весьма интересно, – Василевский молча кивнул, и полез через люк на командирское место.

6 января 1942 года. Утро. женский лагерь советских военнопленных под Бахчисараем военврач 3-го ранга Алена Лапина

Вот уже больше суток, канонада гремит не только с юга, со стороны Севастополя, но с северо-запада, примерно там, где расположены Евпатория и Саки. По лагерю ходят самые разные слухи, в том числе и такие, что всех нас при подходе Красной Армии немедленно расстреляют. Но большинству женщин-военнопленных было уже все равно, лишь бы прекратились эти пытки голодом и холодом.

Шум моторов и лязг гусениц – танки. Конечно же немецкие, какие еще танки могут быть здесь, в тылу. Вчера мимо лагеря весь день шли немецкие войска. Шли от Севастополя на север, туда, где сутки назад загрохотала канонада. Неужели наши высадили десант?

Но надежды на освобождение таяли с каждым часом. А вчера в полночь канонада стихла. И тогда наши женщины в бараках заплакали. Они поняли, что наш десант уничтожен. Сейчас немцы покончив с нашими бойцами, наверное, возвращаются – сытые, возможно, пьяные, довольные собой.

Слышим – танки свернули с дороги в сторону лагеря. Что бы это значило? Неожиданно затарахтели пулеметы, судя по звуку, это были немецкие пулеметы МГ. Моя соседка по нарам и подруга, медсестра медсанбата Майка Селиванова, толкнула меня на земляной пол барака – и откуда только силы взялись – потом сама упала следом. Вовремя – по тонкой дощатой стене дробью простучала очередь. Пронзительно закричали раненые, сверху посыпался какой-то мусор. Пулеметчик бил сверху, с вышки, и даже те, кто успел подобно мне и Майе упасть на пол, не могли чувствовать себя в безопасности. Стало страшно, вот сейчас меня убьют...

В ответ на стрельбу с вышек раздался залп из множества автоматов и пулеметов. Потом грохнули орудийные выстрелы, от которых вздрогнули тонкие стены барака. На головы опять посыпался мусор. Пушки били почти в упор. Женщины лежали на холодном земляном полу тихо, как мыши под веником. Потом заполошная стрельба стихла. Со звоном лопнула проволока, сминаемая гусеницами танков. Лязг траков и урчание моторов совсем близко. Кто-то пронзительно завопил на русском с татарским акцентом. – Жить хочу, пощадите, жить... – одиночный выстрел оборвал крик на полуслове. Тишина.

– Мамочка, – думала я, вжимаясь в утоптанную глину пола барака, – неужели наши? – Иначе с чего бы это немцам убивать своих холуев?

И тут, где-то рядом, прямо за стеной раздается хрипловатый мужской голос, – Товарищ капитан, смотрите... – а дальше прошла ни разу не повторяющаяся шестнадцатиэтажная словесная конструкция, в ходе которой боец выразил свое сожаление о том, что охрана лагеря умерла так легко и быстро.

Сердце у меня от волнения прыгнуло к самому горлу, – ... все таки – НАШИ, – слова "товарищ капитан", они как пароль. Откуда здесь наши, почему на танках – это сейчас не так уж важно, главное, что это наши.

Со скрипом распахивается дверь в барак, вместе с неярким светом утра в надышанную полутьму врывается ледяной январский воздух, и голос, правда уже другой, чуть постарше. – А ну, товарищи женщины, будьте любезны – выходите по одной, не задерживайтесь!

Свет ударил мне в глаза заставив зажмуриться. Ледяной ветер легко пробил гимнастерку и истрепанное нижнее белье, и обжег тело. Постепенно глаза привыкли и стали различимы детали. Я увидела дымящиеся руины барака охраны, и изломанные трупы людей в мышастых шинелях. Разбитые вышки и свешивающееся с одной из них тело пулеметчика. Запах сгоревшего пороха и тротила, и сладковатый соляровый перегар работающих танковых дизелей. Бойцы в одинаковой странной пятнистой униформе, лица разрисованы диагональными черными полосами, как у дикарей, даже сразу не поймешь кто они такие, и где их командир. Все они вооружены ранее невиданными короткими карабинами с длинными изогнутыми магазинами. Пусть я была всего лишь военврач, но в оружии худо-бедно разбираюсь.

Танки, по зимнему заляпанные полустершейся известью, были мне тоже не знакомы. Но, из под белых пятен проглядывал не проклятый танкгрей, а привычный советский 4БО. Среди "пятнистых" были и черные бушлаты военных моряков. И оружие у них более привычное: СВТ, ППД, немецкие МП-40. Но видно было, что с "пятнистыми" они запросто, обмениваются куревом, пересмеиваются о чем то о своем. На женщин смотрят с какой-то жалостью и сочувствием.

Я и мои подруги по несчастью, конечно, не верили немецкой пропаганде, будто нас, как изменников Родины, расстреляет НКВД, но все же, а вдруг...

У одного из танков, совещались два морских командира и пятеро "пятнистых". Обрывок фразы, долетевший оттуда вместе с ветром. – Товарищ генерал-лейтенант... – заставил всех дернуться. Пожилая санитарка, баба Маша, не иначе, как чудом дотянувшая до освобождения, душа и мать барака, с трудом доковыляла до группы морячков в черных бушлатах, – а кто енто, сынки?

– Осназ РГК, мамаша! – Ответил коренастый тоже немолодой старшина, отбросив в сторону цигарку. – Правильные бойцы, немцев душат, как удав кроликов...

И почти тут же раздался голос командира моряков. – Старшина Еременко, нас оставляют для защиты лагеря. Возьми бойцов, пораздевай дохлых фрицев и полицаев. Им уже все равно, а женщины мерзнут.

Тем временем "пятнистые", торопливо побросав курево, порысили к танкам. Взревели на повышенных оборотах моторы. Пятясь задним ходом, с запрыгнувшими на броню бойцами, танки стали выбираться из лагеря.

– Оставляют, – вздохнул старшина, – запомните хлопцы мудрую мысль: как сказал товарищ Рагуленко, хоть всех фрицев и не убьешь, но к этому надо стремиться. Но, увы, сегодня не наш день. Будем няньками при женском поле. Хлопцы, – крикнул он своим подчиненным, – слыхали, что лейтенант сказал? – А ну, бегом марш!

Когда оставшиеся в лагере моряки направились к бараку охраны, старшина повернулся к женщинам. – Вы, дамочки, главное ничего не бойтесь...

Сзади подошел лейтенант. – А ты что тут делаешь, Еременко? Я же ясно сказал – возьми бойцов... Да и поищи там в развалинах, что-нибудь съедобное, что-то эти гады ведь жрали. Надо хотя бы раз по человечески накормить женщин перед эвакуацией.

– Так точно, товарищ лейтенант, – козырнул старшина, – приказ понятен, разрешите идти?

– Иди, старшина, – лейтенант посмотрел на столпившихся перед ним женщин, и представился, – Петр Борисов, разведотдел штаба Черноморского флота, лейтенант. Бояться, действительно, не надо. Скоро придут машины, и вы поедете в Евпаторию, в госпиталь. Там особист конечно поспрошает, это само собой, но если совесть чиста, то и вам ничего не грозит...