Текст книги "Брусиловский прорыв"

Автор книги: Александр Бобров

А. Бобров
БРУСИЛОВСКИЙ ПРОРЫВ

Книга посвящается памяти моего отца – поручика 171-го Кобринского полка, участвовавшего в составе 7-й армии в Брусиловском прорыве

МУЖЕСТВЕННЫЙ ГЕНЕРАЛ

Военные добродетели суть: отважность для солдата, храбрость для офицера, мужество для генерала.

Александр Суворов

Великий генералисимус Суворов оставил много точных наставлений и афоризмов. Что значит этот, вынесенный в эпиграф? Отважность и самопожертвенность для солдата – ясно. Но что значит храбрый офицер? Это, по Суворову, тот человек, кто, предвидя опасность, идет на всё и увлекает за собой других с полным сознанием ответственности за выполнение поставленной задачи. А задача эта всегда преследует одну цель: преодолев опасность, сделать ее для врага смертельной. Высшее же мужество для генерала в том, чтобы принять решение и уже не отступать от него и довести до конца. Генерал Похвистнев – командующий особым отрядом, однокашник командующего 8-й армии Алексея Брусилова говорил: «О, это самое трудное для русского генерала в наше время. Мужеством в полной мере обладает у нас только один генерал – Брусилов. Он шёл уверенно и без чужой помощи. Он всегда знал, чего хотел. Но никто не подозревал в нём мужества. Нынче ему суждено свершить великие дела и не миновать беды… Мужества у нас не прощают». Как в воду глядел…

Эта книга посвящена мужественному генералу Алексею Алексеевичу Брусилову и главному победоносному сражению Первой мировой войны – Брусиловскому прорыву.В истории войн найдется не много стратегических операций (а в XX веке таких и не припомнишь), названных не по месту проведения, а по имени полководца; одна из них – наступление Юго-западного фронта – Луцкий прорыв, который стал зваться Брусиловским. Про генерала от кавалерии и выдающегося полководца, родоначальника новой школы стратегии и тактики написаны разные книги – от биографических до условно художественных. Наконец, сам Брусилов оставил потомкам свои подробные воспоминания. И автор, наверное, не взялся бы за этот труд, если бы не два соображения. Первое – общественно-политическое: дальние предки Брусилова были выходцами из Речи Посполитой и вели свою родословную от известного польско-украинского дипломата Адама Киселя, потомки которого, перейдя на русскую службу, связали свою жизнь с русской армией. Генерал воевал в Голиции и Волыни, в тех местах, где мог бы по иронии судьбы владеть имением, сытно (комфортно, как говорят сегодня) жить под польским да австрийским каблуком, но Кисели-Брусиловы выбрали служение Российской империи. Отпрыск их делил все тяготы окопной жизни и жарких сражений от зимних Карпат до летней Галиции с дорогим его сердцу русским солдатом. Сегодня в этих краях стоят памятники сечевым стрельцам, воевавших за Австро-Венгерскую империю, которые порой застят светлые воспоминания и остатки братских могил брусиловских воинов. Восприятие самой фигуры и политической позиции легендарного полководца снова вызывает сегодня горячие споры и требует постоянного осмысления, особенно в наше время, когда не утихает зуд развенчания, но общество пытается выработать более взвешенный и патриотичный взгляд на истории России, включая ее славные и трагические страницы.

Второе и важное обстоятельство – глубоко личное: в составе 7-й армии воевал, наступал на левом фланге и был дважды ранен за Тернополем и в Прикарпатье отец автора – поручик 171-го Кобринского пехотного полка Александр Николаевич Бобров. Как публицист и путешественник я прошёл по следам отца, по городам и весям – от Луцка, с которого началось решительное наступление, кончившееся полынной горечью, до Монастержиска, который много лет был в составе Польши и до Карпат, где был ранен отец – и попытался наполнить исторические очерки живыми впечатлениями, описать не только ход сражений, но и осмыслить уроки событий вековой давности. В частности, осветить противоречивые страницы истории Украины, когда её сыновья оказались между жерновами двух империй, а их мундиры были украшены как Георгиевскими крестами, так и австрийскими боевыми наградами. Но главная цель книги – запечатлеть свершения гениального военачальника и подвиг русского солдата, какая бы кровь ни текла в его жилах.

Только после смерти отца (я родился, когда ему исполнилось 50 лет) осознал, как много упустил и потерял, не разговорив, не записав его бесхитростные воспоминания двадцатилетнего офицера. Сам он рассказывал крайне мало – больше курьёзы и молодые выходки вспоминал без всякого пафоса, а ведь был награждён орденом Анны и шашкой «За храбрость!». Многие утверждают, что в те годы вообще было не принято вспоминать героев Первой мировой. Но про то, что Жуков и Рокоссовский – георгиевские кавалеры, мы узнали рано, а вот у бати, который и умер от раковой опухоли в лёгком, образовавшейся вокруг осколка прикарпатского снаряда, я так и не мог выпытать ничего из его храброго пути. Объясняется это, наверное, тем, что боевой путь отца был заслонён посмертной и скорбной славой его сына, моего старшего брата – Николая Александровича Боброва, героически павшего в августе 1942 года под Ленинградом, потому-то, наверное, я и родился в 1944-м. По дурости замполита меня не отпустили из воинской части в 1965 году на торжества в Ленинградской области, где близ станции Лемболово на Карельском перешейке был открыт памятник трём летчикам – сталинским соколам, совершившим огненный таран. Крайний справа – мой старший брат, Герой Советского Союза…

Через много лет после смерти отца я нашёл в его бумагах обветшавший послужной список, где обозначены сражения и ранения поручика Боброва. Конечно, других памятных свидетельств нет, но в книге присутствует глава с редкостным свидетельством из Фондов Ковровского историко-мемориального музея: письма как раз с австрийского фронта прапорщика Евгения Георгиевича Герасимова (1890–1916), командира 2-й роты 310-го пехотного Черноярского полка, уроженца Коврова Владимирской губернии. Два неотправленных письма были переданы денщиком после гибели Е.Г. Герасимова в бою 27 мая 1916 года, на второй день Брусиловского прорыва, они добавились к 14-ти присланным домой письмам… Мать автора писем – Варвара Павловна Герасимова, урожденная Невская слыла в Коврове женщиной образованной, умной, высококультурной. Её внук – замечательный советский прозаик, ныне подзабытый – Сергей Никитин, который, понятно, приходится автору писем родным племянником по материнской линии. Вот какие родословные всплывают через век!

Конечно, я совершил путешествие по Тернопольщине и Прикарпатью, написал очерки и стихи, а потом стал осознавать весь масштаб и значение грандиозной операции 1916 года, проехал и по Волыни, где наступлением на Луцк начала легендарный прорыв 8-я армия, которой до назначения командующим Юго-западным фронтом командовал сам Брусилов. Собирая и публикуя материалы, я вдруг погрузился в споры и разночтения по поводу, казалось бы, ясного и мужественного пути генерала. Современники знали битву как «Луцкий прорыв», что соответствовало исторической военной традиции: сражения получали названия согласно месту, где они происходили. Однако именно Брусилову была оказана невиданная честь: операция весной – летом 1916 года на Юго-западном фронте получили наименование по одному из авторов плана операции по наступлению – «Брусиловский прорыв». Почему? Тут существуют разные точки зрения.

Одна из них такова: когда стал очевиден успех Луцкого прорыва, по словам военного историка А.А. Керсновского, «победы, какой в мировую войну мы ещё не одерживали», которая имела все шансы стать победой решающей и войну завершающей, в рядах русской оппозиции появилось опасение, что победа будет приписана царю как Верховному главнокомандующему, а это – усилит монархию. Возможно, чтобы этого избежать, Брусилова стали восхвалять в прессе, как не превозносили до того ни Н.И. Иванова за победу в Галицийской битве, ни А.Н. Селиванова за Перемышль, ни П.А. Плеве за Томашев, ни Н.Н. Юденича за Сарыкамыш, Эрзерум или Трабзон. Сопоставимы ли деяния и имена? – большой вопрос.

Деятельность Брусилова после октября 1917 года тем более вызывает сегодня жаркие дискуссии. Ведь он был самым авторитетным из царских генералов, перешедших на службу советской власти. А мог бы оказаться и в другом стане, как сам признавался. Существует даже утверждение злопыхателей, что и сам Луцкий прорыв продолжал называться Брусиловским, потому что генерал перешёл на сторону красных, что это было выгодно чуть ли не самому Сталину. Но надо напомнить, что и в западные энциклопедии, и в многочисленные научные труды по военной истории наступление вошло именно как «Brussilow angritte», «The Brusilov offensive», «Offensive de Brussilov» и т.д. Неужели во всех странах, даже враждебных нам, было так велико влияние советской власти и Сталина?

Автор продолжает придерживаться точки зрения генерала Похвистнева и своего отца: это была победоносная и главная битва, ставшая возможной только благодаря личной целеустремлённости, вопреки всем интригам и обстоятельствам, мужественного генерала Алексей Брусилова.

Не являясь сторонником смешения разных жанров, я всё-таки закончу вступление к познавательной книге давним и покаянным стихотворением:

 
ЖИЗНЬ ОТЦА
Я подумал опять на седых берегах Селигера,
Где отец всё зовет меня издалека:
Как же мало узнал я о жизни отца-офицера,
Подпоручика Кобринского полка.
Я стеснялся спросить и запутаться в датах,
Безвозвратно казались они далеки:
Галицийские веси, прорыв легендарный в Карпатах
И раненье шрапнелью у горной реки.
В доме список хранился с печатью двуглавой,
Где бои внесены за высоты Карпат,
Но они затмевались недавнею славой,
Той, которой овеян был старший мой брат —
Героический сын его, павший недавно.
До того и скорбел, и гордился отец,
Что не помнил про орден с отличием – Анна —
Про награду за бой у реки Коропец,
За лихой контрудар от Поповой могилы…
Много шрамов в обычной отцовской судьбе,
Он в российских просторах отыскивал силы,
Чтобы молча сносить все осколки в себе.
Я ведь помню седым его и постаревшим,
Сколько шли по лесам и озерам вдвоем…
Вот он тихо сидит над костром прогоревшим
И как будто не слышит о прошлом своем.
Но без этих боёв супротив супостата,
Как ни думай с позиций текущего дня —
Нет ни чести фамильной, ни старшего брата,
Ни меня…
 

Прошло тридцать лет, мы видим, что даже на русской почве со времён Великой войны накопилось уже целых три пласта её осмыслений и научных концепций (историки имперской школы, догматики марксистской закалки и авторы с постсоветским развенчанием), но сегодня, к 100-летию начала Перовой мировой войны, к грядущему вековому юбилею Брусиловского прорыва, мы можем и попытаться сказать правду, и поспорить, и провести параллели с сегодняшними трудными днями, но главное – отдать заслуженную дань нашим героическим предкам.

МИРОВАЯ, ВЕЛИКАЯ, ОТЕЧЕСТВЕННАЯ, ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКАЯ…

Эта небывалая война должна быть доведена до полной победы. Кто думает теперь о мире, кто желает его – тот изменник Отечества, его предатель.

Из прощального обращения Николая II к войскам (8 марта 1917 г.)

Пока живы отзвуки недавней мировой драмы, именуемой Великой войной 1914–1918 годов, а они пережиты будут человечеством разве в далеком и очень далеком будущем, будет живо в умах и памяти имя Брусилова, ярко и выпукло отчеканенное на фоне пережитой человечеством драмы.

Из прощального слова командарма Андрея Снесарева (19 марта 1926 г.)

Над революционным Петроградом мчались свинцовые тучи, на свежие брустверы в Карпатах пал первый снежок, а во Франции ещё стояли остатние тёплые дни, подогреваемые всеобщим ликованием. В 11 часов, 11-го дня, 11-го месяца (ноября) 1918 года в железнодорожном вагоне, стоявшем на путях во французском городке Компьене, севернее Парижа, было подписано соглашение о прекращении огня на всех фронтах. Если точнее, перемирие было заключено в 5 утра 11 ноября, но вступило в действие с 11 утра. Был дан 101 залп – последние залпы Первой мировой войны.

Так в этот день закончились боевые действия на Западном фронте, где против немцев сражались союзники – страны Антанты без России. Ещё 29 сентября 1918 года Верховное командование германской армии проинформировало кайзера Вильгельма II и имперского канцлера графа Георга фон Гертлинга, находившихся в штаб-квартире в Спа (Бельгия), что военное положение Германии безнадежно. Генерал-квартирмейстер Эрих Людендорф, по-видимому, опасавшийся катастрофы, заявил, что он не гарантирует, что фронт удержится в следующие 24 часа, и потребовал запросить у сил союзников немедленного прекращения огня. Кроме того, он посоветовал принять основные условия президента США Вудро Вильсона («Четырнадцать пунктов») и демократизировать имперское правительство, в надежде на лучшие условия мира. Это позволит сохранить лицо имперской армии и переложить ответственность за капитуляцию и её последствия непосредственно на демократические партии и парламент. Он сказал офицерам своего штаба: «Теперь они должны лечь в ту постель, которую они приготовили для нас». И 3 октября вместо Георга фон Гертлинга новым канцлером был назначен либерал – принц Максимилиан Баденский. Ему было поручено начать переговоры о перемирии. Однако при последующем обмене сообщениями выяснилось, что вильсоновские указания «на отречение кайзера как важнейшее условие достижения мира не встретили понимания. Государственные деятели Рейха тогда ещё не были готовы рассматривать столь чудовищный для них вариант». В качестве предварительного условия переговоров Вильсон требовал вывода немецких войск со всех оккупированных территорий, прекращение подводной войны и отречение Кайзера, записав 23 октября: «Если правительство Соединённых Штатов должно договариваться с Верховным командованием и монархической верхушкой Германии сейчас или, по всей вероятности, позднее, ввиду международных обязательств Германской империи, оно должно требовать не мира, а капитуляции». Она и была принята 11 ноября 1918 года.

В том же ноябре 1918 года в Москве был выпущен из-под ареста беспрекословный герой и самый успешный полководец русской армии Алексей Брусилов. Покинув армию после революционных событий и отставки по приказу Керенского с поста главкома, он поселился в Москве. В ноябре 1917 года был тяжело ранен осколками случайно попавшего в дом снаряда и до июля 1918 года лечился в госпитале. В этот период его посещали представители Белого движения, стараясь привлечь на свою сторону, но генерал отклонил предложения перебраться на Дон. Это не осталось незамеченным. В августе 1918 года был арестован органами ВЧК в качестве заложника, два месяца находился на кремлевской гауптвахте, но был освобожден в ноябре победного года за отсутствием доказательств связей с антисоветским движением. В это же время были арестованы его брат, умерший в заключении, и сын, бывший ротмистр Алексей. Вот что творилось с офицерами – патриотами России…

В ноябре 1919 года (через год после подписания Компьенского перемирия) президент США Вилсон издал указ о праздновании Дня Перемирия (Armistice Day). В нем содержался следующий пассаж: «Для нас в Америке празднование Дня Перемирия будет проявлением гордости за тех, кто пал на службе своей стране и отдал свою жизнь для победы. Это также будет способом продемонстрировать иным странам нашу приверженность миру и справедливости». Уже тогда США примазались в последний момент, провозгласили себя чуть ли не главными победителями и продемонстрировали другим странам, что будут бороться за «мир и справедливость» всеми способами и любым оружием.

Политически Первая мировая в Европе завершилась подписанием Версальского мирного договора, а перемирие между странами Антанты и Германией, состоявшееся в Компьенском лесу, было подписано севернее Парижа потому, что здесь в заключительные месяцы войны располагался штаб главнокомандующего союзными силами на Западном фронте маршала Фоша. Акт подписания перемирия прошёл в переоборудованном вагоне-ресторане компании «Grandes Express Européens», входившем в состав штабного поезда. После окончания войны исторический вагон поместили в музей, расположенный тут же в Компьене, украсив высокопарной мемориальной доской: «ЗДЕСЬ ОДИННАДЦАТОГО НОЯБРЯ 1918 ГОДА БЫЛА СОКРУШЕНА ПРЕСТУПНАЯ ГОРДОСТЬ ГЕРМАНСКОГО РЕЙХА, ПОБЕЖДЕННАЯ СВОБОДНЫМИ НАРОДАМИ, КОТОРЫХ ПЫТАЛАСЬ ПОРАБОТИТЬ».

В июне 1940 года, 22 года спустя, гитлеровская Германия за месяц с небольшим разбила французские войска, и правительство Франции запросило переговоров. Мстительный Гитлер назначил местом переговоров, конечно же, Компьенский лес. Место переговоров – ясно, в бывшем вагоне Фоша! «В музее? Достать!» И достали гордые французы, и доставили, не пикнув. Акт мести был продуман до самых мелочей. Вагон поставили на то же самое место, где он стоял в 1918 году. Гитлер сидел на том же самом стуле, на котором сидел маршал Фош, диктуя свои условия представителям побежденной Германии. После чтения преамбулы соглашения Гитлер, выражая презрение к французским делегатам, демонстративно покинул вагон, оставив вести переговоры генерала Вильгельма Кейтеля, своего начальника Генерального штаба.

Немцы, однако, на этом не угомонились и вывезли достопримечательный вагон (вместе с мемориальной доской) в Германию, как военный трофей. Почти все военные годы он простоял в Берлине, и лишь в 44-м его, от греха подальше, отослали в деревушку в Тюрингии. Незадолго до конца войны эсэсовцы его уничтожили и даже закопали в землю остатки – боялись, что теперь уже их заставят подписывать очередную капитуляцию в историческом вагоне. Но зачем Сталину и Жукову нужен был штабной вагон: перед ними была одна цель – столица рейха, все его дворцы и пригороды!

После окончания войны дотошные французы заставили пленных немцев восстановить музей в Компьене, а уничтоженный вагон заменили копией. Теперь там вновь музей – восстановлена обстановка заседаний переговорщиков с табличками: кто и где сидел и факсимильными копиями документов. Такая вот судьба обычного вагона-ресторана…

История переполнена символами, но что особенно потрясает: полную и безоговорочную капитуляцию фашистской Германии в присутствии маршала Жукова и подписывал тот же Кейтель! Правда, Гитлер был уже мёртв и поручить ничего не мог. В 1945 году 8 мая в Карсхорсте (предместье Берлина) в 22.43 по центральноевропейскому времени (00.53 9 мая – по московскому) был подписан окончательный Акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии и её вооруженных сил. Под окончательным Актом стоят подписи генерал-фельдмаршала В. Кейтеля, главнокомандующего германскими ВМС адмирала фон Фридебурга, генерала-полковника авиации Г. Штумпфа. Со стороны союзников Акт подписан Г.К. Жуковым и британским маршалом А. Теддером. В качестве свидетелей расписались представители США и Франции. Как видим, французского генерала в числе принимавших капитуляцию нет, что хоть чуть-чуть успокоило Кейтеля: «Как и вы победители?» – воскликнул он при входе в зал унижения, где присутствовал главком французской армией генерал Ж. де Латтр де Тассиньи. Круг истории замкнулся. Вернее, завершилась Вторая мировая война, которую многие историки и политики считают продолжением Первой.

Великими в XX веке называли две войны. Первая мировая получила имя «мировой» значительно позже, и только после Второй мировой ее обозначили как «первую». В советское время о ней забывали, именовали «империалистической». А изначально, на волне патриотизма в России, ее называли Великой войной, Второй Отечественной или Великой Отечественной. Но какое ещё всеохватное название можно придумать для страшной схватки с невиданным врагом – фашизмом? Даже странно сетовать по этому поводу – в истории параллельные названия не живут; в сознание народа не просто было вбито, а органически влилось: Отечественная война 1812 года (хотя ведь взятие Парижа нашими войсками состоялось в 1814 году). Мы должны в 2014 году отметить 200-летие полной победы над завоевателем Европы – Наполеоном и войсками его коалиции, но убеждён, что праздника не будет – его затмит 100-летие начала Первой мировой войны: президент России Владимир Путин утвердил 1 августа в качестве дня памяти погибших в Первой мировой войне. Соответствующие поправки в федеральный закон «О днях воинской славы и памятных датах России» были приняты депутатами Госдумы 18 декабря 2012 года, а уже 26-го числа их одобрил Совет Федерации. Ранее официального дня памяти погибших в Первой мировой войне в России не было. Ещё в послании президент констатировал, что в России «до сих пор нет ни одного достойного общенационального памятника героям Первой мировой войны», и предложил «возродить имена наиболее прославленных полков, воинских частей, соединений прошлых эпох, и советской, и более поздних эпох, таких подразделений, как Преображенский, Семёновский полки».

Инициатива президента была воспринята положительно и начала реализовываться оперативно. Теперь и план празднования на государственном уровне есть, и средства заложены. Так, министр культуры Владимир Мединский сразу начал с рабочего визита во Францию. Он встретился с соотечественниками, провел презентацию проекта памятника российским воинам, павшим в Первой мировой войне, и обсудил вопросы организации совместных российско-французских мероприятий, посвященных 100-летию одного из крупнейших вооруженных конфликтов в истории человечества. «Раньше мы не участвовали в подобного рода комитетах и комиссиях и никогда не отмечали ни 50-летие, ни другие годовщины, связанные с этой войной. Наша страна понесла в ней самые большие потери, участвовала в коалиции победителей, но при этом сама себя объявила побежденной – в силу внутренних катаклизмов. Сейчас Россия возвращает себе свою историю», – отметил Владимир Мединский, снова впадая в грубую историческую ошибку: никакой побеждённой Советская Россия себя не признавала, а победительницей быть просто не могла. Об этом подробнее – дальше, но хочется сразу отметить наметившуюся тенденцию сожалеть об «упущенной победе».

Уверен, что никакой победы ни противники, ни – главное! – союзники России и не дали бы одержать. Например, историк и публицист Михаил Тюренков в своей статье «Первая мировая. Рок или случай?» написал кратко и доходчиво: «Главенствовавшая на протяжении семи десятилетий советская трактовка Первой мировой банальна, хотя и не лишена оснований: “Империалистическая война между двумя коалициями капиталистических держав за передел ранее уже поделенного мира, капитала и порабощения народов”. Да, если посмотреть на проблему с материалистических позиций, объясняющих любое историческое событие через экономическую призму, примерно так оно и было. Если же обратиться к геополитике и принять теорию конфликта цивилизаций, все выглядит несколько иначе. Впрочем, для доказательства того, что Первая мировая не была неизбежной, можно обойтись без методологических тонкостей. Достаточно двух фактов, о которых на уроках истории говорить не принято».

Историк эти факты, которые я в основном принимаю, перечисляет. Итак, первый. На момент начала войны ни с Германией, ни с Австро-Венгрией у России не было неразрешимых противоречий. Можно сколь угодно долго размышлять о «вечно бабьем» в русской душе, как это делал в 1914 году, противопоставляя русских и немцев, философ Николай Бердяев, или напротив, подобно его оппоненту Василию Розанову, рассуждать о проснувшемся с началом войны богатырском русском духе, факт остается фактом. При целом ряде внешнеполитических разногласий между русскими и немцами, все эти противоречия напоминали споры соседей в большой коммунальной квартире континентальной Европы. Куда серьезнее была глобальная геополитическая «Большая игра», которая разворачивалась между Россией и Великобританией в течение всего XIX века и продолжается сегодня в несколько измененном формате и с привлечением новых игроков. Что же касается извечной для русско-турецких отношений темы черноморских проливов и покровительства над южнославянскими народами, то после Русско-турецкой войны 1877–1878 годов острота этих вопросов была уже не столь значительной. И подогревалось последнее исключительно фактом германского влияния на Османскую империю, причиной серьезной внешнеполитической «ревности» со стороны Англии и Франции.

Второй факт – конспирологический, который сегодня либералами-западниками встречается обычно в штыки. Но это было очевидно для многих историков как раз русской эмиграции, знавшим Запад. Об этом доказательно ещё с 70-х годов писал известный советский историк Николай Яковлев. Речь идет о пресловутом «масонском следе» в развязывании Первой мировой войны, а в дальнейшем и Февральской революции 1917 года. Быть может, не стоит абсолютизировать этот момент, но нельзя не признать: целый ряд ключевых представителей российского политического спектра начала XX века – от радикалов (социалистов-революционеров и социал-демократов) до либералов (кадетов и октябристов) – входили в масонские ложи. Среди политических масонов того времени допускался полный плюрализм мнений, но в одном эти люди оставались едины: отрицательном отношении ко всем мировым империям, кроме Британской, и сугубом презрении к русской монархии. Последняя, при всех ее недостатках, к 1914 году во многом оправилась от политического кризиса начала века, а в экономическом плане и вовсе достигла небывалых прежде успехов. И только затяжная война и новая революция могли остановить рост российского влияния. Сложно сказать, насколько масоны повлияли на развязывание войны и революции, но то, что наиболее известные их представители (причем как либералы, так и революционеры) в 1914 году выступили с резко антигерманских позиций, а спустя два года – с не меньшей яростью потребовали свержения монархии, наводит на определенные мысли.

«Разумеется, – уточняет автор, – было бы неверным сводить всю Первую мировую к этим двум моментам. Так, любой специалист-историк может с ходу перечислить десяток экономических и политических факторов, подтолкнувших её начало. Которые, однако, объясняют всё, что угодно, но только не неизбежность начала самой войны. Войны, против замалчивания уроков которой, выступая в Совете Федерации, предостерег президент России Владимир Путин».

Но если и согласиться с двумя причинами развязывания войны – политика Великобритании и масонство – следует подчеркнуть, что они не были устранены ни первыми победами 14-го года, ни сглажены поражениями 15-го, ни разрушены даже громкими победами года 16-го, а, значит, президент Владимир Путин, выступая в 2012 году в Совете Федерации и отвечая на вопросы, заявил не совсем исторично, что причиной поражения России в Первой мировой войне было «национальное предательство», и вменил его в вину «тогдашнему руководству страны», то есть большевикам, пошедшим на заключение Брестского мира. Правда, тут же для сбалансированности уточнил: «Они несли на себе этот крест. Они искупили свою вину перед страной в ходе Второй мировой войны, Великой Отечественной. Это правда».

При этом он высказал тезис, что в результате Россия проиграла войну уже проигравшей стороне, после чего «огромные территории, огромные интересы страны были отданы, положены непонятно ради каких интересов, ради партийных интересов только одной группы, которая хотела стабилизировать свое положение у власти». Заявление выдержано в нынешнем духе, когда за власть одной группы могут идти на всё, как это было при развале державы в 1991 году или расстреле Верховного Совета в 1993-м! Понятно, что Путин готовился к тому, чтобы предложить достойно отметить 100-летие Первой мировой войны. Благое дело, но всё-таки надо было спичрайтерам поработать основательно, разобраться, кто за что воевал и куда дело шло, кто предавал и кто расхлебывал? Уж питерским помощникам должно быть известно, что после Февральской революции к власти пришли не большевики, а Временное правительство. Но уже 11 марта 1917 года войска Брусилова присягнули ему на верность. Выступая на митинге, командующий фронтом призвал солдат поддерживать в армии порядок и сохранять боевой дух, чтобы она могла защитить свободную Россию. Выступление Брусилова было восторженно встречено солдатами и собравшейся толпой. Керенский назначил его Верховным главнокомандующим! Напомню, что до него таковым был сам Николай II. Брусилов попытался навести порядок в своих войсках и препятствовал ведению в них ненужной пропаганды. Но в действующей армии уже давно шел процесс брожения, солдаты требовали окончания войны, заключения мира с немцами и возвращения домой. На всех фронтах, на которых побывал Брусилов, его же войска отказывались идти в наступление.

И все же наступление началось. Перед его началом было достигнуто трехкратное численное превосходство. По числу артиллерии русские войска имели двукратное превосходство над противником (1114 орудий). Недостатка в боеприпасах войска также не испытывали. 29 июня с рубежей, на которых остановилась русская армия во время знаменитого «Брусиловского прорыва», была проведена артиллерийская подготовка по австро-венгерским позициям. Войска Юго-западного фронта перешли в наступление. Главный удар наносили 11-я и 7-я армии. Впереди действовала 8-я армия, которую теперь возглавил Л.Г. Корнилов. В ходе наступления были захвачены передовые позиции противника, но дальше солдаты отказались идти, и Брусилов уже не имел возможности повлиять на них. На помощь австровенгерским войскам стали прибывать германские части, и утром 19 июля противник перешел в контрнаступление. Без всякого приказа русские полки стали оставлять позиции и уходить с фронта. Массовым явлением стало обсуждение боевых приказов в полковых комитетах. Через неделю немцы взяли Тернополь, откуда начал войну мой отец – двадцатилетний поручик. Какой исторический и политический слом всего за один год, но долго он накапливался! Это, кстати, урок всем «группам власти»…

Что там революционный 17-й год – до всяких событий, потрясших самодержавие, в удачном 1916 году даже блестящие победы на Кавказе, даже Брусиловский прорыв не смогли вдохнуть в действующую армию и тыл, в солдата и обывателя неистребимую веру в победу над врагом. А о единении народа с правительством, армии с народом не приходилось, увы, и мечтать. Более того, словно какой-то невидимой силой нагнетались искусственно создаваемые трудности во всех сферах жизнедеятельности воюющей страны. Нельзя без недоумения и негодования в душе читать выдержки из официального доклада военного министра Поливанова: «Чувствуется недостаток во всем. Топливо вздорожало в Петрограде на 300%, в некоторых городах не было соли, сахара; мяса до сих пор мало в Петрограде, во многих местах мука и зерно продаются по чрезвычайно высоким ценам. В Сибири зерно так дешево, зато в Петрограде по ценам, возможным только во время голода… С одной стороны, поезда с артиллерийскими парками на фронтах подолгу стоят незагруженными, а с другой, в Москве около полугода стоит в тупике 1000 вагонов, нагруженных артиллерийскими фабричными станками и пр., что как раз нужно для промышленности».