Текст книги "Вдали от солнца (СИ)"

Автор книги: Александр Басов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Короткие пальпы демона пришли в движение, напоминая развевающийся на ветру плюмаж рыцарского шлема. Гибкие отростки стали складываться в сложные узоры удивительной красоты. Подсвеченные факелом, они, на мгновение ярко вспыхивали и гасли, но в сознании сержанта отпечатывался каждый узор, как если бы это были слова, нанесённые кем-то на лист бумаги. Ладвиг не понимал их смысла, да он в этот момент, мало что понимал вообще, не задумывался над мелькавшими перед глазами странными символами, не имея на то никакого желания. Его теперешнее состояние было трудно с чем-то сравнить, самое подходящее для этого понятие – сон наяву – не отражало и десятой доли того, что испытывал в тот миг сержант...

О том, что всё уже закончилось, Ладвига оповестила холодная струйка воздуха, коснувшаяся его щеки. Факел давно погас, и в камере даже не чувствовался запах дыма. Глядя широко открытыми глазами в темноту, сержант силился понять, снилось ли ему все это, или произошло наяву. Казалось, он до сих пор находится во власти странного видения и по этой причине не видит ничего и не слышит.

Стоило только вспомнить о звуках, как мир моментально ими наполнился. Послышались шаги нескольких человек, раздался скрип закрывающейся двери, и почти сразу же Ладвига ударили чем-то твёрдым и тяжёлым. Сержант ещё не успел прийти в себя после встречи с демоном, поэтому с трудом мог реагировать на сыпавшиеся из темноты удары. Его били долго и обстоятельно, не тратя время на передачу приветов и разговоры. Ситуация казалась не совсем реальной, если бы не боль, напоминавшая о том, что всё происходит наяву...

Ночные визитеры ушли так же внезапно, как и появились.

"Никогда бы не подумал, что способен радоваться уходу гостей, – мысленно произнёс Ладвиг, пытаясь добраться до кровати. – Что бы ни говорили, а побыть одному так приятно".

Одиночеством сержант наслаждался недолго. У него возникло стойкое ощущение чьего-то присутствия рядом с собой. Затем в сознание грубо вторглась некая сила, принявшаяся перебирать содержимое памяти Ладвига на манер посетителя библиотеки, бегло просматривающего страницы взятой наугад книги. Некоторые воспоминания вызвали у "посетителя" повышенный интерес.

– Красиво как... – восторженно прошептал мальчишка, рассматривая украшенные гербами шатры, колыхавшиеся на ветру знамёна и герольдов в пёстрых одеяниях. – Я раньше никогда не участвовал в настоящем рыцарском турнире.

– Пажам пока рано участвовать в состязании, – заметил Хилдебранд. – Поупражняйся с мечом

ещё два-три длинных сезона, подрасти, окрепни, дождись, когда я сделаю тебя своим оруженосцем. Вот тогда и придёт твоё время выходить на ристалище. Что касается этого турнира, то назвать его настоящим, язык не поворачивается.

– Почему? – Искренне удивился Ладвиг. – Доспехи вон какие красивые, оружие до блеска начищено, лошади все рослые, как на подбор.

– Из того, что ты перечислил, разве что лошади настоящие, – усмехнулся рыцарь. – Да и то, мало какая из них приспособлена для реального сражения. Посмотри на эти красивые доспехи. Что ты видишь? Кругом филигрань, позолота, перья и ленты. Флюгера на шлеме только не хватает. Такое впечатление, что эти доспехи создавал дамский портной. Оружие, говоришь, до блеска начищено? Приглядись вон к тому огромному мечу. Да, вон к тому, возле которого выставлен караул из двух пажей. Видимо, для солидности.

– Цвейхандер. – Сразу же определил Ладвиг. – Мощная гарда и длинная рукоять под двуручный хват. Должно быть, меч очень тяжёлый.

– Ещё бы. Скажу больше, он совершенно неподъёмный. Сделан только для того, чтобы потешить самолюбие владельца. Судя по узорам на клинке и характерному блеску металла, сталь использовалась не оружейная. Если найдётся силач, который сможет опробовать этот меч, то он будет сильно разочарован. Такое чудо кузнечного искусства согнётся после первого же удара. Настоящее оружие не нуждается в украшениях. Оно может выглядеть невзрачно для

непосвященного человека, но те, кто понимает суть боевых искусств, всегда будут видеть красоту в простых и строгих линиях рыцарского меча.

– А рыцари на турнире настоящие?

– Открою тебе страшную тайну, малыш, – Хилдебранд оглянулся по сторонам и понизил голос: – большинство участников турнира, очень смутно представляют себе, что такое быть рыцарем. Они думают, что достаточно нацепить на себя позолоченную металлическую скорлупу и пару раз взмахнуть бутафорским мечом, как сразу же превратятся в великих воинов, о которых будут слагать легенды.

– Почему вы говорите об этом шёпотом?

– С моей стороны было бы жестоко лишать людей их любимых заблуждений. Если вдуматься, то многим из них заблуждения заменяют веру, принципы и смысл жизни. Я не ставлю перед собой задачу просветить, или переделать этих людей. Такое не всегда по силам даже Великим Богам.

– Тогда, что мы здесь делаем?

– Это средней руки турнир, устроенный в честь бракосочетания виконта Герарда. Я получил особое приглашение от его отца, графа Дедрика, и вместе с Эйлертом буду участвовать в показательных поединках. Мы продемонстрируем зрителям искусство боя на полутораручных мечах.

– Чем прикажете заниматься мне?

– Помимо своих повседневных обязанностей, ты будешь выполнять представительские функции.

– Прошу прощения, мой господин. Я вас не понял.

– Ты можешь делать всё, что пожелаешь, но должен вести себя так, чтобы не была задета моя честь. О каждом рыцаре судят по поведению его пажей и оруженосцев. Если они поступают неподобающим образом, это бросает тень на репутацию самого рыцаря. Случается, что пажу, или оруженосцу приходится защищать честь своего господина от нападок недоброжелателей. Это нужно делать решительно и с достоинством. Надеюсь, что ты меня не подведёшь.

– Я буду стараться, мой господин.

Специально приглашённым рыцарям не нужно было заботиться о жилище на время проведения турнира. Для этих целей устроители предоставили походные шатры, снабдив каждый из них вымпелом с соответствующим гербом. Пока Ладвиг переносил в шатёр багаж, Хилдебранд и Эйлерт решили нанести визит вежливости хозяевам. Помня о том, что ему разрешена полная свобода действий, паж быстро распаковал вещи и отправился на прогулку.

Турнир не успел начаться, участники и зрители представляли собой единую людскую массу и ещё не разошлись по своим местам. Самым ярким зрелищем, которое Ладвигу приходилось видеть до нынешнего дня, была сельская ярмарка, собиравшая жителей из нескольких соседних деревень. Сегодня он попал на ярмарку, где основными товарами были тщеславие, высокомерие

и зависть.

Каждый из присутствовавших старался выделиться из толпы, для чего применял любые средства, которые мог использовать. Рыцари соревновались между собой в пышности походного шатра, степени блеска парадных доспехов и размерах свиты. Некоторых из них сопровождали четыре-пять оруженосцев и с десяток одинаково одетых пажей и это, не считая слуг. Зрители ревниво наблюдали друг за другом, отмечая, кто во что нарядился, одежды какого цвета преобладают в костюме у тех, или иных людей.

Сначала Ладвиг не мог сообразить, зачем им это было нужно, но, прислушавшись к разговорам, понял, что зрители таким способом выявляли, кто из них какому рыцарю симпатизирует. Постепенно собирались группы единомышленников, громко восхвалявших достоинства своих кумиров и споривших до хрипоты с теми, кто не соглашался с их мнением. Здесь же обсуждались шансы на победу в предстоящих поединках, а некие предприимчивые личности предлагали всем желающим делать ставки.

На любознательного мальчишку обрушился шквал впечатлений, которые он впитывал с детской непосредственностью, не единожды заставившей его пережить состояние полного восторга. Переходя от одного шатра к другому, Ладвиг старался побывать, где только получится и увидеть как можно больше. Его внимание привлёк громкий смех, доносившийся со стороны плотной группы людей. С трудом протиснувшись в первые ряды, паж увидел, что взгляды зрителей прикованы к человеку, напялившему на себя совершенно нелепую одежду.

Собранный из разноцветных лоскутов короткий камзол, из-под которого виднелся голый живот, сам по себе уже выглядел смешно. Ноги человека были затянуты в четырёхцветные, до невозможности зауженные шоссы. Но верхом глупости мог считаться его головной убор, сшитый, похоже, из нескольких колпаков малого размера. На каждом свободно свисавшем матерчатом конусе болтался небольшой бубенчик.

Человек этот занимался тем, что передразнивал кого-нибудь из проходивших мимо людей. При этом он столь ловко копировал походку, осанку и манеру поведения, что всем сразу становилось ясно, кого именно он сейчас изображает. Из выкриков зрителей, Ладвиг понял, что этого артиста называют шутом, и сам с удовольствием принялся наблюдать за его ужимками. От души веселившиеся люди были довольны представлением, которое разыгрывал шут, и в награду кидали ему мелкие монеты.

Выбирая очередной объект для своих насмешек, шут оглядел толпу, и его взгляд остановился на Ладвиге. Артист сразу же сделал глупое лицо, для чего выпучил глаза, приоткрыл рот и часто заморгал.

"Не может быть, чтобы я так выглядел, – подумал паж, с неудовольствием глядя на смеющихся людей, начавших показывать на него пальцами, – и рот у меня закрыт".

Он твердо решил уйти и уже начал протискиваться между плотно стоявшими зрителями, когда услышал, как кто-то из них прокричал:

– Ну, точь в точь, Хилдебранд!

Ладвиг моментально вернулся на прежнее место и успел заметить, как шут, проходя мимо женщин, отвешивает им поклоны, дурашливо вздёргивая при этом плечом. Чем-то это действительно напоминало привычку Хилдебранда, который не любил, когда во время поклона с его спины съезжает набок плащ.

– Возмутительно насмехаться над моим господином! – Громко сказал вышедший вперёд паж. – Немедленно прекратите!

На его слова обратил внимание только один человек, и это был шут. Он сразу же перестал кривляться, соорудил на своём лице глуповато-надменное выражение, выпрямил спину, сделавшись даже выше, чем казался до этого. Ладвиг не знал, что ему делать дальше, потому что цель оказалась достигнута, он защитил честь своего господина и теперь с чистой совестью мог удалиться. Но у шута на этот счёт были свои планы. Откуда-то он раздобыл парочку деревянных мечей, путём нехитрой пантомимы сообщив зрителям, что оружие очень тяжёлое и острое.

Один меч артист воткнул в землю возле Ладвига, а с другим проделал несколько замысловатых упражнений, что вызвало у зрителей шквал аплодисментов. Похоже, шут собирался устроить очередное дурацкое представление, но у мальчишки не было желания принимать в этом участие. Он отвернулся, намереваясь уйти, и в то же мгновение почувствовал, как что-то коснулось его спины. Обернувшись, Ладвиг удивлённо уставился на лежавшую под ногами отрезанную куриную лапку, а зрители зашлись в очередном приступе хохота.

– Это старина Хофнар бросает тебе вызов! – Объяснил кто-то из толпы. – Придётся, парнишка, принимать бой!

– Поединок! Поединок! – Стали скандировать зрители.

Какой-то вертлявый мужичок спросил у пажа его имя, а потом взял на себя обязанности герольда:

– Внимание, дамы и господа! Сейчас состоится поединок на мечах! Доблестный рыцарь Ладвиг против непобедимого и ужасного Хофнара!

При этих словах шут оскалил зубы и стал сотрясать воздух своим деревянным мечом, демонстрируя свирепость и непреклонную волю к победе. Хотя пажу и польстило, что его назвали рыцарем, он не собирался дальше участвовать в этом потешном представлении, но отступать было некуда. Зрители громко вопили его имя, требуя сразиться с Хофнаром. Ладвиг нехотя взялся за рукоять воткнутого в землю меча и потянул её на себя. Под всеобщий хохот гарда сразу же отвалилась от деревянного клинка. Мальчишка сердито стиснул зубы и схватился за остатки меча, но, как ни старался, выдернуть его из земли не смог. Деревянное лезвие было обильно смазано густым жиром, и руки постоянно скользили, не давая возможности крепко ухватиться.

Выражавшие полное одобрение происходящему зрители уже не смеялись, они стонали, держась за животы. Так бы и остался Ладвиг без оружия, если бы не великодушие Хофнара. Шут передал противнику свой меч, а сам изготовился к бою, держа в руках длинную флейту. Решив, что ничего не теряет, мальчишка взмахнул деревянным оружием и сделал выпад в сторону противника. Тот не стал парировать удар музыкальным инструментом, а всего лишь уклонился, сыграв на флейте простенькую мелодию. Ладвиг провёл новую атаку, считая, что на этот раз достанет наглого шута, но меч прошёл в дюйме от тела Хофнара. Благодаря удивительной гибкости, шут ухитрялся избегать ударов, оставаясь на одном месте, и ещё что-то весело насвистывал на флейте.

Ладвиг сменил тактику и, сделав вид, что после длинного замаха последует рубящее движение мечом, провёл колющий удар, при содействии левой руки, добавив ему силы и точности. Это был любимый финт Хилдебранда, многократно отработанный им в тренировочных боях с Эйлертом. Если бы в руках оказался настоящий меч, то шут в полной мере испытал на себе гнев пажа. Увернуться Хофнар не успел и получил приличный по силе тычок в грудь, после чего опрокинулся на спину. Всё ещё держа меч обеими руками, Ладвиг занёс его над лежащим противником и замер, ожидая с его стороны очередную хитрую выходку, а толпа уже восторженно ревела:

– Добей его! Смерть побеждённому!

Хофнар поймал взгляд мальчишки, подмигнул ему, незаметно для окружающих показав на небольшую выпуклость на своей груди. Паж ничего не понял, и уже собрался было убрать меч, как вдруг шут ухватился обеими руками за деревянное лезвие и рывком направил его себе в грудь.

Зрители ахнули, когда из той самой выпуклости брызнула в разные стороны кровь. Как и все остальные, Ладвиг не ожидал, что совершенно дурацкий бой закончится столь ужасным образом, но испугаться не успел. Стоя ближе всех к поверженному врагу, он заметил, как по губам Хофнара скользнула улыбка, и только после этого у шута началась агония.

"Умирал" он долго, сопровождая этот процесс несуразными воплями и конвульсивными подёргиваниями конечностей, затем распластался на земле в нелепой позе и затих. У зрителей случился новый, до колик в животе, приступ смеха, а потом они начали громко прославлять победившего "рыцаря Ладвига". В "скончавшегося" шута со всех сторон полетели монеты, причём их было столько, что складывалось впечатление, будто из денег сразу решили насыпать могильный курган.

Только после этого Хофнар позволил себе воскреснуть и долго раскланивался, подбирая с земли гонорар за выступление. О Ладвиге больше никто не вспоминал, поэтому он с радостью бросил деревянный меч и покинул поле боя. Заметив на тыльной стороне ладони пятно "крови" шута, мальчишка недоверчиво поднёс руку к носу.

"Да это же красное вино, – понял он. – Вот так, жулик, этот Хофнар. Задурил всем головы".

* * *

Когда депутация прачек, покинула кабинет Манфреда, присутствовавший, при их беседе Адольф восторженно зааплодировал.

– Не перестаю восхищаться вами, мастер, – сказал он. – Всё произошло именно так, как вы и предсказывали.

– С самого начала я не позволил превратить разговор в перепалку, затем дал понять женщинам, что я дружелюбно настроен, а потом направил их мысли в нужном направлении. – Говоря это, егермайстер набросал несколько строк на листе бумаги, свернул вдвое, вложил в конверт, запечатал восковой печатью и передал помощнику. – Вот письменный приказ для смотрителя зверинца Дугальда. Сегодня к ночи нужно будет доставить одного из демонов в замок. Проследи за тем, чтобы все было организовано, как нужно, Адольф, и если возникнут

какие-то препятствия, сразу же сообщи.

– Слушаюсь, мастер. Сделаю в лучшем виде.

Отправив помощника, Манфред намеревался немного отдохнуть и уже удобно расположился на диване, когда услышал очередной стук в дверь.

– Входите, Осмунд! – Откликнулся егермайстер, зная, что начальник охраны Озёрного замка приходил сюда только в исключительных случаях.

– Моё почтение, – поздоровался худощавый мужчина невысокого роста, на голове которого полностью отсутствовала растительность.

Старый служака из числа отставных военных был рекомендован самим графом Фридхелмом. Согласно утверждённому Советом кураторов списку, начальник охраны являлся вторым человеком в Озёрном замке после руководителя проекта "Напарник". Когда Осмунд впервые появился здесь, Манфред воспринял это, как знак недоверия со стороны Фридхелма, решившего внедрить своего человека для контроля за егермайстером. Со временем подозрения рассеялись, поскольку Осмунд выполнял только свои прямые обязанности по организации охраны Озёрного замка.

В этом деле он проявил себя с самой лучшей стороны. Никто доподлинно не знал, в каком звании и с какой должности вышел в отставку Осмунд, но зарекомендовал он себя умелым организатором, значит, в армии был не на последних ролях. Начальник охраны держался особняком, не пытался завести дружбу с помощниками егермайстера, да и с ним самим предпочитал общаться как с равным. Манфред ценил профессионалов и не одобрял подобострастия со стороны подчинённых, поэтому между ним и Осмундом быстро сложились нормальные деловые отношения.

– В замок прибыли два человека из числа кураторов проекта. – Сообщил начальник охраны.

– Чего ради? – Удивился Манфред. – Я недавно вернулся из города, где имел обстоятельный разговор с его сиятельством, графом Фридхелмом.

– Они не сочли нужным оповестить меня о цели своего визита.

– Ясно. Вы их проводили в гостевую комнату?

– Я предлагал, но кураторы отказались и сейчас на пути в ваш кабинет.

Егермайстер только и успел собрать со своего рабочего стола бумаги и спрятать их в ящик, как дверь кабинета отворилась.

– Быстро же бегает ваш начальник охраны, – вместо приветствия произнёс один из высокопоставленных гостей. – Мне казалось, что я только что видел его лысую макушку у себя за спиной. В его возрасте и с таким ростом – это серьёзное достижение. Как представлю, что он несётся по коридору, семеня своими коротенькими кривыми ножками, хочется заплакать от умиления. Бегать в таком возрасте – это опасно для здоровья.

Природа не наградила Осмунда выдающимися физическими данными, но это не помешало сделать карьеру в армии и получить ответственный пост начальника охраны секретного объекта. На лице отставного офицера заиграли желваки, а в остальном он остался совершенно невозмутимым, продемонстрировав великолепное самообладание.

"Капризная штука – везение, – со вздохом подумал Манфред, – вчера оно радовало меня своим присутствием, а сегодня от него не осталось и следа. Каждый раз, когда я вижу это лицо, то задаюсь вопросом: какой недоумок ввёл в Совет кураторов проекта барона Идгарда?".

– Добрый день, ваша милость, – сказал он, заставив себя улыбнуться. – Я рад приветствовать вас и вашего спутника...

– Бросьте, егермайстер, – брезгливо скривился куратор проекта, – знаю я, как вы мне рады. Оставьте эти речи для тех, кто любит красивые слова. Моего спутника зовут – Альвах. Он советник финансового ведомства его светлости. Собственно говоря, именно оно и организовало нашу инспекцию. Поэтому вопросы вам будет задавать господин Альвах, а я прослежу за тем, чтобы вы не маскировали истину красивыми словами.

– Меня интересует финансовый отчёт о денежных средствах, затраченных на реконструкцию Озёрного замка. – Произнёс Альвах. – Потрудитесь предоставить его в письменном виде.

Он производил впечатление не полностью проснувшегося человека. Говорил медленно, делал паузы между словами и смотрел при этом куда-то мимо егермайстера. Не сразу Манфред понял, что обращённый к нему глаз советника представляет собой имитацию, искусно сделанную из разноцветного стекла.

– Мой отчёт был принят его светлостью, графом Фридхелмом во время личной беседы с ним.

После этих слов возникла длинная пауза, во время которой, барон Идгард успел заскучать. Он прошёлся по кабинету, ногой пододвинул себе стул и уселся за рабочий стол егермайстера. Увидев на одной из стен застеклённый шкафчик с бутылками, Идгард стал негромко покашливать и бросать на Манфреда недвусмысленные взгляды, но тот делал вид, будто ничего не замечает.

– В финансовом ведомстве об этом ничего не известно, – сказал Альвах. – Не думаю, что вы станете вводить меня в заблуждение, господин егермайстер. Это было бы слишком опрометчиво с вашей стороны.

– Разумеется, господин советник, – сопровождая свои слова благодушной улыбкой, ответил Манфред, умолчав о том, что отчёта, как единого документа никогда не существовало в природе. Только счета, товарные накладные и расписки, давно ставшие пеплом, рассеянным в катакомбах Моста Ангелов.

– Вы же знаете правила нашего ведомства, господин егермайстер. Если ваш отчёт был принят, то лицо, ответственное за эту процедуру должно приложить к документу список своих замечаний. Полагаю, что его сиятельство, учитывая собственную занятость, не стал обременять себя изложением замечаний на бумаге и сообщил их лично вам в устной форме. Извольте повторить всё, что он вам сказал.

Эту речь Альвах произносил очень долго. Манфред давно уже понял, что от него потребует советник, но легче от этого не стало. Едва ли кто-то из финансового ведомства рискнёт подойти к Фридхелму с вопросом о замечаниях по отчёту, но исключать такой вариант развития событий было нельзя. Всё зависело от уровня властных полномочий людей, которые могли быть в этом заинтересованы.

"Что в таком случае скажет, или уже сказал граф? – Задал себе вопрос егермайстер. – В бумаги он особенно не вникал, значит, должен запомнить только то, что говорил ему я. Если наши с ним показания не совпадут, то финансовое ведомство пришлёт сюда не этого тугодума, а нескольких матёрых аудиторов, которые перевернут сверху донизу бухгалтерию Озерного замка и выволокут на свет божий смертные грехи, которые там раскопают. А они раскопают...".

– Его светлость указал мне на перерасход средств в размере двенадцати процентов от первоначально запланированной суммы. Это оказалось единственным замечанием. Мною были даны исчерпывающие объяснения о причинах перерасхода, и вопросов у его светлости больше не возникло.

Манфред заметил, как переглянулись между собой Идгард и Альвах, после чего барон встал из-за стола и аккуратно вернул стул на прежнее место.

– Спасибо вам, господин егермайстер, – вежливо произнёс он, – вы полностью удовлетворили наш интерес по данному вопросу. Хотелось бы также поблагодарить вашего начальника охраны за безупречное несение службы. Его расторопность и выдержка могут служить примером для подражания нашим офицерам. Я так и сообщу об этом в Энгельбруке. У вас, господин советник, есть ещё вопросы?

Похоже, фраза была заготовлена заранее, прежде медлительный Альвах сразу же кивнул и, без всякой паузы, спросил:

– Остались ли у вас документы, подтверждающие расход строительных материалов?

– Нет. – Честно признался Манфред. – Все бумаги я передал его светлости.

– Тогда мы вынуждены просить вас об ознакомительной экскурсии по Озёрному замку, дабы произвести приблизительные подсчёты. – Сказал барон. – Не правда ли, господин советник?

Альвах послушно кивнул. Манфреду начало казаться, что он делает это всякий раз, как только Идгард произносит "господин советник".

– Нам потребуется ваша помощь, господин егермайстер, кроме этого, желательно присутствие ваших помощников. Они должны будут подписать составленный господином советником акт экспертизы.

– Дело в том, что один из моих помощников представитель детей леса, и не умеет ни читать, ни писать на нашем языке. – Пояснил Манфред, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не рассмеяться. Его предположения по поводу кивания Альваха полностью оправдались.

– Знаю, – улыбнулся Идгард, словно разговаривал с хорошим знакомым. – Его мы не станем беспокоить. Одного из ваших помощников я пригласил лично. Он ожидает за дверями кабинета. Другого, кажется, его зовут ╛ Луц, должны уже известить, что необходимо присутствовать.

– Простите, ваша милость, но у них есть обязанности, от выполнения которых зависит ход выполнения проекта, – попробовал возразить Манфред, гадая, успел Адольф отнести письмо смотрителю зверинца, или нет.

– И об этом я тоже осведомлён, господин егермайстер. Уверен, что в вашем хозяйстве всё отлажено, как в спусковом механизме хорошего арбалета. Ничего страшного не произойдёт, если два ваших помощника ненадолго отвлекутся от своих обязанностей. Заметьте, я не стал тащить сюда пронырливых чиновников из Энгельбрука, а приглашаю к сотрудничеству ваших, – он выделил это слово, – людей, господин егермайстер.

– Хорошо, – сдался Манфред. – Когда вы намерены начать? Не желаете ли вначале отобедать?

– Дело превыше всего! – С пафосом произнёс барон.

Егермайстеру долго не удавалось перекинуться словечком с Адольфом. Идгард всё время задавал вопросы о проведённой в Озёрном замке реконструкции, просил объяснений по поводу отдельных, не совсем ему понятных построек. Манфреду пришлось отвечать, указывая назначение этих объектов и количество пошедших на их возведение стройматериалов. Барон делал какие-то пометки в записной книжке и тут же задавал следующий вопрос. Советник Альвах преимущественно молчал, его участие ограничилось тем, что он пару раз поддакнул Идгарду.

У егермайстера возникло подозрение, что экскурсия, которую он устроил по просьбе барона, представляет собой чистейшую формальность. Куратор проекта уже выяснил всё необходимое, и не хочет показать вида, что именно за этим и приезжал. В паузах между ответами на вопросы, Манфред стал вспоминать, что же такого он сообщил Идгарду, и постепенно пришёл к выводу, что всё дело в пресловутых двенадцати процентах. Это казалось странным, поскольку руководитель проекта "Напарник" никогда не скрывал допущенный им перерасход средств и впредь не собирался так поступать.

"Сдаётся мне, что инспекция финансового ведомства проверяла не меня. Они очень хотели знать, подтвердится ли цифра, которую услышали от графа Фридхелма. Или... они его ещё не спрашивали? – Предположение только сейчас возникло в голове Манфреда. Сообщив Идгарду размер перерасхода средств, он не подумал, что, тем самым мог навредить Фридхелму. – Нужно его предупредить. Сегодня же отправлю гонца, как только избавлюсь от этих инспекторов".

Те, кто поверхностно представлял себе расклад сил в ближайшем окружении герцога Кэссиана,

не догадывались об истинных отношениях между правителем Западного герцогства и графом Фридхелмом. Его было принято считать человеком, не одобряющим политику, проводимую правящей династией. В открытую граф никогда не позволял себе критику, но в узком кругу не стеснялся в выражениях, когда обсуждал герцога Кэссиана. Немалое число сторонников Фридхелма не только разделяли его взгляды, но и были готовы оказать поддержку оппозиционеру. У графа хватало и врагов, выжидавших, пока влиятельный вельможа совершит оплошность, чтобы преподнести компромат на него герцогу.

Несведущий человек мог решить, что дворянство Энгельбрука расколото надвое, и компромисс между противоборствующими сторонами невозможен. На самом деле, всё обстояло совсем иначе. У герцога Кэссиана не было союзника более надёжного, чем граф Фридхелм. Легенда о его оппозиционных настроениях предназначалась для политиков из Остгренца, всерьёз считавших, что западное дворянство не способно выступить против них единым фронтом.

Кэссиан с радостью возложил на графа руководство перевооружением армии, прислушивался к его советам по поводу внешней политики. Фактически, Фридхелм исполнял функции премьер-министра, хотя об этом знали лишь единицы. Трудно сказать, кто подкинул герцогу мысль о том, что граф получил в свои руки слишком большую власть, и может воспользоваться ею в собственных интересах. Маленькое зёрнышко сомнения выросло в большой и колючий куст с ядовитыми шипами, больно ранившими самолюбие Кэссиана.

Он испугался, что собственными руками создал потенциальную угрозу, способную без лишних усилий смести его с трона. Но устранить Фридхелма с политического горизонта было не так-то просто, вернее, устранить его было легче лёгкого, а вот заменить... Во всём Энгельбруке не существовало человека, даже отдалённо подходившего на роль, которую играл при дворе Кэссиана граф. Пытаясь, хоть как-то развеять свои страхи, герцог организовал слежку за Фридхелмом, надеясь выявить малейшие признаки государственной измены. Получив в свои руки доказательства, Кэссиан, с лёгким сердцем, мог подвергнуть графа опале и вернуть себе былое спокойствие, даже ценой ослабления всего Западного герцогства.

Егермайстер был из тех немногих людей, кого допускали к высшим тайнам дворцовой политики. Он уважал графа Фридхелма и ни под каким видом не хотел бы лишиться такого покровителя. По чьей бы инициативе ни действовала инспекция финансового ведомства, его сиятельство нужно было предупредить о возможных неприятностях.

Тем временем, барон Идгард закончил осмотр перестроенных помещений Озёрного замка, сверился с заметками Осмунда и наскоро составил акт, предложив подписать Манфреду и его помощникам. Егермайстер взялся читать этот путаный документ, но когда сообразил, что никакой опасности бумага не представляет, с легким сердцем подписал, и его примеру последовали остальные.

– Благодарю вас за сотрудничество, господин егермайстер. – Сказал на прощание Идгард. – Если у финансового ведомства возникнут вопросы, вас вызовут в Энгельбрук для дачи показаний.

– Уже вечереет, – глядя в окно, произнёс Манфред. – Не хотите ли переночевать у нас, чтобы отправиться в путь завтра утром?

– Спасибо за вашу заботу. У нас надёжная охрана. К тому же, государственные дела не терпят промедления.

Егермайстер проводил их до ворот и только потом обратился с вопросом к Адольфу:

– Ты передал письмо смотрителю зверинца?

– Эти инспекторы перехватили меня по дороге. – Стал извиняться помощник. – Пришлось подчиниться. Я отправил письмо с одним из надзирателей.

– Главное, чтобы оно туда попало. – Манфред на мгновение задумался, потом спросил у Адольфа: – Роющий Пёс сегодня никуда не отлучался?

– Не знаю. Видел с утра.

– Тогда разыщи и передай, что я хотел его видеть.

По пути в свой кабинет, егермайстер обдумывал, каким способом предупредить графа Фридхелма. Вариант с запиской отпадал напрочь. Даже если описать проблему завуалированно, всегда найдётся умный человек, способный догадаться, о чём идет речь. Требовалось нечто такое, что могло быть понятно графу и не привлекло бы внимания других людей. Было бы неплохо как-то обыграть число двенадцать, чтобы в нужный момент оно всплыло в памяти Фридхелма.