Текст книги "Каторжанин (СИ)"

Автор книги: Александр Башибузук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– По самые краешки! Мало застрелить, мало, пусть вдоволь помучаются, как мы!!!

– На кол косоглазых!

– Потопить как кутят!

– Али отдай, отдай нам, мы сами управимся!

– Да я их сам голыми руками порву, за Настену мою!!! Тока отдай!

Второй вопрос был гораздо менее кровожадный. Людей интересовало, что им делать дальше.

– Дык, вы уйдете, а оне вернуться…

– Косоглазые хучь в Александровск обесчали отправить, а тама в Россею, а таперича как?..

– И куды нам таперича?

– Ой, горе-горюшко, пропадем ведь…

В конце концов, мне надоел гвалт, и я рявкнул страшным голосом:

– Ма-а-алчать!!!

Люди немедленно заткнулись.

– Вот так хорошо… – я сразу подобрел. – Я просто не могу ответить на все вопросы сразу. Теперь по порядку. Казнить – завтра. Как, я еще не решил. Может вам отдам, сами все сделаете, как захотите. Кроме самого главного – он мой. Но он тоже сдохнет – обещаю. Теперь второе, что вам делать? Тоже пока не знаю, но что-нибудь придумаю. Обязательно придумаю уже к завтрему. Не переживайте, еще пару-тройку дней здесь будет безопасно. Но на всякий случай начинайте собираться помаленьку. И последнее – спасибо за приглашения. Выберу время и к каждому зайду. Но позже, сейчас занят. На этом все? Разойтись…

Люди помаленьку стали рассасываться, при этом оживленно переговариваясь.

Ну… успокоил как мог. Хотя, что вам делать дальше, я даже не представляю. Но оставаться в деревне вам точно нельзя.

Разобравшись с жителями, заметил на крыльце импровизированной операционной сестер и подошел к ним.

– У вас прямо талант общаться с людьми, – с доброй улыбкой сыронизировала Майя

Мадина просто молча бросилась мне на шею.

Вдосталь покружив девочку, я тоже присел на лавочку.

– Как вы, Майя Александровна?

– Устала… – пожаловалась девушка и зло процедила. – Вы знаете… в деревне почти всех женщин изнасиловали. Даже пожилых. Зверски…

– Знаю. Но японцы ответят за это.

– Вы помните о моей просьбе? – Майя внимательно на меня посмотрела.

– Не женское это дело, если рядом есть мужчина. Я уже исполнил за вас кровную месть.

Думал, она будет настаивать, но Майя неожиданно теплым голосом поблагодарила меня.

– Спасибо, Александр Христианович… – а потом прыснула и добавила. – Кто этот прыткий молодой человек? Впрочем, неважно. Передайте, если он будет лезть ко мне со своими ухаживаниями, я его пристрелю.

И склонила свою голову мне на плечо. А Мадина на другое.

Так и сидели. И мне было неожиданно очень приятно. Хотя… хотя к Майе, я ничего кроме отеческих чувств, по-прежнему не испытываю.

Потом пришли бабы и забрали сестер в баню. А меня утащил Фомич – тоже париться. А возле дверцы придержал и отвел в сторону.

– Тут такое дело, Християныч… – старик заговорщицки улыбнулся. – Дело молодое, тудыть-сюдыть, так-растак…

– Не тяни, Фомич. Чего надо? Париться хочу, мочи уже нет.

– Можыть бабенку ладную под бочок, ты как, Християныч? – горячо зашептал Фомич и покосился на статную наряженную молодуху, прогуливающуюся на расстоянии. – Не подумай, японы не тронули ее, Глашка умная, мордяку сажей измазала, ушат тухлой рыбьей крови на себя вывернула – те и побрезговали. А так она вдовушка, муж евоный, Матвей, еще в прошлом году в лесу сгинул. Мается баба, дурная совсем сделалась. Верная будет тебе, обиходит, постирает, все как положено. Ты как?

Я задумался. Бабу хотелось. Даже очень. Ты смотри какая, пышная и ладная, все при ней. И мордаха приятная. Но вот это «верная, «обиходит» и «постирает» сильно настораживает. Женой я обзаводиться не собираюсь. Опять же, что-то подсказывает, что с бабами надо повременить…

– Нет, Фомич. Я бы с удовольствием– но не могу.

– Дык я што, я ничего… – старик с пониманием закивал. – Видать твоя дохтурша… того… ревнивица… Ну тадыть я Глашку охфицерику молодому пристрою…

Собакин не заставил себя ждать, приперся с дурной мордой, видать башка раскалывалась с перепоя. Как у него прошли переговоры с дедом, я не знаю, ибо полез в баню.

Ум-м-м, хорошая банька, да с веничками, да кваску на каменку поддать – это что-то с чем-то!

Лука меня отходил вениками на славу, как оживил. Кстати, Тайто тоже парился умело и с удовольствием, оказывается айны знали толк в банном деле. Подпоручик сперва опохмелился и тоже оторвался не на шутку.

В общем, в избу к деду Фомичу мы вернулись уже далеко ночью. А перед тем, как пображничать на сон грядущий, я расстелил на столе трофейную карту.

– Моя-то похуже была… – зло заметил подпоручик. – Ну и черт с ней. Ладно, Александр Христианыч, какова наша диспозиция.

– Я со своими иду сюда… – я показал тупым концом карандаша место. – Увы, для меня это первоочередная задача. Вам советую тоже самое – для того, чтобы вырваться из треугольника Тымово-Дербинское-Рыковское. Здесь кишмя-кишат японцы, а на севере их гораздо меньше. В тех краях вы можете создать свою постоянную базу и уже оттуда устраивать набеги. Я же после выполнения своей задачи, присоединюсь к вам

– Как вариант… – подпоручик задумчиво кивнул. – Но на носу зима, а у нас ни продовольствия, ни зимней одежды. Смотрите, – он показал пальцем на Тымово. – Вот здесь, есть резервный склад продовольствия, медикаментов и прочего снаряжения, в том числе валенков и полушубков, его устроили на случай партизанских действий. К тому же, среди моих есть приказчик Лыков, он говорит, что знает где у купца Карлюкова был тайный склад, откуда от приторговывал контрабандой, это в самом Тымово. Там вообще много всего. Не исключаю, что японцы все это уже обнаружили, но проверить стоит…

Я взял со стола лист с показаниями старшего лейтенанта.

– Тымово – рота без одного взвода. Это примерно сто – сто десять человек. А скорее всего меньше, лейтенант говорил, что они разослали людей по деревням. Н-да… а почему бы и нет? Сначала обрубим связь с Дербинским и Рыковским, а потом… Но есть еще один вопрос – людей здесь бросать нельзя – японцы вернутся и вырежут.

– И что с ним делать? – Собакин досадливо поморщился.

– А что если взять с собой на север? Лодок много, пока мы будем работать в Тымово – они проскочат по реке. Опять же, в таком случае, мы сможем рассчитывать на местных ополченцев. А так они своих ни за что не бросят. А это минус шестнадцать стволов…

Обсуждение долго не продлилось. По итогу решили – операции быть.

А Собакин на предложение старого сводника все-таки согласился.

Ну что же, как говорит Фомич, дело молодое, «так-растак, тудыть-раскубыть».

Глава 10

Перед тем как я заснул, ко мне снова наведалась делегация местных жителей. Опять слезно просили отдать им японцев, падали на колени и всячески умоляли. Я плюнул и согласился, даже не спросив, что они с ними будет делать. Да плевать, пусть хоть спалят. Опять же, я обещал косоглазым их не убивать, а деревенские уж никак не штаб-ротмистр Любич. Н-да… что-то последнее время во мне стало частенько проявляться какое-то средневековое иезуитство. Хотя… хотя, к вывихам своего подсознания я уже стал привыкать.

А уже утром, меня попросили пройти на околицу деревни.

Законно подозревая, что приглашают на казнь, я прихватил с собой еще старшего лейтенанта Кабо. В назидательных целях и для пущего ужаса. Пусть обгадится самурай хренов.

На самом краю поля стоял добротный сарай, срубленный из бревен и крытый деревянной дранкой. Японских солдат загнали туда, после чего мужики стали подпирать брусьями дверь и ставни.

Остальные жители деревни стояли полукругом неподалеку от сарая. Все одетые в черное, мрачные и спокойные, люди молчали.

– Что они собираются делать с моими солдатами? – забеспокоился лейтенант. – И почему они в черном?

– Сегодня будут еще похороны, тех жителей, которых убили вы лично и по вашему приказу, – вежливо объяснил я японцу. – Черный цвет у нас знак траура. Зачем запирают солдат, я пока не знаю, но подозреваю, что будет тризна, это значит поминки мертвых. В древних русских традициях ее справляют кровью врагов. В том числе, еще до похорон, чтобы родичи ушли отмщенными.

– Это какое-то варварство… – ошарашенно буркнул японец. – Насколько я знаю, вы обещали не убивать солдат, перед тем как они сдались.

– Я и не буду убивать… – спокойно ответил я. – Это сделают жители деревни. А вам, лейтенант, я предлагаю пойти к своим солдатам, чтобы умереть вместе с ними, как подобает настоящему офицеру. Так вы сможете смыть позор, которым с головы до ног успели покрыть себя.

К этому времени, деревенские понесли вязанки хвороста и соломы к сараю, в строгом порядке, без толкотни и суеты, все до единого, даже старики и дети. Аккуратно складывали под стенами и возвращались на свои места.

– Что… что они делают?!! – заорал лейтенант, испуганно уставившись на меня. – Но как… зачем? Они же собираются сжечь их! Прекратите это…

– Вы же приказали сжечь старушку, господин Кабо. Не так ли? Почему вы отказываете местным жителям в таком же праве?

– Но она же напала на нас! – воскликнул японец.

– А вы напали на них… – я с равнодушной ухмылкой пожал плечами. – Пока не поздно, еще раз предлагаю присоединиться к соотечественникам. Вы сможете воодушевить своих солдат перед лицом смерти.

Я специально ломал лейтенанта, хотя прекрасно знал, что он никогда не согласится добровольно умереть. Не та порода, его же солдатики отказались гораздо мужественней этой мрази. Ни один не попросил пощады, не говоря уже о слезах и соплях. Тьфу, мать твою. Ну, что ты скажешь?

Японец опустил взгляд и пробормотал:

– Они умрут во славу Японской империи! А я еще нужен его императорскому величеству Муцухито.

– Как знаете, как знаете…

Очень скоро сарай почти полностью завалили хворостом и сеном

Бледный как смерть Собакин горячо зашептал мне.

– Они же сожгут их! Александр Христианович, это черт знает, что! Немедленно прекратите это мракобесие!

– Не стоит беспокоиться о японцах, они умрут гораздо более легкой смертью чем вы думаете, просто задохнутся и гораздо быстрей, чем сгорят. А остановить… остановить уже не могу, Павел Иванович. Нам нужны ополченцы, ополченцам нужна месть за смерть родных и близких, а японцы должны знать, что на террор мы ответим тем же самым. Я действую на перспективу.

– Нет у нас никакой перспективы! – зло сплюнул подпоручик. – Нет! Что мы можем поделать против целой армии?

– Но все же продолжаете сражаться, не так ли?

– Только из упрямства и обиды за свою страну. И от отчаяния.

– Отличные мотивы, ничуть не хуже других, – я одобрительно кивнул Собакину. – А перспективы у нас есть и неплохие. Понятное дело, что Сахалин мы не отобьем, без помощи России, которой, кстати, не последует. Но у каждой армии есть предел стойкости, выраженный в своих потерях. У японцев он высок, но не безграничен. Я обещаю, что мы еще доживем до того времени, когда они будут дрожать при каждом шорохе и бояться выходить в нужник из казарм. И тысячу раз подумают, прежде чем хотя бы косо взглянуть на мирных русских жителей. Все это сделать достаточно просто. Главное – оставить ложные сомнения и сбросить налет псевдоцивилизованности. Предки за нас все уже придумали. Они ничуть не сомневались, следуя принципу: кровь за кровь. И неплохо справлялись.

– Вы сумасшедший, Александр Христианович! – с оттенком восхищения прошептал Собакин. – Даже больше чем я.

– Вы меня скоро догоните, Павел Иванович, обещаю.

Неожиданно жители начали молча расступаться, из толпы вышла молодая девушка и медленно пошла к сараю. Белокурая, с распущенными волосами по пояса и простеньким веночком из свежих полевых цветов на голове, в одной рубахе, она грациозно ступала по земле и, в свете восходящего солнца, казалась лесной нимфой, окруженной волшебным сиянием. Вот только вместо букета цветов, почему-то держала в правой руке грязно чадивший факел.

Шаг, другой, третий…

Нимфа внезапно запнулась, остановилась и нерешительно оглянулась.

Наваждение моментально исчезло. Вместо прекрасной феи на нас смотрела насмерть перепуганная девушка с жутко изуродованным лицом, в сплошных черных синяках и кровоподтеках, опухшим и деформированным, кажущимся чудовищной и зловещей маской.

На мгновение повисло тяжелое молчание.

– Иди доченька… – вдруг прошамкала согнутая старуха, тяжело опираясь на клюку. – Иди моя хорошая, ничего не бойся, подпали иродов…

Настя, а это была та девушка, что я нашел в избе с лейтенантом, сильно вздрогнула, сгорбилась, словно ее хлестнули плетью по плечам, медленно развернулась обратно, сделала к сараю еще пару шагов, а потом, вдруг сорвалась на бег и с размаху зашвырнула факел в груду хвороста.

Воздух рванул дикий вопль.

– Будьте вы прокляты-ы-ы!!!

Огонь занялся моментально, в воздух с глухим ревом взметнулся искрящийся столб пламени, заглушив истошные визги в сарае.

– Не надо!!! – лейтенант вдруг упал на колени предо мной. – Я знаю… знаю, вы меня тоже не пощадите… не отдавайте меня этим варварам, я умоляю вас, пощади-и-те…

Японец скорчился на земле и зашелся в истеричных рыданиях.

Я помедлил немного и тихо сказал.

– Успокойтесь, господин Кабо, я не отдам вас никому. Я убью вас сам…

– Но вы… – взвыл лейтенант. – Вы же обещали меня не убивать. Обещали, я точно помню. Да, да, обещали-и-и!

– Нет, господин Кабо, вы ошибаетесь. Я обещал вас не расстреливать. И не расстреляю… – я развернулся и пошел в деревню.

Но старшего лейтенанта опять отправили под замок, потому что в деревне начались похороны. На маленьком погосте с почерневшими от времени крестами появилось еще семь могилок, шесть одиночных и одна общая – убитых в лесу жителей деревни уже успели растаскать дикие звери, поэтому их положили в братскую могилу.

Батюшки своего в деревне не было, но заупокойную панихиду неожиданно вызвался служить Лука. Как выяснилось, он в прошлом закончил семинарию, правда отчего-то остался не рукоположенным в духовный чин. Или лишен оного за какой-то проступок. Я не особо допытывался, а сам Лука только коротко отговорился, что недостоин.

К делу Мудищев подошел серьезно, сначала поинтересовался у «обчества», как он сам выразился, не против ли оно, если службу проведет человек без духовного звания и только после того, как оное «обчество» ответило горячим согласием, приступил к процессу. Отслужил на славу, истово и усердно, ревел так, что вороны повзлетали с деревьев.

Полухина я похоронил сам. Разравнял землю на могилке, присел рядом и вытащил из кармана пачку японских сигарет – неожиданно сильно захотелось закурить. Даже несмотря на то, что я никогда не курил. Или курил, но не я нынешний? Да плевать…

– Вы его знали, Александр Христианович? – Майя с Мадиной подошли ко мне и положили на могилку букетики полевых цветов.

– Да, Сережа мой сослуживец. Мы дружили в свое время.

– Хотите выпить, помянуть его? – Майя достала из кармана пузырек со спиртом и маленькую чашечку, а Мадина развернула тряпицу с порезанным копченым мясом и лепешкой. – Мама говорила, когда пьешь за мертвых, они на том свете улыбаются. Мы все взяли с собой. А еще, в вещах у нас есть пара бутылок французского вина и коньяк, тоже французский. Мы берегли на особый случай. Принести?

– Спасибо… – я приобнял сестер. – Но нет, вино и коньяк пусть останутся действительно на самый особый случай. Мы их выпьем на ваших свадьбах.

Мадина пренебрежительно показала жестами, что она совсем не хочет выходить замуж, а Майя как-то странно на меня посмотрела и, после долгой паузы сказала.

– Я не знаю, как это, когда за тобой… ухаживают. Я даже никогда не была на балах…

Я невольно улыбнулся.

– А хотите, мы сегодня вечером устроим танцы?

Ляпнул невпопад, но идея пришлась обеим сестрам по душе, младшая, так вообще, чуть не запрыгала от счастья.

Ну… война войной, но маленькие человеческие радости надо себе устраивать. Как говорил герцог Бургундии Карл Смелый, жизнь слишком коротка, чтобы забывать о развлечениях. Вот интересно, я с ним был лично знаком? Н-да… вполне может быть. Что-такое неуловимо мелькает. А может и с кем-нибудь из Людовиков, которые были королями Франции. Или самим Д’Артаньяном… хотя нет, этот персонаж позже нарисовался в истории.

Дальше помянули Полухина, после чего Майя убежала ухаживать за ранеными и забрала с собой сестру, вознамерившуюся остаться со мной.

Ну а я отправился на общественный сход, собранный для обсуждения необходимости переселения, где первым и выступил. Доступно и просто объяснил, что в Россию мы никого переправить не сможем, как ни вывернись, а если люди останутся, то после повторного появления японцев – позавидуют мертвым. И предложил выход – переселится в глушь, на север и ждать там, когда вернется российская власть.

На удивление, народ быстро согласился. Погомонили, успели переругаться с друг другом, а потом дружно начали собираться. Бабы занялись хозяйством, а мужики ушли на берег ладить дополнительные плавсредства и оснащать имеющиеся лодки противопульными щитами из досок, по моему распоряжению. Ну а дед Фомич, осуществлял общее руководство.

На обед наварили громадный котел щей, на общее пропитание, наваристых и вкусных, на говядине – пустили под нож единственную коровенку, пережившую нашествие косоглазых. Бабы оплакивали ее как близкую родственницу, но все прекрасно понимали, что забрать рогатую с собой не получится. Впрочем, кое-какую мелкую домашнюю живность с собой все-таки брали.

А одновременно, прямо на деревенском майдане, по моей просьбе, сладили виселицу. Ничего особенного, два вкопанных в землю высоких неошкуренных бревна и перекладина. Ну и пеньковая веревка с петлей, как без нее. Вервие со скрипом о души оторвал Фомич, теперь в деревне каждая мелочь становилась на вес золота. Где другую возьмешь?

Старшего лейтенанта тащили волоком, сам он уже не мог идти – только жалобно выл, судорожно пытаясь цепляться ногами за землю.

Черт, какие там пытки, японец сейчас испытывал гораздо более страшные муки.

Мне было противно на него смотреть, а еще немного жалко. Не исключаю, что в бою он мог быть храбрым и толковым офицером, но сейчас перестал быть даже человеком. Такое бывает, стоит чуть дать слабину, слишком захотеть жить и начинается цепная реакция – человек цепляется за свою душонку изо всех сил. И подобное зачастую случается с людьми, которые привыкли забирать чужие жизни без причины, просто из прихоти.

– Ну что, господин Кабо, – я присел рядом с японцем. – Пора платить по счетам. Вас уже заждались на том свете ваши кредиторы…

Японец ничего не ответил, он лежал на земле сжавшись и только жалобно всхлипывал.

Но и в этот раз, с казнью пришлось повременить, потому что к деревне вышел капитан Борис Стерлигов и с ним двадцать два солдата из гарнизона Корсакова.

Капитан, высокий и крепкий брюнет, лет сорока возрастом, оказался военным юристом, дико педантичным служакой, но при этом вполне адекватным человеком.

Он даже не пытался качать права, а свершенные нами подвиги тут же взялся задокументировать, чтобы потом передать по инстанции для награждения. Моя персона тоже не вызвала у него никакого отторжения. Он только насыпал кучу параграфов и пунктов разных законов, подтверждающих, что я теперь совершенно чист перед правосудием.

А потом обратил внимание на виселицу.

– Кого вешать собрались? – капитан с интересом провел по нам с подпоручиком взглядом.

– Старшего лейтенанта японской армии Ясухиро Кабо, за свершенные зверства в отношении мирного населения.

– А с его солдатами как поступили? Вы же говорили, что взяли их в плен.

– Спалили скопом в овине… – вызывающе брякнул Собакин, но тут же спохватился и поспешно добавил: – Местные жители.

Честно говоря, я ждал, что Стерлигов тут же объявит нас военными преступниками, но тот только понимающе покивал головой.

– Самосуд, да, русский народ в гневе бывает беспощаден… – но тут же ткнул пальцем в потолок избы и заявил. – Но с этим… как его там, мы обязаны поступить по закону. Мне надо будет опросить местных жителей, я набросаю обвинительное заключение, после чего мерзавца уже можно будет повесить на законных основаниях. В военное время функции правосудия исполняет командир воинского подразделения, согласно пункта…

Капитан опять разразился потоком законов, но я его вежливо прервал.

– А может ну его? У нас своих забот хватает. Повиснет и без обвинительного заключения. Опять же, я приказал баньку истопить…

– Думаете? – Стерлигов поморщился. – Хотя… действительно. Оформлю все задним числом. Но вернемся к нашим делам. Я планировал добраться до побережья со своими людьми, чтобы попробовать переправиться на материк. В сложившихся условиях считаю продолжение боевых действий на острове полностью бесперспективным, но сдаваться тоже не собираюсь. Уверен, власти еще дадут должную правовую оценку преступной капитуляции генерал-губернатора Ляпунова. А вы? Вы как собираетесь поступить?

Тут опять взлез подпоручик и менторским тоном повторил капитану мою речь, о пределе стойкости японской армии.

– Гм, – Стерлигов одобрительно кивнул. – Похвально, похвально, молодой человек. Но это какая-то партизанщина, вам не кажется? Хотя… в войну 1812 года… подобным образом…

В разговор вступил уже я и развернуто описал капитану все наши планы и диспозицию.

– Действительно, звучит вполне рационально, – капитан опять кивнул. – Пожалуй… я остаюсь с вами.

Вот тут, у меня в голове внезапно сложился странный план. Почему странный? Да потому, что он основывался на событиях из будущего. Которые, как штабс-ротмистр Любич, я никак не мог знать.

– Думаю, Борис Львович, вам все-таки следует отправиться на материк, причем при первой же возможности.

– Почему? – капитан внимательно на меня посмотрел.

– Для начала, сообщить властям, что на Сахалине еще активно сопротивляются русские воинские подразделения и боевые действия даже не думали заканчиваться. Это надо сделать для того, чтобы на предстоящих мирных переговорах Российской империи и Японии, оккупация Сахалина не считалась свершившимся фактом. Что усилит уже нашу позицию, а не японскую.

– Переговорах? Каких переговорах? – Собакин и Стерлигов недоуменно на меня уставились. – Вы о чем, Александр Христианович?

– Считайте это моими аналитическими выкладками, – быстро съехал я. – Несмотря на свои военные успехи, Япония практически выдохлась. И очень скоро, при посредничестве третьих держав, возможно Америки, запросит переговоры. Аннексию Сахалина она задумала, как раз чтобы усилить свои позиции на этих переговорах. И будет требовать оставить остров за собой, как победившая сторона. И, боюсь, наши могут уступить им, к примеру, в обмен на отмену контрибуционных выплат. Но мы своим сопротивлением спутаем все эти планы. К тому же, у меня есть фотоматериалы о зверствах японцев над мирным населением – если их правильно вбросить в прессу, они тоже сыграют против косоглазых макак. Вот всем этим вам и предстоит заняться, Борис Львович. У меня есть еще соображения, но я их изложу чуть позже.

– Макак? – Стерлигов приподнял очки и тут же понимающе воскликнул. – Ах да, конечно макак! Ну что же, ваши выкладки звучат фантастически, но вполне логично и разумно.

– Спасибо… – я почувствовал себя полностью выдохшимся.

Три тысячи чертей! Откуда я все это знаю? Звучит не только фантастически, а просто безумно. Но абсолютно уверен, что все это полная правда. Даже знаю, где эти переговоры произойдут. В Портсмуте, мать его ети! И наши на них отдадут япошкам половину Сахалина, ровно по пятидесятую параллель. А Витте, будь он неладен, потом прилепят погоняло, граф Полусахалинский. Так я из будущего и прошлого? Господи…

Ответов, конечно, не нашел. Но найду обязательно, просто слишком уж часто начались выбросы информации из подсознания.

Мы еше немного пообщались, а потом пошли вешать японского старшего лейтенанта. Стерлигов толкнул перед жителями речь, в которой юридически обосновал казнь, ну а чурбак даже не пришлось выбивать из-под ног смертника, он сам с него случайно соскочил.

Умирал он долго и страшно, ну а я, глядя как Ясухиро Кабо выделывает коленца ногами, неожиданно для себя продекламировал вслух:

 
Пляшут шуты на веревке,
Дергают петлю ритмично,
Ох, до чего же мы ловки,
Как же мы пляшем отлично.
Как же не дергать веревку,
Если солдат из-под ног
Выбьет скамеечку ловко
Сильным ударом сапог!
Пляшут в петельках шуты,
Ах ты, ух ты!
Ну а ветерок легко
Песни носит далеко[8]8
  Стихи Анджея Сапковского, в переводе Е. Вайсброда.


[Закрыть]!
 

Стерлигов с любопытством покосился на меня:

– Простенько, но симпатично и очень подходит к случаю. Сами написали?

Пришлось соврать, что да. Ну а что я скажу? Что это стихи человека, который еще не родился? То, что он из будущего, я знал точно, вот только фамилии никак не мог вспомнить.

Ну а потом я устроил бал Майе и Мадине. Лука мастерски наяривал на единственной в деревне гармони, ну а мы всласть наплясались. Я даже научил сестер средневековому танцу под названием кароль и фокстроту из будущего, соврав что сам их придумал.

А еще через сутки все мы отправились в дорогу.