Текст книги "Хроники Горана. Рассвет"

Автор книги: Александр Башибузук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Башибузук Александр.
Хроники Горана. Рассвет.

ХРОНИКИ ГОРАНА

ПРОЗНАТЧИК

ПРОЛОГ

Бледное как снег лицо, закурчавившаяся волнистая бородка и слипшиеся от пота, русые пряди, прикрывающие высокий лоб. Молодой мужчина лежал с закрытыми глазами, мощные, перевитые сухими жгутами мускулов руки безвольно распластались поверх мехового одеяла.

Неожиданно он дернулся словно в судороге и отрыл глаза.

– Ты смотри, быстрый какой... – женщина в глухом плаще с капюшоном, стоящая возле кровати коротко усмехнулась и быстро провела рукой над головой парня. Раздался едва слышный звон, прозрачное облачко, состоявшее из мельчайших серебряных снежинок, сорвалось с маленькой ладошки и осело на лицо мужчины. Живые, полные возмущенного непонимания глаза, медленно потускнели и закрылись веками.

Женщина постояла мгновение возле кровати, потом плавно, с изящной грацией развернулась и подошла к алтарю, на котором стояла искусно вырезанная из белого мрамора маленькая статуэтка, изображавшая обнаженную юную девушку, до половины укрытую гирляндами цветов.

В комнате раздался грудной мелодичный голос:

– Госпожа Дея, верная слуга твоя, преклоняется перед тобой и просит принять новую душу в лона твои...

ГЛАВА 1

Звериные Острова. Остров Быка. Предгорья Черного Хребта.

9 Лютовея* 2001 года от восхождения Старших Сестер. Вечер.

Бархатная обволакивающая темнота резко сменилась ярким пронзительным светом, вышибающим из глаз жгучие слезы. Глаза закрылись сами по себе, но через мгновение, я попробовал их отрыть вновь, с трудом пересиливая желание уйти в спасительный мрак, несущий забвение и покой.

лютовей – февраль. Названия месяцев года у ославов, и еще многих народов Упорядоченного, за небольшими отличиями удивительным образом совпадают с древнеславянскими.

Старшие Сестры – в пантеоне народа ославов, верховные богини-сестры – Гея, Дея и Мара.

Покрытый черной патиной старости потолок, сшитый из тесаных вручную досок. На столбе, покрытом грубыми резными узорами, между потолком и стеной, висит на гвоздике связанный толстыми нитками пучок сухой травы с крупными, фигурными, продолговатыми листьями. Паучок пробежал по узорчатой паутинке... Паутинке?

Я захотел протереть глаза... и чуть не заорал от радости, граничащей с животным ужасом. Мускулы сработали, и рука выполнила приказ. Рука выполнила приказ!!! Рука выполнила...

Радость сменилась диким разочарованием. Сон, опять сон... Сознание не хочет мириться с суровой действительностью и тешит себя спасительными грезами, позволяющими хоть на миг вырваться из неотвратимо надвигающегося безумия. В бессильной обиде на себя и весь мир, опять сжал веки.

– Проснулся? – грудной, мелодичный женский голос показался мне совсем незнакомым, но удивительно приятным. К тому же он каким-то невероятным образом смешивался с пряным ароматом мясного бульона, разбавленного запахом костра. Странное сочетание...

– Проснулся, спрашиваю? – В голосе прозвучали нетерпеливые и требовательные нотки.

– Проснулся, – машинально ответил я и не узнал собственного голоса. Мало того, я не узнал языка, на котором сказал эту фразу и вдруг стал понимать, что неизвестная девушка говорит на том же языке. Отрывистом, полным гласных звуков, совершенно незнакомом мне, но, тем не менее, вполне доносящим смысл сказанного.

– Вот и молодец. Теперь вставай и иди есть... – Надо мной возникло миловидное округлое женское личико с большими немного раскосыми глазами и собранными в две толстые косы на висках, темно-русыми волосами.

– Ты кто? – быстро спросил я, стараясь воспользоваться последними мгновениями, пред грядущим безумием. В том, что оно наступит, сомнений уже не оставалось. Все не так, все непривычно, вплоть до холодных судорог железной хваткой охватывающих разум.

Сложенные из массивных валунов низкие стены. Закопченные сучковатые балки, увешанные пучками сухих трав и связками чего-то непонятного, очень похожего на мелкие косточки. На стенах мохнатые шкуры, полки уставленные горшками, кривоватыми скляницами и мешочками. Грубо кованные стенные шандалы с бесформенными кусками чего-то светящегося ярким, мягким светом. В уголочке, между сундуков, каменный алтарь с тлеющей лампадкой, подле женской фигурки искусно вырезанной из какого-то белоснежного камня. Не так... я не должен здесь быть. Почему не знаю, но не должен!..

И девушка... Ладная фигурка, но совсем не хрупкая, полная силы, мощи и одновременно диковатой грации. Русые волосы, собранные в несколько кос, унизанных кольцами желтого, тусклого металла. Лицо, немного простоватое, но милое, правильных очертаний, кажущееся немного скуластым, скорее всего из-за больших, поддернутых уголками к вискам глаз с изумрудно-зелеными зрачками. Длинная черная юбка, поверх белой блузы с широкими пузырчатыми рукавами, овчинная безрукавка мехом наружу. На широком, проклепанном кожаном поясе, длинный широкий нож в потертых ножнах, слегка изогнутую рукоятку которого, венчает черная голова непонятного зверя. Множество браслетов на руках и ожерелье из чеканных черных бляшек с медальоном в виде... в виде странного, совсем не человеческого черепа с тремя рубиновыми глазами...

– Кто ты?.. – я машинально повторил вопрос, не в силах воспринять окружающую меня действительность.

– Я? – Слегка удивилась девушка, но потом улыбнулась и ответила. – Я Мала. Малена. Как ты себя чувствуешь?

– Чувствую? – Я с удивлением рассматривал свою руку. Толстое запястье, мощное предплечье, массивная мозолистая ладонь... Но как? Как я могу рассматривать свою руку, если я... если я... что я? Ничего не помню. Знаю лишь, что раньше не мог рассматривать свою руку... Господи!!! Память внезапно вернулась и я, словно со стороны, увидел мертвенно-блеклую больничную палату, множество непонятных медицинских приборов и высохшее, словно мумифицированное, мужское тело на кровати. Лицо не рассмотрел, мешала кислородная маска, но был совершенно уверен, что это я... Да, я... некогда здоровый, полный жизненной энергии, превратившийся волей судьбы в усыхающее растение... Но почему? Как? Эти фрагменты напрочь исчезли из памяти...

– Вспомнил? – Малена уже отвернулась к очагу и что-то помешивала длинной деревянной лопаткой в закопченном котелке, висевшем над большим очагом, обложенным диким камнем.

– Не все... – выдавил я из себя и внутренне трепеща, попробовал сесть... и сел!!!

– И что же ты вспомнил? – Девушка споро собирала еду на стол; взмах тесака устрашающего вида и с легким треском от большой, круглой ковриги, отделился ломоть ноздреватого, пахнущего легкой кислинкой хлеба – еще взмах – рядом лег второй...

– Практически ничего... – Я, наконец, обратил внимание, что на мне надета рубаха, из грубого, скорей всего, домотканого холста, вышитая немудрящими, слегка напоминающими скандинавские, узорами по вороту и той же ткани, широкие, свободные порты. Неожиданно в голове возник вопрос и сразу же прозвучал в голосе. – Скажи, Мала, а как меня зовут?

– Как тебя звали раньше, я не знаю... – Малена плюхнула половник дымящегося, источавшего дивный аромат, мясного варева в большую глиняную миску. – А сейчас тебя зовут Гор.

– Гор... – я попробовал проговорить это имя, словно пробуя его на вкус. – Гор... А кто этот Гор... был?..

– Дурак, – категорично выдала Малена и решительно раздавила несколько зубков чеснока, придавив их клинком своего тесака к доске, на которой рубила хлеб. Собрала остро пахнущие комочки на лезвие и аккуратно, поровну распределила по мискам. После чего посмотрела на меня и еще раз повторила, на этот раз, добавив определений. – Дурак. Слабоумный. Тупой. Лишенный разума. – Девушка помедлила и с некоторым самодовольством добавила. – Раньше был...

– Поясни... – Я себя в этом обличье не ощущал дураком. Совсем наоборот, мысли отличались невиданной ясностью.

– Ты встаешь? – сквозь голос Малены опять проскочили нотки нетерпения. – Да вставай же ты...

Мысль о том, что надо встать, резанула непонятным страхом, впрочем, мгновенно сменившимся такой же непонятной уверенностью. Встать? Да это же просто... Мозги подали команду телу, и оно послушно встало. Упруго, быстро и ловко – как отлаженная, хорошо смазанная машина... Господи!!! Я краем глаза уловил свое отражение в большом зеркале, обрамленном резной причудливой оправой. Повернулся и чуть не потерял сознание... На меня смотрел молодой мужик с рубленными, немного резковатыми чертами лица – совсем молодого лица, если бы не сеточка морщин, тянувшаяся от уголков глаз. Целая копна волнистых русых волос, саженные, чуть покатые плечи, мощная шея... Это я? Я? Да как?..

– Что, нравишься сам себе? – Ко мне подошла Малена и по-хозяйски, как свое имущество, похлопала по спине. – Да-а... – протянула она, – всем хорош был Гор, окромя головы своей пустой. Но этот недостаток я исправила. Кажется, исправила.

– Спасибо. – Мое сердце выбивало бравурные марши, но разум, на удивление, остался холоден. Напрочь пропали беспокойство и сомнения, а страх сменился ледяной уверенностью.

– Отработаешь, – обыденно бросила девушка и добавила. – Обязательно отработаешь. А теперь пошли есть. Вечереет, пора уже.

Я прошлепал босыми ногами по тканым половикам, остро ощущая каждый узелок, каждую ниточку и сел на табурет возле мощного, сбитого из тесаных плах стола. Деревянная, почерневшая от времени ложка, зачерпнула дымящейся жидкости, покрытой янтарным слоем жирка.

– Оу-м-м... – я чуть не задохнулся от острого, на грани сексуального, гастрономического наслаждения. Не помню я... не помню, такого наслаждения от еды. Такое впечатление, что не ел неделю, нет – месяц...

– Вкусно? – гордо поинтересовалась Малена, отмахнула тесаком от большого кусмана вареной мясной мякоти, его добрую половину и, наколов на острие, подала мне. – Держи... да не спеши ты...

– Рассказывай... – я руками разодрал огненно-горячее мясо, присыпал серой крупной солью и, положив один кусок на ломоть хлеба, яростно вцепился в него зубами.

– Требовать будешь у мамаши своей... – лицо Малены полыхнуло недовольством, но почти мгновенно сгладилось. – Так уж и быть. Расскажу. Жил был Гор... Горан, сын Ракши. Красивый, могучий парень, но полный никчема. Давно бы изгнали бедолагу – ведь дурак совсем, но его покойная мать, приходилась сестрой Усладе, старшей жене Збора – нынешнего старшины рода. Поэтому и оставили. Толку от него не было никакого. Силищи немерено, бревна об колено ломал, а боялся любого громкого окрика. Помыкали им все. Даже сопливые ребятишки, не говоря уже о мужиках, завидующих облику и силе, не тому даденых. Испытание он само собой не прошел, даже не допустили. К воинскому делу, соответственно. Да и какой из него боец? Тут главное дух, ан нет, отсутствовал он у Горана. Опять же, разумом его Старшие Сестры обидели, а какой вой* без мозгов?

вой – в данном случае сокращенно от воин.

Правда, парень он был исполнительным, безотказным. Любую работу за радость считал. Вот людишки и пользовались дармовой силушкой немилосердно. Бабы, особенно вдовушки, сначала привечали Гора, понятно зачем, но и здесь, толку никакого не случилось. Ему хоть сиську в рот сунь, лыбится и совсем не понимает, что от него требуется. А бабы-то, они народец подлючий, как поняли, что пользы от него в этом деле, как от козла молока – стали изводить парня всячески, шпынять немилосердно, пакости строить, да мужиков подговаривать, что беду он приносит. Вот так-то. Ах, да... совсем забыла... немым он был – мычал только...

Мала замолчала, аккуратно отрезала кусочек мяса, наколола его на двузубую вилку и отправила в рот. Медленно прожевала и продолжила:

– А вот что дальше что было, тебе знать незачем. Скажу лишь только-то, что забрала я его. Забрала и сотворила должное. То, что мне предначертала Дея...

Я слушал Малену краем уха, оставаясь абсолютно равнодушным к злоключениям бедолаги Горана. Даже не волновало, что этим Гораном, был я сам. Сознание занимало другое – я начал вспоминать себя прежнего – покадрово, как в комиксе. Пролетели редкие кадры, и все окончилось картинкой, которую я уже видел. Только теперь она дополнилась тюремными решетками в больничной палате.

Это все? Все, что мне стоит знать из своей прежней жизни? А как же?.. Я понимаю, что вспомнил не все – только знаковые события. Но... но, неужели больше ничего не было? Неужели я так глупо и пусто прожил жизнь? Усилием воли попытался вспомнить, даже зубы стиснул от напряжения, но ничего не получилось, и я вынужден был констатировать. Да, больше ничего не было – этими кадрами можно охарактеризовать всю мою прошлую жизнь. Пустую, ненастоящую, зря прожитую в погоне за фальшивыми идеалами. А вообще... получается, что у меня и не было... идеалов этих...

Злости не ощущал, остался абсолютно спокойным, только где-то глубоко, промелькнула легкая обида на себя – промелькнула и пропала. То, что меня непонятно каким образом занесло в чужое тело, даже возможно в другой мир, абсолютно не волновало. Никак, никоим образом, даже наоборот, появилось некоторое удовлетворение, удовлетворение тем, что я жив и могу еще раз попробовать...

– ... держи...

Я очнулся и увидел в ручке Малены черную, чеканную странными узорами стопочку.

– Выпьем... – Девушка стукнула своим стаканчиком об мой и, закрыв глаза, лихо опрокинула ее себе в рот. Смешно сморщилась и сразу потянулась за кусочком хлеба.

Я, молча, выпил и моментально почувствовал, как по телу разливается жаркая волна, в голове зашумело, в висках словно звякнули серебряные колокольчики...

– Что это? – Я попытался идентифицировать, среди коллекции своих ощущений, содержимое стопки и не смог. Похоже на спирт, но мягче и абсолютно без вкуса. Разве что, наблюдается очень легкое, почти неощутимое хлебное послевкусие.

– Великоградская тройная огневица... – небрежно бросила Малена и выбрав в плошке сморщенный, соленый огурец, аппетитно им хрумкнула. – Монаси великоградские творят.

– Водка? – Я последовал примеру девушки и чуть не скривился, огурчик оказался огненно-острым и одновременно кислым до невозможности. Но вкусным!!!

– Какая 'водка'? Что такое 'водка'? – заинтересовалась Малена и, забрав у меня миску, плеснула туда еще половник бульона. – Что-то из твоей прежней памяти?

– Да. Так ты все знаешь? – Я с легким удивлением обнаружил, что мне не хочется много говорить. Все вопросы и ответы, получались односложными, короткими. Тем не менее, я умудрялся вполне удачно выражать свою мысль.

– Смотря, что... – Мала, секунду поколебалась и опять наполнила стопки из большущей, квадратной бутыли черного стекла. – Кем ты был раньше – не знаю. Знаю лишь только то, что в своем старом мире, ты был лишний.

– А в этом?

– Как получится... – усмехнулась Малена и повторила. – Как получится...

– Зачем ты это сделала. И как?.. – Мне почему-то это было совсем неинтересно, но вопрос все же прозвучал. Как бы по инерции.

– Такова была воля одной из Сестер. А как? Честно говоря, я сама не очень понимаю. – Мала пожала плечиками. – Да и не хочу понимать. Сестры плетут кружева предначертаний невидимыми для смертных. И тебе, не надо понимать. Просто радуйся новой жизни и постарайся прожить ее с достоинством.

– Мне надо многое узнать про твой мир...

– Спрашивай...

– Кто ты Мала?

– Яга, – обыденно ответила девушка. – Ёжка, ворожка, ведуница. По-разному, таких как я называют. А еще нас кличут колдовками и ведьмами.

– Баба Яга... – я проговорил вслух, мелькнувшее в голове название. Вот только, что оно значит?

– Бабы коров за вымя дергают... – неожиданно зло прошипела Мала. – Язык попридержи, а то...

– Не злись... – я успокаивающе поднял ладонь. – Я даже не помню, что это слово означает.

– Так бы и сказал... – улыбнулась девушка и стрельнула глазками на бутыль. – Ну что, по последней?

Я прислушался к своему новому телу и решил, что совсем не против, пропустить еще стопку этой 'великоградской тройной'. Голова ясная, по телу пробегают теплые волны, постреливая огненными искорками в руки и ноги, хочется улыбаться. Так почему бы и нет?

– Давай. А на каком языке мы говорим?

– Ославский. На нем все Звериные Острова говорят, – пояснила Мала и добавила на стол еще несколько плошек с заедками. – Мы сейчас находимся на острове Быка – он самый большой. Еще есть Волчий, потом Гадючий, Медвежий, остров Тура, Орла и Куницы. Ну и еще множество мелких. Народ, проживающий здесь, зовется ославы, иногда нас еще называют чудины, но за это слово, неосторожно брошенное на Островах, могут убить. Не любит местный народец его – оскорблением считают.

– А ты тоже ослава? – поинтересовался я, зачерпнув ложкой ледяной квашеной капусты пересыпанной клюквой. – Глаза...

– Заметил, да? – Мала кокетливо глянула в зеркало. – Нет, но считаюсь словеной. Надо говорить словена, а не ослава. Мужик – словен, девка – словенка. Вместе они ославы. Понял? Да, у нас все по женской линии считают. Деда моего бабуля в походе поимела – из Лесного Края он был – сами себя они называют народ Ветвей или алвы. – Малена хихикнула, убрала прядь волос и продемонстрировала мне аккуратное, чуть заостренное ушко. – Вот видишь? От деда досталось, кровь алвов крепка-а-ая. Ценится...

У меня немедленно в голове родилась непонятное слово, и я невольно перебил Малену:

– Эльфы?

– Какие такие 'элфы', не знаю никаких 'элфов', – с улыбкой передразнила меня, немного захмелевшая Мала, а потом очень серьезно посоветовала. – Ты бы уже заканчивал чушь пороть. Забудь все и живи новой жизнью. Народец на Островах горячий, могут, не поняв оскорбиться, да и прибить походя. А на материке, мигом на костер угодишь за слова непонятные, значит еретические. У них сейчас Белый Синод начал свирепствовать, за ереси борзо взялись. Понял?

– Понял, – коротко сказал я. – Ну так что там с дедом?

Мала одобрительно кивнула и, закинув в ротик ягодку, продолжила:

– Ценятся мужчины алвов среди женщин народа ославов. Красивые, ласковые, семя сильное, дети здоровые получаются. Однако взять их силой очень трудно, почти невозможно – все поголовно 'владеющие', хитрости непревзойденной, да еще войны отменные. Не знаю, как бабка сладила, но мама говорила, что на Островах она была самой первой красавицей и признанной воительницей. Так вот, она вернулась из похода уже пузатой. Благополучно родила мою маму, а потом и сгинула в очередном набеге. Матушка-то за словена пошла, но кровь деда уже перебить не поучилось.

– Что значит 'владеющие'? – на всякий случай уточнил я. В голове мелькнуло слово 'магия', но озвучивать его, я не стал.

– Владеющие силой, – обыденно пояснила Мала. – Разными формами стихий, проявлениями Эфира и иных Пределов.

– А ты? – я испытующе посмотрел на девушку.

– Я Яга, – немножко грустно и почему-то торжественно ответила Малена. – Я другая. Меня 'владеющие' своей не признают. Люди тоже своей не признают, даже не разрешают жить рядом с ними, но и без меня тоже не могут. Судьба мне быть одной...

– Как ты стала Ягой?

– Просто, очень просто. Пришла в селение Дрина, прежняя хозяйка, – девушка обвела рукой комнату. – И потребовала девочку. По обычаю имела право. К тому времени, я уже сиротой осталась, вот обчество и сообразило лишний рот отдать. А потом, когда время пришло, Дрина мне передала дар, а сама ушла. Вот и все. И я так сделаю. Своих-то детей мы иметь не можем.

Я промолчал, рассматривая Малену. С виду веселая, беззаботная, но есть в ней что-то печальное...

– Знаешь что? – Мала неожиданно встала и достала из сундука большую завернутую в кусок ветоши книгу. – Держи, почитаешь перед сном. Тут много правды, но и без небылиц не обошлось. А я пойду, пора мне...

– Куда?

– По делам... – коротко ответила Мала и вышла в прихожую. Через время заглянула обратно, уже в длинной дохе и пушистой меховой шапке. – На улицу не ходи, ночь уже. Рудь тебя еще не знает, может помять ненароком.

– Кто такой Рудь?

– Лешак, – коротко бросила Малена и захлопнула дверь.

– Лешак? – Я немного постоял, пытаясь осмыслить возникший в голове, образ корявого, поросшего ветками чудища, затем присел на кровать и развернул тяжелую книгу. На толстой коже обложки отливала серебром какая-то вязь, очень похожая на готический шрифт. К своему немалому удивлению, я смог ее прочитать: – Бестиарий и описание рас Мира Упорядоченного, преподобного Эдельберта из Великограда? Ну что же, почитаем...

ГЛАВА 2

Звериные Острова. Остров Быка. Предгорья Черного Хребта.

10 Лютовея 2001 года от восхождения Старших Сестер. Ранее утро.

... телом велик, подобен человеку строением и космат аки медведь горный, окрасом черен с подпалинами али рыжий, разума невеликого с ребенком схожего. Прибежище ищет в чащах лесных и на кручах горных, подале от людства разумного. На Звериных Островах кличут его лешаком, на материке обзывают лесным хозяином и много иных имен дают в других землях и владениях. Некоторые почтенные исследователи и невежественная чернь, наделяют оного силой повелевать зверями, пущами лесными и иными сильными чародейскими способностями, однако, не имея документальных свидетельств проявления подобного, склонен подвергнуть сомнению сии утверждения, но признаю возможность владения лешаком примитивной природной силой ...

'Бестиарий и описание рас Мира

Упорядоченного'

Преподобный Эдельберт Великоградский.

Тонкий ледок, поддернувший воду в корыте, лопнул с легким, музыкальным звоном. Я набрал полные ладони и с наслаждением плеснул в лицо ледяной водицей. Поискал взглядом и сдернул с гвоздика домотканое полотенце, расшитое по краю растительной вязью.

Вечера никак не мог заснуть, познавая новый мир, оторвался от книги только тогда, когда в маленьком окошке забрезжили розовые лучи зари. Читал и не мог отделаться от ощущения, что многое из изложенного преподобным Эдальбертом, я уже слышал. Но как-то странно, не буквально, а очень и очень примерно. Почти каждому образу, каждому определению из книги, у меня находился иной образ, иное определение из моей памяти, примерно схожие, но все же не те. А еще, с каждой строчкой, я все больше и больше убеждался, что мой новый мир абсолютно не похож на тот, в котором...

Скрипнула входная дверь и на пороге появилась окутанная клубами пара Малена. Свежая, с румяными щеками, пахнущая морозом, хвоей и от этого удивительно привлекательная.

– Не спал? – Девушка поставила в угол широкие, короткие охотничьи лыжи, скинула мне на руки тяжелую меховую доху и устало присела на скамью, привалившись спиной к стене и вытянув ноги в пушистых меховых бахилах.

– Да, не спал, – я обмел веничком полы дохи и повесил ее на торчавший из балки сучок.

– И зря, дел у тебя сегодня невпроворот... – неодобрительно покачала головой Мала, потом скорчила умоляющее личико и ткнула пальчиком в бахилы. – Поможешь?

Я, молча, стянул с нее сапоги и поставил их у порога, затем подвинул к девушке расшитые бисером, меховые домашние тапочки.

Мала довольно хихикнула:

– А мне нравится. Уже отвыкла, все сама да сама. Продолжай в том же духе...

– Зачем я тебе? – прервал я девушку. – Тапки подавать?

– Прикажу, будешь подавать... – улыбка мгновенно слетела с лица Малены. – Смотрю, много воли взял...

– Я задал тебе вопрос, – спокойно проговорил я, проигнорировав злость Малы. Где-то глубоко внутри, проскользнуло желание вспылить, но очень быстро пропало, разбившись о ледяное спокойствие моей новой личины.

– Ладно, не бери в голову, – внезапно оттаяла девушка. – Ты мне ничего не должен. Я отпущу тебя, но позже. Ты сейчас как младенец, которого всему надо учить заново. Пошли лучше позавтракаем, я сейчас готова вепря целиком сожрать, так проголодалась. Впрочем, можешь уже уходить, я тебя не держу... – Зеленые глазки Малены ехидно прищурились.

– Без завтрака? – я изобразил тяжелое раздумье. – Ну, уж нет...

Мала засмеялась, ухватившись за мою руку, встала и направилась в комнату. Возле двери обернулась и сказала:

– Побудь в прихожке, пока я переоденусь. Негоже девице пред мужиком телесами сверкать.

Лукаво подмигнула и опять заразительно рассмеялась...

Я молча отвернулся, а когда за спиной скрипнула дверца, подошел к стойке у дальней стенки и взял в руки рогатину* с коротким и толстым бугристым древком. Мгновенно в голове отобразилась одна из картинок прошлой жизни.

рогатина (рогатыня) – славянское тяжёлое копьё для рукопашного боя или для охоты на крупного зверя. Отличается большим широким обоюдоострым наконечником.

– Хоть что-то может оказаться полезным... – тихонечко прошептал я и провел пальцем по длинному и широкому листовидному наконечнику. Неожиданно по голубому металлу проскочили холодные серебристые искры, сложились в мудреную вязь и так же неожиданно погасли...

– Не балуй... – из-за моей спины выступила Малена, взяла рогатину и поставила ее обратно в стойку. – Всему свое время...

Я отступил на шаг и подивился тому, как девушка успела так быстро переодеться. В отличии от вчерашнего дня, сейчас на ней красовалось черное прямое платье, с широкими свободными рукавами, расшитое по подолу и вороту серебряными узорами и коротенькая, отороченная серебристым мехом душегрейка. Косы девушка распустила и уложила волосы под маленькую черную шапочку немного напоминающую, головной убор какого-то восточного народа из моей прошлой жизни. Впрочем, браслеты на руках, ожерелье с трехглазым черепком – остались те же, но пояс со страхолюдным тесаком исчез.

– Нравлюсь? – Малена проследила за моим взглядом, хихикнув, крутнулась на месте, а потом подтолкнула меня по направлению к двери. – Иди уже, остынет все...

Со стола каким-то чудесным образом уже исчезли остатки вчерашнего ужина. Теперь, на нем, на большом деревянном блюде, исходила жаром и непередаваемым запахом свежей выпечки целая груда румяных пирожков, в окружении плошек со сметаной и вареньем.

– Но как? – Я разломил один из пирожков и с наслаждением втянул в себя насыщенный ягодный аромат. – Как успела?

– Я тут не причем, – улыбнулась Мала. – Это Домна спроворила, видать, ты ей чем-то приглянулся.

– Домна? – Я припомнил, как вчера ночью несколько раз улавливал отчетливое шебаршение по углам, а раз даже приметил желтые круглые огоньки, списав их на обычную крысу или что-то подобное.

– Домовица, – обыденно объяснила Малена, разлила по чашкам ароматный травяной настой и процитировала. – Всякому жилищу положен домашний дух, сиречь домовик, кои, как и люди, разного полу бывают...

– ... оные духи при случае симпатии возникшей к хозяину, пользу великую приносят и способны иметь воплощение земное, обличьем весьма схожее на карл ярмарочных и порой пригожее и приятное для взора, ежели они полу женского, однако вельми замазанное сажей и прочим сором... – повторил я слова преподобного Эдельберта, закончив фразу за Малку.

При последних моих словах в углу кто-то возмущенно и громко чихнул.

Я немедленно откусил от пирожка, и с набитым ртом, отчаянно чавкая, продекламировал:

– Домна, домовица, пригожа девица, ликом светла, станом тонка! – Затем встал, поклонился в пояс и громко сказал. – Любо мне!

После моих слов по комнате как будто теплый ветерок прошел, даже показалось, что светлее стало. В уголке еще раз чихнули, на этот раз довольно, а потом все стихло.

– Ты быстро учишься, – удивилась Малена. – Не ожидала.

– Просто обнаружил, что мне нравится читать, – я осторожно глотнул настоя из чашки и выбрал еще один пирожок. – По крайней мере, мне так кажется...

– Похвально, похвально, – Мала даже несколько раз одобрительно хлопнула в ладоши. – Я тебе сегодня дам еще несколько книг.

– Почему несколько?

– Остальные нельзя, – коротко и строго отрезала Мала. – Ты должен запомнить. Пока ты живешь в этом доме, ты делаешь только то, что я разрешу. Любая самодеятельность может закончиться очень плохо.

– Хорошо, – я вежливо склонил голову. – Пирожков еще много, нескоро съедим, так почему бы тебе не рассказать мне про Острова и ославов.

– Много, – согласилась Малена и со вздохом посмотрела на блюдо. – Тогда слушай. Жителей Звериных Островов, остальные жители Упорядоченного считают грубыми варварами, при этом еще разбойниками и пиратами...

К тому времени как с блюда исчез последний пирожок, Малена успела довольно много мне рассказать про своих сородичей. Я даже подыскал им аналогию из своего прежнего мира – народ севера под непонятным названием 'варяги'. Однако, как я уже говорил, сравнение оказалось очень и очень приблизительным, совпадая лишь по немногим общим чертам, а в остальном совершенно противоречиво.

– ... разбойничают, конечно – куда без этого, но чаще сбиваются в наемные ватаги и идут на службу к князьям на материк... – Мала пресыщенно вздохнула и решительным движением подвинула блюдо ко мне. – Но это почти всегда в первую 'треть', реже до середины второй, а потом уже, если выживут, оседают на Островах.

– Треть?

– Первая треть жизни, – менторским тоном объяснила Малена. – Жизненный цикл ослава делится на три трети, первые две, длятся ровно по тридцать лет каждая. А третья, уже как получится, некоторые и до двухсот лет доживают... – девушка опять тяжело вздохнула и все-таки стащила последний пирожок с блюда. – Так вот... первая треть – период испытаний и становления, вторая – период мужества – каждый словен и словенка обязаны вернуться домой и определится по жизни, ну а третья... третья – это период, исходящий из первых двух. А вообще, на нас много напраслины возводят. Ославы много трудятся – к примеру, за морским зверем ходят к Вечным Льдам, скотину разводят, в шахтах руду добывают. Островная черная руда, едва ли уступает по ценности знаменитой голубой, со Скалистого Хребта, да и кузнецы ославские славятся на весь Упорядоченный, что бы там хафлинги не плели...

– Хафлинги? – я переспросил, так как, согласно труда преподобного Эдельберта, самой ближайшей аналогией этому народу, были гномы из легенд моего родного мира. Правда, самих легенд так и не вспомнил – один образ бородатого могучего коротышки в рогатой железной шапке.

– Они же – подгорники... – кивнула Мала. – Пакостный, вредный народец, хотя и мастера великие.

– Жадные бородатые коротышки?

– Скорее прижимистые, торговцам таким и положено быть, – поправила меня девушка. – Ростом они, конечно, поменьше остального люда будут, но не сильно. Зато широкие, не в меру. И да – бородатые, правда, насколько я знаю, приличную бороду у них еще заслужить надо.

– И жену тоже... – улыбнулся я, вспомнив еще одну характеристику Эдельберта, данную этому племени.

– Ага, точно, – рассмеялась Малена. – С этим у них проблема. Мало того – надо в потребный возраст войти, соответствовать Родовому Древу, в котором все возможные варианты брачных союзов предусмотрены на века вперед, так еще и состояние сколотить. Девы у них требовательные. Как по мне, любой при такой жизни вредным и пакостным станет.