Текст книги "Атолл «Морская звезда»"

Автор книги: Александр Насибов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

ДЕСЯТАЯ ГЛАВА

Лашке чувствовал недомогание – болело горло, ныли десны. Закутавшись в стеганый халат, сидел у камина и подбрасывал в огонь все новые порции угля. День выдался ненастный. Под порывами ветра нудно дребезжало окно. Он оставил кочергу, которой орудовал в камине, прошел к окну и прижал палец к плохо промазанному стеклу. Дребезжание прекратилось. Но стоило отнять палец, как вновь возникал противный, зудящий звук.

– Одну минуту, шеф!

Джозеф Болл, неслышно войдя в гостиничный номер, вставил несколько спичек между оконной рамой и стеклом. Окно утихомирилось.

– Ну и погодка. И это называется лето! – Болл помолчал. – Час назад состоялась встреча с отставным пилотом, соседом доктора Лаврова.

– Получилось, как рассчитывали?

– Вышло даже лучше. Помог инспектор Мерфи. Угораздило его появиться перед окнами квартиры Лаврова, когда Мартин рассказывал хозяину дома о том, что представляет собой его экономка. Анна Брызгалова едва не лишилась сознания от страха, когда в окно увидела человека, допрашивавшего ее в полиции.

– Ну что же, вышло удачно. Экономка в тот момент была дома?

Болл не успел ответить. Стукнула дверь. Пришел Медик. Он долго пристраивал мокрый зонтик, вытирал ноги, затем протянул Лашке развернутую газету:

– Прочитайте. – Он ткнул пальцем в крупно набранный заголовок статьи в центре первой страницы.

“РУССКИЙ ДИПЛОМАТ ЧУГУНОВ:

“НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ?

НЕТ, ПРЕДНАМЕРЕННОЕ УБИЙСТВО!”

Далее шел текст интервью:

“Вопрос. Мистер Чугунов, прокомментируйте сообщение о несчастном случае, в результате которого погиб ваш соотечественник Петр Брызгалов.

Ответ. Это не был несчастный случай. В войну я служил офицером бронетанковых войск и не раз видел, как машины подрывались на минах. Если заряд срабатывал под передними колесами, автомобиль как бы вставал на дыбы – его отбрасывало назад. Свидетели происшествия с доктором Брызгаловым утверждают, что его “ягуар” повел себя именно так – вздыбился и едва не опрокинулся на крышу. Как видите, версия о взрыве горючего в бензобаке автомобиля несостоятельна.

Вопрос. Кто же, по-вашему, виновник катастрофы?

Ответ. Адресуйте свой вопрос полиции. Заодно пусть она ответит, почему представителям советского посольства отказывают во встрече с Анной Брызгаловой.

Вопрос. Но вы беседовали с ней по телефону. Она не желает контактов с работниками вашего посольства.

Ответ. В этом я сомневаюсь.

Вопрос. Надо ли понимать ваши слова так, что вы разговаривали не с миссис Брызгаловой?

Ответ. Нет, это была она. В трубке звучал ее голос. Я его хорошо запомнил, потому что в Москве бывал на лекциях профессора Брызгаловой.

Вопрос. Ну вот, мы в тупике. Вы беседовали с миссис Брызгаловой, слышали ее отказ от дальнейших контактов с вами, а теперь утверждаете…

Ответ. Убежден, придет время, и раскроется тайна странных реплик Анны Брызгаловой во время нашего телефонного разговора.

Вопрос. “Странные реплики”. Что вы имеете в виду?

Ответ. Только то, что реплики были странны. Будто Брызгалова не очень хорошо понимала, о чем говорит.

Вопрос. Это очень серьезное обвинение, мистер Чугунов. Вы основываетесь на фактах?

Ответ. Да.

Вопрос. Где же эти факты?

Ответ. Они будут обнародованы.

Вопрос. Когда?

Ответ. Думаю, ждать недолго…”

На этом интервью было закончено.

– Что скажете? – Лашке отложил газету, обернулся к Медику. – Полагаете, у этого русского и впрямь существуют какие-то доказательства? Не верю, что так может быть. Меня волнует другое. В интервью нет ни слова о краже в магазине и о провозе фальшивых денег. Почему? Полиция придерживает эти козыри? Или то и другое – вовсе не козыри, и полицейские протоколы погребены в недрах архивов?..

– Не погребены, – сказал Джозеф Болл. – Копии полицейских протоколов с допросами Анны Брызгаловой переданы профессору Лаврову. И это могла сделать только Джоан Гибсон.

– Очень странная история, – сказал Медик. – Вчера шефу операции Мортимеру Данлопу потребовалась моя консультация по лечению Анны Брызгаловой на дому профессора Лаврова. Так вот, в ходе беседы Данлоп выразил опасение, что сведения о допросах Брызгаловой могут просочиться в печать. Он имел в виду первый этап операции – “кражу” и “фальшивую валюту”.

– А теперь копии этих протоколов вдруг оказываются в руках у профессора Лаврова?! – воскликнул Лашке. – Он же передаст их прессе…

– Или, что еще хуже, отправит в советское посольство, – сказал Медик.

– Надо действовать! – Лашке взволнованно заходил по комнате. – Ведь будет не только раскрыта цель операции, но и обнародовано местонахождение объекта. Смею уверить, в этих обстоятельствах противник проявит оперативность. Чем мы ответим?

Наступило молчание. Из своего врачебного саквояжа Медик извлек карту, аккуратно разложил ее на столе.

– Есть одна мыль, – он пришлепнул ладонью по карте. – Я исхожу из того, что профессор Лавров будет стремиться передать протоколы советскому посольству в самое ближайшее время – быть может, в ближайшие часы, – постарается переправить туда и свою пациентку. Для нас хорошая возможность взять игру на себя. Но все это при условии, что самолет наготове, – Медик взглянул на Лотара Лашке.

– Не беспокойтесь, – сказал тот. – Самолет может быть вызван немедленно. Это летающая лодка.

– Очень хорошо, пусть будет летающая лодка. – Медик помедлил, что-то прикидывая, потом решительно наклонил голову: – Пожалуй, так даже лучше. – Он снял трубку телефона, набрал номер: – Хэлло, мне нужен катер, способный взять на борт пять-шесть человек. Он должен быть готов сегодня вечером… Понял, я знаю этот причал. – И Медик положил трубку.

– Что вы надумали? – спросил Лашке.

– А вот слушайте…

Все трое склонились над картой города и порта.

ОДИННАДЦАТАЯ ГЛАВА

Состояние Анны Брызгаловой не улучшалось. В течение нескольких суток она не могла заснуть. Короткое забытье приходило лишь перед рассветом. И тогда в сознании возникал один и тот же сюжет: за ней гонятся люди в белых халатах, вот-вот настигнут, а она не может бежать, ноги словно из ваты.

Пробуждение наступало в момент, когда один из преследователей вонзал ей в руку шприц…

Очнувшись, полумертвая от пережитого, она часами лежала в неподвижности и плакала.

И все же она не сдавалась. Выдержать, перетерпеть. Тогда ее обязательно спасут. Она стала тренироваться – тайком от Лаврова, которого подозревала в сговоре с полицией, покидала постель и ходила по комнате. Ее шатало от слабости, дважды она падала и подолгу лежала на полу, не имея сил подняться. И все же продолжала свои попытки.

Окно ее комнаты легко открывалось – она убедилась в этом. Можно было попытаться раздобыть бумагу и карандаш, написать записку в посольство. Но как ее передать? Бросить за окно, чтобы подобрал какой-то прохожий? А где гарантия, что он не окажется агентом полиции?.. Случись такое, и ее положение еще более ухудшится – заберут из дома Лаврова, упрячут в тюрьму, и тогда шансы на спасение вообще исчезнут. Нет, нельзя рисковать. Как же быть? Она пришла к решению продолжать тренировки и ждать.

Была еще одна возможность: дозвониться до посольства. Но который день не работает телефон!.. А может, ее обманывают, телефон исправен?

Сейчас, когда, как она знала, отсутствует экономка и куда-то отлучился Лавров, было подходящее время проверить, не обманывают ли ее с телефоном.

Она села в кровати, нашарила ступнями туфли. Несколько минут ушло на то, чтобы перебороть дрожь в ногах, надеть халат и толкнуть дверь. И вот она на лестнице, ведущей вниз, в кабинет хозяина дома. Всего двадцать четыре ступени. Одолев их, женщина привалилась к перилам, несколько минут отдыхала, потом заковыляла к рабочему столу Лаврова. Вот и телефон.

Подержав трубку возле уха, разочарованно опустила ее на рычаг.

Что же теперь? Надо возвращаться к себе, пока не появился профессор.

Как ни странно, усилие, которое потребовалось, чтобы спуститься в кабинет, пошло на пользу – Анна почувствовала себя увереннее.

От стола начинались стеллажи с книгами. Она задержалась возле одной из полок, подняла руку и попыталась снять томик Уолта Уитмена – давно хотела прочитать в оригинале его “Листья травы”. Том в желтом кожаном переплете был снят с полки. При этом лежавший поверх книги длинный холщовый свиток упал и покатился по полу.

Анна опасливо оглянулась на дверь, попыталась поднять свиток. Ноги дрожали. Пришлось стать на колени – только так она могла дотянуться до свитка. Взяла его, механически развернула и едва не вскрикнула. Она держала в руках свой собственный портрет. Юная, розовощекая, с веселыми искорками в глазах – такой она была в предвоенном, сороковом году. Тогда же поступила в университет и сфотографировалась для студенческого билета.

Ровно год спустя это фото было отправлено вместе с письмом самому дорогому для нее человеку – Алеше Лаврову, в прошлом студенту одного с ней факультета, а теперь солдату Красной Армии.

И вот на коленях у нее лежит холст – писанный маслом портрет, сделанный с ее фото!

Она скорее почувствовала, чем услышала, как поворачивается ключ в замке входной двери. Попыталась скатать холст, но руки были как чужие – не удалось согнуть пальцы. Попытка встать на ноги тоже окончилась безрезультатно.

Такой и застал ее Лавров, войдя с улицы, – беспомощно сидящей на полу с холстом на коленях.

Сбросив на стул шляпу и плащ, подбежал к Анне, усадил ее в кресло, зажег сигарету. До сих пор он не проронил ни слова.

Сигарета была выкурена, а они все молчали. Тишина в доме была такая, что отчетливо слышалось тиканье часов-кукушки в кухне – за две двери отсюда.

– Ты был в крематории, Алексей? – Брызгалова задала вопрос почти шепотом.

– Да, его сожгли.

– Сожгли, – повторила Анна. Вдруг резко выпрямилась: – Они могли подстроить катастрофу с автомобилем.

– Вот еще глупости!.. Муж твой погиб по собственной неосторожности. – Лавров помолчал. – Ты любила его, Анна?

– Все слишком сложно. Однозначно не ответишь. Когда же ты наконец отправишься в посольство? И отправишься ли вообще туда?

– Не понимаю тебя! – с фальшивым негодованием сказал Лавров.

– Прекрасно понимаешь, только притворяешься. Что с тобой случилось, Алеша? Как же ты изменился!..

Они снова замолчали. Потом Анна спросила, когда вернется Джоан. Лавров пробормотал в ответ что-то невразумительное.

– Она в самом деле экономка?

– А что?

– Нет, ничего. Смотрит на тебя такими глазами…

– Какими?

– Ну… это не глаза простой экономки. Алеша, здесь со мной ничего не случится? Извини, но я все время чего-то боюсь… Скажи, ты не сердишься на меня?

– Что ты имеешь в виду?

– Наше прошлое. Ты должен знать: я ни в чем не виновата перед тобой.

– Ах вот как, не виновата?.. – Лавров рванул ящик стола, выхватил оттуда конверт, перебросил его Брызгаловой. В конверте были исписанный листок и фотография.

– Мое письмо! И карточка! – воскликнула Брызгалова. – Впрочем, чему я удивляюсь – с нее и нарисован портрет… Алеша, почему ты не вернулся домой?

Лавров стиснул кулаки. Стоял в двух шагах от Брызгаловой, и его трясло от гнева.

– Кто был тот человек? – с трудом выговорил он. – Отвечай! Хоть сейчас расскажи, как все произошло. Ну, кто это был?

– Обыкновенный человек, – вяло сказала Анна. – Письмо от тебя пришло весной сорок второго года. А к зиме появился он.

Лавров кусал губы, чтобы не закричать. Сейчас он так ясно видел строчки письма Анны: “Супруг – директор большого магазина. Мы живем хорошо…”

– “Обыкновенный человек”? А может, торгаш, толстая мошна?..

– Вот ты о чем. – Анна подняла голову, посмотрела в глаза Лаврову: – Ты знал его, Алеша, он был у нас на факультете, только курсом старше. Кажется, ты и дал ему кличку – Черный Хосе. Потому что это был баск, смуглый, как араб. Вспомни, он эмигрировал к нам, когда франкисты перерезали всю его родню.

– Хосе сделался директором магазина?

– Он ушел на фронт добровольцем, как и ты, и почти в одно время с тобой. Под Харьковом горел в самоходке. Потерял ногу и глаз. И вот появился в Москве. Из госпиталя вернулся в университет… А про магазин я придумала.

– Почему?

– Чтобы в твоих глазах выглядеть дрянью. – Анна сделала паузу и повторила: – Да, самой последней дрянью… Не понимаешь почему? Но ведь продажную бабу проще забыть, правда?

Лавров стоял, боясь пошевелиться. Он оцепенел.

– Хосе остался один на всем белом свете, – продолжала Анна. – И я подумала, что спасу его…

– Но ты оставила его! – крикнул Лавров. – Бросила, чтобы выскочить за другого, более молодого!

– В сорок седьмом у Хосе началась гангрена второй ноги. Ногу пришлось отнять. Вскоре он умер.

– А… ребенок?

– Не было ребенка. Его я тоже придумала. – Анна покачала головой: – Как же ты не вернулся домой?

Ответа не последовало.

– Джоан? – сказала Анна.

Лавров покачал головой.

– Я думала, Джоан… Что же тогда?.. Хорошо, пусть я виновата. Но при чем же Родина?

Лавров молчал.

Она тяжело вздохнула:

– Можешь не верить, но я всегда думала о тебе.

– Даже когда пустила к себе этого твоего Петра?

Анна не ответила. Оба долго молчали. Лавров сел за стол, принялся листать какую-то книгу.

– Чем ты занимаешься, Алеша? Вчера Джоан обронила несколько фраз. Я поняла так: работаешь над проблемой клеточного белка?

– Да.

– Но ты же невропатолог!

– Последние десять лет отданы белку. Он стоит того…

– А это? – Анна показала на чучело гориллы. – Экспериментируешь на обезьянах?

– Одиннадцать лет назад его доставили сюда дряхлым стариком: полный упадок сил, слезящиеся глаза… Я вернул ему молодость!

– Как же он погиб?

– Случайность! Он бы жил еще десять лет, двадцать лет! У меня мыши здравствуют вчетверо больше, чем определено природой. На очереди проблема долголетия человека. Человек должен жить много дольше, чем теперь. И это будет!..

– Ты близок к решению проблемы?

– Очень близок…

– И свою работу отдашь чужим?

– Чужие? Не понимаю этого слова. Моя работа для всех.

– Она не будет для всех, если попадет в плохие руки… Почему ты не хочешь вернуться? Уж не ослеп ли ты на этой своей “земле обетованной”?.. Я все больше думаю вот о чем. Почему это добрые тюремщики позволили мне перебраться в твой палаццо? Не для того ли, чтобы ты и меня уговорил изменить Родине? Как изменил Брызгалов…

– И как изменил я сам?

– Я так не сказала. Но не все поймут разницу между тобой и Брызгаловым…

– Разница есть. Он предал тебя сознательно. Я же ни о чем не подозревал. Более того, полагал, что спасаю… Ведь дома тебя ждут неприятности? Состоишь в партии?

– Состою.

– Могут исключить.

– Да. Лично я бы выгнала такую дуру. Ответь честно, пойдешь ли ты в посольство, Алексей?

– Доверься мне.

– По правде говоря, это трудно… Ты всерьез думаешь, что я могу остаться здесь?

– А что?! – вдруг выкрикнул Лавров. Вскочив на ноги, вскинул сжатые кулаки. Казалось, им овладел приступ веселья. – Будешь зарабатывать втрое больше. Своя лаборатория, выгодные контракты с фирмами… Покажется мало – открыта дорога за океан. А там уж вдесятеро больше денег. Своя вилла где-нибудь в Калифорнии, участок в полсотни акров, виварий на пятьдесят обезьян! Комфорт умопомрачительный: “Лиловый негр вам подает манто!..”

– Что с тобой происходит?!

Лавров опустился в кресло, ослабил узел галстука:

– А ничего не происходит. – Достав платок, промокнул пот со лба, вяло улыбнулся: – Видишь же, весел, счастлив, бодр. – Обеими руками взял ладонь Анны, осторожно погладил. – Ты где обитаешь, в самой Москве?

– На новом проспекте Калинина.

– Возле Арбата? Я слышал, он очень современный.

– Очень!.. Алеша, но ты-то так-таки и не вернешься домой?

Лавров не ответил. Казалось, он внимательно рассматривает свои руки, которые все еще держали ладонь взволнованной Брызгаловой.

– Надеюсь, ты не совершил что-нибудь неподобающее? – последовал новый вопрос.

Он покачал головой.

– Что же тогда?

– Поздно, – Лавров помедлил. – Поздно и… стыдно.

Хотел сказать что-то еще, но прервал себя на полуслове, прислушался. Раздались шаги, и вошла Джоан.

Она сняла шляпку, положила на стол несколько бумажек:

– Я принесла анализы.

Лавров бегло просмотрел их. Отложив, коснулся руки Брызгаловой:

– Анна, я помогу тебе подняться в спальню.

– Я вовсе не устала…

– Идем, у меня серьезный разговор с Джоан. Я должен кое в чем разобраться…

Он повел Анну к лестнице. Гибсон стояла возле стола и глядела в спину Лаврову. Потом села, прикрыла глаза. Перебрала в сознании события последнего времени, пытаясь вспомнить, не была ли где-нибудь допущена ошибка. Прошла еще минута, и Лавров вернулся.

– В чем ты собираешься разобраться, Алекс?

– Пока в бумагах. – Он сел за стол, вновь взял анализы и начал их изучать.

– “Пока”. Что это значит?

– Мешаешь работать! – Он снял очки, поглядел на женщину: – Разве трудно повременить?

– Ты никогда не разговаривал со мной в таком тоне. В мое отсутствие что-то произошло?

– У нас каждый день новости.

– Какие же сегодня?.. Почему ты молчишь? – Гибсон решительно направилась к лестнице, ведущей в спальню. – Хорошо, раз ты молчишь, я спрошу у нее.

– Не забудь, что ты экономка! – крикнул он яростно.

Гибсон резко остановилась.

– Что же все-таки случилось? – сказала она, возвращаясь к столу. – Очень плохие анализы?

– Все очень плохо.

– Она отказывается ехать с нами? – Гибсон с трудом сдерживалась, чтобы не закричать, – так велико было у нее предчувствие надвигающейся беды. – Говори же!

– Она должна вернуться на родину.

– Значит, отказалась!.. – Джоан заговорила торопливо, сбивчиво, будто боялась, что ее перебьют, остановят: – Ты сделал что мог, Алекс. Надо подумать и о себе. В Америку поедем вдвоем, ты и я. Да, теперь и я убедилась, что ее не сломить… Ну что же, пусть выкручивается как может. Видит бог, мы желали ей добра. – Схватила трубку телефона: – Я заказываю билеты!

Лавров усмехнулся:

– Ты забыла, что телефон не работает?

– Позвоню от консьержки… Минуту! В холле, я заметила, оголился провод, – Гибсон сделала движение в сторону холла.

– Погоди, Джоан! К тебе приходил мужчина. Кто он?

– Мужчина?.. Это что, сцена ревности? Ах да, вчера или позавчера кто-то спрашивал тебя. Какой-то пациент.

– Совсем плохо, Джоан. Ведь я знаю: нужна была ему ты, а не я… Вот видишь: этот тип был из полиции. Эти секретные протоколы допросов, которые ты легко раздобыла… Телефон, который все последние дни был неисправен, а теперь вдруг… Я думал, мы дорожим друг другом. Выходит, ошибался. Надеюсь, понимаешь, что это конец?

– Алекс! – Гибсон рухнула на колени. – Да, я дурная женщина!.. Сейчас ты узнаешь все. Муж-миллионер, мое положение в обществе, богатство – все это ложь, трижды ложь! Я продажная тварь! Меня нацелили на тебя – понравиться, уговорить переехать в Америку… А ты принял меня, поверил! Мне нет оправдания. Я собака, укусившая руку, которая ее приласкала. Но видит бог, я думала, тебе будет хорошо за океаном! Ведь я всерьез полюбила тебя, Алекс!

– Пора подняться с колен, – сказал Лавров.

Он стоял, сжав кулаки и наклонив лобастую голову, в двух шагах от Гибсон, и казалось, еще секунда – и он ринется на нее.

Она сникла, послушно встала. Что-то изменилось в глазах Лаврова, взгляд стал мягче. Отвернувшись, он взял со стола сигареты.

– Алекс, устрой мне последнее испытание, – тихо сказала Гибсон. – Напиши записку в советское посольство. Я приведу оттуда людей.

– Проще позвонить.

Гибсон бросилась в холл.

– Готово! – крикнула она оттуда.

Лавров поднес трубку к уху. Телефон молчал. Вернулась Гибсон, взяла трубку, послушала, растерянно опустила ее на рычаг.

– Но я соединила провод…

– Видно, шефы не очень тебе доверяют, решили перестраховаться. Теперь я не могу оставить Анну одну. Как же быть? А, вот выход. Мы отвезем ее в посольство…

– На улице ее схватят.

– Да, это возможно, – пробормотал Лавров.

Из холла донеслись частые прерывистые звонки.

– Видимо, сосед, – сказал Лавров. – Меня нету дома.

Гибсон ушла в холл, притворив за собой дверь. Вскоре до Лаврова донеслись неясные голоса. Он рассеянно слушал. Вдруг вздрогнул от возникшей мысли.

– Вот же выход! – пробормотал он и распахнул дверь в холл.

– Ученый! – заорал Мартин и устремился к приятелю. – Это ты, ученый, или твоя бледная тень?! Я к тебе по важному делу, а меня хотят прогнать! На-ка, держи!

Лавров развернул газету с интервью Сергея Чугунова.

– Вот! – дыша в затылок Лаврову, Мартин ткнул пальцем в интервью. – Ты русский и она русская!

– Для меня здесь нет ничего нового, – сказал Лавров, откладывая газету. – Анна Брызгалова в моем доме.

Мартин расхохотался и заявил, что знает об этом. Сегодня, как обычно, он провел часок у стойки бара. Там у него много приятелей. Один из них утром случайно подслушал беседу двух полицейских ищеек, обсуждавших эту статью. Из их разговора следовало, что особа, о которой идет речь в интервью, находится в доме профессора Лаврова, а они следят, чтобы женщина не сбежала. Сегодня или завтра ее заберет полиция. Вот он, Мартин, и поспешил сюда: ученый должен знать об этих шпиках.

Болтовня приятеля Лаврова встревожила:

– А где твой приятель? Он… ничего тебе не советовал?

– О чем ты? – сосед развел руками. – И вообще, я ничего ему не рассказывал.

Мартин говорил правду. Собеседником его был не Джозеф Болл, как мог бы предположить читатель, а Медик. Болл навел партнера на Мартина, сам же в бар не пошел – сидел в сквере напротив и ждал, чем кончится дело. Смысл задуманной комбинации заключался в том, чтобы встревожить профессора и побудить к решающим действиям.

Джоан отвела Лаврова в сторону:

– Нельзя терять времени, Алекс! Умоляю, доверься мне!

– Нет! – Лавров упрямо качнул головой, обернулся к Мартину: – Можешь оказать мне услугу? Надо отнести записку.

– Давай!

Лавров подсел к столу, взял лист бумаги и стал торопливо писать. Закончив, поискал в ящике конверт. Не найдя, сложил записку, протянул ее Мартину:

– Доставь в советское посольство. Знаешь адрес?

– Нет.

– Я знаю! – Гибсон вырвала из блокнота лист, написала несколько слов: – Вот. Это не очень далеко отсюда.

– Возьмешь такси, Мартин.

– Не надо такси, Алекс! – Джоан выразительно показала за окно: – Во всяком случае, не здесь, не возле дома!