Текст книги "Игры богов"

Автор книги: Александр Анисимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 34 страниц)

– И что было дальше? – Дагмар вопрошающе вскинул брови.

– О случившемся с книгой и тем самым воином никто ничего не знает. Я же обнаружил ее в библиотеке дворца.

– Даже так? – притворно удивился Дагмар и потянулся было к бутыли, но раздумал и снова откинулся в кресле, хмуро взирая на Халиока. – Только позволь спросить – откуда тебе все это известно? Я сильно сомневаюсь, что воин, унесший из пещеры книгу, прожил после этого еще почти сотню лет и лично рассказал тебе о том, как он отыскал записки монаха.

Лицо мага осталось каменным, внешне он никак не отреагировал на слова Дагмара, но голос его дрогнул от негодования.

– Я когда-нибудь врал тебе? – со сдержанной яростью спросил он. Свечи на столе, казалось, загорелись еще ярче, но король не обратил на это внимания: когда он заходил в покои Халиока, ему всегда что-то мерещилось.

– Нет, но ты никогда не говоришь и всей правды, – сокрушенно покачал головой Дагмар.

– Это так, – не споря, согласился маг. – Но на то есть свои причины. Никому нельзя рассказывать все… Ты спрашиваешь, как я узнал о судьбе этой книги? Это очень просто – ее судьба записана в ней самой тем безумным монахом.

– Что? – Дагмару показалось, что он ослышался или же неверно понял последние слова Халиока. – Что за глупости? С какой стати ты вдруг поверил бредням давно уже мертвого сумасшедшего, написавшего о собственной гибели и о том, что за этим последовало? Не стал ли и ты баловаться вином, дорогой Халиок?

Маг помрачнел.

– Я не привык, чтобы мои слова брались под сомнение. Если я что-то говорю, значит, так оно и есть – мне нет смысла врать. Я отвечу тебе, почему безоговорочно поверил во все то, что написано в этой книге. Ты только внимательно выслушай меня. – Халиок откашлялся и, уткнув палец в книгу, принялся водить им вдоль строчек:

– Смертные год за годом станут теснить Истинных Властелинов, пока, наконец, не займут их место, и в городах скоро будут жить только люди, изгнавшие Вечных прочь с земли, которую они объявят своей. Пределом мечтаний каждого смертного станут короны Великих Змеев, но первыми их наденут Маркок, рожденный от Иолы и Багарана, Сундарам, рожденный от Ларии и Диэна, Дэфр, рожденный от Ваали и Асгара, Мариус, рожденный от Ии и Сарна, и Дагмар, рожденный от Шатуры и Чикмета. Вслед за ними придут и другие, но лишь эти пятеро взрастят зерна неповиновения, удобрив почву…

– Что?! – отшвырнув кресло, Дагмар вскочил и, не обращая внимания на протестующий крик Халиока, вырвал из его рук фолиант. Несколько листов с сухим треском разорвалось, на пол посыпалась труха. Король, придвинув поближе свечи, бросил книгу на стол и принялся лихорадочно шарить взглядом по странице. Кривые, написанные корявым почерком, строки почти сливались. Читать было невероятно трудно, но все же Дагмар нашел абзац, который только что прочел ему Халиок. Никаких сомнений не осталось – на бумаге были начертаны именно эти слова: Дагмар, рожденный от Шатуры и Чикмета.

По спине короля побежала горячая струйка пота. Этого не может быть! Наверное, Халиок каким-то образом пытается обмануть его! Он написал книгу сам и состарил ее при помощи волшебства!

Халиок же, будто прочтя мысли короля Мэсфальда, произнес:

– Эта книга настоящая. Я бы даже сказал, она реальнее меня. И в ней все правда – от первой и до самой последней буквы.

Дагмар, дрожа, без сил опустился в кресло. Слова мага убедили его. Но откуда безумный монах, живший полтора века назад, мог знать его имя и имена его родителей? Как он узнал имена его царственных соседей? А свержение Великих Змеев? В те времена никто даже не помышлял об этом.

Халиок же, с усилием отняв книгу у короля, отчего еще пара листов расползлась на части, вернулся на место, предварительно собрав с пола обрывки. Осторожно сложив листы воедино, маг досадливо поморщился, оценивая ущерб, нанесенный Дагмаром фолианту.

– Существуют книги, которые нельзя восстановить даже с помощью волшебства, – негромко сказал Халиок и, не взглянув на короля, снова начал читать. Он намеренно пропустил страницу и принялся разбирать строчки, совместив частички разорванного листа:

– … Черно-златой дракон заменится смертным, но превосходящим по жестокости даже Незабвенного Райгара…

Дагмар машинально провел ладонью по своим одеяниям. Вот уже триста лет, как люди не могли забыть того, что учинил Райгар в одном из городов на побережье. А все началось с того, что одна из прихожанок храма, воздвигнутого в честь Райгара, по ошибке бросила в чашу для сбора податей обычную золотую монету вместо традиционной – двойного веса. Ну а то, что с Безумным богом шутить нельзя – знал каждый. В ту же ночь Безумный бог сошел на землю, явившись людям в обличье гигантского василиска с тонкими паучьими лапами и мощными бугристыми клешнями. Гнев Райгара обрушился на всех женщин города, то ли потому, что бог не успел рассмотреть, какая именно из прихожанок оскорбила его, то ли из-за того, что для него все смертные были на одно лицо. Райгар, обхватив город магической стеной, через которую не мог пробиться ни один человек, принялся бродить по улицам, нападая на каждую женщину, которую встречал. Хватая очередную жертву клешней, Райгар другой напрочь отрывал женщине голову, после чего, бросив искалеченное тело, начинал новую охоту. От гнева Райгара не ушла ни одна женщина. Через сутки после нашествия Безумного бога в городе осталась едва ли не треть населения: все остальные были мертвы или сошли с ума.

А Халиок почему-то прочел эти слова еще раз:

– … Но превосходящего по жестокости даже Незабвенного Райгара. И по вине его случится множество войн, которые повлекут за собой жуткие смерти. В сердцах людских поселится страх и страдание, которое они станут звать свободой. И первым среди них будет Дагмар, властелин Мэсфалъда. Не понимая истины, он станет искать ее в силе. Земли, принадлежащие ему, будут расти день ото дня, пока не…

Тут маг сделал многозначительную паузу, призывая Дагмара ко вниманию, но тот вдруг с необычной ясностью вспомнил события первых дней его прихода к власти. Десятки виселиц, стоящих большим кругом на базарной площади Мэсфальда. Выпученные, остекленевшие глаза, с ненавистью и укором смотрящие на каждого, кто рисковал приблизиться к месту массовой казни. Вдоль дороги, ведущей к главным городским воротам, были воткнуты сотни острых высоких кольев, и на верхушке каждого была насажена окровавленная голова: то человека, то эльфа или сида, то дубовика, то лоба или йотуна. В первых рядах находились даже две головы единорогов, рога их были безжалостно спилены и воткнуты каждому в правый глаз. Тела валялись тут же, у кольев, никем не убранные… Дагмар же лучше всего помнил дождь. Холодный дождь, бивший ему в лицо, когда он самолично тяжелым мечом резал глотки непокорным. Все это было слишком давно…

Дагмар дернулся, будто от удара… Но нет, это всего лишь память. Злая и жестокая память снова проснулась, кольнув в самое сердце. А ведь он старался забыть об этом. Он пытался забыть все тридцать лет – и не мог.

Почему монах сравнил его, Дагмара, с Незабвенным Райгаром? Бог жесток, потому что безумен. Дагмар же вынужден был расправляться с непокорными – это тоже жестокость, но жестокость оправданная: нельзя строить новый мир, имея за спиной старых врагов, ожидающих лишь удобного случая, чтобы поквитаться за былые обиды. Существ же, родившихся на Изнанке Мира, начиная от вигтов и оборотней и заканчивая озерными девами и цвергами, вообще нельзя было оставлять в живых – эти ни за что не приняли бы новую жизнь. А ведь они были еще опаснее непокорных людей, и, если бы им пришло в голову вступить в союз со смертными, Дагмар не удержался бы на троне и дня.

Король Мэсфальда не считал себя виноватым ни в чем, но почему-то изредка, в самую тяжелую минуту, ему вспоминалась картина казни.

Халиок, искоса поглядывая на короля и прекрасно понимая, какие мысли бродят сейчас у того в голове, не произнес ни слова, он лишь продолжил чтение:

– … Пока не придет время, и боги не пошлют Дагмару наследника, зачатого Кефрой и Хангом…

С поразительной для его возраста прытью король вскочил и, перегнувшись через стол, широкой мозолистой ладонью ухватил мага за горло, притянув к себе.

– Что ты сказал? – произнес Дагмар зловещим шепотом, с ненавистью и недоумением глядя в глаза Халиока. Маг, подняв руку, неожиданно мускулистую – казалось, обладатель подобных мышц никак не мог годами безвылазно сидеть во дворце, исследуя древние книги хранилища, – резко оторвал разгневанного короля от себя и толчком швырнул его в кресло.

– Сядь. Ты сегодня сам на себя не похож. Хотя чему я удивляюсь, – ты же не знаешь всего… – Халиок уничтожающе взглянул на Дагмара, заставляя его отказаться от новой попытки подняться. – Да, будущий наследник трона Мэсфальда – не твой сын, и в этом нет ничего удивительного. Я наводил справки: отец ребенка – Ханг – десятник твоей личной гвардии.

– Я убью его. На кол прилюдно посажу, – зловеще пробормотал Дагмар, глотнув вина прямо из бутыли.

– И опозоришь себя на всю жизнь, – жестко ответил Халиок. – Как ни крути, а наследование трона по женской линии недопустимо, так что фактически у тебя нет наследника. Поэтому молчи и делай вид, что тебе ничего об этом не известно: пусть все считают, что ребенок – твой. А Ханга я возьму на себя, если ты все еще хочешь от него избавиться, хотя на твоем месте я оставил бы его в покое – не след связываться с богоизбранным. Наверное, высшим силам было необходимо, чтобы ребенок родился не от тебя. Но оставим на время этот разговор. Ты пришел ко мне, чтобы разузнать о сыне, я хочу побеседовать о нем же, однако сначала дослушай то, что написал сумасшедший монах:

– … Ребенок будет рожден в срок, но при рождении вберет в себя все материнские силы. Судьбой предначертано ему остановить кровопролитие и объединить разрозненные города смертных. Союз этот станет гораздо могущественнее, нежели Империя Великих Змеев. О рождении ребенка возвестят две белые звезды, которые вспыхнут на небосклоне подобно бриллиантам. В ту минуту на свет появится смертный, но богоравный. И так будет, ибо так должно быть, если только не случится…

Замолчав, Халиок осторожно закрыл фолиант и положил его перед собой, как бы невзначай погладив переплет. Книга вздрогнула, будто оживая, и, воспарив над столом, медленно полетела в угол, откуда маг принес ее некоторое время назад. Дагмар недоуменно смерил Халиока взглядом, но, не дождавшись объяснений, спросил:

– И что дальше? Маг вздохнул:

– Помнишь, я говорил тебе, что воин, нашедший эту книгу, сжег последние листы? Так вот я прочел тебе все до последнего слова из того, что осталось. Мне самому хотелось бы знать, что послужило причиной уничтожения записей. Возможно, самое важное как раз и находилось в конце рукописи.

– Как я понимаю, дни Кефры сочтены, – задумчиво произнес Дагмар, про себя повторив все услышанное от мага. – Как там написал этот безумец? «Ребенок будет рожден в срок, но при рождении на свет вберет в себя все материнские силы»?..

– Кто знает, кто знает… Надеюсь, ты понимаешь, что ни слова из того, что ты здесь услышал, не должно выйти за стены этих комнат?

Дагмар жестом попросил Халиока замолчать, он и без того знал, что нужно делать, иначе ему не удалось бы удержаться у власти три десятка лет.

– Я зайду к тебе на днях. – Король машинально взял в руки кубок, но, сообразив, что тот пуст, вернул его на стол, даже не заметив, как конвульсивно сжавшийся кулак оставил на серебре глубокие вмятины. – А пока составь гороскоп этого ребенка. Я хочу знать, что с ним будет дальше.

Халиок не ответил. Продолжая сидеть в кресле, он взглядом проводил уходящего Дагмара и, когда тот был уже у самых дверей, едва заметным движением руки открыл выход. Массивные створки неслышно разошлись, а затем снова сомкнулись. Маг остался один. Глядя на тусклый свет свечей, уже почти догоревших и заливших канделябр мутным воском, он прошептал, ни к кому не обращаясь:

– На него невозможно составить гороскоп. Если бы я только знал почему…

* * *

Паррот стоял возле лестницы, ведущей в подземные помещения дворца, размышляя, выполнить ли сначала приказание Главного Советника или же спуститься в хранилище и проверить, не взбрело ли королю в голову снова заняться казной лично. Сообщить людям, верным Маттео, о скором выступлении заговорщиков, конечно, стоило, но это все же было не срочно, тем более что любая оплошность в работе, которая могла выдать в казначее изменника, повлекла бы за собой неотвратимую казнь, Дагмар не стал бы разбираться – он всегда принимал решения быстро.

Решившись, наконец, Паррот уже шагнул на первую ступеньку, когда к нему выскочил из ближайших дверей слуга-уборщик. Казначей знал его – это был один из тех, кому поручалось следить за передвижением Дагмара по дворцу. Как ни странно, но слуги всегда вызывали меньше всего подозрений и среди них искали виновных в самую последнюю очередь, хотя они-то как раз были в курсе всех дворцовых событий. Порой слуги могли рассказать такое, что не удавалось узнать даже лучшим шпионам.

– Господин! – Уборщик остановился возле Паррота, почтительно склонив голову, давая понять, что он узнал кое-что важное. Казначей настороженно огляделся, но не заметил поблизости никого из тех, кто мог бы заинтересоваться разговором.

– Я слушаю. – Паррот понизил голос до шепота, хотя и был уверен, что в этот миг их никто не подслушивает.

– Король разговаривал с магом Халиоком. Только что, – так же тихо ответил слуга, не поднимая головы, чтобы не встретиться взглядом с Парротом: за это он мог переведаться с плетью.

Казначей задумался, пытаясь понять, что может крыться за этим поступком короля. Дагмар без веской причины не встречался с Халиоком, а значит произошло что-то очень важное. Встреча короля и мага накануне начала боевых действий настораживала, поскольку смысл ее был Парроту совершенно неведом.

– О чем они говорили? – живо спросил казначей, все еще продолжая обдумывать услышанное. Известия, принесенные слугой, были слишком важны, чтобы от них можно было просто так отмахнуться.

– Не знаю, господин. Разговоры в комнатах мага невозможно прослушать, – с ноткой некоторого сожаления в голосе ответил слуга. Паррот невольно усмехнулся: уборщик проявлял излишнее рвение и готов был, наверное, предать собственную мать, лишь бы заслужить похвалу хозяев.

– Что делал король перед тем, как отправился к Халиоку? – полюбопытствовал Паррот, нервно теребя край плаща и, время от времени, бросая по сторонам настороженные взгляды, чтобы лишний раз убедиться, что этот разговор не станет достоянием чужих ушей.

– До встречи с придворным магом король некоторое время находился в покоях своей супруги, – охотно произнес слуга. – Но они почти не разговаривали.

– Уверен? – на всякий случай спросил казначей, хотя и не сомневался в правдивости речей слуги: тому было врать – себе дороже.

– Да, господин, – последовал ответ. – Король направился к магу сразу же после посещения супруги, никуда более не заходя.

Паррот внутренне напрягся. Происходящее нравилось ему все меньше и меньше. Кивком отпустив слугу, он в задумчивости сделал несколько неторопливых шагов по лестнице, а затем замер, облокотившись на щербатые мраморные перила, оказавшиеся неожиданно холодными. Что же таится за этим визитом? Неужели Дагмар как-то прознал о заговоре и решил предварительно посоветоваться с Халиоком, прежде чем что-то предпринять? Нет, король не стал бы этого делать – он давно научился принимать решения сам, ни с кем не советуясь. Тут, кажется, что-то другое…

– Ну конечно… – пробормотал Паррот, торжествующе прищелкнув пальцами. – Он беседовал с магом о Кефре или наследнике, не иначе.

Оторвавшись от перил, казначей резко развернулся и стал подниматься обратно: следовало обсудить ситуацию с Главным Советником. Все, что касалось королевской семьи и, в особенности, будущего ребенка, было слишком важно, чтобы относиться к этому как к досадной помехе в делах. Пока не выяснится, о чем беседовали маг и король, успокаиваться рано.

– Простите, господин, забыл вам сказать: когда король вышел из комнат придворного мага, он был обескуражен, зол и задумчив, – раздался над ухом голос слуги. Паррот, дернувшись от неожиданности, резко повернулся, но увидел лишь спину быстро удаляющегося уборщика.

* * *

Дагмар никого не хотел видеть. Разговор с Халиоком оказался тяжелым, оставившим в душе неприятный осадок. Раньше он никогда не думал о том, что его сын может сделаться чуть ли не богоравным, как написал безумный монах. Дагмар хотел бы поверить, что все это бредни сумасшедшего, но услышанное от Халиока не позволяло этого сделать. Сейчас Дагмар ненавидел всех и вся, он злился даже на самого себя. Как мог он быть столь слепым, чтобы не замечать измен Кефры? Хотя чему здесь удивляться – много ли он уделял жене внимания? Он постоянно пропадал то на заседаниях Совета, то на охоте, то… да мало ли где он проводил время? В итоге его провели, как последнего дурака, превратили в посмешище! Собственная жена снюхалась с каким-то паршивым десятником, будь он трижды проклят, да еще и ребенка от него зачала! Но ведь не был Дагмар природой обделен, не был: два десятка внебрачных сыновей уже заимел, которые живут и здравствуют кто где, а этот… Король Мэсфальда мог простить Кефре многое, но и его терпение имело границы. От немедленной расправы королеву спасало лишь то, что Дагмар не мог погубить ребенка. А Кефра и так должна умереть, если верить пророчествам отшельника. Но оставлять безнаказанным гвардейца-десятника Дагмар не намеревался. Халиок верно подметил, что расправляться с Хангом лично королю нельзя, а посему Дагмар решил воспользоваться услугами мага, тем более что тот сам предложил ему это.

Впрочем, с Хангом можно разобраться и позже, а сейчас надо успокоиться и взглянуть на сложившуюся ситуацию без предвзятости. В конце концов, все не так плохо, как могло быть. Ребенку предсказано многообещающее будущее – он должен объединить города смертных и создать величайшую из когда-либо существовавших Империй. Но что имел в виду монах, написав «если только не случится…»? Что было на тех сожженных листах? Что может остановить посланного богами ребенка? Дагмар не находил ответа, и это раздражало его все сильнее.

Он даже не заметил, как поднялся в Западную башню дворца, где под самой крышей находилась большая комната, где Дагмар любил уединяться, когда никого не хотел видеть. Давно отработанным движением задвинув стальной засов, король прошел в глубь помещения и опустился в глубокое кресло с резными подлокотниками в форме мощных когтистых лап. Дагмар надавил на едва заметный выступ на одном из деревянных пальцев, и потайная крышка откинулась, открыв неглубокий ящичек, на дне которого лежало несколько зелено-бурых скрученных в трубочки листьев. Взяв один из них, король отломил половинку и бросил лист в рот, а другой кусок отправил назад – в ящичек, который миг спустя вновь закрылся, будто его никогда в не было.

Под языком возникла неприятная горечь, которая, впрочем, вскоре исчезла. Дагмар исподлобья смотрел в окно, лениво пережевывая лист. В голове зашумело, и стало неожиданно легко, все проблемы отдалились. Все, что так злило и волновало его, куда-то ушло. Дагмар улыбнулся – листья гуанары всегда действовали безотказно и быстро, вот только добыть их было весьма трудно. Этот кустарник произрастал у подножия Реанских гор, вокруг единственного места, где располагались ворота, ведущие на Изнанку Мира – родину Вечных и Великих Змеев. Немногие из тех, кто отваживался отправиться туда за листьями гуанары, возвращались обратно. Кое-кто из них потом рассказывал, что не видел там ничего необычного – только голые скалы, покрытые каменной крошкой, да еще пару-другую кустов гуанары. По словам этих людей, никаких ворот они не видели. Однако другие вспоминали неведомые огромные тени – живые, но не отбрасываемые никем и ничем, оглушительные голоса, говорящие на непонятном языке. Люди видели высокие радужные мосты и башни, тающие в облачной дымке… Однако пути назад никто не запомнил. Те, кто получал шанс лицезреть волшебное действо, приходили в себя только в ближайшей деревеньке – кто с пустыми руками, а кто и с вожделенными листьями в руках.

Дагмар подозревал, что на самом деле ничего подобного никогда не случалось. Наверное, те, кто приходил в те места, где произрастали кусты гуанары, невольно вынуждены были вдыхать ее аромат. Но ведь даже один-единственный сушеный лист мог вызвать весьма явственные видения, что же говорить о многих десятках, если даже не сотнях живых зеленых растений? По мнению Дагмара, все россказни о происходящем у подножия Реанских гор не более чем вымысел, точнее – галлюцинации. Только вот люди предпочитали скорее поверить в самое необычное, нежели принять правдивое объяснение.

В окно, просочившись через темное витражное стекло, влетела огромная огненнокрылая мошка с лицом десятника Ханга. Дагмар оскалился и медленно, чтобы не спугнуть ее, поднялся. Где-то в глубине души он понимал, что это всего лишь видение, навеянное гуанарой, но верить этому не хотелось. Куда как приятнее было думать, что все происходящее – правда. Рука сама собой потянулась к ковру на стене, увешанному мечами разных форм и размеров. Дагмар не стал выбирать, просто сорвал первый попавшийся. Шершавая рукоять удобно легла в ладонь. Дагмар громко расхохотался и рубанул мечом по воздуху. Но мошка оказалась неожиданно верткой и сумела избежать смертоносного острия. Король не стал ждать, пока обретший крылья десятник решится использовать их, а вырвал из расшитых драгоценными камнями ножен боевой нож и метнул оружие в кружащую над головой мошку. Тяжелый клинок нашел свою цель – он отсек почти все когтистые лапки и по самую рукоять погрузился в брюшко. Страшный визг вырвался изо рта насекомого. Однако король не хотел обращать на это внимания. С воплем, не менее громким и истеричным, нежели визг раненой мошки, он прыгнул и резким ударом разрубил ненавистного десятника надвое. А потом еще раз. И еще. Дагмар крошил мечом останки, уже мало напоминающие мошку, с такой яростью, что ему позавидовал бы и бывалый воин. Он даже не сразу заметил, как куски изрубленной бестии обратились облачками тумана и рассеялись, не оставив в воздухе и следа.

Отворив окно, король вышел на середину комнаты и осмотрелся: меч по-прежнему, как и раньше, висел на стене рядом с другими клинками, а боевой нож все так же находился в ножнах на поясе и чуть оттягивал широкий ремень. Да, все верно. Не было никакой схватки с огненнокрылой мошкой – только морок, только видения. В голове все еще стоял легкий туман, но Дагмар знал, что и он вскоре рассеется. Уткнувшись лицом в ладони, король постоял так некоторое время, стараясь успокоить взвинченные до предела нервы. Он ненавидел себя сейчас. Слабовольный дурак! Дагмар прекрасно знал, что листья гуанары дают человеку свободу и забытье, но – лишь на время, и это всего лишь иллюзия. А потом становится еще тяжелее, чем раньше.

Вздохнув, Дагмар подошел к стене, увешанной клинками. Между двумя коврами находилась неглубокая ниша, отделанная внутри полированным гранитом, а по наружному краю – резными малахитовыми наличниками. В нише, поддерживаемой специально выкованной золотой подставкой, стоял широкий меч длиной в полтора локтя. Дагмар протянул руку и провел кончиками пальцев по лезвию. В ответ клинок едва заметно засветился, озарив нишу призрачным голубоватым светом. Меч был очень гладким – сталь не могла стать такой, даже если бы клинок ковал самый лучший мастер. Меч был каменным – от эфеса и до кончика лезвия. Цвет клинка плавно перетекал от лимонно-желтого к рубиновому, затем от травянисто-зеленого к иссиня-черному и гранатовому. Не просто каменный меч стоял в нише, а самоцветный. Он был детищем мага Халиока, тот сотворил его специально по просьбе Дагмара. У короля Мэсфальда была маленькая слабость – он любил красивые дорогие камни, но не с точки зрения их цены, нет. Ему просто нравилось смотреть на самоцветы, на то, как свет преломляется на их гранях и тонет в дымчатой глубине. Как-то раз, вертя в руках небольшой мутновато-серый камешек, неказистый на вид, но вместе с тем ужасно дорогой и редкий, Дагмар решил предложить Халиоку забрать все его самоцветы и сплавить их в единый большой камень. А маг создал в подарок королю меч: самый настоящий, с бритвенной остроты лезвием и витым эфесом в форме двух василисков – одного алмазного, другого изумрудного с рубиновыми глазами. В пасти алмазного находился кусок бледно-зеленого с белым отливом камня. Судя по форме, это был осколок шара величиной с кулак, но в меч оказался вделан лишь кусок не больше грецкого ореха. Дагмару в подарок привез этот камень один из послов соседнего города, прознав о любви того к самоцветам. Осколок шара был и вправду довольно красив и вместе с тем вызвал любопытство, поскольку никто не знал, что это за камень. Посчитав самоцвет созданным магией, Дагмар отдал его Халиоку, но тот, сколько ни бился, так и не смог разгадать тайну камня. В конце концов, король махнул на это рукой и попросил мага вплавить самоцвет в меч, присоединив его тем самым к своей коллекции. Но не тут-то было: Халиоку не удалось сделать это. Когда маг попытался расплавить осколок и слить его с самоцветным клинком, он неожиданно потерял сознание, и дворцовым лекарям стоило огромных усилий привести Халиока в чувство. Очнувшись, маг наотрез отказался повторить попытку, закончившуюся столь плачевно, даже не объяснив Дагмару причин случившегося. Халиок ограничился тем, что поместил таинственный камень в приоткрытую пасть одного из василисков на рукояти меча и, вырастив у того алмазные зубы, надежно закрепил ими драгоценность. Дагмар не знал, что после этого Халиок потратил много времени и сил, чтобы попытаться понять природу этого камня, но так ничего и не понял. Самоцвет остался для него неразрешимой загадкой, ответа на которую ему не удалось отыскать.

Дагмар вновь протянул руку и коснулся бледного камня на рукояти самоцветного меча. Тот на мгновение потускнел и будто уколол короля в палец ледяною тонкой иглой. Однако король не отнял руку, а продолжал удерживать ее на таинственном камне. В его душе возникло какое-то странное чувство. Дагмару казалось, еще немного – и он узнает все, получит ответы на самые сокровенные вопросы, но чуть приоткрывшаяся дверь в запределье снова захлопнулась, не пропустив его. Перед Дагмаром опять был всего лишь мертвый камень – бледно-зеленый и чуть прохладный на ощупь. Самый обычный самоцвет…

Король сделал несколько неторопливых шагов назад, не отрывая глаз от меча, стоящего в нише. Его свет медленно тускнел, и вскоре клинок почти полностью поглотил мрак, только странный обломок продолжал все так же гореть неярким зеленоватым светом, отчего держащий его в зубах алмазный василиск казался почти живым, готовым вот-вот сползти с рукояти меча и кинуться на Дагмара. Король потряс головой, отгоняя наваждение, и, решительно развернувшись, шагнул к выходу, не намереваясь долее задерживаться в этой комнате. У него было слишком много дел, чтобы тратить драгоценное время на миражи. Узнать обстановку на границе, проверить, как идет оснащение армии, еще раз справиться о здоровье Кефры и приказать Халиоку примерно наказать подлого десятника, предавшего своего короля, – это была лишь малая часть того, что было необходимо предпринять Дагмару сегодня.

Уходя, он не оглянулся и потому не увидел, как алмазный василиск на рукояти меча чуть приоткрыл рубиновый глаз и проводил Дагмара долгим тяжелым взглядом. А если бы король и заметил это, то все равно не поверил бы – живых самоцветов не бывает. Впрочем, как знать…