Текст книги "Эволюция военного искусства. С древнейших времен до наших дней. Том второй"

Автор книги: Александр Свечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Русское командование рассуждало, как и Наполеон III, только в пределах логики сокрушения: Керчь – это только географический пункт, содействующий снабжению Севастополя; дробление сил крайне нежелательно. Наша разведка вовремя уведомила об организации и отплытии экспедиции. В районе Керчи находился отряд генерала Врангеля, силой почти в 9 тыс. человек; можно было бы вовремя его поддержать. Но Горчаков, сменивший в Крыму Меньшикова, был далек от того, что бы ослаблять свое бездействовавшее ядро; он доносил военному министру после потери нами Азовского моря: «послать подкрепления войскам восточной части Крыма значило действовать в смысле неприятеля, стремившегося различного рода демонстрациями и второстепенными действиями принудить нас к раздроблению сил, чтобы получить возможность решительным ударом овладеть Севастополем, а потом и всем Крымом». Не только не думая усилять Врангеля, Горчаков заботился о том, чтобы последний ни в коем случае не допустил себя отрезать от главных сил: «конечно, с силами, которыми вы располагаете, нельзя будет противиться высадке. Необходимо только стараться не потерять внутренней линии со мной».

При такой выдержке сокрушительной стратегии со стороны русских, участь «второстепенной» Керчи, 100 мин, бонов, заграждений из 40 затопленных судов, устроенных в Керченском проливе, и 62 тяжелых орудий, обстреливавших пролив, была решена.

24 мая пролив и Керчь были захвачены; в течение следующих 12 дней союзники уничтожили до 500 русских торговых судов, укрывшихся в Азовском море, бомбардировали и сожгли запасы в Бердянске, Геническе, Таганроге, Ейске, Мариуполе. Всего мы потеряли запасы продовольствия на стотысячную армию, на срок четырех месяцев; небольшая часть этих запасов досталась союзникам. Наши войска в Крыму с этого момента были обречены на сокращенный, голодный паек…

Агония Севастополя. Вторым предприятием Пелисье, 7 июня, был штурм передовой позиции (Камчатского люнета, Волынского и Селенгинского редута), закончившейся успешно, с потерей до 6 тыс. с каждой стороны. Горчаков почти сознательно отказался от расходования резервов на передовые позиции Севастополя, и уступил как эту передовую позицию, так и кладбище (потери с обеих сторон по 4 тыс.) перед правым флангом крепостной позиции. Между тем, если бы он затянул борьбу на этих пунктах, Пелисье, которым был очень недоволен Наполеон III, был бы сменен, в рядах союзников началось бы разложение. Уступчивость же Горчакова, вытекавшая из его пессимистического настроения, усилила позицию Пелисье. Горчаков жалел расходовать войска на защиту географических пунктов и берег их для решительного полевого боя, что при сложившихся условиях войны было неправильно.

Ободренный успехом, Пелисье решился на общий штурм Севастополя: после однодневной жестокой бомбардировки, вырвавшей из состава гарнизона 4 тыс., в ночь на 18 июня союзники, весьма недружно, бросились на штурм, который был отбит с большими потерями [25]25
  Потери русских – 1500, союзников – свыше 10 тыс. Пелисье, штурмовавший крепость вопреки приказа Наполеона III – атаковать полевую армию, – едва не был отставлен. Он скрыл потери, показав только 1500 человек, 3 генерала было убито, 5 генералов ранено. На 249 раненых офицеров показано только 1769 раненых солдат; на 1 убитого офицера приходилось 40 убитых солдат, почему же на 1 раненого офицера только 7 раненых солдат? Вообще надо иметь в виду стремление русских начальников – преувеличивать потери, чтобы таким образом подчеркнуть доблесть их частей, и стремление французского командования не показывать легко раненых солдат, что бы не набросить тень на свое тактическое искусство.


[Закрыть].

Превосходство неприятеля в огне становилось настолько чувствительным, мы несли столь огромные потери, что самым благоразумным решением с нашей стороны было бы – очистить Южную сторону Севастополя, где приходившие части толклись, как в ступке, и уничтожались. После потери передовой позиции Горчаков готов был эвакуировать Севастополь; но после отбитого штурма провести такое решение было невозможно; отбитый штурм позволил правительству и русскому обществу выдвинуть требование – защищать Севастополь до конца.

На донесения Горчакова о нашей беспомощности в разыгрывавшемся материальном состязании, из Петербурга был прислан генерал Вревский с директивой – настоять на переходе в наступление полевой армии против Балаклавы, на тылы союзников, чтобы попытаться решительным ударом заставить союзников снять осаду. Горчаков ясно понимал всю несбыточность этих чаяний; помимо 50 тыс. гарнизона Севастополя, он располагал всего 70-тыс. армией, а союзники имели до 200 тыс., располагались на чрезвычайно сильных от природы позициях, основательно укрепленных. Горчаков решил, для удовлетворения воинственных петроградских [26]26
  Правильно: петербургских. – Прим. Hoaxer.


[Закрыть] кругов, произвести 16 августа демонстративное наступление на Черной речке. Удалось сосредоточить до 58 тыс., в том числе свыше 10 тыс. бесполезной по обстоятельствам конницы. При несовершенстве методов управления, правая колонна Реада перешла в решительное наступление на Федюхины высоты и произвела ряд отдельных ударов. Русские были отброшены за Черную речку, союзники не преследовали.

Потери русских, при этом жесте отчаяния, превышали 8 тыс., потери союзников – около 2 тыс. Эта победа укрепила положение Пелисье, находившегося накануне отставки, и позволила последнему, вопреки Наполеону III, сделать новое усилие для непосредственного захвата Севастополя. На следующий же день после сражения на Черной речке, 17 августа, загремела последняя бомбардировка, продолжавшаяся три недели, до полудня 8 сентября, когда был произведен общий штурм. В течение этого артиллерийского боя мы понесли потери впятеро большие, чем союзники (20 200 русских на 3815 союзников). Продолжать борьбу в таких условиях являлось крайне невыгодным. Впрочем, союзники ко дню штурма израсходовали весь свой наличный боевой комплект, и в случае неудачи штурма должны были бы выжидать значительное время, пока неразвитая военная промышленность того времени выработает им новые сотни тысяч снарядов. Шанс затянуть осаду на вторую зиму, которая могла бы стать роковой для союзников, безусловно имелся. Но нервы русского командования, подорванные пессимизмом, не выдержали. С 1 сентября была начата эвакуация наиболее ценного имущества на Северную сторону; через широкую бухту был наведен мост на плотах. Новые батареи не вооружались, подбитые орудия не заменялись, инженерные работы почти не велись, даже разрушения исправлялись лишь отчасти. Из 18 тыс. матросов, являвшихся основой обороны и геройски обслуживавших артиллерию крепости, оставалось не свыше 4 тыс. Храбрый морской командный состав уже почти не существовал; Корнилов, Нахимов, Истомин, Юрковский и ряд других блестящих моряков, руководивших обороной с первых дней, были убиты.

И все же, при последнем штурме 8 сентября, упорные атаки на 2-й, 3-й и 4-й бастионы были начисто отбиты; только дивизия Мак-Магона, имевшая за собой крупные резервы, смогла овладеть и удержать за собой Малахов курган.

Несмотря на то, что траншеи французов находились только в 40 шагах от Малахова кургана, здесь не была закончена подготовка к минным взрывам, внутренность укрепления не была приспособлена к последовательной обороне, а горжа его представляла грозную позицию против русских контратак. Французам удалось их отразить. Во время штурма и контратак мы потеряли 13 тыс., против 10 тыс. потерь союзников; итого за период с 16 августа по 8 сентября наши потери достигли 41 тыс.

Потеря Малахова кургана дала основание Горчакову покончить с колебаниями и привести в исполнение решение очистить Южную сторону Севастополя. Все, что было можно, было взорвано; Севастополь обратился в руины; 10-го союзники вступили во владение ими, но предпочли оставить войска на старых местах; 12 сентября русские затопили последние остатки Черноморского флота.

Конец войны. Наполеон III рисовал себе, за взятием Севастополя, развитие операций – захват всего Крыма, овладение Николаевым с его судостроительными верфями и т. д. Но русские расположились в 1 километре от Севастополя, на Северной стороне, а Пелисье признал невозможным тронуться с места. В конце концов парижские руководящие круги должны были согласиться с ним, что «Фабий Кунктатор более на месте в Крыму, чем Кондэ», что «est modus in rebus» [27]27
  Т.е. к каждому делу должен быт свой особый подход.


[Закрыть], что Пелисье, не двигаясь с места, перебил более русских, чем это, может быть, удалось бы при опасном маневре против русской живой силы. «Что нам завоевывать в России? Степи?» спрашивал Пелисье. Он согласился предпринять лишь небольшую экспедицию для захвата архаической крепостцы Кинбурн, расположенной в устье Днепра. 17 октября эта крепостца, после бомбардировки, в которой впервые в истории участвовали три французских броненосных судна-батареи, сдалась. 26 октября союзники прекратили стрельбу по русским через севастопольский рейд, хотя перемирие официально было установлено только через 4 месяца.

Финансовые итоги. Несмотря на огромный дефицит в русском бюджете, Канкриновский рубль упал в течение Восточной войны только до 93 коп. Эта сравнительная устойчивость валюты доказывает, что Россия в Восточной войне далеко еще не дошла до материального истощения. Однако нельзя отрицать справедливости замечания Обручева, что Россия в Восточную войну перемобилизовалась. Количество войск, выставленных на Южном театре, на Кавказском фронте, на Балтийском побережье, не превосходило 669 тыс. с 1 297 орудиями, а мобилизованы были вчетверо большие силы. Если бы мы придавали меньшее значение угрозам Австрии, тяготы истощения не сказались бы в такой степени.

Денежные расходы на войну составили: для Франции – 1600 миллионов франков, для Англии – 1855 миллионов франков; Австрии мобилизация и развертывание двух армий и оккупация дунайских княжеств обошлись даже дороже, чем последующие ее войны 1859 и 1866 гг. – 1150 млн. франков. Если прибавить еще расходы Турции, то для союзников сумма расходов превысит 5 миллиардов франков.

Русскому казначейству война обошлась в 3200 млн. франков. Но к этому надо прибавить огромные жертвы населения натурой – по наборам, постою, поставке подвод, реквизированным запасам. Вероятно, общий подсчет дал бы также расход, превышающий 5 миллиардов франков. Тогда как Англия и Франция легко несли свою долю денежных жертв, для крепостной экономики России это было огромное бремя.

Санитарные итоги. В Крыму раненых и убитых союзников было значительно меньше, чем русских. В эту войну, однако, основные потери наносились еще не столько оружием, как болезнями. Санитарное положение у союзников было ужасно; тиф [28]28
  У союзников в этой позиционной войне не было ни бань ни прачечных; можно предполагать, какое царство вшей представляли их солдаты в окопах.


[Закрыть] и холера не прекращались. Только за февраль и март 1856 г., когда шла уже эвакуация союзных армий, в Крыму умерло 10 тыс. союзников от тифа. Из 95 тыс. умерших французов только  ¹/ ₉ была убита в бою; у англичан это отношение равнялось  ¹/ ₈. Общие потери союзников умершими достигали 155 тыс.

В русской армии уже в мирное время царила такая смертность, что условия войны не слишком существенно могли ее увеличить. Николаевский солдат, поскольку выдерживал мирный режим, был не слишком восприимчив к заболеваниям на войне. Наша статистика, не слишком достоверная, отмечает только за 1855 год превышение смертности над нормальной на 51 тыс.; остальные годы войны она не выходила из нормальных пределов – 40–50 тысяч в год. Убитыми мы потеряли почти 32 тыс. Сами по себе санитарные итоги, несмотря на недостаток госпиталей, на их нищенское оборудование и на голодный расчет врачей – по 1 на 300 больных – были не угрожающими. Но они фиксировали внимание русского общества на ужасное санитарное состояние, в котором находилась русская армия в мирное время, и с этого момента начинается энергичная борьба за ее оздоровление.

Общие замечания. Из сделанного очерка можно усмотреть полное несходство Восточной войны с обликом наполеоновских войн. Мы видели, как правила стратегии сокрушения, извлеченные из последних, довлели над идеологией руководителей войны, и значительно затрудняли русским путь к успеху. У союзников практический смысл англичан поборол попытки Наполеона III следовать заветам его великого дяди и направил их в русло борьбы за географический пункт, борьбы на измор. Правильное решение стратегических вопросов в Восточную войну являлось во многом прямо противоположным выводам формальной логики из наполеоновских походов. Давление на Керчь, дабы ухудшить сообщение русских, не взять русскую армию в плен, а посадить ее на половинный паек, это операция, вполне разумная и в то же время целиком отвечающая идеям XVIII века, стратегии Бюлова.

Русское стремление к сосредоточению, к постановке вопроса об уничтожении живой силы, как решающего участь войны, игнорирование географических интересов и слепое следование стратегическим заветам Жомини себя не оправдало. Еще Клаузевиц подчеркивал, что если наступающая сторона будет задаваться второстепенной географической целью, то обороняющая исполнит свой долг, лишь сосредоточивая на защите ее всю свою энергию, а отнюдь не концентрируя свое внимание на обеспечении жизненных интересов государства, которым никто не угрожает. Опыт Восточной войны резко оттеняет эту диалектику стратегии. Осада Севастополя, важнейшее военное событие на пороге новейшей истории, открывает перед нами картину грандиозного материального сражения, и во многих своих чертах является прообразом еще более крупных материальных соревнований на фронтах Мировой войны.

Позиционный характер борьбы за Севастополь ослабил невыгоды, проистекавшие из низкого уровня тактической подготовки русской армии, и выдвинул на первый план материальные факторы.

Было бы ошибкой приписывать наши неудачи в Восточную войну недостаточному вниманию, уделявшемуся перед войной материальной подготовке. Феодальная Россия, несмотря на свой нищенский военный бюджет, накопила запасы вооружения, которые по качеству и по количеству оказались бы достаточными для энергичного краткого столкновения, в стиле походов Наполеона и Мольтке. Но при затянувшейся борьбе и ее позиционном характере центр тяжести был перенесен с довоенной подготовки на работу во время войны. Наши противники успели перевооружиться во время войны, и новые образцы их оружия, особенно артиллерийского, оказались, конечно, лучшими. Слабость государственного организма и военной системы России сказались именно в затруднительности импровизировать творческую работу во время самой войны; нам не удалось полностью ни создание новых войсковых частей, ни даже пополнение их, ни разрешение проблем транспорта, вооружения и снабжения. Решение участи севастопольского фронта зависело от базиса и сообщений с ним. Конные приводы Шостенского порохового завода конкурировали с паровыми машинами заводов Франции и Англии. Полторы сотни, тысяч русских телег силились организовать на несколько сот верст, по грунтовым путям, подвоз, который соперничал бы с сотнями пароходов, доставлявших быстро и дешево союзникам снабжение морем.

Если бы подвоз противников базировался только на парусном флоте, мы бы, несомненно взяли верх, так как зимой плавание парусных судов по Черному морю возможно только эпизодически. Если результат этого состязания затянулся, то лишь вследствие огромных запасов материальной части, накопленных Россией до войны в Севастополе, и поразительной организационной неурядицы союзников. Но огромное значение в наших неудачах имело и неверие аристократических вождей русской армии в ее силы, в силы русского государства. Эти вожди сильнее других ощущали культурную, политическую и экономическую отсталость России, недооценивали наши усилия, не замечали развала в неприятельском лагере, вносили сомнения в руководство войсками, пролагали дорогу пораженческим настроениям общества. Грехи русской политики мирного времени вызывали у командования своего рода угрызения совести, которые всегда будут обессиливать реакционных вождей в борьбе с более прогрессивной, представляющей передовой отряд человеческого развития страной.

Мы видели развал английской армии; явления развала замечались и во французской армии – например, французам пришлось отозвать из Крыма достойного, но строгого генерала Форей, против которого солдатская масса выдвинула нелепое обвинение в изменнических сношениях с русскими. Дисциплина шаталась и среди французских солдат и среди французских генералов. Но английские и французские политики имели под собой гораздо более широкий и устойчивый базис, чем русское самодержавие, и сумели добиться победы, хотя и условной.

Старый порядок феодальной России в значительной степени держался в том военном престиже непобедимости, который он сохранял с эпохи разгрома Наполеона. Поражения Восточной войны открыли путь буржуазным реформам Александра II. Крепкая, недостаточно оцененная дисциплина русской армии позволила претерпеть все неудачи Восточной войны без больших потрясений для государства; старый порядок разваливался еще преимущественно только в сознании верхов. После Восточной войны возможны была еще различные направления во внутренней политике. Окончательно на путь отмены крепостного права Россия стала после поражения в 1859 г. другого реакционного европейского государства – Австрии, и торжества над ним национально-революционных идей.

Литература

1)  Camille Rousset.  Histoire de la guerre de Crimeé.– Париж. 2 тома. 3-е издание 1894 года. Наиболее известный, популярный труд знаменитого французского историка.

2)  Н. Шильдер.  Граф Эдуард Иванович Тотлебен. Его жизнь и деятельность. – Петербург, 1885–86 гг. 2 тома. Несмотря на совершенно не беспристрастный тон оценки Тотлебена, обращающий биографию в панегирик, автор местами проявляет себя как крупный историк. Мы только у него нашли цитированное нами письмо Долгорукого об экономическом положении России.

3)  А. М. Зайончковский.  Восточная война 1853–1855 гг. в связи с современной ей политической обстановкой. – Петербург 1908–1913 гг. т. I, т II, ч 1 и 2, 2 тома приложений; 1 атлас. Автор свою широко задуманную историю успел довести лишь до конца Дунайской кампании. Наибольший интерес представляют приложения, содержащие много неизданных дипломатических и военных документов, напр. записки Жомини о русском развертывании.

4)  Под редакцией Тотлебена.  Описание обороны Севастополя. – Петербург, 1863–1873 гг. 3 тома. Монументальное издание, включающее технические подробности, снабженное прекрасными планами, авторы его, однако, не располагая еще архивными данными по переписке царя и военного министра с главнокомандующим в Крыму, попытались довольно неудачно выйти за пределы технического описания обороны и дать очерк общего хода военных действий.

5)  Богданович.  Восточная война 1853-56 гг. – Петербург, 1876-77 гг. Труд устарел, но охватывает всю войну и содержит интересные данные. Несомненно, выше по научности патриотически-популярного трехтомного сочинения  Дубровина  История Крымской войны.Петербург, 1900 г.

6)  Kinglake.  The Invasion of the Crimea(1868). Любопытный, многотомный труд, рисующий события с английской точки зрения. Имеется и во французском переводе. Автор – маленький Тьер, воспевающий лорда Раглана и его сподвижников.

7)  J. Revol.  Le vice des coalitions. – Paris, 1923. Автор, после Мировой войны, в которой на французском фронте происходили многочисленные трения между английским и французским командованием и лишь в марте 1918 г. было достигнуто объединение военного руководства, заинтересовался теми трениями, которые происходили в Крыму при отсутствии единства командования, но очертил их недостаточно глубоко.

8)  К. Маркс и Ф. Энгельс.  Сочинения, т. X и XI, под редакцией Д. Рязанова; изд. института К. Маркса и Ф. Энгельса. Указанные тома содержат большое количество статей эпохи Восточной воины, освещающих не только политическую сторону войны, но дающих и ряд ценных военных суждений, например, об особенностях английской армии и ее управления, об оценке общей обстановки в отдельные моменты войны. Нужно, однако, иметь в виду, что в 1853–55 гг. статьи Энгельса преследовали особые цели, и что углубление Энгельса и Маркса в военные вопросы еще не достигло полной силы. Только спустя 3 года Энгельс ознакомился с Клаузевицем.

9)  М. Н. Покровский.  Дипломатия и войны царской России в XIX столетии. – Москва. 1933 г. Очень интересная работа, дающая политическую райку для изучения военного искусства в России в XIX столетии. Автор уделил большое внимание Восточной войне; глава о завоевании Кавказа представляет большой интерес.

10)  Trochu.  Oeuvres posthumes.Очень любопытные и глубокие мысли одного из лучших офицеров штаба французского десанта.

11) Записки  Петра Кононовича Менькова. – Петербург, 1898 г. 3 тома. Прекрасная характеристика русской армии и генерального штаба середины XIX века, и работы русской армии на Дунае и в Крыму. Глубокая ненависть к немцам на высших командных постах русской армии.

12)  Военно-статистический сборник. Выпуск IV. Россия. Под редакцией Обручева. – Петербург, 1871 г. Лучшая статистическая работа по России середины XIX века, дающая динамику развития русской экономики и русских вооруженных сил. Статистическая база, подведенная умнейшим сотрудником Милютина под его реформы.

13) Hans Delbrück.  Geschichte der Kriegskunst. V Teil. Fortgesetzt von Emil Daniels, i Buch.Эмиль Даниельс, в первой книге 5-го тома истории военного искусства, которым он продолжает труд Дельбрюка, анализирует на 178 страницах борьбу за Севастополь. Относительно действий русских в его работу вкралось много погрешностей. Труд очень интересен, но ни по характеру, ни по качеству не напоминает творчество Дельбрюка.