Текст книги "Эволюция военного искусства. С древнейших времен до наших дней. Том второй"

Автор книги: Александр Свечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

В основу организации корпуса ландверных офицеров Бойен положил мысль, что вождями народа, когда он берет в свои руки оружие, должны быть те же лица, которые в мирное время являются организаторами и руководителями его труда. В условиях капиталистического строя эта идея приводит к офицеру-буржуа. Особая делегация в каждом уезде выбирала трех кандидатов на очистившуюся вакансию, офицеры батальона останавливались на одном из них, назначение утверждалось королем. Кандидатами являлись прежде всего лица, отбывшие воинскую повинность вольноопределяющимися; по окончании действительной службы они зачислялись не в резерв постоянной армии, а непосредственно в ландвер первого призыва; затем, кандидатами могли быть отставные офицеры, отставные унтер-офицеры, если последние владели хотя бы минимальной недвижимой собственностью, и каждый гражданин, располагающий имуществом, стоимостью не меньше 10 тыс. талеров.

Таким образом, корпус офицеров ландвера представлял как бы цитадель буржуазии. Отношение офицеров к солдату в ландвере было иное, чем в постоянной армии. Обращение к солдату начиналось словами: «молодые товарищи». Ландверные офицеры проходили стаж в постоянных войсках, но Бойен заботился о том, чтобы в них сложился свой дух, чтобы тенденция плац-парадности, царившая в постоянной армии, не распространялась на ландвер. Стремление Бойена создать самостоятельный тип ландверного офицера привело, однако, к розни и враждебному отношению к ландверу со стороны офицеров действительной службы.

При мобилизации ландвер вначале должен был образовывать самостоятельные высшие соединения, но с торжеством реакции возобладал принцип перемешивания: мобилизованная бригада образовывалась одним постоянным и одним ландверным полками.

Военная реформа 1860 г. В общем к 1858 г. прусская армия насчитывала в мирное время на действительной службе 130 тыс. человек. При мобилизации она расширялась до 200 тыс. и усиливалась 150 тыс. ландвера первого призыва. 110 тыс. ландвера второго призыва оставались для занятия крепостей и тыловой службы. При солидном обеспечении тыловых потребностей Пруссия имела возможность выставить на угрожаемой границе до 350 тыс. человек.

Недостатком этой организации являлось то обстоятельство, что армия перерабатывала в мирное время только 38 тыс. человек из ежегодного призыва; три четверти подраставшего поколения не получало военной подготовки, так как армия не увеличивалась, а население Пруссии с 1815 г. по 1860 г. увеличилось с 10 до 18 млн. Кроме того ландвер, безусловно пригодный для оборонительной войны, казался малонадежным для наступательных походов. Включая в себя преимущественно тридцатилетних отцов семейств, ландвер едва ли был способен к такому же упорному натиску, как состоявшие из молодежи части постоянной армии; сверх того, будучи составлен из политически сознательных элементов, он не представлял в руках правительства такого послушного, слепого орудия, каким являлась постоянная армия.

Организация прусской армии не встречала одобрения у известного своими реакционно-феодальными взглядами принца Вильгельма Прусского. Когда последний в 1857 г. сделался регентом Пруссии вследствие душевной болезни своего брата, короля Фридриха-Вильгельма IV, на очередь был поставлен вопрос о военной реформе. Будущий император германский Вильгельм I не дорожил передовой организацией прусской армии, он не ценил буржуазных элементов нарядах войск: «Мне не нужны в армии ни студенты, ни богатые люди». Он являлся поклонником хорошо вымуштрованных постоянных войск. На него сильное впечатление произвели успехи французских войск в Крыму и Италии. Торжество французов над австрийцами он объяснил как успех армии с долгими сроками действительной службы над армией, наполовину составленной из новобранцев.

Вильгельм совместно со своим военным министром, генералом Рооном, наметил следующие основания военной реформы, получившей окончательное выражение в 1860 г.: увеличение контингента, ежегодно призываемого в ряды армии, на 66 % (до 63 тыс.); увеличение срока действительной службы с 2 до 3 лет; эти мероприятия увеличивали мирный состав армии с 130 тыс. до 213 тыс. Общий срок службы в армии и резерве увеличивался с 5 до 7 лет; таким образом, резерв армии, включал четыре возраста и увеличивался более чем на 100 тыс. В мирное время состав армии увеличивался на 49 новых полков; мобилизованный состав постоянной армии увеличивался на 75 % (до 350 тыс.); кроме того, образовывались запасные части, 126 тыс. человек, обеспечивавшие пополнение постоянной армии. От ландвера второго призыва Вильгельм отказался вовсе, а ландвер первого призыва был сохранен исключительно для тыловой службы; он потерял два своих младших возраста (25–27-летние), отошедшие в резерв постоянной армии, а равно и комплектование 20-летней молодежью, не попавшей в ряды постоянной армии; ландвер отныне состоял исключительно из пяти возрастов (27–32-летние), выслуживших сроки пребывания в постоянной армии и ее резерве. Смысл реформы заключался в том, что мирный состав армии почти удваивался, военный бюджет увеличивался на 9 млн. талеров, а в военное время государство располагало для активных действий теми же 350 тыс., только целиком постоянных войск, без примеси ландвера.

Общая продолжительность воинской службы в постоянной армии и ландвере уменьшилась с 19 до 12 лет, причем численность вооруженных сил сохранилась на том же уровне посредством, увеличения ежегодного контингента. Армия омолаживалась и становилась однотонной, что представляло несомненный выигрыш.

Два пункта этой реформы – увеличение срока действительной службы на 1 год и сведение на нет ландвера – до крайности задевали интересы либеральной буржуазии, начавшей отчаянную борьбу в ландтаге против предложений Вильгельма; когда новые полки были уже сформированы, ландтаг отказал в кредитах на них и несколько лет подряд отказывался вотировать бюджет. Вильгельм, ставший уже прусским королем, обвинялся в том, что он растит себе армию для забавы и парадов, для того, чтобы опереть на нее свою внутреннюю реакционную политику. Чтобы показать, что армия его создается не только для внутренних удовольствий, Вильгельм, встретивший яркое осуждение и в широких массах народа и даже у своего сына, кронпринца, почти готовый отречься от престола, призвал к руководству политикой Пруссии Бисмарка, издавна пользовавшегося репутацией дипломата, склонного к наступательным действиям и провозглашавшего неизбежной войну с Австрией за гегемонию в германском Союзе. Появление этого активного, наступательного политика осмысливало и реформу, приспособлявшую армию к решению наступательных задач. Бисмарк сумел выдержать внутреннюю грозу, причем первые его сильные откровенные политические речи в ландтаге, от которых так и пахло войной, должны были засвидетельствовать буржуазии, что под его политическим руководством армия не засидится без дела, что вопрос им ставится не об игре в солдатики, а об объединении Германии, достижимом только железом и кровью. Напряженное политическое положение сохранилось в Пруссии до 1866 г., когда победа вышедшей из военной реформы армии примирила с ней буржуазию.

Что военная реформа 1860 г., вместе с которой Вильгельм поставил на карту свою корону и в проведении которой видел главную заслугу своего царствования, действительно усилила Пруссию, мы можем заключить по такому тонкому барометру, каким являются планы кампаний Мольтке. В 1859 г., когда Франция ввязалась в войну с Австрией и лучшую часть своей армии двинула в Ломбардию, пруссаки начали мобилизоваться против Франции. Мольтке, однако, не считал возможным с имевшимися в Пруссии вооруженными силами начать войну сокрушительным ударом – операцией, имевшей целью захват Парижа, и проектировал лишь наступление с ограниченной целью – захвата и утверждения в пограничных французских провинциях, Эльзасе и Лотарингии. Но через четыре года, когда армия по числу не возросла, но вместо ландверных полков в ее составе находились постоянные, мысль Мольтке о решительном наступлении на Париж с самого начала военных действий отливается уже в твердую форму. Прусская армия признавалась достаточно сильной для этой задачи.

Однако в этих планах войны сказывались и личное недоверие Мольтке к ландверу и его переоценка значения постоянной армии. Военная реформа создавала весьма удобное орудие для короткого сокрушительного наступления, но она чрезвычайно недостаточно использовала представляемую прусским населением живую силу для целей войны. В случае затяжной войны, количество возрастов в распоряжении военного ведомства должно было оказаться недостаточным.

Таким образом в победоносных войнах, которые Пруссия вела против Дании (1864 г.), против Австрии (1866 г.) и против Франции (1870/71 г.), участвовал не вооруженный народ, а преимущественно кадровые воинские части с тремя сроками солдат действительной службы и четырьмя сроками призванных резервистов.

В течение краткой войны с Австрией (от начала военных действий до заключения перемирия – 37 дней) Пруссия мобилизовала всего 664 тыс. человек. Война 1870/71 г., продолжавшаяся 226 дней (с первого дня мобилизации до заключения прелиминарного мира), потребовала полного напряжения всех сил германских государств, несмотря на то, что начата она была с двойным численным перевесом германских войск над армией императорской Франции.

Несмотря на блестящие успехи, на пленение под Седаном и Мецом почти всей постоянной армии Франции, несмотря на низкую боеспособность новых французских формирований, – усилия, которые делала Франция по призыву Гамбеты, вызывали у Мольтке серьезные опасения, что имеющееся количество войск окажется недостаточным для подчинения Франции немецким требованиям.

Среднее число (за 245 дней до провозглашения Парижской коммуны) мобилизованных немцев в течение этой войны достигало 1 254 376 человек. В числе мобилизованных были 440 тыс., получивших обучение уже во время войны в запасных частях. И все же эти огромные цифры не удовлетворяли требований боявшегося осложнений Мольтке. В декабре 1870 г. происходили резкие столкновения между Мольтке и военным министром Рооном, не считавшим возможным выполнить требования генерального штаба. Действительно, все двенадцать призывных возрастов, находившиеся в распоряжении военного министерства, оказались исчерпанными. Удовлетворить требования Мольтке военный министр мог бы только путем расширения рамок воинской повинности за двенадцать законно обязанных возрастов, каковое крайнее мероприятие, по мнению Роона, не вынуждалось обстановкой на театре военных действий.

Успешное завершение военных действий разрешило кризис между Мольтке и Рооном. Всего северогерманский союз мобилизовал 3,87 % своего населения. Этот процент мобилизованных в 1870 г. значительно ниже, чем в войне за освобождение Германии от наполеоновского ига, когда он превышал 5,5 %. Значительное влияние на его понижение оказывало недавнее распространение прусского военного устройства на области, присоединенные к Пруссии или вошедшие в сферу ее военного управления только в 1866 г., где общая воинская повинность, по прусским законам, действовала только 3 года, вследствие чего не успел накопиться резерв и ландвер. Старые области Пруссии дали до 4,8 % мобилизованных (Бранденбург), новые – 1,8 % (Ганновер).

Удачная политическая и военная конъюнктура позволила Германской империи родиться и существовать первые 20 лет при неполном использовании сил, заключавшихся в ее населении. Первая сессия рейхстага, состоявшаяся в 1871 г., утвердила распространение на всю империю 12-летнего срока воинской повинности (3 – на действительной службе, 4 – в резерве, 5 – в ландвере). Число новобранцев должно было исчисляться так, чтобы численность постоянной армии в мирное время достигала 1 % населения. Вильгельм I не соглашался на установление 2-летней действительной службы, и военное министерство проводило ее контрабандой, добиваясь увеличения обученного запаса посредством увольнения через 2 года половины контингента в бессрочный отпуск.

Во второй половине 80-х годов политическая и военная конъюнктура стала складываться резко менее выгодно для немцев. Общая воинская повинность со времени побед Мольтке перестала быть прусской монополией и была воспринята Францией и Россией. Германии во многом пришлось вернуться к основам военной организации, существовавшей до реформы 1860 г.

Командный состав. Исходя из необходимости иметь в армии, являющейся школой для всего народа, авторитетных офицеров, достаточно образованных, способных в мирное время подойти к обучению и воспитанию каждого новобранца с индивидуальной меркой, а на войне – руководствующихся не шаблонами, а пониманием задачи и свободно каждый раз избирающий наиболее соответственные приемы действия, в Германии, особенно, во второй половине столетия, к офицерам были предъявлены высокие требования. Но уже сейчас же после Венского конгресса обращалось строгое внимание на то, чтобы среди прусских офицеров, комплектуемых теперь как из рядов дворянства, так и буржуазии, не устанавливалось никаких классовых оттенков. Весь офицерский корпус в социальном отношении должен был представлять один монолит, без малейших трещин. Еще Шарнгорст начал борьбу за замену ценза рождения образовательным цензом. В социальной иерархии прусский офицер, несмотря на получаемый скромный денежный оклад, занимал высокое положение; социально все офицеры были равны, на развитие между ними товарищества было обращено большое внимание. Особым почетом была окружена строевая служба и штабные работники в мирное время смотрели на строевого офицера скорее снизу вверх, чем наоборот.

Чтобы не устанавливать каких-либо привилегий, всегда губительных для товарищеских отношений, ни образование, ни служба в генеральном штабе, ни служба в гвардии не давали твердых оснований на более быстрое производство. Это вело к тому, что первые 20 лет своей службы прусские офицеры подвигались по служебной лестнице очень медленно, и только в высших чинах карьера их развивалась быстро – и то не путем перескакивания младших через старших сверстников, а путем беспощадного увольнения с действительной службы всех офицеров, не пригодных для занятия подходящей к ним по очереди высшей должности. Это оказалось возможным лишь благодаря установленной удачной системе аттестаций. Таким же путем, с обращением большого внимания на пригодность кандидата к занятию высокого социального положения, с товарищеским наблюдением всех за каждым, пополнялись из вольноопределяющихся и прусские офицеры резерва (запаса).

Высший командный состав прусской армии эпохи Мольтке оставлял желать многого. В значительной степени это были герои борьбы с революцией 1848 г. Генерал Врангель, участвовавший молодым кавалерийским офицером еще в наполеоновских войнах, был призван в 1864 г. на пост главнокомандующего в войне с Данией главным образом за заслуги по разоружению Берлина в 1848 г. Щтейнмец, неудачный командарм в 1870 г., неспособный разобраться в директивах Мольтке, начал свое возвышение с энергичной борьбе с революционным настроением своего батальона в 1848 г. Огромное большинство прусских генералов почти не имело никаких представлений о военной истории; если же имелись у них какие-либо сведения о походах Наполеона, то это был лишь балласт, препятствовавший им усваивать новые взгляды на военное искусство, которым учил Мольтке. Если Мольтке удавалось в оперативном руководстве войсками приводить хотя бы полностью свою мысль, то этим он обязан, главным образом, прекрасному прусскому генеральному штабу.

Генеральный штаб. Шарнгорст и кружок реформы. Мышление генерального штаба, ведущего чрезвычайно ответственную работу по подготовке к войне и по руководству операциями, должно отличаться необычайной трезвостью, реализмом. Генеральный штаб призван объединять в одно целое разнородные силы и целесообразно направлять их для достижения максимума производительных, полезных усилий; поэтому в нем должен господствовать дух планомерного распорядка. Узкие техники-специалисты старого генерального штаба были далеки от уровня этих требований. Они являлись проводниками догматической мысли XVIII столетия, той геометрически-географической школы в стратегии и тактике, которая исходила из чистого разума и отбрасывала условия данной эпохи и частного случая; схоластические представители старого генерального штаба художественно осмеяны Львом Толстым в «Войне и мире». Массенбах и Пфуль, отчасти Вольцоген – ученые столпы старого прусского генштаба. Мак и Вейротер – австрийцы – представляют печальные исторические образы; они совершенно были неспособны вытеснить феодальную адъютантуру из штабов.

Разрыв с феодализмом и идеологией XVIII века, образование генерального штаба новейшей истории выпало на энергичный кружок реформаторов, собравшихся около Шарнгорста.

Шарнгорст происходил из крестьянской семьи и случайно получил хорошую военную подготовку. С первых же годов службы он выделился своими рефератами и трудами по военным вопросам. Военной печати Шарнгорст придавал большое значение: «Без хорошей военной литературы не может быть ни разумной армии, ни большого развития военных талантов». С 1801 г. Шарнгорст организовал в Берлине значительную аудиторию в виде военно-научного общества, с 1804 г. руководил Берлинской военной академией, включавшей всего 20 слушателей и успевшей к 1806 г., когда она исчезла, дать только один выпуск, но включавший в свой состав таких выдающихся лиц, как Клаузевиц, Бойен, Грольман. Из рядов этого выпуска и бывших членов военно-научного общества (Гнейзенау, Тетцен) и сформировалась партия реформы, когда Шарнгорст оказался призванным для реорганизации прусской армии.

Шарнгорст приступил к работе старыми методами, но не удовлетворился ими и шаг за шагом, из жизненных наблюдений, выработал новое военное мировоззрение. Он схватывал особенности различных эпох, был далек от всякой фантастики, планомерно трудился над переработкой старого в новое. В 1807 г., после невской катастрофы, Шарнгорст уже твердо вошел в колею исторического мышления XIX века. Поставленный во главе «Военной реорганизационной комиссии», Шарнгорст определял военную реформу, как органический рост, как становление: задача реформаторов – «разрушить старые формы, освободить от оков предрассудков, быть восприемниками при рождении и удалять препятствия свободному росту, – дальше этого круг нашего воздействия не распространяется».

Могущество Наполеона базировалось на том, что он опирался на завоевания революции, а его противник, в частности Пруссия, связывались и обессиливались феодальными пережитками. План войны за освобождение Германии от французского ига, по существу, должен был бы прежде всего заключаться во внутренней реформе, которая покончила бы с крепостным правом, привилегиями дворянства, отменила бы телесные наказания в армии, – иначе нельзя было бы рассчитывать на успешное массовое движение против французов. По этой линии борьбы с пережитками феодализма и направились усилия политического вождя Штейна и военного – Шарнгорста.

Оперативные работники прусских штабов эпохи Иены, так называемая «адъютантура», комплектовались по социальному подбору, из верхов дворянского класса. Вместо социального принципа Шангорст выдвинул требование специального научного и служебного ценза. В ряды генерального штаба был открыт широкий доступ буржуазии. Реформа прошла при ожесточенных схватках с феодальной адъютантурой. В 1807 г., когда Шарнгорст нес обязанности начальника штаба единственно уцелевшего прусского корпуса Лестока, у него в штабе за адъютантским столом был провозглашен тост: «Pereat der Generalstab! Vivat die Adjutantur». По поводу новых офицеров генерального штаба, недворян, один из виднейших прусских генералов, Йорк, заметил: «Папа Сикст пятый в молодости пас свиней, – теперь в каждом свинопасе хотят видеть гения». Какой степени достигло озлобление юнкерских кругов, можно заключить по следующему замечанию того же Йорка, вызванному отставкой патриота-реформатора Штейна по требованию Наполеона: «Одна безумная башка наконец раздавлена. Надо надеяться, что другая ядовитая гадина [59]59
  Шарнгорст.


[Закрыть] околеет от собственного яда».

Так как генеральный штаб возглавлял партию борьбы с французским игом, то реакционеры обвиняли его в том, что он представляет сборище агентов Англии и опасен для существующего строя, особенно в момент, когда «каждый прапорщик хочет перед своим командиром полка играть роль маркиза Поза». Реакционеры, несомненно были правы, указывая на отсутствие чувства феодальной верности, на недостаточную династическую лояльность нового генерального штаба. Им руководил германский, а не прусский патриотизм. Пруссия, в их глазах, являлась только орудием для освобождения и объединения Германии. Значительная группа офицеров, с Гнейзенау во главе, являлась членами «Тугенбунда», тайного патриотического общества франкмассонского типа. Гнейзенау имел связи в Лондоне, Шарнгорст – в Петербурге, и они ездили за границу с тайными поручениями. В 1809 г. группа прусских офицеров, в том числе будущий начальник департамента генерального штаба Грольман, перешла на австрийскую службу, чтобы драться против Наполеона; когда Австрия заключила мир, Грольман встал в ряды испанских партизан. В том же 1809 г. командир 4-го гусарского полка, полковник Шиль, выведя свой полк из Берлина под видом учения, открыл военные действия против французов, рассчитывая провоцировать войну между Пруссией и Францией. В 1811 г., когда прусский король заключил союз с Наполеоном, английский уполномоченный Омптеда зондировал у Шарнгорста и Гнейзенау, нельзя ли в предстоящей войне Франции с Россией, вопреки воле прусского короля, увлечь прусскую армию на русскую сторону. В 1812 г. целая группа офицеров из кружка реформы демонстративно ушла в отставку, надела русскую форму и сражалась под русскими знаменами против прусских полков; когда армия Наполеона при отступлении погибла, один из них, Клаузевиц, добился того, что прусский корпус под командой непримиримого феодала Йорка совершил измену своему королю во имя германского отечества и перешел на русскую сторону. В 1814 и 1815 гг. на постановления Венского конгресса Гнейзенау предполагал ответить политическим и военным поджогом установленного в Европе мира со всех сторон.

В 1813 г. кружок реформы группировался в штабе силезской армии; его шапронировал старый рубака, популярный генерал Блюхер. В этом штабе заключались мозг и сердце всех усилий восставшей против Наполеона Европы. В самые ожесточенные минуты операций борьба внутри силезской армии между старым и новым, феодалами и генеральным штабом – не затихала [60]60
  Прошение об отставке, поданное командиром одного из корпусов Силезкой армии, Йорком, прусскому королю 25 августа 1813 г., в разгар кацбахской операции: «Я не могу быть полезен вашему величеству на всемилостивейше вверенном мне посту командира I корпуса, Может быть, я не обладаю достаточно богатой фантазией, чтобы понять гениальность планов штаба генерал-лейтенанта Блюхера. Но я вижу и убеждаюсь, что марши и контрмарши, продолжающиеся в течение недели с возобновления кампании, привели вверенные мне войска в состояние, не обещающее ничего хорошего в случае энергичного наступления неприятеля… Это счастье, что сосредоточенную здесь армию еще не постигла участь, подобная 1806 г. Поспешность и непоследовательность в операциях, неверная ориентировка, мотание из-за каждой демонстрации неприятеля, притом незнакомство с практическим делом, что для командования большой армией нужнее высоких замыслов…» На другой день разгром группы Макдональда (кацбахская победа) явился лучшим ответом на эту оценку работы новых людей и на подкоп против них.


[Закрыть]. Принятие и проведение в силезской армии смелых решений оказывалось возможным лишь благодаря сплоченной группе единомышленников, сознававших свою революционную роль в создание вооруженной силы, в представительстве интересов германской нации, чувствовавших свою ответственность за успех операций. На этой почве развилась та удивительная самодеятельность, та богатая частная инициатива, которые характеризовали прусский генеральный штаб. Само командование силезской армии представляло невиданное раньше в истории зрелище: полководческая власть разложилась, она представляла дуумвират из командующего армией и его начальника штаба (сначала Шарнгорст, после его смертельного ранения – Гнейзенау), находившихся в счастливом идейном сожительстве.

Устройство генерального штаба Грольманом. При демобилизации 1814 г. в Пруссии штабы корпусов были сохранены, но штаб армии подлежал расформированию. Чтобы иметь ядро для формирование штаба армии в случае войны, штаб силезской армии обратили в «Департамент генерального штаба», предшественник прусского «Большого генерального штаба». Во главе департамента был поставлен Грольман [61]61
  Грольман – убежденный враг военной касты, фанатик идеи ландвера, энергичный член военной секции «Тугенбунда», автор закона о всесословной корпусе офицеров, единственный член кружка реформ, за которым Клаузевиц признавал дарования истинного полководца.


[Закрыть], который и установил основные черты бытия генерального штаба в Пруссии.

Еще Шарнгорст предостерегал от опасности обращения генерального штаба в цех; в этом случае силы, которые должны устранять трения, согласовать все усилия войск, предназначенные быть мотором всего военного механизма, оторвутся от армии. Служба будет нестись чисто механически, искусство станет ремеслом, офицер генерального штаба выродится в узкого специалиста-техника. Шарнгорст указывал и на предостерегающий пример – на цех военных инженеров. В то же время Шарнгорст, большой противник обособления военной касты, не допускал, чтобы офицеры генерального штаба имели какие-либо побочные занятия, за исключением преподавания военных наук. Следуя указаниям Шарнгорста, Грольман придал корпусу офицеров генерального штаба открытый характер. Доклад Грольмана 1814 г. рисует генеральный штаб в мирное время лишь как школу, сквозь которую пропускается значительное число отборных офицеров, которые в случае войны явятся подготовленными для ответственных задач. Генеральный штаб не должен мыслиться отдельно от армии: он дает последней возможно больше офицеров с широким образованием, с знанием тактики всех родов войск, с решительным умом и характером. Никто не должен оставаться в генеральном штабе больше четырех лет подряд. Начальники, правда, любят поседелых в штабах работников, представляющих живой справочник законов и приказов, овладевших в совершенстве бюрократической рутиной. Но с этим надо бороться: за 10–20 лет штабной службы, в вечных поисках законного основания для отдаваемых распоряжений, наилучше развитой мозг обеднеет и потеряет всякую инициативу. Поэтому одна четверть офицеров генерального штаба каждый год должна возвращаться в строй, но не для простого отбывания ценза. Возвращаться в генеральный штаб будут только выдающиеся офицеры, избираемые вновь на старшие должности. Таким образом будет избегнута опасность, что офицер, представляющий звезду второй или третьей величины, преодолевший в молодости академические испытания, тянувший лямку в русле генерального штаба, достигнет должностей, на которых требуются звезды первой величины. При подготовке офицеров генерального штаба не следует увлекаться математикой, которая развивает склонность к формулам и схоластике. Полезнее уже после получения высшего военного образования сознательно прокомандовать ротой, чтобы изучить, как думает солдат, как им надо командовать, что от него можно потребовать.

Подготовка офицера генерального штаба растягивалась на 9 лет: 3 года академии и 6 лет причисления, в течение которых отбывался топографический ценз, выполнялись различные работы при Большом генеральном штабе – составлялись военно-географические описания, разрабатывались особые задачи, зимой и на полевых поездках, отбывался стаж в штабе корпуса и 2 года неслась служба в строю, в родах войск, в коих причисленный еще не служил. В течение этого времени производился строгий отбор; прием в академию – по строгому конкурсу; оканчивают академию меньше половины принятых, а из причисленных переводится в генеральный штаб не свыше одной трети. После всех этих испытаний служба в генеральном штабе несется в течение короткого, 3–4-летнего периода, а затем – отчисление в строй и новый отбор для высших должностей генерального штаба.

Отсутствие цехового, замкнутого характера было выдержано и в дальнейшем развитии прусского генерального штаба. Когда нарождались специальности столь сложные, что в течение короткого периода офицер генерального штаба не мог овладеть их техникой, то эти специальности не включались в круг должностей, занимаемых офицерами генерального штаба; так, например, служба по военным сообщениям, требующая глубокого знакомства с железнодорожной техникой, в Германии руководилась не офицерами генерального штаба, а преимущественно офицерами, окончившими академию, но в генеральный штаб не попавшими. При этом в прусских штабах офицер генерального штаба был совершенно избавлен от канцелярской работы, от мобилизационных мелочей: вся канцелярия и техника мобилизации лежали на адъютантуре, специалистах бумажного дела. Благодаря этому прусский генеральный штаб мог себя всецело посвятить военному искусству и был втрое малочисленнее, чем русский или французский генеральные штабы. Немногочисленность генерального штаба важна в том отношении, что допускает более строгий отбор и не слишком обездоливает строевой командный состав теми служебными преимуществами, которые всегда и всюду имеет офицер генерального штаба.

Еще в 1802 г. виднейший деятель старого генерального штаба, Массенбах, предложил вменить в обязанность генеральному штабу составление планов кампаний на всех возможных прусских фронтах, при различных политических группировках. Эта мысль была чревата большими возможностями, так как из нее в течение ХIХ века создалось авторское право генерального штаба на план войны. Массенбах не имел успеха, так как работа генерального штаба про запас, на случай войны, представлялась бесцельной до тех пор, пока политические условия грозящего военного столкновения не определятся окончательно. Грольман в 1814 г. сформировал три основных отделения Большого генерального штаба, каждое из которых специализировалось на изучении французского, австрийского или русского фронта. Эти отделения, если и разрабатывали какие-либо планы кампаний, во всяком случае были далеки от авторитетности, необходимой для проведения их в жизнь. Работа их имела преимущественно подготовительный характер. В случае конкретной угрозы войны, как и в XVIII столетии, намечалось лицо на должность командующего армией, которое со своими ближайшими сотрудниками и разрабатывало подлежащий осуществлению план кампании. Так, в 1830–1831 гг. на должность командующего армией против Франции намечался Гнейзенау, который пригласил начальником своего штаба Клаузевица; авторству Клаузевица принадлежит всего три плана кампаний против Франции – 1828, 1830 и 1831 гг. Составитель этих планов, Клаузевиц, в Большом генеральном штабе не служил. Точно так же в 1840 г., когда революционное движение в Париже протекало очень бурно и грозило вызвать европейские осложнения, на пост командующего армией против Франции намечался Грольман, уже 19 лет вышедший из генерального штаба, который и воскресил план кампании, намеченный им и Гнейзенау в эпоху Венского конгресса. Таким образом, до Мольтке компетенция Большого генерального штаба в составлении плана оперативного развертывания и разработке основных идей войны была ничтожна и носила преимущественно характер учебно-подготовительных и статистических работ.