Текст книги "Эволюция военного искусства (Том 1)"

Автор книги: Александр Свечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

Потемкин ввел двухшереножный строй, увеличил в огромной степени, количество егерской пехоты, приспособленной к действиям в рассыпном строю и к работе не только на поле сражения, но и на театре войны, и стремился приблизить всю массу линейной пехоты к идеалу легкой пехоты. Наша маневренная способность в течение XVH1 века неуклонно росла в связи с повышением моральных достоинств пехоты. При столкновении с сильным сомкнутостью европейским противником, как Петр Великий под Полтавой, так и русская армия под Цорндорфом и Кунерсдорфом еще жмутся в один укрепленный лагерь, напоминающий старый русский вагенбург. Но при столкновении с турками, слабыми строевой выучкой, уже Миних в 1739 г. под Ставучанами раздробил общее каре (квадрат) русской армии на 3 отдельных каре; пехота имела дополнительное вооружение в виде рогаток, которые быстро составлялись и образовывали вокруг каждого каре сплошное л искусственное препятствие, из-за которого наша пехота отбивала стремительный натиск турецкой конницы; в кампании 1770 г. Румянцев уже строит каре по дивизиям, от 3 до 11 тысяч пехотинцев, и эти небольшие каре под Ларгой и Кагулом в достаточной степени засвидетельствовали свою стойкость; Потемкин сделал следующий шаг – совершенно изгнал рогатку из вооружения пехоты; возросшие моральные силы русского пехотинца позволили уже отбивать атаку конницы без опоры из искусственных сооружений; правильность линии, взятой Потемкиным, демонстрировал Суворов, перешедший к маленьким, подвижным баталионным каре, поддерживающим друг друга огнем и весьма пригодным для стремительного наступления.

Особое внимание Потемкин уделял вопросу развития легкой конницы, приспособленной к стратегической работе на огромных наших пространствах. До Потемкина усилия наших копировщиков Запада были направлены на то, чтобы возможно большую часть кавалерии взгромоздить на тяжелых и дорогих немецких лошадей, более способных для поддержания строя, алинированья и вообще делаемых эволюций. Русские – украинские, донские, низовые – лошади, на которых все же фактически сидела большая часть наших кирасир, имели "всю способность" к этого рода службе, "весьма умеренную", но зато были как нельзя более пригодны "для принужденных (т. е. форсированных – А. С.) маршей, погони и шармицелев (т. е. схваток – А. С.)". Потемкин отменил кирасы, облегчил снаряжение кавалериста вдвое (вес седла – с 65 фунтов до 35, палаша – с 9 до 4, шляпы – с 3 ф. до ф., карабина – с 8 до 6 ф.; лядунки – с 3 ф. до 2), удешевив его на 13 рублей. Конница наша осталась лишь на линейной (и то без кирас), а на 1/3 становится легкоконной и драгунской; последнюю четверть представляли казаки.

Потемкин является настоящим творцом русской казачьей конницы; до Потемкина русская поселенная конница – гусары – формировалась по австрийскому образцу, и в значительном числе даже непосредственно австрийскими славянами с австрийско-турецкой границы – "сербами". Потемкин обратил на наши казачьи области самое существенное внимание и повысил вдвое как добротность, так я количество выставляемых ими формирований. Современники, привыкшие к подражанию другим европейским армиям, находили эту страсть Потемкина к развитию казачества "странной", какой-то необъяснимой прихотью. Но эта страсть вполне укладывалась в гармонизацию Потемкиным подготовки русского государства к войне. В своем плане войны с Пруссией 1785 г., чрезвычайно близком к стратегическим идеям Ллойда, Потемкин требовал от главнокомандования особой предусмотрительности, "убегая, как можно, давать баталию, ибо с ним (Фридрихом Великим – А. С.) они весьма кровопролитны", и умения пользоваться легкой конницей, – "паче же употребляя казаков, которыми, изноровя время, срывать конвой, а паче, если удастся отрезать пекарей хлебных, то сим новым ударом б один день армию разрушить можно". "Главное, уметь пользоваться легкой конницей... такие можно делать извороты, что транспорты его будут безнадежны, или принудят его прикрывать их большими силами, а через то отнимется скорость его движения, что прежде всего было его силой". Это уже не подражание магазинной системе Фридриха Великого, а глубокое понимание ее слабостей и подготовка русской армии к широкой деятельности на театре войны для использования слабой стороны противника. Благодаря урокам, извлеченным Потемкиным из Пугачевского крестьянского восстания, русская армия к концу XVIII века являлась первой в Европе; несмотря на всю ту порчу, которую в нее внесли Павел I и впоследствии Аракчеевщина, русская армия, благодаря полученной прививке, явилась единственной, располагавшей моральной силой и способной дать какой-нибудь отпор сокрушительному натиску армий, вышедших из французской революции. Успехи наших казаков и действия на сообщениях Наполеона в 1812 году были планомерно подготовлены Потемкиным. Школа демократического воспитания армии, намеченная гениальным организатором Потемкиным, получила реальное осуществление и твердый облик в руках великого тактика, Суворова, каждым своим жестом стремившегося подчеркнуть демократическую линию и полное родство полководца со своими чудо-богатырями.

Сражение на р. Треббии. При образовании в 1799 г. второй коалиции против Франции, Суворов, находившийся в опале в царствование Павла I вследствие своей оппозиции реставрации прусских порядков в русской армии, по просьбе австрийцев получил командование соединенными силами австро-русских войск в северной Италии Разбив в конце апреля, слабейшую армию Моро на р. Адде Суворов оказался стесненным австрийскими инструкциями, которые указывали целью его действий овладение всеми ломбардскими и савойскими крепостями, так как Австрия не хотела восстанавливать Савойю, а стремилась аннексировать всю северную Италию. Поэтому Суворов уделил мало внимания преследованию Моро, которому удалось с 25 тыс. ускользнуть в Геную, и занял всю Ломбардию. Суворову было необходимо оставить много войск для защиты своих сообщений, которым французы угрожали как с севера, на Швейцарии, так и с юга; армия Макдональда – до 37 тыс. – была в движении из Неаполя в Тоскану. Против 52 тыс. обеих французских армий и сверх того французских гарнизонов в Мантуе, Александрии и Турине, Суворов располагал 80 тыс. австро-русских войск, не считая выставленных против Швейцарии заслонов.

Союзные войска представляли к 11 июня{194} две группы – осадный корпус Края – 30 тыс. – осаждал Мантую, выдвинув на южный берег По авангарды Отта, Гогенцоллерна и Кленау, и главные силы – до 50 тыс. – в районе Турина и Александрии; сам Суворов с ядром находился в Турине.

Моро и Макдональд составили план – ударить на группу Края, захватить русские сообщения и заставить потом Суворова вступить в бой с перевернутым фронтом. Соединение французских армий намечалось на южном берегу р. По, в районе города Парма, против Мантуи.

Макдональд со слабой артиллерией и кавалерией выступил из Флоренции 4 июня, форсированным маршем, четырьмя колоннами, перешел Апеннины, 13 июня разбил авангарды Гогенцоллерна и Кленау близ Модены и 15 занял Парму. Левофланговая дивизия Виктора потеснила авангард Отта за Треббию и заняла Ньяченцу. Но Моро счел свой маневр чересчур опасным и выслал через Апеннины в верховья долины Треббии, по условленному направлению, только 5-тыс. отряд Лапоипа, а сам с главными, силами (около 15 тыс.) решил сделать диверсию к Александрии, чтобы помешать Суворову поддержать Края.

11 июня, получив донесения об угрозе со стороны Макдональда, Суворов бросился из Турина к Александрии, прошел в трудных условиях 90 километров в 58 часов и 13 июня сосредоточил здесь до 33 тыс. Прочие силы находились еще в пути. Установив разделение сил французов на две группы, Суворов решил оставить до 12 тыс. против Моро, а с остальными силами броситься на Макдональда. Неготовность мостов заставила Суворова задержаться у Александрии до вечера 15 июня. Выступив в 10 час. вечера 15 июня, Суворов с 21 тысячью солдат прошел в 36 часов 65 километров, прибыв в Страделлу, он узнал, что дивизия Отта атакована на р. Тидоне Макдональдом. Несмотря на массу отсталых, Суворов приказал продолжать марш под палящим итальянским солнцем, и сам двинулся с конницей на помощь Отту.

Макдональд, в создавшихся условиях, решил обратиться не против Края, а на запад, против Суворова, что позволяло ему сблизиться с Моро. Последний мог обрушиться на тыл Суворова. 17 июня Макдональд располагал на р. Треббии только тремя из своих пяти дивизий. Он атаковал австрийцев Отта и довольно успешно потеснил их на 5 верст к западу от р. Тидоне, когда увидел подходящую конницу Суворова, которая сейчас же бросилась в яростную атаку на обходившие крылья французов. В этих условиях Макдональд решился прервать бой, чтобы подтянуть остальные две дивизии и подождать подхода Моро. Главные силы французов отошли за р. Треббию, авангарды , остались между реками Тидоне и Треббия. Суворов, заставив Макдональда перейти к обороне, достиг первого успеха. Сам он не ждал для вступления в бой сосредоточения: "голова хвоста не ждет".

В течение дальнейших боев 18 и 19 июня силы Макдональда постепенно возросли до 35 тыс., а Суворова – до 42 тыс. Но мы располагали 62 пушками против 28 французских, к тому же почти не имевших огнеприпасов, и огромным перевесом в кавалерии, что заставляло французов жаться к пересеченным берегам реки Треббии и к населенным пунктам и передавало господство на равнине в наши руки.

И 18 и 19 июня Суворов стремился охватить крыло французов, чтобы оттеснить их от Апеннин и окружить, прижав к р. По. С этой целью на правом русском крыле атаковали ударные русские дивизии Багратиона и Повало-Швейковского. Макдональд отвечал ударами по нашему левому крылу, где развернулись австрийцы Meласа; французы грозили отрезать нас от переправы на р. По и отбросить в горы. В этих условиях сражение должно было бы получить самый решительный характер; французская армия должна была бы занять положение тылом к р. По, а русская тылом к горам, с совершенным отказом обеих сторон от сообщений; но австрийский генерал Мелас ставил много выше обеспечение своих сообщений перед перерывом неприятельских и потому систематически не исполнял приказов Суворова о передвижении резервов с левого крыла к правому. Таким образом, сражение сохранило параллельный характер.

Бои 18 и 19 июня характеризуются также поздним началом боевых действий; в виду крайней усталости обеих сторон, подтягивавшихся 60-километровыми маршами, – французы также покрыли в одну неделю 240 километров, – приказы о начале наступательных движений в 10 час. утра оставались неисполненными; лишь после полудня, к часу дня, удается поднять с биваков и построить пехоту обеих, сторон; ожесточенные бои продолжались до одиннадцатого часа вечера. Только неугомонная энергия Суворова толкала усталые войска вперед.

В бою 18 июня русско-австрийским войскам удалось оттеснить французов за р. Треббию; Макдональд, в общем, оборонялся, не произвел энергичную диверсию против австрийцев. Часть русских, перешедших через Треббию, ночью отошла обратно. 19 Макдональд решил перейти в общее наступление, но понесенные потери были уже велики. На южном крыле Багратион быстро расправился с дивизией Домбровского, но оторвался от соседней русской дивизии Повало-Швейковского, которая была полуокружена французскими дивизиями Виктора и Руска. Французские стрелки облепили на удалении 50 шагов наш фронт и расстреливали его. Суворов лично повел освободившиеся части Багратиона и отбросил французов за Треббию. На левом крыле Лихтенштейн, лихой вождь 10 австрийских эскадронов, фланговыми ударами поочередно опрокинул вышедшие на равнину дивизии Монришара и Оливье. На 20 июня не знавший ни физической, ни моральной усталости Суворов готовил окончательный удар. По после очень тяжелого трехдневного боевого состязания измученные форсированными маршами французские войска начали сдавать. Макдональд, отчаявшись дождаться Моро, решил отступить; более 12 тысяч потеряли французы на берегах Треббии; в одной Пьяченце нами было захвачено свыше 7 тыс. раненых. В ночь на 20 июня началось отступление французов; последние еще сохранили достаточно моральных сил для оказания сопротивления арьергардами. Через три недели Макдональд кружными путями привел в Геную 17 тыс. французов – были потеряны 20 тыс. человек – большая половина – и весь Апеннинский полуостров. Наполеон, правда, находил, что этого мало, и что ни один, солдат из армии Макдональда не должен был бы спастись{195}.

Суворов преследовал французов главными силами только на один переход, а для дальнейшего преследования оставил австрийцев Отта; сам же он крупными ночными маршами, в виду жары, двинулся к Александрии, навстречу Моро. Последний 18 июня достиг Александрии и 20 июня собирался начать наступление в тыл Суворова, но, узнав о поражении Макдональда, поспешил уйти за горы в Геную. Потери союзников на р. Треббии превышали 6 тыс., а во всей операции вероятно превышали 12 тыс.

Крепость Мантуя с десятитысячным французским гарнизоном, которую Макдона льду не удалось выручить, сдалась лишь 30 июля. Макдональд, после столкновения с Суворовым, на долгие годы ушел от военного дела.

В Италии обстановка не слишком благоприятствовала революционным французским войскам, так как крестьянское население, возмущенное их грабежами, повсюду восставало против них и приветствовало русских (до более основательного знакомства с последними). В условиях 1799 г. русские войска, под руководствам Суворова, сумели выдержать экзамен в борьбе с лучшими французскими генералами и лучшими революционными бойцами. Маневренная Треббия очень далека от Полтавы и Кунерсдорфа – прежних позиционных русских успехов.

Литература

По истории военного искусства в России характер капитальной научной работы имеют труды Д. Ф. Масловского, крупного военного ученого: "Записки по истории военного искусства в России". 3 тома. 1891-1894 гг., а также его исследования: "Строевая и полевая служба русских войск императора Петра Великого и императрицы Елизаветы" (1883 г.); "Русская армия в Семилетнюю войну" (1886 г.); "Материалы к истории военного искусства в России", выпуски 1-й, 2-й, 3-й (1888-1890); "Русско-австрийский союз 1759 года" (1887); "Реляция генерал-поручика Фролова-Багреева, 1759 г." (1888 г.).

Масловский опирался исключительно на личные исследования архивов; наша история обязана ему многими открытиями. В то же время необходимо иметь в виду, что острие мысли Д. Ф. Масловского всегда было направлено против немцев, и основная германофобская тенденция пронизывает его работу. Масловскому принадлежит также много ценных статей в "Энциклопедии" Леера.

Серьезный источник для изучения военного искусства в России представляют "Сборники военно-исторических материалов". (Изд. Уч. Ком. Гл. Штаба); начало издания было положено в 1892 г. Масловским; со смертью Масловского (1894 г) над изданием продолжал работать А. З. Мышлаевский оно включает много данных по Северной войне, а Также по Суворовским операциям. А. 3. Мышлаевский, преемник Масловского по кафедре, дал: "Война в Финляндии 1712-14 гг." (1896 г.) и "Северная война 1708 г." (1901 г.), а также несколько небольших, но очень интересных работ, например: "Офицерский вопрос в России в XVII веке".

Труды сороковых годов Беляева "О русском войске", "О сторожевой, станичной и полевой службе" представляют и теперь еще крупный интерес. Работы Михайловского-Данилевского, Богдановича и Дубровина решительно устарели, но содержат много ценных данных. Интересен труд Брикса. Geschichte der alten Russischen Heereseinrichtungen von den frhesten Zeiten bis den vom Peter dem Grossen gemachten Vernderungen. 1867 года. Брикнер. Потемкин. 1891 г.

Отметим еще: "Столетие военного министерства". IV. Главный Штаб, ч. I, кн. 1-я, отд. I. А. К. Ильенко. "Комплектование вооруженных сил в России до 1802 года (1902 г.). "Военно-Статистическое обозрение России". Изд. военного министерства. 1871 г. (4 тома), где содержатся интересные историко-статистические данные; П. О. Бобровский. "Военное право в России при Петре Великом". Коллективный труд, под редакцией Н. А. Петрова, "Русская вооруженная сила" (1 изд. 1891 г., II изд. 1897 г.) имеет характер спешной и случайной компиляции. Не лучше "История армии и флота в 1910-1912 гг., под редакцией А. С. Гришинского, в которой участвовал и автор этих строк. Н.П. Михневич также написал в 1898 г. "Основы русского военного искусства". Весьма добросовестный, но сырой характер имеют исследования А. Байова, относящиеся к эпохе Миниха. Мы не касаемся здесь отдельных монографий (например, Петрушевский. "Генералиссимус князь Суворов") и истории войн, начиная с классического. хотя и несколько устаревшего, сочинения: Милютин. "История войны России с Францией в царствование императора Павла I в 1799 г." (1852– 53 гг.).

Составление перечня даже более видных военно-исторических трудов далеко бы вышло за пределы наших указателей литературы. Много труда, и большей частью непроизводительно, было истрачено на полковые истории. В трудах гражданских русских историков – Соловьева, Ключевского, Милюкова, Покровского – особенно много ценных данных для историка русского военного искусства. Отметим первую работу Н. Павлова-Сильвенского: "Государевы служилые люди". Петербург. 1898 г., впрочем довольно бледную, а также работы Сторожева.

Глава двенадцатая. Французская революция

Военное строительство революции. – Экономическое развитие Франции. Французская армия старого режима. – Классовая борьба в офицерском корпусе. Дисциплина. – Милиция. – Линейный порядок и колонна. – Переход армии на сторону революции. – Вальми. – Воинская повинность. – Комитет Общественного Спасения и высший комсостав. – Амальгама. – Военная промышленность. – Новый офицер и солдат. – Рассыпной строй и колонна. – Артиллерия. – Напряженность боя. – Дивизии. – Снабжение. – Бюлов. – Литература

Военное строительство революции. Изучение судеб военного искусства в период французской революции, как и в другие революционные периоды, представляет затруднения в том отношении, что в революционной борьбе мы вступаем в царство эмпирии. У Морица Оранского, у Густава-Адольфа, у Лувуа, у прусских королей – мы видим определенную цель, определенную планомерность действий, известную программность реформы. В революционной же борьбе господствует страшная воля к победе, повелевает необходимость – и в результате приказы, уставы, отчеты реформы обдумываются и пишутся еще в старой плоскости мышления, а действительность – жизнь пробивает себе новое русло. Между тем, что пишется на бумаге, что Мыслится на верхах и тем, что совершается в действительности, оказывается глубокая пропасть. Французские революционеры не понимали, что они открывают новую эпоху а военном искусстве. Как некогда готы поднесли корону воевавшему с ними Велизарию, так и жирондисты носились с мыслью предложить главнокомандование революционными армиями известнейшему в Европе старому военному специалисту, генералу школы Фридриха Великого, Фердинанду Брауншвейгскому. Воображение французских революционеров приковывалось к ничтожным, на наш взгляд, усовершенствованиям техники, рожденным революцией – улучшению третьестепенных деталей ружья{196}, качества пороха, введению оптического телеграфа, применению привязного воздушного шара для рекогносцировки – и в то же время новая тактика, совершенно неизвестная для современников, в корне изменила методы боевых действий французских армий. Французский устав 1791г., написанный под влиянием Гибера, поклонника школы Фридриха Великого, проводил последовательно и планомерно идеи линейной тактики. Руководясь этим уставом, революционные полки вели занятия на учебных плацах и совершенно по иному работали на полях сражений. Устав оставался в силе во Франции до 1831 г., так как для многих он казался освященным опытом побед революции и Наполеона. Почти все генералы революционной армии видели свой идеал в войсках контрреволюционной коалиции, подчиненных палочной дисциплине, заскорузлых в идеях прусской тактики XVIII века, и мощный поток революции нес их по новому пути против их воли. Первая оценка революционных завоеваний в области военного искусства была сделана не борцами за революцию, а ее противниками, испытавшими тяжелые удары революционных армий, глубоко прочувствовавшими бессилие армий старого режима перед натиском новых сил{197}, и если бы мы руководились только официальными инструкциями, мы должны были бы придти к выводу, что австрийцы, а не революционные войска, изобрели переход от линейной тактики к бою в рассыпном строю и к атаке в колоннах.

Экономическое развитие Франции. При Людовике XIV Франция мерилась силами с коалицией всех важнейших западноевропейских государств; перед революцией французская армия занимала четвертое место, уступая Пруссии, Австрии, России. Однако, Франция осталась населеннейшей, богатейшей и культурнейшей страной Европы. Население в четыре раза превосходило по числу население первой военной державы Пруссии – и представляло однородное национальное целое. Государственные доходы равнялись доходам Австрии, Пруссии и России, вместе взятым; военный бюджет (по данным Гибера) был в четыре раза больше русского и в два раза больше прусского. Единственной страной Европы, изрезанной уже мощеными дорогами, была Франция; остальная Европа пользовалась исключительно грунтовыми дорогами. Таким образом, материальные предпосылки для успешной борьбы с коалицией европейских государств были налицо. В отношении культурного развития Франция далеко обогнала остальные континентальные государства. Несмотря на самые унизительные поражения, которые терпели французские армии в Семилетнюю войну, в Европе господствовала не только французская философская мысль, в лице энциклопедистов Вольтера, Монтескье и Руссо, но и французская военная мысль. Военная литература других государств сохраняла характер переводов с французского. Фридрих Великий в свою дворянскую академию приглашал французских профессоров, сам писал по-французски свои военные труды, популяризировал труды Фекьера и Фолара среди прусских офицеров,, заимствовал у Пюи-Сегюра идею косого боевого порядка.

Французская армия старого режима, так плачевно дебютировавшая на полях сражений, имела целый ряд огромных плюсов. Она обладала прекрасной артиллерией, усовершенствованной Грибовалем; у нее был самый совершенный и богато оборудованный тыл. Целая система прекрасных крепостей прикрывала границы. Военные инженеры и генеральный штаб, где служили на офицерских должностях лица не обязательно дворянского происхождения, были превосходны; революция получила в наследство от старого режима хорошие карты, рекогносцировки, военно-географические описания. Королевские полки вербовались почти исключительно из городской бедноты, так как в деревнях вербовщики никаким успехом не пользовались. Французского солдата не били палками, как прусского; он был развитее и требовательнее, у него имелось свое понятие о чести; солдаты дрались на дуэлях между собой; солдата оскорбляла надпись в аристократических общественных местах, что сюда вход лакеям и солдатам воспрещается; его приводила в отчаяние мысль, что венцом его военной карьеры может быть должность младшего офицера, а верхи военной иерархии закрыты для него. Иностранцы не смешивались с уроженцами страны, в тех же полках в один безыдейный конгломерат, как в Пруссии, а образовывали особые части; иностранцев было не 2/3, как в Пруссии, а только 1/6. Французского солдата обижали те материальные преимущества, которыми пользовались швейцарские к другие иностранные полки. У него было определенное национальное сознание, известная связь со своим народом, которые отсутствовали у пруссаков. Тот минимум человеческих прав, который имелся у французского солдата старого режима, был недостаточен, чтобы дать ему сознание, что он дерется на войне за свое дело, чтобы вдохнуть в него рвение и энтузиазм, дающие победу, но он являлся уже достаточной базой для критики, для того, чтобы острее чувствовать свое неполное равноправие, чтобы надеяться и добиваться лучшего будущего.

Классовая борьба в офицерском корпусе. Обычай покупать роты за крупные суммы денег отрезал младшим офицерам без средств, произведенным за отличие из солдат, возможность дальнейшей карьеры. Офицеры из солдат скоро стали неполноправными членами, зауряд-офицерами.

Эти зауряд-офицеры сохранились во французской армии вплоть до революции, так как в каждом полку, особенно кавалерийском, много черной офицерской работы, от которой уклонялось дворянское офицерство и которая ложилась на зауряд-офицеров (в кавалерии – по 1 на эскадрон); из рядов зауряд-офицеров вышли талантливые вожди революционных войск, например, Бернадот, будущий шведский король, Пишегрю, Массена, Серюрье, Ожеро.

Эта деловая, черновая часть офицерства, стесненная в своих правах, связанная с солдатской массой, не могла явиться опорой старого режима против революции.

Офицерский корпус, в течение XVII и XVIIII веков, постепенно аристократизировался. Еще в начале XVIII века буржуазия имела доступ в офицеры; подгнивание старого, режима ярко характеризуется тем обстоятельством, что до мере роста политической и экономической силы буржуазии, феодальные элементы проявляли все большее высокомерие и пред самой революцией вовсе воспретили доступ буржуазии к военной службе.

Буржуазия, как класс, занята была борьбой по сохранению за собой других прав и привилегий и выступила с открытым требованием, предоставить ей доступ к офицерским должностям только в начале революции в наказах депутатам третьего сословия генеральных штатов. Но ее многочисленные сыновья, часто более талантливые и располагавшие большими материальными средствами, чем оскудевшее дворянство, проникали в армию. Особенно силен был приток буржуазных элементов во время войн, когда нужно было найти состоятельных командиров для формирования новых рот. Когда начиналась демобилизация и связанное с ней сокращение штатов, из армии изгоняли офицеров буржуазного происхождения{198}, несмотря на полученные ими раны и имевшиеся заслуги. Масса бедного дворянства, служившая офицерами, с раздражением смотрела на богатых буржуа, проскакивавших в офицеры, опасных конкурентов при покупке очищавшейся должности командира роты или полка. Дело доходило до коллективной жалобы всех офицеров полка на представление к производству в следующий чий офицера недворянского происхождения или даже до избиения палками укрывающегося в палатке командира полка офицера, происхождение которого было заподозрено. В 1755 году командир Бери потребовал удаления из полка за недворянское происхождение офицера, дважды раненого, участника 4-х войн, богатого и не жалевшего своих средств на содержание в образцовом порядке роты, исправно несшего службу и тактичного в обращении с другими офицерами. В 1764 году большое возмущение среди марсельских купцов вызвало удаление из полка Иль-де-Франс сына богатого оптового коммерсанта, ведшего экспортную торговлю, поручика Лантье. Командир полка, маркиз де Креноль писал находившемуся в отпуску поручику: "...Так как командир полка имеет в виду, чтобы в армию принимались только люди общества, и так как это существенный для службы вопрос и слишком важный, чтобы образовать добротный состав части, то я должен Вас предупредить, что Вы не соответствуете полку Иль-де-Франс. Ваша должность вакантна, и я представлю для замещения ее дворянина. Мне, милостивый государь, очень досадно высказывать Вам столь резкую истину, но не я Вас принимал в полк; у Вас есть средства, Вы молоды, Вы не останетесь без дела, если только захотите посвятить себя образу жизни, которому следовали Ваши предки; этот жизненный путь очень почтенен, когда честно идут по нему; но на службе Вы вне Вашей сферы, вернитесь в нее, и Вы будете счастливы. Я знаю, милостивый государь, что рождение дело случая, и нет основания хвалиться тем, которые хорошо рождены. Но у рождения есть привилегии, есть права, которые нельзя нарушать, не смутив общих основ. Самое реальное, что осталось дворянству – это военная служба; дворянство создано для нее, и если подданные, созданные для другого, предназначения, займут место дворян, то это будет существенно противоречить установленному государем порядку. Вот мотивы моего образа действий, и хотя я не обязан давать отчет в них, меня удовлетворяет известить Вас, что я руковожусь только пользой службы, без всяких побуждений личного порядка, на которые я не способен".

Марсельский торговый мир протестовал против феодального высокомерия этого изгнания Лантье; епископ Орлеанский обращал внимание военного министра на бурю надвигающегося негодования; у Лантье оказалась сильная поддержка при дворе. На запрос военного министра, командир полка продолжал развивать ту идеологию французского дворянства XVIII века, которая неизбежно толкала страну на путь революции: "...Как бы честна ни была буржуазная семья, в ней не будут смотреть, как на пятно, на трусость одного из ее членов. Человек, плохо ведший себя на войне, вернется к родным продолжать занятия своих отцов. Ему не вменят в вину отсутствие добродетели, не являющейся в их глазах заслугой. До меня не дошло ни одной жалобы на храбрость господина Лантье{199}, но как ни нужно это качество, оно не принадлежит к числу важнейших, требующихся от военных Можно быть честным человеком и плохим офицером".

Лантье остался исключенным из военной службы.

Постепенно доступ буржуазии в ряды французского офицерства становился все труднее и труднее. Еще в 1750 году военный министр граф д'Аржансон провел закон, которым права пожизненного (личного) дворянства предоставлялись кавалерам ордена Св. Людовика, прослужившим 30 лет в офицерских чинах, и которым всем генералам предоставлялось потомственное дворянство. Но уже в 1781 году твердо было установлено требование – доказать принадлежность к дворянству 4-х поколений предков, чтобы быть произведенным в офицеры, плотина, которую должна была разрушить французская революция, становилась все выше и неустойчивее. Не дворяне оказывались на военной службе только в должностях, требовавших больших знаний и работоспособности, – например, среди офицеров генерального штаба и военных инженеров. Робеспьеру приходилось умерять ненависть к офицерам – дворянам военного инженера Карно, руководившего военными делами в период революции

Французский корпус офицеров жестоко страдал от того, что само дворянство подразделялось на две группы – представленных ко двору, доказавших свое дворянское происхождение, начиная с XIV века, и на менее искушенное в родословных вопросах сельское дворянство. Вся тяжесть службы ложилась на провинциальное дворянство, а все лучшие должности и быстрая карьера были обеспечены только придворным, не знавшим военного дела и не интересовавшимся им, французский командующий армией XVIII века обязательно поддерживал переписку с королевской фавориткой, французские генералы продолжали на войне начатую при дворе друг против друга интригу – на верхах войсковой организации не было никакой дисциплины, никакого военного духа, и французская армия, прекрасно организованная, многочисленная, неизмеримо лучше снабженная, с прекрасным национальным укомплектованием, с мягким отношением к солдату, который не был забит, как его немецкие противники, – терпела одно поражение за другим. Чтобы открыть дорогу, к победе французской армии после позорных поражений Семилетней войны, нужно было смести феодальные предрассудки – это сделала французская революция.