Текст книги "Хроника пикирующего времени"

Автор книги: Александр Проханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Золотой жук президента Путина

июнь, 2004 г.№ 24 (551)

Власть в России поражена недугом безостановочной лжи, будто в нее вселился «бес неправды» и тянет за язык по любому поводу. Обещает бороться с бедностью – и отнимает у ветеранов последние льготы. Объявляет «крестовый поход» наркотикам – и разрешает безнаказанное их потребление. Начинает возрождение флота – и ликвидирует дивизию подводных ракетоносцев. Создает сильное государство – и передает оборонные заводы в частные руки проходимцев. Отыскивает друзей в зарубежье – и сдает враждебной Грузии дружественную Аджарию. Сражается с коррупцией – и закрывает уголовное дело по Аяцкову. Ищет управу на чиновников – и позволяет Грефу любодействовать во дворцах Петергофа. Взывает к нравственности – и застраивает города казино и притонами. Стоит на страже свободы прессы – и закрывает программу «Намедни».

Парфенова, изысканного маэстро телевидения, уволили не потому, что он показал людоедов, – все новостные программы с трупиками детей и оторванными конечностями являются каннибальскими. Не потому, что его сотрудница открыла телекамере голый пах, откуда откачивали жир, кишки и гениталии, – все телевидение работает «ниже пояса». Не потому, что в парфеновской передаче вдова Яндарбиева винила в смерти мужа двух русских разведчиков, – их вытащит из Катара другой разведчик, работающий сейчас Президентом. А потому, что «Намедни» оказалась подрывной для отворяемой «новой путинской идеологии», которая воспроизводит царскую идеологию середины XIX века, выраженную формулой графа Уварова: «Православие, самодержавие и народность». «Намедни» действовала, как шальной огнемет, сметая сусальные вавилоны власти, поджаривая фарисеев правительства с церковными свечками, превращая в дым картонный верноподданный народ, набранный из статистов «Сибирского цирюльника».

«Намедни» закрыли за сюжет с Патриархом, поздравлявшим на Пасху «богоизбранного» Путина. За тончайший глум над «презентациями и инаугурациями». За сюжеты «Бедных людей», на фоне которых праздники «золотой молодежи» с президентской «падчерицей» Ксюшей Собчак выглядят, как преступление против человечности.

Предлагаемая идеология – «сэконд-хенд», фальшива и недолговечна. Что и было видно в передачах «Намедни», как в зеркале русской революции. Эта идеология в свое время не спасла Императорский Дом и лишь сообщила катастрофе семнадцатого года черты чудовищного фарса. За Николая II не заступился Синод, отдавая его на растерзание атеистам и богохульникам. Не заступились чиновники и генералы, перебежавшие к Временному правительству, подсунув царю «Манифест отречения». Не заступился «верноподданный» народ, создавший рабоче-крестьянскую армию, перелицевавший империю с «заношенно-белого» на «огненно-красный». Та же участь уготована Путину. Чуть дунет сквознячок – и побегут прочь скороходами «верные» министры и прокуроры, роняя гаснущие свечки. Смехачи и юмористы начнут глумиться над ним, как глумятся сегодня над Ельциным. Артисты и лауреаты забудут его благодеяния и потянутся нетерпеливой чередой к новому властителю, ожидая царских милостей и воздаяний.

И только нищенка у ворот храма Христа Спасителя станет повторять шепелявым ртом: «Обидели мальчика Вовочку, отняли у него копеечку!»

Ветерком мракобесия и кликушества повеяло из храмов-новоделов, из богатых, заставленных «мерседесами» приходов, от пастырей, взявшихся вдруг пасти литературу «жезлом железным».

Сколько их появилось – дьяконов, протодьяконов, псаломщиков, алтарников, келейников, каноников, кто вдруг затеял «искать дьявола» в произведениях современных писателей. Сколько «литературных попиков» присело на золотой пенек путинской идеологии. Шагу не ступят, запятой не поставят, не испросив благословения у батюшки. Дай им волю, зальют лампадным маслом, как шпроту, всю русскую словесность. Ничуть не раскаиваются за «отлучение» Толстого. Поныне считают «Мастера и Маргариту» «сатанинской книгой». Весь Серебряный век называют безбожным. И уж, конечно, не видят в советской литературе «Духа Святого».

Еще недавно гонимая церковь таилась в катакомбах, находила приют в писаниях русских прозаиков, шла на Голгофу за «православный самиздат». Но чуть обустроилась, приоделась, приблизилась к престолу, так и приступила к «исправлению текстов», «изгнанию торгующих из храма». Не против наркотиков и абортов, избиения и вымирания русских, «американца» в Кремле, «миллиардера» в храме возвышает свой сытый голос. Новоиспеченные церковные ортодоксы – не заступники гонимых и слабых, как при митрополите Филиппе Колычеве, не обличители предателей и супостатов, как при святителе Гермогене, а ловцы «филологических чертенят» в творениях «невоцерковленных» писателей.

Не страшно, но горько. Горько за престарелого писателя, когда-то партийного активиста, что идет-идет, да и остолбенеет на проезжей части, не дойдя до «осевой», чтобы у всех на виду помолиться за власть, которая, как он полагает, «от Бога». Все жуткие годы избиения России и погубления народа он молился за Горбачева и Ельцина, а теперь молит Бога за Путина. Не как за «врага своего», а как за благодетеля и помазанника. Воистину, «Дух дышит, где хочет». Но и маразм, как противоположность Духу, тоже икнет, где пожелает.

Глубинное русское православие и поныне исполнено молитвенной высоты, богооткровенного служения. Истекает слезами над поруганной Родиной, обретается в чумном бараке, в туберкулезной тюрьме, в воюющем батальоне. Окормляет нас, грешных писателей, как окормлял Владыка Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский. Как напутствовал на краю могилы старец Филадельф, в схиме отец Моисей. Как накрывал нас мантией своей бесконечной любви батюшка Николай Гурьянов с псковского острова Залита. Как судит нас и спасает духовник газеты «Завтра» отец Дмитрий Дудко.

Братья, не молитесь на что попало. Вам кажется, что это золоченая рака во храме путинской власти. А это большой золоченый жук на бриллиантовых ножках, внутри которого истлевший прах и сценарий очередного фильма Никиты Михалкова.

Пасха – национальная идея россии

апрель, 2004 г. № 16 (543)

Глубоко убежден, что Пасха является «национальной идеей» России. Пасха, понимаемая как вселенский порыв к преодолению смерти, к возрождению, к воскрешению из мертвых, к созданию бессмертного богоподобного человечества. Это убеждение складывалось из чтения Святого Писания, трактатов по русской истории, русских стихов и романов. Я участвовал в «советском проекте», видел возведение великих плотин, запуск «Бурана», геополитические войны на всех континентах. Видел крах СССР, пулеметы, стрелявшие по героям 93-го года. Мое убеждение – плод раздумий, личных, часто трагических переживаний, опыт, которым наградила меня судьба. Этому убеждению есть ряд предпосылок, порой мистических, из моей собственной жизни.

С Николаем Федоровым, с его пасхальной мистерией, с его философией «Общего дела» я познакомился в отрочестве самым странным, метафизическим образом. Я учился в школе № 204, которая была построена в тридцатые годы на территории огромного Миусского кладбища, вокруг монастыря. Во время весенних субботников каждую весну мы сажали деревья на школьном дворе. Долбили грунт, рыли ямы, раскапывали старые склепы, извлекали истлевшие чиновничьи мундиры с двуглавыми орлами на пуговицах, челюсти с золотыми зубами. Сажали молодой сталинский сад на костях исчезнувших поколений. Когда мы обустраивали футбольное поле и ставили ворота, то выкопали череп. Мы все были молодыми футболистами, болели за «Спартак» и «Динамо». Стали пинать этот череп ногами, играть в футбол, и я помню, как мой носок ударил в пустые глазницы. Много позже, когда я исследовал топографию этого кладбища, уже зная, что там похоронен Федоров, я обнаружил, что его могила находилась примерно в том месте, где мы ставили ворота. Конечно, у меня нет полной уверенности, но некое мистическое чувство подсказывает мне, что я играл в футбол черепом Федорова. И именно из этого попранного черепа, из гулкой костяной чаши впервые донеслись до меня слова федоровской проповеди «воскрешения из мертвых», искупления грехов отцов подвигами сыновей.

В дальнейшем к этой философии меня подвиг опыт общения с моей бабушкой. Всю жизнь я боялся, что она умрет. Молился детской молитвой о продлении ее жизни, в молитве передавал ей часть моей жизни для продления ее дней. Страх ее потерять формировал меня на протяжении тридцати лет.

Страх потерять родного, любимого человека, вместе с его уходом – потерять связь с огромным родом, с фамильным преданием, которое создавало из меня человека религиозного, творческого, морального. Мой отец погиб в 43-м году под Сталинградом, уйдя добровольцем на фронт. Молодой историк, без пяти минут профессор, ушел в пулеметную школу, потом попал в штрафбат за какую-то провинность. Я много раз безуспешно пытался найти его могилу. Бой, в котором погиб отец, описан Жуковым в мемуарах. Это был крохотный хутор, где немцам было оказано большое сопротивление.

Отец погиб в Рождество. И поныне в этот день, когда я просыпаюсь, умываюсь, смотрю на небо, работаю, читаю, пью вино или обнимаю женщину, я думаю, что делал в эти минуты отец: как просыпался в землянке, заматывал обмотки, брал «трехлинейку», поднимался в атаку под утренней красной зарей, бежал в утреннюю зимнюю степь, к ночи лежал, вмороженный в лед под тусклой звездой.

В моей жизни был мистический опыт. Я видел ангела. Не мамонта, не снежного человека, не пришельца, но ангела. Я находился в расцвете физических и духовных сил, уже прочитал Библию, познакомился с античной и индусской философией, знал наизусть много пушкинских стихов, мог всю ночь напролет петь с друзьями старинные русские песни, каких не сыщешь в фольклорных сборниках. Шел один, много километров, вдоль Оки. Лето, зной, все в цветах, в шмелях, в бабочках. У маленькой речки Лопасня передо мной встал ангел. Огромный, гигантский, до солнца, похожий на того, что встал перед апостолом Иоанном на Патмосе. Но не грозный, а любящий. Я испытал несравнимое ощущение счастья и радости. Это длилось доли секунды, но в тот момент заиграли все речные рыбы, взлетели все птицы, дивно засверкали все краски. Крылатое существо взяло меня на небеса, наполнило своей любовью и вернуло опять на землю. Этот опыт я вспоминаю всю жизнь. Он постоянно угасает, меркнет, меняет очертания, становится мифом моей собственной жизни, но я реально пережил это чудо.

Если проследить путь русской исторической, религиозной, философской мыслей, изложенных старославянскими литерами или современным компьютерным шрифтом, то обнаружится, что основная русская идея сводится к тому, что Россия – это иная страна. Русский народ, русское государство – абсолютно отличны от прочего мира. На этом отличии строилась вся феноменология русского сознания. В разное время она наполнялась разным историческим содержанием, но острейшее отторжение от других цивилизаций сопутствовало русскому самоощущению. Инобытие являлось основой русского сознания. Русское мессианство исповедывалось смердом, и князем, и интеллектуалом, и духовидцем, и комиссаром, и Гагариным. В середине 17 века при патриархе Никоне Россия собиралась стать огромным государством-монастырем, так как мыслила себя местом «Второго Пришествия». Русские избраны Господом для того, чтобы здесь, среди них, объявиться на Земле. Новый Иерусалим, построенный под Москвой, – инженерно-метафизический проект, связанный с перенесением топонимики «святых мест» в Россию, для того, чтобы именно сюда спустился «космический корабль» Второго пришествия. Там, в Новом Иерусалиме, есть Иордан, есть Фавор, есть Голгофа, есть Гефсиманский сад. Это не была игра ума, это не японская имитационная архитектура, не Дисиейленд, где изготовлены маленькая Испания, крохотная Франция, миниатюрный Китай. Это была гигантская задача, под которую подверстывалась вся русская история. Русское инобытие предполагало, что Россия – страна райская, что она не захвачена мировой порчей, и что она будет выстраивать мир в чертежах Царствия Небесного.

Три года я проработал лесным объездчиком под Новым Иерусалимом, и одним из моих приходов был Фавор.

Советский проект является абсолютно «никоновским проектом». Это выделение советской истории из всей остальной истории. Создание альтернативного человека, альтернативного социума, альтернативного пути к абсолютно иной цели. Советский Союз – это выделение части земли из традиционной Земли. Существует теория, по которой Луна вырвалась из Земли. В южном полушарии есть впадина, залитая океаном, откуда вихрем была вырвана Луна, выброшена на орбиту, чтобы существовать, как небесное тело, альтернативное Земле. Советский Союз был той Луной, которая была вырвана «красным вихрем» из мировой истории. Смысл советского периода – предложить иной вариант человеческого развития. Абсолютно асимметричный, не связанный с традиционной историей, путь – к Абсолюту, к идеалу, к коммунизму. Это абсолютно идеальное, трансцендентное бытие, для достижения которого и была создана советская империя, универсальный «советский проект».

В чем же Абсолют? Среди частного, дробного, случайного в человеческой жизни, стремящейся к концу, к завершению, к праху, есть абсолютная мечта. Это бессмертие. Божественный идеал, к которому стремится все живое и смертное, созданное по образу и подобию бессмертного Бога. Всякое живое и смертное тяготится своей смертностью, ужасается ей, усматривает в ней несправедливость и абсурдность Вселенной. Проблема смерти – есть главная проблема человеческой истории и культуры. Абсолютное бытие – в преодолении смерти. Преодолении индивидуальной смерти, коллективной смерти, смерти Вселенной, преодолении энтропии, когда целые участки Вселенной на глазах затягиваются в «черные дыры». Коммунизм – не огромное лоскутное одеяло, под которым спит все человечество. Не машина, которая плодит бесконечное количество товаров. Не «доска почета» с фотографиями ударников. Это преодоление смерти. Эта задача ни разу не была сформулирована коммунистическими политиками – ни Марксом, ни Брежневым, ни Сталиным. Но весь пафос советской футурологии, советской технократической мысли направлен на создание «эликсира бессмертия». Все, что вменяется «советскому проекту» ортодоксальной христианской мыслью, как греховное, безбожное, как строительство новой Вавилонской башни, как гордыня, является на самом деле глубинным проникновением в замысел Божий. Откровение Иоанна говорит о преодолении смерти, о воскрешении из мертвых, о создании такой ситуации в земной истории, когда мертвые восстанут из гробов. Это будет сделано Господом во время Второго Пришествия, когда сотворятся Новая земля и Новое небо. Однако вся история человечества связана с тем, что Господь делегирует человечеству все большее количество своих «полномочий». На заре человечества все зависело от Господа. Он карал неправедных потопами и землетрясениями, напускал саранчу и засуху, и наоборот, одарял праведных «тучными» годами, обильным плодоношением стад и полей. Но чем дальше, тем больше Господь доверял человеку. Вершил дела людские людскими руками – на провинившийся народ насылал другой карающий народ, в спину неправедного властителя вонзался клинок мстителя. Изобретая колесо, огонь, машину, человечество получало эти колесо, огонь и машину из рук Господа, увеличивая возможности управлять своей судьбой и историей.

Чем дальше, тем больше происходит трансляция божественных задач людям. Самой главной божественной задачей – была задача воскрешения из мертвых. Была искупительная жертва Христа, следовать которой призывает людей христианство.

Теперь, может быть, Господь поручил человечеству совершить акт Воскрешения руками самого человечества. Соединить для этого огромные ресурсы расплодившихся на земле людей, весь химический, физический, генетический потенциал, всю энергетику, все интеллектуальные и духовные ресурсы. «Советский проект» в своем сокровенном звучании таил в себе эту сверхзадачу. Именно она проглядывает в облике Красной площади, в красном пантеоне, хранилище «красного смысла» с мощами «красных героев». Мистерии парадов 41-го и 45-го годов есть мистерии победного воскрешения.

Здесь опять начинает звучать фуга Федорова, который являлся предтечей советского человека, был главным неназванным теологом советского строя. Именно он объяснил, каким образом эта огромная вселенская задача воскрешения из мертвых может передана Богом человечеству. Разработал регламент этой работы вплоть до мельчайших подробностей.

«Красный смысл» является смыслом жизни. Смысл жизни – в ее развитии, распространении в бесконечность во все улучшающемся качестве. Высшее качество жизни – бессмертие. Высшая правда – преодоление смерти, преодоление гниения, смердящего, тварного. Превращение твари в Творца.

Советский глобализм имел цель не в том, чтобы в каждой стране на троне сидел верный кремлевский вассал, а в том, чтобы колоссальные ресурсы планеты, – китайские, африканские, европейские, – все языки, все религии, все представления об Абсолюте, были проинтегрированы. Чтобы в этом объединенном полифоническом человечестве просиял Абсолют. «Красная идея» изначально материализовалась на просторах Российской империи и распространилась по всему миру. Это было объединение человечества для решения грядущей сверхзадачи. Сейчас провозглашение коммунистического идеала в атмосфере филистерства, скептицизма, циничного гедонизма, выглядит профанически. Но филистеры не всегда управляли общественным сознанием, и были времена когда слово «коммунизм» звучало как «Аллилуйя», воспринималось многими людьми как призыв к бессмертию. Наука и техника также были направлены на раскрытие этой тайны.

Не «философского камня», превращающего глину в золото, а на создание идеального, то есть бессмертного человека. Конечно, наивно такого человека конструировать из запчастей. Бессмертный человек будет создан не из одной материи, средствами техники, химии, энергетических полей. Он может быть создан из грандиозного мистического, культурного, религиозного, революционного, дерзновенного порыва всего человечества, объединенного для великого Добра и Света. В эту реторту, где станут синтезировать бессмертного человека, будет подключен не только электрический ток или ядерное излучение, или «живая вода», но вся гигантская энергетика верящего и любящего человечества, сказки народов мира, нагорная проповедь, учение Швейцера о благоговении перед жизнью. Это огромное чаяние, огромная линза, которая сфокусирует историю, и на выходе появится луч, который и создаст нового человека.

Вершина советской истории – Победа в Великой Отечественной Войне. В этой битве схватились две мировые тенденции, два грандиозных порыва. Грандиозность «нацистского проекта» в том, что он готов был выстроить все человечество в иерархию, создать «пирамидальное человечество», увенчанное немцами. Нацизм хотел дифференцировать человечество по определенным параметрам. «Божественный народ» наверху, а под ним – понижающаяся степень светоносности, вплоть до полной тьмы. Это огромный порыв, огромная задача, с которой немцы выступили в истории. Этому противостоял иной, «красный, советский проект» вселенского братства, огромной человеческой артели, организованной для создания бессмертного человечества. Война подтвердила, что «красный проект» жизненнее, что за ним, по утверждению Вернадского, – ноосфера. За ним – Господь. В недрах Победы произошел грандиозный синтез, произошло примирение сословий, разорванных Революцией, примирение исторических эпох от Александра Невского до Жукова. Победа – плазменная точка мировой истории, где богоносная идея, мессианская задача России были подтверждена. XX век стал «красным, русским веком». Человечество было очаровано этой русской мечтой, русской «Победой». Несмотря на ГУЛАГ, несмотря на подавление всевозможных восстаний, несмотря на колоссальные жертвы, которые нашли свое искупление в Победе.

Русская история трагична. Трагедия в том, что Россия объявила свое качественное отличие от прочего мира. Россия утвердила в себе эту идею. Предложила миру себя, как нечто иное, противоположное миру, как великая укоризна миру. Оскорбленный этим укором мир не простил России этот вызов. Задача мира разгромить Россию – это не только захватить территории, забрать ресурсы. Ветхий мир хочет запечатать рот этому огнедышащему русскому гласу. Выбрав себя страной райской, готовой жертвовать всем, в том числе и собой, ради рая, ради бессмертия, Россия накликает на себя беды мира. И нам каждый век, после очередного падения и разгрома, приходится подтверждать нашу Победу. Победа 45-го будет повторяться для России бесчисленное количество раз, как бесчисленное количество раз повторяется распятие и воскресение Христа.

Богоносность советского периода объясняется существованием красных мучеников, которых не счесть. Хотя Церковь не считает их Христовыми мучениками, но если интерпретировать советский строй как огромную, транслируемую Богом задачу, то все, кто погиб в этом делании, являются мучениками. Те, кто погиб за Родину являются святомучениками. Нахождение в «красном пантеоне» помещает их в Царствие Небесное. Борис и Глеб ничем не отличаются от Космодемьянской и Матросова. «Русская идея», понимаемая не как «идея рушника, кваса и водки», а «идея бессмертия» постоянно пополняет святой пантеон. В «Русский Рай», со всем православным сонмом, входят красные мученики, погибшие в атаках, умершие в блокадном Ленинграде, в немецком плену. Туда входит и мой отец. И нынешние святые – Евгений Родионов, моряки «Курска», Шестая рота ВДВ, герои 93-го года – пополнили русский пантеон. Сегодня, под игом либерализма, когда русские умирают по миллиону в год, это продолжение русской жертвы. Столь страшной ценой Россия отстаивает свое право на суверенность, на мессианство, на инобытие.

«Красный», «безбожный» СССР оторван от «белой», «православной» империи. Между ними – вражда, гражданская война, море крови, избиение сословий, в том числе духовенства. Символом несовместимости и вражды является казнь императора. Восемьдесят лет мертвый царь взывал к отмщению, ожесточал сердца сторонников «белой идеи».

Но, став святым, просияв среди сонма Преподобных, он, святомученик, изменил свою роль в русской истории. Стал звать не к отмщению, а к примирению. Соединил своей святостью Две разорванные русские эры. Гонения на церковь 20-х годов явили на свет множество святомученников, просиявших в России, источивших в русскую жизнь море любви и света. Дремлющая, послепетровская церковь, забывшая те гонения, что учинила старообрядцам, которых жгли, казнили, рвали языки, ссылали в остроги, церковь, в которой Христова вера остыла настолько, что из бурсы выходили главные богохульники и пакостники, – теперь, после большевистских гонений, вновь стала огненной, мученической, Христовой. Об этой чаше святости, пролившейся на Россию в период гонений, свидетельствует житие владыки Серафима Соловецкого. Чудеса и богоявления, случавшиеся на «соловецкой Голгофе», всю русскую историю: от самых древних, дохристианских времен, до «времени воскрешения из мертвых» – делают священной историей.

Именно эта пламенная, жертвенная любовь – и есть та вселенская энергия, без которой не воскреснет прах.

Итог «красного проекта» – неудача. Мы не достигли бессмертия, не достигли рая, страна лежит в руинах. Но сам проект с его Победой 45-го года – величайшее достижение. Наша неудача не снимает проблемы бессмертного человечества. Русский вариант этого проекта рухнул, но он абсолютно актуален для нынешнего человечества. Полубессознательно человечество над этим работает. Современный глобализм имеет дурное, бездуховное свое воплощение, как слипшиеся в бесцветную массу культуры, как захват Америкой всех остальных людей, как супермаркет, где народы выставлены на продажу, каждый со своей ценой. Но, с другой стороны, это продолжение интеграции мира для решения задачи, непосильной одной стране и народу. Не для того, чтобы перебрасывать нефть с одного полюса на другой или двигать товары из Мехико в Ванкувер и обратно. Налицо огромный прорыв технологий, накопление знаний о человеке, где биоинженерия, генетика, клонирование, создание искусственного интеллекта служат все той же задачи, – преодолению смерти.

Но подлинный синтез невозможен без вселенской молитвы, любви, упования на добро, без религиозной этики. Одной «западной машины», рациональной науки, механического знания мало. Россия, как страна великих скорбей, страна великих жертв, и есть страна-молитва, страна-добро. Западная техносфера плюс светоносная русскость дадут желаемый синтез.

Я прожил большую жизнь. Главное желание моей жизни – я хотел бы умереть и лечь в одну могилу с отцом. Отыскать, наконец, его могилу, и в ней вместе с ним упокоиться. И вместе с ним воскреснуть. Увидеть, как из волжской земли собирается его плоть, как наполняется он красотой жизни. Ему, когда он погиб, было тридцать три года, как и Христу. Вместе мы сядем за огромное застолье, где сидит весь наш род, вся наша бесчисленная, уходящая в прошлое родня, которая уже – не родня, а народ. Это будет трапеза воскрешенного, пасхального человечества. Во главе стола сядет Спаситель.

>