Текст книги "Свой - чужой"

Автор книги: Александр Проханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

А.Л. Это искра Божия в душе имеется, поэтому на генном уровне она сохраняется от суворовских и жуковских солдат. У нас такая страна: до тех пор, пока была крепка и жива армия, – была крепка и жива держава... Сейчас, как я считаю, мы находимся на очередном витке падения. Я 23 года в Советской армии прослужил и три года в Российской, у меня есть возможность сравнивать. В Советской армии было много недостатков, тем не менее, смею настаивать, что это была армия, за которой была уникальная военная школа. И были носители этой школы. Их заставляли рыть канавы, красить заборы, носить-убирать, но как только им предоставлялась малейшая возможность заниматься своим основным делом, они мгновенно, в считанные недели, месяцы набирали нужную форму, именно потому, что были носителями школы. Российская армия начала свое существование с того, что стала бомбить политработников. Попали же в государство, вернее разнесли всю армию, уволив большинство носителей школы. Сейчас армия у нас представляет армию холуев. Не надо быть умным, не надо быть волевым, не надо быть грамотным. Надо быть гибким, надо говорить «есть!» по любому случаю, заглядывать в рот начальству, и все будет хорошо. Будет звездопад на погоны, будут должности.

Давайте вдумаемся: сегодня порученец министра обороны – генерал-полковник Лапшов. На мой взгляд, это должность старшего прапорщика, ибо там задача такая: колбаску пошинковать, водочку подлить, пар по бане погонять. Любую энциклопедию откройте, прочитаете: «генерал-полковник – это полководец». Так вот, холуйскую сейчас армию имеет Россия, строит ее. С такой армией государство живо не будет. Мой предшественник в Приднестровье Неткачев был так воспитан. Когда на военные городки падали снаряды, мины, когда убивали подчиненных ему людей, открыто, нагло, он висел на телефонах, спрашивал: «Что делать?» А на том конце телефона точно такой же сидит «чижик», который тоже никогда не возьмет на себя ответственность. Они перепихиванием занимаются, а в это время гибнут люди... Не бывает деполитизированных армий. Из классики известно, что армия есть инструмент воплощения той или иной политики в жизнь. 93-й год это ясно продемонстрировал, ибо главным политиком страны оказался танкист. Развернул он свои 125-миллиметровые аргументы в одну сторону – получилась одна политика. Остается только догадываться, что бы было, если бы в другую сторону развернул... Поэтому армия не бывает без идеологии, и идеология в нашей стране должна быть. Ее одним словом можно сформулировать: державность. Вот вокруг этого стержня нарабатывается и все остальное.

А.П. Что такое державность?

А.Л. Есть гражданин – человек, который на территории страны имеет семью, детей, дом, – хозяин иными словами говоря. Ему есть что защищать, за что драться, а если придется и умереть. Бомжу не дано подняться до понятия Родины. Его с одного вокзала выгнали, он на другой перешел, с того – он в подворотню, подвал нашел, другой город, что угодно. Война – он развернулся и исчез: «Мне нечего защищать». Человек должен стоять на своей земле, свое что-то у него должно быть. Так вот, хозяину или хозяевам присуще стремление, чтобы их разумно огражденная законами свобода материализовалась в государстве или в державе. И армия тогда становится на свое место, нет проблемы, если есть хозяева. Сегодня мы, к сожалению, лишаемся этого чувства – гражданина, хозяина Родины – в большинстве своем. Нас откровенно спаивают, нас травят духовно, морально той же насильственно-сексуальной галиматьей, которая заполнила экраны телевизоров, кинотеатров. В Москве купить русской картошки невозможно, все импортное. Нам пытаются доказать, что мы никто и ничто. Не получится, я знаю. Но пытаются.

А.П. Державность в историческом понимании – это наше движение крохотной, зажатой со всех сторон территории к великому пространству, к великой империи, к великой идеологии, к святым представлениям обо всех ценностях: дом, очаг, рубеж, армия, присяга, молитва, Бог.

А.Л. А все с очага начинается. Если он есть, тогда идет восхождение к державе. «Перекати-поле» державу не образуют. Очаг, семья как первичная ячейка. Крепкая семья, крепкий поселок, крепкий город, крепкое государство.

А в применении к армии скажу еще вот что. Армия – это прежде всего офицерский корпус. Что делает офицеров одной семьей, когда державность не просто абстракция? Единое отношение к тому, что есть офицерская честь. Офицерская честь – это и есть квинтэссенция державности. У государства есть армия. Военнослужащие должны защищать, даже ценой жизни, свою страну. Но и государство должно защищать своих защитников, их человеческие права. Каждый офицер, прапорщик, солдат должен знать, что позади у него прочный тыл: если что-то с ним случится, то его семья, дети, родители не останутся в беде. Военнослужащий должен быть защищен – вот тогда слова «державность», «идеология», «государство» не будут пустыми абстракциями.

Хотите сильную, надежную армию – обеспечьте права человека в погонах. А кто сейчас этим занимается в грачевской армии? Никто. Я вместе с независимым профсоюзом военнослужащих прорабатываю специальную программу обеспечения социальных прав военнослужащего. Придем в Госдуму – примем сразу же соответствующий закон. И каждый чиновник головой будет отвечать за выполнение этого закона

А.П. Когда я почитал еще просто проект военной реформы, который был брошен в общественное сознание, меня поразила какая-то необязательность, случайность, недостоверность и недоказанность всего того, из чего состояли его четыре или пять страничек текста. Мне казалось, что когда строятся военная философия, доктрина – определяется враг, зоны, направления опасности, исходя из этого, определяется будущий театр военных действии. Затем наступает очередь типов соединений и контингентов, типов оружия. Определяются виды стратегии и тактики на этих театрах.

С другой стороны, если страна, как наша Россия, сжимается опять до Звенигорода, Москвы и Коломны, теряя территории, регионы, геополитические направления, это будет одна доктрина. Если страна находится на подъеме, если выходит на новые рубежи, в Космос, на дно Океана, возникает другая военная философия. Я даже не хочу обсуждать грачев-скую военную доктрину. Как вы видите грядущее построение нашей оборонной философии, когда мы преодолеем этот кризис и всю эту беду?

А.Л. Военная стратегия не является предметом дискуссии на страницах открытой прессы. Поэтому об этом можно говорить в каком-то самом общем смысле. Всякое государство, если оно претендует на роль великого, обязано на весь мир объявить о своих жизненно важных интересах. Затем возникает вопрос об угрозах этим интересам: сиюминутных, завтрашнего дня и потенциальных. Необходимо ясно определить систему противодействия этим угрозам.

Мы живем в очень странном государстве, у которого, как вдруг оказалось, интересов нет, как нет и врагов. Такого не бывает. НАТО, которое одержало блестящую победу в «холодной» войне, казалось бы, может и расслабиться, сокращаться, уменьшить денежные траты. Но Североатлантический блок, оказывается, после победы ни на один танк, ни на один самолет не сократился! Более того, он намерен наползти на границы с Россией через Польшу, через Прибалтику. Если из военно-политического блока НАТО убрать военную арматуру, то там политические лохмотья останутся. Конкретный кулак направлен против конкретного противника. А кто противник? Однозначно – Россия, и они, в общем-то, этого не скрывают.

Другой стратегический аспект. Нас пытаются стравить с исламским миром. В Афганистане дров накололи. Чего греха таить: дрались с душманами, как и сейчас в Чечне. Но теперь на десять убиенных, дай Бог, оказывался один душман, остальные все мирные. Появились враги, даже те, кто не хотел воевать с нами. Потеряв семью, они начинали драться насмерть. И чем больше длится война, тем больше таких «волков», тем более они матерые, профессиональные...

Есть еще третий потенциальный противник – Китай. Сейчас там уже миллиард двести миллионов население, к 2010-му году планируется миллиард шестьсот. И они уже по-тихому осваивают наш Дальний Восток. Это может кончиться жестоким противостоянием.

Сколько ни пытаюсь вникнуть, что такое сегодня наша армия, не могу. Это какой-то набор частей и соединений без всякого смысла. Остается иметь нечто такое крупное, чтобы нас уважали, с нами считались. Ядерный щит. Смею утверждать, что если сегодня утром посредством соответствующей договоренности и соглашений мы лишимся этого ядерного щита, то о нас просто начнут вытирать ноги. Мы просто окончательно превратимся в территорию для выполнения трех известных функций: поставка на мировой рынок дешевого рабочего быдла, поставка на мировой рынок дешевого сырья и вселенская свалка отходов, включая радиоактивные. Предпосылки к этому уже просматриваются. У нас есть последний сдерживающий фактор. И на этом фоне необходимо иметь небольшие, но полностью развернутые части с отработанной системой переброса. В этом спасение, ибо хорошо отлаженный профессиональный даже кулачок, а не кулак, несравнимо более боеспособен, чем 100, 200 кадрированных дивизий, которые просто неспособны в нынешних условиях развернуться.

Если будет война, этот кулачок должен обеспечить развертывание. То есть ядерный потенциал плюс мобильные части. Многоцелевое их использование с отлаженной системой базирования, с отлаженной системой переброса. Когда же нынешняя кадрированно-кастрированная армия бросается в бой, вот тогда – Чечня показала – все эти сводные экипажи, сводные расчеты, сводные роты, механик-водитель из Московского округа, оператор– из Ленинградского, а командир – из Уральского... – тогда и получается, что вновь начинаем бить не умением, а числом. Экипаж должен быть отлаженный, сколоченный, проведший весь цикл обучения вместе, такой десяти стоит. Обученный боец, профессионал – вот главное. То есть нужна систематическая боевая подготовка, отработка. Я бы поставил вопрос так: хоть камни с неба, но боевая подготовка.

Вторая проблема – у нас сейчас разжаты пальцы. В стране под ружьем четыре миллиона сто тысяч человек, а в армии и на флоте – миллион девятьсот. Возникает вопрос: а два миллиона двести – кто такие? Внутренние войска – они вроде внутренние, но у них артиллерия, танки есть. Ранее была наработана система: каждая организация – пограничники, ГБ, МВД – действует по своему плану, но если объявлено военное положение, все эти как бы разрозненные пальцы сжимаются в кулак.

Теперь кулак разжат, да еще между пальцами подпорки стоят, что поссорили всех начальников между собой и создали им ряд законодательных препонов. Опять-таки к Чечне обратимся: в одной группировке авиация летает сама по себе. А если касаться отношений между армией и МВД, то там вообще никакого взаимодействия нет. Каждый Наполеон. Каждый удельный князь. А история подсказывает: как только мудрости достало сложиться в кулак – все: бить нас перестали. И так было, и так есть, Это наш второй колоссальный резерв: когда бьешь растопыренными пальцами, вероятность их сломать все сто процентов. Надо бить кулаком.

Надо собрать под единой крышей все наши резервы и заставить их работать на одну Державу, на ее обороноспособность, на ее безопасность. Президенту нужно сказать: «Вы можете между собой жить как угодно, но извольте систему образовать. Кто не способен – пишите рапорт».

А.П. Вы сейчас коснулись Чечни. Я все думаю, что если бы в военной среде был серьезный исследователь, то для него чеченская кампания была бы находкой. В этой войне видны вся клоака, вся беда, весь ужас происшедшего и с армией, и с государством. Никто не проанализировал афганскую войну, а чеченскую и подавно. Отсутствует этот аналитический подход в армии. Но среди, на мой взгляд, интересных аспектов чеченской кампании – взаимоотношения военных и политиков, людей, заседающих в кабинетах, золоченых гостиных московских, и людей на поле брани. Этот аспект войны и политики в Чечне проявился особенно фантасмагорически. Кстати, одна из особенностей чеченской кампании – это появление впервые так называемой военной оппозиции, куда и вас причисляют. Вы, наряду с другими генералами, каждый в своей степени свободы и воли, проявили открытую оппозиционность, находясь в военной структуре. Как бы вы описали вот этот потрясающий феномен взаимодействия военных и политиков, решающих какие-то свои окологосударственные или подгосударственные цели средствами армии? Армия, понимая всю аморальность подобных «политических» подходов, все-таки вынуждена проводить свои военные операции даже на фоне этих странных переговоров, которые ведет Вольский.

А.Л. У нас, к сожалению, так исторически получается, что армия всегда готовится к прошлой войне, не делая из предшествующей никаких выводов. Тот же Афганистан показал всю несостоятельность такой подготовки, когда политические цели мутны, расплывчаты, военные вообще недостижимы, когда командир полка получал звание Героя

Советского Союза «за образцовое проведение полковых учений». Всем смешно было. Афганская война, в частности, доказала, что подобного рода операции по обезвреживанию вышедших из-под контроля политических лидеров, если таковое решение принято, должно осуществляться спецподразделениями. Необходимо четко отделять мирное население и экстремистов. Тогда не будет разваленных городов, десятков тысяч убиенных. Кстати, с моей точки зрения, теснейшая координация между всеми видами спецслужб и армией должна усиливаться в кризисных и предкризисных условиях.

Сама подоплека чеченского конфликта интересна. Как вы правильно упомянули: окологосударственные, подгосударственные интересы. В сентябре 91-го года сами породили это образование, всемерно содействовали его становлению, не принимая никаких мер, дали взрасти монстру, а потом хватились, что там оставлены колоссальные запасы оружия.

Кто это сделал? Шапошников и Грачев. Как они это сделали? Сначала посредством подстольных переговоров растащили это оружие. Потом, когда там остались только семечки, запустили народ только для того, чтобы на этот народ и свалить растаскивание оружия. Остатки решили поделить 50 на 50. Российская доля вошла в один самолет ИЛ-76. Попытки подполковника этот самолет оттуда поднять успехом не увенчались. Дудаев позвонил Грачеву, сказал: «Паша, что ты такой мелочный? Ты же министр обороны великой державы, зачем тебе этот самолет? Оставь!» Он оставил. То есть там сто процентов оружия осталось.

Нефтедобыча в Чечне – один процент от общероссийского. По большому счету, одним процентом больше, одним процентом меньше – какая разница? Но на Грозненский нефтеперерабатывающий завод закачивалось колоссальное количество нефти с территории России, а вот куда и как отгружались нефтепродукты – это вопрос. Чечня была Россия и не Россия, самолеты садились, растаможивались на территории Чечни и летели дальше.

Вообще масса таких фактов, которые позволяют сейчас сделать вывод, что до неких пор этот режим устраивал российское руководство, был ему выгоден, делился своими доходами, а потом вдруг перестал. Возникла необходимость наказать непослушного. В этой войне нарушены все мыслимые и немыслимые каноны, писаные и неписаные. Даже не будучи военным человеком, можно прийти к выводу, что если собрался воевать, то нужно создать какую-то группировку, подготовить эту группировку, побеспокоиться, чтобы были снаряды, бомбы, каша, штаны, госпитали и т. д., и тогда уже эта группировка задачу выполнит. А ведь ничего не было сделано.

Сначала это позорнейшее 26 ноября, когда стилизовали под наемников военнослужащих, которые были откровенно призваны, завербованы, похоронили их там под забором и забыли. Через две недели уже начинается открытое военное вмешательство, оно 11 декабря началось, а командующего назначили 17-го. А формирование всех этих сводных, сбродных батальонов и полков, когда туда везли морскую пехоту с Тихого океана. Представляете, какая это золотая пехота?

Импотентная армия – она не может побеждать, она может только терзать, беззубыми деснами вгрызаться в ногу и грызть, что, собственно, и делала. Теперь, когда выяснилось, что сделать ничего не можем, получается, что мы как бы просто пошутили. Сейчас Вольский к тому ведет: шутка была. Басаев, оказывается, хороший человек, и Дудаев неплохой. Кто такой Вольский, чтобы вести переговоры с государственной точки зрения? Никто! То есть мафиозная разборка продолжается.

Грачев, если бы у него осталась капля совести, обязан был ценой собственной отставки не допустить неподготовленную войну, создать эту группировку, подготовить ее и тогда уже начинать. Ну бывают такие моменты, когда делать нечего. Но бросать неподготовленных людей, сплошь и рядом их обманывая, ставя им не те задачи в условиях отсутствия элементарнейшего взаимодействия, в условиях похабнейшего материально-технического обеспечения – это преступление.

А.П. Вас ценят в армии. Когда я был в Чечне и разгорелась борьба вокруг 14-й армии, десантники из ВДВ пристально следили за всей этой кампанией вокруг Лебедя. Да и не только армия – публика вся смотрела, что сделает Лебедь в этих условиях, к кому он пойдет. Я знаю, как серьезно работали, наверное, и продолжают работать вокруг вашей персоны так называемые «демократы». Политологи вас монтировали долгое время на Явлинского, на Лужкова, они вас окружали такой квазидемократической аурой, что многие думали: «Ну Лебедь клюнет на „золотой мешок“ Явлинского!». Вы сделали свой выбор и влились в Конгресс русских общин.

Скажем, Громов, афганец, какое-то время тоже был кумиром армии, потом этот его нимб померк с тех пор, как он стал дружить с Кобзоном. Громов ушел к Рыбкину. Вы пришли в КРО. И сделали это, повторяю, довольно неожиданно для публики. Расскажите, что вас привлекает в Конгрессе русских общин, что вас привлекает в Скокове?

А.Л. Мое поколение, во-первых, никогда не служило в армии за деньги. За идею служили. Денег всегда не хватало, их всегда было мало, но это никогда не было главным. Во-вторых, я из тех котов, которые любят гулять сами по себе. Давно своим умом живу. В-третьих, эти все проблемы русскокультурного населения – терпеть не могу слова «русскоязычное» – мне стали известны с 88-го года, они мне очень близки. Если 25 миллионов (17 процентов) соотечественников находятся за пределами исторической Родины, то мы нация калек. И вот эта боль может стать вечной болью. То есть государство обязано предпринять меры к тому, чтобы, по желанию, конечно, часть возвратить в пределы исторической Родины, а для тех, кто останется, создать нормальные условия жизни. Это задача для государства номер один.

Есть люди, которые прислонились к корыту, чавкают, и им больше ничего и не надо. Есть люди, у которых есть идея, у них есть природный Божий дар, искра Божия. У них есть путеводная звезда, и для них не имеет значения, платят им или не платят вообще. Юрий Владимирович Скоков, на мой взгляд, как раз относится к такой категории людей. Он, находясь на вершине власти, в первой пятерке государственных чиновников, мог жить припеваючи: только поддакивай, кивай своевременно и пользуйся всеми благами жизни. И чтобы уйти с такой должности, нужно иметь мужество, нужна яркая гражданская позиция: «Я как гражданин, государственный человек не согласен с решением президента, правительства, поэтому должен уйти со своего поста». Это не многим дано. Если человек способен на такой шаг, он способен на многое. Юрий Владимирович Скоков – правильный человек. У меня есть все основания ему доверять.

Есть попытки приписать КРО националистический оттенок. Конгресс русских общин строился и продолжает строиться как определенная надпартийная, наднациональная организация. Мы можем быть и демократами, и коммунистами, и социалистами – это одно, но мы все русские люди, мы все россияне в конце концов, мы живем на этой земле. Стратегическая цель у нас одна, ведь ни одна партия не написала в своей программе, что хотела бы развалить страну. Так давайте найдем в себе мужество возвыситься над межпартийной возней, и коль скоро в тактике мы не сходимся, определим точки соприкосновения и будем разговаривать. Если мы разошлись на каком-то отрезке, потом по пути движения сойдемся. Не надо обрубать концы и жечь за собой мосты. Мы все живем под одной крышей. Если мы допустим такое положение, когда Родина рухнет, развалится, под обломками погибнут все. С другой стороны, нельзя доказать, допустим, башкиру, что он не россиянин, немцу, который живет в России 200 лет, со времен Екатерины, тоже этого не докажешь. А главное – зачем? Есть крыша общего дома. Выбор невелик: или мы все живем под одной крышей, цивилизованно находим способы мирного сосуществования, или мы деремся. Любая драка, любая война, любой межнациональный конфликт на первом этапе это тупик, а в последующем – катастрофа.

А.П. Мне как газетчику и политику приходится общаться с самыми разными патриотическими организациями, включая и очень мелкие, и крупномасштабные, каждая из которых имеет свой «базовый слой». В КРО проложена очень четкая, старательно созданная коммуникация с ВПК. И я считаю, что это уникальное достижение Конгресса русских общин. По существу, ВПК сегодня ропщет на армию: почему не увеличит военный заказ? ВПКовцы обвиняют армию, что она посадила все уникальные оборонные заводы на мель, а армейцы, воюющие в Чечне, ропщут на ВПК, который поставляет старые конструкции бэтээров, БМП, плохо воевавшие уже в Афганистане. Назрел конфликт между армией и ВПК, как конфликт всех со всеми, занесенный в нашу среду врагами нашими. Что вы скажете относительно вот этой коммуникации: КРО и военно-промышленный комплекс?

А.Л. Военно-промышленный комплекс Советского Союза, а ныне России, являлся и еще какое-то время и будет являться, если мы его не дадим окончательно развалить, носителем высочайших в мире технологий. Там есть совершенно замечательные вещи, которые обогнали время. Другое дело, что нет возможности их реализовать. Людей просто обрекают на то, чтобы эту свою состоятельность доказывать где-то на стороне, отчего происходит нынешняя массовая «утечка мозгов». Ведь уже надо говорить примерно о 125 тысячах ученых, инженеров, которые покинули страну. Восстановить этот потенциал будет тяжело. Конфликт – он искусственный, ибо обвинить друг друга, имея общую мать, – бессмысленно.

Наши технологии, наши мозги, наши руки – они дорого стоят. Противоречия между армией и ВПК не относятся к разряду неразрешимых. Другой вопрос в том, что давно пора и конверсию проводить не так, как в Свердловской области: ей подвергалось сразу 85 процентов всей промышленности. Надо четко сказать, что нам не нужны десять танковых заводов, а нужны только три, и определить: вот этот, этот и этот будут работать по назначению. А вам, уважаемые директора остальных предприятий, вот кредиты и соизвольте через два года перестроить производство. Для этого вам дается максимум инициативы. И они бы правильно все поняли. Переходный период должен быть обеспечен обязательно. И это задача государства, никто не сможет это сделать кроме него. А пока в ВПК продолжается разбазаривание всего и вся, того, что являет собой гордость страны, во что вложен труд нескольких поколений, причем труд, по сути дела, бесплатный – работали в надежде на светлое будущее, на то, что хоть дети или внуки нормально поживут. И все это национальное достояние вдруг материализовалось в ваучеры – 10 тысяч рублей. Получается, что мой воевавший дед, воевавший отец, я, прослуживший 26 лет, тоже воевавший, мой сын – и вот мы вчетвером заработали 10 тысяч. Как же так? И кто, выходит, у нас главный грабитель? Нынешнее государство. Сейчас у нас люди не верят государству. Налоговая политика такова, что все без исключения занимаются уклонением от уплаты налогов, потому что они совершенно нереальны, грабительские. Возникает вопрос: это мое государство? Тогда я его защищаю, тогда я на него работаю. Или это государство – мой враг, который поставил своей целью меня обобрать, сделать нищим, втоптать в грязь. Пока просматривается государство-враг. Возникает необходимость поставить все с головы на ноги. Власть должна быть моей властью, и законодательные органы должны работать над тем, чтобы создавать законы, которые были бы выгодны и интересны мне. Правительство должно создавать условия, чтобы мне было выгодно выполнять законы. Упор должен быть на отечественного предпринимателя отечественного рабочего, отечественного ученого, солдата, крестьянина. Вот тогда мы будем государством. А пока все наоборот, и все дееспособное убивается. Везде: в армии убивается, в предпринимательстве убивается. Ведь я совершенно точно знаю, что не все предприниматели жулики, воры. Есть масса порядочных, умных, энергичных, талантливых людей, жаждущих работать на государство. Но заниматься сейчас производством совершенно не выгодно. Все сделают, чтобы тебя задавить.

У нас всегда хватало умных голов и золотых рук, они и сейчас есть в достатке. Беда в том, что все порядочные и умные люди чураются политики, считают, что это нечто грязное, недостойное, забывая известную формулу Бисмарка: «Если вы не будете заниматься политикой, то политика займется вами». Она нами и занимается, холуями на собственной земле становимся...

А.П. Помню, когда вы на съезде бросили Яковлеву в лицо свой вопрос: «Сколько у вас лиц, Александр Николаевич?» Вы были тем генералом, который вслед за Макашовым заговорил на съезде среди молчащих, сидящих, как в бункере, военных, на глазах которых растаскивали страну и убивали ее.

Вы сейчас сказали, что как бы мы ни расходились, общая идея, общая задача, общая любовь, общая беда сведут всех порядочных и патриотически настроенных людей, построят нас в один ряд, в одну шеренгу. Я вижу, что вы державник, вы патриот, но вам придется, по-видимому, в ваших поездках все время встречаться с недоверием, которое сложилось в патриотических кругах. Вас будут спрашивать о вашей позиции в 91-м году, о вашей позиции в 93-м, о вашем конфликте с приднестровцами. «Красные генералы» Варенников, Макашов, Титов многое вам не простят. В этом смысле известное письмо Алксниса, которое опубликовали коммунистические газеты, бросило вам ряд жестких упреков. Мне бы хотелось, чтобы эти недоразумения были сняты. В конце концов, и Алкснис, и вы в какой-то момент – завтра ли это будет или послезавтра – после патриотической победы, возможно, протянете друг другу руки. Как вы хотя бы на этих первых этапах нашего соединения могли бы прокомментировать письмо Виктора Алксниса?

А.Л. Во-первых, у меня никогда не было конфликта с приднестровцами, у меня был конфликт с некоторыми представителями руководства Приднестровья. С приднестровцами у меня были, есть и до конца жизни останутся прекрасные взаимоотношения. Во-вторых, Валентин Иванович Варенников – это человек, которого я всегда уважал и уважаю. А письмо Виктора Имантовича, мне показалось, написано не им, поэтому и отвечать не стал. Не буду сейчас касаться всех аспектов этого письма. Один маленький пример рассмотрим. Якобы в октябре 93-го года Лебедь позвонил Руцкому и сказал: «Держитесь, ребята! Через 24 часа прибудем». И ту ложь стали тиражировать. Почему ложь, даже с военной точки зрения? Лебедь – генерал, и его умные люди учили. Лебедь считать умеет. Так вот, если мы возьмем карту, промерим самый кратчайший маршрут через территорию Украины до границы с Россией, не говорю уже до Москвы, то получится 740 километров. Возьмите устав – и увидите, что среднесуточная средняя скорость марша смешанных колонн 280–320 километров. Если суверенная Украина пропустит, то получится трехсуточный марш только по территории Украины. Если танки пройдут такое расстояние, грунтозацепы будут стесаны, и их где-то надо будет встречать и «переобувать». Потом еще километров 600 останется до Москвы. Еще двое суток. Мог Лебедь как генерал сказать это?

А.П. Ваша судьба – офицера, генерала: Афганистан, потом все эти «горячие» точки, потом события 91-го года здесь, в Москве, Приднестровье тоже совершенно драматический момент, ваша оппозиция, выход из армии... Сейчас начинаете совершенно новый этап в вашей деятельности. Нет ли у вас ощущения, что в жизни, помимо политики, помимо целесообразности, помимо причин и следствия, есть загадочное, таинственное, мистическое, высшее?

А.Л. Я человек – своеобразно верующий: верю в судьбу. Я давно замечал, что кто-то там тихо родился, тихо прожил свою жизнь, тихо помер, а кому-то постоянно что-то наворачивается. Сейчас меня спроси: променял бы я то, в чем мне пришлось поучаствовать, на эту тихую жизнь, я искренне могу сказать, что не поменял бы. У каждого есть своя дорога. Именно поэтому я совершенно твердо знаю, что если время пришло, то оно пришло. Ты можешь лезть черту на рога, но если оно пришло, то и в танке достанет. Нет смысла бояться, прятаться – судьба есть судьба. Я давно это понял и, руководствуясь этим принципом, лез куда угодно. Может, это прозвучит нескромно, но я свою маленькую войну выиграл. Три года в Приднестровье царит мир. Осознание этого у моих оппонентов пришло после Чечни. Все посмотрели по телевизору, что можно сделать танками, и на правом берегу Днестра, там еще и раньше ко мне неплохо относились, теперь меня зауважали все: от парламентария до президента включительно.

Когда-то принял жесткие меры, нехорошо было. А оказывается, жесткие меры привели к тому, что у нас по обоим берегам Днестра стоят целыми города и села. Промышленность полудохлая, сырья нет, но завези завтра сырье – все закрутится. Погибло несколько тысяч человек; а если бы война продолжалась, погибло бы, наверное, и сорок тысяч и сто сорок тысяч, и стояли бы сейчас развалины по обоим берегам. Никто меня не может обвинить, что я развалил хотя бы один дом. Все вернулись на стезю здравого смысла, одурь сошла, и я шашку в ножны бросил. Никого не добивал. Вообще, худой мир лучше доброй ссоры. Ну а со свиньями – по-свински, не обессудьте.

1995