Текст книги "Колбаски, тайны и загадки в безмятежный период (СИ)"

Автор книги: Александр Бельский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

Глава 11

Глава 11, опять длинная, в которой в споре, наконец, рождается истина, а герой узнает, что тщательная подготовка бывает не только у гномов, и ещё немного о семейной жизни.

Тем временем Фабий закончил свой променад вдоль полок и, очевидно, на что-то решившись, вернулся к Иванычу. Феликс что-то заподозрил и предостерегающим тоном повторил:

– Завязывай балаган!

На что Фабий, с легкомысленной отчаянностью отмахнулся и произнёс:

– Похер, пляшем! – и шагнул почти вплотную к Иванычу. Вернув ему бумагу, он провозгласил:

– ОПИСЬ ПОХИЩЕНОГО, – причём сказано было так торжественно и пафосно, что чувствовалось, что все буквы именно заглавные. И даже, возможно, подчёркнуты двумя жирными и одной волнистой линиями. Помолчав пару мгновений для солидности, блондин продолжил, – что и говорить, серьёзная бумага. Веская. Всё русским по белому изложено. Я бы даже сказал, скрупулёзно подмечено. Масштаб потерь вызывает слёзы сочувствия, а их список берёт за душу и внушает уважение к памяти писавшего и его вниманию к деталям. Только вы, дорогой товарищ из Парижа, плюньте на все это.

– Я не из «Парижа», а из «Улар-реки». «Париж» у ворот, и он тоже сгорел, – машинально ответил Иваныч, а потом взвыл, – Как это плюнуть?!

– М-да, цитата явно не оценена… Но всё же закончим её. Слюной, – ответил Фарберович, явно решивший поднять градус спора, – как плевали до эпохи исторического материализма. Ничего не выйдет.

– Как же так?

– А вот как. В Пограничном объявлено чрезвычайное положение. Что означает законно вводимый особый правовой режим деятельности органов власти, и допускает ограничения прав и свобод граждан Княжества Тверского, иностранных граждан, едрить их в жопу, а также и лиц без гражданства, едрить их в жопу два раза. А равно и прав организаций и всякой фуеты безлошадной, типа общественных объединений, гильдий, кружков, квадратиков и прочей смутной погребени, а также возложение на них дополнительных обязанностей. Доходчиво?

– Доходчиво. А при чём тут я и опись?

– Так… Не доходчиво, – скорбно поведал всем окружающим Фабий. И зачастил, выговаривая явно заученные слова, на что указывало почти полное отсутствие мата, – Разъясняю, что значит «ограничения». Первое – приостановка полномочий местных властей, то есть военного коменданта форта Пограничный, и действия местных законов и обычаев, противоречащих княжескому указу о чрезвычайном положении. Передача всей полноты власти в форте Пограничный особой комиссии, определённой его высочеством князем Тверским Алексеем Алексеевичем из должностных лиц жандармерии, контрразведки и прочих, коих ему угодно было и будет назначить. Так что, даже если у вас есть мандат на передачу имущества, подписанный комендантом Пограничного, то им можно подтереться. Есть мандат? Нету? Совсем херовая беда…

Второе – ограничение нахер свободы передвижения, въезда и выезда, дорожного движения, досмотр транспортных средств. Почтенные гномы это сразу поняли, что говорит об их уме и сообразительности. Введение комендантского часа. Всякое уличное передвижение как отдельных лиц, так и транспорта с двадцати двух ноль ноль до восьми ноль ноль, без разрешающих это и выданных исключительно Особой комиссией документов, воспрещено к бениной матери. Поголовные проверки документов, личных вещей, транспортных средств и жилья. И выяснение лиц до самой их жопы. А то сейчас все будут снежинками на новогоднем утреннике, и «это не я!». Поголовно не причастны, и вот наши усы, лапы и хвост как документы. Только не все те повара, у кого ножи долгие.

Третье – усиление охраны общественного порядка и критической инфраструктуры, остановка опасных производств, которых тут ни хера нет, и злоедучих промыслов, которых тут, наоборот, хоть жопой жуй. Включая временное расширение на территории форта Пограничный и прочих, объявленных зоной действия чрезвычайного положения, списка магических деяний и ритуалов, полагаемых запретными. Введение цензуры. К моей лексике отношения не имеет, я матом не пистю, а говорю.

Четвёртое – эвакуация ценностей, если есть реальная угроза их похищения или повреждения. Ограничение продажи оружия, боеприпасов, опасных веществ, наркотиков, лекарств и алкоголя, равно как и прочей приравненной к ним магической поебени, имеющей легальное хождение и оборот. Их временное изъятие у граждан, а также временное ограничение экономической и финансовой деятельности, особый порядок оборота продовольствия и предметов первой необходимости. А у вас тут, простите, особый оборот только колбасы вокруг шеи наблюдался…

Пятое – запрет массовых мероприятий, митингов, гуляний и забастовок, короче, никакого кипеша, никому и нихера. Нарушителей порядка, выявленных иногородних, нарушителей режима, подозрительных лиц без документов немедля привлекать к ответственности с передачей суду военного трибунала. Провокаторов, шпионов, мародеров, грабителей и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка или оказывающих сопротивление представителям власти, расстреливать к бениной маме нахер на месте.

И вот что мы видим среди этих живописных руин? Вместо того, чтобы в установленном порядке подать комиссии заявление о злоедученаправленном грабеже и оеженистическом причинённом ущербе, с перечислением дат, фактов, обстоятельств и лиц с приложенной ОПИСЬЮ, мы видим тут самочинное робингудство с отягчающей мародёркой. Что, начинаем расстреливать на месте?

Иваныч так возбудился, что даже встал на цыпочки и запыхтел пуще гнома.

– Спокойно, спокойно. Мы же стояли в едином строю за наше беспросветное счастье. Все, как один, герои и соратники в битве при лабазе. За дело берусь я, и не могу не пойти навстречу соратнику. Будем учитывать, что есть красивая буква закона, и есть его дух. И хотя дух иногда и пованивает, он важней изящной буквы. Сколько я понимаю в медицине, по букве всё здесь описывается и вывозится на склад в форт. И не только среди здесь, но и со всех оптовых складов харчи тоже изымут, с последующей компенсацией. Точнее, склады опечатают и возьмут под охрану с дозированным отъёмом. Хотя может и не всё, а только самое жизненно важное. Почему, спросите вы? Потому, что по той же букве, всех временно ограничат в передвижении отсюда и на куй. Пока даже и тех, за кем точно и доказанно нет вины, тоже всё равно не выпустят из города. Необходимо всех опросить, многих даже совсем не по одному разу, а до полного оргазма сторон. А вот дальше – ещё веселее, дальше деление всех на овны и говны, или как там, козлищ и млядищ, во! Покуда не выявлена паскуда, или хотя бы подозрительное и странное, этих самых всех и не арестуют. Да и куда тут арестовывать, тут и застенков таких нет. И, скорее всего, местных Пришлых выпнут под подписку домой, местных ушлых, в смысле, аборигенов и астёпавасей запрут на фильтр в каком-нибудь опустевшем от грабежа большом складе-другом-третьем. И будет им полная презумпция виновности, и каждый должен будет, и непременно с опорой на свидетелей, доказать, что он не верблюд и даже не конь. А то поговорят по-людски, да въедут по-конски. Ну, кроме разве что самых распрекрасных и незапятнанных. А пришлых Пришлых, кроме очевидных гуляйполяков и прочих тревожных пацанов, порасселят по уцелевшим гостиницам, потому что больше негде и некуда.

– А что с гуляйпольскими будет? – снова вылез неугомонный и непонятливый Камень.

– Вот чиримис… Накормим пряниками и подарим каждому гуляльные трусы с капюшоном! Сам хер к носу прикинь? Такие тяжёлые времена, а никого ещё не повесили. Будто и не в России… Кто брыкаться будет – тех сразу уронят, кто лапы задерёт – на фильтр до выяснения после разыскания. Но всю эту хевру, и на фильтре, и в домах, и в гостиницах, надо будет кормить, куды бечь-то, раз сами ограничили, сами и накормим. То есть, вводится карточно-распределительная система на время действия чрезвычайного положения. Не за красивые глазки, но кормить будут. Трудово отмобилизовав на расчистку, ремонт, уборку и похороны. Кроме тех, кто нужен по профессии. Лекари, пекари, жрецы и жрицы светлых богов… Потому как заново освящать нужно весь город, болота рядом, а нечисти только дай шанс. С огородниками хуже, они все пришлые, да только вот пришлые сюда из баронств. Так что хутора тоже могут призанозить ещё. Ну и да, владельцы гостиниц. Потому что уцелевшие гостиницы становятся пунктами содержания временно ограниченного в правах контингента. И все их уцелевшие содержатели, кому не посчастливилось претерпеть разграбление, но кто себя не замарал всякой злоепенью во время огнестрельных гуляний, прибегут к комиссии за харчами. И таки их получат, не без мук, и не щедро, но получат, причём, сука, почти бесплатно, как невинные жертвы. То есть что-то по карточкам, а что-то в рассрочку, а совсем не даром. А вот кто замарал, те не прибегут. Ибо их не разграбили, они сами резвились на этой пажити вовсю. Зато их теперь арестуют и всё конфискуют к куям собачьим. И раздадут незапятнанным. Поэтому мы поступим не по букве, а по духу. Ускорим процесс и поможем вам, чисто по дружбе, заново обустроиться и накормить своих постояльцев. Для начала – вот этих славных геройских гномов, чьи личности незапятнанно установлены, а заслуги в обороне форта охеренны, несомненны и бесспорны. Так что и наша совесть будет спокойна, а душа прямо запоёт от восторга. И мы потом придём к нашим друзьям, и порадуемся за них. А чтобы порадовать и их, мы с ними, то есть с вами, выпьем и закусим, ну, опять-таки, чисто по дружбе! А?

Тяжело дышавший Иваныч кивком головы выразил свое согласие. Тогда Фабий начал вырабатывать условия.

– В случае немедленной передачи припасов жандармерия в нашем лице получает половину.

Иваныч выпучил глаза, заплямкал губами и прошипел:

– Это же грабеж среди бела дня…

– А сколько же вы думали мне предложить?

– Н-н-ну, пять процентов, ну, десять, наконец. Вы поймите, ведь есть же разумные рамки!

– Больше вы ничего не хотите?

– Н-нет.

– А может быть, вы хотите, чтобы мы всё сделали даром, и сами всё доставили на ваш склад?

– В таком случае – простите! – сказал пузан в нос. – У меня есть все основания думать, что я и один справлюсь со своим делом, подав заявку в установленном порядке. Дешевле обойдётся.

– Ага! Ну, в таком случае – простите, – возразил великолепный Фабий, – у меня тоже есть не меньшие основания предполагать, что и я один смогу справиться с вашим делом, но уже по букве закона. И проконтролировать изъятие и доставку в форт всех обнаруженных припасов. А вы, конечно, всё получите. Потом. Половину. По госрасценкам. Перловкой.

– Мошенник! – закричал Иваныч, задрожав от гнева. Фабий был холоден, как замороженный в земле нордлингов тюлень.

– Слушайте, господин из Улара, а знаете ли вы, что ваши припасы уже почти что изъяты, поскольку по букве закона они должны быть конфискованы и всё равно что находятся на складе в форту! И вы меня интересуете постольку, поскольку я лишь искренне сочувствую вашей невинно обслюнявленной вампиром шее!

Тут только Иванычч понял, какие железные лапы схватили его за горло. Будто Карташка опять восстал. Но сдаваться было не в его обычае. И он сам, посопев и сверкнув глазами, стал ещё выдержаннее и холоднее выжиги-Фабия.

– Буквоед… Десять процентов, – сказал он угрюмо и непреклонно, – хотя и это меня разорит.

– И моя доставка? – насмешливо спросил жандарм, но, поняв, что уже сильно перегнул палку и всё может сорваться, начал давить на совесть, ― Ты вот это своё ай-на-нэ выключи! Слушай, ну как тебе не стыдно, а? Ты же обижаешь своих спасителей! Толкаешь нас с Папой при толпе сочувствующих тебе свидетелей на нарушение долга. Я что, двужопый? Мне проще всё выполнить по инструкции, потому как кроме службы у нас ничего и никого нет. А ну как нас начальство на кукан из-за тебя наденет? У меня волосы стынут в жилах при одной мысли об этом! Двадцать пять!

– Это неправда, да! Я высоко ценю твою уважаемую службу, но всему же есть предел? И, кстати, ты же ни хрена не боишься торговаться дальше, значит, ничего тебе и не будет, – перешёл вдруг на «ты» Иваныч. Он как-то успокоился и раздухарился. Торговаться всё же было его стихией, ― Двенадцать!

– Имей же совесть! Ты же все-таки не кота в мешке получаешь, а припасы, и какие: и мука, и сахар, и крупы, и соления, и копчения! И за все это я прошу двадцать пять процентов, даже смешно торговаться. А по поводу «ни хера тебе не будет»… Если бы я был дворянином, то у меня на гербе был бы девиз «Пищит, но лезет!».

Кроме машин, электричества и пива, гномы безмерно ценили ещё одно, связанное с Пришлыми. Кино. И Камень, вдруг поняв, что ему напоминает вся эта сцена, не сдержался и натуральным образом заржал, неделикатно и заразительно. Через смех он простонал:

– «Аполитично рассуждаешь, аполитично рассуждаешь, клянусь, честное слово! Не понимаешь политической ситуации! Ты жизнь видишь только из окна моего персонального автомобиля, клянусь, честное слово! Двадцать пять баранов в то время, когда наш район еще не полностью рассчитался с государством по шерсти и мясу…»

Засмеялись все, включая и Фабия. Полухин, ухмыляясь, изобразил хлопки правой рукой по чёрной перчатке протеза, а затем одной фразой разрушил все грозные построения блондина:

– «А ты не путай свои личные колбасы с государствеными!» Я прямо заслушался и не перебивал, но тут наш юный друг спустил кое-кого с небес на землю. Зато теперь я понимаю, что такое «хуцпа». Обер-ефрейтор, а скажи, как это я вдруг пропустил объявление чрезвычайного положения? Или это именно ты его объявил, и именно сейчас? Так что гон, конечно, но красивый, ничего не скажешь. Хотя и нагло. Подставляешься по полной. Имей я желание тебя прихлопнуть, труда бы не составило.

– Ну, попробовать всё же стоило, ― нимало не смутившись, ответил Фабий, ― Но, между прочим, время, когда то, что я сказал о чрезвычайном положении, ещё не является правдой, стремительно тает. И все это прекрасно понимают. Так что давайте поменьше пистеть, и побольше ― решать. Потому что именно сейчас тот краткий миг между прошлым и будущим, когда быстро спистил и пошёл – называется «нашёл»! Но он короче комариного хера, а мы его тратим на бла-бла-бла!

– Между прочим, дорогой мой Фабий, больше всех языком мелешь именно ты, а чем быстрее всё закончится, тем больше всем прямой выгоды, ― уже совершенно спокойно заметил Иваныч, но, как и Полухин, а до него ― Дарри, всё же не удержался от подколки и с нарочитым акцентом сказал голосом известного персонажа из упомянутого фильма, ― Садитесь пока… В общем так: двенадцать процентов...

– Двадцать!

– Двенадцать, двенадцать. И сдобница...

– Что?

– А вот она. Нижегородский колдун, между прочим, делал и чары накладывал, хороший колдун. И я её заберу, хоть она не моя. Потому что и форту, и жандармерии такая штука как зайцу стоп-сигнал. Только сломаете. Ну, так в добром хозяйстве, оно, конечно, всё сгниёт. А от меня ― ходатайство вашему командованию о награждении за спасение...

– Лучше бесплатная выпивка...

– Ага…Компот!

Фабий повернулся к напарнику:

– Что делать будем?

– Любоваться закатом...

– В смысле?

– В смысле, закатом губы. Могу одолжить губозакатывательную машинку. Не спутай с машинкой Ракова. Намекал же, не быкуй!

– Так само же в руки плыло!

– То, что само плывет в руки, обычно не тонет...

Почесав в затылке, блондин, не поддержаный коллегой, вернулся к диспуту с ободрившимся Иванычем:

– Эх... Ну, не жлыбься, один малый бочонок пива хотя бы...

– Ну, хорошо, но тогда помогаете с погрузкой и доставкой. Ну что, по рукам? ― спросил Иваныч у Фабия.

– Чёрт с тобой, по рукам!

И все как то разом зашевелились, задвигались. Гимли, прокашлявшись и смачно отхаркнув прямо на пол (демоны, эта цементная пыль из подвалов управы ещё неделю будет душить его кашлем), достал из кармана, окликнул Камня и бросил ему амулет-распознаватель от зажигания «Стрижа». Небольшой латунный шарик с кожаным брелоком-висюлькой едва не просвистел мимо, но всё же был пойман.

– Давай-ка, малый, садись за руль, да метнись за ЗиЛком, так быстрее управимся. А то, не ровён час, и правда, будем всё из форта выковыривать неизвестно сколько времени…

Дарри захлопнул капот «Стрижа», уселся за руль, пристроив рядом в держателе дробовик. Пока он возился, Иваныч с нетипичной для него прытью, пыхтя, притащил и устроил рядом с окороками на брезенте сдобницу. Видно, боялся, что жандармы передумают. Глядя на него, Гимли с молодецкой удалью погрузил наскоро три пятидесятилитровых бочки с пивом и бочонок водки. Полухин наблюдал за грабежом с непроницаемым выражением лица степного истукана, и не понять, порицает он происходящее, одобряет, или смеётся… Мотор мгновенно завёлся, и, не смотря на распахнутые ворота, едко завоняло бензиновым выхлопом. Дарри, не веря ещё тому, что вот так просто удалось заполучить, хоть на время, в руки «Стрижа» в пару к пулемёту, воткнул передачу и мягко отпустил сцепление. Ему было не очень удобно, всё было отрегулировано на водителя повыше ростом, в зеркала ничего не было видно, а ноги едва доставали до педалей, но на глазах у жандармов он не решился что-то менять. Отпустили ― и ладно. И всё же, не смотря на некоторую неуютность, машина вызвала восхищение. Мягкий ход, тяговитый и моментный для машинки такого веса движок, тихий даже и без отличного глушителя, четко, как винтовочный затвор, работающая коробка передач… Краем глаза он заметил неподалёку от ворот мотоцикл с коляской, очевидно, жандармы прикатили именно на нём. Странно, что никто не услышал. Хотя… Им из-за пальбы из их арсенала внутри лабаза впору вовсе оглохнуть было, да и Аркашка всё внимание на себя приковал. Но это всё как-то подумалось на втором плане, на первом был восторг от «Стрижа». Даже жаль было, что до гостиницы каких-то четыреста метров. Аккуратно припарковавшись сзади массивного сруба «Улар-реки», так, чтобы из форта машина как можно меньше бросалась в глаза, он с сожалением выбрался из-за руля, прихватил «Таран», и, отмахнувшись от вопросов родичей, нырнул в кабину грузовика. Обратный путь к лабазу был не дольше, но, после «Стрижа» никакого восторга не вызывал. ЗиЛ, всё же, совсем не «Стриж». Что и подтвердили обгорелые ворота, в которые пришлось протискиваться, ловя сантиметры. Но всё же прошмыгнул, развернулся и сдал задом поближе к воротам лабаза. Басовитый пулемётчик и Иваныч уже почти закончили составлять акт изъятия и передачи, основанный на описи похищенного. Это придавало всей афёре хотя бы видимость законности. Зыбкую, шаткую, но… Как мило и по-гномьи деликатно выразился Гимли, «чем больше бумажек, тем чище жопа». Дальше они все дружно и торопясь грузили грузовик. Негласно обе стороны решили не считать то, что уехало в «Стриже», да и в грузовик торопливо загрузились с изрядным походцем к «Описи похищенного». Ну, или уже к акту, написанному и подписанному в двух экземплярах. Так же торопливо, как грузились, караваном доскакали до «Улар-реки». Разгружали «ЗиЛ» уже гномы, в первую очередь изнывавшие от неведения Торир с Балиным, да Иваныч, как самое заинтересованное лицо.

Фабий, не поднимая противопыльные очки с глаз и не вылезая из-за руля своего дырчика, помахал, привлекая внимание, рукой. Рарри и Полухин подошли к нему.

– Всё, с незаконной частью нашего знакомства покончили. Мы на склад, продолжать законную часть.

– А чего там теперь-то делать? ― простодушно спросил Рарри.

– Старина, там, вообще-то, дохлый вампир. Это пистец не нашего масштаба. Как раз самые дела и начинаются. Мы и так с этой экспроприацией палью обвесились, как новогодняя ёлка шариками. Вампир в городе ― это ЧП, и уже минимум полчаса, как мы должны были не плюшки с вами делить, а быстрее собственного визга начальство звать. Так что вы, в натуре, готовьтесь к встрече с нашими солнцеликими, все, кто на складе был. Что думаете, зря бумажки писали?

– Мы планировали прямо сейчас в форт ехать…

– Планы строят для того, чтобы получить бесценный опыт, на каком этапе они полетят в тартарары. Но вот этот как раз имеет все шансы воплотиться в жизнь. Только не так, как вам бы хотелось. Мой совет – езжайте все, кто на складе был, всё равно призовут. Сперва будут мурыжить с вампиром, а потом все мозги через хер высосут, на тему «Где вы были с восьми до одиннадцати в первый день бунта?».

– Это надолго вообще?

– Да до ишачей пасхи! Мне-то откуда знать, что там в вашем рассказе возбудит дознавателей и возбудит ли вообще. Но готовьтесь к долгому и неоднократному разговору.

Рарри сплюнул на землю, вздохнул, притих и задумался о грустном. Заметив внезапно озаботившееся лицо тарейшины, Фабий совершенно по-гномьи заржал:

– Да ты не сцы, Капустин, подъелднём и отпустим! Всё, до скорой встречи в наших застенках! – и трёхколесный рыдван, окутавшись сизым смрадным дымом, умчал патрульных назад к лабазу, подскакивая на кочках. Рарри успел только увидеть, как басистый несклёпа Феликс, достав амулет связи, что-то в него говорит.

Тем временем разгрузка закончилась. К старейшине и Полухину как-то сама собой собралась вся команда «кто на складе был». Красный как рак Иваныч вытирал своим совершенно уже утратившим всякую привлекательность гигантским платком лоб и шею. Полухин, глядя вслед удаляющемуся голубому облаку, задумчиво спросил у усача:

– Иваныч, ты ведь знаешь, что с картами я имею дело только с топографическими, и в азартные игры не играю?

Недоумевающий усач воззрился на унтера:

– Ну да, а чего?

– Так вот если я даже за топографические карты с тобой за один стол соберусь сесть, напомни, чтобы я этого не делал.

– Не понял… Почему?

– Потому, что ты жухаешь. Когда ты всё это задумал? Ещё в форту? И когда успел только…

– Ты о чём, – спросил Николая старейшина, не понимающий, о чём идет речь.

– А вот как ты думаешь, важны ли были простыни из «Улар-реки», чтобы сломать жандармов? Ну, на то, чтобы они приподзакрыли глаза и дали добро на вывоз всякого-разного?

– Я так думаю, это-то их окончательно и добило…

– А как ты думаешь тогда ещё вот что: и почему это я их нашёл так быстро? Да потому, что уже знал, что искать. Не успели вы вселиться, гляжу, рысит наш колобок к Карташкиному лабазу, со стопкой простыней под мышкой… Я прямо весь извёлся сначала, думая, чего же это он такое затеял?

– Погоди-ка, – встрял Гимли, – ворота ведь заперты были, я же сам замки вскрывал…

– Да что ты? Фёдор Иванович, мил-друг, а скажи достойному ур-бараку, ключики-то где были? За притолокой, за воротной петлёй, или под камнем?

– За притолокой, – легко сдался Иваныч и шумно, почти как гном, вздохнул.

– Нет, ну ты скажи, – возмущённо выговаривал ему Полухин, – Ведь не мальчик же в такие авантюры лезть! Да и не в твоём это духе, ну вот нисколько. Кой чёрт тебя под руку толкнул? И нас всех в бурелом за собой потащил, к медведю на завтрак. Или к мантикоре. Вот помяни мое слово, икнутся нам ещё твои колбаски! Говори давай, жулик пузатый, своим умом дошёл или надоумил кто? Ведь на ноль всех помножить могли!

Гимли не преминул добавить:

– Эт-точно! Я бы на месте жандармов всех бы пострелял, а потом разбирался. Железные нервы у пацанов оказались!

Иваныч ещё раз тяжко вздохнул, помолчал, а потом как-то обречённо промолвил:

– Когда женщина говорит «какой ты умный!» – это значит, что она толкает тебя на глупость.

– Иваны-ы-ы-ч… Ну вот от кого-кого, но от тебя не ждал… Слыхал, поди, поговорку: «Не от того баба дура, что дура, а от того дура, что баба»? Ну а самому подумать? Глафире можно тебя подталкивать, даже нужно, но ты-то знаешь, чем сейчас могло кончиться? И ещё, на минуточку, не кончилось ведь!

– Что-то не замечал я никогда, чтобы ты своей Саломи такие поговорки говорил! Всегда только «О, Саломи! Ах, Саломи то, ах, Саломи сё!», – огрызнулся Иваныч, и, о диво, Полухин сконфузился и даже покраснел. А усач продолжил уже на полтона ниже, и явно оправдываясь, – Я тебе другую поговорку напомню. «Чоловик голова, а жинка – шия, як вона поверне, так воно и будэ!» Сам же знаешь, если баба что в голову вобрала – спорить бесполезно. Проще гнома переупрямить. Извините, пожалуйста, – обратился он уже к Рарри, сообразив, что мог обидеть и гномов. Но старейшина лишь только мягко похлопал толстяка по руке, проявляя солидарность мужа к мужу. Хотя, насколько Дарри знал, пузан и усатая Глафира женаты не были. Тут толстяк вдруг взбледнул лицом и с всхлипом втянул воздух:

– Только что дошло. А я ведь сегодня от вампирских зубов был на волос не один раз, а два… Пойдём, водки выпьем, а?

Гимли захохотал, и от души шарахнул по мясистому плечу хитромудрого трактирщика своей лапищей, выбивая мучную пыль от сгруженных из машины мешков. Он явно одобрял Иваныча и его действия. Все действия, и предложение выпить водки, и даже то, что он их на складе, по сути, использовал. А Дарри вдруг понял, что не только гномы способны тщательно и наперёд планировать свои действия. Но не мог решить – а он-то вот согласен с тем, как Иваныч это провернул, или нет?

А вот у него самого день как-то не задался. И новых проблем насыпалось, как песка за шиворот в дышащем штреке, и обещания Вараззе не выполнил… И не узнал и не научился ничему новому. Похоже, Рунопевцем быть не такое уж спокойное занятие. А ещё в форт ехать, и это неизбежно. Эх, Камень-Камень… Что там тебя ждёт впереди, каким теслом тебя тесать будут, каким раствором прихватят?

И он отправился за старшими, пить водку. Во-первых, отказываться глупо, и не по-гномьи. Во-вторых, от тяжких дум в малых дозах она, бывает, и помогает. Правда вот, Гимли говорит, что война и водка ума не прибавляют и не убавляют, а просто показывают, есть ли он. И с каким настроением к ним подступаешься, то они только и усилят. Ну, посмотрим. А что ещё ему остаётся? Смотреть вокруг, учиться, мотать на ус. И готовиться. К тому большому, тревожному и, может быть, даже страшному, что ждёт его впереди.

Будущее! Я уже иду к тебе, и пусть будет то, что должно!