Текст книги "Колбаски, тайны и загадки в безмятежный период (СИ)"

Автор книги: Александр Бельский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Глава 5

Глава 5, в которой герой находит в «Стриже» много загадочного, Гимли и Иваныч строят гипотезы и ведут светскую беседу, но самое интересное, конечно, происходит в конце главы.

Дарри пристроил свой «Таран» понадёжней у левого переднего колеса и поднял крышку капота. Она открывалась как обычно и сюрпризов не преподнесла. А вот прямо под ней… От обилия сияющих магией нитей у Дарри заслезились глаза. Сияющих для него одного, понятно, что ни Гимли, ни Иваныч ничего этого не видели. На первый взгляд, всё волшебное свечение к защите от угона не имело никакого отношения. Но потом он заметил тусклую, и очень похожую на ту, что была у Созерцающего, нить Силы, подходящую к рулевой колонке. Только более тонкую и слабую, почти незаметную. Она шла от небольшого амулета чёрного серебра, который, в свою очередь, получал Силу от общего накопителя. Поток от накопителя был чистый и яркий, явно не имеющий отношения к тусклой пакости. Минутку подумав, Дарри начал озираться.

– Что ищешь? – требовательно насупив лохматые брови, спросил Гимли, указывая глазами на Иваныча. Ну, понятно, надо объяснить так, чтобы о магии ни полслова.

– Деревяшка нужна, не толстая, но прочная. Длиной в локоть. Там замыкатель зловредный стоит, и,если просто так за руль полезть, то может насмерть током ударить.Надо его выбить, но так, чтобы основную цепь не повредить.

– Иваныч, пособишь чем? – искательно спросил Гимли, заметив, что Дарри хочет что-то спросить без лишних ушей.

Иваныч заозирался, как Дарри минуту назад, поставил винтовку у стены, а затем устремился куда-то в угол. Едва он отошёл, как Камень тихо спросил у Гимли:

– Есть что-то похожее на амулет? Ключа нет, а без магии не заведёшь. Если провода просто замкнуть, беда может быть, там магическая защита хорошая стоит.

Гимли на секунду задумался, а затем вытащил из внутреннего кармана куртки серебряный медальон на простом кожаном шнурке.

– Подойдёт? – спросил он у парня.

– Да, отлично! – обрадовался Дарри.

– Смотри, не потеряй и не испорть! Это Глоина… Для его семьи взял, ну, когда он…, – мрачно пробурчал Гимли.

Настроение Дарри ухнуло вниз. Он как-то и подзабыл, что родич погиб. Ему стало стыдно, и за это, и за мимолётную вспышку радости, что убит не он. И тогда Камень уверил себя, что постарается с медальоном изо всех своих щенячьих сил. Онзажмурился и постарался. Для начала нужно было как можно точнее вспомнить составную руну, родившуюся у него при исследовании «Печати взломщика». Вспомнив, он стал вливать её в бляху медальона, которую держал обеими руками. И явно перестарался. С его ладоней словно сорвался ворох светящихся голубых снежинок, вихрем крутящихся вокруг медальона… нет, уже амулета. Причём, судя по тому, как Гимли выпучил глаза, снежинок, заметных любому. Ур-барак закрутил пальцем у виска, ноДарри уже всё и сам понял, и со всей возможной скоростью втянул назад излишек Силы. Ух! Кажется, пронесло – Иваныч, отклячив в их сторону монументальную задницу, вытаскивал что-то вроде деревянной лопаточки из кучи всякого кухонного барахла в углу.

– Это пойдёт? – спросил усач у Дарри, демонстрируя находку.

– Да, в самый раз! – обрадованно сказал Камень, протягивая руку за лопаточкой.

Взяв её в руки, он повертел деревяшку, подумал, затем, достав нож, аккуратно, чтобы не расколоть, вырезал на боковой стороне что-то вроде крюка. Подцепив им амулет, он постарался отрешиться от магии, чтобы рассмотреть, не отвлекаясь на линии Силы, как же опасная штукенция закреплена в машине. Это почти удалось. Он словно уменьшил яркость всех светящихся нитей, и теперь было понятно, что амулет внатяг посажен в специальноегнездо на колодке, к которой, словно в электросети Пришлых, проводами из обычного серебра подводилась Сила из накопителя. Подергивая крюком то с одной стороны, то с другой, он осторожно вытягивал амулет Созерцающих из паза крепления. Наконец это ему удалось, и тусклая клякса повисла на проводах, идущих от неё к рулевой колонке. Тем не менее гаснуть в магическом зрении она не спешила, должно быть, накопив много энергии. Без малейших сомнений Дарри, нажимая на деревяшку, оборвал провода, и амулет-ловушка звякнул, упав на пол.

– Не трогать! – рявкнул Дарри, – эта штука, скорее всего, ещё и защищена чёрной магией Кали, и я никому не советую брать её в руки!

Любопытный Иваныч, уже было потянувшийся за интересным предметиком, отскочил, как кот от гадюки.Гимли, наклонившись, внимательно рассмотрел амулет, а, рассмотрев, крякнул возмущённо:

– О как! Ну, я уже прямо сейчас могу сказать, что на этой таратайке кто-то из Созерцающих в город приехал, или, как минимум, кто-то из головки этого мятежа.

– Почему? – хором спросили Дарри и Иваныч.

– А вон гляньте повнимательней на эту дрянь!

Дарри добросовестно поглядел. Амулет представлял из себя небольшой, в пару дюймов в диаметре, диск из серебра, какого-то словно запылённого, не чернёного, как ему сперва показалось, а будто в соляном налёте. Точнее, это был не диск, а круг с тремя направленными вниз шипами.

– Кажись, Иваныч, вроде, понял, а тебе объясню.Поди и не видел такого? Это«Кровоточащее солнце Кали», и за одно только обладание им положена виселица. Ну, то здесь, в Новых Княжествах.Добренькие они все тут. А в Старых – либо кол, либо четвертование, либо в масле кипящем заживо зажарят. Или ещё что-нибудь такое же яркое и впечатляющее.

– Скажешь тоже, не видел… Даже детей учат, что это за дрянь. Да и видел я её, – и ещё даже не договорив, Дарри понял, что чуть опять не сболтнул лишнего о стычке с Созерцающим, ведь именно о бляхе на его шее он и вспомнил. Иваныч, навострив уши, приготовился слушать. Лицо Гимли, явно почуявшего ещё какую-то историю, которая связана с тем, о чем НЕ НАДО говорить, выражало скорбь от тупости молодого поколения народа Казад и неумения этого самого поколения держать язык за зубами. Ну вот и стоит ли рассказывать о ночной встрече сейчас? Пожалуй, пока не очень, особенно в свете рассказа ур-барака о Совете Родов и непонятном статусе хозяина «Улар-река».

– Это где же тебе такое довелось увидеть? – вроде бы и не особо интересуясь, спросил Иваныч.

– Так мы же когда через тугов прорывались, я из машины и вылетел. Ну вот мне и пришлось тогда с ними разбираться окончательно. На них и видел, – сказал Дарри с таким честным видом, что Гимли явно почуял подвох. Зато Иваныч, кажется, ничего и не заметил. Тем более, что сказанное было правдой. Хотя, как и советовал ему Гимли, не всей правдой. Так что ур-барак облегчённо выдохнул, а Камень, торопясь сменить тему, снова озвучил вопрос, который уже задавал старому гному:

– Но я вот, хоть киньте меня в горн, не могу понять – как же они в город въехали? Даже самый слабый из колдунов не может не почуять этот кружок!

– Да… А ведь загадка, в самом деле, – задумался Иваныч. Очевидно, вопрос молодого гнома отвлек его от незаданных им самим вопросов и крепко озадачил. И озадачил неприятным образом. Гимли, заметив это, решил закрепить отход от опасной, на его взгляд темы (исподтишка показав на всякий случай Дарри увесистый кулак) и спросил:

– Так может, Иваныч, у них сообщники были? И провели их в город, а?

– Да с ума ты что ли сошёл? Патрули и посты страхуют друг друга, к тому же во внешний периметр и во внутренний всегда из разных подразделений назначают, – и тут уже пузан сообразил, что теперь он распустил язык, и чуть ли не с лязгом зубов захлопнул рот.

– Ну и что? Опасен им только колдун. Может, его и не купили, а просто глаза отвели, ну, или еще чего?

– Так это какой силы должен быть тот, кто глаза отводит? Пусть и не особой мощи у нас волшебники в форту, но их и медальоны, и жезлы от морока защищают. А руны в шлюзе на воротах, поди, и сам видел. Они абсолютное зло враз бы учуяли, а магия Кали это оно самое абсолютное зло и есть, и глаза им не отведешь, это же не живые люди. Да и маны в них закачано всегда было сколько надо, уж за этим следили будь здоров, все, кому надо, следили! Нет, тут какая-то загадка…

– А что, портал в Пограничном нельзя открыть? – спросил Дарри.

– О! Точно! – возопил усач, – Как говорится, устами младенца истина глаголет! Значит, что получается? Кто-то привез амулет… Ну, или маячок, и вовсе без тёмной магии, а они навелись на него и тут оказались в единый миг. Тьфу ты, так всё просто…

– Да? Просто? Чтобы машину в портал протащить, знаешь, сколько Силы уйдёт? – сварливо спросил Гимли.

– Да ерунда, если прокладывать от места силы колдуна. Ну, или от алтаря. Ох ты… Скорее всего, от алтаря. Это сколько же жизней эти гады загубили, чтобы тут оказаться?

– Ну вот и зачем столько сложностей? В голове не укладывается, ведь любой сбой – и всё по одному лохматому месту пойдёт? Всё прямо как вот с этим «Стрижом», слишком всё наворочено, ни шагу в простоте. Как будто кто-то чересчур заумный весь этот бунт выдумывал, и всё финтифлюшками разукрасил. И чересчур сильный. Все, на что ни глянь, сделано так, будто ему эту Силу девать некуда.

– А так оно и было, скорее всего. И со сбоем, и с Силой, и со сложностями. Вот гляди… Во-первых, Сашка говорил, что, когда он в «Водаре» всю верхушку мятежа перестрелял, там у Созерцающих на столе амулет стоял, шар огроменного размера. Туда, в шар этот, вроде бы заклятие против стен форта закачали какой-то прямо запредельной мощи. Да только малой ваш верно сказал, просто так этакое злое-магическое в ворота не протащить, ну просто совсем никак. Вот тебе первая их сложность возникла – раз в ворота нельзя, значит, нужен портал, так? Дальше гляди: видно, доверить его, амулет этот, никому нельзя было, а тащить пешком для жреца-Созерцающего слишком тяжело было. Вот и пришлось им в портал не ножками идти, а машину гнать. Значит, сам портал был такой, что можно хоть войско через него провести. Созерцающие и их охрана, туги, наверняка так и прошли. Ну а во-вторых, это уже про Силу и откуда она взялась. Говорили ещё и про другого колдуна, не Созерцающего, но замешанного во всём этом, огромной просто мощи. За ним, я так понял, Александр и охотится. Хотя почему охотник на нечисть тропит колдуна – ума не приложу. Но был он тут, колдун этот, говорят, то, что связь накрылась – именно его поганых рук дело. И, самое главное – ушёл он сразу, ещё до мятежа, и как раз через портал, это доподлинно известно.

– Иваныч, я просто потрясён твоей осведомлённостью. И откуда ты всё это знаешь? А ещё – ну и почему же тогда мятежники этот демонов амулет так и не использовали?

– А, ты ж в Управе в осаде сидел… Тут такое дело, в ночь, когда «Барабан» взрывали, аколита-Созерцающего в плен взяли, – Иваныч это сказал с небрежной гордостью, словно он и был тот самый герой, который захватил чернеца. Только очень скромный герой, не ждущий похвалы и наград, – ну и в форте уже ему язык развязали.

– О как! Вот прямо ты и развязывал?

– Ну, я, конечно, не присутствовал… Александр потом с Рарри вашим планы обсуждали, а я услышал… Случайно.

– Ну конечно! Обязательно случайно!

– Не нравится – буду молчать! Нет, чтобы спасибо сказать!

– Да я и от Рарри всё узнаю, а ты лопнешь, если не вывалишь мне все слухи, – безжалостно сказал грубый Гимли.

– Ну, вот и узнавай! – заявил содержатель гостиницы и гордо отвернулся.

– Ну ладно, ладно! Спасибо. И извини. Ты-то здесь! Так чего мне ждать Рарри? Ну, правда, извини. Давай, говори уже, не томи, что там этот поганец-Созерцающий рассказал!

– Ну вот, так-то лучше! Ладно, слушай. Командовал ими всеми – и чернорясниками, и самим бунтом – старший жрец ордена, один из тех двоих, которых Александр застрелил ещё в «Водаре Великом», чем, кстати, здорово спутал им карты, сам того не ведая. Тот самый шар, про который я говорил, остался стоять на столе в «Водаре». Он хоть и был амулетом, заряженным каким-то сверхубийственным заклятием, да только применить и вызвать то волшебствомог лишь покойный, сам его и составивший. Так что шар стал после этого для всех оставшихся негодяев просто булыжником. Вот тебе и сбой, про который ты говорил, это в-третьих. Ну, а возвращаясь ко второму, то есть к магику… Колдун тот силы невероятной, и вот он, если я правильно Сашку понял, как раз мудрить любит, ну и всякое эдакое… Излишне сложное. Только тут опять странность вылезает. Мудрить-то он любит, и сильный, что есть, то есть. Но, похоже, не особо он с Созерцающими в ладу. И как они в одной упряжке оказались, не ясно.

– Да тут слишком многие и слишком разные как-то в одной упряжке очутились. И эльфы со своим пророчеством, и сипаи взбунтовались. И, как я слышал, банды вдруг перед мятежом повылезали из всех щелей, гарнизон просто с ног сбился их ловить. И в самом этом мятеже кого только не было – и баронские отряды, и гуляйпольские, и наёмники, и местные. Так это у них всё дружно выходило, что я аж вспомнил старые войны с ушастыми. Всё в точности на их манер – этак исподтишка всё потихоньку сладить, и всех взнуздать, так что никто и не догадается, чья гармонь и кто играет. Ладно, после договорим, а то часики-то тикают, кукушка кукует! Пора бы нам уже заняться тем, для чего и пришли, – и Гимли поглядел на Иваныча, а тот, не возражая, развернулся и затопал в угол. Там на крючьях, надёжно ввёрнутых в перемётную балку, висели окорока, колбасы и куски грудинки в верёвочной оплётке. Дарри только тут понял, что в воздухе не сильно, но ощутимо пахнет не пожарищем, как на улице, а копчёностями, и рот тут же наполнился слюной. Хозяин «Улар-реки» вскарабкался на кстати стоявшую рядом с окороками деревянную стремянку, и занялся тем, что, снимая с крюков, навесил себе на шею несколько больших кругов разных колбас, а затем еще обогатил это монисто, намотав в несколько слоев то ли сардельки, то ли шпикачки. Затем, балансируя на ступеньке стремянки и неестественно прямо держа свою голову, по самые уши и роскошные усы увешанную колбасными ожерельями, он поднатужился и уцепил с крюка здоровенный свиной окорок, а затем ещё и второй. Старый гном заинтересованно наблюдал, как с некоей слоновьей грацией, вроде бы неспешно и осторожно, но быстро и в то же время плавно нагруженный копчёностями Иваныч стал спускаться со своего насеста под крышей. Затем, спохватившись, Гимли повернулся к водительскому месту машины.

Тент (тоже, кстати, не простой заводской, а кожаный) был сложен, а боковые стёкла опущены, так что ничего не закрывало старику обзора. Хмыкнув, он, не открывая водительской двери, протянул руку к козырьку от солнца (опять-таки кожаного) на рамке ветрового стекла, вытащил и с издевательской вежливостью показал Камню амулет-распознаватель от зажигания. Небольшой латунный шарик с кожаным брелоком-висюлькой заставилДарри почувствовать, что его щёки стремительно краснеют. Растяпа, проморгал амулет, торчавший в самом очевидном для него месте!Вдруг он ощутил нечто… Не магию, нет, скорее, это заговорила его старая взаимная любовь с камнем. Он и раньше часто чувствовал жилы, ручьи и полости внутри скалы. И сейчас он ощутил что-то подобное, какую-то неправильность. Или след чего-то рядом, под полом. Он всё ещё держал в правой ладони медальон-взломщик, и машинально начал поднимать руку – вернуть его Гимли, а заодно сказать об этом своём чувстве. Но тут события, до сей минуты текшие неспешно, как патока, вдруг понеслись вскачь.

Иваныч, сжимая в каждой руке по полупудовому окороку, подошёл к заднему борту «Стрижа». В грузовом отделении, кроме огромного, неряшливо и неаккуратно скомканного куска брезента, ничего не было. Оглядев его, пузан решил ничего не расправлять и не менять, но зато разразился панегириком копчёному мясу:

– Окорока у Карташки знатные! Эта шельма их в Вираце у какого-то славного мастера берёт. И простой сыровяленый чудо что такое! Они там свиней какими-то особыми желудями откармливают на вольном выпасе, да дробину, ну, то есть, солод после варки сусла для пива, им дают. Причём по какой-то специальной секретной методе, чередуя то одно, то другое.

А уж вот этот вот (тут он воздел вверх зажатый в левой руке на манер булавы у былинного героя окорок) и вовсе песня счастья для живота. Его как-то по хитрому припекают в особой медово-ягодной глазури в больших печах, затем ещё раз, по иному, уже теперь с листом ореховым, тёрном, можжевеловыми ягодами и со всякими острыми и душистыми травками-листочками и чесночком, а после в холодном дыму коптят до полного восторга и удовольствия. Под водочку вашу гномью, холодную и знобкую, да с хренком-горчичкой… Да боги с ними, можно же ведь и без них, без хренка и горчички! Ножичком так каравайчик горячий пластанёшь, а от него – дух хлебный, парок живительный. Ломоть толстый, да мягкий, прям весь в руку можно сжать, такой он пышный! Ты эдак на него такой же ломоть окорока, только тоненький, и они вместе так запахнут, что невозможно не выпить рюмку, а то от неё уже и рука замерзла. И так её раз, родимую, геройски и лихо, а потом занюхаешь этим вот хлебно-мясным великолепием ароматным, и – захрустишь огурчиком квашеным. Пупырчатым таким, мелким, острым, с черносмородиновым, вишневым и дубовым листком, да с хреном, да с чесноком, да укропом с зонтиками, и обязательно под гнётом побывшим. И вот только потом уже этим вот самым двойным ломтем и закусишь, не спеша так, чинно, с радостью и ощущением счастья бытия…

Оба голодных гнома почти одновременно дернули кадыками, сглатывая слюну. Дарри забурчал животом, а Гимли коротко и с чувством сказал, как припечатал:

– Сука!

Поняв, что перестарался, толстяк заткнулся и шмякнул воздетый к потолку окорок на брезент в кузове «Стрижа», и уж было приготовился, словно игрок в городки, бросить второй, сыровяленый. Как вдруг ткань задёргалась, зашевелилась, и стало ясно, что под ней что-то, а точнее, кто-то есть. Край брезента резко дёрнулся, и из-под него, вставая рывком, появилась фигура. Это был человек, мужчина. Он был одет в добротный, солидный даже городской костюм, правда, увы, сильно помятый. Гимли так и вовсе не понимал этой неудобной «городской» моды Пришлых. Кургузый пиджачишко казался нелепым и неуместным, и своей клетчатой мятостью вызывал в памяти когда-то слышанное слово «пиджакет». Да и сорочке с расстёгнутым на две пуговицы воротом для полноты картины не хватало галстука. К фатовским аккуратным усикам, напомаженными и закрученными остриями грозящими носу, очень пошла бы набриолиненная прическа, но, увы – шевелюра незнакомца была взлохмачена и взъерошена. Он смотрел на Гимли, к Камню же он был обращён вполоборота спереди, ну, а к Иванычу практически спиной, зато тот был ближе всех к незнакомцу, всего лишь в шаге.

– А-а-а-аркаша? – проблеял Иваныч, – а-а-а-а я вот про окорока твои рассказываю…

Но Гимли заметил кое-что ещё, кроме костюма и причёски. Незнакомый доселе ему Аркадий был бледен, как сама смерть. И на этой белизне ещё отчётливее выделялись губы, измазанные чем-то тёмным, красные белки глаз и почти чёрные круги вокруг них. Ворот рубашки тоже был расстёгнут не просто так. На шее был заметен след укуса. И если Иваныч этого не видел, а Камень не понял, то ур-барак всё сообразил немедленно. Тишина и плавность событий лопнули и рассыпались. Карташка, услышав позади себя и совсем рядом голос, с нечеловеческой скоростью повернулся в сторону пузатого содержателя гостиницы. Гимли, отскакивая спиной вперёд от машины, тоже очень быстро, хотя и уступая в скорости незнакомцу, сорвал с плеча «Таран». Не за ремень, а цапнув правой рукой обратным хватом шейку приклада, и, пока дробовик описывал энергичную дугу стволом вниз, левой передернул цевьё, загоняя патрон в патронник. Одновременно он рявкнул:

– Камень, Иваныч, назад! Это вампир!

И выстрелил.

Глава 6

Глава 6, в которой герой узнаёт,каково это – биться с вампиром, а ещё знакомится с бравыми жандармами.

Дальше всё происходило быстро, сумбурно, нелепо и одновременно. Аркашка, наклонив голову, присел, причём так живо, что, как показалось Камню, заряд картечи прошёл над ним. Завопил и отскочил мячиком назад Иваныч. Дарри ничего ещё не успел сообразить, и так и стоял столбом с медальоном в протянутой к отпрыгнувшему Гимли правой руке. Он даже подумал, что пузан вскрикнул, испугавшись выстрела – но это было не так. Просто Иваныч в этот миг был единственным, кто видел Карташку в лицо, а не со спины. Вампир и в самом деле пригнулся, правда, не после выстрела, как показалось Дарри, а за миг до него, так что картечь стригу действительно не зацепила. И – нет, он и не пригнулся вовсе. Он превращался. Голова его при этом словно втянулась в плечи, лицо же разительно изменилось. На переносице собрались морщины, и лоб словно надвинулся на неё. Резко обострились скулы, рот растянулся, превращаясь в клыкастую пасть, из которой пахнуло зловонием, тленом и прокисшей кровью. Его глаза из голубых с кровавыми белками расцвели в ярко-жёлтые, вовсе без белков, но зато с вертикальными зрачками. Пальцы скрючились как когти, спина согнулась каким-то странным образом, отчего он сразу же превратилось в уродливое, но очень хищное нечто.Всё это случилось быстро, внезапно и… страшно, так что пузан от неожиданности взвизгнул и отпрыгнул с невероятной для него лёгкостью, успев при этом замахнуться единственным своим на этот миг оружием – окороком. Карташка-кровосос, не медля ни мгновения, метнулся за ним, скалясь и вытягивая руки с внезапно ставшими узловатыми и когтистыми пальцами. Его раззявленная вонючая пасть нацелилась на шею толстяка. Камень по-прежнему продолжал стоять и тупить, Гимли выстрелил второй раз и теперь уже не промахнулся, всадив заряд под правую лопатку умруну. Он не боялся попасть в Иваныча, поскольку последний был от него правее и дальше, чем вампир, а картечь на расстоянии жалких двух метров не то, что не разойдётся – из поддона не выйдет. Но третий раз он стрелять не решился – вампир уже прыгнул на усача, а гномы всё же как стрелки далеко не эльфы. Впрочем, всё, чего он добился своей пальбой, это только то, что кровососа увело с линии атаки, но и то лишь немного. Долю секунды спустя Иваныч обрушил свою сырокопчёную палицу на голову нападающему стриге. Но запоздал с ударом, всего лишь задев вскользь умруна по голове, уж больно тот был быстр. Вампир, победно шипя, врезался в него с такой силой и скоростью, что они оба свалились на пол. Иваныч ухнул, а Карташка схлопнул капкан своих челюстей, но из-за столкновения с полом промахнулся, как и Иваныч секунду назад, и едва не сломал себе зубы об каменные плиты пола.

Гимли многое повидал за свою жизнь, и повоевать ему пришлось тоже много с кем, в том числе и с вампирами. Так что он не то, чтобы был вовсе спокоен, просто не терял головы. И в этой голове вовсе не крутились мысли, замедляя реакцию тела, всё было на подсознательном уровне. Курильщик, закуривая, даже не думает, как он достанет сигарету из пачки и щёлкнет зажигалкой, он делает все эти движения памятью тела и автоматически. Так вот и сейчас ур-барак не думал, а понимал. Если бы это понимание выразить словами, то получилось бы слишком длинно и долго. Он понимал,что это не баоба-сит, вампир в женском обличье, который с равным успехом питается и гномами, и людьми. Карташка был лишь человечишкой, но не это было важно, важнее было то, что его обратил обыкновенный вампир. Вот и вышел из него стрига, обычный людской вампир. А они гномов не пьют, и заразить их не могут. Это людская кровь им блаженство, а гномья даже не пища, а так, скверная ей замена. Потому, наверное, из них всех он и навёлся сразу именно на Иваныча, за которого подсознательно Гимли беспокоился всё же меньше, чем за Камня. Кроме того, вампир был очень молодой, только что обращённый. Он пока совсем не сильный, до первой кормёжки, хотя голодный, хитрый и злой. И шансы справиться с ним есть. Не много, но есть. Стригу можно убить огнём, осиной или святой водой. Вот только ничего этого у них с собой не было. Вампиры, вопреки расхожему заблуждению, серебра не боятся, это вам не оборотень какой или упырь. Солнце им, конечно,может серьёзно навредить, особенно яркое и особенно – новообращённому вампиру. Но, во-первых, на их беду день был пасмурным, а, во-вторых, в лабаз через распахнутые ворота и слуховые окошки на крыше солнечных лучейи в погожий-то денёк лилось не так уж чтобы и много. Поэтому и солнышко им тоже не поможет, да и умруну не сильно помешает. Тот же вампир только прямых солнечных лучей боится, а в тени так и нормально ему. И опять же, слабый-то он слабый, и гномов не пьёт, да только ведь всё одно – он уже и сейчас многажды сильнее любого казада, и убить он тоже любого из них может, не особенно-то и напрягаясь, голыми руками. И убьёт, если его не свалить. Так что им справляться с этим кровососом нужно обязательно, если жить хотят, и причём быстро. Вампира, любого, и молодого, и старого,ещё можно уничтожить, отрубив ему голову или порубив на куски, и тогда его не спасёт даже его демоническая регенерация. Ну да только старый для них был бы слишком быстр и силен… Этот-то, конечно, молодой, только вот беда – ни он, ни Дарри не взяли с собой секиры. Шли же мирно грабить лабаз, а не с вампирами сражаться, прости нас Прародитель! Так что и этот вариант– не вариант! Вот, примерно так, долго и путано, могло бы прозвучать то, что в какой-то миг промелькнуло в голове старого гнома, который не задумывался и не медлил, делая что должно. То есть стрелял так часто, как только мог. Паля в кровососа, Гимли даже не рассчитывал его убить. Ни простая пуля, ни картечь на это не способны, ну разве что в упор раза три в голову, чтобы её снести напрочь. Это Дарри сейчас с изумлением смотрел, как толчки чёрной, вязкой и вонючей крови умруна выдавливают из его спины картечины, а раны на глазах начинают затягиваться. Гимли такого уже навидался. Но зато, стреляя, он вынуждал кровососа бороться с ранами, тратить силы, которых у молодого, ни разу не кормившегося вампира не так ещё и много. И каждая рана его замедляла. Сейчас же надо было подобраться вплотную, иначе он, паля из своего «Тарана», больше вреда принесёт Иванычу, а не вампиру. Ур-барак в два прыжка подскочил к ним. Он пытался так наставить дробовик, чтобы не зацепить усача, но Карташка не глядя отмахнулся от него. И сила этого движения была такова, что старый гном отлетел метра на два, не только не выстрелив, но ещё и уронив свой «Таран», который с лязгом упал на пол. Впрочем, может это лязгнул сам Гимли, тоже покатившийся по полу. Камень, наконец, пришёл в себя. Его дробовик был далеко, прислонён к колесу «Стрижа» с другой стороны машины. Но, пожалуй, что револьвер, который он вырвал из кобуры, был теперь поудобнее – до вампира, оседлавшего Иваныча, было не больше метра. Дарри рухнул на одно колено, да ещё и пригнулся, чтобы, стреляя, не попасть в толстяка. Медальон Глоина, повисший на запястье, звякнул об каменную плиту пола, Гимли, начавший вставать, завопил: «В башку! В башку цель!» и тут же оглушительно бабахнул в руке Дарри «Молот Тора». Камню показалось, что выстрел был даже громче, чем из «Тарана» ур-барака, по крайней мере, он сам почти оглох, так зазвенело в ушах. Человека или гнома, наверное, снесло бы напрочь, но Карташка только коротко дёрнулся. Словно и не сорок четвёртым калибром почти в упор. Или нет, словно не в человека, а в дерево, вот! Хотя от дерева щепки полетели бы, а тут будто и не в туловище попал, а в болото. Бах – и всё, и никакой дырки в корпусе у Карташки, а через какие-то секунды расплющенная пуля, как и картечь ранее, полезла назад. Да, он стрелял не в голову. Дарри не мог последовать совету Гимли, в голову вампира с его места просто не было возможности выцелить, и он вынужденно палил в корпус. Что ж до Иваныча, то тот был цел. Пока… Пока – поскольку стрига, одурев от запаха крови, которую они даже сквозь кожу чуют, и от близкого пульса живого человека, наплевав на пальбу,наконец вцепился ему в шею. Ну, почти что в шею. Потому что у толстяка на ней толстым шарфом во много слоёв были намотаны колбасы и шпикачки, и вампир, словно бритвой, оттяпал кусок колбасы. Дальнейшее было непонятным Дарри, ещё раз бабахнувшему из своей ручной мортиры, и снова, всё по той же причине, в корпус. Но зато ясно, как день, Гимли, уже успевшему встать, достать свой револьвер и сделать шаг к куче-мала на полу.

На беду для Карташки, в колбасе было слишком много чеснока. У вампира на чеснок тоже аллергия, как и на осину, но намного слабее. Он лишь отшатнулся назад, заухал, затрепыхался, выплёвывая колбасу, и Дарри, не тратя времени на обдумывание и помня, с какой скоростью двигался стрига, всадил в него ещё одну пулю, и снова – в корпус, на этот раз уже просто позабыв от волнения о том, что кричал ему Гимли. И опять – Карташка только дернулся от попавшей в него тяжеленной пули, что-то забухтел набитым ртом и уже начал привставать, только двигался чуть медленнее. С глухим стуком выпал на пол измятый свинцовый комок из предыдущей раны, как и картечины чуть раньше, а Карташка уже начал подбираться для прыжка. Прыжка на него, Дарри! От волнения Каменьвсё никак не мог выстрелить. Спас его Гимли, практически в упор всадивший пулю в голову вампира. Тот, помедлив, рухнул назад, свалившись, наконец, с Иваныча. Голова стриги с чваканьем стукнулась об пол. А Дарри удивился. Он помнил, как из этого же самого револьвера выстрелил в голову тугу, пытавшемуся его задушить и застрелить, и что с этой головой приключилось. Входное отверстие было не очень большое, зато вот выходное… Насмотрелся, пока жезлы от рабских ошейников вытаскивал. Дыра с кулак, и вся стена сзади была забрызгана кровью да мозгами. Ну и на пол крови потом уже натекло – и много, и быстро. А тут ведь Гимли палилв вампира почти в упор. Но – как будто выстрелил во что-то одновременно и вязкое, и сухое, и прочное. Возможно, из-за цели похода, в голову ему пришло дурацкая мысль, что так бы было, если бы они стреляли в гигантскую твёрдую сыровяленую колбасу. Никаких кровавых фонтанов, никаких выходных отверстий величиной с ворота. Да и вообще, Камень не был уверен – есть ли оно вообще, это выходное отверстие.

– Понял, тютя, что бывает, когда старших не слушаешь? Кричал же – в башку его! – проскрипел Гимли, тщетно старавшийся прицелиться вампиру в голову. Тщетно – потому что Иваныч дёрганно пытался одновременно скинуть с себя ногу вампира Аркадия, отползти от него в сторону Гимли и подняться, и тем самым постоянно перекрывал ур-бараку линию стрельбы.

– А он что, выходит, больше всех старших не слушал? Ну, ты же его убил, не меня? – и Дарри, кривовато улыбнувшись, кивнул на неподвижное тело вампира.