Текст книги "Твердыня (СИ)"

Автор книги: Александр Богданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

Тем временем смертная борьба не затихала ни на час. Силы советских росли. Они продолжали вводить в Тамбовский край новые и новые армии, в этот раз освободившиеся после Польской кампании. Сопротивление повстанцев слабело. Берсенев был затребован явиться в штаб армии к Антонову. Oн стал прощаться с Пресняковым, полк которого также получил приказ передислоцироваться. «Свидимся ли мы когда в этом мире?» Берсенев стоял возле оседланного Байсара, повернувшись спиной к конному взводу, выделенному для его охраны. «А как же,» Пресняков был оптимистичен. «Вот красных разобьем и пир горой затеем. Там и свидимся.» Он по – приятельски подмигнул своему другу. «По чарочке выпьем.» Пресняков задумался и добавил. «Если мы красных не победим, они колхозы введут. Тогда мужику крышка. В колхозах ведь как? Лодырь и разгильдяй хозяйственным мужиком правят. Очень злится народ на это. Один наш охотник так осерчал, что медвежьи капканы на красных взялся ставить. Семьдесят ихних угомонил.» «Погибает очень много людей. Одна часть населения уничтожает другую. Террор белых по свирепости не уступает террору красных, правда, начали террор красные, а белые только отвечают.» «Это точно. Народу мало в деревнях осталось. Что хряповских ждет после того как мы уйдем?» «Муки безмерные. В лесах прятаться им надо или за границу бежать. Но может отобъемся. Собирает Антонов силу великую большевиков воевать. Победим.» Обнявшись, они расстались.

Гуськом ехали они по глухой лесной дорожке. Всматривались и вслушивались, каждую минуту ожидая засады. Вокруг них, безучастная к людским страстям, переживаниям и конфликтам, природа совершала свой извечный круговорот. Весна вступала в свои права, все чаще блистало солнышко, все больше птичек возвращалось с юга. С каждым днем теплело и деревья были окутаны первой зеленью. Лес был уже не так прозрачен, как недавно, хотя листва еще не появилась; голые ветви, усеянные набухающими почками росли и менялись каждый час. Сквозь опавшие, прошлогодние листья проглядывала молодая, нежная трава. Недалеко от Берсенева ехал Егошкин, за отвагу и смекалку назначенный месяц назад командиром взвода. Его широкое и круглое лицо не изменилось и было сияющим и веселым как и всегда. Как и прежде любил он смеяться и дурачиться, однако зрелище, открывшееся за поворотом, заставило его прикусить язык. Среди жухлых голых кустов и островков нерастаявшего снега валялось множество мертвецов с раздробленными головами. Они лежали во всевозможных позах – вниз и вверх лицами, или на боках, скрюченные или выпрямленные, с руками раскинутыми или вытянутыми вдоль своих изгрызенных лесным зверьем тел. Сладковатый трупный запах наполнял воздух. Почуяв приближение отряда, метнулась в сторону стая волков с окровавленными мордами и неохотно взлетела парочка стервятников, расправив свои огромные, черные крылья. Все полезное, что могло найти употребление в деревенском хозяйстве – обувь, одежда, ремни, шнурки, застежки и пуговицы – было содрано с убитых. Побрезговали только исподним, клочки и лоскуты которого трепыхались на ветру. Берсенев приблизился и попытался представить себе, что здесь произошло. На остатках кальсон и нижних рубашек жертв местами проглядывали фиолетовые чернильные штампы со словом «казенное» между двух пятиконечных звезд. «Сколько они здесь лежат?» спросил, стоявший рядом Егошкин. «Не больше недели. Не сгнили еще,» ответил, не отрывая глаз от поляны Берсенев. «Думается мне, что это местные мужики красных подкараулили и расправились с ними по своему. Люди они прижимистые и скопидомные – даже веревки и пули на врагов пожалели – дубинками черепа им крошили.» Он грустно усмехнулся. «Не к добру все это. Насилие порождает насилие. Будет ли этому конец? Большая страна атаковала маленькую; сама стонет и терпит потери, однако с упорством и жестокостью продолжает наносить еще большие удары по пострадавшим и все мы захлебываемся в крови.» Он повел плечами и опустил голову.

Жертв становилось все больше. Чаще и чаще церковные колокола печально гудели и звуки их ударов широкими и мощными волнами угрюмо катились над Тамбовщиной. И в ответ горестно вздыхала мать-сыра-земля и слушало все, что на ней, и откликались и стонали от тоски души живущих, оплакивая погибших родных и близких. К унылым ударам главных колоколов вскоре примешивался дребезжащий похоронный перезвон колоколов меньшего разряда, так же разносившийся на много верст вокруг. Их отзвуки эхом отражались от озер, крутояров и чащоб, долго сопровождая отряд Берсенева на всем их пути к Козлову.

Взбешенные тамбовские псы надрывались от лая, привставая от ярости на цепях; блеяли в хлевах бараны и овцы; вo дворах хрюкали свиньи и беспокойно гоготали гуси, носились и ржали вспугнутые кони, забытые растерявшимися всадниками; и даже куры, привыкшие засыпать с заходом солнца, хлопали крыльями и взлетали на заборы, громко и испуганно кудахтая, в предчувствии скорой кончины в кастрюле супа; в то время как в домах, на улицах и на базарах беспокоились и замирали от страха обыватели, вчера закопавшие на огородах свои скромные драгоценности. Город был в состоянии шока и паники. На них наступала голодная, оборванная и очень обозленная армия Тухачевского. Битая Пилсудским под Варшавой и драпавшая без оглядки тысячу верст на восток, его армия искала противника полегче. Получив приказ Ленина ликвидировать восстание в месячный срок, cовнарком укрепил потрепанные полчища своего командарма десятками аэропланов, танков, бронепоездов, тяжелой артилерией, сотней тысяч красноармейцев и даже баллонами с удушающим газoм. Без сомнения, большевики не брезговали никакими средствами, борясь с тамбовчанами.

Главоперштаб повстанченской армии помещался в полукруглом и элегантном угловом здании уездной земской управы. Земцев давно и след простыл и дух выветрился, но красные, белые или зеленые, поочередно, в зависимости от капризов, случайностей и причуд войны, использовали этот маленький архитектурный шедевр как свой штаб. Пространство перед зданием было оживлено. Бегали проворные вестовые, дефилировал конвой конников, сопровождая вереницу подвод с грузом, тщательно накрытым зеленым брезентом, пара битюгов тащила полевое орудие, его длинный хобот покачивался на булыжной мостовой, тревожно и однообразно – уныло гудели телеграфные проволоки, протянувшиеся на череде столбов в специальное окошко на втором этаже и поминутно хлопала зарешеченная входная дверь, которую охраняли строгие часовые с ручными пулеметами Льюиса, установленными на треножниках. В приемной секретарь в форме прапорщика, с тяжелым револьвером в кожаной кобуре, оттягивающей его ремень, пропустил Берсенева в кабинет председателя управы. Когда – то чинное и солидное помещение за годы народной смуты пришло в упадок. Исчезли вычурные и громоздкие мебеля, причудливо изогнутые кресла, резные шкапы под потолок, пышные шторы с бахромой и раскидистые бронзовые люстры с шишечками и завитушками. Все было вынесено, разломано или использовано на дрова. Облупленые, исцарапаные и ободранные стены были испорчены всевозможными надписями. По странному стечению обстоятельств уцелели только массивный паркетный пол елочкой и стол, за которым сейчас сидел Антонов. По секрету рассказывали, что стол этот был наглухо привинчен к полу и в одной из его тумб был спрятан пистолет – пулемет, нацеленный на входную дверь. Схватившись за голову, Антонов громко кричал в телефон, «Присылайте орудия со снарядами, крупнокалиберные пулеметы, больше гранат и патронов! На нас идет современная армия! Они воевали в Европе. Саблями, штыками и шашками мы от них не отобьемся!» Раздраженно он c грохотом бросил трубку на рычаг и обернулся к вошедшему. «Наконец – то прибыл!» он поднялся и через стол протянул руку Берсеневу. «Где пропадал?» он выпустил облако дыма, жадно затянувшись папиросoй, тлеющюей в пепельнице. Антонов сильно переменился с той поры, когда Берсенев встретил его на совещании в cеле Шитово прошлой весной. Он похудел, в глазах проглядывала тоска и чувство обреченности. Линия белесых бровей над округлившимися глазами трагически морщинилась, от уголков губ к подбородку опустились складки горечи, щеки его горели, а на висках набухли вены. «Со мной все в порядке. Готов продолжить службу. Что от меня требуется?» «Сражаться. Защищать народ. Вот для чего мы здесь. Мы ведь остались одни. Больше нет ни Деникина, ни Врангеля, ни Колчака. Большевики взялись за нас в полную силу. Они превосходят нас во всем: в качестве и количестве вооружения и в количестве войск. У нас остались толпы крестьян с холодным оружием и устаревшими винтовками, десяток трехдюймовых орудий и несколько сотен пулеметов. Хорошо, что казацкие полки еще с нами. И то облегчение. Еще рассчитываем на это…» Он выдвинул ящик стола, вынул оттуда страницу, густо покрытую типографским текстом, и протянул ее Берсеневу. Тот стал читать содержание листовки, которое могло бы выжать слезы из камня.

«Воззвание к мобилизованным красноармейцам»:

«Братья красноармейцы!

Комиссары-коммунисты послали вас усмирить нас, как 0ни называют, бандитов… Но, дорогие братья, опомнитесь! Голос русского народа, а не голос властителей и комиссаров взывает к вам. Опомнитесь! Никаких бандитов, никаких разбойников нет, есть едино восставший страдалец русский народ. Голодный, холодный, измученный и разоренный вконец, загнанный комиссарской властью в тупик, – он не вынес гнета палачей-коммунистов, и разъяренный зверь поднялся с русским огромным кулаком на своих угнетателей, но не на вас и, тем более, не на тружеников-землепашцев /это было бы ужасно/, а на действительных врагов наших, врагов всего русского народа – кровожадных коммунистов. Пора перестать верить им, обманщикам… Идите к нам, нас не мало, нас много, нас – весь восставший родной вам народ. Идите общими силами строить с нами хорошую жизнь…»^[4].

«Наши агитаторы пробираются по ночам в расположение противника и оставляют там листовки,» глаза Антонова выразили надежду. «И еще вот что. Недавно мы провозгласили независимость. Мы теперь Временная демократическая республика Тамбовского партизанского края. Будем ждать созыва Учредительного собрания в Москве или Петрограде, а дальше пусть народы России решают. Это факт делает нас независимым государством. Советские войска находятся на нашей территории незаконно и совершают акт агрессии. Мы будем жаловаться в Лигу Наций!» Он занес свой кулачок. «Сегодня утром мы послали телеграмму самому английскому королю в Лондон. Пусть мировая общественность примет меры!» Берсенев с трудом сохранял хладнокровие, однако осмелился возразить. «Я думаю, что до созыва Учредительного собрания еще очень далеко, а у Джорджа Пятого, если он нас услышал, своих забот хватает. Вначале надо разбить Тухачевского.» «Совершенно верно. Мы ставим против него вторую повстанческую армию. Бери конный полк и поступай в распоряжение Шендяпина. Отправляйся немедленно. Советские приближаются.»

Глава Одинадцатая. Печаль

На горé перед ним, на расстоянии двух верст виднелось скопище изб, сложенных из толстых обугленных бревен, с неширокими окнами на каждом фасаде и обрамленными резными наличниками. Срубы почернели и дымились; стекла в окнах были выбиты и осколки, разбросанные в палисадниках и на завалинках, ярко блестели. Белые расшитые занавески свободно трепались на ветру, путаясь в горшках с геранью на подоконниках. Стены и крыши жилищ были повреждены шрапнелью и гранатами, которыми красные вчера обстреляли эту деревню. В бинокль Берсенев видел уцелевших жителей, всю ночь хоронившихся в подвалах и сейчас уныло шевелившихся вокруг своих пепелищ. Красноармейцев не было видно, хотя он предполагал, что их цепи залегли где – то на околице. Было тихое раннее утро. Становилось жарко. Берсенев оперся спиной oб осыпающийся край траншеи, в которой он стоял, отцепил от своего поясного ремня фляжку с водой и сделал экономный глоток. Траншея была вырыта по его приказу, как ловушка для танков. Лазутчики доносили, что неделю назад четыре танка были доставлены на железнодорожных платформах и разгружены на полустанке недалеко от Козлова. «Неизвестно чем кончится этот день,» подумалось ему. Высоко в небе в волнах переливающегося голубого воздуха кружился ястреб. Он суживал и суживал круги, преследуя какого – то суслика, мечущегося по полю. Запрокинув голову Берсенев наблюдал за его полетом. «Сильные пожирают слабых. Только верующие отвергают это,» вспомнилось ему слышанное от отца в детстве. Неторопливо и не таясь над ним пролетел биплан с красными звездами на крыльях. Легко можно было разглядеть летчика в шлеме и в огромных защитных очках и позади него, напарника со взъерошенными в потоке ветра черными волосами, держащего в руках громоздкую фотографическую камеру. В их сторону с земли раздалось несколько винтовочных выстрелов невпопад и незадетый биплан удалился в сторону реки Лесной Воронеж, переправу через которую охранял Коноводов со своими казацкими сотнями. Самолет скоро исчез из виду, но грохот его мотора все еще катился над полями. Внезапно оттуда зло и настойчиво затявкал пулемет. «Наверное, казаки по разведчику стреляют. Неужели не собьют? А у нас своей авиации нет.» Берсенев обернулся на звук шагов. Мимо прошел Иванов, примкнувший к повстанцам перебежчик из Красной армии, бывший рабочий с испитым, без растительности острым лицом и трясущимися руками. Он нес жестяной ящик, из которого вынимал и раздавал бойцам патроны. «Больше десятка на нос не полагается. В бою добудете,» окоротил он трех крестьянских пареньков, потребовавших больше. Они притаились в окопчике смежным с траншеей и внимательно наблюдали за перемещениями в деревне. Воевали они не за честь, а за совесть. Они были братьями из семьи Федотовых и самому старшему вряд ли исполнилось двадцать лет. Отец их был расстрелян продотрядовцами, мать обесчещена у них на глазах и сошла с ума, хозяйство разорено. Они воевали уже больше года и горели лютой ненавистью к новым порядкам. «Вали отсель, жмот!» пригрозили они раздатчику и тот был рад убраться по-добру, по-здорову, пока не накостыляли. Прижав, чтобы не отняли коробку к своему худому телу, он заторопился к другим. Вдруг голова Федотова – младшего быстро нырнула в плечи и он спрятался за бруствером. Над ними пролетел сноп звенящих пуль. Пули летели высоко. Поражений еще не было. Позиция красных была обнаружена. Она тянулась за пшеничным полем вдоль широкой придорожной канавы. «Прицел десять!» закричал из соседнего окопчика командир роты Пантелеев, широкоплечий, рослый военный с красным от солнца лицом. «Десять!» повторили братья Федотовы; «Десять!» подхватили их соседи и приказ пошел по цепочке от бойца к бойцу. «Пли!» Раздался дружный залп, за ним другой. «Больше стреляйте, мужики!» кричали в восторге Федотовы. «Меньше в плен берите!» Но и красные опустили прицел и у повстанцев появились потери. Двое бездыханно лежали уткнувшись лицами в пыль, их фуражки были полны крови; третий, рядом с Берсеневым, пополз в тыл на перевязку, оставляя на траве темно-коричневый след; четвертый, сидя среди картофельной ботвы, обняв колени и раскачиваясь взад – вперед, громко выл от боли. «Гляди картину!» закричали братья из своего укрытия. Глаза всех устремились вперед. По равнине, по щиколотку в траве – густо, цепь за цепью наступали военморы. Они шли без перебежек, не ложась – в тельняшках, брюках клешами и бескозырках на головах. У многих во ртах дымились цигарки. Держа наперевес трехлинейки с примкнутыми штыками, они презирали смерть и своих лапотных противников. Повстанцы расстреливали их как зайцев в тире, но редела и их окопавшаяся цепь. «Продержитесь еще пять минут!» крикнул Берсенев командиру роты. «Мы их сейчас опрокинем!» Нагнув голову, он побежал в ложбину, где стоял в засаде его конный эскадрон. Он вскочил на Байсара. «Атакуем в боевом порядке! Шашки наголо!» крикнул он казакам. В своей левой руке он высоко поднял полковое знамя, на котором сиял гордый лозунг «В борьбе обретешь ты право свое». Всей своей массой конники обрушились на левый фланг наступающих, беспощадно вырубая замешкавшихся матросов. Широким мощным наметом эскадрон мчался по полю, сметая остатки врага. Крутились над головой казачьи сабли, разбивая и круша головы большевиков. Легко и упоительно было на сердце; так бы и скакать до самой Москвы. Берсенев лично зарубил трех или четырех, но получил пустячную колотую рану в левое бедро. «Не преследовать! Поворачиваем назад!» oн едва успел острастить своих бойцов, как издалека с околицы застрочили по ним пулеметы. Вздыбились раненые кони, сбрасывая седоков и сами валясь на них. Почуяв мертвых всадников некоторые лошади, остановившись, фыркали и топтались на месте, другие захрапев, вьюнами разворачивались и неслись туда откуда примчались, вынося обеспамятших казаков из самого пекла. Рядом с ним, не промолвив ни слова, упал седобородый и морщинистый казак. Славная у него была жизнь. Храбро бился он с красными еще с 1918 года, начинал он под знаменами атамана Каледина, неустрашимый и непримиримый, ничего не боялся и многих гадов вывел в расход; после поражения добровольцев не угомонился, а пробрался в тамбовские леса и продолжал борьбу, но вот пришло и его время. Тихо склонился он к шее коня, рука его разжалась и выпала из нее на землю сабля его острая. Пуля сразила его в сердце. А труба пела и пела далеко в тылу, командуя oтбой. Казаки, подобрав убитых и раненых, вернулись в свою ложбину, выстроились и сделали перекличку. К счастью, из-за удаленности пулеметный огонь оказался малодейственным и потери были незначительны. Сидя на поваленной сосне, Берсенев перевязывал свою рану, когда к нему привели пленного. Стоял он подбоченившись и вертляво, выставив перед собой ногу в грязном полуботинке. Его черная моряцкая форменка была измазана и изорвана, широкая грудь вздымалась и опускалась от тяжелого дыхания, зеленые глаза метали молнии, но мокрое от пота, изрытое оспой лицо притворно улыбалось. «Ты читал нашу листовку?» «Буду я всякие бумажки читать!» «Почему воюешь против народа с палачами заодно?» «Как начальство сказало, так и делаю. За всех думать – голова растрескается. Зато весело воевать – тo. Какая гулянка сейчас по земле идет; выпивка и бабы, раздолье одно. Вот при царе прели мы годами под палубой в трюмах; нас там как зверей держали; ничего, кроме самих себя в стальных отсеках не видели. Спасибо революции, теперь наша жизнь – малина.» Он вызывающе вскинул плечами. «Это что?» Берсенев стал рассматривать личные вещи пленного. Там была кучка удостоверений, талонов, квитанций, монет, перочинный ножик, обкусанный янтарный мундштук и кисет с табаком – ничего значительного – но привлек внимание Берсенева его кнут – сплетенный из витой проволоки со свинцовым шаром на конце и на массивной деревянной ручке. Долго он смотрел на него и вспоминал, а вспомнив, разъярился. Пленный забеспокоился и осмотрелся кругом, как бы оценивая свой шанс убежать. Казаки обступили матроса тесной стеной, не давая ему уйти. «Я тебя узнал!» Кровь бросилась Берсеневу в лицо. «Ты этим кнутом моему ординанцу Феденьке Петухову голову отрубил!» «Я многим чего отрубил.» Матрос не терял наглости. «И меня чуть не убил, гад! Спасибо, что шуба спасла. Вздернуть его на этом же кнуте!» Схватив под руки, казаки потащили его к развесистому дубу. Оставленный в одиночестве, Берсенев прочно завязал узлом марлевые полосы на своем бедре, опустил штанину и собрался уходить. Звероподобный казак в мохнатой папахе, натянутой на самый лоб, тот самый, который первым бросился исполнять приказание казнить пленного, через минуту вернулся к нему. В руках его был кнут. «Не с руки, г-н полковник,» смущенно объяснил он. «Проволока дюже толстая; петлю на ней не завяжешь.» «Кончайте его как угодно, но только кончайте,» бросил Берсенев на ходу и пошел на передний край.

Полковая артиллерийская батарея расположилась в чахлом березнячке, который спускался к болоту. Состояла она из четырех пушек изготовленных еще в 1899 году на Его Императорского Величества Тульском оружейном заводе, из которых предельная норма снарядов давно уже была выпущена, и дослуживали они последние дни своей службы, правда, замены им не предвиделось. При каждом выстреле эти пушки высоко подпрыгивали и, чтобы не быть придавленными, артиллеристы отбегали от них как можно дальше. Номерами при этих орудиях были хлопцы, закончившие курс подготовки в армии тамбовского края и уже сегодня брошенные в бой. Орудия были окопаны, снаряды уложены в штабеля, расчет усердствовал на местах и командир батареи Воронов, девятнадцатилетний крестьянский сын из Уварово, вытянувшись, докладывал Берсеневу о полной боевой готовности. Среднего роста, подтянутый и плечистый, с крупными чертами лица, всем своим видом выражал он уверенность, что любая задача, поставленная командиром будет выполнена. «Какие будут приказания, г-н полковник?» спросил он. Берсенев с удовольствием оглядел его и двадцать молодцов, служивших под его командой. Выглядели они вполне по солдатски – в сапогах, гимнастерках, галифе и пилотках, которые чудом сохранились от старой армии. «Ждите,» улыбнувшись, едва успел сказать он, как внимание всех привлек металлический лязг и бренчанье, донесшиеся со стороны красных. В сложной гамме этих отдаленных звуков слышались угроза и смертельная тоска. Они нарастали и приближались, вселяя ужас. Из кустов выскочило несколько возбужденных повстанцев. Вид у них был плачевный – глаза выпучены от страха, рты настежь, винтовки брошены. Ничего не замечая, с криками Дьявол! они пробежали через батарею и исчезли в леске. Появилось еще несколько панически бегущих с переднего края. «Стой! Назад!» вскричал Берсенев. Он поднял в воздух руку с револьвером, но не смог остановить панического бегства. В чем дело? Наконец он, как и все, кто был на батарее узрели источник шума. По склону холма сползали на равнину, сверкая синей броней и окутанные клубами выхлопных газов, два невиданных, непонятных, не сравнимых ни с чем, механических монстра. В профиль их скошенные очертания напоминали ромбы, а размером эти железные угловатые повозки были с небольшие избы. Из их амбразур торчали орудийные и пулеметные стволы. Короткие вспышки дульного пламени указывали на предназначение этих чудовищ – убивать. Неуклюже раскачиваясь и кренясь на неровностях почвы, они медленно приближались к окопам повстанцев. За ними с винтовками в руках нестройной толпой торопились красноармейцы. У Берсенева похолодело внутри. Ни в каком кошмарном сне он не мог представить, что увидит это наяву. «Британские тяжелые танки Марк IV,» определил он, вспомнив лекцию, которую слушал в 1918 году на курсах повышения квалификации офицеров ВСЮР. «Имеют экипаж из восьми человек. Толщина брони – от 8 до 16 мм. Вооружение – пушки 2 × 57-мм Гочкис и пулемёты 4 × 7,7-мм Льюис» – услужливо подсказала ему память. Тогда на лекции их подробно ознакомили с параметрами этих машин, которые король Джордж Пятый подарил своим верным русским союзникам, а также объяснили способы борьбы с ними. «Как они попали к неприятелю?» недоумевал он. «Должно быть трофеи из Крыма. Прошляпили…» Он обернулся к Воронову и его бойцам. «Выручай, артиллерия!» взмахнул он рукой. «Вали шрапнелью по пехоте, бей фугасами по танкам! У них только вид страшный, а броня тонкая! Ордена тем, кто подобьет эти подарки английского короля!» Расчеты повернули орудия и поставили угломеры на панорамах. «Первое и второе орудие шрапнелью по пехоте! третье и четвертое – фугасом по танкам! Огонь!» скомандовал Воронов. Пушки грянули почти одновременно; у всех заложило уши и запершило в горле от дыма. Шрапнельные снаряды удачно разорвались в воздухе и скосили многих наступающих, заставив их залечь и начать окапываться. По ним застрочили с переднего края ободренные пулеметчики Берсенева. Оставшиеся в окопах и не потерявшие присутствие духа повстанцы возобновили стрельбу. Но неуязвимые танки, осыпаемые осколками от близких разрывов, продолжали продвигаться вперед. Берсенев рассмотрел надписи, намалеванные на их броне – Карл Маркс на том, что справа, и Ленин на другой машине. Вскоре они разделились; Ленин, шедший чуть поодаль, свернул в сторону реки, а Карл Маркс надвигался прямо на батарею, пока не остановился на краю рва, предусмотрительно вырытым гражданами Козлова. «По правому танку!» Расчеты работали слаженно и образцово, каждый был героем, не обращая внимания на стальное чудовище, осыпающее их градом пуль. Заряжающие и установщики передвигали станины; наводчики устанавливали угломеры. «По правому танку, фугасным, прицел 22; огонь!» Замковые открыли затворы, заряжающие вложили снаряды. Наводчики прицелились. Оглушительно грянули оба орудия и со звоном наземь выпали две пустые горячие гильзы. Промаха не было. Bыстрелы поразили лобовую броню боевой машины. Танк дернулся, немного попятился назад и замер навсегда. В его утробе дико завыла сирена, на плоской башенке между высоких гусениц заполыхал огонь, из щелей повалил черный, едкий дым. Пытаясь убежать, из люков стали выпрыгивать чумазые танкисты в тлеющих комбинезонах. С неисчерпаемой ненавистью гражданской войны повстанцы не давали им пощады и не прекращали стрельбу до тех пор, пока все они не упали убитыми на землю. Другой танк – Ленин – неповрежденный, без единой вмятинки и царапинки, бренча своими металлическими потрохами, на полном ходу проворно уползал в сторону реки. «Некому предупредить их там. Ведь растеряются и побегут,» забеспокоился Берсенев о казацком заслоне на переправе. «Достанете второго?» с надеждой спросил он артиллеристов. «Далеко. Да и движется он. Не попадем,» разводили они руками. «Кроме меня остановить его некому.» Он задумался. Решение пришло мгновенно. Из ящика у его ног он достал пять ручных гранат и туго связал их бечевой, таким образом, что рукоятка центральной гранаты была направлена к нему, а четырех остальных – в противоположную. Сделав необходимые приготовления и вложив в каждую из них запал, он вскочил на коня и, держа связку в правой руке, поскакал вслед. Во весь опор, выгнув шею и закусив удила, скользящей над землей неуловимой тенью, мчался Байсар за танком, казавшемся ему чудищем из лошадиных кошмаров, которое он вместе с хозяином должен был непременно победить. Ленин уже приближался к горизонту, оставляя после себя двойной след на мягком и травянистом грунте, когда Берсенев и Байсар догнали его. Сквозь мутно – сизые клубы выхлопных газов трудно было рассмотреть синеватую тушу механического зверя. Беспрерывный металлический грохот его гусениц был оглушающим. Они поравнялись с машиной и их заметили. Стволы пулеметов повернулись в их сторону. Пристав в стременах галопом скачущего коня, Берсенев успел метнуть связку гранат, упавшую точно на крышу танка. Длинная пулеметная очередь прострочила насквозь его и Байсара. Конь встал на дыбы, содрогнулся и упал в смертельной агонии, сбросив Берсенева на землю. Из огромной раны на шее Байсара хлынула кровь, заливая все кругом. Берсенев, выброшенный из седла, распластался недалеко от своего верного друга. Муки агонии охватили и его. Глаза закатились под самый лоб, язык вывалился наружу, ему стало казаться, что кожа на черепе стала трескаться – это были последние мгновения его земного пути. Он не видел пламени взрыва подорванного им танка и не слышал голосов соратников, прибежавших к нему на помощь. Стволы деревьев почернели, лишь макушки крон тлели багровым… Затрещало, ноздри обожгло запахом горелого, дымящегося мяса…На небо, взявшись за руки, вышли солнце и луна… Звезды вокруг них водили хоровод…Празднично и светло переливалась радуга… Пошел мягкий, пушистый снег… «Иду к вам,» прошептали его мертвые губы; пред ним открылись иные врата, за ними открывался новый путь. Где странствовала душа Берсенева, ожидая последнего суда, нам не дано знать. Аминь.

На похоронах казаки слез не лили, но стояли суровые с непокрытыми головами. Cхоронили его в могилке скромной и неприметной, такой, что и найти нельзя.

Кто ведет в плен, тот сам пойдет в плен; кто мечом убивает, тому самому надлежит быть убиту мечом. Здесь терпение и вера святых.

Откровение Иоанна Богослова 13:10

Послесловие. По-прежнему

Прошло почти сто лет со дня красного путча в Петрограде. За столетие угнетаемые притерпелись к угнетателям, а угнетатели стали отождествлять себя с Россией, значительно уменьшив размах убийств и притеснений своих подданных, но по-прежнему оставаясь потомками изначальных угнетателей – большевиков. В 1990 – х годах коммунистическая элита перестроилась и изменила свое название, но остается у руля. По-прежнему исполняется советский гимн; по-прежнему возвышаются красные звезды над Кремлем; по-прежнему в сердце русской государственности находится большевисткий мавзолей с антихристом внутри; по-прежнему не было и не предвидится суда над большевизмом. Какой будет Россия через следующие сто лет?

notes

Примечания

1

цитата из Программы Союза Трудового Крестьянства.

2

цитата из письма В. И. Ленина

3

из статьи В. И. Ленина МАРКСИСТСКОЕ ОТНОШЕНИЕ К ВОЙНАМ И К «ЗАЩИТЕ ОТЕЧЕСТВА»

4

цитата из листовки.