Текст книги "Кризис коммунизма"

Автор книги: Александр Зиновьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Идеологическая контрперестройка

Коммунистический кризис начался с кризиса идеологии, дальше всего зашел в сфере идеологии и, как я думаю, дольше всего удержится в этой сфере. Признаки начала контрперестройки в идеологии уже теперь можно видеть в Советском Союзе. Уже теперь все настойчивее раздаются требования остановить разгул словоблудия в прессе, прекратить очернение советской истории и нападки на марксизм-ленинизм, умерить критику советского общества и саморазоблачение, отдать должное тому положительному, что было сделано за годы советской власти.

Но преодоление идеологического кризиса не сводится к наведению некоего идеологического порядка. Тут мало восстановить прежнее формальное почтение к марксизму-ленинизму. Марксизм-ленинизм навечно перестал даже в ничтожной мере быть адекватным реальному коммунизму. Тем более он уже никогда не станет руководством к действию для коммунистической власти. Теперь требуется создать новое идеологическое учение, адекватное условиям реального коммунизма и заслуживающее уважения, а не просто подновить марксизм-ленинизм применительно к новым условиям. На это нужно время и историческое мужество гораздо более серьезное, чем призывы к гласности, ускоренному развитию, перестройке, демократизации. Тут сделать нечто подобное тому, что делается в отношении формы организации власти, вряд ли возможно. На Западе вообще нет идеологических образцов, которые можно было бы позаимствовать для некоей модернизации идеологии коммунизма. Коммунизм в этом отношении должен идти своим путем.

Что касается идеологического состояния населения, то тут главная задача контрперестройки – направить в нужное русло тлетворное влияние Запада. Остановить его невозможно. Опыт показал, что западные средства идеологического оболванивания масс населения (через литературу, кино, телевидение, музыку, моды, способы развлечения) оказались более эффективными, чем коммунистические. Как ограничить их деморализующее действие и заставить служить делу коммунизма, – это проблема для идеологического механизма общества. К счастью для советского коммунизма, идеологический кризис не затронул сознание новорожденных младенцев, и идеологический механизм еще имеет шансы вырастить новые поколения, которые поступят со своими взбунтовавшимися против коммунизма отцами так же, как эти отцы обошлись со своими отцами, строившими коммунизм.

Угроза дезинтеграции страны

На путь контрперестройки советское руководство вынуждается и угрозой распада страны. Ситуация в Советском Союзе сейчас складывается такая, что горбачевское руководство вынуждается на двусмысленную и противоречивую национальную политику. Либо оно продолжает игру в «гласность» и «демократию», что расширяет возможности для социального протеста в форме национальных движений, либо оно принимает суровые меры в пресечении этих движений, что неизбежно приведет к национальным протестам по существу.

Решение Литвы и Эстонии отделиться от Советского Союза в качестве независимых государств явилось пока сильнейшим проявлением кризисной тенденции к дезинтеграции Советского Союза. Если этот опыт удастся, он может послужить заразительным примером для прочих республик страны. Кроме того, это ослабит обороноспособность страны, обнаружив перед всем миром ее слабость. А что это означает, это очевидно всем здравомыслящим людям. Так что горбачевское руководство оказалось вынужденным отказаться от своей освободительской демагогии и принимать практические меры к сохранению советской империи.

Угроза войны

Угроза новой мировой войны не исчезла. А ослабление Советского Союза не уменьшает, а увеличивает ее. Если Запад почувствует, что Советский Союз можно разгромить без особо больших потерь для себя, он такую возможность не упустит. Эту азбучную истину советские люди понимают прекрасно, в особенности – русские. Они имеют богатый исторический опыт по части нашествий со стороны Запада.

Нарастание угрозы войны вынудит советское руководство на более решительные меры в отношении наведения общественного порядка и на полный отказ от «западнизации». Это приведет к снижению бунтарских и антикоммунистических настроений, к консолидации населения страны и к возрождению таких важнейших факторов единства, как патриотизм и образ внешнего врага. Сознание угрозы войны быстро парализует действие многих факторов, разлагающих коммунизм. Посмотрите, например, как резко изменилось отношение к присутствию советских войск в Польше в связи с перспективой пересмотра границы с Германией!

В Советском Союзе коммунизм может быть разрушен лишь в результате разгрома в мировой войне. Но на такое решение исторического спора Запад еще не готов. А пока он готовится, Советский Союз выкарабкается из кризиса, модернизирует военную промышленность и армию и будет в состоянии сам нанести смертельный удар своим противникам.

Основное звено контрперестройки

В свое время Ленин говорил, что в трудных и запутанных ситуациях надо находить «основное звено цепи, ухватившись за которое, можно вытянуть всю цепь». Верным учеником Ленина в этом отношении был Сталин. Он понял, что основным звеном в сложной ситуации двадцатых и тридцатых годов было создание диктаторской власти во главе лично с ним, со Сталиным. Он мог с полным правом сказать, что его личная судьба совпала с судьбой страны. Ленинская и сталинская школа не прошла бесследно и для Горбачева. Он понял, что основным звеном в контрперестройке является создание аппарата его, Горбачева, личной диктатуры. Все махинации с системой власти, происходящие по его инициативе, имеют целью именно это. Другое дело, удастся ему повторить образец Сталина или нет. Но путь он выбрал тот же самый.

Представьте себе такую сцену. В некоей капиталистической стране собрались хозяева и директора банков и предприятий и приняли единодушное решение отдать капиталы и предприятия в собственность всем прочим гражданам, кто того пожелает. О чем подумали бы вы, узнав об этом? Очевидно, о том, что тут имеет место какая-то мистификация. Но вот нечто подобное произошло в Москве. В Кремле, в начале января этого года, собрались подлинные хозяева советского общества на пленум ЦК КПСС. И они единодушно приняли решение добровольно отказаться от власти и от своего привилегированного положения, – решили пересмотреть статью шестую Конституции СССР о руководящей роли КПСС в советском обществе, передать власть советам, допустить многопартийную систему. И на Западе никто не усмотрел в этом никакую мистификацию. Все слова советских партийных чиновников и демагогов приняли за чистую монету. Вся западная пресса стала захлебываться от восторга. Ведущие советологи провозгласили конец власти КПСС и стали планировать посткоммунистическое развитие бывшего Советского Союза. А между тем эта операция Кремля является грандиозной мистификацией, рассчитанной на простаков и главным образом на простаков на Западе. Участники пленума все суть искушенные в советском образе жизни люди, и допускать в отношении их некие благие намерения было бы по меньшей мере наивно.

Я не хочу здесь останавливаться на анализе советской Конституции, которую еще совсем недавно на Западе считали пропагандистской и идеологической бумагой. Теперь отношение к ней на Западе изменилось коренным образом. Но это не означает, что фактический статус Конституции изменился на самом деле. Лидеры КПСС с такой легкостью пошли на «добровольный отказ» от закрепленного в Конституции статуса партии, будучи уверены в том, что в конце концов все равно восстановится прежняя структура власти, как бы ни назывались ее подразделения и какие бы бумажные решения ни принимались. Для них главное – сохранить свое личное положение в иерархии власти. А в сложившейся ситуации они боятся потерять его, выступая против горбачевской платформы. Единодушная поддержка платформы выражает на самом деле не некое стремление к преобразованиям, а страх за свою шкуру и уверенность в том, что все это есть очередной руководящий спектакль. Спектакль затянулся дольше обычного, но в основе своей он остался спектаклем.

Горбачев вообще пользуется поддержкой в системе власти не столько потому, что хозяева общества стремятся к переменам, сколько потому, что прошел первый испуг от горбачевских угроз и они поняли, что основы их жизни остаются незыблемыми.

В марте этого года Горбачев стал первым Президентом Советского Союза. И дело тут не столько в том, что стали употреблять слово «Президент» вместо слов «Председатель Президиума Верховного Совета СССР». Дело в том значении, какое эти махинации приобрели в сложившейся ситуации. Эти махинации с реорганизацией власти потребовались Горбачеву для того, чтобы начать создание аппарата личной диктатуры, стоящего над партийным аппаратом и подчиняющего последний себе. Этот ход получил одобрение нынешних хозяев страны главным образом потому, что он стал необходимым условием выхода страны из кризиса. Тут, как и в сталинские двадцатые годы, именно вопрос о власти и о личной диктатуре стал ключом к решению всех проблем страны. Горбачев, как и Сталин, фактически оказался без достаточно сильных конкурентов. Герой разбушевавшихся масс Ельцин является лишь карикатурой на Горбачева. Если бы он дорвался до горбачевской роли, он очень быстро превратился бы в диктатора похлеще Горбачева. И это понимают все те, от кого зависит личностная ситуация в высшей власти. Реорганизация системы власти, по видимости выступая в форме продолжения политики перестройки, по сути дела явилась пока самым решительным шагом в переходе к политике контрперестройки.

Реорганизация системы власти по форме выглядит как стремление придать ей некий общечеловеческий характер, – характер демократии, аналогичный демократии западного типа. Смещение стержневой власти в советы создает видимость парламентаризма. КПСС придается видимость политической партии, причем – одной из многих партий. Тем самым создается видимость многопартийности. Тут правители советского общества вступают в негласный сговор с хозяевами западного мира: последним очень нравится такая «неклассовая» позиция советских властей.

А между тем пройдет несколько лет, и суть горбачевских реформ в системе власти вылезет наружу. Многопартийность окажется лишь внешней раздробленностью былой «однопартийности», а точнее – беспартийности. Партии, отличные от КПСС, превратятся в марионеток последней или будут ликвидированы, если не отомрут сами собой в силу бессмысленности и ненадобности. Не исключено, что их будут сохранять искусственно, подобно тому как искусственно сохраняется бессмысленный аппарат профсоюзов и еще более бессмысленные профсоюзные организации. В результате разрастется бюрократический аппарат, которому была объявлена война, и новая форма обмана сменит отжившую.

Для политических партий в коммунистическом обществе вообще пока нет условий хотя бы в силу положения и интересов ее социальных слоев. Высшие слои общества и большая часть средних имеют защитников своих интересов в лице государства. Они сами входят в состав государства. Это и есть их «партия». Низшие же слои и частично средние не способны создать свои политические организации в силу положения их в обществе, распыленности и неоднородности. Кроме того, чтобы политическая организация стала устойчивой, членство в ней должно быть безопасным и даже приносить какую-то выгоду. Как это может сделать некая оппозиционная партия? И на какие средства она будет существовать? На пожертвования, на взносы? Это в условиях коммунизма смехотворно. Если же такая партия будет иметь средства от государства, она быстро превратится в орудие КГБ. От таких «партий» выгода будет только ее главарям, что станет очевидным очень быстро. И вряд ли у рядовых членов этих «партий» хватит надолго энтузиазма быть пешками в чужой нечистой игре.

В том же направлении, что и усилия реформатора Горбачева, идут и усилия консерватора Лигачева. Как опытный партийный функционер он почувствовал, что ключом к выходу из кризиса является восстановление престижа и фактической власти государственного аппарата. Только в отличие от Горбачева он видит путь к этому в укреплении партийного аппарата и партийных организаций, т е. КПСС. Он тем самым склоняется к брежневистскому стилю руководства. Какая линия победит? Скорее всего – компромисс этих двух линий.

Весьма возможно, что структура советской системы власти в ближайшие годы благодаря горбачевским реформам будет выглядеть так. Стержневой аппарат власти, роль которого до сих пор открыто выполнял партийный аппарат, потеряет четкие очертания и будет скрыт от внешнего обнаружения бутафорским парламентом (советами), иллюзорной коммунистической партией, якобы потерявшей монополию на власть, другими марионеточными партиями и прочими учреждениями «демократии». Стержневой аппарат власти будет на всех уровнях складываться неформальными путями, в том числе – путем личных контактов. Он будет складываться из работников реального партийного аппарата, органов государственной безопасности, советов, министерств, военных учреждений, короче говоря – из лиц, обладающих реальной властью, какие бы внешние формы она ни принимала. Аппарат сверхвласти будет стоять над партийным аппаратом. Его будет возглавлять скорее всего Президент. Сохранит он при этом пост Генерального секретаря ЦК КПСС (или председателя партии) или нет, вопрос второстепенный. Важно то, что аппарат сверхвласти будет сформирован опять-таки неформальным порядком. Это не будет высший орган советов. Это будет просто высшая часть стержневого аппарата власти. В него войдут высшие лица партийного аппарата, органов государственной безопасности, советов, Совета Министров, вооруженных сил. Советы станут высшей властью лишь по видимости, как это и было до сих пор. Они будут орудием аппарата сверхвласти, как и партийный аппарат. Но в перспективе все же партийный аппарат все равно будет иметь тенденцию доминировать в системе власти. Возможно, под другими названиями. Дело в том, что стержневой аппарат власти и аппарат сверхвласти в том виде, как я только что описал, являются аморфными и неустойчивыми. А система власти нуждается в определенности и стабильности. Так что если со временем придется выбирать одно из двух – замаскированная, но аморфная и неустойчивая, или открытая, но четкая и стабильная стержневая и высшая власть, то вторая на длительный срок сменит первую. В советской истории нечто подобное уже имело место, когда брежневизм пришел на смену сталинизму. Сейчас маятник советской истории качнулся в сторону сталинизма. Лишь чрезмерная осторожность Горбачева и его страстное желание сохранить дутую репутацию величайшего реформатора века сдерживают эту тенденцию.

Сроки

Когда именно произойдет решительный перелом в ходе кризиса, это зависит от множества факторов. И главный среди них с этой точки зрения – время, необходимое для восстановления должного порядка в системе власти. Хотя формально путь к этому вроде бы свободен, нужно еще несколько лет, чтобы формально всесильная власть стала таковой фактически. У Сталина ушло на это более десяти лет. Горбачев уже прошел половину этого пути.

Плюрализм и коммунизм

Первое время жизни на Западе меня удивляло всеобщее стремление избегать говорить о классовых различиях людей и о борьбе классов. Сначала я это связывал только с тем, что опыт Советского Союза и распространение коммунизма по планете напугал привилегированные (высшие) классы западного общества и все средства воздействия на сознание людей здесь были обращены на то, чтобы скрыть социальную структуру общества и отвлечь внимание людей от классовых различий и классовой борьбы. Но потом я понял, что эта социальная бесформенность общественного сознания Запада отражала гораздо более серьезное явление в его социальной структуре, а именно – размывание граней между различными социальными категориями людей, изменение в самой социальной структуре западного общества, делающее марксистский классовый подход к нему бессмысленным. Западное общество нельзя считать капиталистическим в том смысле, как капитализм понимался до второй мировой войны. И ленинское учение об империализме как о высшей стадии капитализма потеряло смысл, хотя отдельные его положения можно истолковать так, что они будут выглядеть верными. Хотя в западных странах можно видеть все элементы классического капитализма (деньги, прибыль, банки, наемный труд, рынок, конкуренция), этого уже недостаточно теперь, чтобы западное общество в целом определять просто как капиталистическое. Оно является теперь действительно плюралистским, но в гораздо более серьезном смысле, чем об этом принято говорить.

Если допустить, что западное общество когда-то тяготело к социальной целостности, то теперь можно констатировать внутренний распад последней. Плюрализм есть прежде всего результат и показатель этого распада. Различные элементы целого (промышленные объединения, банки, государственный аппарат, партии, профсоюзы, средства массовой информации и т д.) достигли мощи, сопоставимой с мощью больших целостных человеческих объединений, и приобрели такую автономию, что можно говорить о сосуществовании в одном социальном пространстве множества различных социальных структур. В свое время в Западной Европе имела место феодальная раздробленность. В отношении современного Запада можно говорить о плюралистической (если не капиталистической) раздробленности. Эта раздробленность есть закономерный результат прогресса общества. Но она с такой же необходимостью порождает противоположную тенденцию – тенденцию к объединению. А тут, на мой взгляд, следует обратить внимание на другой аспект плюрализма: в западном обществе наряду с капиталистическими явлениями в сильнейшей степени развиваются явления коммунальности, приближающие социальную структуру населения западных стран к таковой стран коммунистических. Западный плюрализм, на мой взгляд, есть капиталистическая раздробленность с тенденцией к объединению по законам коммунальности, т е. с тенденцией к коммунизму.

Идеи коммунизма были изобретены в странах Запада, а не в России. Они реализовались раньше в России, а не на Западе, но это не означает, что Западу удалось избежать коммунизма. История человечества – не прямая линия, а брожение трясины и болота бесчисленного множества «линий» всяких форм и всяких направлений, бесчисленное множество событий и действий людей в рамках исторического времени, т е. в веках и тысячелетиях. Исторические эволюционные линии делают зигзаги, обрываются, обнаруживают себя вновь спустя много десятилетий и веков в новом обличий. Идеи коммунизма возникли на Западе не без оснований. Эти основания не исчезли совсем. Они лишь изменили свои формы, а суть их осталась и теперь вновь заявляет о себе.

Коммунизм здесь вырастает не из идеологии (как и в России!), а из самих внутренних условий жизни. Этот процесс происходит независимо от усилий западных коммунистических партий, а в значительной мере вопреки им. Основу коммунистической тенденции образуют не рабочие и крестьяне, а огромные массы чиновников, инженеров, учителей, директоров, врачей, профессоров, артистов, писателей, художников, журналистов, короче говоря, – всех тех, кого в Советском Союзе относят к категории служащих. Этот слой населения, жаждущий стабильных и гарантированных условий существования, растет и приобретает все большее влияние и в странах Запада. Число людей, жаждущих стать служащими государства, в странах Запада огромно. Эти люди не думают о том, какую цену их потомкам придется заплатить за осуществление этого идеала.

Если определять капитал по-марксистски как деньги, приносящие деньги (прибыль), то современное западное общество есть в неизмеримо большей степени капиталистическое, чем во времена Маркса и Ленина. Но этот сверхкапитализм порождает тенденцию к коммунизму вовсе не в том направлении, о котором думали Маркс и Ленин, т е. не в направлении превращения миллионов людей в наемных работников («пролетариев»; отсюда идея диктатуры пролетариата) и не в направлении концентрации и централизации капиталов (отсюда ленинская идея империализма как высшей и последней стадии капитализма), а в направлении создания структуры масс населения по законам коммунальности.

В этом направлении ведут фактически усилия правящих и оппозиционных партий Запада сохранять общественный порядок и вносить в общество элементы государственного регулирования. В этом направлении идут и идеи и дела западного социализма. Последний вносит гораздо большую долю в коммунистическую тенденцию, чем коммунистические партии Запада. Западный социализм есть лишь западный путь к коммунизму. Путь этот противоречив. С одной стороны, на этом пути делается многое такое, что движет общество к коммунизму, – социальное страхование, налоговая система, социализация, государственное распределение бюджета, государственное образование, контроль. А с другой стороны, тем самым пытаются предотвратить коммунизм, имея в виду под коммунизмом лишь русский путь. Пути действительно разные. Но конечные результаты будут сходными. Запад, опередив Советский Союз в экономическом, технологическом и других отношениях, отстал от него в социальном отношении. Но история знает и не такие зигзаги. Впереди – столетия. Времени хватит. И Запад еще наверстает потерянное.