Текст книги "Зарево над Аргуном"

Автор книги: Александр Щелоков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

В один из дней Ярощуку предстояло выехать из Исламабада в сторону Мари на конспиративную встречу со связником. Тот должен был ожидать Ярощука на обочине автомобильной магистрали, что позволяло свести контакт к полуминутной остановке.

Связника, одетого в халат нищего дервиша, справа от шоссе Ярощук заметил издалека. Тот сидел на камне, который лежал метрах в ста от дорожного указателя. Рядом, привязанный к столбику за повод, стоял серый длинноухий ишак.

Ярощуку надо было притормозить и, не выходя из машины на урду спросить сидевшего правильно ли он держит путь на Риват, который заведомо находился в другом направлении. На что дервиш должен был ответить: "Правильно, но приедете только в Мари". Именно в слове "правильно" и заключался тайный смысл пароля. Однако Ярощук решил не останавливаться. По условию, которое было заранее обговорено для проведении встречи, дервиш не должен был привязывать ишака, а стреножить его и пустить вольно пастись рядом с собой.

Не останавливаясь, Ярощук проехал мимо дорожного знака, лишь едва сбавив скорость, чтобы получше разглядеть дервиша и понять, почему тот привязал ишака к столбику. Внезапно в салон ворвался звук недалекого выстрела и машину резко рвануло вправо.

Ярощук был заядлым автомобилистом, любил скорость, но никогда не позволял себе двух вольностей – включаться в гонку с обгонявшими его машинами и снимать с руля вторую руку, как любят делать обладатели крутых иномарок. Последнее обстоятельство, помноженное на молниеносную реакцию, не позволило произойти катастрофе.

Крутанув руль влево, Ярощук удержал джип на дороге, а сыграв тормозами – ножным и ручным, заставил машину сделать пируэт и повернуться капотом в сторону откуда он только что ехал.

Джип ещё не остановился, а Ярощук уронил голову на баранку руля, лбом утопив кнопку сигнала. Клаксон заорал, противным козлиным голосом огласив пустыню.

Ярощук знал, что именно этот звук заставит тех, кто стрелял в него, покинуть укрытие и поспешить к джипу. Хотя шоссе в обе стороны выглядело пустынным, появись с любой из них машина, ревущий клаксон неизбежно заставит обратить на себя внимание, в то время как просто джип, стоящий на обочине со спущенным колесом покажется явлением обычным.

Расчеты Ярощука оправдались. Из-за гряды камней одновременно выбежали два человека. Один чернобородый, одетый в армейскую камуфлированную форму, бежал к машине первым. В правой руке он держал пистолет с поднятым вверх стволом. За бородатым, путаясь в полах длинного серого халата, следовал сообщник в черной чалме.

Оружия у Ярощука с собой не имелось, но, воспитанный стажировкой в московском таксопарке, где он для тренировки накатал за рулем более ста тысяч километров, он всегда держал под сиденьем у правой руки монтировку. И потому, когда голова упала на руль, свободно свисавшая вниз рука ладонью легла на теплую твердь металла.

Не добегая до джипа нескольких шагов, чернобородый полуобернулся к поспешавшему за ним в халате помощнику. И, заставив Ярощука вздрогнуть от неожиданности, крикнул по-русски:

– Ахмед! Он сапсем готов!

Ах, дурак! Охотнику опасней всего расслабляться, когда подстреленный им медведь встречает его приближение закрыв глаза. Ах, дурак! Надо же так проколоться!

Едва чернобородый, успокоенный и довольный легким успехом, подошел к машине, монтировка, выдернутая из под сиденья, коротким секущим ударом обрушилась на его правое плечо. В тишине, наступившей сразу после того как перестал занудно ныть клаксон, стал слышен сухой древесный хруст сломавшейся ключицы.

Бородатый, утратив способность ощущать мир, начал валиться на Ярощука. Тот подхватил его, выдрал из костлявых пальцев пистолет и в упор наставил его на чалмоносца, который уже подбежал к джипу вплотную.

– Стоять! Подними руки!

Ярощук говорил по-русски, зная точно, что его поймут.

Запутавшийся в полах халата тип под наведенным на него пистолетом неожиданно опустился и сел на камни. Это могло быть реакцией на сильный испуг, а могло оказаться маневром, призванным отвлечь внимание Ярощука от чего-то существенного. Чтобы не отвлекать себя разгадыванием загадок, Ярощук ногой как по летящему навстречу мячу, ударил чалмоносца в солнечное сплетение. Тот согнулся, хватаясь обеими руками за живот и из рукава выпал звеневший сталью нож. С хрипом заглатывая широко открытым ртом воздух, человек повалился на бок.

Ухватив поверженного противника за руку, Ярощук оттащил его в сторону за камни. Там, не целясь, нажал на спуск. Грохнул выстрел. Ноги чалмоносца дернулись и он застыл, верив остекленевшие глаза в бесцветное южное небо.

Быстро вернувшись к машине, Ярощук подхватил под мышки тело бородача, поверженного в шок ударом монтировки, и уволок за те же камни, где лежал его сообщник.

Оглядев шоссе в обе стороны и не заметив на нем машин, Ярощук склонился к бородачу и стал хлестать его по щекам, стараясь привести в чувство. Наконец тот открыл глаза и огляделся блуждающим тупым взглядом.

– Ту ки? – спросил Ярощук на пушту. – Ты кто?

Бородач его явно не понял.

– Ты кто? – повторил он вопрос по-русски.

Бородач утомленно прикрыл глаза, демонстрируя нежелание говорить.

– Как хочешь, – сказал Ярощук спокойно и приставил не остывший ещё ствол к лбу бородатого. – Ля илляха илля Ллаху, инна ли-ль-маути ля-сакяратин. – Нет бога кроме Аллаха, поистине смерти предшествуют беды!

Эти слова известны большинству мусульман как заупокойная молитва. По преданию незадолго до своей кончины пророк Мухаммад погрузил руки в сосуд с водой, омыл лицо и произнес прощальную фразу.

– Не убивай, – открыв глаза проговорил страдальчески бородач. – Я Абдурахман Усманов. Узбек.

– Как попал сюда?

– Служил в Советской Армии. Попал в плен под Кандагаром.

– Откуда сам?

– Из Бухары.

– Где там жил?

– На улице Ленина.

– Рядом с Арком? – Арк это историческая крепость-дворец бухарских эмиров, и не знать о ней бухарец не мог.

– Да, там.

– Ближе к медресе Чар-Минару или дальше?

– Ближе.

– Ты вообще в Бухаре бывал? – этот вопрос Ярощук уже задал по-узбекски с типичным для бухарских хулиганов интонацией, которую освоил ещё в детстве. Дело в том, что крепость Арк с четырех сторон окружали улицы Карла Маркса, Комсомольская, Коммунаров и Балиманова, но никак не Ленина. И медресе Чар-Минар – мусульманская богословская школа – находилось совсем в другой стороне от Арка.

Черные брови под чалмой приподнялись, выгнулись дугами. Узкие глаза широко раскрылись. Он застонал от боли.

– Я ингуш. С Кавказа.

– За чем же врал?

– Я попал в плен. Это правда.

– Что вы делали здесь?

– Нас послали убить дервиша с ослом и человека в советской посольской машине.

– Значит, дервиша вы убили?

– Да.

– А кто привязал ишака?

– Мы.

– Зачем?

– Чтобы не убежал. Он был отвязан.

– Лежи. Я пойду посмотрю.

Ярощук прошел к дервишу, с которым должен был встретиться на дороге. Тот сидел прислоненный спиной к большому плоскому камню. Он был настолько мертв, что мертвей не бывают. На шее поверх надорванного ворота халата темнела странгуляционная полоса – неопровержимое доказательство, что связника задушили шнурком. Скорее всего тем, который Ярощук обнаружил в кармане чернобородого.

Тяжело вздохнув, Ярощук подхватил дервиша под мышки и оттащил подальше от дороги, так чтобы его нельзя было заметить с проезжей части. Потом снял со спины ишака перекидные сумы – хурджины, отвязал повод от столбика дорожного указателя, снял с морды животного старенькую потертую уздечку, забросил подальше в камни и ткнул осла в зад рукой, отпуская его на волю.

Вдали, у самого горизонта показалась машина. Ярощук быстро подтащил хурджины в и бросил их в машину. Затем поддомкратил

джип и стал менять простреленный скат на новый.

Он справился с делом за две минуты – опыт московского таксиста пригодился ему в полной мере.

Не возвращаясь к бородачу, – было не до него – Ярощук запустил двигатель и погнал машину в город.

Закладка с микропленкой, лежавшая в хурджинах дервиша, оказалась не тронутой, но информация, которую она содержала, была признана ненадежной. Более того, водитель Иван Потапов по внезапно возникшим семейным обстоятельствам был вынужден оставить Исламабад.

Вернувшись в Союз, Ярощук ещё некоторое время отдал армейской службе, потом попал под сокращение штатов.

После развала КПСС он не примкнул ни к одной из множества политических партий России. Недолгое пребывание в компартии навсегда отбило у него веру в преданность партийных функционеров идеям и идеалам. В то же время он понимал, что политические партии, коалиции, блоки, группировки, фракции в жизни цивилизованного общества неискоренимы. Охота за большими деньгами, стремление отнять от каждого трудового рубля десятину в свою пользу естественный закон жизни любого общества. Больше того, право церкви отнимать часть производимого верующими продукта закреплено божьим авторитетом в священном писании христианства. Право облагать граждан налогами государство не только обеспечивает законами, но и поддерживает силой.

Никогда в обществе не прекращалась и не прекратиться скрытая борьба за передел власти. А раз так, то связав себя с одной из политических сил, ты должен делать все, что укрепляет её влияние. Этого Ярощук не хотел. Он понимал, что отстаивать общие интересы можно только в случае, если имеешь дело сразу со всеми противостоящими или сотрудничающими партиями, не выказывая ни одной из них предпочтение. Для реализации своих целей Ярощук нашел возможность воздействовать на общественное мнение через прессу. Он одновременно дарил конфиденциальную информацию двум журналистам конкурировавших изданий, но при этом обставлял дело так, чтобы те сохраняли веру, будто это они хитро опутали доверчивого мента и доят его в своих интересах. Это обязывало газетчиков строго блюсти тайну своих источников, поскольку от этого зависела их информированность и влиятельность.

В то же время, чтобы Ярощук не почувствовал себя дойной коровой, поскольку оба информационных факира снабжали его сведениями и политическими сплетнями, которые к ним приходили по другим каналам и часто вообще не попадали в прессу.

Теперь, чтобы выяснить причины, побудившие милицейское начальство потребовать от него освобождения Казбека Исрапилова, Ярощук решил привлечь к случившемуся внимание своих знакомых журналистов. Не откладывая дело в долгий ящик, он сразу позвонил одному из шустрых московских репортеров и назначил ему встречу.

Они встретились на Второй песчаной улице у магазина "Продукты", подъехав сюда с разных сторон. Рукопожатиями не обменивались, не обнимались. Их отношения не нуждались в публичной демонстрации дружеских чувств.

– Есть забавный сюжет, – сказал Ярощук. – Сегодня на севере города у большого универсама произошел взрыв. Сработало не установленное взрывное устройство большой мощности. На клочки разнесло человека...

– Если заказное убийство или терракт, много из такого факта не выжмешь. – Было видно, как журналист старался сбить цену сообщенной новости. – Читателям эта тема приелась.

– Не скажи, – возразил Ярощук. – За взрывом вполне возможно скрыто нечто интересное. У нас расследование сразу отобрало ФСБ. Больше того, нам категорически запретили лезть в это дело.

Журналист задумался, машинально тряхнул головой, сбрасывая со лба челку, налезавшую на глаза.

– Кто же за этим может стоять?

– Если учесть, что отлуп милиция получила быстрее, чем через час после начала расследования, просматривается мохнатая лапа какого-то крупного чина. И потом этот строгий приказ отпустить Исрапилова, хотя он был задержан с оружием и разрешением носить его, которое выдано министром шариатской безопасности Ичкерии. Все это по меньшей мере странно.

– Хорошо, я погляжу. Если покажется интересным...

– Вот и ладно. Если узнаешь, кто наложил вето – шепни. Я кое-что поищу для тебя...

Поздно вечером того же дня они встретились снова, но на другом месте.

– Мой генерал, – журналист всегда старался подчеркнуть, что беседует с человеком при погонах, – дело, которое вы копнули, и в самом деле странное. Насколько я сумел выяснить, утром прямо с места происшествия кто-то позвонил господину Резовскому. Тот среагировал мгновенно и выдал звонок кому-то из своих друзей в администрацию президента. Оттуда последовала команда милиции отойти в сторону. Теперь это расследование отобрали и у службы безопасности.

– Спасибо, старик, это кое-что проясняет.

– Что именно?

– Я выяснил, что погибший при взрыве подполковник Артемьев бывший сотрудник КГБ работал в частном охранном агентстве "Коралл".

– В сводке происшествий по городу об этом ни строчки. Больше того, утверждается, будто личность погибшего не установлена.

– Ты ждал иного? Знаешь, на чьи деньги создано и на кого работает "Коралл"?

– Если имеешь в виду Резовского, то знаю.

– Теперь давай думать. Пострадал кто-то из доверенных лиц магната. Он заинтересован в том, чтобы дело замяли. Исрапилова мне приказали выпустить. Почему? Я вижу чеченский след, но доказать пока ничего не могу.

Журналист задумался.

– Хорошо, я попытаюсь в этом разобраться. Если будет что-то интересное, то сообщу.

Интересное появилось на следующий день. При встрече, но уже в другом месте, журналист передал Ярощуку магнитофонную кассету.

– Послушай на досуге. Это копия перехвата телефонных переговоров Москвы с Грозным. Они кое-что тебе прояснят. Учти, из Москвы говорит Патриций, из Грозного – Мовлади Удугов, член правительства Ичкерии.

– Кто такой Патриций? – спросил Ярощук.

Журналист посмотрел на него с недоверием.

– Это Патрик Бадришвили. Неужели не знаете? Удивительно.

– Бадри? Знаю, но то что он ко всему Патриций, первый раз слышу.

* * *

Запись оказалась на удивление чистой. Голоса сохраняли свою индивидуальность, были легко узнаваемыми.

– Мовлади, э-э, в последнее время, э, ты так и норовишь взять меня за горло. Учти, в этом, э, нет смысла...

Ярощука уже с первых фраз стала раздражать манера говорить, которая была присуща московскому абоненту. Тот подбирал слова и выстраивал их в фразы замедленно, постоянно кряхтел, будто сидел с трубкой в руке на унитазе и боролся с одолевавшим его запором: после нескольких произнесенных слов мекал, экал и заикался. Позволить себе таким образом вести беседу по космической связи, где автоматика насчитывала абонентную плату в долларах за каждую секунду разговора мог только человек, не привыкший ограничивать свои расходы.

Тем не менее сам разговор для Ярощука представлял интерес и, сдерживая постоянно обуревавшее его раздражение, он продолжал слушать заикания москвича и энергичные выпады чеченца из Грозного.

– Бадри, я тебя не беру за горло. Я тебе напоминаю, что игра началась. И пришла пора делать ставки. Чтобы не опоздать к игровому столу. Ты должен знать, что игроков, желающих сорвать банк в этой игре достаточно. Наше казино пользуется вниманием зарубежных игроков.

– Мовлади, это похоже на шантаж. Ты начинаешь трясти яблоню, которая, э-э-э, едва-едва зацвела. Я говорю о другом. Да, вы начали игру. И когда обозначатся первые успехи, я их поддержу. Возьмите какой-то город. Буйнакск, Хасавюрт, я не знаю. Объявите столицей свободного государства. Тогда к вам весь мир будет относиться иначе. Это облегчит мне действия. Вот тогда я, э-э, вложу в это дело не двести, а пять раз по двести, э-э, ты понимаешь...

– Бадри, ты говоришь о плодах. Это правильно. Но хозяин должен поливать дерево, чтобы снять хороший урожай. Поливай и яблоки будут...

– Вопрос слишком сложный...

– Все равно его надо решать.

– Не по телефону. Я пришлю к вам Гоги Кудидзе. Поговорите и все решим. Это окончательно, Мовлади. Э-э, окончательно.

– Когда ждать Кудидзе?

– Не позднее, чем завтра.

Второй разговор был записан с несколько худшим качеством, но Ярощук уже без труда узнал говоривших.

– Слушай, Мовлади, давай рассуждать разумно. Я тебе не абрек из Урус-Мартана. При мне ты не должен кричать "Аллах акбар!"

– Я не кричу.

– Тогда прими серьезно, что я говорю. Зеленый цвет знамени, свою бороду и слова о джихаде на каждом шагу оставь для публики. Для меня сейчас главное – это большая труба. Ты понял?

– Всегда имею её в виду.

– Тогда вдумайся. Если не наложить руку на Дагестан, у России останется возможность протянуть новую трубу мимо Чечни и закрыть на старой линии задвижки. Это бы они уже давно сделали, если бы нашлись деньги. Значит, пока нет средств надо пользоваться моментом. Можете говорить о единоверии, о великой Кавказе, но если ты упустишь из виду Дагестан, цена всем вашим разговорам нулевая. Ты понимаешь?

– Без Дагестана и огород городить незачем, мы здесь все понимаем.

– Ну, не надо. Ты сейчас говоришь так, будто все в ваших силах. А это не так.

– В твоих силах тоже не все.

– Верно. Как ты сказал, в моих силах далеко не все. Но я и не делаю вид, что все обстоит иначе. Я исхожу из реальности и никогда, между прочим, не произношу лозунгов.

– Без лозунгов тоже нельзя. Национальная независимость – это вековая мечта нашего народа.

Удугов, явно привыкший к митинговой риторике, не мог принять предельно циничную точку зрения Бадришвили, который при определении сил своих противников исходил только из их финансовых возможностей.

– Опять ты за свое!

Бадришвили, судя по голосу, начинал злиться.

– Что дала Ичкерии независимость, если её не подкреплять большими денежными вливаниями? Жизнь чеченцев одним воровством людей не обеспечишь.

– Причем тут воровство?

Удугова упоминание о национальном чеченском промысле, связанном с похищением людей больно задело.

– При том, Мовлади, что именно это настраивает против вас весь мир, а вы продолжаете делать вид, будто ничего не замечаете. Даже Масхадов, хотя он и президент, ни разу не высказал своего отношения к похищению иностранцев. Это затрудняет общение с вами не только мне.

– Причем тут Масхадов?

– При том, дорогой. Ты, конечно, слыхал выражение: "местечковый еврей"? Так называли людей, делавших мелкие деньги, но веривших, что они занимаются серьезным бизнесом. Подобным образом ваш Масхадов – местечковый вайнах.

– Бадри, я могу обидеться.

– Попробуй.

Должно быть Бадришвили хорошо знал, что обидеть Удугова, критикуя или даже осмеивая Масхадова невозможно. При всей демонстрации их внешней лояльности друг другу Удугов не любил президента и давно уже примерялся к его креслу. Примерялся, хотя и понимал, что реальной возможности – ни путем выборов, ни путем переворота перейти в президентский кабинет у него нет шансов. Реальной властью в Чечне обладали те, кто возглавляли вооруженные формирования своих сторонников. Именно они и создавали политический климат в республике. Больше того, надеяться, что приход кого-то из конкурентов Масхадова на высший государственный пост не сметет Удугова с его стула было бы опрометчиво. У каждого волка свои волчата.

– Попробуй, но сперва подумай, я тебе хоть раз говорил неправду? Короче, не спеши изображать обиду. Иметь самолюбие хорошо, но бизнес с самолюбием не считается. Бизнес знает один критерий – выгоду. И от этого надо скакать. Давай честно. Ты веришь, что не наступит момент, когда тебе придется бежать с Кавказа?

– Мы не поддадимся русским и скорее поляжем, чем оставим родину.

– Мовлади! Отбрось риторику. Пусть в кровавой борьбе путь к аллаху пробивают себе другие. Ты уже вкусил политики и бизнеса и не тебе становиться моджахедом. Кстати, я не говорил, что бежать вам придется от русских. Побежите от своих, которые сейчас живут хуже некуда.

– Хорошо, я понял. Скажи, как там обстоит с Исрапиловым?

– Все нормально. Команда прошла, его выпустили.

– Отлично. Когда мне ждать Кудидзе?

– Он вылетит сегодня, э-э, тебя устроит?

* * *

Ярощук сошел с троллейбуса на остановке "Улица Демьяна Бедного". До дома отсюда ему оставалось пройти метров триста по удивительно красивой для большого города березовой аллее. Он любил это место, тихое и уютное.

На углу рядом с палатками, забитыми стандартными для столичной торговли товарами – пивом, сигаретами, жвачкой. И тут же, отойдя от одного из ларьков, к нему навстречу шагнула высокая стройная дама. Она сделала это так уверенно, что Ярощук сперва даже попытался угадать не знакомы ли они, но тут же пришел к выводу, что не знакомы.

– Вы в этом районе живете? – спросила дама. И, не ожидая ответа, поинтересовалась. – Это улица Демьяна Бедного?

– Она самая, – ответил Ярощук. – Вы что-то ищите?

– Тухачевского девятнадцать. Это далеко отсюда?

– Нет, рядом. Если хотите, я вам покажу.

– Спасибо, вы очень любезны...

Они двинулась за Ярощуком, высказывая свое мнение о том, что видела.

– Какой прекрасный район. И улица – буквально березовая аллея. – Она бросила взгляд налево и весело воскликнула. – Бар "Трюм"! Какая прелесть! И оформлено под корабль. Чудесно! Вы бывали внутри?

Ее восхищение было столь естественным, что появись у Ярощука желание "закадрить" незнакомку, ему стоило только предложить: "Если вы не против, мы можем зайти в этот трюм".

Тем более, по всем признакам женщина стоила того, чтобы холостому мужчине свести с ней знакомство: симпатичное полное лицо с розовыми щеками. Тонкие черты лица, умеренных размеров подтянутая грудь, точеные ноги, стройность которых подчеркивали черные колготки. На ней был черный блестящий кардиган, надетый на шелковую белую блузку с золотыми пуговичками, темная юбка на палец не доходившая до колен и туфли на каблуке с золотой прямоугольной пряжкой у мыска. А судя по легкости манер, по разговору, женщина была веселой, имела легкий характер и умела держаться раскованно с незнакомыми.

Однако её восторженное восклицание о "Трюме" Ярощук пропустил мимо ушей. Он уже давно не завязывал знакомств на улицах, хотя оставался любителем и поклонником женского обаяния и уж тем более красоты.

Что такое интуиция точно объяснить не сможет никто. Должно быть наших далеких предков суровая жизнь научила угадывать и обходить западни и ловушки, которые не видит глаз, не чувствует обоняние. Неосознанная тревога заставляет человека проявлять необъяснимую осторожность там, где она казалась бы совсем не нужна. Слабее всего интуиция такого рода сохранилась у потомственных горожан, привыкших верить, что милиция бережет их покой и безопасность и потому чаще других попадающих в чрезвычайные ситуации. Сильнее всего это чувство присуще путешественникам, охотникам, пограничникам, сыщикам. У Ярощука оно развилось за годы службы в разведке и не оставляло его до сих пор.

Убедительно объяснить даже себе, чем его насторожила женщина, которая спросила дорогу и которую он сам вызвался проводить к нужному месту, Ярощук не смог бы. Она выглядела обычной горожанкой, попавшей в чужой и совсем незнакомый ей район, в меру растерянной, но в то же время в её поведении прочитывалось желание обратить на себя внимание.

Произойди такая встреча на Тверской, где проститутки разной цены – от дорогих валютных до самых дешевых, готовых последовать за мужчиной за пол-литра водки сомнительного происхождения – прогуливались и без лишних слов одним своим видом предлагали себя, и когда видели, что клиент созрел позволяли ощупать и огладить себя на предмет проверки телесного качества, Ярощук вряд ли насторожился. Но в спальном районе поведение женщины, подчеркнуто выставлявшей свою привлекательность, показалось ему подозрительным.

Они дошли о нужного места довольно быстро.

– Вам дом девятнадцать? – спросил Ярощук деловым тоном, чтобы показать отсутствие у него интереса к разговорам а отвлеченные темы.

– Да, – ответила его спутница и, как показалось Ярощуку, с некоторым разочарованием. Женщину, особенно красивую, броско одевающуюся, стремящуюся быть замеченной, больно задевает, когда мужчина, к которому она обращается, не расплывается, не начинает таять как масло на солнце и не выражает вслух своего восхищения.

– Вон он, – сказал Ярощук. – Простите, а мне в семнадцатый.

Он качнул головой, показывая, что они расстаются и шагнул к двери подъезда. Потянул дверь, вошел, прошел к лифту, нажал кнопку вызова, но тут же, движимый необъяснимым чувством, вернулся к выходу. Осторожно приоткрыл дверь и вышел из дома.

Женщина быстрым шагом шла по асфальтированной дорожке. Она уже приблизилась к соседнему дому, но почему-то ни в один из подъездов входить не стала. Когда она поравнялась со стоявшим у обочины джипом "Патруль", дверца машины широко распахнулась и женщина скользнула внутрь. Тут же, полыхнув ярким светом фар, джип тронулся с места и покатил в сторону улицы Народного Ополчения.

Вторая встреча произошла через два дня. Он увидел женщину в подземном вестибюле метростанции "Пушкинская". Увидел её и узнал, но тут же отвел глаза, чтобы не встретиться с ней взглядом. Женщина пробиралась через толпу с целеустремленным видом, какой бывает у людей, торопящихся по своим делам и не желающих пропускать подошедший поезд, хотя следующий обязательно подойдет минуту спустя.

В таком огромном мегаполисе как Москва случайные встречи, которые часто меняют судьбы людей – одних неожиданно сближают, других разводят происходит почти ежедневно и редко кто относится к подобным фактам с настороженностью, а уж тем более с подозрением. Ярощук относился именно к этой редкой категории людей. Нелегальная деятельность за рубежом, потом служба в криминальной милиции выработали в нем твердую привычку "проверяться", с тем чтобы своевременно заметить проявление чужого интереса к себе.

За границей такой интерес к сотрудникам иностранных посольств – без различия представляют ли те дружественные, нейтральные или откровенно враждебные страны – постоянно проявляют службы безопасности. В Москве личный состав криминальной милиции, особенно её руководители, находятся в зоне пристального внимания организованных преступных структур и теневого бизнеса.

Уезжая на работу или возвращаясь с неё общественным транспортом, Ярощук часто встречал знакомые лица и без ошибки узнавал тех, кто были его попутчиками в силу одного времени выезда на работу.

Поведение незнакомки, которой он показывал девятнадцатый дом на улице Тухачевского, но которая подошла к зданию, однако в подъезд не вошла, а тут же села в поджидавшую её машину и уехала, показалось Ярощуку странным, но особых подозрений не вызвала. Разве не могли люди договориться о том, что сразу уедут куда-то, встретившись в определенном месте? Могли.

Но Ярощук строго исповедовал правило, привитое ему в разведке: первая встреча с одним и тем же человеком может быть случайной, при повторении её можно объяснить обычным совпадением, а вот третья случайная встреча таит в себе закономерность, смысл которой необходимо выяснить.

Конечно, встреча с женщиной – со знакомой старой или недавней в городской спешке Ярощука ничему не обязывала. Милая улыбка, слова: "Ах, а мы ведь не так давно встречались" и все. В случае, если к тебе не проявят интереса можно спокойно сделать ручкой и уйти без какого-либо конфуза. Но во втором появлении на его пути случайной знакомой Ярощук ощутил нечто настораживающее. Он видел, что женщина его заметила и даже сделала непроизвольное движение ему навстречу, но вдруг отвернулась и остановилась в раздумье. Почему?

Ярощук решил это выяснить.

Вместо того, чтобы сесть в подошедший поезд, он вместе с толпой выходивших из вагона людей прошел под лестницей перехода на станцию "Чеховская" вернулся в вестибюль.

Женщина по прежнему стояла у колонны, но тут словно бы случайно возле неё задержался проходивший мимо мужчина. Со стороны легко было подумать, что человек, не знавший как ему найти дорогу, решил спросить об этом у прохожих. Но Ярощука сразу насторожило то, что подошедший взял женщину за руку так, как позволительно хорошему знакомому, а может быть только мужу: выше локтя, крепко и властно. Они обменялись фразами и тут же разошлись. Мужчина двинулся к эскалатору; женщина пересекла платформу и села в поезд, который шел в направлении, противоположным тому, откуда она только что приехала.

Третья их встреча снова произошла в метро, на этот раз на "Октябрьской".

Незнакомка вышла вслед за Ярощуком из вагона, задела его плечом, и тут же обернулась, чтобы извиниться.

– Здравствуйте, – сказал Ярощук столь буднично, словно они были невесть как давно знакомы.

– Здравствуйте, – ответила женщина и расцвела улыбкой.

Он заметил, как из уголков глаз к вискам разбежались тоненькие лучики, но взгляд при этом оставался настороженным и в глубине зрачков таилась тревога. – Вы меня узнали?

Она замолчала и в голливудской улыбке открыла ровные белые зубы.

– Да, конечно, – сразу став улыбчивым, признался Ярощук. – Рад видеть вас. – Не сдержался и по инерции отпустил стандартный для таких случаев комплимент. – А вы ещё больше похорошели... Мы встречались на улице Демьяна Бедного.

Радостный блеск в её глазах потух.

– Я не это имело в виду.

– А что?

– Ладно, не будем, – в её голосе звучала либо усталость, либо безразличие.

– И все же?

– Я привыкла к тому, что меня узнают как актрису.

Ярощук смущенно улыбнулся.

– Простите великодушно! Так вы актриса? К сожалению, я не театрал и не хожу в кино...

– Нет, ничего, – женщина снова повеселела. – Это даже хорошо. Если честно, поклонники мне надоели своей назойливостью.

– Разве слава надоедает?

– Еще как! Вам это трудно представить.

Ярощук понимал, что она лукавила. Люди, считающие себя известными, болезненно переживают, когда прохожие не узнают их на улице или в транспорте, не оборачиваются во след, не шепчут друг другу: смотри кто пошел!

Нет способа действеннее, чтобы оскорбить и довести до белого каления человека, который претендует на всеобщую известность, чем сделать вид, будто он тебе не знаком.

Однажды Ярощуку представилась возможность проверить это при общении с публичным политиком. Тот лично явился в милицию, чтобы попросить прекратить уголовное дело, касавшееся его нештатного помощника. Ярощук без труда узнал вошедшего. Это был известный своим нахальством и скандальным характером депутат Государственной думы. Он прошел в кабинет, не снимая фуражки, не спрашивая разрешения и не ожидая приглашения, с грохотом вытащил стул из-под стола и сел, демонстративно заложил ногу на ногу.

– Я к тебе, полковник.

Политик, повысив подполковника в звании на одну ступень, считал, должно быть, что уже это компенсирует его нахальство во всем остальном.

Ярощук политика недолюбливал, а хамства не терпел вообще.

– Будьте добры, гражданин, предъявите документы.

Сказал и встал, показывая, что лучше ему подчиниться.

Нервно вскочил и незваный гость.

– Ты... ты что? Охренел?! Какие документы? Не узнаешь меня в лицо?!

– Гражданин, – Ярощук сделал шаг вперед. – Будьте добры. Я просил документы.