Текст книги "Босиком по горячим углям"

Автор книги: Александр Щелоков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

2

Начальник областного управления внутренних дел полковник Юсуф Салимович Султанбаев снял трубку телефона, стоявшего особняком на приставном столике, и резкими нервными движениями набрал номер.

Ждал, пока снимут трубку, нетерпеливо постукивая пальцем по бумажному листу, лежавшему перед ним.

Дождался ответа, изобразил улыбку, которая тут же погасла:

– Собиржон Кадырович? Султанбаев беспокоит. Ничего радостного. Связником оказался Иргашев. Да, тот самый капитан. Нет, Собиржон Кадырович, взять его не удалось. Да, не сумели. Сейчас разбираюсь, почему он ускользнул. Нам бы не мешало встретиться… Накопился ряд вопросов. Дело столь деликатное, что для их решения нужны ваши каналы…

Собеседник на другом конце провода что-то говорил полковнику, и тот слушал, все больше мрачнея. На лбу его заблестели крупные капли пота. Щеки, исчерченные сеткой морщин, глубина которых подчеркивалась густым загаром, нервно дергались. Видно было, что ему, человеку властному, знающему свою силу и возможности, непросто выслушивать то неприятное, что доносилось из мембраны.

– Да, Собиржон Кадырович. Хоп. Сделаем, Собиржон Кадырович. Приеду в девять, Собиржон Кадырович. Доложу лично. Хоп!

Положив трубку, полковник достал платок и вытер лоб. Несколько минут сидел, приходя в себя, потом вынул из стола мятный леденец и кинул его в рот: чертовски захотелось зажечь сигарету. Наконец, придя в себя окончательно, нажал кнопку вызова на селекторе.

Минуту спустя в кабинет вошел старший лейтенант Абдували Рузибаев – гигант, высокий, как минарет, и тяжелый, словно могильный камень, с кулаками, походившими на среднего размера дыни, с мясистыми щеками, блестевшими, будто медный таз для варки варенья. Откуда появился в управлении этот офицер и каковы его функции, никто толком не знал. Полковник знал и не особенно радовался, встречаясь с ним. Рузибаев представлял тех, кто постепенно овладевал безраздельной властью, и против его назначения в штат Султанбаев поделать ничего не мог: оно состоялось по приказу министра.

Подойдя к столу шефа, Рузибаев без разрешения уселся в кресло, достал сигареты, закурил. Но сигарета чем-то ему не понравилась и он выплюнул ее прямо на роскошный ковер, растер ботинком. Султанбаев следил за действиями старшего лейтенанта с тем же видом, с каким недавно говорил по телефону. В системе измерений, скрытой от чужих глаз, иерархия этих людей выстраивалась совсем в ином порядке, нежели ее определяли видимые всем погоны.

Рузибаев закинул ногу на ногу, раскурил новую сигарету и брюзгливо сказал:

– Я вас предупреждал, Юсуф Салимович. Вы не послушались. Теперь Иргашев ушел. Я вынужден принять свои меры. Мне он живой не нужен.

– Действуй, как хочешь, – страдальчески поморщился полковник, словно у него сильно болела голова.

– Действую не как хочу, а как надо, – тем же недовольным тоном поправил его Рузибаев. – Если овца отбилась от отары – пускают собак.

– Какие у нас собаки? – вздохнул полковник. – Нужны волкодавы, а тут одни легавые.

Рузибаев улыбнулся, хищно оскалив белые ровные зубы.

– Я спущу волков. Только бы мне не мешали.

– Что имеешь в виду?

– Открою клетку Касума…

Касум Пчак (Нож), замешанный в разбойном нападении на инкассаторов, три дня назад был задержан усилиями Иргашева и находился в следственном изоляторе. Выпустить преступника на свободу и натравить его на беглого капитана – разве это не гроссмейстерский ход в партии, где поражение грозит играющим потерей головы? Султанбаев его оценил и все же спросил с сомнением:

– И что же, стая будет носиться в поисках добычи по городу?

– Зачем? – усмехнулся Рузибаев. – Волки сядут в засаду, а этот баран сам к ним явится.

– Ты в это веришь?

– Иргашев человек умный, и в этом его слабость.

– Объясни.

– Мы перехватим засадами две точки. Иргашев обязательно явится к Калмыкову. Не зря мы слушали телефон старого пса!

– А если не придет?

– Тогда у него останется одно – уходить из города. Поскольку Иргашев знает схему операции «Перехват», он кинется в наиболее уязвимое место – в парк Федерации. Туда я и подсажу Касума.

– План красивый, – сказал полковник и отмахнулся рукой от дыма, которым тянуло в его сторону от сигареты Рузибаева. – И все же у меня на сердце неспокойно.

– Чего вы боитесь, уважаемый? – спросил Рузибаев насмешливо. – Кот, который боится промаха, не ест мышатины…

3

Уже темнело, когда Таштемир Иргашев добрался до жилого микрорайона Уйчилик. Сверкая мигалкой, мимо него по проспекту Дружбы промчалась милицейская машина. Минуту спустя за ней поспешила вторая. На проспекте располагались обком и облисполком, и обычно здесь со звоном и блеском милиция предпочитала не ездить, поскольку у начальника управления мгновенно раздавались звонки и строгие голоса спрашивали: «Что там у вас случилось?» Таштемиру и в голову не пришло, что нынешний переполох в милиции связан с его персоной.

Калмыков жил на предпоследнем этаже шестнадцатиэтажного дома. Таштемир вошел в подъезд, взбежал на второй этаж и только там нажал кнопку вызова лифта.

Дверь в квартиру Калмыкова оказалась открытой.

Таштемир заметил это до того, как притронулся к звонку. Неожиданно возникшее чувство тревоги заставило его сунуть руку в карман и сжать рукоять пистолета. Не касаясь дверной ручки, он носком ботинка толкнул дверь и, не переступая порога, заглянул в прихожую.

Старик Калмыков лежал на боку в луже крови, неестественно подогнув ноги. Едва увидев это, Таштемир вынул пистолет и осторожно отступил к лифту. Прислушался – ни звука. Тогда он вызвал лифт и нажал кнопку первого этажа. Кабина плавно двинулась вниз, но вдруг, проскочив два или три этажа, остановилась.

Наверху что-то заскрежетало и резко щелкнуло. Тотчас кабина качнулась и полетела вниз, набирая скорость. Ощущение было таким, будто пол ушел из-под ног, и Таштемир понял – трос больше не контролирует движение кабины.

На раздумья времени не оставались. Прижавшись спиной к пластиковой стене, он уперся ступнями в противоположную и рывком поднял тело как можно выше, зависнув в таком положении между полом и потолком.

Удар был сокрушающе сильным. Кабина затрещала по всем швам. Свет мгновенно погас. Страшная сила инерции бросила капитана вниз, и он рухнул на пол, кое-как ослабив удар отчаянным сопротивлением тела и ног. Еще не разобравшись, что же произошло, он понял – удалось уцелеть. Железная рама кабины устояла, и тяжелое навершие не обрушилось, а лишь продавило потолок. Сквозь большую щель он увидел внутренность шахты, уходившей высоко вверх.

Когда металлический звон от упавшего троса стих, за перегородкой, отделявшей подвал от шахты, раздались голоса. Привстав на колени, Таштемир вытащил пистолет.

– Как думаешь, ему конец? – спросил кто-то надтреснутым фальцетом. Голос показался Таштемиру очень знакомым.

– Что тут думать, – просипел испитый бас. – Ты сам видел, как все это летело. Там отбивная котлета.

– Все же откроем. Паук велел для надежности пристукнуть его по башке, чтобы подольше не опознали. Давай шевелись! – скрипнул фальцет. – Сейчас «скорая» подрулит, уже позвонили.

Створки кабины заскрипели: снаружи их чем-то подцепили и стали с силой раздвигать. В открывшуюся щель Таштемир увидел вдруг давнего знакомца, Шамшира, уголовника, имевшего три судимости. Когда тот замахнулся ломиком, выстрелил не целясь в жирное пузо, обтянутое засаленной джинсовой курткой.

Оттолкнув падавшее на него тело, Таштемир выскочил в полуосвещенный подвал и увидел перед собой растерянного сообщника Шамшира. Тот сразу поднял руки вверх:

– Сдаюсь, не стреляй!

Таштемир с детства не любил драк и никогда не бил первым. Но тут дракой и не пахло. Кулак Таштемира попал точно в челюсть противника, отшвырнул его к стенке подвала. Второй удар – рукояткой пистолета – пришелся упавшему по темени.

Все еще сжимая пистолет, он выскочил на лестничную клетку, затем пересек двор и затаился за углом дома. Из своего укрытия он видел, как к подъезду подкатила и, резко тормознув, остановилась «скорая помощь». Распахнулись дверцы, и трое мужчин в белых халатах бросились к подъезду. Кто их вызвал? К кому? К Калмыкову или к нему, Иргашеву? Чья рука режиссировала эту трагедию? То, что он угодил в засаду, сомнений не было.

Сейчас должна появиться и милиция. Пора было уходить.

Таштемир стремительно рванулся к «скорой», распахнул дверцу.

– Эй, эй! – окликнул его водитель и запнулся, увидев черный глаз пистолета. – Ты… ты чего, парень?

Таштемир прыгнул на сиденье и повел стволом:

– Вперед!

– Куда?

Только теперь к водителю пришел настоящий испуг.

– Вперед! – повторил Таштемир. – И быстро! Хочешь жить – лети, понял?

Машина сорвалась с места. У первого же перекрестка со светофором капитан приказал:

– Включи мигалку! И направо.

У поворота с Кокандской улицы на Сарысапскую Таштемир вдруг скомандовал:

– Стой! И вылезай. Ну, быстро!

Дальше он вел машину сам. Промчавшись пару кварталов, притормозил, выключил двигатель и выскочил из кабины.

Он бежал по узким, хорошо знакомым с детства проходам между глинобитными заборами индивидуальных усадеб, пока не оказался на Большой Ферганской. Здесь, в почтовом отделении, размещался телефонный переговорный пункт.

Войдя в душную, пропахшую табаком и потом фанерную кабину и притворив за собой дверь, Таштемир ненадолго испытал облегчение.

Отдышавшись, он набрал номер. После двух длинных гудков на том конце линии ответили:

– Рыскулов, слушаю.

Таштемир сдвинул язык влево, прижал его кончик к нижним зубам и шепеляво проговорил:

– Салям, Мирзабек!

– Пулат? Ты, что ли? – спросил дежурный по управлению, называя имя коллеги, которому Иргашев изумительно подражал.

– Узнал! – довольно прошепелявил Таштемир. – Что там у нас новенького?

– Ищем, – коротко сообщил Рыскулов. – Результатов – никаких. Хитрый, итвачча!

Таштемир судорожно сжал трубку. Впервые сослуживец назвал его итваччой – сукиным сыном, вложив в это слово нескрываемое презрение. Совладав с эмоциями, спросил:

– За что ты его так, Мирзабек? Все же свой…

– «Свой?!» Да я бы его… – Рыскулов грязно выругался, – своими руками удушил, шакала! Ты видел Бакалова? Нет? А я видел. Он ему две пули прямо в лоб всадил. «Свой»…

У Таштемира перехватило дыхание.

– Где это случилось, Мирзабек?

– Прямо в его кабинете. Сволочь!

Таштемир отодвинул трубку от уха, словно она стала вдруг нестерпимо горячей. Вот, выходит, какое на него навесили дело! Теперь старые товарищи видят в нем предателя и врага. С трудом сдерживая волнение, спросил:

– Где Юсуф Салимович, не знаешь?

– Полковник Султанбаев, – Рыскулов заговорил официальным тоном – видимо, в дежурку зашел кто-то из начальства, – с девяти будет в доме у товарища Караханова. Только просил без крайней нужды не беспокоить. Так что если хочешь что-то доложить – теперь до утра.

Неожиданно смелая мысль пришла Таштемиру в голову. Мысль настолько дерзкая и на первый взгляд безрассудная, что усомниться в возможности ее осуществления он не мог.

Выйдя из отделения связи, Таштемир направился к городскому парку, со времен первых пятилеток носившему название «Парк Федерации». Если пересечь этот лесной массив под углом, можно быстро оказаться на Крестьянском проспекте, почти у цели, которую он себе наметил.

Без помех миновав несколько тенистых аллей, на которых в эту пору не отваживались появляться самые отчаянные смельчаки, Таштемир вышел к озеру и сразу понял, что снова попал в ловушку.

Двое парней в черных тюбетейках, расшитых белыми узорами, в белых рубахах с закатанными рукавами и в джинсах, похожие друг на друга, как близнецы, ленивым шагом вышли из-за домика лодочной станции, отрезая капитану дорогу назад. Со стороны моста, пересекавшего канал Рамадан, таким же ленивым шагом приближалась к нему еще одна парочка.

После того, что произошло в доме Калмыкова, Таштемир не сомневался ни на мгновение, кто они и что у них на уме. А когда первые двое приблизились так, что в оранжевом свете фонарей можно было разглядеть их лица, все стало ясно. Первым шел Касум Пчак, уголовник, уже три дня сидевший в областном СИЗО. Его появление в парке свидетельствовало о чем угодно, только не о побеге. Если бы этот тип рвал когти из-за решетки, в городе его и духу бы не было. Не пошел бы Касум внаглую на капитана, который выпас и лично взял его в кишлаке Ачикудук.

Но коль скоро матерый уголовник вышел на охоту в открытую, стало быть, на нее ему дали милостивое разрешение. Кто и почему – это Таштемир теперь знал.

Свои шансы он не оценивал безнадежно, но одному принять на себя четверых, даже если бы дело шло по-честному, на кулачки… У наступавших же намерения были категорические, и они даже не пытались их маскировать.

Уклониться от встречи у Таштемира не оставалось никакой возможности, поэтому он выбрал позицию поудобнее: подошел к стене пивного павильона, который с начала перестройки перестал функционировать из-за исчезновения страшного зелья, и прижался к нему спиной.

«Близнецы» в тюбетейках, хмуро улыбаясь и поигрывая обрезками велосипедных цепей, подходили все ближе и ближе. Таштемир сунул руку в карман, но это нисколько не испугало противников. К несчастью, участников засады не успели предупредить, что у капитана есть при себе оружие, хотя до засады в доме Калмыкова Султанбаев лично убедился – пистолет Иргашева остался там, где ему положено было храниться.

Спокойно вытащив пистолет, Таштемир окликнул Касума:

– Все, Пчак, стой! Кончай игру, иначе…

Невысокий скуластый блатарь, заходивший слева, отчаянным голосом выкрикнул: «Ур! Бей!» – и, взмахнув цепью, бросился на Иргашева. Тот, будто отмахиваясь от назойливого комара, кинул руку в его сторону и спустил курок. Оранжевым сполохом блеснул выстрел. Тяжелое тело, остановленное пулей в движении, потеряло точку опоры и плашмя рухнуло на землю, едва не задев головой ботинки капитана.

– Кто еще? – спросил Таштемир. – Ну?

– Не стреляй, – сказал Пчак, опуская руку, и шайка стала отступать. Целя пистолетом то в одного бандита, то в другого, Таштемир как бы подгонял их.

Когда белые рубахи исчезли в зарослях серебристо блестевшей джиды, Таштемир, даже не глянув на убитого, бросился к мосту через пруд, за которым начинались угодья совхоза «Гигант Азии», чьи фруктовые сады вплотную подходили к границам разросшегося города.

Стало совсем темно. Таштемир двигался быстро, но осторожно, выставив вперед руку. Он боялся напороться на низко свисавшие ветви деревьев. По пути срывал наугад яблоки и с хрустом грыз одно за другим – кислые и сладкие, крупные и мелкие. Голод уже давно давал о себе знать, не стоило упускать возможность подкрепиться.

Описав по саду широкий полукруг, Таштемир оказался у выхода на шоссе, которое подковой охватывало город и предназначалось для транзитного транспорта. Держась обочины, так, чтобы в любую минуту можно было укрыться за стволами шелковицы, росшей вдоль дороги, он направился к сверкавшей впереди россыпи огней. Там находился микрорайон Кокагач.

4

Усадьба Собира Кадыровича Караханова, вождя областной государственной торговли, народного депутата и патриота, занимала без малого два гектара прекрасной земли в центре городского квартала. От назойливого любопытства соседей ее ограждал высокий бетонный забор, от непрошеного внимания градостроителей оберегало высокое положение домовладельца и его друзей. Ретивого городского архитектора Садыкова, который вдруг решил, что частная усадьба плохо вписывается в облик современного микрорайона, Караханов катапультировал из его служебного кресла с такой силой и скоростью, что в городе никто не знал, где удалось приземлиться чудаку, не понявшему смысла «перестройки».

Дом, располагавшийся в глубине тенистого сада у небольшого пруда, выложенного голубой плиткой, снаружи выглядел как типичная азиатская постройка – глинобитные стены, плоская крыша. Зато над совершенствованием интерьера славно поработали архитекторы и мастера из обеих столиц – республиканской и союзной. Здесь блестели лаком паркетные полы, стены украшали фотообои, в гостиной, отражая свет хрустальных люстр, сверкал мрамор отделки. Короче, дом Караханова выглядел этаким Гарун-аль-Рашидом, который дешевым плащом дервиша прикрывал роскошные одеяния халифа.

В доме Караханова часто гудели многолюдные пиры, участников которых сюда доставляли на черных «Волгах». Здесь, на айване – деревянной веранде над прудом, – великие мужи, глотая ароматный плов, обсуждали судьбы народа и определяли рамки дозволенной ему нормы счастья и демократии.

Именно к Караханову, гордо носившему имя Эмира, и решил прорваться Иргашев, когда узнал, что у того будет вечером в гостях полковник Султанбаев.

Сложность этого предприятия была очевидной, ибо смельчака, который попытался бы проникнуть через забор в сад Эмира, ожидала малоприятная встреча с двумя бурибосарами – огромными волкодавами с отрезанными ушами и обрубленными хвостами. Эти звери отличались особой свирепостью и постоянно бегали в узком коридоре, отгороженном от забора густой сеткой.

Подготовку к атаке неприступной усадьбы Иргашев начал задолго до того, как подошел к нужному месту. Петляя по закоулкам Кокагача, он увидел возле одного из домов собачонку, жившую в картонной коробке из-под телевизора. Это была кудлатая сучка-дворняга, уже несколько лет обитавшая возле добрых людей и исправно дарившая радости всем кобелям квартала. Подойдя к коробке, Таштемир погладил собаку, кем-то ласково названную Акшей – Белянкой, и та, удивленная таким обхождением, выгнула спину и блаженно прикрыла глаза. Таштемир снял с брюк пояс и, сделав петлю, накинул его собаке на шею. Акша встала и с готовностью пошла за ним.

К усадьбе Эмира он подошел со стороны переулка.

Сюда выходила стена сарая, примыкавшего к забору.

Взобравшись на разлапистый карагач, Таштемир подтащил следом за собой я доверчивую Акшу. По толстой ветви они перебрались на крышу сарая. Четкие бурибосары мгновенно уловили запах постороннего и с надрывным лаем кинулись ему навстречу. В этот момент Таштемир освободил дворняжку от ремня и спустил ее на сторожевую полосу.

Веселая кудлатая дама, неожиданно возникшая перед волкодавами, сбила их деловой настрой. Инстинкт продолжения рода подавил чувство собачьего долга. Могучий запах зовущей плоти забил все остальные чувства, еще минуту назад вызывавшие желание бежать, хватать, рвать на части.

Когда Акша и оба кобеля скрылись во тьме сада, Таштемир спокойно спустился на землю, пересек собачью тропу, ловко перемахнул через сетку и вскоре оказался в непосредственной близости от дома. Укрываясь в густой тени деревьев, он пробрался к его боковой стене и по приставленной к ней лестнице поднялся на плоскую крышу. Ступая как можно мягче, капитан пересек ее наискось.

Теперь ему стал виден айван, покрытый дорогим красным ковром. Подобрав под себя ноги, на нем сидели трое – сам хозяин, худолицый, остроносый и желчный, Аман Рахимбаев, директор ликеро-водочного завода, толстопузый, со щеками отвисшими почти до самых плеч, и полковник Султанбаев.

Говорил Караханов. Голос его звучал вяло, слова цедились бесцветные, тусклые: ни ясных интонаций, ни эмоций.

– Так куда он делся, этот ваш Иргашев? Как вы считаете, Юсуфжон? Не мог же человек исчезнуть, как дух. Это не спирт, который неизвестно как испаряется со складов нашего уважаемого друга Рахимбаева.

Директор ликеро-водочного завода радостно заржал, затряс жирными щеками.

– Почему его упустили твои недоноски?

– Скоро возьмем, – сказал Султанбаев с уверенностью. – Мы ближе к цели, Собиржон Кадырович, чем вам кажется.

– Я думаю, что ты сейчас от нее куда дальше, чем считаешь, – сказал Караханов, и в его голосе прозвучала, наконец, плохо скрываемая угроза.

– Не давите на меня, Собиржон. Мы все в одной, команде. Больше того, я иду впереди всех. Прикрываю, как это говорят, грудью. Незачем меня пугать и подталкивать. А что касается недоносков, как вы назвали моих парней, так ваш Рузибаев среди них. Поэтому разделите свои упреки с ним…

Караханов побагровел. Такое ему никто не смел бросить в лицо. Все, даже Султанбаев, никогда ни словом, ни жестом не намекали, что могут встать вровень с ним, державшим вожжи власти в своих руках.

Кто их всех здесь поит, кормит, одевает, позволяет им баловаться с бабами, менять их без счета, не заглядывая при этом в кошелек? Но настоящие повелители только потому и держатся наверху, что умеют в нужный момент пришпорить скакуна или, напротив, ослабить поводья и поощряюще похлопать его по холке.

Стиснув челюсти и обождав, когда схлынет волна внезапного гнева, Караханов спокойно сказал:

– Я понимаю, Юсуфжон, ваше волнение. Дела-мела, работы-заботы… И мне даже приятно, когда вы пытаетесь идти впереди. Это похвально, что мысли об общем деле вы принимаете как собственные. Но я не привык прятаться за спины других…

В это время к айвану приблизился домашний слуга, один из полноправных избирателей, гнувших спину на народного Эмира. Застыв в демократическом полупоклоне, он поставил на помост и подвинул к ногам гостей огромное металлическое блюдо с дымящимся пловом.

Голод полоснул Таштемира по пустым кишкам.

Сглотнув слюну, он огляделся и в голубоватом призрачном свете встававшей луны увидел на крыше россыпи абрикосов. Хозяева сушили фрукты из собственного сада на зиму. Таштемир стал пригоршнями черпать с циновок и есть удивительно сладкие, уже хорошо подвалявшиеся дольки кураги – любимую и почти единственную сладость далекого бедного детства.

Когда сидевшие на айване тоже несколько заглушили голод, разговор возобновился. Таштемир, распластавшись во весь рост, старался не пропустить ни одного слова, но все же иногда не улавливал некоторых фраз, особенно когда говорил Караханов. Мешал шелест листвы огромной шелковицы, раскинувшей свои ветви над самой крышей.

– …Проще всего задавить, – сказал Рахимбаев и снова расхохотался глупым громким смехом. – В мешок – и в воду!

– Помолчи, Аман, – небрежно посоветовал Караханов. – Чтобы сунуть в мешок, надо еще поймать. А наши недонос… – Он запнулся. – Наши лихие соколы не смогли его просто убить. Он всех обвел вокруг пальца и ушел. А уважаемому Юсуфу Салимовичу повесили в отчетность уже три трупа…

– Четыре, – поправил Султанбаев. – Если их станет больше, то я не смогу уже валить все на него одного. Я сделал все, чтобы Иргашев не выскочил из города, перекрыл все дороги области. Однако давайте мыслить реально. Перекрыть выходы из республики я не в силах. Затем такой пустячок, как список жертв. Вы представляете, к чему это может привести? Проявит интерес пресса…

– Независимая не проявит, – сказал Караханов твердо. – Пусть вас не беспокоят пустяки.

– Если и центральные газеты…

– Подумаем. Ваше дело найти этого подонка. Об остальном я побеспокоюсь. Сегодня же позвоню Саидходжаеву…

От дома к айвану быстрым шагом подошел мужчина в белой рубашке. Поклонился гостям, затем приблизился к хозяину и стал что-то шептать ему на ухо.

– Обыщите сад! – повысив голос, приказал Караханов. – Загляните под каждый куст.

– Что случилось? – спросил полковник встревоженно и поправил наплечную кобуру.

– Какой-то поганец подкинул сторожевым псам суку. Теперь вместо того, чтобы стеречь дом, они устроили свадьбу. Камалетдин предполагает, что кто-то пытался проникнуть в сад…

Таштемир достал пистолет, отполз от края крыши и осторожно поднялся на ноги. Пройдя туда, где торец дома выходил на тупиковую улочку, стал высматривать путь отхода. Внизу в свете тусклого фонаря он увидел мотоцикл с коляской. На седле, поставив ноги на выхлопную трубу, боком устроился милиционер. Он спокойно покуривал, контролируя весь тупичок вплоть до выезда на Звездную улицу. На клеенчатом фартуке, закрывавшем вырез в люльке, лежала рация. Видно, предусмотрительный Султанбаев взял с собой сопровождающего.

Еще раньше Таштемир обнаружил на крыше связку длинных прочных жердей. Должно быть, хозяин дома замыслил обновить ограду веранды, которую густо обвивали виноградные лозы. Выбрав самую длинную и толстую слегу, Таштемир осторожно опустил ее с крыши, пока она не уткнулась в землю с глухим стуком. Милиционер не подавал никаких признаков тревоги. Его внимание отвлекала настроенная на дежурную волну рация.

Ухватившись за верх жерди, Таштемир заскользил по ней вниз и, едва коснувшись ногами земли, прыгнул на милиционера. От неожиданности тот растерялся и даже не пытался сопротивляться, когда холодный ствол пистолета уперся ему в затылок.

– Это ты, Пулатов? – узнав своего противника, шепотом просипел Таштемир. – Жить хочешь – веди себя разумно.

– Не стреляй, капитан, – умоляюще попросил милиционер. – Я всегда к тебе хорошо относился.

– Знаю, потому и не убил, – сказал Таштемир с нарочитой угрозой. – Сейчас ты отвезешь меня на Центральный проспект.

– Не могу, капитан. Меня Султан в пыль сотрет!

– Не сотрет. Ты увидел, как из сада Караханова через забор перелез какой-то человек, и стал его преследовать, но не догнал. На Звездной он перепрыгнул через арык, сел в машину и укатил. Так и доложишь. Понял?

Отобрав у Пулатова пистолет, Таштемир сел на мотоцикл позади него. Уткнув ствол в бок милиционеру, скомандовал:

– Пошел!

Мотоцикл взревел, и они вихрем вылетели на Звездную улицу. У ближайшего перекрестка Таштемир приказал:

– Стой! Слезай!

Ошеломленный Пулатов соскочил с седла. Его оружие и рацию Таштемир швырнул в люльку.

– Машину оставлю на углу Центральной. Там сапожник Гасан сидит в своей будке до поздней ночи. Придешь, заберешь и уедешь. Если хочешь, позвони в управление, расскажи, что возил Иргашева. Хоп?

– Товарищ капитан… – взмолился Пулатов.

– Тогда молчи. Я тебя тоже сегодня в глаза не видел.

– Рахмат, капитан. Спасибо…

Таштемир дал газ и умчался от Пулатова, который растерянно топтался на месте. Доехав до сапожной будки, он слез с мотоцикла и быстрым шагом двинулся в глубь парка Комсомола – густой зеленый массив в центре города. Пришла пора подумать, где провести ночь. Пытаться вырваться из западни сегодня было бы безумием. После стольких неудач Султанбаев наверняка постарается взять реванш, и милиция до утра дремать не станет.

Место, куда он теперь шел и где его – он был в этом уверен – никто не станет искать, Таштемир знал давно. Это была старая парашютная вышка в парке, бездействовавшая уже долгие годы. В детстве Таштемир любил играть здесь в разведчиков. Ребята карабкались по крутым ступеням лестницы на верхнюю площадку башни, подбирались к самому ее краю и смотрели на город с высоты, с какой его видели вольные птицы. Таштемир первым делом отыскивал дом дяди Азиза. Он видел знакомый сад, цветники, айван, на котором полеживал дядя, пережидая жару, видел тетушку Нурихон, хлопотавшую у хлебной печи – тандыра, и ему приходили на память смешные слова песенки из старого кинофильма: «Мне сверху видно все, ты так и знай».

До вышки Таштемир добрался благополучно, никого не встретив. Оглядевшись, отодрал одну из обветшавших досок, которыми забили вход, протиснулся внутрь. В лицо пахнуло прелью. Где-то вверху заплескала крыльями испуганная птица. За годы, что Таштемир не заглядывал сюда, лестница еще больше обветшала. Он поднимался по ней осторожно и, прежде чем ступить на очередную ступеньку, ощупывал ее ногой. В середине лестницы были выбиты десять ступенек подряд. Это сделали три года назад, после того, как секретарь обкома узнал, что его сановный отпрыск поднимается на вышку в компании безродных сверстников. Надеялись, что теперь-то мальчишки угомонятся. Но именно изуродованная лестница породила новое увлечение – преодолевать опасный провал, демонстрируя свою ловкость и храбрость.

Выбравшись на верхнюю площадку, Таштемир огляделся. Город, раскинувшийся внизу, сверкал россыпями огней. По улицам, внося в мирную картину ночи разлад и тревогу, метались красные и фиолетовые сполохи спецсигналов милицейских машин. Рыбаки Султанбаева все еще с усердием волочили густые и пустые сети поиска. Это Таштемира уже не волновало: он смертельно хотел спать…

Разбудил его треск мотоцикла. Было уже светло, хотя солнце еще только встало над дальними вершинами заснеженных гор.

Таштемир осторожно глянул вниз и увидел на асфальтированной площадке у основания башни милицейский мотоцикл с коляской. На нем к вышке подъехали двое – водитель-милиционер и парень в белой рубахе. Оба, не слезая с машины, смотрели вверх. Пассажир, в котором Таштемир без особого труда узнал Лысого Рахматуллу, подняв руку, показывал, где надо искать беглеца. Милиционер выключил мотор, и до Таштемира долетели слова:

– Я уверен, он наверху. Мы там с детства любили прятаться. Теперь ему не уйти.

Соскочив на землю, милиционер бросился к вышке, и только теперь Таштемир разглядел его хорошенько. Это был Абдували Рузибаев, старавшийся, видно, искупить вину за вчерашние промахи. Вслед за ним, выдрав объемистый зад из коляски, направился Лысый Рахматулла.

– Теперь возьмем, – сказал он Рузибаеву – Только ты его не кокни, Абдували. Он Эмиру живой нужен. Ну, я полез…

Внизу заскрипели ступени. Таштемир достал пистолет и передернул затвор. Ловушка, кажется, на этот раз в самом деле захлопнулась.

– Я его все же попорчу, – сообщил Лысый Рузибаеву. – Полуживой для Эмира тоже сойдет. Он ему ненадолго нужен.

– Смотри, не убей, – крикнул Рузибаев. – Все одно здесь он от нас не уйдет.

– Хоп! – согласился Лысый. Голос его срывался от быстрого подъема.

Оба противника были по-настоящему опасны. Еще лет пять назад Рахматулла носил титул чемпиона области по вольной борьбе, потом занялся каратэ, открыв собственную школу восточных единоборств.

Стрелять Таштемир не хотел, это было бы концом.

С высоты он видел, как свернули с улицы и подъехали к парку две патрульные машины. Он еще раз обошел площадку, внимательно ее оглядывая. Со штанги, по которой когда-то бегал трос подвесного парашюта, свисали остатки пристяжной системы – почерневшие от времени ремни и пряжки. Дотянувшись, Таштемир ухватил одну из лямок и дернул ее на себя.

Ржаво заскрипел ролик, отпуская трос. Таштемир подергал его, стараясь ощутить сопротивление противовеса, который бегал по специальным направляющим полозкам внутри башни. Система работала! И тогда, не раздумывая ни секунды и сжав обеими руками подвесные ремни, он оттолкнулся от площадки и бросился в пустоту.

Ощущение невесомости подняло желудок к самому горлу. Страх, как в детстве, накатил холодной волной и сжал сердце. Зарычал, бешено вращаясь, ржавый ролик, трос со звоном рванулся вниз, работая за парашют. Земля быстро летела под ноги. Вышка, отвыкшая от таких нагрузок, жалобно скрипела и качалась.

– Ушел! – раздался полный ярости и бессилия вопль Рахматуллы. – Стреляй в него! Стреляй!…