Текст книги "Граната РГД-5 (СИ)"
Автор книги: Александр Щелоков
Жанр:
Крутой детектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Минут десять спустя, совещание, которое в редакциях по традиции называют летучкой, даже если оно длится три часа, окончилось.
Затопали ноги, застучали сдвигаемые с мест стулья. Как стадо бизонов, спешивших на водопой, из зала заседаний в коридор вывалилась толпа гангстеров печатного станка. Мимо Ручкина неслись мальчики, готовые при слове «сенсация» разгребать руками свежее дерьмо, и девочки, которым ради интересов профессии рекомендовалось повыше открывать свои ноги.
Кисляк сама узнала Ручкина. Подошла и спросила:
– Василий Иванович?
Ручкин вскочил со стула, заулыбался.
– Так точно, Лариса Сергеевна, я.
– Пройдем ко мне в кабинет. Кстати, Василий Иванович, вы мало изменились.
Ручкин заметно смутился.
– Что вы, куда там! Возраст не красит. А вот вы, Лариса Сергеевна, расцвели. Во всех отношениях: и внешне и творчески.
– Ну, ну, Василий Иванович, я ведь так чего доброго и поверю.
– Я совершенно искренне. Меня всегда поражала ваша смелость. Для женщины роль криминального репортера не совсем подходит. А вы…
Кисляк мило улыбнулась. Взяла со стола золоченую зажигалку, высекла огонь, прикурила, со вкусом затянулась
– Говорите, говорите, Василий Иванович. Комплименты всегда приятны.
Ручкин сделал недоуменное лицо.
– Почему комплименты, Лариса Сергеевна? Я, извините, читал большинство написанных вами материалов. Во всяком случае, так думаю. И скажу – вы никогда не мельчили. Я знаю, как такие выступления воспринимались властями…
– Милый Василий Иванович! – В голосе Кисляк прослушивалось неподдельное уважение к гостю. – Мне было бы неприятно обманывать вас. Очень неприятно. Тем более, что, судя по всему, вы сохранили удивительную наивность…
Последние слова резанули Ручкина по самолюбию. Он давно уже не считал себя наивным и не принимал на веру расхожие лозунги и обещания, которыми так любят швыряться политики. Постоянное общение с теневой стороной жизни позволило ему научиться ясно видеть идеологические подмалевки, которыми пропаганда приукрашивала действительность. И вдруг…
Однако ни смущения ни обиды Ручкин не показал.
– Возможно, Лариса Сергеевна. Все возможно. И все же мне кажется, вы кокетничаете. Ваши публикации в равной мере задевают интересы криминалитета и властей, которые так любят болтать о борьбе с преступностью.
– Я ожидала, Василий Иванович, что вы обидитесь на мои слова. Извините, если все же уязвила вас. – Она взглянула на часы. – Давайте о деле. Мне скоро надо уехать.
Ручкин подробно, с четкостью милицейского протокола изложил события, о которых предлагал написать в газете.
Кисляк слушала внимательно, ни разу не перебив рассказчика. Только когда он окончил, спросила:
– Если это не Вадим Васильев, то кто же убийца? Вы его не назвали. Я понимаю, в умолчании вся прелесть детектива, но в конце повествования имя преступника должно быть названо.
– Это Игорь Немцев. Сын губернатора. Сейчас он скрывается под девичьей фамилией матери и имеет паспорт на имя Игоря Мещерского.
Кисляк твердым мужским жестом задушила сигарету, прижав ее к пепельнице. Поджала губы. Подумала.
– Сволочь он, подонок! – Оценка прозвучала с предельной откровенностью. – Но, Василий Иванович, можете меня презирать, можете даже убить, только от предлагаемой публикации я вынуждена отказаться.
Прямота ответа поразила Ручкина. Он понял: его надежда на прессу рухнула. Единственный человек, который мог поднять голос в защиту Вадима Васильева, открыто испугался предложенной ему роли разоблачителя.
– Вы боитесь? – Ручкин хотел сказать «боитесь губернатора», но последнего слова не произнес. Оно и без того подразумевалось.
– Боюсь, но это сложнее, чем вы подумали.
– Что значит сложнее?
– Это со стороны кажется, что пресса может все, потому что ей позволено поступать по своему усмотрению. Но нам-то собственные возможности известны лучше. Есть потолок, выше которого газете не разрешено прыгать. И мы не прыгаем. Сегодня, к примеру, главный дал команду втюхать фельетон о председателе правления общества глухих Смальце. Этот болван написал инструкцию для аппарата правления. В ней указал, что любая критика сотрудниками действий председателя – это нарушение трудовой дисциплины. Могу заверить, что наш сотрудник вволю попляшет вокруг этой глупости. Теперь учтите, если бы подобное распоряжение написал губернатор или наш любимый мэр, мы бы подобный факт в упор не заметили.
– Однако вы даже президента страны щиплете за пятки. И ничего.
– Вы слыхали, кто такой господин Сагитов?
– Немного.
– Так вот мы щиплем президента, как вы сказали, ровно в той мере, в какой им бывает недоволен господин Сагитов.
– Он что, – Ручкин изумленно смотрел на Кисляк, – ваш начальник?! Вот не слыхал!
– Он больше, чем начальник. Он наш хозяин. Мы все еще по привычке говорим: «наша газета». А на деле она его. И те, кто тут работают, живут его милостью.
– Но вы же так смело бомбите коррупцию. Бьете всяческий криминал. Как же это можно, если над вами кто-то стоит?
– Над нами, Василий Иванович, стояли и будут стоять всегда. Раньше – обком партии. Теперь хозяин. Уйдет один, найдется другой. Нас могут продать, закрыть, что угодно…
– Неужели Сагитов читает все, что вы собираетесь дать в газете?
– Нет, для этого есть главный редактор. Он один точно знает, что Сагитову угодно, что – нет.
– А если все же попробовать?
– Не имеет смысла. Идти на диких зверей с холостыми патронами – это не проявление смелости. Это – безрассудство. Если угодно – глупость.
– Мы все же живем не в джунглях. Раскрывая глаза людям на правду, вы создаете общественное мнение. Ваши статьи как взрыв привлекают внимание общества. Будоражат его. Заставляют думать. Бороться…
– Как звучат мои статьи я знаю наверное лучше вас. Это обычные хлопки. Так бывает, когда разбивают бумажный пакет, надутый воздухом. Все поворачивают головы и тут же отворачиваются: гром не из тучи…
– И все равно народ о вас думает иначе.
– Народ? Не надо, Василий Иванович! Не обманывайте себя. Народа нет. Есть люди. И каждый из них стоит сам за себя. Надо прижечь огнем сто задниц сразу, чтобы эти сто человек дружно заорали в один голос. Но когда прижигают зады в индивидуальном порядке – на зрелище все придут посмотреть: интересно.
– Вы же четвертая власть!
– Ой, ой! – Кисляк притворно охнула. – Я в вас окончательно разочаруюсь. О какой четвертой власти вы говорите? О прессе? Побойтесь бога! Мы сейчас как никогда только представители второй древнейшей профессии.
Ручкин молчал.
– Василий Иванович, – Кисляк положила свою руку на его. Ладонь у нее была теплая, мягкая. А сама она выглядела усталой, измученной женщиной. – По-моему, у нас получился прямой и откровенный разговор. Так? Потому скажу вам то, чего никогда не сказала бы никому другому. Для начала один вопрос. У вас были случаи, когда задержанного вами человека кто-то не разрешал наказывать?
– Было и такое. – Ручкин угрюмо опустил голову. – Было.
– Так вот, еще вчера главный редактор приказал не лезть в судебное дело Вадима Васильева. Все будет выглядеть так, будто ни человека, ни такого дела не существует вообще. Вы понимаете?
– Что же делать? Неужели нельзя хоть как-то взорвать это молчание?
– Холостым патроном? Не выйдет.
– А гранатой?
Она пожала плечами.
– Гранатой? Это куда ни шло.
*
Леонид Викторович Немцев никогда не встречался с уголовными делами, которые подлежали передаче в суд. Потому он с интересом положил перед собой пухлую папку и провел по ней рукой, словно стирал пыль. Обратил внимание на хороший кожаный переплет, на четкий каллиграфический почерк, которым были выведены реквизиты. Он даже не подумал, что дела, с которыми не связаны интересы высокого областного начальства, выглядят не столь благородно. И переплетены они в дешевенькие папки из тонкого грязно-серого полукартона, и почерки, которыми заполнены документы, чаще всего торопливые, небрежные, неудобочитаемые.
Немцев открыл корочки, начал чтение.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
о возбуждении уголовного дела и принятии его к производству.
12 мая 1997 г. г. Орловск.
10 час. 15 мин.
Следователь по особо важным делам областной прокуратуры Волобуев И.К.
рассмотрел материалы УВД от 12 мая 1997 г. и
УСТАНОВИЛ:
10 мая 1997 г. около одного часу ночи не установленные лица совершили убийство гражданок Усачевой Галины Михайловны 1952 г. рождения и Усачевой Анны Сергеевны 1982 г. рождения по месту их жительства в дачном поселке Лужки Лужнецкого района.
Усматривая наличие достаточных данных, указывающих на признаки преступления, руководствуясь статьями 108, 109, 112, 126 и 129 УПК РСФСР
ПОСТАНОВИЛ:
1. Возбудить уголовное дело по ст. 105 часть вторая со значком “а” УК РФ.
2. Уголовное дело принять к своему производству и приступить к расследованию.
3.Копию настоящего постановления немедленно направить прокурору областной прокуратуры.
Следователь Волобуев И.К.”
Немцев нахмурился. Ему казалось, что с первых строк в деле должна была появиться фамилия виновного в преступлении человека, но ее почему-то не оказалось. Он нервно перелистнул страницу и сразу увидел то, что искал.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
г. Орловск.
Начальник следственного отдела прокуратуры области, рассмотрев материалы уголовного дела № 000823
УСТАНОВИЛ:
12 мая 1997 г. по подозрению в совершении преступления, предусмотренного статьей 105 часть вторая со значком “а” УК РФ, был задержан и доставлен в УВД гражданин Васильев Вадим Иванович 1980 г рождения.
Учитывая большой объем работы по настоящему уголовному делу, руководствуясь ст. 129 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР
ПОСТАНОВИЛ:
1. Создать по настоящему уголовному делу следственную группу из следователей ОВД Волобуева И.К. и Шанцева Г.С. Старшим группы назначается Волобуев И.К…”
Неожиданная мысль заставила Немцева внутренне улыбнуться.
Вот она, не декларированная, а реальная власть! Вот она, тут. Он даже сжал кулак, положил его на стол перед собой и внимательно оглядел. Должно быть, также чувствовал себя Сталин, когда ему на стол клали дела политических противников. И было в них все, что имелось в деле, которое лежало перед Немцевым: ссылки на статьи законов, точные юридические формулировки обвинений, подписи прокуроров, следователей, экспертов…
А как иначе? Как управлять страной, областью, как командовать армией, как держать в кулаке толпу демагогов, кричащих о правах человека, о необходимости сохранять экологию, если ты не можешь настоять на своем? Он теперь это мог. Мог и знал об этом.
«Утверждаю»
Областной прокурор советник юстиции
А. Волков.
ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ
по уголовному делу № 000823
по обвинению гражданина Васильева Вадима Ивановича в совершении преступления, предусмотренного ст. 105 ч.2 со значком “а” УК РФ.
Настоящее уголовное дело возбуждено областной прокуратурой по статье 105 ч.2 со значком “а” УК РФ в отношении гражданина Васильева Вадима Ивановича 1980г.рождения.
Поводом и основанием к возбуждению уголовного дела послужил материал предварительного расследования, проведенного на месте преступления сотрудниками областного управления внутренних дел и прокуратуры майором милиции Дрягиным В.В. и следователем по особо важным делам Волобуевьш И.К. В ходе следствия и по результатам дактилоскопической экспертизы личность обвиняемого определена как Васильев Вадим Иванович.
Расследованием по уголовному делу установлено, что находясь в состоянии наркотического опьянения Васильев В.И. приехал в микрорайон Лужки на дискотеку. Во время танцев он познакомился с Аллой Сергеевной Усачевой 1972 г. рождения, жительницей дачного поселка Лужки. Еще до окончания танцевального вечера обвиняемый Васильев В.И. ушел с дискотеки вместе с Усачевой А.С., сообщив своим приятелям Иреку Урусову и Захару Шахову, что идет провожать знакомую к ней домой.
Перед уходом в присутствии Урусова и Шахова Васильев В.И. принял дозу ЛСД, имевшую вид черного картонного квадрата, пропитанного наркотическим веществом.
Проводив Усачеву, Васильев вошел в дом, где пострадавшая проживала вместе с матерью Усачевой Галиной Михайловной 1952 г. рождения. В результате возникшей ссоры, находясь в состоянии тяжелого наркотического опьянения, с помощью самодельного ножа-финки, Васильев убил мать Усачеву Г.М. и ее дочь Усачеву А.С., нанеся им множественные проникающие ранения в область груди, живота и горла.
С места преступления Васильев скрылся и был задержан по месту жительства в ходе расследования.
Допрошенный в качестве обвиняемого свою вину в совершении преступления, предусмотренного ст. 105 часть 2 со значком “а” Васильев Вадим Иванович не признал и показал, что Усачеву А.С. не знал, в дачный поселок Лужки непровожал, в доме Усачевых не был и убийства двух женщин не совершал…
Немцев снял очки, сунул золоченую заушину в рот. Посмотрел на прокурора.
– Зачем это?! – Он рассерженно ткнул пальцем в только что прочитанный абзац.
– Леонид Викторович, подобный подход лучше всего свидетельствует о том, что следствие велось объективно. Это вполне оправданно.
Прокурор лучился доброжелательность и говорил мягко, будто убеждал капризного малолетнего сына любовницы, который не желал уйти погулять в момент, когда то потребовалось взрослым.
– Ты мне мозги не крути. – Немцев не умел сдаваться так просто. – В чем эта оправданность? С первых строк обвинительного заключения суду будет заявлено, что вины подсудимый не признает.
– Верно, но вы читайте дальше. – Прокурор тяжело вздохнул и вытер платком пот со лба. Доказывать что-либо начальству всегда было и остается делом неблагодарным. Но хуже всего то, что при любом несовпадении мнений, губернатор начинал подозревать самых близких к нему людей в злом умысле и пытался угадать, кто его пытается подсидеть.
Недовольно поправив очки на носу, Немцев продолжил чтение.
Предварительным следствием отказ Васильева В.И. от чистосердечного признания вины расценен как попытка уйти от ответственности за совершенное особо тяжкое преступление и помешать установлению истины по уголовному делу (листы дела 30-31).
Несмотря на непризнание обвиняемым своей вины, виновность его в инкриминируемом деянии подтверждает совокупность собранных по делу доказательств:
– показания милиционеров;
– показания свидетелей;
– протоколы осмотра и изъятия;
– протоколы допроса и очных ставок.
Таким образом, следствие приходит к выводу о достаточности фактов, свидетельствующих о вине обвиняемого в совершении преступления.”
Немцев в очередной раз снял очки. Устало потер переносицу. Посмотрел на прокурора.
– Вроде бы ничего, но все же о несогласии обвиняемого лучше умолчать.
– Нельзя. – Прокурор решил стоять насмерть. – Это таит в себе немало подводных рифов.
– Тоже мне, флотоводец! Рифы. Еще скажи «кильватер». – Немцев нажал кнопку вызова на панели переговорника. – Илья, загляни ко мне.
Через минуту дверь бесшумно открылась, и в кабинет тихой мышью проскользнул Илья Ефимович Гусман – юридический советник Немцева.
При невзрачной внешности – пузатенькая груша на тонких ножках с сияющей лысой головой – он отличался удивительно острым умом, умел блестяще вести полемику, мгновенно схватывал самые слабые места в аргументации оппонентов и безжалостно потрошил их. С подачи Гусмана Немцев ухитрялся обходить самые сложные препятствия на своем пути и весьма ценил советы «юридического крючка».
Гусман вел осторожную политику – старался не лезть на глаза, всегда держался в тени и потому о его влиянии на решения губернатора знал крайне ограниченный круг лиц. Однажды ко дню рождения Гусмана Немцев подарил ему визитную карточку, тиснутую на золотой фольге: «Илья Ефимович Гусман, умный еврей при губернаторе».
Гусман, оставшись с Немцевым с глазу на глаз, визитку вернул:
– Мне лестно получить такую оценку, Леонид Викторович. Но в тексте серьезная ошибка. Надо бы написать «старательный еврей при умном губернаторе». Иначе мы оба оказываемся в неловком положении.
Немцев по достоинству оценил такт своего юриста и убрал золотую карточку в сейф.
– Слушаю вас, Леонид Викторович. – Гусман вежливо склонил зеркальную голову к плечу.
– Взгляни. – Немцев подвинул к нему обвинительное заключение.
– Как тебе понравится этот абзац?
Гусман пробежал взглядом по строкам, в которые упирался палец
губернатора. Повернулся к прокурору. Спросил:
– Обвиняемый так и не признался?
Прокурор утвердительно кивнул.
– Нет.
Гусман посмотрел шефу в глаза.
– Тогда это сильный ход, Леонид Викторович. Если на процессе подсудимый заявит, что не признавал и не признает за собой вины, то протоколы только подтвердят объективность следствия. И перед судом встанет задача исследовать не столько версию подсудимого, сколько доказательства его вины, собранные в ходе расследования.
– Хорошо, – Немцев давал задний ход, но старался, чтобы это не поняли, как капитуляцию.
*
Ручкин искал Игоря Немцева, который в городе не появлялся. Сделав несколько неудачных попыток, обратился за помощью к участковому инспектору Геннадию Жерехову. На его участке кучковались представители самых разных неформальных молодежных групп, и был шанс среди них найти таких, кто знал о том, куда исчез Немцев.
Поразмышляв, Жерехов сказал:
– Я вам, Василий Иванович, устрою встречу с дружинником.
– Не стоило бы привлекать к моему делу общественность, – вяло возразил Ручкин.
– Не, это не то, что вы подумали. У меня общественность иного рода.
– Куда денешься, надо так надо.
Жерехов привел Ручкина на бульвар Федерации, они сели на скамейку и стали ждать. В пустых разговорах прошло минут двадцать. Наконец участковый оживился.
Штурмбанфюрер, подойди! – Жерехов помахал проходившему мимо парню рукой.
Длинный как жердь, на взгляд возрастом не более шестнадцати лет, в черной рубашке, перепоясанной офицерским широким ремнем, с портупеей через плечо, с длинной огуречной башкой, обритой наголо, парень подошел к ним.
– Чево?
– Вот с тобой человек поговорить хочет. – Жерехов кивнул на Ручкина. – Хороший мужик. Мой друган. Понял?
–Ну.
Парень присел на край скамейки так, словно собирался тут же вскочить с нее и бежать. Шмыгнул носом, подхватывая соплю.
– Чево надо?
Ручкин смотрел на него с интересом.
– Так ты что, немец?
– Не, – парень снова шмыгнул носом, – русский.
– А почему штурмбанфюрер?
– Это он капитан шутит. Я только гауптштурм…
– Ну, тогда конечно. – Ручкин покачал головой, хотя сам в рангах эсэсовских чинов не разбирался. – Ты прости, я от жизни отстал, не все теперь понимаю.
Гауптштурмфюрер удовлетворенно шмыгнул и потер по носом пальцем.
Они помолчали.
– Закуришь? – Жерехов прервал затянувшуюся паузу и потянул парню сигареты.
– Не-е, – отказался тот. – Мы курение не обожаем.
– У вас и программа есть? – Ручкин спросил и деланно зевнул. Ему не хотелось, чтобы парень испугался его любопытства.
– Железно.
– И какая, коли не секрет?
– Много всего.
– Хорошо, с кем вы ведете борьбу?
– Много всяких.
– Ладно, с кем все же в первую очередь?
– В первую? Жидов бьем. Черных…
– Негров, выходит? Много их для вас привозят сюда из Африки? Парень уловил насмешку, насупился.
– Зачем с Африки? Здесь своих черных хватает.
– Что-то не встречал.
– Плохо смотрите. Вон сколько базарджанцев развелось вокруг: бить и бить.
– Каждый день бьете?
– Не, получим команду – тогда.
– Ладно, оставим базарджанцев. Ты Игоря Немцева знаешь?
– Вроде…
Гауптштурмфюрер бросил испытующий взгляд на Жерехова. Тот молча кивнул, мол, не пугайся, можно говорить.
– Он тоже ваш?
– Он? – Парень посмотрел на Ручкина пристально, стараясь понять шутит тот или задал вопрос из неразумения. Убедился, что никакой подначки нет. Ответил со злостью. – Нет, он из «новых русских». Мы таких тоже давить будем.
– Круче вас?
– Мы не преступники. Мы за то, чтобы в стране была власть.
– Ясно, гауптман. И еще один вопрос. Этот самый Игорь Немцев исчез. Был и вдруг испарился. Можно его как-то найти? Я думаю, далеко он не отбежал. А вот милиция, – Ручкин кивнул в сторону Жерехова, – искать его не берется.
Парень подумал. Посмотрел на капитана. Тот качнул головой, показывая согласие.
– Можем, – сказал парень. – Два дня не больше.
– Даже так? – Ручкин удивленно приподнял брови. – Круто у вас.
– Как есть. – Парень встал. – Я могу идти?
Когда он ушел, Ручкин вопросительно посмотрел на Жерехова.
– Слушай, это не розыгрыш?
– С какой стати, Василий Иванович? С кем-то я мог и пошутить, но не с вами.
– Хорошо, допустим. И все же трудно представить: по нашему городу шастают штурмбанфюреры.
Жерехов промолчал.
– Почему их не разгоняют?
– Они официально зарегистрированы как общественная организация. Социал-националисты. На выборах поддержали кандидатуру президента Ельцина. У кого после этого на них поднимется рука?
– А фашистская форма?
– Что форма, Василий Иванович? В Москве один мудель отрастил сталинские усы, надел форму генералиссимуса, и никто его не трогает. Больше того, телевизионщики тянутся к нему, как мухи к меду. Одно слово: демократия.
– Ты часто с этими наци контактируешь?
– Приходится.
– И есть толк?
– Оперативная информация. Очень быстрая и точная. У тебя два дня на проверку. Увидишь сам.
Ручкин увидел. Уже к вечеру следующего дня Жерехов позвонил ему и назвал адрес: Дачный поселок Бирюзовый. Солнечная аллея. Участок 10.
В тот же вечер Ручкин пришел к соседу Игнату Медведеву. Кадровый рабочий оборонного завода «Искра» он считался специалистом высокой пробы, имел орден «Трудовой славы» и медаль «Ветеран труда». В последние годы, когда прожить на пенсию стало трудно, Медведев, по слухам, приторговывал оружием. Именно за этим и явился к нему Ручкин.
– Игнат Кононович, – Ручкин взял быка за рога прямо с порога, – бандура нужна. – Он многозначительно помолчал, но тут же, чтобы сделать просьбу более понятой, пошевелил указательным пальцем, словно нажимал на спусковой крючок пистолета и сказал: – Пу-пу!
Медведев призадумался. Черт его знает, стоит ли помогать мужику или нет? С одной стороны сосед – старый знакомый, в лапоть ни разу гвоздей не подкладывал, но с другой – бывший мент; кто их знает, может они присягают до гробовой доски не пущать и тащить. В конце концов решил рискнуть: дело денежное, почему не попробовать?
– Бандуру можно сыскать. Можно. – Медведев возвел глаза к небу. – Но без струн… Этого нет.
– Пойдет, – сказал Ручкин, – доставай. Заодно, если сумеешь, лимончик к чаю…
Теперь Медведеву пояснений не требовалось. Он и без того понял – сосед вооружается. Но с вопросами лезть не стал. Не дело торговца выяснять что намерен покупатель делать с лимоном и бандурой – сок выжимать под музыку или натюрморт в хате собрался вывесить. Чужими хлопотами только дураки себя озабочивают.
Медведев кивнул, обозначая согласие.
– Ящик лимонов не обещаю, но твою потребность закроем.
Парализатор-электрошок американского производства «Сандер» с силой разряда в восемьдесят тысяч вольт Ручкин купил на толкучке у торговца бытовыми электротоварами…
*
Из-за крутого поворота на Солнечную аллею дачного поселка Бирюзовый выкатился «Гранд-чероки», сверкавший мокрым стеклянным блеском обсидиана. Ручкин уже начал беспокоиться, что в этот вечер у дачи хозяева не появятся, но ему повезло.
Даже не глядя на номер, он понял – это они.
Чтобы не попасть на глаза приехавшим, отступил в тень за ствол старого вяза.
Из-за руля вылез рослый парень в джинсах и черной рубахе с ярким изображением дракона на груди. Повернулся к машине, что-то сказал. Послышался смех.
«Веселятся, суки», – подумал Ручкин. Он не злился, лишь констатировал факт.
Парень прошел к воротам, открыл ключом запор, распахнул створки. Возвращаясь к машине, споткнулся и едва устоял на ногах.
«А он поддатый», – подумал с удивлением Ручкин. Пьяный за рулем – вообще-то не новость, но чтобы нажраться и ездить по городу, когда обстоятельства вынуждают тихо сидеть в норе, – это уже отягчающее обстоятельство. Машина въехала на территорию дачи. Парень вернулся к воротам и запер их. Теперь Ручкин разглядел его и понял: то был знаменитый Шах, о котором ему столько рассказывали.
Машина проехала к коттеджу, остановилась. Погас свет фар.
Ручкин вышел из укрытия, пересек улицу и пошел вдоль забора, огораживавшего губернаторский участок, к месту, которое заранее выбрал для проникновения внутрь. Здесь у самой ограды росла старая липа.
Схватившись за нижний сук, Ручкин поднатужился, подтянулся и забрался на дерево. Спустился на землю уже на другой стороне забора прямо в кусты малины. Уколол палец. Подумал, что было бы хуже, если там росла ежевика.
Собак на даче не было. Ротвейлера Дикки увезла в город сиятельная Ангелина Михайловна.
По дорожке, держась в тени посадки облепихи, Ручкин прошел к коттеджу. Из открытого окна второго этажа доносился смех.
Ручкин прислушался, стараясь понять, сколько человек собралось в доме. Разобрался довольно быстро. Он хорошо различал голос Шаха, гнусавое бормотание Игоря и пьяное женское хихиканье. Скорее всего с парнями приехала шалава Лада.
Выждав, как ему показалось нужное время, Ручкин обошел коттедж и остановился у двери черного хода, которая вела в подвал и на первый этаж – в кухню.
Достал отмычку. Стараясь не греметь, сунул ее в скважину внутреннего замка. Неторопливо покачал, нашел зацепку в запирающем механизме, надавил, повернул.
Замок щелкнул, уступая его настойчивости и опыту. Дверь открылась без скрипа.
По узкому коридору, минуя кухню, Ручкин проник в холл. Не входя, постоял за косяком. Прислушался. Было тихо. Помещение освещалось только светом, который падал в широкие окна.
Крутая деревянная лестница вела на второй этаж.
Ступени ужасающе скрипели. Ручкин не знал теории губернатора о дереве живом и мертвом, потому злился на скрип и беззвучно произносил слова, по смыслу и звучанию подходившие к месту.
Чтобы уменьшить скрип, приходилось ставить ноги на края ступеней, в места, где они крепились к балкам лестницы.
Он медленно подошел к темной полированной двери. Из-под нее через узкую щель пробивалась полоска света.
Кровь гулко билась в ушах, и Ручкину казалось, что где-то рядом плещут волны прибоя.
Через дверь из комнаты доносились неясные звуки.
Сперва недовольный голос с пьяными интонациями прогундел: «Работай, амара, работай!» Потом глухой женский стон, а может быть плач. Затем смех. Заржали два голоса сразу. На миг все стихло. И опять шум – то ли стул упал, то ли на пол бросили что-то тяжелое.
Осторожно Ручкин надавил дверь, проверяя не заперта ли она. Дверь приоткрылась. Можно было входить.
По опыту Ручкин знал, что минутное замешательство у тех, кто насторожен, можно вызвать только совершенно неожиданным, дурацким, сбивающим с толка поступком. Он резко толкнул дверь и вошел в комнату. Она была освещена интимно-возбуждающим розовым светом. Его лил светильник в виде огромного помидора, стоявший на столе рядом с кроватью.
Сама кровать – огромная, способная уместить четверых, занимала большую часть комнаты.
На кровати возлежали три обнаженных тела – два мужских и женское.
Первый этап общения, требовавший затраты физических усилий, они должно быть прошли до конца и теперь набирались сил. На кровати лежало большое металлическое блюдо. На нем стояла бутылка виски, грудой были навалены фрукты – клубника и персики.
– Распахнувшаяся внезапно дверь прервала смех, и все трое с удивлением уставились на Ручкина.
– Ребята, – спросил тот озабоченно, мои пассатижи не видели?
Первым пришел в себя Шах.
– Дед, ты сбрендил? Пошел вон отсюда.
Ручкин сделал быстрый широкий шаг, протянул руку, сжимавшую черную плоскую коробочку «Сандера» и нажал курок.
Синие искры разряда затрещали на иглах контактов. Ноздрей коснулся легкий запах озона.
Шах дважды дернулся и застыл. Голова свалилась на бок, рот приоткрылся, глаза закатились.
Женщина вскочила с постели и закричала диким по-волчьи тоскливым голосом. Заставить ее замолчать можно было только заткнув рот. Заниматься этим у Ручкина времени не было.
«Сандер» треснул еще раз. Лада тут же отключилась.
Ручкин посмотрел на Игоря и, чуть задыхаясь от непривычного напряжения, скомандовал:
– Подними руки! Подойди сюда!
Привычка к безнаказанности даром ни для кого не проходит. Мозги,
затуманенные дурманом, теряют способность адекватно оценивать обстановку.
Игорь спрыгнул с постели и бросился на Ручкина. Нет ничего презреннее, чем противник, изучивший рукопашный бой самостоятельно по картинкам из популярных книг. Все эти театральные по-обезьяньи дикие возгласы, которые в кинофильмах испускают лихие мастера восточных единоборств, ничего не значат для победы, когда перед ними оказывается кулачный боец русского стиля.
Первый же выпад Немца обнажил все его слабости. Ручкин ушел от удара без особого напряжения. Он лишь удивленно подумал: на кой черт заорал этот мальчишка, если тут же допустил столько ошибок.
Пальцами правой руки, согнутыми в фалангах, Ручкин нанес Игорю прямой удар в плохо прикрытое солнечное сплетение. Тот задохнулся, растратил остатки самообладания, схватился за живот и согнулся в поясе.
Ручкин сильно рубанул по его открывшейся шее ладонью. Игорь сунулся лицом вниз. Схватив его за плечо, Ручкин сдержал падение, не дав парню рухнуть на ковер со всего маху.
С минуту стоял неподвижно, на всякий случай приготовив свой «Сандер».
Отдышавшись, Игорь поднялся на четвереньки и закачал головой как
поросенок над корытом с пойлом. На руки тут же легли и щелкнули замками
браслеты.
– Поднимайся, пошли.
– Тебе нужно, тащи сам. – В голосе Игоря звучал открытый вызов.
Ручкин вынул из кармана коробок спичек – консервативный набор инструмента старого курильщика. Пошуршал, достал одну. Чиркнул головкой по терке, а когда вспыхнул желтый огонек, воткнул спичку в обнаженную правую ягодицу подонка.
Игорь подскочил на месте и задергался.
– Ты что?! Ты что делаешь, гад?!
Ручкин толкнул его в спину, обозначая направление движения.
– Ну, пошел! Ножками, ножками. Потом говорить будем.
Трусливый по натуре, Игорь тем не менее старательно духарился. Наркотик, опутавший мозги липкими тенетами, не давал ему возможности реально оценивать обстановку. Ясность сознания приходила и уходила с равномерностью прибоя. То накатывала волна отчаянного упрямства и дерзости, и лишь одни наручники сдерживали попытки замахать кулаками, затем приходил накат страха. Мочевой пузырь сжимали острые позывы, в кишечнике начиналось бурление, хотелось присесть на корточки и перестать бороться с недержанием.
Они спустились по лестнице. Вышли во двор. Подошли к машине.
«Гранд-чероки», такой же элегантный как всегда, хорошо отмытый и натертый до блеска восковой пастой, сверкал молдингами и кузовом.
Ручкин открыл заднюю дверцу.
– Залезай.
– Пошел ты!
Прилив дерзости затянул Игорю глаза красной дымкой. И все, что мог сказать подонок, умевший оскорбить и унизить других, вылилось в длинную фразу, в которой не было ни одного цензурного слова.
