Текст книги "Две жизни"

Автор книги: Александр Самойло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Все эти соображения моряков не вызывали, конечно, возражений со стороны командования армией. Оно не могло требовать от судовой артиллерии выполнения лишь второстепенных и мелких задач.

На Северной Двине мы имели наиболее типичные условия для речной войны, так как речными флотилиями располагали оба противника. Линия боевого фронта шла перпендикулярно реке, уходя в ту и другую стороны от берега на несколько километров. Фланги ее упирались в почти непроходимые леса и болота, что обусловливало действия флотилий на центральных участках фронта.

В общем, опыт Северодвинской флотилии показал, с одной стороны, трудность борьбы импровизированного флота со специальными судами, а с другой – полную возможность использовать даже такой флот с целью обороны, чтобы удерживать противника от прорыва фронта.

После присоединения к территории Северного фронта Междуозерного района (между Онежским и Ладожским озерами) на Онежскую флотилию легла задача по обеспечению нашего наступления вдоль Мурманской железной дороги, так как наши силы были слабы и требовали помощи огнем и десантом. Однако и здесь наша флотилия была также слаба, тем более, что противник располагал быстроходными катерами и гидроавиацией. Лишь после усиления нашей флотилии подкреплениями из Балтики она могла осенью развить активные действия и ликвидировать попытки северных белогвардейцев поддерживать Юденича. Действия флотилии, усиленной балтийскими миноносцами и сторожевыми судами (в ее составе было до 30 судов разного назначения), успешно возмещали малочисленность наших войск на Междуозерном участке, причем распространялись на все Онежское озеро, реку Свирь и даже Ладожское озеро.

Присоединение Междуозерного участка к Северному фронту позволило войскам фронта принять участие в знаменитой Видлицкой операции в конце июня 1919 года, во время борьбы с первым наступлением на Петроград. Белофинская добровольческая армия, двигаясь по восточному берегу Ладожского озера к югу, угрожала не только Мурманской железной дороге, но и дороге из Петрограда на Москву и Вологду. На войска 6-й армии была возложена задача начать наступление против белофиннов с целью оттеснить их за границу и установить связь с петроградской группой Красной Армии. Одновременно было решено высадить десант в тылу противника, для чего из Балтики были высланы на помощь в Ладожское озеро миноносцы и сторожевые суда. 27 июня десант на пароходах подошел к устью реки Видлицы, где находилась главная материальная база белофиннов, и, разгромив тыл противника, принудил его отойти.

Останавливаясь на этих ярких страницах истории 6-й армии, я не могу не отметить заслуг таких ее участников, на которых лежала деятельность, малозаметная с первого взгляда, неблагодарная и очень трудоемкая, но в высшей степени влиявшая на успешность всех боевых действий армии. Я имею в виду военных инженеров армии и их армейского начальника, скромнейшего товарища Фирсова; военно-санитарных работников, руководимых благороднейшим самоотверженным коммунистом Христофоровым, и военных связистов, с таким колоссальным трудом налаживавших связь на огромных пространствах Северного фронта.

Всеобъемлющую нужду в военно-инженерном искусстве и в военно-саперном деле легко поймет каждый, ибо нельзя представить себе нормальной деятельность войск без технической помощи, особенно в тяжелых условиях Севера.

Диву даешься и при мысли о том, как мог Христофоров со своими малочисленными помощниками врачами умудриться в тяжелейшие 1918–1919 годы всеобщей разрухи и недостатка во всем предохранить от неминуемых, казалось бы, эпидемий Северный фронт – эту чуть ли не единственную в республике котловину, в которую свозились больные, раненые, пленные со всех фронтов. И надо быть такой случайности, чтобы Христофоров, уберегший у себя на фронте сотни тысяч людей от этих эпидемий, сам погиб от тифа, едва попав на другой фронт!

Вспоминая товарищей, составлявших командование армии, хотелось бы сказать, что это были русские люди, любившие свою землю и свой народ. Хотя они и делали ошибки, как люди, но искренне стремились к благу Родины и соединяли в этом едином стремлении все свои усилия. Мы никогда не закрывали глаза на взаимные недостатки, но всегда при этом помогали друг другу. Я помню, как Орехов ругал меня за расточительность, когда я вздумал заказать себе кожаную куртку. Еще более памятны мне острые разногласия мои с Кузьминым, когда он вздумал вмешиваться в мои оперативные распоряжения, а я на них ответил телеграммой главкому с просьбой снять меня с должности и заменить Кузьминым. В ответ я получил от РВС Республики телеграмму, одинаково удовлетворившую и меня и Кузьмина: «Продолжайте спокойно работать. Советское правительство смотрит на вас как на одного из надежнейших защитников Республики».

Кузьмин вслед за этой телеграммой был назначен на другой фронт, что несколько позже не помешало ему просить о возвращений в 6-ю армию, а мне – согласиться на его просьбу. При расставании Кузьмин подарил мне свою брошюру «Чему учились под огнем врага» (1921 год) с надписью: «А. А. Самойло – первому, кто ознакомил с принципами военной науки».

Теплым и трогательным было мое прощание со своими товарищами по Революционному Военному Совету армии, когда я, закончив командование, уезжал из 6-й армии. С Александром Михайловичем Ореховым мы обнялись со слезами на глазах: я как бы предчувствовал скорую, безвременную кончину этого простого, прямого, искреннего человека.

Когда я вспоминаю товарищей Ветошкина и Орехова, их неутомимую деятельность по воспитанию комиссаров полков и дивизий, по насаждению железной дисциплины и порядка в частях, то невольно думаю о том, что именно таких энергичных, отдававших себя целиком борьбе политработников имел в виду В. И. Ленин, когда говорил, что без военкома мы не имели бы Красной Армии.

С М. К. Ветошкиным мне привелось после почти 35-летней разлуки встретиться совсем недавно – в 1955 году. Мы, конечно, не сразу узнали друг друга: годы сделали свое. Но как приятна была мне эта встреча! Мы живо вспомнили дела давно минувших дней, нашу незабываемую 6-ю армию…

Недавно в связи с пятидесятилетием общественно-политической деятельности и в ознаменование активного участия в революционном движении правительство наградило Михаила Кузьмича, ныне профессора, доктора исторических наук, орденом Ленина.

* * *

Как может видеть читатель, у меня не было оснований быть неудовлетворенным ходом событий на фронте, которым я командовал. Приближение весны 1919 года с радужными надеждами на успешные северодвинские операции, неразрывно для меня соединявшиеся с надеждами на освобождение от интервентов Архангельска, еще более подымали мое оптимистическое настроение. Помню, что, глядя из окна штаба на хлопоты начальника снабжения около посаженной им яблони, я размышлял о том, как обеспечить плодотворные результаты предстоящих операций.

Мне не приходило, однако, в голову, что непредвиденное событие может разрушить мои надежды так же, как одна холодная ночь может уничтожить все заботы о яблоне.

Это неожиданное событие в моей жизни и наступило в конце апреля 1919 года.

Костяев, начальник штаба главкома, мой товарищ по Генеральному штабу, вызвал меня к прямому проводу и от имени главкома предложил принять должность командующего армиями Восточного фронта вместо снимаемого с этого поста С. С. Каменева. Костяев добавил, что на мое место решено поставить Глаголева, работающего на Туркестанском фронте.

Как ни неожиданно для меня было это предложение, я тотчас представил себе всю его нелепость. Как можно было в критический момент самых горячих боевых действий снимать с должности командующего – пусть даже виновного в боевой неустойке, но держащего в руках все нити такого сложного аппарата, как управление фронтом! Эта нелепость неизмеримо вырастала в моих глазах оттого, что на замену Каменева выдвигался человек со стороны, находящийся совершенно не в курсе событий на фронте, не знающий войск и их начальников, не знающий ближайших сотрудников. Наконец, предложение было и противозаконно, так как замещать командующего можно лишь его начальником штаба как единственным человеком, стоящим в курсе дел и могущим без перерыва руководить боевыми действиями.

Нелепость предстоящей перемены вырастала еще больше при мысли, что моим собственным заместителем в 6-й армии являлся человек, очевидно, столь же незнакомый с условиями Северного фронта, как я с условиями Восточного.

Все эти соображения заставили меня категорически отклонить сделанное мне предложение.

В тот же день меня вызвал к проводу мой товарищ П. П. Лебедев, оказавшийся начальником штаба Восточного фронта. По его словам, он счел нужным предупредить меня, узнав о сделанном мне предложении, что весь состав Революционного Военного Совета фронта решил отказаться от своих должностей в случае смены Каменева. Это известие окончательно укрепило меня в своей позиции.

Однако Костяев заявил, что предложение главкома категорическое, и мне высылается официальное предписание, а также вагон для отъезда в Симбирск.

Чтобы понять мое отношение к этому приказу, надо вспомнить, что Восточный фронт был в тот период главным фронтом, где в напряженных сражениях непосредственно решался вопрос о самом существовании Советской республики. Интервенты сосредоточили против этого фронта наибольшие силы, снабдив их огромной военной техникой.

^{Первомайский парад частей Вологодского гарнизона (1919 г.)}

Мои печальные размышления по поводу назначения на Восточный фронт разделяли многие в нашей 6-й армии. 2 мая 1919 года от Военного совета ее я получил приказ по армии (№ 527), в котором было сказано: «Для армии тяжело это расставание, так как при вас она зарождалась, созидалась и превратилась в могучий оплот русской революции на Севере. Ей приходилось сражаться не только с врагами, но и с природой, климатом и некультурностью всего края. Но при вас все враги и все препятствия преодолевались. Расставаясь с вами, 6-я армия несет тяжелую утрату в руководстве ее боевой деятельностью, но сознает, что, в ущерб интересам 6-й армии, республика вручает вам судьбу свою на Востоке, а в ваших личных качествах, в вашей беззаветной любви к Родине и преданности народу 6-я армия видит залог дальнейших ваших боевых успехов и новых подвигов».

* * *

Сидя в вагоне по пути в Симбирск, к новой должности, я с горькой усмешкой вспомнил сравнение с яблоней, сделанное еще в Вологде. Теперь я казался себе чем-то вроде яблони, вырванной из земли…

2 мая 1919 года телеграммой главкома № 203 я был назначен временно командующим фронтом, а приказом Революционного Военного Совета Республики от 9 мая № 67 утвержден в этой должности.

Работа моя на новом фронте, как я и опасался, сложилась в условиях, тяжелее которых трудно себе представить. Реввоенсовет возглавлял фактически Гусев – старый большевик, хорошо осведомленный в военном деле.[96]96
  До революции был редактором военной энциклопедии, изд. Сытина.


[Закрыть] Два других члена Реввоенсовета фронта были лишь исполнителями указаний Гусева. Каменев, как сам он потом сказал мне в Москве, правда, в шутливом тоне, таил неприязнь ко мне с той давней поры, когда в Киеве я отказался взять его, Каменева, моим помощником в штаб Киевского военного округа.

После моего приезда в Симбирск он не только оставался там, но продолжал жить на одной квартире с Гусевым и пытался через него влиять на все проводимые мной решения. Неоднократно бывало, что Гусев, соглашаясь со мной по какому-либо вопросу утром, во вторую половину дня, вернувшись с обеда и переговорив, очевидно, с Каменевым, отказывался от своего прежнего мнения. А эти колебания вызывали, разумеется, необходимость и с моей стороны в изменении, а иногда даже в перемене решений. Все мои распоряжения дискредитировались.

Положение усложнилось резким конфликтом между мной и командующим 5-й армией Тухачевским из-за неправильных его донесений о действиях своих дивизий. Сторону его принял и Гусев. На мое обжалование главкому я получил разрешение отстранить командарма-5 от командования армией. Однако осуществить это разрешение я, конечно, не счел возможным по условиям оперативной обстановки, в силу тех же соображений, по которым я сам отказывался от назначения на Восточный фронт.

Наши общие разногласия дошли до Ленина и заставили центр пересмотреть все положение. В результате Каменев был восстановлен в должности командующего фронтом, а я возвращен на свою должность командарма 6-й отдельной армии (Северного фронта).

Вследствие нервного утомления и осложнения с контузией головы мне было предоставлено несколько дней отдыха, после которого я вернулся в Вологду.

Позднее от Лебедева я узнал, что в качестве одного из аргументов против меня Гусев представил мою характеристику (за несколько дней совместной службы!) как ставленника Троцкого (очевидно, придавая слову «ставленник» какое-то особое значение) и как лица, неспособного к командованию фронтом, внесшего в дело путаницу вследствие неоднократных перемен в своих решениях. Не знаю, кто в данном случае повлиял на Гусева. Ясно, однако, что эта характеристика была продиктована не стремлением к объективной оценке моих действий, а являлась попыткой свалить вину с больной головы на здоровую.

В 1935 году бывший командарм-5 Тухачевский, уже в должности первого заместителя Народного комиссара обороны, вспоминая события на Восточном фронте, поместил в центральных газетах упомянутую характеристику. В своем частном письме к нему я просил его указать мне, как реагировать на эту статью: подать ли в отставку или выступить в печати с объяснениями. На это через начальника штаба Московского военного округа я получил указание – смотреть на данный вопрос лишь как на эпизод истории, поэтому объяснения в печати не нужны, и продолжать служить, как служил до сих пор.

Позже, в 1940 году, та же моя характеристика была повторена совсем для меня неизвестным автором Борисовым в его брошюре с воспоминаниями о М. В. Фрунзе, а также нашла отражение в книге «Статьи и речи М. В. Фрунзе» издания 1936 года.

По требованию главкома я, возвратясь из Симбирска, составил 7 и 8 июня 1919 года доклады о боевой обстановке на Восточном фронте. Эти свои доклады я обнаружил в 1947 году в Институте Маркса – Энгельса – Ленина. В Краснознаменной Военно-воздушной академии в это время состоял преподавателем генерал Михельсон; он мне рассказал, что его знакомый командир, работая в архивах, встретил мой доклад с очень для меня лестным отзывом Ленина. Естественно, что я захотел этот доклад найти. В Архиве Красной Армии такого доклада не оказалось, но я узнал, что если на докладе была резолюция Ленина, то его надо искать в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Действительно, в этом Институте мне показали оба моих доклада – от 7 и 8 июня, но резолюция Ленина была лишь на одном из них такого содержания: «Секретно. Троцкому и Склянскому».

Никаких других докладов с резолюцией Ленина мне найти не удалось. Впрочем, когда я через некоторый срок зашел вторично в Институт проверить в точности дату резолюции, мне и этот доклад показан не был, так как его в Институте уже не оказалось.

Я не смею, конечно, истолковывать значение виденной мной резолюции Ленина, но мне не верится, чтобы в тот острый политический момент, к которому относились мои доклады, приведенная выше резолюция Владимира Ильича могла означать только простую передачу докладов по принадлежности. Следующие факты из моей службы, имевшие место непосредственно после возвращения моего из Симбирска, позволяют мне смотреть на эту резолюцию в благоприятном для меня смысле. Я имею в виду:

– возвращение мое после командования Восточным фронтом на должность командующего Северным фронтом;

– награждение меня после ликвидации Северного фронта двумя орденами Красного Знамени и ценным подарком от Революционного Военного Совета Республики;

– назначение мое в 1920 году в состав комиссии по перемирию с Финляндией, а затем в состав комиссии по переговорам с Турцией;

– назначение мое помощником начальника Полевого штаба, а затем штаба Рабоче-Крестьянской Красной Армии;

– назначение мое начальником Всероссийского Главного штаба;

– назначение меня членом Высшего военного совещания.

Вряд ли эти факты могли иметь место, если бы у Владимира Ильича по вопросу о командовании мной Восточным фронтом осталось неблагоприятное для меня заключение.

Восточный фронт весной 1919 года имел решающее для республики значение. В начале апреля этого года Колчак, пользуясь превосходством в силах, подошел почти вплотную к Волге. Только принятыми мерами по усилению фронта и выдающимся по искусству контрнаступлением, осуществленным под руководством М. В. Фрунзе, достигнут был перелом на Восточном фронте и тем самым положено начало решительному разгрому всех вооруженных сил интервенции и контрреволюции.

В результате был воссоединен с Советской республикой Туркестан, высоко поднят во всей Азии авторитет Советской власти, несмотря на все старания англичан помешать влиянию ее в этой важной для нас окраине.

Покидая Восточный фронт, я много думал об успехах Красной Армии за пройденный ею период борьбы.

Не без удовольствия я отмечал, насколько высоко поднялась ее мощь уже в начале 1919 года; недаром бывшие союзники пытались пойти на соглашение с Советской властью и решились устроить из Польши и Эст-ляндии ряд государств-буферов между собой и Советской Россией. На Восточном фронте наша армия развивала успехи на оренбургском и уральском направлениях, что позволило ее частям соединиться с войсками Туркестана, обеспечив этим связь со столь важной для нас окраиной уничтожая одновременно отряды оренбургского и уральского казачества – оплот армии Дутова. Успех здесь был тем важнее, что вместе с этим стал склоняться на нашу сторону перевес и на Южном фронте.

С особой силой я хочу подчеркнуть здесь и другую характерную черту войны – внутреннюю, обусловливавшую все успехи данного периода, а именно: историческую роль Коммунистической партии и ее вождя Владимира Ильича Ленина.

Мы, свидетели и участники строительства Красной Армии с первых дней ее существования, знаем и понимаем, что успехи не даются сразу и даром, что надо положить много труда, преодолеть немало препятствий, чтобы их достичь. Мы гордимся своим участием в строительстве нашей армии под руководством Коммунистической партии и по непосредственным указаниям В. И. Ленина. Но мы одновременно хорошо поняли и гордимся еще более, что эти успехи возможны лишь у свободного народа, создавшего для этого благоприятную почву – в соответствующем государственном и общественном строе, в согласии с высоким учением, которым руководствуется и сама Коммунистическая партия.

Одним из главных положений этого учения является установление и неукоснительное соблюдение последовательной и строго централизованной дисциплины во всей организационной и оперативной работе. Кедров часто говорил мне, что Ленин не раз настойчиво указывал ему на первостепенное значение в армии крепкой дисциплины и строгого воинского порядка. Ленин считал это важнейшей обязанностью всего состава армии и в первую очередь командного состава, которому с этой целью и присваиваются дисциплинарные права как могучее средство воспитания и внедрения высокого сознания воинского долга и воинской чести, этих основ боевой мощи армии.

* * *

Летом 1919 года в войсках интервентов начались восстания. Целые полки, бросая свои позиции, переходили на нашу сторону. Вскоре все пространство между Ладожским и Онежским озерами было очищено от противника. При этом были захвачены большие трофеи.

В августе по указаниям из Лондона интервенты начали эвакуацию. Для обеспечения этого англичане, не доверяя силам белогвардейцев, срочно прислали несколько батальонов с батареями и пятью танками, взятыми с Западного фронта. Было решено с целью обеспечения большей безопасности эвакуации собрать все силы и, пользуясь численным превосходством, нанести последний удар. Однако на практике весь результат такого «удара» вылился в захват одной лишь станции Плесецкой.

Ввиду безнадежности создавшегося положения 9 августа покинул Мурманск итальянский экспедиционный корпус во главе со своей миссией. Из Лондона в Мурманск и Архангельск был выслан значительный флот для перевозки английских солдат. Причем Айронсайду великобританское правительство ставило в вину, что он не отвел сам солдат с фронта еще зимой и вынужден делать это теперь под давлением 6-й армии. Айронсайд со своей стороны оправдывался громадной разбросанностью сил, холодом, снегом, климатом!

В Архангельске уже с августа находился генерал Раулинсон, «специалист по эвакуации». По его указаниям была уничтожена и потоплена масса ценных грузов, не переданных даже Миллеру из боязни, что они попадут в руки большевиков.

В конце сентября и начале октября англичане, наконец, оставили Архангельск и Мурманск.

Зимой 1919/20 года 6-я армия была занята формированием и обучением новых частей и отправкой их на другие фронты, срочно требовавшие подкреплений.

На Двине согласно отданному приказу В. Д. Цветаев со своими двумя полками перешел в решительное наступление и 4 февраля 1920 года овладел укрепленными позициями противника на речке Шепелиха. Этот наш успех сразу резко подорвал и моральное состояние белогвардейцев. С целью использовать благоприятный момент были двинуты на Архангельск вдоль железной дороги 154-й и 155-й полки. Несмотря на тяжесть наступления по глубокому снегу, в 40-градусный мороз, при плохом обмундировании красноармейцев, наступление увенчалось блестящим успехом. За дни боев с 8 по 15 февраля весь фронт противника на этом главном направлении был дезорганизован. 21 февраля наши передовые части прорвались на станцию Холмогоры, где были встречены депутацией от восставшего накануне населения Архангельска. В тот же день наши части вошли в город.

Миллер, перебравшись со своим штабом на ледокол «Минин», поспешил оставить Архангельск.

Пришел столь желанный конец северной интервенции.

Не могу не поделиться с читателем своей гордостью за моральное состояние частей 6-й армии: названные выше полки возбудили ходатайство не вводить их в город в изношенной одежде, а предварительно позволить переодеться из оставленных в городе запасов.

Революционный Военный Совет учел горячее желание бойцов армии – поделиться своей радостью с великим вождем народа Лениным, все эти годы борьбы неослабно следившим за положением на Севере и своевременно помогавшим нам побеждать врага. Была составлена телеграмма, в которой мы стремились соединить военное донесение с чувствами, охватившими нас и население.

«Сегодня в час, – писали мы, – 154-й красный полк вступил на посрамление мировой буржуазии, на радость международному пролетариату в советский Архангельск. Население встретило восторженно, хлебом, солью. 2 танка, 40 автомобилей, большие склады военного снаряжения, продовольствия находятся в полном порядке. Миллер бежал на ледоколе «Минин», послана погоня. В городе порядок образцовый. Мезень – Пинега, куда сообщили по радио, что введена Советская власть в Архангельске, восторженно приветствует советские войска за освобождение от гнета насильников английского империализма».

Успех под Архангельском сразу распространился на весь фронт. 26 февраля была взята Онега. Наступление на мурманском направлении, начатое 24 февраля, тотчас после переворота в Мурманске, быстро развивалось: 2 марта была захвачена Кемь, а 13 марта и сам Мурманск; 23 марта была занята незамерзающая бухта Печенга.

В итоге 6-я армия возвратила Советской власти Северный край с двумя незамерзающими портами, с территорией в 640 тысяч квадратных километров и с населением в 640 тысяч человек.

Безгранично приятно читать данную Лениным оценку победам Красной Армии на Северном фронте, в которые вложена частичка и моего труда.

«На Северном фронте, – сказал в октябре 1919 года Владимир Ильич, выступая перед слушателями Свердловского университета, – где наступление на Мурманск обещало неприятелю особенно большие выгоды, где давно уже были собраны англичанами громадные и великолепно вооруженные силы, где нам, при отсутствии продовольствия и снаряжения, было неимоверно трудно бороться… И как раз там оказалось, что все наступление неприятеля рухнуло окончательно».

При ликвидации фронта 6-я армия в приказе Революционного Военного Совета Республики названа «героической». Почти двухлетняя борьба в таких суровых условиях представляет исключительное явление в истории войн и вполне оправдывает это название. Оно заслужено энтузиазмом и любовью к своей Родине советских людей.