Текст книги "В глубинах пяти морей"

Автор книги: Александр Рогов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Можно ли пасти кефаль!

В 1930-1934 гадах советские ихтиологи перевезли из Черного моря в Каспийское около трех миллионов мальков кефали. В новой «квартире» нашлось много корма и не оказалось опасных соседей-хищников. Новоселы быстро размножились, заполнили все южные заливы и бухты. В 1940 году на Каспии начался промысловый лов этой рыбы. Но уловы были мизерными. Хитрая рыба не шла в сети. Она обходила их или, зайдя в ловушку и разглядев ее, ловко выбиралась наружу. Лодки с неводами кефаль близко к себе не подпускала, удирала с мест кормежки при малейшей опасности.

После длительных наблюдений ихтиологи установили, что кефаль летом кормится в мелких заливах, а осенью уходит в глубинные и теплые слои воды Южного Каспия. А если сетями запереть залив с жирующей рыбой, а осенью ее выловить? Это может резко повысить уловы, намного сократить расходы на промысел. Такое предложение сделали туркменские ученые и стали проводить эксперименты. Вот тут и возник вопрос: можно ли «пасти» кефаль, как овец? Хватит ли корма для оказавшегося в заливе стада? Сколько рыбы скапливается на летних «пастбищах» и каким обещает быть осенний улов? Потребовались всесторонние наблюдения, в том числе и подводные. Кино– и фотоаппараты, заключенные в водонепроницаемые боксы, должны были запечатлеть для дальнейшего изучения эпизоды из жизни, подопытного стада кефали, а для сравнения нужно было заснять и вольно «пасущуюся» кефаль.

Вначале мы направляемся в кефалевое хозяйство лаборатории. Раннее утро застало «Сырок» в пути Чтобы выйти из мелководного залива: в море, суда следуют искусственным фарватером – подводным каналом, обставленным с обеих сторон буями. Еще один канал прорыт в косе и подходит к самому городу. Оба канала позволяют заходить в Красноводский порт любым судам, даже и таким огромным судам-паромам, как «Туркмения» и «Азербайджан».

Но наш сейнер не пошел по рукотворному руслу, а свернул на юг и, используя естественные глубины залива, стал лавировать между мелями и островками, приближаясь к Красноводской косе. Солнце стояло в зените, было жарко даже на палубе, которую непрерывно поливали из брандспойтов. На корме натянут тент, и все сгрудились под его тенью. Чайки, обычно сопровождающие суда, на сей раз сидели на островках, распластав крылья и раскрыв клювы. Но в глубинах моря жизнь не замирала: серебристые рыбки, как торпеды, вылетали из-под днища нашего сейнера. Стайки их, выскочив из глубины у носа судна, легко обгоняли его, рассыпаясь веером по поверхности; Это и была кефаль, с которой мы и, собирались поближе познакомиться в каспийской воде.

Впереди прямо по курсу на плоском песчаном берегу показался палаточный лагерь – полевая лаборатория. Около палаток глубоко вдающаяся в берег лагуна – бухта Бековича. Узкое горло залива перегораживали столбы, на которых была натянута частая сеть.

Подойдя как можно ближе к берегу, наш «Сырок» бросил якорь. На воду спустили катер, и участники экспедиции, погрузив снаряжение, перебрались на базу.

Подготовившись к погружению, спешим к воде. Сбросив обувь и оставшись в плавках, начинаем пританцовывать на раскаленном песке пляжа, В ступни впиваются осколки раковин, а жесткие и цепкие колючки царапают икры ног. Надо скорее надевать ласты и искать спасения от жары и колючек в водной стихии.

Но не тут-то было! Попробуй, найди прохладу в воде, если температура ее 35-36 градусов! Залив мелок, и погрузиться поглубже нельзя. Все дно бухты покрыто густыми и жесткими водорослями. Ольга назвала их харовыми. В заключение кефаль, которую мы вспугивали, подходя к очередному мысочку, никак не хотела показаться нам под водой. Мы остались с Хлудовой вдвоем, Николай Николаевич гонялся по пустыне за насекомыми, размахивая сачком. А Женя незаметно покинул нас, для нашего же блага: его сверкающая стрела с трезубцем, выпущенная из подводного арбалета, уже раза два мелькала перед самой моей маской.

Мы старательно прочесывали все уголки залива, но вместо кефали только раки да бычки таращили глаза в объективы. В тот день мне и Ольге суждено было сфотографировать кефаль только на лабораторном столе под навесом от солнца. Женя, который где-то плавал во время наших бесплодных съемок, сидел в тени этого навеса и ехидно на нас посматривал – он сумел разгадать повадки кефали, и это принесло ему кукан настрелянной рыбы и волдыри от солнечных ожогов на спине. Две лаборантки старательно наносили на сожженную спину подводного стрелка мазь: личное знакомство с кефалью потребовало жертв...

Кефали в Мировом океане встречается свыше ста видов. В наших морях, Черном и Японском, – около восьми видов, теперь и в Каспии поселилась кефаль. Как мы воочию убедились, она хорошо акклиматизировалась. Это три вида – сингирь, остронос и лобан. Первые два вида были даже крупнее, чем черноморские. Лобана же встречалось мало.

Набравшись опыта, отсняли эпизоды кормежки кефали: важно определить количество рыб в стайках, виды водорослей, среди которых чаще встречается эта быстрая рыбка. Снимаем и окружающих животных – раков, бычков и морских ужей – в естественной обстановке.

В Каспийском море живут морские ужи. Под водой они могут находиться довольно долго, по нашим наблюдением, не меньше 5 минут

Интересно наблюдать, затаившись где-нибудь в укромной лагунке, за пугливой и быстрой рыбой. Выбрав наблюдательный пункт в маленькой бухточке обширного залива, я располагался там с раннего утра. Вокруг плоский песчаный берег, поросший жесткой верблюжьей колючкой. Вода с клубками пены лижет песчаные заструги. Входить в воду трудно – мешают густые заросли харовых водорослей. Первый раз, попытавшись пробраться через них в ластах, я запутался и упал. Пришлось брести сквозь жесткую хару босиком. Песок и ил за весь жаркий день так и не успевают прогреться под плотным ковром водорослей. Чувство такое, будто угодил в ледник. Еще неприятнее, если нога в этом холодном и вязком месиве вдруг натыкается на скользкое тело бычка или, того хуже, ужа.

В первый раз подкарауливал я кефаль в плавках. Однако в следующий раз пришлось облачаться в рубашку и шаровары; к концу моего дежурства они становились жесткими и белыми от высохшей соли. Но все эти маленькие неудобства и испытания терпения полностью компенсировались наблюдениями подводной жизни.

Лежишь в засидке, на лице маска, которая опущена под воду, посапываешь в трубку и ждешь. Глубина метра полтора-два. Это уже свой, подводный мир, лучи солнца, преломляясь на мелкой ряби волн, играют на дне. Вот с берега в воду скользнул уж, он прекрасно ориентируется в подводных джунглях и плывет среди водорослей. Добравшись до песчаной полянки, исчезает в зарослях.

Но где же кефаль? Вот, наконец, появляются первые разведчики – они поодиночке проплывают в голубоватой дали. Вот стайка из трех кефалей плывет прямо на меня. Траектория их движения напоминает рысканье собаки-ищейки, рыбы, как по команде, устремляются то вправо, то влево. Они поддевают мордами обрывки водорослей, но, видимо, не найдя их привлекательными, плывут дальше. А может быть, они успевают ухватить лакомый кусочек? Наблюдать интересно, но мне ведь надо фотографировать! Нацеливаю аппарат на стайку кефалей и, поймав их в видоискатель, нажимаю на спуск. Щелчок затвора вспугивает всю стайку, и три серебристые стрелки исчезают.

Жду еще и снова снимаю. Теперь мимо плывет одна рыба, она резко бьет хвостовым плавником, но стремительное ее тело при этом не сбивается с курса, кефаль, как штопор, ввинчивается в воду. Я пытаюсь вести фотоаппарат за плывущей рыбой, но даже очень плавные и осторожные движения вспугивают ее. Кефаль сворачивает с прежнего курса, и в кадр попадает только хвост.

Снова плывет одиночка, но уже с другой стороны. Я жду ее и надеюсь, что рыба проплывет в пределах досягаемости объектива. Теперь я аппаратом не шевелю, даже дышать перестал – весь внимание. Наконец кадр сделан, и можно перевести дух. Рыба подплыла к торчащему из песка куску известняка и принялась его обследовать. Яркая зеленая нитчатая растительность на камне, которая кустиками поселилась в его выемках, привлекла кафель, и она, как мне показалось, забыла об осторожности. Все это происходило от меня далековато, а интересно было бы заснять кормящуюся рыбу. Кефаль, как мячик на резинке, снует и снует у камня. Вокруг ее головы появился клубок зеленоватой мути, это она водоросли выщипывает. Да, потери пищи у рыбы при кормежке велики, не то что у козы или коровы – что сорвет, то и во рту.

Течением меня потихоньку подносит к рыбе, но все дело портит затаившийся уж. Я думал, он давно уплыл восвояси, ан нет. Надолго же ему хватило запаса воздуха. Уж высунулся из зарослей хары, и я невольно двинул ластами, пытаясь уклониться от встречи с ним. Рыба, конечно, тут же исчезла. Фотографировал вместо нее ужа.

Когда набралось несколько отснятых пленок, решили мы с Ольгой проявить пробы, чтобы внести коррективы в экспозиции, да и результаты работы узнать хотелось.

Но кадры получились чересчур плотными, почти черными. Навыка снимать в условиях жаркого климата явно не хватало.

Однажды мы втроем – Ольга, Женя и я – в поисках новых мест забрели далеко от лагеря и встретили местных девушек, которые ловили рыбу. А делали это они оригинальным способом: забравшись прямо в одежде в воду, бродили по пояс в прибрежном мелководье. Красивые туркменские наряды были мокры, косы и ленты сбились, но это, как видно, не смущало юных рыбачек. Они с удивлением воззрились на нас. Женя с подводным ружьем и мы с Хлудовой были живописны: обвешанные масками, ластами и фотобоксами, мы, наверное, походили на инопланетян. Туркменки начали выбираться на берег, оправлять одежду. У каждой на поясе висел увесистый мешочек, в котором и находился улов. Оказывается, они ловили бычков... ногами. Прижимали их в зарослях водорослей ко дну. Мы разговорились. Женя тут же в своих охотничьих доспехах нырнул в воду, подстрелил пару крупных кефалей. Он подарил их самой юной девушке, и мы сфотографировались на память.

После этой встречи мы побывали в соседнем поселке – Кизыл-Су, где познакомились с настоящим джигитом, который в молодости участвовал в знаменитом походе 1928 года «красных туркмен» в Москву. Часть пути пролегала по Каспию. Участники похода разместились на самодельных фанерных лодках-таймунах, узких и вертлявых. На каждой лодке было по одному-два гребца плюс запас воды и пищи. Такие лодки применяли туркмены для ловли осетров. Но ведь рыбаки-туркмены на таймунах далеко в море не выходили, а «красным туркменам» пришлось пересечь море и только в Астрахани они пересели на коней.

Гостеприимные хозяева угостили нас шашлыком из осетра и пловом.

Неделю после посещения Кизыл-Су мы прожили в кефалевом хозяйстве. За это время отсняли достаточно кадров в прибрежных и морских районах вблизи лагеря. Работали только с масками и трубками. Акваланги мы с Женей надели для обследования сетевой загородки. Случилось так, что год назад вся кефаль осенью ушла из загона. Штормы помешали завершить работы в срок. Сказалось и отсутствие опыта. Теперь работы были продолжены: вновь организовали лагерь, укрепили столбы и натянули сеть.

Наши подводные вылазки в залив Бековича подтвердили: здесь есть кормящаяся кефаль. Но вот каково состояние заграждения в подводной части? Не уйдет ли рыба и в этот раз?

Пробираясь к выходу из залива, мы преодолели небольшой участок пустыни. В разные стороны при нашем появлении разбегались обитатели выжженных солнцем зарослей колючек, нагромождений ракушечника. Николай Николаевич не упустил случая продемонстрировать пойманного им паука. Ловко подцепив пинцетом черный лохматый шарик, выскочивший из трещины в почве, ученый высоко поднял его. Это был тарантул, лохматое его брюшко величиной с грецкий орех и восемь лохматых ходуль-ног производили странное впечатление. Много разных небылиц рассказывают про обитателей пустыни, говорил Кондаков, помещая тарантула в стеклянную баночку с пропитанной эфиром ваткой, но и беспечность недопустима, это первая заповедь для всех, кто находится в пустыне. Весной укусы скорпионов, каракуртов весьма опасны – их яд может вызвать значительные функциональные расстройства организма, сильную боль. А укус паука-тарантула опасен тем, что на его крепких и острых жвалах накапливаются продукты распада, которые образуются при разложении частиц добытых пауком насекомых. Эти продукты тоже ядовиты. Опасаться надо и змей, встречающихся на юго-восточном побережье Каспия. Это в первую очередь эфы и гюрзы. Однако, говорил наш руководитель, по наблюдениям змееловов, герпетологов, там, где водятся ужи, редки встречи с ядовитыми их сородичами.

Что ж, значит, надо научиться еще издали отличать ядовитых змей от ужей, обитающих у Каспийского моря. Ужи плавали в море, прятались под плитами ракушечника, часто встречались их выползки – зацепившиеся за колючки шкурки, оставшиеся после линьки. Местные ужи отличались от обитающих в средней полосе нашей страны и размерами, и окраской. Они были крупнее и красивее. На голове у этого вида водяного ужа не светились два привычных желтых пятнышка, а шкурка привлекала причудливой игрой орнамента. Ольга, желая рассеять наши опасения, объяснила; «Отличить ядовитую змею от ужа можно по хвосту, хвост у первой толще, он как бы обрублен, У неядовитой змеи, ужа или полоза кончик хвоста тонкий». Мы понимали, что здесь не до шуток, но поди разбери этих тварей, если из-под камня выползает сначала голова, а не хвост! Поэтому у меня на суше всегда был в руке проволочный крюк, а в воде я стремился держаться подальше от мелькавших поблизости отнюдь не рыбьих хвостов.

Сгоняя ящериц, спасающихся от жары на колючках, испугав пауков и кузнечиков, отшвырнув на всякий случай пару ужей, добираешься к воде. Выход из горла залива Бековича не очень широк, но, перегороженный столбами и сетью, он выглядел как-то внушительно. Разведочный заплыв – надо обследовать сети у дна.

Погружаюсь с аквалангом – это надежнее, чем с маской и трубкой. Песчано-ракушечное дно полого уходит в глубину, водорослей нет, на границе залива и открытого моря волны срывают растительность. Хорошо виден нижний край сети – объект наших забот. Грузила надежно притягивают их ко дну, основания столбов не размыты. С моей сторона дно бухты плоское, в глубине залива видны кусты хары. Между кустами норы раков, иногда появляются их острые мордочки с шариками-глазками и длинные шевелящиеся усы. Раки то высовываются из нор, опираясь на грунт лапами-ходулями, то пятятся назад, подгребая клешнями. Раки как раки, ничуть не морские, иногда даже кажется, что наблюдаешь за ними в подмосковном озере у станции Косино.

Но вот мелькнули резвые тени серебристой кефали, попался бычок, который, разрывая под собой песок, стремительно исчезал в нем. Потом перед самой маской проплыла рыбка-игла. И тогда все встало на свое место. Я не в Озере, а в море. Не хватает только ужей, но, конечно же, они скоро появятся. Однако нельзя забывать и о сетях. Плыву от столба к столбу, у пятой опоры обнаруживаю разрывы в полотне сети и щели у дна. Дыры такие, что не только кефаль, но и аквалангист может проскочить, сквозь них. Повернувшись спиной ко дну, чтобы не зацепиться аппаратом, проскакиваю на противоположную сторону. И всплываю на поверхность. Мое появление в не закрытой сетями бухте расценивается как нарушение правил техники безопасности, ведь я мог зацепиться в глубине вентилями аппарата. Однако доказательство значительных повреждений полотна сети налицо: пробралась сквозь нее не стайка рыбы, а аквалангист.

Богородицкий огорчен, придется серьезно чинить сеть, навешивать дополнительные грузила. Наше пребывание в кефалевом хозяйстве затягивается. С Женей латаем сетевую загородку, добавляем к всплывшим ее участкам бетонные грузила, укрепляем столбы. Наконец сеть как новенькая. В шутку предлагаем Богородицкому зачислить нас в штаб лаборатории. И уже всерьез советуем принять на работу хотя бы двух гидробиологов, способных стать спортсменами-подводниками. А тем временем путешествие по Каспию продолжается, можно задать ему и следующий вопрос.

Почему кильки идут на свет!

«Сырок» идет на юг пробираясь по Красноводскому заливу в открытое море. Мимо проплывают селения, мачта пионерского лагеря. На конце косы раскинулся поселок, на рейде – рыбацкие суда, ребятишки в лодках удят рыбу. Штиль, море тихое, очень теплое.

Собравшись под тентом, приводим в порядок снаряжение, обмениваемся впечатлениями об операции «Кефаль». Общее мнение: работы ведутся успешно, кефаль в заливе жирует хорошо. Это подтвердил осмотр тех рыб, которых добыл Женя. До нашего приезда многие сотрудники лаборатории не изведали как следует и вкуса изучаемой ими кефали, научные выводы делались по исследованию случайно пойманных рыб. А Женины уловы помогли провести полнейший анализ многих экземпляров кефали, добытой как в море, так и в заливе. А более крупные рыбы попали и на сковороду. Это дало убедительное доказательство хорошей упитанности и прекрасных вкусовых качеств рыбы.

Надо сказать, что лучшей агитации в пользу разведения кефали, чем за обеденным столом, наверное, и придумать трудно. Лаборатория сразу же завоевала себе союзников в этом деле. Но Петр Владимирович не забыл и о кильке. К столу подали сначала кильку, обжаренную в собственном соку. Внешне блюдо выглядело как особо приготовленный картофель-фри. Маленькие обжаренные и подрумяненные рыбки просто таяли во рту. Затем были поданы котлеты из свежей кильки – очень вкусное блюдо. Завершал меню салат из свежих помидоров с маринованной килькой. За столом мы узнали, что такое килька по-каспийски, а вот как ее ловят, нам с Женей обещали показать под водой.

Ночь на юге наступает рано и без сумерек, сразу. Черный теплый колпак звездного неба накрыл «Сырок». Яркие звезды мерцали на непривычных для нас местах. Ковш Большой Медведицы почти цеплялся на севере за горизонт, над головой висели незнакомые созвездия. Кто-то указал на спутник, яркая звездочка ползла по небосводу, вычерчивая кривую.

Наше судно ложится в дрейф, машина замолкла, и лишь вспомогательный движок пыхтит, вращая генератор. Команда готовит снасть для ночного лова кильки. Это большой сетчатый конус на обручах, над верхним обручем – киловаттная лампа. Сооружение висит вершиной вниз, кран-балка держит ловушку за специальный кабель – трос. Внутри него – электропроводка в резиновой герметичной изоляции, но трос может выдержать солидный груз – он укреплен стальными нитями. Все в ловушке особенное. Лампу, например, можно включать только в воде, она требует охлаждения, иначе моментально перегорит. Сеть тончайшая, капроновая, но крепкая. На барабане лебедки намотано несколько сотен метров кабель-троса: глубоко ходит килька.

В тот период, когда мы были на Каспийском море, лов кильки на свет только осваивался, связанные с ним проблемы изучались. Поэтому нужно было как можно больше наблюдений. Подводные погружения планировались одновременно со спуском орудий лова.

Рыболовная сеть уходит в воду, и тут же зажигается лампа. Обычно это делается на той глубине, где предполагается скопление рыбы. На сей раз лампа включена специально для аквалангистов, ведь нам надо как-то ориентироваться в кромешной тьме.

Обвязываемся страховочными веревками и по изрядно раскачивающемуся штормтрапу спускаемся в воду. Море встречает невысокой теплой волной, воздух холоднее воды, и погружаться в нее приятно. Разобравшись со страховочными концами, устремляемся вслед за диковинным светящимся сачком, движущимся задом наперед. Мне еще ночью не приходилось погружаться, вся эта загадочная картина, которую рыбаки видят с палубы, для меня теперь стала ареной действий. Нервная дрожь волнения от необычной обстановки проходит. Мы в привычной морской среде. От лампы, прикрытой сверху небольшим абажуром-рефлектором, вниз бьет конический сноп света. В этом конусе – второй, поменьше. Это освещенная изнутри сеть, она кажется ослепительно серебристой. По капрону сети переливаются золотистые световые волны, которые образует встречный поток воды.

Женя начал стрекотать киноаппаратом, слышно, как обтюратор тянет пленку, лучше, чем днем, слышны всхлипы вдохов и бульканья выдохов его акваланга. Но вот съемка прекращена; световой конус вошел в мутный, светящийся Слой – это планктон, зависший на глубине. Вслед за необычным светящимся «парашютом», напоминающим приземляющийся спутник, пронизываем легкое прозрачное облачко и опять всматриваемся в него.

Иногда в световую сферу лампы попадают рыбы. Они выплывают из тьмы в освещенное пространство, но не задерживаются там, и быстро исчезают. Если рыбы проскакивают с противоположной нам стороны лампы, то на границе светового потока, как на экране, видны их тени, увеличенные игрой света. Если рыба появляется с нашей стороны, виден ее темный силуэт.

Посвечивая фонариком на глубиномер, я начинаю с тревогой посматривать на него. Давление воды близко к критическому – глубина тридцать метров, а кильки еще нет. Еще до погружения, зная за собой подводный азарт (еще немного, еще немного вниз), мы крепко привязали к кнехту страховочные концы, отмерив длину тридцать пять метров. Люди, страхующие нас, надежные, но неопытные. Поэтому мы и пошли на такой шаг. С глубиной шутки плохи – можно и не увидеть больше белого света.

Наконец в освещенный конус стали попадать небольшие, но плотные облачка, они как к магниту, прилипали к лампе и опускались вместе с нею вниз. Это были стайки кильки. Конус спустился еще немного вниз, и вокруг лампы возникло мутное серебристое облако. Кильки было много, она крутилась около яркой лампы, временами затемняя ее.

Мы приблизились к ловушке. Женя стрекотал киноаппаратом, я его страховал. Пленка еще не кончилась, а мы уже стали мерзнуть. Здесь, на глубине более 30 метров, вода была прохладной, 17-18 градусов. Находиться долго в такой «ванне» мы не могли. Всплываем, дав сигнал о подъеме. Клубок кильки вертится вокруг лампы и, как привязанный, всплывает вместе с ней. В конусе ловушки рыбы почти нет. Постепенно облако снующей рыбы редеет и распадается, немного кильки попадает в ловушку, но восторженные слова сами срываются с языка.

Женя сдержаннее в эмоциях и рассказывает более дельно. Сходимся в одном – советуем поместить лампу внутрь конуса, так можно будет заманить больше рыбы в сеть. А вот для того, чтобы определить оптимальную глубину погружения сети и включения лампы, необходимы комплексные наблюдения. Возможности аквалангистов в такой работе ограничены. Надо приобретать подводную телеустановку, опускать вместе с лампой передатчик и прослеживать весь процесс.

Такой оборот дела несколько обескураживает руководителя лаборатории. Он, наверное, ожидал от нас большего. Однако мысль о подводном телевидении ему нравится. «Надо изучить этот вопрос», – решает Богородицкий.

Так что же мы узнали? Во-первых, килька охотно идет на искусственный свет. Это не вызывает сомнения. Во-вторых, необходимо усовершенствование ловушки: желательно, чтобы лампа была подвижной или помещалась внутрь конуса. Это основные наши рекомендации. Телевидение и применение рыбонасосов позволят перевести лов кильки на промышленную основу. Тут не выдерживает Николай Николаевич. «Тогда уж всю рыбу переловят, это точно. Экологический баланс будет нарушен на многие годы, если не навсегда!» – горячится он. Что же, и эти соображения не отбросишь. Но тут уж нужны расчеты специалистов.

Рейс «Сырка» продолжается. Идем к одному из островов. Он обитаем, хотя пресную воду туда привозят.

Во время рейса поступило штормовое предупреждение, надо быстрее укрыться за песчаным плечом острова. Штормы на Каспии свирепые. Или отстаивайся в укрытии, или уходи в открытое море. Нам удается укрыться за островом.

Ветер налетел плотной стеной и двое суток пытался сорвать судно с якоря. Огромные волны с ревом поднимали стену пены и брызг, а над землей висела густая мгла. Буря бушевала при совершенно безоблачном небе. Выл ветер, носились тучи пыли, тускло светило сквозь них солнце. Песок висел в воздухе, долетал до сейнера, хотя до материка было несколько десятков километров.

С каким трогательным доверием относятся к человеку животные во время стихийного бедствия! Два розовых скворца залетели к нам на спардек и притаились в углу. А на якорную цепь у лебедки уселся пустынный щеглок. Железные борта судна закрывали его от ветра, и он разрешал себя трогать, только закрывал при этом глаза.

После пыльной бури очищаем и промываем оптику, пыль набилась во все щели, резьба объективов скрипит при вращении тубусов, загубники и маски в бархатистом слое пыли. Готовимся к погружениям, чтобы решить третий вопрос.