Текст книги "В глубинах пяти морей"

Автор книги: Александр Рогов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Погружения в полярной ночи

Командировка на ПЭС имела для меня важные последствия. Я получил приглашение поработать начальником этой станции. При этом кроме основных обязанностей руководителя ее коллектива, мне поручалось наладить на ПЭС и подводные гидротехнические обследования.

Организовать легководолазные погружения здесь было сравнительно просто. Все необходимое для этого находилось под руками, но у сотрудников не хватало опыта. Постепенно мы научились не только проводить плановые работы, но и экстренно входить в воду в аварийных ситуациях. Летом такие погружения особых затруднений не вызывают, а вот зимой требуют специальной подготовки.

Пятилучевая морская звезда позирует фотографу

Однажды нам было необходимо под водой в проточной части турбины заделать приемное окно системы трубопроводов, обеспечивающих откачку воды. Эта работа уже выполнялась нами. Решетку окна в бетонном водоводе под водой мы уже находили не раз. Нужно было ее очистить, наложить резиновый лист-пластырь и прижать резину грузом. Все это мы умели. Неожиданным препятствием оказался тридцатиградусный мороз. Под водой было все просто, ведь ее температура хоть и низка, но все же выше нуля. Но как сохранить работоспособность аквалангов перед погружением в воду, ведь мороз сковывал металл легочного аппарата, где имелись калиброванные отверстия для поступления сжатого воздуха? Эти отверстия малы, и влага воздуха, оседая на сильно охлажденном металле, забивала их. Автомат выходил из строя.

Но погружаться нужно было немедленно. Ремонт задвижки в системе откачки воды не терпел отлагательства. Искали решение коллективно и нашли: нужно «включаться в аппарат» под водой. Этот прием отрабатывался нами раньше в бассейне, еще во время инструкторских занятий.

Итак, придется опустить акваланги на дно и выдержать их там столько времени, сколько нужно для уравнивания температуры металла и воды. Мы должны нырнуть в воду без аппаратов и уже там, под водой, «включаться в акваланг». Успех погружения зависел только от нашей расторопности. Под воду идем вдвоем. Прием «включения» освоен и не вызывал ранее осложнений. Но это в бассейне. Теперь предстояло проверить себя в море.

Ныряю к аквалангу. Поверхность воды не замерзла, но от нее курится парок, кое-где плавают льдинки, хоть Гольфстрим работает, но и мороз не дремлет. После первых же взмахов ласт остро чувствуется разница между плавательным бассейном и суровым морем. Там аппарат лежал на кафеле дна, тонкие струйки воздушных пузырьков, исходящих из него, пронизывали толщу воды, делая ее как бы более доступной. Здесь, в море, аппарат лежал боком на откосе дамбы, гофрированный шланг и загубник запутались в водорослях.

Для «включения в аппарат» пришлось нырять вниз ногами – ласты мешают такому приему. Наконец загубник освобожден от водорослей. Открыв вентиль, пускаю воздух. Дышу. Но надо еще водрузить баллоны на спину. Вдеваю руки в лямки аппарата и закрепляю его поясным ремнем. Напарник тоже справился со своим аквалангом, и мы, поправив друг другу ремни и шланги, устремляемся вглубь.

Проектировщики ПЭС не предусматривали легководолазных работ в процессе эксплуатации станции. Оказалось же, что они просто необходимы. Я уверен, что на гидростанциях следует проводить систематические глубоководные обследования с помощью подводных телевизионных установок, а для выхода в море легководолазов нужны специально устроенные люки и барокамеры. Например, простейший шлюз с двумя люками позволит выходить аквалангистам из подводной части здания станции непосредственно в воду. Такое устройство несложно, но насколько упростились бы подводные работы, если бы на Кислогубской ПЭС было такое приспособление! Кроме того, следует позаботиться о небольших легководолазных компрессорах. Все это должны учесть проектировщики при строительстве новых приливных станций, которые, надо думать, вскоре займут подобающее им место в общей энергетической системе страны.

Подводные снимки и телевизионная техника необходимы и во время изыскательских работ, и в процессе эксплуатации гидросооружения.

Моя первая поездка на ПЭС и была вызвана потребностью сделать такие снимки. Строители и проектировщики убедились, что поверхность донного водовода цела, не разрушена водным потоком, хотя у службы эксплуатации на этот счет были сомнения. На цветных снимках были хорошо видны обрастания животного и растительного происхождения на подводном бетонном покрытии. Образцы этих обрастаний были взяты нами с мест, в наибольшей степени подвергавшихся действию потока воды.

Подводные обследования на Кислогубской станции стали частью комплексных работ, проводимых инженерами и гидробиологами. Здесь исследовалась прочность поверхности бетона, испытывались специальные антиобрастающие покрытия, изучалось влияние станции как гидротехнического сооружения на экологию среды.

Многолучевые звезды – солястер встречались нам на дне Баренцева моря гораздо реже, чем пятилучевые

Однажды пришлось осматривать место сопряжения основания блока станции с откосом подушки, на которой блок покоился. Замеры показали, что откос находится ниже необходимого уровня. Ошибка в замерах или размыв места сопряжения? Тщательно изучив по чертежам профиль дна в этом районе, я погрузился к месту предполагаемого размыва. Передо мной предстала такая картина. Среди крупных каменных глыб, называемых строителями массивами, образовались промоины. Массивы были уложены вперемежку с мелкой щебенкой, которую и вымыл поток. Среди массивов образовались значительные пустоты, в них, наверное, и попадал щуп при замерах, отсюда и неправильный вывод о понижении основания. Промоины заложили крупными глыбами. Поступили мы так. На дамбе застропили пеньковым канатом каменную глыбу, крановщик подводил крюк, цеплял его за канат и подавал камень в указанное на поверхности воды место. Легководолазы в это время находились возле крана на дамбе. После погружения глыбы аквалангист нырял на дно и проверял, точно ли она попала в щель. Затем нужно было расклинить глыбу. После этого в ход шел водолазный нож, канат разрубали, и операция повторялась.

Таким способом уложили мы четыре гранитные глыбы и надежно заделали промоины.

После этого под водой я обследовал участок откоса на расстоянии 10-15 метров от здания ПЭС и нашел там несколько крупных камней, которые могли быть отброшены туда водным потоком. Определив возраст обрастаний, взятых с этих каменных глыб, я выяснил происхождение массивов. Все они оказались строительным материалом, возраст самых крупных балянусов на их поверхности оказался не более десяти лет.

Этот метод применяли мы с успехом не раз. Возраст водных обитателей, постоянно живущих на различных участках дна, определяется биологами вполне точно и без особых трудностей. Это и пригодилось, когда стали изучать вопрос, как влияет плотина на условия обитания в губе Кислой животных и растительных организмов.

В значительно опресненном заливе губы Кислой мне не удалось встретить молодь моллюсков: перед объективом были только взрослые мидии, модиолусы, гребешки и другие двустворчатые

Выше уже говорилось о том, что поверхность водоема опреснена, здесь сказалась его конфигурация, которая испокон веков формировала своеобразную гидрологию этого морского проточного озера. И вполне понятно, почему он назван Кислой губой. Охотники и рыбаки – основные обитатели здешних мест – точно и образно определили ее водную среду. Но вот не стала ли губа интенсивнее опресняться после строительства ПЭС? Гидрометслужба на станции вела свои наблюдения, но ведь они велись очень короткий срок. Только в будущем они могут сказать по этому поводу свое слово. А жизнь в водоеме формировалась тысячелетиями. И нужно было ответить на многие вопросы уже сейчас.

Моллюски опресненного залива

Уже при первом погружении под воду у острова Тюленьего меня удивила пустота его прибрежных каменных откосов. Обычно в изобилии встречаются обитатели литоральной, приливной, зоны. Это и растения, чаще всего фукусы, и животные – вездесущие балянусы. Но в Кислой губе у берегов даже пресноводной живности не видно. Может быть, это вообще характерно для акватории? Однако на глубине десяти метров картина резко менялась – появлялось множество растений и животных.

Актинии Баренцева моря. Митридиум

Сначала это радовало – наконец-то видишь обычную для моря картину. Но со временем появились кое-какие сомнения. Внимательно изучив подводные снимки и сопоставив виденное в губе и в море, я стал находить существенные различия в их флоре и фауне. Во-первых, в Кислой губе (кроме горла и пролива) совершенно отсутствовали ламинарии, не было и фукусов – морские водоросли попадались здесь очень редко. В губе встречалось много литотамний, но поверхность известковых кустов в заливе была будто отполирована – сверкала и переливалась фиолетовыми красками, что было красиво, но непонятно. Ведь в море литотамний покрыты бахромой нитяных водорослей. В Кислой губе на известковых кустах находили скопления асцидий, актиний, губок и моллюсков. И если асцидии и актинии были разных форм, и главное, размеров, то мидии как на подбор – только крупные. Молодь двустворчатых моллюсков начисто отсутствовала. Вот это уже не могло не тревожить. Десять лет назад колонии мидий и модиолусов развивались интенсивно, сейчас этот процесс оборвался. Почему?

Актинии Баренцева моря. Лошадиные актинии

Развитие жизни в заливе претерпело изменения, в этом не было сомнений. Причиной тому стала плотина ПЭС, нарушившая водообмен в заливе. И если первая ПЭС вначале рассматривалась лишь как большая промышленная лаборатория, то перед исследователями встала теперь и иная задача – отыскать то звено в цепочке экологических связей, которое гидросооружение разорвало. Процесс изменения шел медленно, он не сразу проявился, но оскудение рыбных стай в Кислой губе жители поселка в последние годы стали замечать, как говорится, невооруженным глазом. Если раньше в Кислой губе можно было поймать на блесну несколько крупных рыб за час-два, то теперь самые удачливые рыболовы возвращались с пустыми руками. Это был серьезный сигнал.

Моллюски Кислой Губы – опреснение нарушило экологический баланс

Будущее приливной энергетики – за мощными электростанциями, плотины которых перекроют значительные акватории морских заливов. Поэтому очень большая ответственность ложится на специалистов, анализирующих результаты эксплуатации первой нашей приливной станции. Нельзя забывать и о живой природе, вовлеченной в ритм работы ПЭС.

Я прожил на Кислогубской ПЭС два года. За это время были решены некоторые технические задачи применительно к энергетике, много было специальных и просто познавательных подводных спусков. И одно из наиболее ценных моих приобретений за эти годы – фотохроника жизни морских глубин Баренцева моря.

К Соловецким островам

Охотно принял я предложение участвовать в экспедиции, изучавшей рельеф дна Белого моря. Она была необычной: предстояли наблюдения за движением донных песчаных волн – дюн. Подобных исследований ранее не проводили, поэтому мы должны были решить немало интересных и сложных задач. Работы велись вблизи Соловецких островов, а база экспедиции находилась на этом заповедном архипелаге.

Соловецкие острова лежат на условной границе между бассейном моря и Онежской губой. Колебания уровня воды и приливо-отливные течения в указанных районах неодинаковы, наиболее динамичны они именно на этой границе, где стыкуются между собой два земных образования – Балтийский гранитно-гнейсовый щит и Русская платформа, сложенная из размываемых песчаников и глин. Здесь в 1973-1974 годах лабораторией литодинамики Института океанологии АН СССР имени Ширшова были обнаружены на дне моря песчаные волны необычайно крупных размеров: расстояние между соседними гребнями валов доходило до 6 метров, а в высоту они достигали 3-4 метров.

Волны песка непрестанно перемещаются – приливо-отливные и постоянные течения сдвигают их. Это движение имеет определенные направление и скорость, и требовалось определить их. Потоки воды меняются дважды в сутки, это дает возможность в динамике наблюдать процесс перемещения песка. Наблюдения предстояло проводить в местах, удаленных от берегов и открытых ветрам и течениям. Здесь нужен был, помимо всего прочего, еще и фотоаппарат-робот, который должен был бы работать сутки или двое независимо от состояния стихии: подводники могли фотографировать только в краткие промежутки времени, не более 30 минут в сутки, между приливом и отливом, когда вода была относительно спокойна.

Тот, кто уже погружался здесь, рассказывал нам, что после краткого затишья вблизи островов начинали вихриться потоки и струи, которые отрывали аквалангистов от дна и уносили прочь.

Экспедицией руководил Марк Толчинский, мой товарищ по клубу аквалангистов МВТУ имени Баумана, – ученый и энтузиаст подводных исследований. Пригласив меня, он сразу поделился заботами о подводном аппарате-фоторегистраторе. Подобного аппарата просто не существовало. А экспедиция уже работала, были обследованы и отобраны для съемок участки дна с необычными дюнами, отлажена методика погружений. И Марк решил изготовить прибор собственными силами. Он должен был быть безотказным и таким, чтобы можно было использовать для его изготовления обычные узлы и детали. Здесь нам помог общий знакомый Виктор Суетин. В то время мы с Виктором работали в техническом комитете Федерации подводного спорта СССР, общались с ведущими специалистами разных областей науки и техники.

Прибор получился необычный, но к летнему сезону фоторегистратор отладили, и мы стали готовиться к встречам с глубинами Белого моря вместе с увлеченными своим делом океанологами-аквалангистами. Нас ожидали морские рейсы на катерах, знакомый звон воздушных пузырьков в голубых толщах вод. Для меня это была седьмая экспедиция на Беломорье, для Виктора – вторая, но интерес к предстоящей экспедиции у всех нас был очень велик.

Стоял июль, когда мы – съемочная группа экспедиции – подплывали к Соловецким островам. Туристский теплоход «Югорский Шар» должен был причалить в бухте Благополучия, где нас обещали встретить. Марк писал, что вышлет один из двух катеров, так называемый малый рыболовный бот. Мы очень надеялись на него, ибо до места расположения базовой экспедиции было сорок миль морем, а багажа набралось многовато. По суше, поэтому добираться было крайне сложно.

На море стоял штиль. Светило солнце, которое в полночь лишь на несколько минут окунулось в воду. Оно скрылось на севере, а не на западе, да и поднялось из моря почти в той же точке. Вслед за солнцем, как в сказке, из морской дали вынырнули верхушки деревьев, потом появился могучий лесистый холм, и Соловецкий остров с куполами церквей стал быстро приближаться.

Судно медленно скользило по глади моря, и казалось, что берега острова берут «Югорский Шар» в плен. Слева на нас наступал сплошной массив леса, а справа – гористый полуостров, на котором возвышалась могучая монастырская стена. Веселая толпа туристов, собравшаяся на палубе, уже мысленно была там, в знаменитом монастыре.

Берега, к которым мы подплывали, оказались сильно изрезанными. Вблизи виднелись маленькие островки, отмели и отдельные камни. Прямо за причалом берег круто поднимался вверх. Уровень воды обозначен был валунами, которые блестели шапками водорослей, омытых набежавшей от судна волной.

В прозрачной воде нам с палубы видны были заросли морской капусты, а на прибрежных камнях бахромой свисали ленты другой бурой водоросли – фукуса пузырчатого. Это исконные обитатели арктического моря, произрастающие близ берега.

Целое море – единственное в бассейне Северного Ледовитого океана, большая часть которого расположена южнее полярного круга, но оно издавна известно как студеное и по праву считается арктическим. Когда-то оно входило в состав теплого Литоринового моря, существовавшего в атлантическую эпоху, и как память об этом в прибрежных районах Беломорья сохранились некоторые теплолюбивые – бореальные – животные и растения. Мы с Виктором знали об этом и надеялись на подводные встречи с этими реликтами.

Берег был безлюден, и маленький причал казался среди величественной природы лишним. Солнце, просвечивая сквозь стену сплошного леса, окрасило вершины деревьев золотым ореолом. Великаны сосны и ели в убранстве мха и лишайников представляли картину сказочную. Лес был могучим, и как-то не верилось, что вокруг студеное море, берущее острова в шестимесячный ледовый плен.

Теплоход причалил, и поток туристов устремился к древним строениям. Мы выгрузили вещи, но радостное настроение от первой встречи с заповедными островами постепенно стало исчезать. Ни катера, ни какой-либо вести с базы экспедиции не было. Ждали до вечера. Потеряв надежду на приход катера, стали искать сухопутный транспорт до бухты Сосновой. Выручил водитель грузовика, сказавший, что нам повезло, ведь в бухту редко кто едет, могли и заночевать на берегу.

Дорога шла лесом, трясло немилосердно на ухабах и корнях, но настроение поднялось. «Берендеев» лес своим обликом и запахами не мог не очаровать. Сквозь густую его поросль мелькали голубые озера, мы переезжали каменные мостки давнишней, но крепкой постройки. Вдоль дороги попадались часовенки, иногда каналы, обложенные камнями. Это был водный путь внутри острова – система озер, соединенных естественными протоками и искусственными каналами.

Еще в XV веке обосновались монахи на этих скудных и суровых землях, обжили их и развили разные промыслы. Добывали из морской воды соль; занимались земледелием, били зверя, ловили рыбу. По указу Петра I изготовляли железо, добывали слюду, промышляли и выращивали затем в быстрых карельских реках моллюсков-жемчужниц. Монашеская братия была хорошо организована и умела привлекать к работам ремесленников и крестьян.

На отвоеванных у леса землях выращивали рожь, ячмень, овес и просо. Это трудно, но достижимо, а вот как удавалось здесь, у полярного круга, культивировать арбузы и розы, остается загадкой. Ведь произрастали эти теплолюбивые южные пришельцы не в оранжереях, а в естественных условиях, – в открытом грунте.

На острове за 65 градусом северной широты и по сей день в открытом приполярном саду на хуторе Горка можно видеть ботанические чудеса – выведенные на Соловках яблони, орешник и клен. Но вот ни арбузов, ни роз уже нет...

Секирная гора, хутор Горка, деревянная Андреевская церковь сказочной архитектуры на Большом Заецком острове, гора Голгофа на Анзерском острове – все это летопись истории Соловецких островов, не говоря уже о величественном памятнике – Соловецком монастыре. Можно с уверенностью сказать, что другого такого городища у нас нет. Основание монастырской стены сложены из валунов, вес каждого из которых достигает 8-10 тонн.

Величавы памятники за этими стенами – соборы, церкви и палаты, соединенные крытыми переходами. Долгое время эти массивные стены служили защитой России от врагов с севера. В XVI-XVII веках Соловецкий монастырь не раз успешно отражал нападения ливонцев и шведов, а в 1854 году, во время русско-турецкой войны, выдержал девятичасовой обстрел трех английских кораблей.

И вот проезжаем на грузовике мимо заброшенных пустошей – бывших пашен, разрушающихся часовен и зарастающих каналов. Это результат равнодушия местных властей к памятникам старины. Нельзя без возмущения смотреть и на следы пребывания туристов – груды ржавых банок и битой посуды. Глубокой ночью прибыли на базу экспедиции. Лагерь был раскинут на берегу бухты Сосновой. Вокруг лес и море. Стараясь не нарушать покоя, царившего в палаточном городке, поставили свои шатры.

Утром узнали, что из строя вышли оба судна – старенькие катера, купленные экспедицией у местного рыбколхоза. У одного из них лопнул вал винта, а у второго – свалился сам винт. К счастью, аварии произошли недалеко от берега, в бухте. Сначала ремонта потребовало одно судно, потом другое. «Целую неделю только и занимались починкой, – объяснил нам Марк. – Хорошо, что приехали, помогайте».

Аварийное судно на приливе пришвартовали к берегу. В отлив, когда оно стало обсыхать, под его борта подвели распорки – благо плавника повсюду много. В полный отлив у нас была вполне пригодная верфь, но сроку морская стихия отвела нам всего полчаса. За это время успели насадить винт и закрепить его. Пришла вода, и наш корабль всплыл, закачавшись на волнах.

Сработает ли аппаратура?