Глубокая разведка

Текст добавлен: 21 сентября 2016, 18:49

Текст книги "Глубокая разведка"

Автор книги: Александр Крон

Жанр:

Биографии и мемуары

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

М а й о р о в. Совсем он не бедненький. Извольте немедленно пойти к Гетманову, пока он еще не спит, извиниться и потребовать обратно свое заявление.

М о р и с. Эт-то потрясающе! Я еще должен извиняться. Молчите, вы ничего не знаете.

М а й о р о в. Не пойдете?

М о р и с. Нет. Всему есть мера. Да! Да! С меня довольно.

М а й о р о в. Хорошо. Обойдемся без вас.

Пауза.

М о р и с. Вы будете бурить дальше?

М а й о р о в. А вам какое дело?

М о р и с. Как вы смеете! (Просительно.) Всего двести метров.

М а й о р о в. Не знаю. Навряд ли.

М о р и с. Эт-то чудовищно! Вы надо мной издеваетесь.

М а й о р о в. Нисколько. Мы сначала исправим кривизну. Вероятно, этого будет достаточно. Ну ладно, не устраивайте советской власти семейных сцен. Это очень пустое занятие. Идете?

М о р и с (поколебавшись). Нет! Нет! Это исключено.

М а й о р о в. Ну, конечно. Мы готовы пожертвовать жизнью для общего блага, а вот когда надо поступиться копеечной амбицией, тут-то нас и нет.

М о р и с. Вы нехорошо со мной говорите. Я старше вас. Поймите, я не могу. Это выше моих сил.

Стук в дверь.

Да!

К о м е н д а н т (появляется в дверях). Маргарита! Пошли.

М а р г о. Я не пойду.

К о м е н д а н т. Пошли, Маргарита. Понятно, нет?

М а р г о. Сказала, что не пойду. Матвей Леонтьевич, скажите ему пусть он уйдет.

М о р и с. Позвольте! Почему вы вламываетесь в дом среди ночи? Кажется, вы еще собираетесь здесь скандалить?

К о м е н д а н т. А вы, гражданин бывший геолог, полегче. Полегче. Так? Ваша роль нам довольно понятна. Всё!

М о р и с (вскипел). Как вы смеете, бандит вы этакий...

К о м е н д а н т. Тише, тише. Не надо хулиганить. И не встревайте. Так? Вы теперь у нас не работаете, я вам не подчиняюсь и знать вас не желаю. Вы для меня нуль без палочки. Ясно? Всё! Пошли, Маргарита.

М о р и с. Я требую, чтоб вы ушли. Слышите?

К о м е н д а н т. Не кричите. Я по делу пришел. Нахожусь при исполнении. Так?

М о р и с. Что такое? Какие дела в три часа ночи?

К о м е н д а н т. А вот. (Показывает на полки.) Этот инвентарь, лично вам не принадлежащий. Так? Потрудитесь сдать. Я в поселке отвечаю за каждую вещь, и, ежели что пропадет, с меня первого спросят.

М о р и с. Вы с ума сошли. Что вы хотите делать?

К о м е н д а н т. Не беспокойтесь. Сейчас покладем в мешки и – под замок. Целее будет.

М о р и с. Эт-то чудовищно! Да я разобью вам череп, если вы прикоснетесь хоть к одной пробе. Таварищи! Объясните ему. Ведь это дикость!

Г у л а м. Неправильно делаешь, Семен! Разве можно? Уходи, пожалуйста.

К о м е н д а н т. А вы мне не указывайте. Пусть мне Андрей Михайлович скажет, что я за этот участок не отвечаю, – тогда так. И больше нет ничего.

М о р и с. Я, кажется, в самом деле сойду с ума. Вы знаете, кто это перед вами? Это товарищ Майоров. Александр Гаврилович, почему вы молчите?

М а й о р о в (спокойно). Со своей точки зрения этот человек прав. У вас есть выход – пойти и взять обратно свое заявление. (Коменданту.) Надеюсь, вы подождете?

М о р и с (заметался). Хорошо. Сейчас я иду. Я сделаю все, что хотите, как хотите и когда хотите. Я только прошу вас, последите, чтоб, пока я не вернусь, он не смел ничего трогать. (Выскочил на улицу.)

К о м е н д а н т (после паузы). Вот вы правильно сказали – со своей точки зрения...

М а й о р о в (резко повернувшись к нему). Да. С точки зрения кретина. И вообще, почему вы здесь? Вон отсюда!

Опешивший комендант ретируется.

К чертовой матери, чтоб духу твоего здесь не было... анафема. (Запирает дверь и набрасывается на Гулама.) Ну? Нечего на меня глядеть как на морское диво. Это вы должны были сделать, а не я. Вы первый заместитель. И бросьте ходить за мной и хныкать. Под суд я вас все равно не отдам, а за поездки этого вашего ферта в Баку вычту из жалованья. Обязательно. Надо глядеть, что подписываешь. Будете работать, а если будете работать плохо, вот тогда я позабочусь, чтоб вам припаяли как следует.

Г у л а м. Товарищ Майоров! Поверьте мне – не могу. Боюсь бумаги. Даю слово – ночами не сплю.

М а й о р о в. Чепуха. Ночью надо спать. А не спится – лучше займитесь делопроизводством. Механика не хитрая – можно изучить. Будет трудно приходите ко мне.

Г у л а м. Куда приходить? Вы завтра уедете.

М а й о р о в. Разве? Нет. Никуда я не поеду. (Снимает пиджак, вешает его на гвоздь. Засучивая рукава, ворчит.) Разве тут уедешь? Тут никак не уедешь. Товарищ Марго!

М а р г о. Вы меня?

М а й о р о в. Да. Как вас по батюшке?

М а р г о. Маргарита Феофановна.

М а й о р о в. Так вот, Маргарита Феофановна, я вас беру на работу. Мне нужен на время секретарь. Потрудитесь соединить меня с рацией.

Марго идет к телефону.

И поживее. Пусть дадут радиограмму, что я остаюсь.

Конец третьего акта

Акт четвертый

УТРО

Контора разведки. Простые столы и табуреты, только

массивный, раскрашенный под красное дерево

несгораемый шкаф и распластанное по стене полотнище

знамени придают обстановке некоторую официальность. В

глубине – дверь, ведущая на крыльцо, сбоку

маленькая дверца поселковой рации. В незанавешенном

окне – кусок осеннего неба и далекий силуэт буровой

вышки.

Утро. Неяркий рассеянный свет.

У окна – Гулам. На нем выутюженная пиджачная пара,

твердый воротничок и галстук. На лацкане – "Знак

почета". Он напряженно вслушивается в доносящийся

издали неясный гул. Гул то замирает, то возникает с

новой силой. В приоткрывшуюся дверь рации выглянула

Фатьма-ханум с бланком радиограммы в руках. Это

маленькая женщина, миловидная и застенчивая.

Ф а т ь м а (певуче). Гулам! К тебе можно, Гулам?

Г у л а м. Молчи, да. Слушай.

Ф а т ь м а (поднимает кверху улыбающиеся глаза и прислушивается). Сегодня Сара проснулась и тоже слушает долго-долго. Смотрит на меня, смеется и говорит: гу-гу-гу-гу... Э, ты не слушаешь, Гулам?

Г у л а м. Ай, женщина! Не можешь молчать, да?

Ф а т ь м а (помолчав). Гулам! Послушай – товарищу Али опять радиограмма. Трест сердится, спрашивает, когда будет выезжать?

Г у л а м. А! Положи вон туда. Пускай себе сердится. Менелюм, помолчи, пожалуйста. (Прислушивается.)

Гул обрывается. Тишина.

Ф а т ь м а (робко). Что это, Гулам?

Г у л а м (схватил трубку телефона). "Сару" дайте. "Сара"?.. Везиров говорит. Теймура позовите там... Не может подойти? Кто это говорит?.. Товарищ Майоров?.. Э, погоди, что ты от меня хочешь, Фатьма? Товарищ Майоров! Умоляю, одно слово скажи, больше ничего не хочу... Не слышу... Закрыли фонтан? Ай, саол! Задвижка держит?.. Не вырвется, говоришь? Ай, молодцы, даю честное слово! Погоди, дорогой. Ты что, Фатьма? Слушай, Али, тебе опять радиограмма... Эге, трест, трест. Э? Зачем по телефону читать, я могу лично привезти... Кто хитрый? Я хитрый? Ты меня обижаешь. Нет, кроме шуток, дорогой, разреши, пожалуйста. Менелюм, одним глазком! 3?.. Как, почему бригада голодная? Не может быть... Ничего нет? Возмутительное безобразие, даю честное слово! Конечно, конечно. (Положил трубку.) Подожди, Фатьма. (Опять схватил трубку.) Склад дайте!.. Семен? Что такое – люди шестнадцать часов в степи, не имеют горячей пищи?.. Э? Что значит – не ресторан? Не хочу ничего слушать. Зайди. Как – кто говорит? Везиров говорит!!! (Швыряет трубку.)

Ф а т ь м а. Я уйду, Гулам?

Г у л а м. Сиди.

Ф а т ь м а. Ты не будешь кричать?

Г у л а м. Сиди, да. Не беспокойся.

К о м е н д а н т (вошел). Звал?

Г у л а м. Звал.

К о м е н д а н т. Ну?

Г у л а м. Сдавай дела, Семен.

К о м е н д а н т. Как это так – сдавай?

Г у л а м. Сдавай все дела. Склад сдавай, столовую, гараж. Уходи.

К о м е н д а н т. Та-ак. Ну, это вы зря горячитесь. Согласуйте сначала. Так? Вот если будет от руководства указание, официально, я сдам. И больше нет ничего. (Хмыкнул.) Как я могу уйти? Смешно.

Г у л а м (указывает ему пальцем на дверь). Вот тебе мое указание! Понял? (Грохнул кулаком по столу.) Я здесь хозяин! Официально тебе говорю, ты мне надоел! Сколько можно терпеть? Довольно, да. Сдавай дела. Уходи.

К о м е н д а н т (начинает понимать). Та-ак. Это что же, согласовано?

Г у л а м (спокойнее). Я тебя предупреждал, Семен. Говорил – будь человеком. Ты не человек, Семен. Ты какой-то бесчувственный долдон, даю честное слово. Извини, пожалуйста.

К о м е н д а н т. Согласовано, значит. (Вздыхает.) Та-ак...

Пауза.

Г у л а м. Можешь идти.

К о м е н д а н т (хрипло). Гулам!

Г у л а м. Что тебе?

К о м е н д а н т. Дай строгий.

Г у л а м. Давал. Не помогает.

К о м е н д а н т. Дай с предупреждением. Ежели какие ошибки, то я осознаю. Перестроюсь. Теперь я на тебя ориентироваться буду.

Г у л а м (озадачен). Извини, как ты говоришь?

К о м е н д а н т. А вот когда я на разведку пришел, мне Мехти говорит: "Семен, ориентируйся на меня. Не пропадешь".

Г у л а м. Якши. А я при чем?

К о м е н д а н т. Так вот, я теперь на тебя ориентироваться буду.

Г у л а м (смеется). Не надо, Семен.

К о м е н д а н т. Так. Значит, всё?

Г у л а м. Всё.

К о м е н д а н т (не уходит). Могу "по собственному желанию"?

Г у л а м. А ты желаешь?

К о м е н д а н т. Я?!

Г у л а м. Тогда нельзя.

К о м е н д а н т. Так как же будет?

Г у л а м. Выгоню.

Комендант понурясь идет к двери.

Ф а т ь м а (потрясена). Ой, Гулам!

Г у л а м. Фатьма! Ориентируйся на меня. Не пропадешь. (Взял трубку.) Квартиру начальника... Марина-ханум? Извините, пожалуйста. Да-да, Гулам. Менелюм, покричите там Андреянову, пожалуйста. Пусть в контору зайдет.

М а р г о (заглядывает в окно). Ушел Семен? Здравствуй. Зачем Андреянову звал?

Г у л а м. Какое твое дело – зачем?

М а р г о. Значит, есть дело, коли спрашиваю. (Зовет.) Ольга Петровна! (Вошла, постройневшая и посвежевшая, в мужском комбинезоне.) Вот что, хозяин. Скажи Семену, чтоб не артачился. Чтоб сию минуту мне машина была.

Г у л а м. Зачем?

М а р г о. На "Сару" хлебово повезем. Вон Ольга Петровна настряпала.

О л ь г а П е т р о в н а (вошла). Давай машину, не разговаривай.

Г у л а м. Марго-ханум! Ольга Петровна! (Прижимает руку к сердцу и кланяется.) Я вас так уважаю, как свою мать.

М а р г о. Ладно, ладно. Какая я тебе мать? Пиши записку.

Г у л а м. Не надо записки. Скажи, Везиров приказал.

О л ь г а П е т р о в н а. Вона! Ну, орел! (Пошли к двери.) Ежели не даст, я опять к тебе приду.

Г у л а м. Даст. Не беспокойся.

О л ь г а П е т р о в н а. А то нынче прихожу к нему, говорю: "Семен! Повар в лихорадке, дай я состряпаю". И-и, нипочем! Как так можно выдать казенные продукты частному лицу. Это я-то частное лицо! (Вышла.)

Г у л а м. Ай, Семен, Семен! Марго-ханум, садись, пожалуйста. Фатьма, иди себе, нам поговорить нужно.

Фатьма уходит.

М а р г о. Спасибо. (Садится.) Закрыли фонтан?

Г у л а м. Эге.

Пауза.

М а р г о. Что ты на меня смотришь? Не видал раньше?

Г у л а м (улыбается). Не видел.

М а р г о. Смотри, смотри. Прощайся. Уезжаю нынче.

Г у л а м. Куда?

М а р г о. Совсем от вас. Сначала в Баку, а там видно будет.

Г у л а м. Зачем, Марго-ханум? Здесь теперь самая жизнь начинается.

М а р г о. А мне какая радость? Сегодня Майоров уедет – моей службе конец. Ты мне даром денег платить не станешь. И от Семена проходу нет. Нам двоим тесно тут. И ни к чему.

Г у л а м. Понимаю. Ко мне работать пойдешь?

М а р г о. Кем?

Г у л а м. Комендантом поселка. (Пауза.) Ну, по рукам?

М а р г о (не сразу). Ты что, Гулам, шутишь, что ли?

Г у л а м. Когда я с тобой шутил?

М а р г о. А я могу?

Г у л а м. Можешь. Что это – наука, геология? Душу надо иметь.

М а р г о. Стой! А Семен?

Г у л а м. Ай, не люблю десять раз повторять. Комендантом будешь, да. Комендантом.

М а р г о (встала). Ладно. Только смотри, Гулам. Если где хоть раз, на собрании или в стенгазете, шум подымут: была такая, стала сякая, мы воспитали, она воспиталась, – убегу. И не сыщешь меня. Мне сейчас тихо надо пожить, строго. Всю себя продумать. Понял? Работаю – и всё. Деньги нужны. Уговор?

Г у л а м. Уговор. (Протягивает руку.)

М а р г о. Спасибо, Гуламчик.

Г у л а м (с ужасом смотрит на ее лицо). Марго-ханум! Что с тобой?

М а р г о (подносит к лицу платок и сразу отнимает. На нем большое черное пятно). Ох, какая я дура!

Г у л а м. Что такое?

М а р г о (с нервным смешком). Ресницы с утра намазала.

Гудок автомобиля.

Оленька Петровна, иду-у! Прощай, Гуламчик! (Выбегает.)

Слышен лязг тормозов отъезжающей машины и истошный

крик Газанфара: "Стой, стой! Возьмите меня обратно!"

Г а з а н ф а р (врывается в контору. Он в трансе, руки и лицо блестят от нефти). Кушать повезли – зря бежал. Здравствуй, начальник! Видал нефть, да? Смотри, да. Нюхай.

Г у л а м. Саол! Иди помойся.

Г а з а н ф а р (танцует). Не хочу. Целый день так буду ходить! (Вихрем вылетает на улицу.)

В ту же минуту подъехавшая машина резко тормозит у

крыльца. Раздается треск ломающейся доски и хриплый

рев Мориса: "Эт-то возмутительно! Эт-то потрясающе!"

М о р и с (в бешенстве). Эт-то черт знает что такое! Почему еще не повесили этого болвана? Тридцать разведчиков работают всю ночь без передышки, и это никого не беспокоит. Люди хотят жрать! Что? Это непонятно?! Что ты молчишь, Гулам? Кому я говорю – тебе или этому шкафу?

Г у л а м (улыбаясь, протянул ему лист бумаги). Пиши, да.

М о р и с (схватил бумагу, повертел, швырнул и завопил как ужаленный). Что такое? Зачем? Что это – издевательство?

Г у л а м (смиренно). Извини, пожалуйста. Я думал, ты хочешь писать заявление.

М о р и с (дико воззрился на Гулама, затем захохотал). Шалишь! Не поймаешь! Ты стал большой шутник, Гулам. (Хлопает его по плечу.) Нет, серьезно, послали что-нибудь на "Сару"?

Г у л а м. Не беспокойся.

М о р и с. Так бы и сказал сразу. Из-за чего такой крик? (Увидел на столе банку.) Тебе нужна эта банка? Будем считать, что она моя. Слушай, Гулам. Спаси меня от Клавы. Я увел у нее машину. Машина цела – это бесспорно, но, кажется, я сломал здесь перила...

К крыльцу подкатила машина. Морис бросается к окну.

Нет, аллах велик – это не она. Так ты понял меня, Гулам?

Г у л а м. Якши. Ориентируйся на меня. Я сам тебя оштрафую.

Хлопнула дверца машины. Вошли Майоров, Гетманов,

Мехти. Из двери рации выглянула Фатьма – ханум.

М а й о р о в. Здравствуйте, кого не видел. Это мне? (Распечатывает радиограмму.) Прямо спасу нет – надо ехать.

Г у л а м. Поздравляю тебя, дорогой.

М а й о р о в. Чего там – поздравляю. Теймура поздравь. Ты скажи лучше, бригаду будешь кормить?

Г у л а м. Уже.

М а й о р о в. То-то. Ты этого долдона, будь он трижды проклят, гони отсюда к лешему.

Г у л а м. Уже, дорогой.

М а й о р о в (с любопытством взглянул на Гулама). И вот еще что. Оставляю на твое попечение Маргариту Феофановну. Последи, чтоб к ней не приставали со всякой дрянью разные... любители. Она женщина одинокая. А главное, дай ей работу. Ты не смейся – она очень толковая.

Г у л а м. Уже, да.

М а й о р о в. Опять – уже? Товарищ Везиров, если вы в ближайшее время не зазнаетесь, предсказываю вам блестящую будущность. Фатьма-ханум! Пожалуйте сюда. Записывайте: "Выезжаем в Баку для отчета. Майоров, Гетманов, Рустамбейли". Передайте немедленно.

Фатьма скрывается за дверью.

М е х т и (изумлен). Александр Гаврилович!

М а й о р о в. Обождите минутку. (Гуламу.) Скажи, пожалуйста, чтоб мне налили полный бак бензина и воды в радиатор. Вода чистая?

Г у л а м. Ты меня обижаешь. (Идет к выходу.)

М а й о р о в. Теперь, чтоб не забыть. Матвей Леонтьевич, вы мне подобрали коллекцию?

М о р и с. Да! Да! Вы останетесь довольны. Вы поставите ее дома – и все ваши друзья будут любоваться. Сейчас. (Выбегает.)

М а й о р о в (прикрыл дверь за ушедшими и вернулся обратно). Ну-с, давайте подводить баланс.

Пауза.

Ты молчишь, Андрей?

Г е т м а н о в. Да.

М а й о р о в. Тебе нечего сказать?

Г е т м а н о в. Не нечего, а очень трудно. Я еще не вполне понимаю, что произошло. Я все тот же, но мне кажется, что внутри меня что-то обрушилось, и я, как мешок, набит осколками. Я еще не знаю, какой счет мне будет предъявлен. Знаю только, что я твердо решил заплатить по нему до последнего гроша.

М е х т и. Клянусь небом, я тебя не понимаю.

Г е т м а н о в. Не бойся, Мехти. Я не собираюсь валить на тебя свои грехи. У тебя хватит своих собственных.

М е х т и. Клянусь, меня поражает твое настроение. В такой торжественный день...

Г е т м а н о в. Я был бы большим наглецом, если бы пытался торжествовать. На разведке праздник, но на нем все отлично обходятся без меня. Я здесь лишний. Если ты захочешь посмотреть правде в глаза, то тебе остается сказать то же самое.

М е х т и. Говорят, русский человек любит каяться. Исключительно верно! Кто тебя просит устраивать шахсей-вахсей и бить себя по голове? А если уж не можешь удержаться, говори, пожалуйста, лично о себе. Я не вижу основания, чтобы плакать и терзать свою грудь скорпионами. Не отрицаю – мы много ошибались. Надо особенно благодарить Александра Гавриловича за то, что он исключительно вовремя помог нам заметить нашу ошибку...

Г е т м а н о в. Ты, кажется, хотел говорить только о себе.

М е х т и. Хорошо. У меня была неправильная точка зрения. У меня. В конце концов, я не геолог. Я заблуждался. Назовите меня маловером. Нужно, чтоб я это признал? Хорошо. Я маловер, отсталый человек. Мне очень жаль, это мое несчастье, но все-таки – не преступление. В конце концов мы победили. Мы дали нефть. Победителей не судят.

М а й о р о в. Вы очень заблуждаетесь, Мехти Ага.

М е х т и. Именно?

М а й о р о в. Судят.

М е х т и. Вот как? Может быть, я должен сдать дела?

М а й о р о в. Зачем? Вы давно уже не у дел.

М е х т и. Вот как? (Обводит глазами обоих.) Вопросов не имею. Следите за газетами. Там может появиться интересная статья. Могу даже сообщить заглавие.

М а й о р о в. Ну?

М е х т и. "Травля азербайджанского специалиста".

Г е т м а н о в. Замолчи, Мехти. Ты говоришь вздор.

М е х т и. Мне не нравится, когда со мной говорят таким тоном. Когда ты в следующий раз захочешь обратиться ко мне, потрудись тщательно выбирать выражения. И не вмешивайся. Я отвечаю за свои слова.

Г е т м а н о в. Ну, знаешь ли...

М а й о р о в. Обожди, Андрей. Не кипятись. Как раз тебе не следует переоценивать влияние инженера Рустамбейли на советскую прессу. (Мехти.) Значит, у вас нет вопросов? А у меня есть.

М е х т и. Пожалуйста.

М а й о р о в. Вам их все равно зададут в Баку, но у меня есть сильное подозрение, что вы будете врать. А здесь в поселке есть люди, которых в случае чего можно поставить на очную ставку.

М е х т и. Это что же, допрос?

М а й о р о в. А вы назовите, как вам нравится.

М е х т и (высокомерно). Если это допрос, я требую, чтоб его вели на моем родном языке. Вам известно, что это мое право?

М а й о р о в. Несомненно. (Вынимает из кармана газету.) Сиз карадан билирсиныз бу магалани? Ты не понимаешь, Андрей? Я спрашиваю его, какое он имел отношение к появлению этой статьи? (К Мехти.) Билинизки Гетманов бурададур, нан бу насала илан азча танышам*.

______________

* Учтите, Гетманов здесь, и сам я кое-что знаю.

М е х т и (бросает злобный взгляд на Гетманова). Хечбиршей*.

______________

* Никакого.

М а й о р о в. Я тоже думаю, что никакого. Магалани нан язмышан*. Ну, это так, к слову. Сиз геологи горхудмишдинизчи о аризая голчасын агяр голчакмаса Андрей ону нахв едабиляр**?

______________

* Статью я написал.

** Говорили вы геологу, что, если он не подпишет записку, Андрей его уничтожит?

М е х т и (неуверенно). Нан бу насалами баша душмадим*.

______________

* Не понимаю вопроса.

М а й о р о в. Чего тут не понимать. Просто, как палец. Димишдиниз я иок*?

______________

* Говорили или нет?

М е х т и. Ну, довольно. Я вижу, вам трудно. Хорошо, я не буду настаивать. Давайте говорить по-русски.

М а й о р о в. Нет, зачем же. Мне совершенно безразлично. Во избежание недоразумений я хотел бы все-таки выполнить ваше требование до конца. Димишдиниз я иок?

М е х т и. Довольно. Я настаиваю, чтоб вопросы задавались по-русски. Я снимаю свое требование.

М а й о р о в. Настаиваете? Почему?

М е х т и. Почему?

М а й о р о в. Да, почему?

М е х т и. Да что вы, черт возьми, не видите... что я не понимаю по-азербайджански?

М а й о р о в (после паузы). Вы – азербайджанец?

М е х т и. Да, я родился в Баку. По у нас в семье говорили только по-русски и по-французски.

Г е т м а н о в. "Травля азербайджанского специалиста"!

М а й о р о в. Я все-таки хочу вернуться к своему вопросу. Так и быть, я вам переведу. Я спрашивал вас, говорили ли вы Морису, что, если он не подпишет докладную записку, Андрей его уничтожит?

Г е т м а н о в. Что?

М а й о р о в. Говорили или нет? Может быть, позвать Мориса?

М е х т и. Не нужно. Да, говорил.

Г е т м а н о в. Это шантаж!

М а й о р о в. Молчи, Андрей. (К Мехти.) Вы лгали?

М е х т и. Нет. Я говорил правду.

Г е т м а н о в. Повтори, что ты сказал?!

М е х т и. Я передал Морису твои подлинные слова.

Г е т м а н о в (вскочил). Он лжет! Мерзавец!

М е х т и. Молчать! (Он тоже вскочил, сжимая в руке палку.)

М а й о р о в. Отставить.

Дверь с грохотом распахивается. На пороге – Газанфар.

Все обернулись.

Что тебе, Газанфар?

Г а з а н ф а р. Прости, товарищ начальник. Я думал, здесь кто-нибудь с тобой хочет некрасиво, грубо поступать. Прости, пожалуйста.

М а й о р о в. Что ты, Газанфар! Иди, иди.

Г а з а н ф а р. Саол! А то – позови, да. (Исчезает.)

М а й о р о в. У меня остался один последний вопрос. Вы утверждаете, что искренне заблуждались в оценке перспектив разведки?

М е х т и. Да.

М а й о р о в. Вот два черновика докладной записки. Какому верить? Ваша рука?

Мехти молчит.

Г е т м а н о в. Да не тяни же!

М а й о р о в. Позвать Марго?

Мехти молчит.

Вы не хотите разговаривать?

М е х т и. Нет. Я вижу, что мне шьют дело. Для полноты картины нужен классовый враг. Клянусь, я отлично вас понимаю. Завтра вы скажете, что я состою в контрреволюционной организации? Или сознательно хотел заморозить район, чтоб сохранить в целости для бывших хозяев?

М а й о р о в. Нет, не скажу. Чего не знаю, того не знаю. Я не чекист, а инженер. Для меня – вы враг. Вы мешаете мне работать. И я для вас также враг, потому что мешаю вам жить. За это вы меня и ненавидите.

М е х т и. Неправда.

М а й о р о в. Неправда? Жалко, в конторе нет зеркала, вы бы взглянули сейчас на свое лицо.

Мехти отводит глаза.

Если вам нужно зайти домой, в вашем распоряжении примерно пять минут.

М е х т и. Хорошо. Побеседуем в Баку. Спасибо, Андрюша. Помни, я редко прощаю обиды и никогда ничего не забываю. (Уходит.)

М а й о р о в. Обожди, Андрей. Я узнаю, как дела с машиной. (Вышел.)

Гетманов секунду стоит неподвижно. Затем отпирает

шкаф, вынимает револьвер, ставит на боевой взвод и,

видя, что Майоров вернулся, прячет его за спину.

М а й о р о в (показывает на стол). Положи на стол. Ну? (Взял револьвер, разрядил и бросил на стол.) Что это значит?

У Гетманова дрожат губы, он не может ответить.

Что с тобой?

Г е т м а н о в. Ничего. У меня вдруг промелькнула страшная мысль... Мне показалось, что я схожу с ума.

М а й о р о в. Не валяй дурака. Какая мысль?

Г е т м а н о в. Мне на секунду показалось... Ведь теперь ты вправе думать обо мне что угодно. Как о Мехти... может быть, хуже. Мне показалось, что ты можешь подумать... а вдруг?.. Нет, конечно, чепуха.

М а й о р о в. Ничего не понял. Говори прямо.

Г е т м а н о в (с трудом). Одним словом, что ты можешь подумать... что я хотел выстрелить в тебя.

М а й о р о в. Ты очумел? (Вздрогнул.) Черт, действительно страшная мысль. Нет, мне показалось другое, не собрался ли ты пустить себе пулю в лоб?

Гетманов опускает глаза.

Да?

Пауза.

Хорош!

Г е т м а н о в. Саша!

М а й о р о в. Хорош! Карьера дала трещину – бац из пистолета! Как проигравшийся купчик. За это одно стоит гнать из партии.

Г е т м а н о в. Саша! Ты тысячу раз прав, но пойми же и меня. Я конченый человек. Меня уже нет. Завтра от меня отвернутся все. Я не могу доказать, что я не преступник, не шантажист. Теперь мне никто не поверит, даже ты, а ведь ты знаешь меня много лет...

М а й о р о в. Обожди, не спеши. Слушай, Андрей. Только сначала дай мне слово, что это (показывает на револьвер) не повторится.

Г е т м а н о в. Зачем тебе? И разве для тебя что-нибудь значит мое слово?

М а й о р о в. Ну, только без истерики. Кредит подорван, но я тебе еще верю. Верю, что ты не шантажировал Мориса. Я не так прост и вижу, где Мехти врет.

Г е т м а н о в. Саша!..

М а й о р о в. Погоди, я тебя не оправдываю. Ты умыл руки. Это тоже погано. Я даже верю, что в день, когда ты предлагал закрыть разведку, тебе казалось, что ты поступаешь честно. Ты врал самому себе. В народе это имеет точное название – кривить душой. Пожалуй, самая опасная порода лжецов лжецы, верящие в свою правоту.

Г е т м а н о в. Я не знаю, зачем ты требуешь от меня слова. Я потерял единственного человека, который хотел быть мне другом. Я говорю о тебе. Конечно, я потерял Марину. У нас и раньше было неладно, а теперь...

М а й о р о в. Как ты все-таки скверно думаешь о людях (Пауза.) Теперь слушай, Андрей! Я не знаю, как решится твоя партийная судьба. Если у тебя отберут партийный билет, это будет справедливо. Я предлагаю тебе вот что: возвращайся в "Елу-тапе". Будешь работать помощником мастера. Исправляй кривизну.

Г е т м а н о в. Какую?

М а й о р о в. Свою. Слово? (Прячет в карман револьвер.)

Г е т м а н о в (тихо). Слово.

М а р и н а (заглянула в контору). Можно? (Вошла. На ней дорожное пальто.) Ты едешь, Андрей?

Г е т м а н о в. Да.

М а р и н а. Иди домой. Выпей чаю и съешь чего-нибудь. Иначе тебя укачает в машине.

Г е т м а н о в. Спасибо.

М а р и н а. Я сейчас приду.

Гетманов вышел.

Саша, у меня к тебе просьба. Скажи, у тебя есть место в машине?

М а й о р о в. Ты хочешь ехать?

М а р и н а. Да. Андрюшке плохо. Я хочу быть все время с ним.

М а й о р о в. Конечно, конечно.

М а р и н а. Ты прости, что я с тобой не поздоровалась. Я давно тебе хотела сказать, но с тех пор нам ни разу не пришлось поговорить наедине... Я тебе очень благодарна, Саша...

М а й о р о в. Я тебя не очень обидел?

М а р и н а. Положим, очень. Все равно. Я тогда могла натворить такого, что не простила бы себе всю жизнь.

М а й о р о в (с усилием). Как у тебя с Андреем?

М а р и н а. Тебе покажется странным – он мне сейчас гораздо ближе. Раньше мне казалось, что я ему совсем не нужна. (Пауза.) Я, наверное, скоро поеду в Москву. Может быть, меня примут на второй курс.

М а й о р о в (рассеянно). Да-да...

М а р и н а. Ты меня совсем не слушаешь. Ну, прощай.

М а й о р о в. Почему – прощай? Мы едем вместе.

М а р и н а. В Баку мы не будем видеться, Саша. (На молчаливый вопрос.) Так лучше. Прощай. (Крепко целует его.) Ты заедешь за нами? (Не дожидаясь ответа, идет к двери и сталкивается на пороге с сияющим, возбужденным Теймуром.)

Т е й м у р. Здесь! Маэстро, Клава, сюда! Отец, дорогой. Поедем!

М а й о р о в. Куда?

Т е й м у р. На "Сару". Сейчас будет митинг. Как можно, чтоб ты не выступил? Едем?

М а й о р о в. Не могу. И некогда. Я хочу попасть в трест до конца занятий.

К л а в а (вошла, за ней Иван Яковлевич). Дядя Саша! Прокачу! Скажешь нам речь, знаешь какую? Чтоб – ух!

И в а н Я к о в л е в и ч. Про город, про город им расскажи.

М а й о р о в. Нет, не могу. Сегодня Теймур лучше расскажет. И вообще, меньше митингуйте, больше работайте. Следите за арматурой. Давление очень высокое.

Т е й м у р. Можете надеяться. Мы с маэстро...

М а й о р о в. Вам понятно, товарищ главный инженер?

Т е й м у р. Ты мне, отец, таких слов лучше не говори. Я могу лопнуть. Я сейчас такой счастливый человек, что места себе не нахожу. Клава! Скажи, что ты хочешь? Я все могу. Хочешь, я тебе корзину цветов подарю?

К л а в а. Хочу.

Т е й м у р. К сожалению, нету. Пока еще здесь не растут. Знаешь что, хочешь, я тебя... на машине покатаю?

К л а в а. Тимка! Я тебе сейчас все волосы выдеру.

Возня. В дверях появляется Гулам. За ним – Морис,

задыхающийся от тяжелой ноши. Газанфар, с тарой* в

руках, и Фатьма-ханум.

______________

* Тара – струнный инструмент.

Г у л а м. Можно ехать.

М а й о р о в. Спасибо, Матвей Леонтьевич! (Обнимает Мориса.) До скорого свидания. (Гуламу.) Будь здоров, хозяин!

Г у л а м (кланяется). Всегда рады видеть. Как самого дорогого гостя, даю честное слово. Извини, чуть не позабыл. (Протягивает листок.) Подпиши, пожалуйста.

М а й о р о в. Постой! Это за что же?

Г у л а м. Бензин брал, да?

М а й о р о в. Да я же ведь... (Махнул рукой, подписывает.) Ах, какой жмот! Ну, прощай! (Обнимаются. Ивану Яковлевичу.) Прощай, старик! Погоди, что ты мне суешь?

И в а н Я к о в л е в и ч (с узелком). А я почем знаю. Это Ольга Петровна. Велено передать.

М а й о р о в. Ну, давай поцелуемся. (Целуются.) Клавочка! (Целует Клаву.) Прощайте, Фатьма-ханум. Привет Саре. Прощай, Газанфар. Петь будешь?

Г а з а н ф а р. На митинге, да.

М а й о р о в. Ну, пошли.

Все выходят.

Погоди, Теймур. Ты возьмешь мой чемодан, а я поволоку коллекцию. (Вытягивает из-под стола чемодан и застегивает ремни.)

Т е й м у р. Али, дорогой. У меня сердце болит. Почему ты немного грустный?

М а й о р о в. Я? Тебе показалось.

Т е й м у р. Али, скажи. Мне можно сказать. Ты ее любишь, да?

М а й о р о в (внимательно поглядел на Теймура). Люблю.

Т е й м у р. Э! А она тебя, а?

М а й о р о в. Не знаю. Кажется, тоже.