Текст книги "Захарка-следопыт"

Автор книги: Александр Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Качели

Младшая сестра Людмилы Петровны Наденька выросла в семье Зотовых. А когда вышла замуж, колхоз построил молодым новый дом. Хороший дом: три комнаты, кухня, веранда, кладовки. Наденька ходила счастливая и все радовались её счастью.

Новый дом стоял на краю деревни у небольшого берёзового колка – дальше шла целина и заливной луг. Виктор – муж Наденьки – сразу же принялся благоустраивать своё жилье: вечерами стругал, пилил, рубил на зиму дрова. Захарка часто крутился возле него, помогал: то поднесёт гвозди, то поддержит доски.

Как-то в конце августа Шевчук зашёл к Зотовым и встретил Наденьку. Он поздоровался и спросил:

– Как на новом месте?

– Знаете, и сказать затрудняюсь, – ответила Наденька и замолчала.

– Что такое?

– Сказать – не поверите. – Наденька грустно улыбнулась. – Получается, как в той сказке. Помните, о солдате и нечистой силе? Видно, на плохом месте построили наш дом. Сначала будто хорошо было, а вот уже три дня спать не могу. Как лягу, так в стенку – тук-тук: стучит кто-то. Даже жуть берёт. Ведь рядом в лесу кладбище.

– После двенадцати ночи стучат? – улыбнулся Шевчук, подмигивая Захарке.

– Не смейтесь! Ночами спать не могу. Пришла вот звать Захарку или бабушку, чтобы ночевали со мной.

– Интересно. А что же муж ваш, Виктор? Он тоже боится? – спросил Шевчук и опять лукаво посмотрел на Захарку.

– Витя ночами на комбайне, хлеб убирает. Днюет и ночует в поле. Если не верите – сами приходите послушайте. – Наденька поглядела на Захарку. – Вот с Захаркой вместе, – добавила она.

– Если Захарка согласен, так и быть, переночуем в вашем доме. Всех чертей выгоним! – Шевчук подмигнул Захарке. – Как ты думаешь, Захар?

– Согласен, – кивнул Захарка.

Дал слово – держи. Вспомнил Шевчук о своём обещании только вечером, когда к нему забежал Захарка.

– Идём выгонять нечистую силу? – спросил он Юрия Николаевича.

– Да надо бы.

Шевчук взял электрический фонарь, и они вышли на улицу. Было уже темно, только на западе полоской светился след ушедшего дня.

Если при разговоре с Наденькой Шевчук не придал особого значения странному стуку, то теперь задумался. Что за фантастический стук раздаётся в её доме по ночам? Он много раз слышал о разных проделках строителей и печников, которые шутки ради или со злым умыслом устраивали какие-нибудь каверзы. Например, если где-то под полом поместить пустую бутылку, то она при ветре начинает гудеть, свистеть, грохотать, как морской прибой. А если на чердаке, допустим, привязать на верёвке обрубок дерева, то очень даже может получиться равномерное постукивание: тук-тук, тук-тук. Но кому это надо?

Наденька, конечно, обрадовалась их приходу. Предложила чаю с печеньем, а потом постелила постель.

– Вот ложитесь на диван и ждите. Как начнёт стучать, тогда уж и причину ищите, – сказала она.

– А раньше, когда Виктор дома ночевал, стучало? – поинтересовался Шевчук.

– Не слыхали. Ничего подобного не было.

Не раздеваясь, они с Захаркой устроились на диване. Наденька потушила свет и тоже легла в своей комнате. На улице и в доме было тихо. Шевчуку казалось, – ничто не может нарушить эту спокойную тишину. Взошла луна, круглая и такая светлая, что в комнате, пожалуй, при желании можно было читать книгу. Они долго не спали. Потом под боком у Юрия Николаевича засопел Захарка. Наконец он тоже задремал. И вдруг толчок в плечо.

– Слышите? – раздался испуганный шёпот Наденьки.

– Что? – спросонья Шевчук ничего не мог понять.

– Слышите?!

Тук-тук! – раздалось где-то слева. Да так ясно и громко, что проснулся и Захарка.

Все замерли. Лежали тихо-тихо. И снова – тук-тук. Будто кто-то палкой о стену колотил.

Шевчук схватил фонарь и выбежал в сени. Следом за ним выскочил и Захарка. Вместе они внимательно осмотрели чердак, погреб, веранду – никого. Прекратился и стук. Только легли, снова – тук-тук!

– Что за наваждение! – рассердился Шевчук, схватил фонарь и выбежал на улицу. – Не покойники же, в самом деле, шутки шутят.

На улице было светло, огромная луна повисла высоко над тёмным лесом. Обошли с Захаркой вокруг дома, осмотрели всё: никого нет. Остановились на углу веранды. Захарка поёживался от ночной прохлады.

– Но кто-то же стучал, – сказал Шевчук, осматривая длинную доску. Она лежала на бревне нижнего венца рубленой веранды. Все концы брёвен Виктор аккуратно спилил, а нижние два для чего-то оставил. Видимо, хотел сделать лавочку. Бревно лежало на фундаменте и торчало из угла.

– Это мы с Дюшей качели сделали, – сказал Захарка. – Он на один край доски садится, а я на другой. Хорошо получается.

Теперь один конец доски упирался в землю, а другой поднимался над землёй почти на метр. Стоило Шевчуку чуть – чуть толкнуть поднятый конец, как он опустился вниз, ударился о землю, и раздалось – тук-тук. Потом доска снова приняла первоначальное положение.

– Ты понял? – спросил Захарку Шевчук. – Вот, оказывается, где «нечистая сила» сидит. – Он снова толкнул конец доски и опять – тук-тук.

– Но кто же качается на наших качелях? – недоумевал Захарка.

– А давай выясним. Посидим и посмотрим.

Они затаились за поленницей и стали наблюдать. Луна по-прежнему заливала светом двор, поблескивала на оконных стёклах. Тихо вокруг, ни единого звука. Только где-то у магазина лаяла собака.

– Мужчины, где вы? – вдруг послышался голос Наденьки. Она вышла на крыльцо и оглядывалась. – Мне одной боязно.

– Здесь мы. Иди к нам, – шёпотом позвал её Захарка.

Наденька тихо подошла и устроилась возле Захарки.

– Не дыши. Сиди спокойно, – приказал ей Захарка.

Сидят, ждут. Доска лежит на бревне и никто к ней не подходит. «Возможно, ветром её качает», – подумал Шевчук. Но сейчас даже слабого ветерка не было.

– Смотрите, – толкнул вдруг Захарка Шевчука, – хорьки.

– По-моему, горностаи.

– Молодые, детеныши с матерью, – зашептала Наденька.

– Тихо, – толкнул и её Захарка.

Их было пять штук. Они выскочили из кустов бурьяна и прямиком к доске. Вскочили на неё и побежали по наклонной вверх. Доска вдруг пошла вниз. Но не успела она удариться о землю, как зверьки соскочили и, будто наперегонки, помчались снова к наклонённому концу: тук-тук. И снова – тук-тук.

– Ишь, качели устроили. Им игра, а я чуть из дома не ушла, – сказала Наденька, поднимаясь.

– Посидим ещё, посмотрим, – попросил Захарка. Ему хотелось понаблюдать за игрой горностаев.

– Дети, им и хочется поиграть. Где-то, видно, живут недалеко. А к вам прибегают покачаться на качелях, – сказал Шевчук.

Зверьков уже не было. Доска по-прежнему спокойно лежала на бревне, один конец её упирался в землю, а другой торчал вверх.

– Идёмте спать, – сказала Наденька и сбросила доску на землю. – Сегодня хоть высплюсь спокойно.

День невезения

Так назвал этот день Захарка. День хоть и был воскресный, но оказался серым и тусклым. Налетал холодный ветер, иногда срывался мелкий противный дождь. А по небу метались тяжёлые тёмные тучи. Одним словом, стоял скучный осенний день.

С утра Шевчук клеймил деревья на дрова, а теперь они вдвоём возвращались на телеге домой. Весь день Захарка ходил следом за Юрием Николаевичем, помогал ему искать самые старые и корявые деревья. Шевчук подходил к дереву, стёсывал щепу и ставил свою печать «ПР».

Остановились на берегу реки: решили до темноты порыбачить. Груню стреножили, отпустили пастись, а сами пошли к воде. Забросили удочки, но клёв был слабый. Клюнет один окунь – и опять ничего. Тогда-то и сказал Захарка, тяжело вздохнув:

– День невезения.

– Не горюй, Захар, – успокоил его Юрий Николаевич. – После невезения и удача будет.

Но удачи не было. Посидев на одном месте, они брали удочки и шагов через тридцать забрасывали их снова. Только рыба всё равно не хотела ловиться.

И вот, переходя на новое место, Захарка увидел его. В зарослях камыша, которые мыском вдавались в речку, на куче мусора он заметил зверя.

– Смотри, тут какой-то мёртвый зверь лежит! – крикнул он Шевчуку.

Юрий Николаевич подошёл к Захарке и тоже увидел зверя. Тот лежал неподвижно, свернувшись клубком и прикрыв голову хвостом.

– Это корсак – небольшая степная лисица, – сказал Шевчук, – Они обычно живут в казахских степях, но часто забегают и в Сибирь. – Шевчук нагнулся, чтобы оттащить зверя в сторону, как вдруг тот оскалил зубы и заворчал.

– Живой? – обрадовался Захарка. – Чудеса в решете!

– Видно, охотники подстрелили, а найти не смогли. – На боку корсака виднелись зализанные раны. – Совсем плох зверь.

– Бедненький корсакушко! – Захарка нагнулся и погладил пушистый хвост. – Как же ты сюда забрался?

– Поближе к воде пришёл. Жажда его, видно, мучит, – сказал Шевчук и внимательно осмотрел корсака. – Ещё молодой, но смотри, летняя шерсть вся вылиняла.

– Голодный, наверное. – Захарка сбегал к ведру и принёс небольшого окунька. – На, съешь, потом я тебе водички принесу.

Зверь тут же съел окуня и уставился голодными глазами на Захарку. Бока его вздрагивали, а глаза по-прежнему смотрели внимательно и настороженно.

– Ещё хочешь? – Захарка притащил ещё двух окуней, и корсак тут же проглотил рыбу. Пришлось скормить ему с полдюжины рыбин. И хотя зверь всё ещё смотрел на мальчишку жадными глазами, Шевчук запретил дальше кормить его.

– Хватит. Может, он здесь давно лежит голодный, сразу много кормить нельзя.

– Я ему водички принесу. – Захарка быстро освободил из-под червей банку, ополоснул её в реке и принёс воды.

Корсак жадно лакал воду, а они стояли и наблюдали за ним. Зверя, видно, давно мучила жажда.

– Бедненькая лисичка, – говорил Захарка. – Пить захотела? Ну, пей, пей, я ещё принесу.

Между тем наступали сумерки. До деревни было километров пять, и Шевчук заторопился. Да и мокрый снежок вдруг повалил так густо, что залеплял глаза.

Надо было как-то решить судьбу раненого корсака.

– Возьмём его с собой? – спросил Захарка у Юрия Николаевича. – Дома его вылечим, и будет он жить у меня.

– На воле корсак поправится быстрее. – Шевчук не хотел мучить больного зверька. Да и жизнь дикого зверя в неволе сложна. Поэтому он решительно возразил Захарке: – Корсак отлично закусил, напился воды, значит, дело идёт на поправку. А завтра мы снова сюда приедем, покормим и полечим раны. Идёт?

На берегу было большое пшеничное поле. Хлеб давно убрали, но копны соломы всё ещё оставались на полосе. Захарка сбегал и принёс охапку.

– Чтобы ему было теплей, – сказал он и прикрыл соломой корсака.

– Правильно, – одобрил Шевчук поступок Захарки. – Никто его под соломой и не заметит.

Они принесли ещё по охапке соломы, закрыли корсака всего, оставив только небольшое отверстие, чтобы зверю легче дышалось.

– Поправляйся, дружок. Мы завтра к тебе ещё приедем, – говорил Захарка.

Домой они вернулись уже потемну. Всю дорогу Захарка только и говорил о корсаке. Он выспрашивал у друга, чем можно кормить зверя, чем смазать раны, чтобы быстрее зажили. А утром чуть свет прибежал к Шевчуку с продуктами.

– Это я ему еды захватил и сорвал три листа алоэ, – объяснил он.

– Наверное, всю ночь не спал?

– Как ты угадал? – удивился Захарка. – Во сне даже видел. Хороший сон, будто корсак стал моим другом и везде бегает со мной, лает по-собачьи и слушает меня, – рассказывал Захарка.

Не доезжая до берега, Захарка соскочил с телеги и бросился напрямик к копне соломы. Корсак лежал на прежнем месте. Захарка отвалил солому и погладил зверя по спине. Корсак вначале заворчал, но скоро успокоился. Глаза его заметно повеселели. Он даже пытался встать на ноги, но не смог. Лежал и доверчиво смотрел на людей.

– Вот я тебе хлеба привёз и яйца варёные, – говорил Захарка, выкладывая из сумки продукты. Корсак ел охотно, но не жадно. Воды пил много. Шевчук с Захаркой осмотрели раны, присыпали их стрептоцидом и смазали соком алоэ. Когда уезжали, снова привалили соломой.

Ещё три раза они приезжали к корсаку. Ловили рыбу и скармливали её зверю. Рыбу корсак особенно любил. Он заметно поправлялся, но был ещё слаб. А когда на восьмой день, в воскресенье, они приехали снова, зверя в соломе не оказалось.

– Ушёл в лес, – сказал Шевчук. – Поправился и ушёл.

– А может, его охотники нашли, – Захарка чуть не плакал. – Надо было его в деревню увезти.

– Мы же его спрятали, – успокоил мальчишку Шевчук. Но и сам Юрий Николаевич не был уверен, что корсак ушёл. Конечно, его могли найти охотники, случайные рыбаки или собаки.

Проехав с километр к деревне, они спустились к воде и забросили удочки.

– Взял бы и пришёл, – вздыхал Захарка. – Я бы ему рыбки дал, хлеба.

Но корсак не появлялся.

Стоял удивительный тёплый день, один из дней бабьего лета. Шевчук с Захаркой рыбачили почти до заката солнца, а когда стали запрягать лошадь, Захарка вдруг увидел корсака. Откуда он появился, они не видели. Наверное, пришёл из прибрежных кустов. Корсак сидел на задних лапах в десяти шагах от телеги и внимательно следил за каждым их движением.

– Корсакушко, дружок, здравствуй! Откуда ты взялся? – обрадовался Захарка. – Живой? – бросился он к зверю.

Тот попятился, но не ушёл. Захарка вернулся, взял несколько рыбёшек и кусок хлеба.

– Ешь, ешь! Не бойся. Мы тебя в обиду никому не дадим, – суетился Захарка, подсовывая корсаку то рыбу, то хлеб.

Ещё несколько раз, проезжая возле речки, они встречали корсака. Осторожно он выходил к ним из леса или из зарослей бурьяна. Корсак полностью выздоровел, окреп, но, видимо, помнил и ждал их. Помнили и они его. У Захарки всегда были про запас лакомые косточки или рыба.

– Здравствуй, корсакушко! – приветствовал его Захарка, оставляя ему сверток с угощением, и вспоминал тот невезучий день, когда они впервые встретили раненого зверя.

Жизнь всему научит

Это тоже произошло далеко от деревни, на речке.

Шевчук с Захаркой в тот день объездили много лесных дорог и троп. Их старая Груня так устала, что еле-еле семенила ногами.

День клонился к вечеру, и они распрягли лошадь – пусть отдохнёт и попасётся. Решили посидеть на берегу, порыбачить. Место нашли самое подходящее. В речку впадал ручей, широкий, с крутыми берегами. Весной ручей бывает бурный, многоводный, а теперь, заболоченный, заросший камышом и травой, течёт спокойно. В реке, при впадении в неё ручьёв, всегда водятся и полосатые краснопёрые окуни, и хитрые ленивые язи, и даже прожорливые и быстрые судаки.

Вот у этого ручья они и остановились. Сзади, вдоль реки, тянулось убранное пшеничное поле, а чуть в стороне стояли заболоченные колки с осиной и берёзой, с болотными кочками и с кустами смородины и шиповника. Совсем отдалённое и глухое место.

Размотали удочки, забросили и стали ждать клёва.

Первым поймал краснопёрого горбача Захарка. Потом клюнуло у Шевчука – тут «и пошло и поехало». Видно, подошла большая окунёвая стая, и рыбаки едва успевали насаживать на крючки червей и вытаскивать полосатых хищников. Скоро садок был почти полон, но и рыба стала клевать реже.

Неожиданно где-то слева в лесу раздался выстрел, потом второй. Захарка вопросительно посмотрел на Шевчука.

– Осень. Охота разрешена, вот и гоняют охотники зайцев, – сказал Юрий Николаевич.

Захарка прислушался. Сначала далеко, а потом приближаясь, раздался собачий лай. Собака гнала зайца. Голос её то усиливался, то умолкал, потом слышалось нетерпеливое повизгивание.

Вообще-то в Трошине охотничьих собак не было, только беспородные дворняжки. Но недавно из города зоотехник Семёнов привёз собаку. Эта была крупная чёрно – пёстрая сибирская лайка. Видно, он и промышлял с ней зайцев.

Собачий лай стал стремительно приближаться к рыбакам. А потом сбоку, в ручье, вдруг сильно булькнуло, будто с берега кто-то камень бросил. Рыбаки разом оглянулись и увидели, как из густой травы выпрыгнул на другой берег ручья весь мокрый и почти серый заяц-беляк. Он на миг остановился, стряхнул с себя воду и не спеша поскакал в ближние заросли тальника.

Шевчук с Захаркой ещё не пришли в себя, как послышалось сиплое дыхание и на берег выскочила Кукла – собака зоотехника. Лайка остановилась у ручья и засуетилась растерянно.

– Потеряла? – засмеялся Захарка. – Зайчик тю-тю, убежал.

Кукла на голос Захарки виновато вильнула хвостом и гавкнула.

– Ищи, ищи, – подбодрил её Захарка.

Собака забралась в ручей, шныряла там в зарослях травы, булькала, но скоро выбралась на берег.

– Проворонила? – спросил лайку Захарка.

На берегу появился и Семёнов. В руках он держал двуствольное ружьё, на поясе был патронташ с патронами. Семёнов поздоровался с рыбаками и спросил:

– Ну, как? Ловится?

Они ещё не успели ответить, как зоотехник увидел свою собаку.

– Опять ушёл? – спросил он Куклу.

Кукла, виновато виляя хвостом, подошла к хозяину. Зоотехник погладил её и сел на берегу.

– Знаете, вот уже третий раз на этом самом месте уходит от меня косой, – стал рассказывать он рыбакам. – Только сегодня два раза стрелял в него. А он как заколдованный. До этого ручья дойдёт – и будто в воду ныряет.

Шевчук заметил, что Захарка подаёт ему какие-то знаки. То головой повертит из стороны в сторону, то состроит странную рожицу. Наконец он понял, что Захарка просит его не говорить о зайце. Потом Захарка подошёл к собаке, погладил её и дал ей небольшого окунька.

– Хорошая собачка, хорошая, – приговаривал он.

– Хорошая, а лопоухий дурит её почём зря, – сказал зоотехник. – И главное, из-под выстрела уходит. Будто дробь его не берёт.

– Мудрый, выходит, заяц, – сказал Шевчук, – Издалека стреляете?

– Да разве он близко подпустит? На сто шагов к нему не подойдёшь.

– Зачем же палите в белый свет, как в копейку? – спросил Шевчук.

– А вдруг зацеплю. Третий раз гоняю, а он уходит. Может, короткохвостый через ручей на ту сторону переплывает? – недоумевал зоотехник.

Недели две назад Захарка переходил ручей по бревну. И опять Шевчук заметил взгляд Захарки. Он снова умолял его не говорить Семёнову про бревно. Длинное и толстое, оно лежало поперёк ручья в траве и грязи в пяти шагах от рыбаков. Про бревно мало кто знал.

– Плохой вы охотник, – вдруг сказал зоотехнику Юрий Николаевич. – «Вдруг зацеплю». А если раните, будет болеть зверь, погибнет? Об этом не думаете? Дичи в лесу совсем мало осталось, а вы пуляете.

– Мораль будете читать? – вспылил зоотехник. Он встал и молча направился в сторону деревни. Кукла постояла, поглядела на рыбаков и побежала за хозяином.

– Даже не попрощался, – сказал Захарка, когда Семёнов ушёл. – Хорошо ты его поддел.

– Таких учить надо, – сказал Шевчук. – Не понравились мои замечания! В следующий раз и ружьё заберём.

– А вдруг заяц сидит ещё за тем кустом? – спросил Захарка Шевчука и направился к бревну.

– Не ходи зря. Чтобы в пятнадцати шагах от людей, от собаки остался? Надо, знаешь, каким зверем быть? Львом или тигром. А это заяц, простой заяц-беляк. Недаром же люди трусливых зайцами зовут.

Но Захарка не послушался Шевчука. Он осторожно и тихо перебрался через ручей.

– Вернись! – крикнул ему Шевчук и вдруг увидел, как из куста выскочил огромный заяц. Он легко и быстро пересёк открытое место и скрылся в лесу.

– А ты говорил! – Захарка, довольный, вернулся обратно. – Я сразу догадался, что он в кустах прячется. Сидит, слушает зоотехника и радуется, что перехитрил и его, и Куклу. А может, даже посмеялся над ним. Бывает такое?

Шевчук с Захаркой спорить не стал, сказал только:

– Всякое бывает, так что радоваться зайцу нечего. А беляк действительно смелый попался. Хотя жизнь всему научит.

– А этого чему научила?

– Хитрости и смелости. Зоотехник три раза его гонял, вот заяц и стал мудрым.

Осенний день короток. Солнце уже завалилось за дальний лес, серые сумерки поползли по кустам и ложбинам. Они запрягли Груню и отправились в деревню. Добрались до дома уже потемну. Разговоров и воспоминаний хватило на всю дорогу. Особенно радовался Захарка, что заяц спасся. Мудрый и смелый попался косой.

Плакунчики

Зима настала суровая. Морозы стояли трескучие. Захарка сидел дома.

Скучно одному. В комнате тепло, светло, а на улице почему-то холодище. Ну, что за жизнь такая? Ни ты ни к кому, ни к тебе никто. Когда эти морозы кончатся?

– Что ты всё нудишься, ходишь из угла в угол, – сказала Захарке бабушка. – Поиграл бы с котом или сказки почитал.

– Я только на полчасика, три раза с горки скачусь – и домой. Пусти на улицу! – пристал он к бабушке.

– Хочешь обморозиться? Все школьники сидят дома, а тебе на полчасика. Вон и радио передаёт: мороз сорок пять градусов.

– Не все школьники сидят дома, а только до пятого класса, – поправил внук бабушку.

– Смотри-ка, пятиклассник нашёлся. Сначала второй закончи.

Как ни упрашивал Захарка бабушку, уговорить не мог. А дедушка Прохор сидел и помалкивал.

– Не вздыхай, не пущу, – непреклонно сказала бабушка.

Дедушка ушёл поить корову. А когда вернулся, снимая шубу, вдруг сказал Захарке:

– Ну, паря, сидишь дома и не знаешь, что к нам во двор прилетела огромная стая плакунчиков.

– Каких плакунчиков? – Захарка подскочил к деду, обхватил его руками, но тут же и отпустил. Дедушкина шуба была такая холодная, что у Захарки сразу замёрзли руки.

– Красивые плакунчики. – Дедушка снял шерстяной шарф, вытер им глаза и лицо. Лицо у него от тепла стало мокрое, будто только что умылся. – Так и порхают по штакетнику, попискивают. Да такие нарядные!

Захарка быстро надел валенки, пальто и шапку: собрался посмотреть плакунчиков. Хотел уже бежать, но остановился и вопросительно взглянул на бабушку.

– Не ходи, Захарка, – сказала она. – Смеётся дед. А тебе, старый, пора бы уже остепениться. Выдумывает, ребёнка совращает. Он мне и так покою не даёт.

– Чего это я совращаю? Сходи сама посмотри. Такие нарядные, красивые. Так и порхают, так и порхают. Дате я, на что старый да закалённый, а и то поймал, – Дед сел на табурет и начал тереть руки.

– Покати, дедуля! – пристал к нему Захарка.

– Отпустил я их. Они тепла боятся, не хотят в тепло идти.

– Не ходи, Захарка, – снова сказала бабушка. – Выдумывает всё дед.

– Пусть сбегает, посмотрит. Мотет, хоть одного поймает, – хитровато подмигнул Захарке дед. – Сбегай!

Захарка не стал ждать, пока бабушка остановит его, выскочил на улицу. Стал на крыльце, озирается, но ни одного плакунчика не увидел. «Улетели», – чуть не заплакал с досады.

На улице было пустынно и холодно. Густой туман окутал избы и деревья. Провода, ветки берёз, штакетник – всё покрылось толстым слоем инея. Солнце, большое и еле заметное, висело низко, и Захарке показалось, что оно лежит на крыше сарая.

«Куда они могли улететь?» Захарка соскочил с крыльца, обошёл двор, заглянул в огород – нет плакунчиков. Залез по сугробу на крышу сарая, снова всё осмотрел, но плакунчиков не увидел.

«Хоть бы одного найти!» Он прыгнул с крыши и увяз в сугробе. Снег сыпучий, будто песок сахарный, но такой холоднющий, что у Захарки в один миг руки окоченели, будто иголками кто стал колоть. Дохнул слабый ветерок – нос и щёки враз одеревенели. Пока он выбрался из сугроба, их защипало так больно, что Захарка прикрыл лицо руками.

«Ух, холодище», – припустил Захарка домой. Вскочил в избу, трёт руками щёки, покрякивает, но молчит. Только искоса поглядывает на деда.

– Ну что, поймал плакунчика? – улыбается дед.

– Ни одного, – покачал головой Захарка.

– Ну, а хоть видел?

– Помолчи, старый, не видишь, что малец, бедный, чуть не плачет. Давай, Захарка, я тебе руки и щёки гусиным жиром смажу, – обняла внука бабушка.

– А ты не балуй парня, – сказал дедушка, а потом снова спросил Захарку: – Так что молчишь? Видел плакунчиков?

– Нее-ет ни-ка-а-ких плакунчи-иков! – Захарка протянул бабушке руки: – Смажь быстрее жиром.

Вечером, когда мама пришла с работы, Захарка тихо спросил у неё:

– Мама, а какие такие плакунчики?

Мама, обнимая сына, улыбнулась и сказала:

– Когда человек плачет, про него говорят, что он поймал плакунчика. А ты что, плакал?

– Почти нет. Дедушка посылал меня во двор ловить плакунчиков. Но я не поймал ни одного, – сказал Захарка.

Ещё пять дней стояли лютые морозы. Захарка сидел дома, играл с котом Вавилой, читал сказки, но на улицу больше не просился.