Текст книги "Как три мушкетëра"

Автор книги: Александр Бушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

А потому в рамках легенды Мазур ближе к вечеру отправлялся с Алиной к ней домой (между своими можно признать – без малейшего насилия над собственной личностью). Это была еще не комедия. Комедия заключалась в том, что ту же легенду приходилось поддерживать и Лымарю с Ольгой – а потому и они, что ни вечер, исчезали из домика тети Фаи. Чтобы провести скучную ночь на какой-то явочной квартире дяди Гоши – («между нами был кинжал»). Впрочем, прекрасно зная Генку Лымаря, Мазур подозревал, что Добрый Доктор Заболит (каковое прозвище он носил в определенных кругах), к бабке не ходи, непременно попытается сделать отношения менее платоническими – но вышло ли что-нибудь из этого, определить решительно не мог. Лымаря-то он знал, как облупленного, а вот Ольга оставалась для его вещью в себе – не из того питомника девочка, чтобы расстегивать душу хотя бы на одну верхнюю пуговицу...

Поначалу, когда эти «походы амазонок» только начались, Лаврик чуточку воспрянул душой – ему, как и остальным, показалось, что тут-то и начнется задуманная неведомым Умником работа по психологической обработке Веры в нужную сторону. Однако Ольга, вернувшись, всякий раз докладывала, что абсолютно никаких признаков этого не наблюдается: обычная женская болтовня за все на свете, винцо в умеренных количествах, танцы с теми, кто был этого достоин, поскольку держался вполне вежливо – и решительное отсечение попыток углубить знакомство. Ни малейшей зацепки. Ничего, что походило бы на психологическую обработку, вообще на повышенный интерес двух подружек к Вере, выхоливший бы за рамки обычного курортного знакомства.

У Мазура создалось впечатление, что Лаврик тихонечко сатанеет – как раз из-за того, что ничего не происходит. Правда, вчера все же произошло нечто нестандартное. Алина объявила, что рыбаки с папиного рыбзавода привезли ей здоровенный кусок луфаря, килограмма на три, так что есть предложение не шляться по кабакам, а поехать к ней домой, вкусно рыбку приготовить и съесть под хорошее местное вино.

Идея была единогласно признана крайне удачной – Ольга луфаря вообще ни разу в жизни не видела и не пробовала. Поехали к Алине, и все прошло, как намечалось – рыбку запекли с гарниром и помаленьку истребили всю до крошечки под местное виноградное. После чего вернулись в домик тети Фаи.

И все бы ничего, но был один маленький и непонятный нюанс: Алина их привела не в свою квартиру, а в Жоркину, ту самую, служившую ему не жильем, а явкой, расположенную на одной площадке с ее собственной. Ольга ее описала в точности: мебель, бар, диван, три больших фотографии в стиле ню на стене, в том числе Алинина, Лаврик, казалось, вот-вот на стену полезет от невозможности догадаться, зачем все это было затеяно. Пока они там были, никто не приходил, никаких подозрительных разговоров не велось, ну разве что, когда Ольга заинтересовалась фотографиями, ей рассказали, что в городе живет великолепный фотограф, скорее, художник, бравший призы на международных выставках. Но разговор был недолгий и, в общем, ничего подозрительного опять-таки не таил: она спросила, ей объяснили. Ольга пожимала плечами:

– Пожалуй, это и правда искусство. Ни капли пошлости.

– Снялась бы так? – поинтересовался Лымарь.

Она вздернула носик:

– Смотря для кого...

Вот и понимай, как знаешь. На том дело и кончилось. Обсуждения этого случая Лаврик устраивать не стал: честно признался, что представления не имеет, каким должно быть обсуждение и что тут вообще обсуждать.

Ну, а сегодня после полудня теплая компания опять отправилась в «поход амазонок». Мазур остался «на хозяйстве» один – Лаврик с Лымарем отправились по каким-то второстепенным делам, но кому-то, как решили, следовало приглядывать за оставшимся дома Вадимом.

Ну, никакого особого пригляда тут не требовалось – Вадим принес от тети Фаи две бутыли вина и принялся у себя в домике крутить Высоцкого. «С чего это он вдруг взялся тихушничать? – подумал Мазур. – Раньше обязательно зашел бы ко мне или к ребятам, если меня не было бы. Как-то повелось за это время – пить всегда сообща». Но ломать голову над этим не стал – опять-таки не представлял, как это его уместить в общую картину. Мало ли по каким причинам мужик вдруг захотел выпить с зеркалом. Он и в Питере знал парочку людей не алкоголиков и не тихушников – которые иногда устраивались с бутылочкой послушать любимую музыку в полном одиночестве.

У калитки послышался негромкий свист. Выглянув в окно, Мазур там увидел пацана лет двенадцати, несомненно, местного: в одних линялых трусах, босого, загорелого до черноты. Завидев в окне Мазура, пацан сделал ему какой-то таинственный жест. Вадим из домика так и не показался, а потому Мазур, не раздумывая, выпел во двор и вразвалочку подошел к калитке.

Оглядев его, мальчишка с видом заговорщика негромко спросил:

– Кирилл вы будете? Очки, борода...

– Я буду, чадушко, – сказал Мазур.

Отрок еще больше понизил голос:

– Там, за углом, – он показал, за которым. – Вас тетенька ждет. В зеленом «Москвиче». Сказала, вы ее знаете. Побыстрее просила.

Он посмотрел на Мазура словно бы с некоторой насмешкой, хмыкнул, фыркнул, повернулся и пошел прочь. Оглянулся, усмехнулся еще шире и пошел быстрее.

Ну да, подумал Мазур. Тот благословенный возраст, когда девочки пока что не интересуют, а «тетеньке в машине» может оказаться совсем немного лет, но для этого шкета она именно что «тетенька в машине». Вроде не было у него знакомых женского пола в зеленых «Москвичах». Да и вообще в машинах. По крайней мере, здесь.

Колебался он недолго. Что-то это да означает, а значит, надо идти. Ситуация нестандартная, черт... Ну, вряд ли с Вадимом за время его отсутствия что-нибудь случится – в конце концов, этого никто и не предполагает всерьез, их с Верой они решили держать на глазах, откровенно говоря, исключительно ради того, чтобы делать хоть что-то...

Он все же написал Лаврику короткую записку и оставил на столе придавив пепельницей. Предосторожности ради написал по-английски – вряд ли тетя Фая, даже учитывая ее бурное прошлое, этим наречием владеет. Надел сандалии и пошел со двора.

За углом, на неширокой пыльной улочке, не мощеной отроду, и в самом деле обнаружился зеленый «четыреста двенадцатый», надраенный до блеска – к его некоторому удивлению, с Алиной за рулем. Никогда от нее не слышал, что она водит машину.

– Ну что ты вытаращился? – улыбнулась Алина. – Сались давай. У нас времени мало, Жорка на доклад вызывает.

– Да мне, собственно, и докладывать нечего, – пожал он плечами.

– Зато у меня есть, – нетерпеливо сказала Алина. – Ну, садись. Жорка сказал, чтобы и ты приехал.

Он сел. Алина уже привычно чмокнула его в щеку, и Мазур почувствовал винный запашок. Алина включила зажигание и довольно умело тронула машину с места.

– Папина? – спросил он.

– Ага. Только он на ней почти и не ездит, у него разъездной «газик». Вот мне и отдал. Я-то за рулем посидеть люблю. Только она две недели у механиков стояла. Какую-то жутко дефицитную запчасть искали.

– А как насчет вождения в пьяном виде?

– Кирюш, ты что, гаишник? Я сегодня мало пила, все выветрилось.

– А запашок-то остался.

– Да кто меня нюхать будет... У нас полтора гаишника на город. Да и с теми, если что, договориться можно... Я что, плохо еду?

– Да нет, нормально, – сказал Мазур.

Нужно было признать, что машину она вела действительно неплохо.

– Ну и вот. Так что не хлюзди, доедем. Обещал баклан ставриде, что доставит в лучшем виде...

– Ты на что это намекаешь?

– Да ни на что я не намекаю, просто поговорка такая есть...

– А остальные амазонки где? – спросил Мазур.

– На набережную пошли, проветриться. Они чуток побольше приняли. Пусть морским ветерком продует. – Она легко обошла дряхлый «Запорожец», тащившийся так, что любой постарался бы его обогнать, Мазур в том числе. – Хрен старый, ползет куда-то... А грамотно я его?

– Грамотно, – сказал Мазур. – Ничуть не подрезавши.

– Я ж говорю, люблю водить, папин шофер учил, – она досадливо поморщилась. – Одно терпеть ненавижу – эту фиговину дергать то и дело. – Она похлопала ладонью по набалдашнику ручки передач с моднячим наконечником, плексигласовым с разноцветными узорами внутри. – То ли дело – автоматическая коробка. У нас тут один мэн пригнал подержанного француза, дал прокатиться. Прелесть! Сцепления нет, две педали – газ-тормоз. Как на звездолете. Или на Западе. Там, все говорят, таких много. Вот ты на Западе был. Как?

– Ну, вообще навалом, – сказал Мазур.

– Вот... На Запад бы... Насовсем.

– Так езжай, – сказал Мазур.

– Интересно, это как?

– Да дело, в принципе, простое, – сказал Мазур подначки ради. – Достаешь себе путевку на заграничное плаванье – уж папа-то не раздобудет... А в Стамбуле или там в Пирее идешь в полицию и просишь политического убежища. Они дадут.

– Догонят и еще дадут, – передразнила она. – А что мне делать в твоем Стамбуле или Пирее? Вот ты, сам говорил, два месяца был в рейсе. И стран посетил целую кучу. Чего же не остался? Такой патриот Советской Родины?

– Как тебе сказать... Понимаешь, на Западе живут красиво... те, у кого деньги есть. А специальность у меня не такая, чтобы на Западе с руками оторвали.

– Вот именно, – сказала Алина рассудительно. – А уж я, библиотекарша по русской литературе, вообще буду нарасхват... А денег у меня нет; капиталов не скопила. Одно останется – в проститутки идти в том же Стамбуле...

Мазур покосился на нее не без уважения – глупенькая по первым впечатлениям девчонка оказалась поумнее и житейски рассудительнее иных матерущих диссидентов, годившихся ей в отцы, а то и в деды.

Эта публика как раз полагала, что им на Западе полны карманы набьют радужными бумажками за сам факт диссидентства. Или напечатают заоблачными тиражами их убогое творчество. Была у него знакомая на четвертом курсе, путавшаяся с этой компанией, давала парочку «гениальных романов» подпольного сочинения – боже мой, какая была бредятина... Девочка, кстати, оказалась умная и от этой компании в конце концов отошла раз и навсегда, сейчас кандидатскую пишет.

– Ну вот, – сказала Алина. – У папы есть знакомый, очень умный мужик, юморной. Плодоовощной базой заведует. Они как-то раз под коньячок именно об этом самом говорили. Говорил он примерно так: здесь я маг и волшебник, старик Хоттабыч, хоть и без бороды. Из килограмма гнилых помидоров и пары ломаных ящиков мешок бананов сделаю, а бананы продам за хорошие деньги. И так далее. А вот там все мое волшебство пропадет нафиг, потому что они там бизнес ведут по другим законам. И если что, прогорю, как швед под Полтавой. И рассказал про одного такого деятеля. Слинял на Запад и как-то так сумел все накопление вывезти, в бриллиантах, что ли, не помню... Заведовал большущим универмагом, в Ставрополье где-то. Ну, и там открыл магазин – решил, что уж с его-то умением... А оказалось, ни черта там это умение не стоит. Вроде бы, слухи доходили, успел вовремя сообразить, что к чему, и остановиться, так что на скромную жизнь осталось – но то ж на скромную, а здесь жил, как падишах. – Она чуть помрачнела. – Правда, он еще сказал: везде есть скверные стороны, а уж у нас-то...

И замолчала. Мазур прекрасно понял, о чем идет речь: ежели «в особо крупных размерах», то коридоры кончаются стенкой. Чисто по-человечески интересно: ее папаша уже заработал себе такой унылый коридорчик, или пока что нет? Правда, у его скромного бизнеса есть своя специфика, обеспечивающая некоторую безопасность по сравнению с другими, но не всегда, говорил дядя Гоша, и она спасает...

– Что там Жоре опять от нас надо, не знаешь? – спросил он. – И сразу от обоих?

Алина бросила на него какой-то хитроватенький взгляд:

– Что еще надо будет, не знаю, а то, что я уже провернула, грозит исключительно премией. Будь уверен, вытрясу. Не тот случай, чтобы жмотиться...

И замолчала с таинственным видом – разве что, не отвлекаясь особенно от дороги, время от времени бросала на Мазура лукавые взгляды. Он прекрасно помнил: во-первых, женщины вроде Алины секретов не умеют хранить слишком долго, во-вторых, частенько ведутся «на слабо». И сказал с наигранной долей насмешки:

– Да что ты там такого провернула, что мир перевернется...

Кажется, подействовало. Алина чуть оскорбилась. И выпалила:

– Ну, мир не перевернется, но успехи есть... – бросила на Мазура лукавый взгляд. – Кто б знал, что эта ваша Верочка – жуткая шлюха...

– А ты что, свечку держала? – усмехнулся Мазур.

– Неа. Только она сегодня в «Жемчужине» на втором этаже дала стране угля... Ты-то не знаешь, а там, на втором этаже, есть уютные комнаты, где можно приятно отдохнуть... Понял? Вот Верочка там сегодня и сыграла главную роль в хорошем таком группен-сексе... С Маринкой и Мишей.

Мазур, конечно, удивился такой новости – но гораздо больше удивился упоминанию о Маринке. Спросил:

– Маринка что, из этих...

– Ну как тебе сказать... Не то чтобы постоянно, она мужиков предпочитает, но время от времени не прочь и с девочкой пошалить. Она в Одессе училась, у них там на курсе была целая компашка таких, вот ее и затянули, – она пожала плечами. – Вот лично я в толк не возьму, что девки в этом находят, правда, Маринка как-то предложила, я и согласилась, чисто любопытства ради, только мне это очень быстро надоело. Я и сказала: хватит, Марин, завязываем, не мое это. А Верочка вот не отказалась.

Интересные дела, подумал Мазур. Кто бы мог предусмотреть такой поворот?

– А Миша – кто?

– Миша? Водитель у... – она замолчала, в глазах появился тот же испуг, что давеча у Жоры.

– Ну, у одного серьезного человека, – сказала наконец Алина. – Только в эти дела лучше не лезть, здоровья больше будет...

Жора кого-то боится, Алина кого-то боится, подумал Мазур. Быть может, это одна персона? Учитывая, что Жора и Алина работают в плотной связке, так и есть скорее всего. Было бы славно, окажись это загадочный Умник. Чтобы – «вышел немец из тумана...»

– Умный? – небрежно спросил он. – Что-то я такое слышал от Жоры...

– Умный... – сказала Алина то ли с завистью, то ли с восхищением. – Вот если бы прямо на него работать, а не через орангутанга Жорку! Чует моя душа, были бы совершенно не те деньги – а так, поди докажи, сколько Жорка себе отначивает из того, чем с нами расплачиваться должен. Ведь отначивает, женским чутьем чую...

– Ну так и законтачь с ним, – сказал Мазур небрежно. – Без посредников всегда денежнее работается...

– Ага... Без тебя не догадалась. С ним законтачить можно, только если он сам захочет. Правило у него такое. Ладно, давай о нем не будем, не та тема, неподходящая...

Она остановилась у подъезда собственного дома, выключила зажигание. Взяла с заднего сиденья сумочку побольше и пообъемистее той, которую обычно носила, кивнула Мазуру:

– Пошли. В Жоркину берлогу, он там ждет.

Дверь, такое впечатление, распахнулась, когда в воздухе еще таяла мелодичная трель звонка – словно Жора возле нее стоял, как часовой или по крайней мере, заслышав звонок, одним тигрячьим прыжком возле нее оказался. На лице грека-восьмушки огромными буквами было начертано яростное нетерпение. Он не выдержал:

– Ну?

– Баранки гну, – преспокойно ответила Алина, проходя мимо него, как мимо пустого места.

Уселась за низкий столик, закинула ногу на ногу и в таком виде словно отрешилась от всего сущего, стала наливать себе «Метаксу» в приличных размеров рюмку. Обронила небрежно:

– Вот за что я тебя уважаю, Жора, так это за то, что ты паленки не держишь...

Мазур, коли уж пошла такая пьянка, тоже приспел к столу и стал наливать себе. Жора, нависая над ними, уставясь на Алину жаждущим взглядом, прямо-таки рявкнул:

– Ну, чем дело кончилось?

Алина произнесла с той ласковой вкрадчивостью, за которой у женщин обычно кроется змеиное жало:

– Жорочка, ты давай полегче на оборотах. Терпеть не могу, когда на меня орут, да еще просто так, из врожденного хамства. В конце концов, я на кынжале, как принято у наших кавказских соседей, не клялась. И смертельное обязательство кровью не подписывала. Чисто партнерские отношения, если помнишь.

Мазур отметил, что она вмиг переменилась, и качественно. И в лице, и в голосе, и в фигуре появилась то ли некоторая надменность, то ли даже некоторое превосходство. О причинах догадаться было нетрудно.

И Жора, похоже, догадался – все же не законченный троглодит. Он сел за стол, налил и себе, улыбнулся чуть вымученно, сказал примирительно:

– Алинка, ну чего ты сразу... Я тут, знаешь, на каких нервах сижу, даже пить не тянет...

– Ключевое слово «сижу», – с явственно ощущавшимся холодком сказала Алина. – Ты сидел на нервах, а мы работали, как папа Карло. И, между прочим, добились великолепных результатов. Именно тех, что требовались сам знаешь кому...

– Алин, ну извини, я тут издергался... Почему не позвонила?

– Сюрпризы люблю, сам знаешь. И эффекты.

– Эффекты... – проворчал Жора. – А я тут по потолку скачу...

– Вот только не потому, что душа у тебя нежная, как цветок, – с ангельской улыбкой сказала Алина. – А потому, что в случае чего тебе попой отвечать. Ты ж столько орал, что после Главного ты – самый главный, а мы все должны перед тобой навытяжку стоять...

– Ну что ты такая злопамятная... – сказал Жора, пытаясь изобразить самую дружелюбную улыбку. – Все получилось?

– Да вот, представь себе, – сказала Алина. – Ты передал инструкции – и ушел по потолку бегать. А мне пришлось головой поработать не хуже, чем Штирлицу... И если ты сейчас скажешь, что мне премии не полагается...

– Да полагается, полагается, мамой клянусь! А греки мамой по пустякам не клянутся! – он жадно осушил свою рюмку. – Алин, хватит собачиться, что за детство... Рассказывай, – он чуть наморщил лоб и старательно выговорил: – Подробно, но опуская ненужные детали и вовсе уж мелкие подробности...

У Мазура в который раз осталось впечатление, что Жора повторяет в точности чужие слова. Слова Умника.

– Ну ладно, – сказала Алина.

– Может, покажешь сначала?

– Показывать буду по мере рассказа. Как иллюстрации, – непреклонно отрезала Алина.

Жора ни словечком не протестовал. Красиво она все же его нагнула, оценил Мазур. Ну что ж, наверняка у нее полны рукава каких-то неведомых козырей... И не настолько Жора туп, чтобы этого не понимать.

Он допил то, что оставалось в рюмке, закусил маленьким бутербродом с морским гребешком на

пластмассовой шпажке. Судя по всему, против его присутствия здесь Жора ничего не имел – коли уж до сих пор ни намеком, ни открытым текстом не пригласил выметаться. А потому он уселся поудобнее и достал турецкие сигареты – в магазинах, ларьках и киосках ими не торговали, зато на базаре можно было приобрести хоть мешок.

– Ну вот, – сказала Алина. – Сказка сказывается... Сидели мы вчера все четверо в «Якоре», попивали умеренно, отшивали всевозможный плебейский элемент и по старой девичьей привычке сплетничали о мужиках. А там неподалеку, как всегда, торчал фотограф – ну, тот лысый хрен с лысой обезьяной, у которой на морде написано: «Мля, когда я сдохну?» Вот он, по-моему, Верочку на ассоциации и навел. Жора, ты знаешь, что такое «ассоциации»?

– Ну я ж не совсем тупой...

– Отлично. Вот Вера мимолетно так проговорилась, что муж, озорник, любит ее голой фотографировать. Тут мы с Маринкой переглянулись, друг друга моментально поняли: очень удобный моментик, чтобы непринужденно так перевести разговор на нужную тему. На фотографии. Повели в нужном направлении, рассказали ей о Маэстро, о том, какая он знаменитость и даже международная. Что именно он эти снимочки делал, – она показала большим пальцем за спину. – Вера согласилась, что никакая это не порнография, а художественная фотография.

Ну, слово за слово, бокал за бокал – и решили для полноты впечатлений Веру к нему сводить, не все же ей таращиться на дешевые сувениры и павлина в загородке, у которого курортники полхвосга выдрали... Ну, она видела, какими мы с Маринкой у него получились (теперь-то Мазур знал, что средняя девица на снимке – Маринка и есть). Заверили по дороге, что Маэстро – джентльмен из старого времени. К натурщицам никогда не пристает и негативы, если клиенты попросят, отдает безо всяких. Ну, пришли. У него как раз никого не было, он, как всегда, по всем комнатам провел, много работ показал, в том числе и обнаженку. Смотрю, у Верочки в глазах интерес – муженек, надо полагать, приучил... Слово за слово, решили сниматься. Оля Генкина – молоток. Только раз снялась в купальнике на фоне того задника, где пальмы с морским пляжем, и негатив попросила обязательно отдать. А там уже мы с Маринкой в расчете исключительно на Верочку личным примером показали, как современные девушки всегда готовы служить высокому искусству... В полную обнаженку пошли, короче. И стали ее подначивать. Долго бились, зато в конце концов она на три снимочка согласилась. Себе на память о теплом море и нам, как подругам – мы ж коварные, мы ей сразу своих кучу надарили, неудобно ей было взаимностью не ответить... Вот, полюбуйся.

Она открыла сумку и подала Жоре три фотографии. Жора их внимательно просмотрел, и когда Мазур непринужденно протянул руку, машинально отдал.

На первом Вера в одних трусиках стояла на коленях, выглядела ничуть не скованно и не смущенно, смотрела вверх мечтательно-задумчиво, улыбаясь чему-то своему. На втором, уже совершенно обнаженная, лежала на тахте, левой рукой прикрывала грудь, правую свесила до пола – но правую ногу согнула в колене так, что это опять-таки нисколечко не выходило за пределы здоровой эротики.

Алина пояснила:

– А третья – это когда она уже совершенно освоилась, и мы решили малость похулиганить...

Действительно, молодые хулиганки... Вера и Марина в одних трусиках, Вера стоит лицом к объективу, Марина боком, одной рукой приобняла Веру за шею, другой – приспустила ей трусики на бедре, но так, что зрелище остается в рамках все той же здоровой эротики. Вера повернула к ней голову, и они с легкими улыбками смотрят друг другу в глаза. И ведь чертовски художественно, что бы там ни талдычили моралисты. Как там в энциклопедии? Общая светлая тональность, легкие штрихи создают нежный гармоничный рисунок... Мазур подумал вдруг, что не прочь был бы заполучить пару-другую снимков Анечки работы Маэстро – именно в таком стиле. Искусство, да.

А что до шалостей... Рассказывала ему в Ленинграде под большим секретом одна третьекурсница (не кулинарного техникума, а ЛГИТМИКа) что у них девочки порой закатывают шаловливые фотосессии именно в этом стиле – хотя к лесбосу равнодушны. Естественно, ни один посторонний мужского пола этих альбомчиков не видел и не увидит...

– Красиво чертовски, – сказал Мазур, возвращая фотографии Жоре.

– Кто бы спорил... – проворчал Жора. – Алин, но это ж не совсем то, что нужно было...

– Не гони лошадей, – фыркнула Алина. – Будет тебе того столько, что складывать некуда... Вечером, когда я, как путняя курортная любовница, пошла к Кириллу, чтобы к себе увести, Маринка меня провожала – она живет на полдороге до Кирилла. Так вот, клялась и божилась, что во время шаловливых съемок – Маэстро всегда несколько снимков делает, типа черновиков, пока не найдет подходящий – она почуяла, что Верочка не

прочь... Ну, вы поняли. Руками, говорит, почувствовала, по взгляду, как-то они вот это чуют – ну, я не из них, так что плохо врубаюсь. Чуют и чуют. И подумала: самая пора нашего маэстро задействовать, хоть он и с маленькой буквы, но нам на сей раз не искусство нужно, а правда жизни. В конце концов, попытка – не пытка. Маринкино дело – предложить, а ее – отказаться. Бутылками швыряться не будет, если все культурно обставить. А где это еще можно провернуть, кроме как в «Жемчужине» с ее стационаром и с Пашкой?

– А чего мне не позвонила?

– А я сама все устроила, Жора, – очаровательно улыбнулась Алина. – Я ведь не робот, у меня свои мозги есть... Короче, обговорила все, и сели мы в «Жемчужине». С Федей тоже заранее пошепталась, и он нам троим носил нормальные коктейли, а Верочке – хитры е... Ага, Кирюша ухмыляется, понял, что к чему – все вы, мужики, эту хохму знаете...

Мазур с невинным видом уставился в потолок. Да уж, куча мужиков знает про хитрые коктейли, предназначенные исключительно для прекрасного пола – те, кто поджентельменистее, всего-навсего хотят чуточку раскрепостить девушку, а вот личности поциничнее – опустить ее облико морале до нуля. Пьется такой коктейль, как компотик, – но чуть погодя срабатывают укрытые за безобидным вкусом немалые градусы...

– После второго коктейля Верочка не то чтобы крепко запьянела, но чуток поплыла, – продолжала Алина с лукавой улыбочкой. – Маринка к ней с самого начала подсела поближе, Верочка ей и стала на жизнь жаловаться. Попечалилась, что у мужа чуть ли не с год достоинство на пол-шестого – хватанул где-то радиации. У них там на Урале куча заводов с радиацией, вот он на каком-то таком и пашет.

«Куда это Веру по пьянке занесло?» – подумал Мазур. Уж точно, не в ту степь. Отроду в Сормово-12 не занимались ничем, связанным с радиацией, у них работа совсем в другой плоскости лежит, с радиацией не пересекается совершенно...

– Тут неожиданно повезло, без всяких моих хитростей, – говорила Алина. – Подошли двое моих знакомых, вполне приличные люли, пригласили нас с Олей танцевать. Ну, мы и сбацали два медляка и один быстрый. А когда вернулись за столик, там уже все на мази: Маринка с Верочкой уже не шепчутся, а прямо-таки воркуют, Маринка деликатно так кончиками пальцев ее голую коленку поглаживает – а Вера, что характерно, будто и не замечает, потупилась скромненько... А там они и вовсе ушли на второй этаж. Олька – не лите малое, она сразу просекла, что к чему, спрашивает меня: они что, эти... Ну да, говорю, такая уж се ля ви. Она к этому спокойно отнеслась: сказала, что сама она не из этих, но парочка подружек таких у нее есть, и она считает, что это их личное дело. Главное, к ней никогда не пристают, а так – нормальные подружки. Очень правильная позиция, по-моему... Короче, вернулись они чуть ли не через два часа, подрастрепанные, но страшно довольные.

– Ну давай, давай! – поторопил Жора. – Теперь и коней погнать можно!

– Ну, а потом я с Маринкой чуток перетрепала, а там и фотки у Пашки забрала. Так что налицо полная картина. Маринка говорила: когда стала ее помаленьку раздевать, Вера чуток заменжевалась и сказала, что это она в первый раз. Интерес

был, а случая не подворачивалось. Ну, Маринке это только в кайф – они любят, когда неопытная попадается и ее всему учить приходится. Вот Маринка ее и стала учить, обстоятельно и вдумчиво... Все их приемчики на ней перепробовала. Верочке понравилось. Вот вам первая серия.

Она достала пухленькую пачку фотографий, штук двадцать, подала их Жоре. Тот, проглядев очередную, уже как-то машинально передавал Мазуру. Да, этот маэстро и в самом деле с маленькой буквы. Полная и подробная картина того, что на загнивающем Запале извращением как-то уже и не считается – плавали, знаем...

Мазур изучал фотографии гораздо дольше и внимательнее, чем Жора – но интересовали его не сами сцены, а чисто технические летали, для коих снимки давали обширный материал...

Все снимки сделаны с одной и той же точки – следовательно, фотоаппарат присобачен где-то на стене, на уровне примерно на полметра пониже человеческого роста. Определенно на стене соседнего номера – входной двери не видно, только противоположная стена с низкой широкой тахтой, на которой примерно половина действа и происходила. Там же, в соседнем номере, должен был сидеть и маэстро с маленькой буквы, наблюдать в потайной глазок и нажимать на спуск в самых ударных моментах. Причем Марина, двух мнений быть не может, прекрасно знала, где именно камера расположена: неторопливо раздевая Веру, она поставила ее лицом прямехонько к объективу, так что новенькая опознавалась без всякого труда.

И потом, в иных пикантных эпизодах, они обе видны в профиль, так что Вера и тут узнается легко. Как и в большей части сцен на тахте.

– Видите, они и пили попутно, – тоном опытного экскурсовода рассказывала Алина. – Только Маринка – вино, а у Верочки в бутылке было не то, что значилось на этикетке, а снова хитрый коктейль. Ну, а когда вдоволь накувыркались, а Верочка дошла до кондиции, Маринка украдкой даванула кнопочку – и заявился Миша. Включил все свое обаяние: девчонки, можно к вам? Верочка уже настолько разнежилась и поддала, что барахталась исключительно символически. Как гласит ваша похабная мужская поговорка, у пьяной бабы кое-что чужое... Попискивала поначалу, чисто из приличия: ой, молодой человек, я вас не знаю, да я не такая, да я первый раз мужу изменяю, а так я вообще не буду, только проститутки в рот берут. Ничего, взяла, как миленькая и очень даже качественно почмокала, так что явно врала – давно муж научил, точно, или еще кто... Вот вам суперснимок!..

– Да уж... – фыркнул Жора.

Мазур мысленно отплюнулся – вот э т о уж было не его.

– Серия вторая и последняя, – сказала Алина, извлекая столь же пухленькую пачку фотографий. – Здесь уже главным образом один Миша ее натягивает и так, и сяк, и этак. И мордаха у нее довольная-довольная – ну, агрегат-то не из мелких... А в некоторых позах, если комбинация позволяет, и Маринка подключается. – Она прыснула. – Миша так увлекся, что хотел ее еще армянским способом, но тут уж Верочка, хоть и пьяная, самым решительным образом отказалась. Так убедительно талдычила, что никогда раньше не делала, что Маринка, режиссер наш великий, ей поверила и дала Мише отбой. Финальные кадр – они опять втроем, но уже на другой манер. Что скажешь, Жорочка? Достаточно, или тебе мало?– Да выше крыши... – покрутил головой Жора. – И чего я тебя дурой считал?

– Хорошо хоть, перестал, – прищурилась Алина. – Запомни, Жорочка, может, в жизни пригодится: если девушка частенько меняет мужиков и фоткается голой, она вовсе не обязательно дура. Иногда совсем даже наоборот. Дошло до тебя наконец, что я и серьезные дела могу проворачивать? Ну?

– Ну, дошло... – проворчал Жора. – Чего там, можешь...

– Вот и учитывай на будущее. Или подскажи кому...

– Ну, посмотрим...

Они еще какое-то время перекидывались беззлобными репликами. Мазур, что греха таить, сидел в некотором отупении, был совершенно сбит с толку. Потому что все эти маловысокохудожественные фотографические упражнения категорически не укладывались в столь безупречно, уж позвольте без ложной скромности, разработанную на их военном совете версию – касаемо того, что иностранные любознательные ребятки готовят к Вадиму вербовочный подход. Категорически. Не лезли в безупречную версию, хоть ты их коленом забивай, хоть кувалдой. Вот если бы в эти игры втянули Вадима, все было бы просто и логично. Вот тут был бы материал для классического вербовочного подхода. Но чего можно добиться компроматом на Веру, какие аргументы в ход пустить? «Господин Еремеев, либо вы передаете нам чертежи Самого Секретного Прибора «Тузик-5», либо эти насквозь предосудительные снимки вашей супруги мы передаем в партком, местком и профсоюзную организацию вашего института»? Чушь собачья и бред сивой кобылы. Такие дела так никогда не делаются – даже в самых бездарных шпионских фильмах, не говоря уж о реальной жизни.