Текст книги "Мираж «великой империи»"

Автор книги: Александр Бушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

СЕВЕР ПРОТИВ ЮГА: СТАРАЯ ДИНАСТИЯ?

В «классической» историографии битва на Куликовом поле объясняется традиционно: «злой ордынец», татарин Мамай коварно вознамерился если не изничтожить Русь под корень, то по крайней мере «истребить веру христианскую, дабы заменить ее магометанской». Соответственно, Дмитрий Донской выглядит защитником Отчизны и христианства, а причины, побудившие его схватиться с Мамаем на Куликовом поле, предстают исключительно светлыми и благостными.

Вот только при любом мало-мальски скрупулезном расследовании мгновенно выплывают недоуменные вопросы…

За два года до Куликовской битвы, в 1378 г., московские полки воевали на реке Воже с «татарским мурзой» Бегичем, якобы подручным Мамая. С этой битвы и начинаются вопросы…

Оказывается, после битвы на Воже русские захватили в подвергшемся разгрому татарском стане какого-то ПОПА «с мешком зелий и трав». Отчего-то этого попа мгновенно связали с весьма интересной личностью того периода – «мятежником и заговорщиком» Иваном Васильевичем Вельяминовым. Отец этого Ивана был последним, кто занимал в Москве высокую должность тысяцкого – нечто вроде градоначальника или мэра (но этот пост был наследственным). Дмитрий решил, должно быть, что «двум медведям в одной берлоге не ужиться», и пост тысяцкого отменил. Обиженный Иван, немало интриговавший против Дмитрия, бежал сначала в Тверь, потом… в Орду, то есть на Юг, уже почти отделившийся от Севера-Руси. И попа с ходу заподозрили в том, что он как раз и подослан отравить великого князя Дмитрия.

Таким образом, сразу возникает интересная коллизия: выходит, события, именуемые «битва на реке Воже», каким-то боком были связаны со сложной интригой против Дмитрия, в которой участвовали тверичи, московские «эмигранты» и Орда… Бедного попа пытали и сослали в отдаленный монастырь, а в следующем, 1379 г., Ивана Вельяминова, каким-то образом выманенного на Русь, захватили в Серпухове агенты Дмитрия, привезли в Москву – и 20 августа казнили при большом стечении народа. Летописцы отметили, что у «многих смерть Вельяминова вызвала слезы» – очевидно, в этой интриге, во многом так и оставшейся для нас загадкой, симпатии немалой части москвичей были не на стороне своего князя. После этого долго и старательно охотились за сообщниками Вельяминова, казня их одного за другим, – все они, повторяю, были русскими.

А потом на Русь двинулся Мамай…

Во главе татарского войска, скажете вы?

Не угадали!

«Татар» в войске Мамая как раз и не наблюдается. То есть, по традиции его воины именуются «татарами», но состав их иной:

1. Ясы и аланы (то есть православные аланы и осетины!).

2. Черкасы (то есть казаки!).

3. Половцы и печенеги (славяне!).

4. «Фряги» (генуэзские наемники).

Вскользь упоминаются еще некие «бесермены», но, судя по тому, что это название чересчур общее, скорее расхожее клеймо вроде «злых татаровей», особо верить в них не следует.

Что любопытно, Сергий Радонежский поначалу уговаривает князя Дмитрия уступить «татарским» требованиям. Мог бы он вести себя так, будь целью Мамая уничтожение христианской веры, вообще Руси? Вряд ли. Значит, у Мамая была какая-то совершенно другая цель…

Князь Дмитрий все же собирается на битву. Логично будет предположить, что, прослышав о грозящей Руси и православию беде, на помощь ему придут другие князья?

На подмогу к Дмитрию не пришел никто! Ни один независимый, владетельный князь! Даже тесть Дмитрия и его тезка, Димитрий Константинович Нижегородский, не прислал ни единого человека. Уникальнейший случай. Мог смалодушничать один, отвернуться другой, из-за каких – то своих соображений не участвовать третий, но чтобы все до одного князья отказались помогать в отражении нашествия «безбожных татар», включая родного тестя Дмитрия, – такого на Руси не бывало ни до, ни после…

В чем же дело? Быть может, все прекрасно отдавали себе отчет, что это не «нашествие безбожных татар», а некое дело, касающееся одного Дмитрия? Другого объяснения я что-то не вижу…

Потом, правда, прибыли четверо князей – два Ольгердовича, Андрей Полоцкий и Дмитрий Корибут Брянский. Все четверо – литвины. Ни один русский князь так и не появился. Только несколько мелких вассалов Дмитрия.

Бегство Мамая с поля сражения.

Миниатюра из «Сказания о Мамаевом побоище». XVII в.

И вновь, как в случае с «Повестью о битве на Калке», я намерен пользоваться исключительно первоисточником – «Сказанием о Мамаевом побоище».

Н. Костомаров обозвал его «множеством явных выдумок, анахронизмов, равным образом и преданий, образовавшихся в народном воображении уже позже». И добавил в сердцах: «Эта повесть никак не может считаться достоверным источником».

Я же как раз и полагаю ее достовернейшим источником, при внимательном изучении работающим как раз против «классической» теории…

«Повесть» приписывает Мамаю интересное заявление: «Я не хочу так поступать, как Батый, но когда приду на Русь и убью князя их, то какие города наилучшие достаточны будут для нас – тут и осядем, и Русью завладеем, тихо и беззаботно заживем».

После этого Мамай рассылает своим «татаровьям» следующий приказ: «Пусть не пашет ни один из вас хлеба, будьте готовы на русские хлеба».

Каково?! «Пусть никто из вас не пашет». Мамай обращается к своим подданным – следовательно, его подданные занимаются землепашеством. И никакие они не «дикие кочевники». Какое, к черту, землепашество у скотоводов-степняков?

Похоже, автор «Сказания», как ни обличал Мамая, попросту не сообразил, что иные подробности как раз и противоречат образу «дикой кочевой орды»…

Далее. Дмитрий, отправляясь на битву, заранее позаботился о «пропагандистском обеспечении». Он берет с собой десятерых купцов-сурожан (сурожанами звали тех, кто постоянно торговал с городом Сурожем в Крыму, имея там, говоря современным языком, «торговые представительства»). Все десять купцов перечислены поименно: Василий Капица, Сидор Алферьев, Константин Петунов, Кузьма Ковря, Семен Антонов, Михаил Саларев, Тимофей Весяков, Дмитрий Черный, Дементий Саларев, Иван Шиха. Особо уточняется: князь взял их для того, чтобы они «рассказали в дальних странах, как люди знатные». Рассказали о грядущей битве с Мамаем.

Снова перед нами нечто уникальное, не встречавшееся ни прежде, ни после. К чему, казалось бы, принимать заранее такие меры, если в других странах и так узнают, кто с кем дрался, кто победил? Нелепица какая-то…

А если – «лепица»? Если Дмитрий был как раз озабочен тем, чтобы в «дальних странах» узнали именно его версию событий? Сражение еще не состоялось, но уже готовы люди, которые готовы поведать Европе о нем…

Значит, существовала опасность, что «дальние страны» узнают не ту версию? Неправильную? Значит, для будущего сражения меж Дмитрием и Мамаем уже есть разные версии? У Мамая своя, у Дмитрия своя, у кого-то, возможно, третья?

Если это предположение – сплошная чушь, зачем Дмитрий заранее позаботился о людях с репутацией, именем и весом, которые должны рассказать как следует?

Что-то это мне напоминает… Ага, 1 сентября 1939 года, когда «коварные поляки» напали на радиостанцию в немецком городе Глейвице. И трупы «нападавших» готовы для обозрения, и репортеры как из-под земли выскочили, и свидетели имеются.

Можно вспомнить и советско-финскую войну. Не успели разорваться на советской территории «финские» снаряды, как с нашей стороны неведомо откуда появилась и армия вторжения, и даже настоящее «рабоче-крестьянское финское правительство».

Короче, что-то тут с князем Дмитрием нечисто, что-то он хитромудрое крутит…

Тогда же случилась загадочнейшая история, которую можно объяснить исключительно в рамках нашей гипотезы.

Иеромонах Даниил, ранее служивший при храме в «Орде», давно и долго ссорился с Дмитрием Донским. Он резко выступал против попытки Дмитрия назначить митрополитом всея Руси своего кандидата протопопа Митяя (это отдельная, прямо-таки детективная история, Митяй умер при загадочных обстоятельствах, когда плыл в Константинополь за благословением тамошнего патриарха).

Так вот, Даниил, покинув «Орду», обосновался в Троице-Сергиевой лавре и развернул бурную деятельность, призывая русских князей оставить распри и совместно выступить против «Орды». Продолжалось это довольно долго. Логично будет предположить, что Даниил, известный своей несгибаемой антиордынской позицией, окажется при Дмитрии Донском, когда тот двинется на Мамая.

Однако происходит фантастический вираж, которому историки до сих пор не могут подыскать вразумительных объяснений, – потому что увязли в плену «классической» версии. Когда полки Дмитрия приходят на Куликово поле, Даниил вдруг обнаруживается в стане… великого литовского князя Ольгерда, союзника Мамая, идущего на подмогу «татарам»! (Ольгерд немного опоздал и, узнав о поражении Мамая, благоразумно отступил.)

Изображение Троице-Сергиевой лавры на иконе. XVII век.

Так ктоже был «Ордой»? Если признать, что Дмитрий Донской, поведение Даниила как раз логично и вполне объяснимо…

Между прочим, в воинстве Дмитрия, оказывается, есть и… разбойники. Основание? Цитирую «Повесть»: «…некий муж, именем Фома Кацибей, РАЗБОЙНИК, поставлен был в охранение великим князем на реке…» Князья, значит, с Дмитрием не пошли, а вот разбойники пошли.

Интересно…

А вот Мамая, кстати, сопровождают не «разбойники», а князья и бояре…

Далее. Выехавший драться с Пересветом «татарин», обычно именуемый «Челубеем»… вовсе не татарин, а печенег, как сообщает нам «Сказание». Что ж, ничего удивительного, мы уже подробно рассмотрели этот вопрос и убедились, что никуда половцы и печенеги не «исчезали», а спокойно жили и в XIII веке…

Крайне загадочным выглядит и поведение самого Дмитрия на поле Куликовом. Если называть вещи своими именами, он прячется. Отдает свои доспехи и коня ближнему боярину, ставит его под великокняжеское знамя, а сам в облике простого воина становится в ряды. Не для того ли, чтобы легче было скрыться при неудаче? Как я ни рылся в описаниях разных и всяческих битв, аналогии поведению Дмитрия подворачивались исключительно… гм, не самые благородные. Предводители, старшие командиры, офицеры меняют свой наряд на одежду рядового солдата только для того, чтобы скрыться от победителей в облике «сиволапой пехтуры», с которой все взятки гладки. Если у кого-то есть другие версии, по которым поведение Дмитрия выглядит благородным, интересно будет их выслушать…

И, наконец, вот что говорится о Мамае: «Безбожный же царь Мамай, увидев свою погибель, стал призывать богов своих…»

Перун. Привеска. XII век.

Знаете, каких? Ну, Магомета, конечно. Однако Магомет на самом последнем месте… …богов своих: Перуна и Салавата, и Раклия, и Хорса, и великого своего пособника Магомета.

Вот так. Отчего-то Мамай призывает старых богов, и Перун с Хорсом – уж точно славянские… Кто такой Салават, мне попросту неизвестно – но уж никак не мусульманский святой… А Раклий, по некоторым сведениям, – другое имя Семаргла, а Семаргл опять-таки языческий бог Древней Руси.

Между прочим, имя «Мамай» частенько встречается у казаков Запорожья. Более того, «казак Мамай» – один из любимых героев украинского фольклора.

Забегая вперед, упомяну о том, что теперь мне как-то по-иному представляется смерть Мамая в Кафе – после того, как в окружении Дмитрия замаячили сразу десять купцов, тесным образом связанных с Крымом, впору задаться вопросом: быть может, мы зря обвиняем в убийстве Мамая генуэзцев?

Так кто же с кем воевал на Куликовом поле? Почему и за что?

Каждый, разумеется, волен держаться своих предположений – принимать «классическую» версию либо выдвигать собственные. Дело это сугубо добровольное. Однако я сам отныне не в силах отделаться от впечатления, что на Куликовом поле столкнулись две династии – старая и новая. Быть может, существовали некие неизвестные нам династические связи, давшие в свое время «ордынцам», то есть жителям Южной Руси, повод претендовать на власть над всей Русью. Быть может (учитывая упоминание о «старых», языческих богах), это была последняя попытка «староверов», под которыми в данном случае понимаются славяне-язычники, взять верх над христианами. В любом случае веры в «классическую» версию о диких кочевниках, «злых татаровьях» и благородном князе Дмитрии у меня больше нет ни на грош…

Если Мамай (интересно, под каким еще именем он был известен современникам?) представлял людей, имевших какие-то законные права на московское княжение – или сам был обладателем такого права, – все несуразности и нелепости, неизбежные при «классической» трактовке событий, как раз получают логичное объяснение. Понятно теперь, почему князья оставили Дмитрия один на один с проблемой, почему Сергий Радонежский отговаривал Дмитрия от сражения, почему в Мамаевом войске вдруг обнаруживается русский поп, а в его ставке – «политэмигранты» из Москвы, наконец, почему подданные Мамая – оседлые землепашцы.

Не было никаких «злых татаровей». На Куликовом поле сошлись единокровные враги. «Спор славян между собою» шел из-за московского престола – и только. А это коренным образом меняет дело…

Быть может, имеет смысл посмотреть другими глазами и на не менее известное событие – «сожжение Москвы Тохтамышем» в 1382 г.

Классическая версия незатейлива, она гласит: получив известия о приближении к Москве Тохтамышевой орды, Дмитрий Донской покинул город и отправился в свою «летнюю резиденцию» Кострому, где принялся собирать рать. Позже к нему присоединились его супруга, великая княгиня Евдокия, и глава русской церкви митрополит Киприан. Татары, обманом ворвавшись в город, устроили жуткий разгром…

Языческий идол. X в.

В который раз обращение к подробностям приносит немало загадок…

Во-первых, в Москве в это время происходил охвативший весь город бунт. Простолюдины громили дома богачей, разбивали винные погреба, убивали и грабили. Великую княгиню выпустили из города, но не разрешили взять с собой драгоценности и казну. После чего грабители собрали свое вече и провозгласили воеводой неизвестно как оказавшегося в городе литовского князя Остея, которого Никоновская летопись называет внуком Ольгерда (напоминаю, в те годы Литва была злейшим врагом и соперником Москвы).

Иван III. Гравюра из «Космографии» А. Теве. 1584 г.

Во-вторых, митрополит Киприан поехал не в Коломну, а в… Тверь (опять-таки к врагам и соперникам Дмитрия). После этого в город и ворвался Тох-тамыш… В город, где давно уже свирепствовали грабежи и резня.

Как же поступил Дмитрий, собрав под Коломной войско? Догнал татар и обрушился на них, мстя за разорение Москвы?

Ничего подобного. Рать Дмитрия обрушилась… на Рязань, не сделав ни малейшей попытки преследовать татар!

Быть может, никаких татар и не было? А имел место примитивный бунт москвичей против ДМИТРИЯ, Дмитрием же и подавленный с обычной для тех времен жестокостью? Более того, не просто бунт, а заговор против князя Московского со стороны Рязани, Твери и Литвы?

В эту гипотезу очень уж хорошо укладываются все известные нам факты. И то, что воеводой был избран чужак-литовец. И то, что митрополит Киприан уехал в Тверь (летописи сообщают, что практически сразу же меж ним и Дмитрием возник острый конфликт, митрополит надолго перебрался в Киев – а Клев тогда находился под властью литовских князей…). И то, что Дмитрий не пытался преследовать татар, зато ударил на Рязань.

Любопытно, что историки в один голос пишут: сразу после «сожжения Москвы Тохтамышем» Рязань и Тверь отказались впредь признавать старшинство Дмитрия – другими словами, перед нами явная и недвусмысленная попытка очередного сепаратистского выступления. Удавшаяся попытка. Которая, надо полагать, и началась с бунта в Москве – а последующие события на какое – то время притормозили процесс собирания русских земель под руку Москвы, под власть потомков Невского-Батыя.

И, наконец, как писал Г. В. Вернадский: «…из персидских источников известно, что в 1388 г. русские войска составляли часть великой армии Тохтамыша».

Часть? Или все войско? Снова перед нами примелькавшийся факт: войска под командованием «ордынского хана» на поверку оказываются состоящими из русских.

И последнее. Оказывается, и Дмитрий Донской, и Тохтамыш разбивали Мамая через три года после Куликовской битвы. В одно и то же время. Даже описания разгрома кое в чем совпадают.

И вновь возникает вопрос: Дмитрий Донской и Тохтамыш – два человека или один?

Не удивлюсь, если верно как раз последнее…

Нелишне будет вспомнить, что в то же самое время на противоположном конце Европы происходили, в общем, схожие события – уже более шестидесяти лет продолжалась англо-французская война, которой суждено было длиться еще примерно столько же и войти в историю под названием Столетней (хотя воевали около ста шестнадцати лет).

Причины как раз династического порядка. Английский король был женат на французской принцессе и некоторые французские сеньоры были его вассалами. Когда во Франции пресеклась очередная королевская династия, английскому монарху хватило двух вышеупомянутых обстоятельств, чтобы претендовать на французскую корону. И началась война, конца которой дождались лишь правнуки тех, кто ее развязал…

Мы вновь сталкиваемся с несуразностями, недомолвками и откровенными умолчаниями, когда речь заходит о «стоянии на Угре». Как помнят те, кто получал хорошие отметки по истории, в 1480 г. войска великого князя московского Ивана III, первого «государя всея Руси» (т. е. властителя объединенной державы) и «орды» татарского хана Ахмата (Шахмата) встали на противоположных берегах реки Угры. После долгого «стояния» татары отчего-то пустились в бегство – и это считается концом «ордынского ига» на Руси.

Печать государственная малая (двойная кормчая) Великого князя Ивана III.

Лицевая и оборотная стороны.

Темных мест в этой истории – несказанное множество…

Начнем с того, что знаменитая картина, попавшая даже в школьные учебники, – «Иван III топчет ханскую басму» – написана на основе не подлинного события, а легенды, сочиненной лет через семьдесят после «стояния на Уфе». Никакие ханские послы к Ивану не приезжали, и никакую ханскую грамоту – «басму» он в их присутствии торжественно не рвал…

Но это – запев, присказка, сказка будет впереди… И вновь на Русь идет супостат, иноверец, грозящий, если верить современникам, самой вере христианской,

Печать государственная малая (двойная кормчая) великого князя Ивана III. Лицевая и оборотная стороны

самому существованию Руси. Что же, все в едином порыве готовятся дать супостату отпор?

Да ничего подобного… Снова, как и в случае с Дмитрием Донским, мы сталкиваемся с удивительной пассивностью и разбродом мнений. При известии о приближении Ахмата на Руси, полное впечатление, что-то происходит. Нечто, до сих пор непроясненное до конца. Реконструировать его можно попытаться лишь по скудным, отрывочным сведениям…

Оказывается, Иван III вовсе не горит желанием идти сражаться с супостатом. Ахмат еще далеко, в сотнях километров, а супруга Ивана, великая княгиня Софья… бежит из Москвы, за что удостоилась от летописца самых обличительных эпитетов. Мало того, параллельно в княжестве разворачиваются некие загадочные события. «Повесть о стоянии на Угре» повествует об этом так: «В ту же зиму вернулась великая княгиня София из побега, ибо она бегала на Белоозеро от татар, хотя никто за ней не гнался». И далее – более чем таинственные слова о тех самых загадочных событиях, единственное упоминание о них: «А тем землям, по которым она бродила, стало хуже, чем от татар, от боярских холопов, от кровопийц христианских. Воздай же им, Господи, по коварству их поступков, по делам их рук дай им… …ибо возлюбили они больше жен, нежели православную христианскую веру и святые церкви… и согласились они предать христианство, ибо ослепила их злоба…»

О чем идет речь? Что сотворили бояре? И здесь, и в других местах обличительный пафос летописцев достигает такого накала, что становится ясно: с такой яростью могут выражаться только современники событий, свидетели, очевидцы. Слишком свежа и неподдельна злость…

Что происходило в стране? Какие поступки бояр навлекли на них обвинения в «кровопийстве» и отступничестве от веры?

В точности неизвестно до сих пор. Немного света проливают, правда, сообщения о «злых советниках» великого князя, которые советовали не биться с татарами, а… «бежати прочь»!

Известны даже имена «злых советников» – Иван Васильевич Ощера Сорокоумов-Глебов и Григорий Андреевич Мамон. Самое любопытное, что сам великий князь, в отличие от исходящего злобой летописца, не видит в поведении двух ближних бояр ничего предосудительного – и впоследствии на них не ложится ни тени немилости, и после «стояния на Угре» оба до самой смерти своей пребывают в фаворе, получая новые пожалования и должности…

В чем же дело? Вовсе уж глухо, предельно туманно сообщается, что Ощера и Мамон, защищая свою точку зрения, упоминали о необходимости соблюдать какую – то «старину». Иными словами, великий князь должен отказаться от сопротивления Ахмату, чтобы… соблюсти какие-то древние традиции!

Вот это поворот! Выходит, Иван нарушает некие старые традиции, решив сопротивляться! Но тогда Ахмат, соответственно, предстает в своем праве? Иначе эту загадку объяснить невозможно.

Что, если, как и в случае с Дмитрием Донским, перед нами чисто династический спор? Вновь на московский престол претендуют двое – представители относительно молодого СЕВЕРА и более древнего ЮГА, и право Юга, такое впечатление, более весомо… У Ахмата больше прав, а у его соперника, соответственно, меньше, и последний сам это понимает, находясь в полной растерянности, а ближайшие советники лишь укрепляют в нем это намерение… И тут в игру вступает ростовский епископ Вассиан Рыло… Именно его яростные, неистовые усилия переламывают ситуацию, именно он, если позволено будет употребить вульгарные обороты, прямо-таки выпихивает великого князя в поход. Не поленитесь, найдите «Послание на Угру Вассиана Рыло» и почитайте внимательно – оно много раз издано в переводе на современный русский язык…

Накал страстей и ораторского таланта потрясает. Епископ Вассиан увещевает, умоляет, взывает к совести князя, приводит массу исторических примеров, меж строк легонько грозит, что вся русская церковь может и отвернуться от Ивана, настаивает, прямо-таки вопиет… Напоминаю, что вся эта бездна красноречия, логики, эмоций направлена на то, чтобы убедить великого князя все-таки выйти на защиту своей страны… Чего великий князь отчего-то упорно не хочет делать, поддерживаемый в этом решении ближайшими советниками, упорно требующими соблюдать некую «старину» и уйти из Москвы…

Так у кого больше прав на московский престол, у Ахмата или Ивана. III? Положительно, это в последний (или в предпоследний, о чем речь пойдет ниже) раз заявляет о своих правах старая династия…

Русское войско все-таки, к торжеству епископа Вассиана, уходит к Угре. Впереди – долгое, в несколько месяцев, «стояние». И вновь начинаются странности…

Завязываются переговоры меж русскими и Ахматом. Предельно странные переговоры, сразу скажем.

Ахмат хочет вести переговоры с самим великим князем. Русские отказывают.

Ахмат идет на уступку – просит, чтобы прибыл брат или сын великого князя. Русские отказывают.

Ахмат вновь уступает – теперь он согласен говорить с «простым» послом, но отчего-то этим послом непременно должен стать Никифор Федорович Басенков. (Почему именно он? Загадка…)

Русские… вновь отказывают. Даже в столь пустяковой вроде бы просьбе!

Получается, что в переговорах они нисколько не заинтересованы. Это Ахмат делает уступку за уступкой, это ему отчего-то необходимо договориться – но русские отвергают все его предложения…

Современные историки объясняют: Ахмат-де «намеревался требовать дань». Воля ваша, но нарисованная выше картина ничуть такой версии не соответствует. Если Ахмат был заинтересован лишь в вульгарной дани, к чему столь долгие переговоры? Достаточно было послать какого-нибудь мурзу, «злого татарина». Тот, не ломая шапки, нахально потребовал бы заплатить дань и отправился восвояси… Нет, все свидетельствует за то, что перед нами некая большая и мрачная тайна, не укладывающаяся в привычные схемы.

Наконец, о загадке отступления «татар» от Угры. На сегодняшний день в историографии существует три версии даже не отступления – поспешного бегства Ахмата с Угры.

1. Череда «ожесточенных сражений» подорвала боевой дух татар.

(Большинство историков это отвергают, справедливо заявляя, что никаких «сражений» не было. Имели место лишь мелкие стычки, этакие «огневые контакты разведгрупп на нейтральной полосе», выражаясь современными терминами.)

2. Русские применили огнестрельное оружие, что привело татар в панический ужас.

(Полнейший вздор. К этому времени у татар уже было свое огнестрельное оружие. Русский летописец, описывая взятие московской ратью города Булгар в 1378 г., упоминает, что жители «пускали громы со стен».)

3. Ахмат «убоялся» решительного сражения. Последнюю версию я комментировать не буду – просто-напросто жаль тратить время. Коли уж и так ясно, что все три версии истине, мягко говоря, не соответствуют…

А теперь – получайте сенсацию. Настоящую. Оглушительную. Звонкую. Ослепительную. Сейчас вы прочитаете о подлинных причинах бегства Ахмата с Угры, прочитаете то, что двести лет таилось в пыльных запасниках…

Слово – Андрею Лызлову!

«Беззаконный царь (Ахмат. – А. Б.), не в силах срамоты своей терпеть, в лето 1480-е собрал немалую силу: царевичей, и улан, и мурз, и князей, и скороустремительно пришел к Российским рубежам. В Орде же своей оставил только тех, кто не мог оружием владеть… Великий князь же, посоветовавшись с боярами, решил совершить благое дело. Ведая, что в Большой Орде, откуда пришел царь, вовсе не осталось воинства, тайно послал свое многочисленное войско в Большую Орду, к жилищам поганых. Во главе стояли служилый царь Уродовлет Городецкий и князь Гвоздев, воевода звенигородский. Царь же не ведал о том.

Они, в лодьях по Волге приплыв в Орду, увидели, что воинских людей там нет, а есть только женский пол, старики и отроки. И взялись пленить и опустошать, жен и детей поганых немилосердно смерти предавая, жилища их зажигая. И, конечно, могли бы всех до одного перебить.

Но мурза Обляз Сильный, слуга Городецкого, пошептал своему царю, говоря: „О царь! Нелепо было бы великое сие царство до конца опустошить и разорить, ведь отсюда и ты сам родом, и мы все, и здесь – отчизна наша. Уйдем же отсюда, и без того довольно разорения устроили, и Бог может прогневаться на нас“.

Так достославное православное воинство возвратилось из Орды и пришло к Москве с великой победою, имея с собой множество добычи и немалый полон. Царь же, узнав обо всем этом, в тот же час отступил от Угры и побежал в Орду».

Каково?! Для этого, надо полагать, русская сторона и затянула переговоры – пока Ахмат долго пытался добиться своих, уже неизвестных нам целей, делая уступку за уступкой, русские войска по Волге приплыли в столицу Ахмата и рубили там женщин, детей и стариков, пока у командиров не проснулось что-то вроде совести. Обратите внимание: не сказано, что воевода Гвоздев воспротивился решению Уродовлета и Обляза прекратить резню. Видимо, тоже пресытился кровью.

Естественно, Ахмат, узнав о разгроме его столицы, отступил от Угры, спеша домой со всей возможной скоростью…

А дальше?

Год спустя на «Орду» нападает с войском «ногайский хан» по имени… Иван! Ахмат убит, его войска разгромлены.

Не являются ли великий князь Иван и «Иван, хан ногайский» одним и тем же человеком? Стоит задуматься… Чтобы затушевать столь многозначительное совпадение, позднейшие историки перекрестили «ногайского хана» из «Ивана» в «Ивака», а его самого объявили… тюменским ханом. Вопреки тому, что четко написано в книге Лызлова, пользовавшегося, напоминаю, огромным количеством не дошедших до нас летописей.

(Между прочим, есть еще один вариант гибели Ах-мата. Согласно ему, некий приближенный Ахмата по имени Темирь, получив от великого князя московского богатые подарки, убил Ахмата. Версия эта имеет русское происхождение).

Обратите внимание на то, что воинство царя Уродовлета, устроившее погром в Орде, недвусмысленно именуется «православным». Похоже, перед нами – еще один лишний аргумент в пользу версии о том, что служившие московским князьям «ордынцы» были отнюдь не «бесерменами», а православными. Не один Гвоздев именуется православным, а все войско, пусть даже наполовину состоящее из «служилых татар» Уродовлета и Обляза…

И еще на одном крайне примечательном аспекте стоит остановиться. Ахмат, по Лызлову, – «царь». И Уродовлет, пусть он всего лишь вассал Ивана, – «царь». Зато Иван III – всего лишь «великий князь»?

Не следует думать, будто Лызлов употреблял титулы наобум, что в его время существовали некие вольности в обращениях с титулами, и всякий историк мог писать, как ему взбредет в голову. Ничего подобного. Во-первых, когда Лызлов писал свою историю, титул «царь» уже прочно закрепился за самодержцами российскими, то есть имел «конкретную привязку» и конкретное значение. Во-вторых, во всех других случаях Лызлов никаких таких «вольностей» себе не позволяет. Западноевропейские короли у него всегда «короли», турецкие султаны – всегда «султаны». Падишах – «падишах». Кардинал – «кардинал». Разве что титул эрцгерцога дан Лызловым в переводе – «арцыкнязь». Однако именно в переводе, а не в искажении!

Следовательно, в средневековье существовала некая система титулов, отражавшая некие политические реальности, – и мы сегодня об этой системе осведомлены плохо. Нам уже непонятно, почему два вроде бы одинаковых ордынских вельможи именуются один «царевичем», а другой «мурзой», почему «татарский князь» и «татарский хан» – отнюдь не одно и то же. Почему среди татар так много обладателей титула «царь», а московские государи упорно именуются «великими князьями». Только в 1547 г. Иван Грозный впервые на Руси принимает титул «царь» – и, как пространно сообщают русские летописи, сделал он это только после… долгих уговоров патриарха.

С чего бы вдруг? Иван Грозный никогда не страдал излишней скромностью, нерешительностью, не маялся самоуничижением… Создается впечатление, будто он прекрасно понимал, что титул «царь» ему по каким-то скрытым от нас причинам носить как бы и «невместно»…

Не объясняются ли походы Мамая и Ахмата на Москву тем, что согласно неким, прекрасно понятным современникам правилам «царь» был выше «великого князя» и имел больше прав на престол? Что заявляла о себе какая-то династическая система, ныне совершенно забытая?