Текст книги "Мы из будущего (СИ)"

Автор книги: Александр Шевцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Тот махнул рукой и побежал за Черепом. Спирт некоторое время стоял в недоумении, посмотрел на близкий лес, затем вздохнул и побежал за остальными.

– Эй, психи, подождите.

Немецкий солдат, вальяжно развалившийся в коляске мотоцикла за станковым крупнокалиберным пулеметом MG-34, некоторое время наблюдал за безоружными следопытами, а затем дал по ним короткую очередь. Пули никого не задели. Пулеметчик, уверившись, что следопыты не представляют никакой опасности, махнул рукой, и мотоцикл, не останавливаясь, поехал дальше.

Следопыты продолжали бежать рядом с поднятыми руками.

– Мы сдаемся. Стойте! – кричал Череп, стараясь привлечь внимание, но немцы никак не отреагировали на его вопли, преследуя подводы.

– Да стой же, гад! Прошу политического убежища! – Череп подбежал к коляске и схватился руками за ее край.

– Тоже мне жертва социализма, – на бегу прокомментировал Спирт.

Пулеметчик снял с плеча автомат и ударил прикладом по пальцам Черепа.

– Да остановись же ты, не видишь, люди сдаются! – Череп разжал от боли пальцы, упав на дорогу, но тут же поднялся и вскинул руку в нацистском приветствии: – Хайль Гитлер!

Мотоцикл резко остановился. Из коляски вышел пулеметчик и передернул затвор автомата.

– Was hast du gesagt?^[1]

Лицо Черепа расплылось в добродушной улыбке.

– О, сработало.

Не меняя выражения лица, с поднятыми руками он подошел к пулеметчику. Не чувствуя подвоха, немец не торопясь направил в грудь Черепа дуло автомата.

– Рилакс. – Резким ударом руки Череп отбросил ствол автомата в сторону и в то же мгновение нанес пулеметчику хлесткий боковой удар ногой в висок. – Фашистская рожа. Размечтался.

Обутая в тяжелый кирзовый сапог нога, словно удар кувалды, сбила немца с ног, и он рухнул на землю, потеряв сознание.

Немец, сидящий за рулем мотоцикла с выпученными от страха глазами, попытался перебросить со спины автомат, но дуло «шмайссера» зацепилось за сиденье.

Череп вразвалку, наслаждаясь его страхом, подошел ближе.

– Чего, фашист, обосрался? Каратэ никогда не видел?!

Мотоциклист хотел было перебросить ногу через сиденье, чтобы встать, но Череп опередил его, схватившись за ремешок автомата, и ловким движением обмотал ремешок вокруг шеи немца.

– Дай помогу, голуба.

Он не без удовольствия затянул ремешок. Немец захрипел, его голова безвольно обвисла. Череп обхватил голову мотоциклиста и резким движением свернул ему шею.

– Ездят тут всякие рокеры…

– Ну ты даешь! Не хуже Железного Арни! – Спирт с уважением потрогал бицепс приятеля.

– В натуре Терминатор! Молоток, Олег! – Борман одобрительно кивнул. – Где научился?

– Бокс и секция каратэ в подвале. Да и боевики чаще смотреть надо, там есть чему учиться.

За скорой расправой над мотоциклистами наблюдали не только следопыты. Немецкие пехотинцы на ходу запрыгивали в кузов грузовика.

– Откуда их столько? – произнес Спирт, пытаясь сосчитать фашистов по блестящим на солнце каскам.

Борман обернулся – подводы все еще были видны.

– Грузовик их быстро догонит.

Череп снял с коляски тяжелый пулемет.

– Сейчас мы их «мерина» кастрируем, и никого они не догонят.

Он лег на землю, поправил пулеметную ленту, прицелился. Следопыты убедились, что стреляет он так же хорошо, как и дерется. Первая очередь сорвала решетку радиатора, затем брызнули осколками стекла кабины водителя. Череп перевел прицел ниже и снова открыл огонь. С глухим вздохом лопнули шины грузовика. Машина остановилась. Из кабины на землю выпали убитые водитель и офицер. Череп перевел огонь на кузов, пройдясь несколько раз по нему длинными очередями. Оставшиеся в живых солдаты спрыгнули на землю, развернулись цепью и открыли ответный огонь.

Борман и Спирт сняли с убитых мотоциклистов автоматы и открыли огонь по немецкой пехоте.

Немцы залегли на землю. Перестрелка усилилась. Чуха лег за колесо мотоцикла, предусмотрительно надев каску убитого немца. Расстояние между противниками было больше трехсот метров, что снижало прицельную дальность используемых с обеих сторон девятимиллиметровых пистолетов-пулеметов МР-38. Преимущество было у тяжелого пулемета Черепа. Автоматные пули на излете ложились рядом со следопытами. Патроны в рожках автоматов у Бормана и Спирта быстро закончились. Последний вытащил из подсумка убитого мотоциклиста гранату, повертел ее в руках, но, прикинув расстояние, засунул за ремень.

– Череп, мы тут долго не продержимся, давай к лесу.

Череп кивнул в знак согласия, встал в полный рост и, продолжая вести огонь, стал отходить к ближайшим деревьям.

– Какой кайф!

Под защитой его пулемета короткими перебежками следопыты благополучно достигли первых деревьев. Немцы лежали, боясь поднять головы. Череп с сожалением выпустил последнюю очередь. Пустая пулеметная лента упала к его ногам. Он бросил пулемет и скрылся в кустах вслед за приятелями.

* * *

Тяжело дыша, следопыты выбежали на знакомую поляну, на которой еще совсем недавно общались с красноармейцем Путиным.

– А я вот, когда нас расстреливать вели, понял, как красив мир. Понимаете? Жизнь сама по себе чудо. – Чуха впервые за несколько дней улыбнулся.

– Чудо будет, если выберемся живыми, – проворчал Спирт, рассматривая прихваченный им немецкий автомат. – Сколько я земли поднял из-за этого говна!

Спирт выбросил автомат в кусты. Череп рассмеялся.

– Пятьсот баксов упало.

– Где? – вздрогнул Чуха.

– Вон лежат. Новенькие, еще тепленькие.

Следопыты рассмеялись и пошли дальше через лес.

– Так, давайте думать логично. Слово, данное той тетке с молоком, мы сдержали. Соколова нашли, – рассуждал вслух Борман.

– Да уж, и даже больше, – намекнув на незапланированные похороны, добавил Спирт.

– Об этом не будем. Далее, документы Карпенко при нас в сейф запер. Это, кстати, тоже одно из условий возвращения. Если мы их достали из сейфа в будущем, значит, туда их надо положить в прошлом. Идем дальше. Никто ничего чужого больше не спер? – Борман выразительно посмотрел на Чуху.

– Нет. Ну чего вы? Мамой клянусь, – ответил Чуха.

– Значит, все условия выполнены, – продолжил Борман и с облегчением хлопнул Спирта по плечу: – Скоро будем дома.

– Вроде все правильно. Только вот… – замялся Спирт.

– Ты это о чем? – спросил Борман.

– Расскажи ему, что написал на плите, – насупившись, Спирт кивнул Черепу.

– Да чего там, ерунда, ну прикололся, и все, – легкомысленно бросил Череп.

– Борман, он твое имя на обелиске ножом выцарапал. Под списком захороненных в братской могиле. – Спирт отвел глаза в сторону.

Борман остановился и повернулся к Черепу.

– На каком таком обелиске?

– Ну, когда ты нас за продуктами в село гонял, там по дороге мемориал стоял. А я тогда в обиде на тебя был. Ну и чиркнул, было дело. И даже не имя написал, а только погоняло «Борман». Да и почерк у меня, сам не разберу. Не переживай.

Борман побледнел.

– Кому надо, тот разберет.

Череп начал осознавать роковые последствия своего поступка.

– Ну прости! Не может же быть такого в самом деле! Все нормально будет. Сам же сказал, все условия выполнены.

– Чего гадать, вариантов у нас нет. Надо к озеру прорываться и опять пробовать, – сухо добавил Спирт. – Вы идите, я догоню.

Он остановился у дерева справить нужду.

– Я сейчас! – крикнул он.

С трудом продравшись через плотные заросли, первым на открытое пространство очередной поляны вышел Череп и в изумлении замер. Перед ним, не менее удивленный, стоял знакомый обер-лейтенант СС. Стоящий рядом с немецким офицером автоматчик тут же взял Черепа на прицел.

– Здрасте! – только и смог из себя выдавить Череп и глупо улыбнулся.

Обер-лейтенант достал из кобуры вальтер. Череп поднял руки.

Листья кустарника раздвинулись, и на поляну вышел Борман.

Обер-лейтенант СС засмеялся. Борман вздохнул и поднял руки. За его спиной затряслись ветки кустарника и раздался веселый голос Чухи:

– Мужики, вы где? Тут потеряться можно. Ау!

Борман и Череп обернулись. На поляну вышел смеющийся Чуха и, увидев немцев, попятился. Обер-лейтенант СС подозвал его вальтером. Чуха поднял руки, втянул голову в плечи и встал рядом с остальными.

– Помню, вас четверо было, – заметил эсэсовец.

Пришедший в себя Череп, багровея от усердия, отрапортовал:

– Никак нет, товарищ обер-лейтенант эсэс, никого больше с нами нет!

Спирт в этот момент уже застегивал галифе. Услышав бодрый рапорт, он аккуратно раздвинул ветви.

Обер-лейтенант покачал головой. Череп с деланной преданностью смотрел на офицера. Немец, поджав губы, резко ударил Черепа в челюсть, после чего сделал шаг назад, дав возможность тому упасть на землю.

– Это тебе за «товарища обер-лейтенанта эсэс». – Офицер с размаху ударил Черепа сапогом в живот, затем каблуком съездил по лицу. – А это за громкий голос.

Череп корчился от боли, сгребая пальцами землю с травой. Изо рта и носа потекла кровь.

– Нацистский выродок!

– Вы плохо воспитаны, молодой человек, – вздохнул эсэсовец, наступая ему на кисть руки.

Из кустов за избиением товарища наблюдал Спирт.

– Ну, блин… Автомат бы, – тихо прошептал он, достал из-за ремня гранату и несколько раз подбросил ее на ладони.

Обер-лейтенант СС продолжал стоять на посиневшей кисти Черепа.

– Кстати, на чем мы тогда расстались? Если не ошибаюсь, вы собирались служить великой Германии.

– Вы дали нам время подумать, – напомнил Чуха.

– Мы вот бегаем по лесу. Вас ищем. А знаете зачем? – спросил Борман.

– Интересно, зачем же?

– Чтобы сказать, что мы передумали! – гордо ответил Борман.

– Хм, чувство юмора, русские… – улыбнулся офицер. – Хотя все это уже не так важно.

Он опустил пистолет, целясь в голову Черепа, но из кустов вышел Спирт.

– Слышь, ты, истинный ариец, бросай ствол на землю. A-то сейчас такой трындец будет, мало не покажется.

Обер-лейтенант взглянул на гранату, а затем внимательно посмотрел в глаза Спирту.

– Что бросать? – не понял он.

Спирт сплюнул и нагло, вразвалку, пошел на немцев. Автоматчик попятился.

– Вот дятел! Пистолет бросай! – Спирт остановился перед офицером.

– Я неплохо разбираюсь в людях. Вы слишком любите жизнь. Вам этого не сделать. – Обер-лейтенант приставил к животу Спирта пистолет.

– Психолог, значит. Не сделаю?

– Как это говорится у вас, у русских, не валяйте дурака.

– Говно ты, а не психолог. На! – Спирт выдернул чеку.

Чуха зажмурился, Борман открыл рот, а автоматчик сорвался с места и исчез в кустах. Обер-лейтенант тоже попытался убежать, но лежащий на земле Череп схватил его за ногу. Офицер упал, хватаясь за траву руками. Череп подтянулся к нему, сорвал с его пояса нож и вонзил лезвие между лопаток.

Затем он встал, размазывая кровь по лицу.

– Воспитатель хренов, у меня по поведению всегда «два» было.

– Ну вы, блин, даете, – пролепетал Чуха.

– А ты что с гранатой сделал? – поинтересовался у Спирта Борман.

– Лучше не знать. – Спирт сделал паузу. – Нассал на нее.

– Тьфу-у-у, придурок.

Спирт покачал головой.

– Брезгливый какой! А она вам жизнь спасла. И я, кстати.

– Погодите, ребята. Посмотрим, что у него там! – Череп тем временем приподнял тело обер-лейтенанта и достал из-под него планшет.

– Ого, да тут карта! Все немецкие укрепления. – Борман с интересом развернул исчерченную условными обозначениями карту. – Парни, эта бумага цены немалой. Знаете, сколько солдатских жизней можно спасти, если ее командованию показать?!

– Надо ее Карпенко отдать. Пусть знает, что мы не фуфлыжники какие-то, тоже кое-чего можем, – осторожно шевеля разбитыми губами, выговорил Череп.

– Он нас в разведку за «языком» посылал? А это, как я понимаю, получше будет, – усмехнулся Спирт. – И на этом, я считаю, наш долг полностью выполнен. А потом домой, лады?

* * *

Впервые чувствуя в своих сердцах особое единение людей, побывавших на краю смерти и связанных одной целью, следопыты пошли на шум боя, к ставшим по-настоящему своим позициям. Все чаще раздавался свист шальных пуль. Ломая деревья, взрывались снаряды и мины, приходилось падать, вжимаясь в землю, и, дожидаясь короткой тишины, продвигаться перебежками вперед.

Через разбитые артобстрелом окопы следопыты выбрались к месту, где должен был находиться блиндаж. До него оставалось не больше пятидесяти метров. Со всех сторон доносились стоны тяжелораненых и контуженных. То и дело приходилось перешагивать через тела убитых.

Придерживая на голове каску, чтобы не спадала на глаза, к ним подбежал знакомый матрос.

– А я смотрю, до боли знакомые лица. Какими судьбами?

– В строй возвращаемся, – буркнул Череп.

– Помню, вас больше было. А приятелей своих, в синих фуражках, где потеряли? – подмигнул матрос.

– Они не поделили дорогу с немецкими мотоциклистами, – усмехнулся Спирт.

– А… бывает.

Борман показал в сторону леса.

– В тылу немцы.

– Да, знаем. У соседей прорвались. Я тут остатки наших собираю. Говорят, резервы уже идут, надо чуток продержаться. Вы как, со мной?

– Только руководству доложим. Карпенко не видел?

– В блиндаже был. У него тяжелое ранение в голову, Нина кровь остановить не может. Просила его уйти в медсанчасть, а он с передовой ни в какую. А теперь поздно; где тыл, где передовая, перемешалось все.

– Мы сейчас, обожди. Небольшие формальности уладим, – ободряюще подмигнул Борман.

Он на ходу размышлял, как объяснить Карпенко их появление. Почему-то ему казалось, что политрук все поймет и простит их. Ведь они сами вернулись, и, значит, никакие они не дезертиры. Да, надо будет рассказать про спасение подвод с ранеными, про ликвидацию офицера СС. И главное, передать карту. И хорошо, что Нина тоже в блиндаже. А после боя он, Борман, расскажет ей всю правду и предложит уйти в будущее вместе с ними. О том, согласится она или нет, Борман подумать не успел.

Когда до блиндажа оставалось шагов двадцать, в его угол упал снаряд. Бревенчатая крыша вначале подпрыгнула и через мгновение рухнула. То, что раньше они называли блиндажом Карпенко, сейчас больше напоминало воронку, наполненную расщепленными бревнами. Сверху на следопытов полетели доски и щепки. Тлеющий обломок бревна упал перед Борманом. Следопыты растерянно переглянулись. У Чухи затряслась нижняя челюсть.

– Мамочки, там же Нина. – Он опустился на колени.

Борман рванулся к воронке, но, поняв, что все кончено, сел на ее краю, обхватив голову руками. Рядом с ним сел Чуха. Впервые чувство к этой девушке примирило их. Ревность, столь терзавшая сердца обоих, переросла в сочувствие и жалость друг к другу.

В глубине души Борман осознавал, что даже тогда, когда он грубо приставал к Нине в палатке медсанчасти, в его поступке было больше борьбы с самим собой, чем мужской похоти. В случае положительного финала он бы втоптал в грязь свои чувства, таким образом доказав самому себе, что никакой любви нет. Сейчас же он понял, что абсолютно неважно, как назвать то, что он испытывал к Нине, – сейчас важно было понять, как дальше жить без нее.

Чуха же не мог разобраться в своих чувствах по причине излишней, как он считал, идеализации. Каждый раз, думая о медсестре, он ловил себя на мысли, что только его воображение и влюбчивое сердце могли создать идеальный образ девушки. Раньше он убеждал себя в том, что любит фантом, и если он и она узнают друг друга лучше, то вся эта сказочная любовь рухнет, исчезнет как дым. Теперь же пронзительно осознал, что смерть Нины вдохнула жизнь в кажущийся ему надуманным образ. Мечта стала явью. Эта идеальная девушка была реальной и живой, она гладила его по голове, прикрывая своим телом от осколков, она вытаскивала его из-под обстрела. Она была пронзительно настоящей. И еще он понял, что никогда не сможет забыть ее.

Спирт и Череп остановились в стороне, чувствуя, что приятелей не следует сейчас доставать. Но у войны свой распорядок. К следопытам подполз матрос.

– Вам повезло, ребята, в рубашке родились. Перед вами к политруку четверо бойцов зашло. Хотели его уговорить на руках в тыл перенести. Не успели.

– Все встало на свои места. Так и должно было быть. – Борман посмотрел на матроса пустыми глазами.

– Ну, вы как, счастливчики, со мной пойдете? Там какой-то штабной тех, кто остался, собирает. Контратаковать будем. Ну, вы как?

Следопыты переглянулись.

– По мне так лучше в бою погибнуть, чем снова на энкавэдэшников нарваться. – Череп выжидающе посмотрел на остальных.

– Я за атаку! Глядишь, до озера дойдем, а потом домой! – кивнул Спирт.

– Они Нину убили… – тихо сказал Чуха.

– Похоже, это наш последний бой, – спокойно сказал Борман.

– Тогда собирайте оружие – и айда за мной, – вздохнул матрос. – Пошли, хлопцы!

* * *

Проблем с вооружением не было. Борман, Спирт и Чуха подобрали себе по автомату ППШ и на ходу умело щелкали затворами, снимали дисковые магазины, проверяя количество оставшихся патронов. Череп нашел массивный ручной пулемет Дегтярева. Недостаток был только в гранатах. Борман отыскал две в подсумке убитого молоденького сержанта. Одну взял себе, другую передал Черепу.

– Граната – это хорошо. Еще бы пару дисков к «дегтярю», – мечтательно заметил Череп.

– Может, тебе еще и талоны на усиленное питание, терминатор? – горько усмехнулся Борман.

Бой постепенно стихал. Немцы считали захваченные позиции своими и уже обустраивались в окопах первой линии обороны.

На левом фланге недалеко от места гибели Емельянова нервный худой капитан собирал последних выживших. Борман насчитал вместе с ними тридцать семь человек. Почти все были ранены.

– Все проверил? Больше никого? – спросил у матроса капитан.

– Одни убитые и тяжелораненые.

Борман протянул капитану карту.

– Вот, у одного эсэсовца одолжили.

Капитан развернул ее, вздохнул и положил в планшет.

– Ее бы раньше. Хотя бы на сутки! А теперь их позиции нам хорошо известны. Это наши позиции. Такие дела.

Офицер немного помолчал, облизывая сухие губы, и продолжил:

– Ситуация критическая. После прорыва немцами нашей обороны перед ними незащищенный Ленинград. Командование срочно перекидывает резервы, чтобы ликвидировать брешь. Перед нами поставлена задача контратаковать и стянуть силы противника на себя, не дать фашистам развить наступление. От каждого из нас зависит судьба фронта. – Капитан обвел взглядом примолкших солдат. – Фрицы должны считать, что мы идем на прорыв. Надо создать как можно больше шума. Если получится, они остановят наступление до ликвидации бреши в своем тылу. Так что цель первая – выбить гадов с первой линии нашей обороны. Цель вторая – тот, кто уцелеет, должен атаковать позиции немцев. Вперед, товарищи!

Капитан первым вылез из окопа и пополз к передовому рубежу. Остальные последовали за ним.

Все пространство вокруг было усеяно трупами своих и чужих солдат. В этом месиве из человеческих тел им пока удавалось оставаться незамеченными.

Когда до окопов осталось около двадцати метров, немецкий пехотинец, углубляющий саперной лопатой засыпанную траншею, привстал, чтобы перекинуть через бруствер очередную порцию песка. Взгляды немца и Черепа, подтягивающего к себе тяжелый «Дегтярев», встретились.

Пехотинец схватил автомат и, не целясь, дал очередь по наступающим.

Его крик, как спусковая пружина, бросил людей в атаку. Открыв ответный огонь, отряд устремился к укреплениям. Красноармейцы кричали «Ура!», «Бей гада!», «За Родину!», капитан механически повторял «За Сталина! За Сталина!». Череп, ведя спасительный пулеметный огонь, дырявил мелькающие в окопах каски.

Через мгновение бой завязался в самих окопах. Все сплелось в один клубок: крики на русском и немецком, стрельба с обеих сторон, ненависть и страх. Солдаты пошли в рукопашную.

Борман успел срезать автоматной очередью двух бегущих к нему по окопу немцев. Его ППШ внезапно захлебнулся. Из землянки на Бормана выбежал немецкий лейтенант и прицелился из пистолета. Следопыт отчетливо видел, как указательный палец лейтенанта медленно нажимает на курок. Еще секунда – все будет кончено. Неожиданно ноги лейтенанта согнулись, и немец упал, так и не успев выстрелить. За спиной Бормана стоял улыбающийся Череп с «Дегтяревым» наперевес.

Бой начал затихать. Спирт и Череп пошли по окопам, помогая красноармейцам добивать оставшихся немцев. Кое-кто из наших солдат уже сворачивал трясущимися руками самокрутки, стоя над остывающими телами врагов.

Чуха, сидя верхом на немецком солдате, душил его. Солдат давно не подавал признаков жизни, но Чуха продолжал его душить.

– Ааааааааа!.. – не переставая, кричал Чуха.

– Да мертвый он, – спокойно сказал Борман.

– На, сволочь! На! – У Чухи из углов рта пошла пена.

Череп обхватил приятеля и оттащил от трупа.

– Ну все. Все. Успокойся.

– Я убил его! Я убил его! – Чуха ошарашенно стал рассматривать свои ладони, мокрые и покрасневшие. Это был первый убитый им враг.

Борман сел рядом и обнял его за плечи.

– Молодец, Виталик.

* * *

Капитан, раненный в плечо, бледнея на глазах от потери крови, обошел захваченные позиции. В живых осталось только двадцать бойцов.

– Первая цель достигнута. Теперь надо атаковать. Всем проверить оружие. Пополнить боеприпасы. Пять минут на подготовку.

Капитан тяжело опустился на землю. Было видно, что он держится из последних сил.

Следопыты подобрали по паре заряженных дисков к своим автоматам. Череп достал из кармана убитого немецкого офицера белый платок и любовно стал чистить им пулемет. Борман задумался.

– Знаете, что мне в голову пришло? Всем нам известно, что немцы Ленинград не взяли. А что, если история изменится и они его возьмут?

– Хрен они его возьмут. – Череп протер почерневшим платком патронник «Дегтярева» и лязгнул затвором.

– Ну а если?

– Ну и че? – переспросил Череп.

– А то, что тогда изменится будущее, балда.

– Но мы же знаем, что Ленинград отстояли, – вмешался в разговор пришедший в себя Чуха.

– Это мы там знали, а здесь, в прошлом, будущее имеет бесконечное число вариантов. Я пока просто предполагаю.

– Ты это к чему? – задал вопрос Спирт.

– Да подумал, что нам, чтобы мы родились, важно, чтобы прошлое не изменилось. То есть если оно изменится, то, к гадалке не ходи, нашего рождения не будет. Так что, парни, мы тут не только Родину защищаем, но и, как говорил Емельянов, Царство ему Небесное, право на наше рождение. Право на нашу жизнь, в самом прямом смысле этого слова. Забавно.

– Я тебе больше скажу. Может, и Ленинград не взяли, потому что в том прошлом, которое знаем мы, так сказать в нашем прошлом, уже было учтено, что мы окажемся здесь. И в том числе из-за наших пяти копеек, вложенных в общее дело, Питер и не взяли, – усмехнулся Спирт.

Поразмышлять им не дали. Капитан поднялся из окопа, поднял руку с пистолетом и, обернувшись к красноармейцам, громко закричал:

– В атаку, за Родину! Вперед! Ура!

С протяжным воем «ура!» солдаты бросились вперед. В их беге было что-то отчаянно-обреченное, но в самом факте неизбежности смерти люди черпали нечто возвышенное, помогающее им сделать последние шаги к вечности.

– Кажись, все. Ну че, пацаны, покажем фашистской сволочи, как воюют русские! С богом! – Борман подмигнул следопытам.

Они встали и побежали за остальными, вторя им своим «ура». С немецких позиций открыли огонь. Забухали минометы. Несмотря на то, что красноармейцы не переставая вели огонь из стрелкового автоматического оружия, силы были явно не равны, и шансов даже просто добежать до немецкой линии обороны ни у кого не было.

На поле выехали несколько немецких танков, грузовики с пехотой и полугусеничный огнемет. Головной танк выстрелил. Снаряд разорвался в десяти метрах от следопытов, несколько красноармейцев упали на землю убитыми. Бегущий впереди капитан спрыгнул в глубокую авиационную воронку. Следопыты последовали за ним. Здесь они были в относительной безопасности. Череп рукавом стер пот со лба и выжидающе посмотрел на капитана. Офицер выглянул. Немецкая техника, набирая ход, направлялась прямо на них.

– Кажись, получилось. Танки-то явно приготовлены для дальнейшего прорыва. А теперь на нас ползут!

Раздалась пулеметная очередь. Тело капитана сползло на дно воронки. Его волосы и лицо были в крови.

Череп тоже высунулся. Снова застрекотал танковый пулемет.

– Башку спрячь, – посоветовал Борман.

– Чего делать будем? – не слушал его Череп. – Там танки, пехота и еще какая-то странная хреновина. Мы зажаты с обеих сторон.

– Я думаю, к лесу надо прорываться. Тут мы и минуты не протянем. Намотают нас на гусеницы и костей потом не найдут, – предложил Борман.

– А из леса мы им нервишки потреплем. – Череп поднял свой пулемет.

– Под такой огонь?! Ребята, вы что? – переводя взгляд то на одного, то на другого, сказал Чуха.

– Думаешь, он стихнет? – усмехнулся Борман. – Тут-то нас точно перестреляют. Пошли давай.

Череп первый выскочил из воронки и, низко наклонившись, побежал к лесу. За ним последовали остальные. Наперерез следопытам устремился, объезжая воронки, немецкий мотоцикл с установленным на коляске пулеметом.

Спирт обернулся и дал по мотоциклисту несколько коротких очередей. Тело мотоциклиста упало на руль, машина въехала в воронку, перевернулась и заглохла.

То, что Череп назвал странной хреновиной на гусеницах, было бронетранспортером SdKfz 251, вооруженным двумя огнеметами Flammenwerfer с запасом горючей смеси объемом в семьсот литров.

Бронетранспортер быстро двигался на следопытов, не давая им возможности уйти в лес. Сократив расстояние до ста метров, он выстрелил струей пламени. Горящая смесь легла огненной стеной перед следопытами, отрезав им путь. Запахло горящей нефтью. У Черепа, оказавшегося ближе всех к вспыхнувшей смеси, сгорели брови.

– Все, кранты. Зажали, сволочи. – Борман прикрыл лицо рукой, защищая его от жара пламени.

– Значит, судьба такая. Больше ничем помочь не сможем предкам. Так что двигаем к озеру. Под прикрытием огня добежать до него шансы есть. – Спирт посмотрел на приятелей.

– Рванули, парни, – согласился Борман, и следопыты побежали что есть мочи навстречу заходящему солнцу.

* * *

Дав последнюю очередь по немцам из пулемета, Череп с сожалением положил «Дегтярев» на землю и тоскливым взглядом окинул озеро. Спирт и Чуха уже были там. Борман скинул с себя тяжелый ремень с подсумком и зашел в воду последним.

Когда они доплыли до середины, на склон берега выехал все тот же бронетранспортер. С десяток немецких солдат не торопясь спускались к воде. Бронетранспортер вновь дал залп горящей смесью. Следопыты успели нырнуть. Сквозь водяную толщу они видели, как над поверхностью пробежало пламя, отчего цвет воды стал алым. Когда следопыты вынырнули, жадно глотая воздух ртом, немецкие солдаты смеялись, слушая комментарии своего офицера, который держал бинокль.

– Вот же суки, – затравленно посмотрел на берег Спирт.

– Гранатку бы сейчас, – сказал Череп, прикидывая расстояние для броска.

Огнеметчик снова дал залп. С гулом пронеслась волна огня. Вынырнув, они услышали голос офицера:

– Рус, сдавайся! Немножко буль-буль хватит.

Солдаты хохотали. Им явно нравилась эта игра с беззащитными следопытами.

– Что теперь делать-то будем? – хрипя, спросил Чуха.

Никто из следопытов не нашелся, что ему ответить. Офицер с биноклем скомандовал огнеметчику:

– Aufwärmen das Wasser!^[2]

Огненный смерч пронесся по поверхности озера. Вынырнули не все. Чухи не было. Череп еще раз нырнул и вытянул захлебывающегося приятеля за волосы.

– Я больше не могу, – прошептал Чуха.

– Держись, друг! – подбодрил его Спирт.

Борман и Череп стали поддерживать слабеющего приятеля над водой.

– Рус, сдавайся! – прокричал с берега офицер с биноклем.

– Русские не сдаются! – огрызнулся в ответ Череп.

Немецкие солдаты вытолкнули на берег знакомого рыжего сержанта НКВД. Теперь он был без хромовых сапог, фуражки и портупеи. Сержант преданно посмотрел на офицера. Тот брезгливо кивнул ему в сторону следопытов. Рыжий, угодливо семеня, подбежал к воде.

– Товарищи красноармейцы, сдавайтесь. Немецкое командование обещает вам сохранить жизнь.

– Какие мы тебе товарищи, гнида? – прокричал ему Череп.

– Задушил бы гада голыми руками, – прошептал Спирт.

– На что вы надеетесь?! Война все равно проиграна! – не умолкал сержант НКВД.

– Закрой пасть, иуда! – Череп ударил по воде рукой.

Немецкий офицер манерно поднял бинокль к глазам, словно он был в театре, а потом что-то тихо сказал сержанту. Последний, оскалясь в улыбке, закивал.

– Господин офицер дает вам одну минуту.

Чуха держался из последних сил, но было очевидно, что долго он не протянет.

– Я больше не могу, – шептал он.

– Хоть за Родину в бою умереть как мужикам, а не утонуть в этом болоте, – посетовал Череп.

Неожиданно Борман поплыл к берегу.

– Подождите, я сдаюсь. Я сдаюсь.

Следопыты удивленно переглянулись. Офицер ухмыльнулся. Борман выбрался на берег на четвереньках. Стараясь не привлекать внимания, он вытащил из брошенного им подсумка лимонку, выдернул кольцо и зажал ее в руке.

– Не убивайте. Я жить хочу. Сдаюсь. – Борман встал, подняв руки так, чтобы гранату, зажатую в руке, не было видно.

Следопыты оторопело наблюдали за действиями приятеля. Улыбаясь, Борман медленно пошел к офицеру с биноклем, вальяжно облокотившемуся на капот бронетранспортера. Офицер снисходительно улыбался.

Когда до офицера осталась пара шагов, немецкий автоматчик заметил в руке Бормана гранату. Пехотинец закричал, одновременно нажав на курок. Пронзенный пулями, Борман опустился на колени и кинул гранату под бронетранспортер. Грохнул взрыв. Волна огня устремилась во все стороны, сметая все на своем пути.

– Ох, ё! – только и успел сказать Череп.

Над их головами снова заполыхало. Чуха пошел ко дну. Спирт и Череп схватили его за волосы. Когда они вынырнули, их встретила тишина.

* * *

Обессиленные, они выползли на берег. Отдышавшись, Спирт вскарабкался по склону и осмотрелся по сторонам. Этот вечер ничем не отличался от других августовских вечеров двадцать первого века. Стрекотали сверчки, квакали лягушки, притихшим стоял чернеющий в сумерках лес, пахло свежескошенной травой, сложенной в стогах в поле. Спирт лег спиной на землю и посмотрел на небо. Уже начали появляться звезды. Меж ними мерцающей точкой летел реактивный самолет.

Чуха зарыдал, сжимая озерный песок в кулаке. Череп присел на берегу, обхватив голову руками.

* * *

Всю ночь следопыты закапывали разрытые прежде окопы, захоранивая останки. Рассвет они встретили стоя перед закопанным блиндажом. Немного помолчав, развернулись и пошли в сторону мемориала. Остановились у обелиска. В списке павших на том месте, где Череп выцарапал «Борман», была выгравирована надпись «красноармеец ФИЛАТОВ СЕРГЕЙ НИКОЛАЕВИЧ». Череп опустился на колени.

Через ограждение мемориала перепрыгнул молодой лосенок. Пробежав несколько метров, он остановился и посмотрел большими испуганными глазами на следопытов.

Неожиданно грохнул выстрел. Голова статуи воина над обелиском разлетелась на фрагменты. Следопыты упали на землю, прикрыв головы руками. Лосенок скрылся в зарослях. Серым облачком медленно опускалась бетонная пыль.