Текст книги "Три грации (СИ)"

Автор книги: Александер Уваротопулос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

  – Ого, – удивился он.

  Анапофектос вопросительно посмотрела на него.

  – День назад я входил в похожее помещение с Клоси. И мне тогда подумалось, что я вхожу в Аид. В темную холодную туманную пустоту с проступающими нечеткими силуэтами предметов и тишиной, в которой усыхают и падают оземь звуки.

  – Забавно, – сказала Клоси. – Граница с Аидом неощутима, ты бы не понял, что папал в настоящий Аид. Это твое воображение так играется с разумом. Видимо, я сильно его потревожила своим мотоциклом.

  И она улыбнувшись, продолжила.

  – Тут у нас всякая бухгалтерия и полным-полно древнего старья, никому не интересного. От него нужно избавиться.

  Она набрала стопку, вручила ее Егору и показала, куда выносить.

  Чтобы разбавить монотонность, он заглянул в несколько книг, но нашел только бесчисленные столбцы имен, дат и примечаний, коротких или длинных.

  – А они не пригодятся? Даты прошлого и позапрошлого века, может историкам будет интересно.

  – Ай, пустяки, – отмахнулась Анапофектос. – Не стоит цепляться за прошлое, если в нем только даты начала и даты окончания. А в середине – пустота. Приходы и уходы на работу, воскресный отдых. Недели, сотворенные под копирку. Множество копий короткого предложения, не имеющего особого смысла.

  Она подошла к Егору и обняла за талию.

  – Использованные батарейки не хранят, не так ли? Или, как в поговорке: честная жизнь – плохое завещание.

  Он растерялся вначале, но потом решился на ответный обхват ее талии. Так же дружески.

  – Да, душечка. Ты сегодня с самого утра в ударе.

  Она усмехнулась и высвободилась.

  – Дурачишься? Оттого, что не знаешь, что сказать?

  – Оттого, что ты ставишь меня в тупик. Нет, с твоими словами я согласен. Тут и думать нечего, жизнь должна состоять из событий, а не из пустых дней календаря. Из движения, чувств и событий. Из объятий и сомнений, нужно ли было обниматься. Из бурной любви и мучительных раздумий, стоило ли так поступать. Нет, я в недоумении от другого. От твоих как бы случайных жестов. Ты, часом, не соблазняешь меня?

  Она улыбнулась.

  – А ты об этом только и мечтаешь?

  – Не думаю. Точнее, не знаю. И вообще, не уверен, что понимаю себя после вчерашнего дня. И позавчерашнего, тоже.

  Анапофектос сочувственно кивнула, нагружая его новой кипой макулатуры.

  Но через какое-то время утомилась и она.

  – Ладно, хватит заставлять себя делать вещи, которые не нравятся. Пошли, пожалеем себя и искупнемся.

  Она привела его в зал, о котором он и не подозревал. Под стеклянной крышей, в окружении колонн находился вместительный бассейн.

  Анапофектос скинула с себя платье, затем все остальное и плюхнулась в воду.

  – Присоединяйся!

  Он ждал нечто подобного. Поборовшись секунду с чувством смущения, он последовал за ней. Тоже голым.

  Прохладная вода смыла остатки неловкости, он расслабился, наслаждаясь атмосферой: бассейн, мраморные плиты на стенах с барельефом под самым потолком, колонны дорического ордера и голая девушка, плавающая рядом.

  Минут пять они плавали почти наперегонки, потом ныряли до дна, соревнуясь, кто ловче, а потом обессиленные, устроились рядом на каменных плитах, сходящих на дальней стороне бассейна до самого дна.

  – Что будем на ужин? – спросила Анапофектос, наклонив голову и вытряхивая из ушей воду. – Чтобы ты хотел?

  – Из твоих рук – что угодно.

  Она засмеялась, затем прильнула к нему, так что их головы соприкоснулись, и положила руку на живот.

  – Так оно и есть... – задумчиво проговорил Егор.

  – Ты о чем?

  – Вот об этом. У меня такое чувство, словно мы прожили вместе сто лет. Сто лет не одиночества, а совместности, когда вместе все выходные, все отпуска, сто лет общих обедов, полуночных перекусов у холодильника, снов, удовольствий, и все без склок, скандалов и обид. Потому что полное совпадение во всем. В велосипедах, машинах и фильмах. Желаниях, принципах и мнениях, как воспитывать детей, котов и соседей. И это так неожиданно приятно – такой странной полной приятностью на грани выполнения всех желаний, – так нежно, словно после близости, что хочется запеть.

  – У тебя хороший голос? – спросила Анапофектос, кладя голову ему на грудь.

  – В душе, особенно, если сделать воду посильнее, очень даже приятный, но вне ванной – ужасный фальцет.

  – Тогда лучше говори.

  – Вообще-то, я уже все сказал. А о чем говорить?

  – Хотя бы о будущем. Как будешь жить дальше? – Она хмыкнула. – С моей совместимостью.

  – Не знаю. С тем, что привалило за эти два дня, столько всего можно сделать. Для себя и для остальных, как это не кажется пафосным. Проехаться по местам, о которых столько читал, узнать, что половина написанного – вранье. Открыть для себя заново мир, утратив при этом иллюзии, гнусно созданные телевизионными передачами и ведущими, слоняющимися по другим странам в поисках не приключений, а рейтинга. Вложить деньги в перспективу – науку или космос, и влезть в это с головой. Попробовать изменить к лучшему – если не свою жизнь, так хотя бы жизнь других, тех кто рядом, и тех, кто тебе незнаком, случайных людей, вдруг зацепивших твою душу. Но с другой стороны, меня не покидает ощущение, что это хоть и важно, но все не то. Не главное. Понять бы ваши мотивы. Понять бы, какое касательство я имею к свалившимся на меня дарам. И насколько значителен и самостоятелен я сам. А еще мне хотелось бы не потерять вас. Всех троих. Но вы же не согласитесь?

  Анапофектос отстранилась от него, села и провела рукой по его носу и губам. А потом нежно чмокнула в щеку.

  – Пожалуй, я соглашусь с девочками. Ты отработал плату.

  Егор молча слушал.

  – Я тоже сделаю тебе подарок, о нём узнаешь завтра. И, пожалуй, тебе пора, оставаться здесь больше нет смысла. Я подвезу тебя к Дельфи – красивое и правильное место для расставаний. Не против?

  – Нет.

  – Тогда пошли одеваться.

  Она пришла в его комнату, когда он еще складывал вещи. Посмотрела на его рюкзак, на том 'Путеводителя по Древней Элладе', раскрыла на закладке.

  – Мойры, – усмехнулась она. – И когда ты начал о них читать?

  – Сразу после встречи с Кифаредом. Ведь Кифаред – прозвище Аполлона, не так ли?

  – О да, он любитель музыки. И проказ. И тоже сам не поет. Разве что в душе...

  Егор засмеялся.

  Они вышли из дома, когда солнце начинало садиться. Он снова сел сзади Анапофектос, надел шлем.

  – Я опять буду гнать, готов?

  – Я знаю, ведь слово Анапофектос переводится как неотвратимость. В твоем присутствии ничего случайного не произойдет.

  Она только коснулась его шлема своим и повернувшись, взялась за руль. Мотоцикл взревел.

  Они расстались на дороге за Дельфами, почти перед самой горой, в том месте, где ровным рядом стоят высокие узкие кипарисы, а чуть выше по склону продавливают весом двадцати веков серые колонны бывшего святилища.

  Сняли шлемы, недолго посмотрели друг на друга, Анапофектос – с улыбкой, а Егор – с трудом скрываемой грустью, обнялись, и Анапофектос, взревев двигателем, помчалась по дороге.

  Он ночевал в Дельфи, в первой попавшейся гостинице, где имелся свободный номер. Заснул, словно провалился, и почти проспал завтрак. Когда спустился в ресторан, подбирали остатки с полупустых тарелок такие же заспанные как и он туристы-англичане.

  Чуть позже выяснилось, что будущее закрылось от него серой непроницаемой завесой. Он перестал предчувствовать близкие события. После чего пустая карточка лотереи, купленная в догадке, что это не одно открытие на сегодня, не стала разочарованием. Удача ускользнула от него вслед за будущим. Возможно, они ушли вдвоем, будущее и удача, обнявшись и непринужденно насвистывая 'А нам все равно'.

  Вот в чем заключался ее подарок. Она лишила его всего, что на него просыпалось ранее.

  Он дождался первого Ктеловского автобуса, идущего в сторону Патры, нашел пустое место в конце салона и всю дорогу до Патры дремал, отгоняя мысли. Даже знаменитый мост в Пеллопонес не вызвал его интереса и желания фотографировать.

  И только перед самым городом, когда в автобусе люд зашевелился, готовясь к выходу, Егор стряхнул сонное оцепенение и начал вспоминать свой прежний план, восстанавливая утраченные смысл и желания: Патра, потом Олимпия, потом Эпидавр...

  Чуть позже он вспомнил слова Анапофектос, сказанные ею вчера, перед тем как они вышли из дома: 'Я сделаю тебе подарок, который лучше того, что надарили Партида и Клоси. Намного лучше. Тебе будет это трудно понять и принять, но это так. И вот когда ты поймешь это, поймешь, почему я одарила тебя именно так, сможешь вернуться. Мы будем ждать...'

  В греческих селеньях, тех, которые подальше от главных дорог и в какие еще не добрались общественные полутораэтажные автобусы КТЕЛ с кондиционерами, не работающими телевизорами и мягкими, не всегда откидывающимися назад сиденьями, еще в ходу старые легенды. И одна из них повествует, что мойры – три прядильшицы, что управляют судьбой, и которых прозывают Дающая жребий или просто Жребий, Прядущая и Неотвратимая, в старом произношении – Лахесис, Клосо, и Атропос, время от времени встречаются людям. По странному недоразумению, прихоти судьбы или вследствие забавы различных сил. Встречи эти не всегда опасны, но и не всегда благоприятны, поскольку мойры – они и есть мойры, кто из людей способен разгадать, что из них на уме? Мы-то уж точно не можем. Что, впрочем, не лишает нас способности желать таких встреч – то ли из-за собственной безрассудности, самоуверенности то ли просто из-за вредности или желания раскрасить свою жизнь цветными красками...