Текст книги "Глоток воды из Леты (СИ)"

Автор книги: Алекс Змаев

Соавторы: Ангелина Змаева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

За трепом пролетело время и сварился суп. На мой вкус – весьма посредственный. Специй никаких – перца и лаврушки в доме не обнаружилось, морковку с луком не обжарила, да и вообще... Но глядя, как мои мальчики его наворачивают... "Мои мальчики?" А хоть бы и так. Чем же они питались раньше, если "этого" Витька уже вторую добавку наливает? А Дима только вздохнул, посмотрел на свою тарелку, заглянул в пустую кастрюльку и отсел в сторону. Дела-а-а...

После обеда Витька вспомнил, зачем я сегодня к ним зашла. Точнее, за кем. А потом всю дорогу крутился и поглядывал, явно желая что-то спросить, и только уже когда шли по моей улице, решился:

– Косолапова, а ты еще к нам суп варить придешь?

– Когда? Это сегодня воскресенье, а так еще уроки делать надо.

– Ну-у, ты могла бы делать их у нас. А суп пока бы варился. Я бы тебе что-нибудь помог.

– С уроками? – Глаза опускает, сопит. Знает, что с уроками если кто кому и поможет, то всяко не он. Но идея интересная, можно будет поближе к Диме быть.

– Ну. Может, и с уроками в чем-то, и с супом.

– С супом, помочь его съесть! – Смеюсь и Витька тоже начинает улыбаться. – Хорошо, иногда буду приходить, но условие: ты называешь меня по имени – "Маша". Договорились?

– Да. Э-м-м. А завтра придешь?

– Может быть, если ничего не случится.

Внутренне хмыкаю, в голове мелькнуло "детская непосредственность". Но ведь Витька и есть ребенок. А я тогда кто? Эта мысль не оставляет меня с того самого момента, как я познакомилась с Димой. Ребенок ли я для него? И что такое ребенок вообще? Вот сейчас Витька "говорит как ребенок", не понимая тех смыслов и знаков, которые связаны во взрослом мире с таким поступком девушки, как приходить к ребятам и готовить суп. Но, с другой стороны, когда в третьем классе Инна Борисовна, наша учительница, решила поучаствовать в игре девочек и напутала правила, Светка была так возмущена:

– На этом фантике петушок нарисован, значит вы кукарекать должны, а не квакать!

Ну еще бы, раз петушок, значит кукарекать. И как только взрослые этого не понимают! Правила игры. В памяти всплыл эпизод из предыдущей жизни. Тогда будущий муж к свадьбе принес мне огромный букет желтых хризантем. Моя подружка, девушка из старой интеллигентской семьи, была в шоке: "Ни в коем случае не бери! Желтый – цвет измены. Это он тебя сразу, на свадьбе предупреждает!" Но откуда ему, простому железнодорожному рабочему, знать все эти символы и смыслы, он просто видел – цветы красивые, а хризантемы я люблю. Опять одни только правила игры и ничего больше. Тогда получается, взрослость – просто знание правил? И статья в уголовном кодексе за "педофилию" – лишь игровая условность? Нет, что-то есть еще. Вспоминаю свое беспокойство, когда дочка начала бегать "в гости" в мужскую общагу. Что-то еще, да только что именно? Про красивые слова, типа "ответственности" я не говорю, этой ответственности у того же Витьки побольше, чем у иных взрослых мужиков. Опять тот же самый вопрос, который мучает меня с момента той аварии: чем я отличаюсь от остальных девочек, кроме знания взрослых правил, которое и не отличие вовсе?

За размышлениями добрались до дома и я сдала Витьку папе с рук на руки. О чем они говорили во время осмотра, не знаю, но Витька вышел спокойным и бояться папы перестал. Да и папа выглядел довольным. Похоже, они друг другу понравились. Что ж, мне проще, не будет проблем оставаться у них после школы делать уроки. Или "варить суп"? Тут уж кому что важнее.

* * *

В понедельник класс бурлил. Еще бы – такая новость: Славку Рыбачева отправили изучать английский в спецшколу, и Федьку – тоже, следом за ним. Марик, видимо, сообразив, что остается один и сладкой жизни не будет – многим захочется припомнить старые обиды, в школу не пришел. А Светка шептала мне на ушко, дескать, тоже переводится в соседнюю школу. И все бы хорошо, да после третьего урока откуда-то пополз слух о Славкиных приставаниях ко мне и драке Буракова с ним.

Первой про "жениха и невесту" ляпнула, как ни странно, Светка Птичкина. По школьным понятиям – подружка. То ли обидно ей стало, что отсадили назад, а тут такое происходит без ее участия, то ли еще какой бес за язык потянул. Будь я обычной девочкой-семиклассницей, случилась бы "трагедия". Как же – подружка предала. Сейчас мне известна цена и "дружбе по списыванию", и сплетен. Но разговоры надо прекращать. Когда Светка, видя, что я не реагирую, и слегка распалившись, крикнула:

– А ты теперь с ним ходить будешь и потом сама Бураковой станешь?

Я пожала плечами и негромко, но так, чтобы слышал весь класс, ответила:

– А что, у нас в классе так много рыцарей? Есть из кого выбрать? Таких, чтобы бросились защищать, не испугавшись привода к директору?

Класс затих. Мальчики отводили глаза, а девочки посмотрели на Витьку с новым интересом. Все, теперь некоторые попытаются его у меня увести, а другие – потянутся следом. Так что популярность у девочек ему обеспечена. Зачем это мне? Школьные истории про "жениха и невесту" – как танец, с первых же тактов начинает навязывать движения. Кому-то такое нравится, кому-то нет, но мне определенно требуется больше свободы. Может, я еще подумала превратить отношения с Витькой во что-то иное, чем дружба, если бы не Дима. А так...

На последней перемене ко мне неожиданно подошла Женька Веткина. Она вполне могла бы считаться первой красавицей класса, не старайся быть незаметной, поэтому я удивилась, когда она молча потащила меня за рукав в сторону от галдящих одноклассников. Оглянулась, убедилась, что никто не подслушивает, и спросила с горящими глазами:

– Витька за тебя отомстил, да? Рыбачев поэтому ушел из нашей школы?

Хм, подтвердить или нет? Пожалуй, заявление, будто Славка сменил школу, испугавшись Буракова, звучит слишком уж неправдоподобно.

– Нет. Скорее всего он ушел после того, как я у директора рассказала, что он со мной сделал, – вот так. И ни слова не соврала. Ведь действительно "после".

– Ты сама решилась рассказать про "это"?! – глаза круглые, по рублю каждый. О чем это она? Догадываюсь, почему ото всех шарахается. Проверим...

– А ты... так и не решилась рассказать?

– Ну... – опускает голову, лицо красное, как спелый помидор, – родители все равно узнали, когда мне пришлось к Рыбачеву потом ходить.

Понятно. Моя догадка про шантаж оказалась верной. На секунду возникло желание спросить, так все-таки Славка "может" или нет? Но я быстро затоптала свое любопытство, такой вопрос сразу показал бы, что я не из пострадавших и доверие к "подруге по несчастью" моментально сменилось бы на настороженность и страх. А как же, обязательно сообщу всему классу о "стыдной тайне". Надо сказать, страх не без оснований, та же Птичкина точно бы растрепала.

– Скажи... – Женька замялась, ковыряя носком туфли бетонный пол, – ты с Бураковым потому, что долг за защиту отрабатываешь, или он тебе самой нравится?

Ой, какая интересная версия событий. Но подтверждать ее не стоит, обман слишком быстро может всплыть. Разве чуть-чуть воспользоваться таким взглядом.

– Знаешь, а он ведь не потребовал с меня отработки долга. Просто сама стараюсь как-то вернуть. Вот сегодня пойду к нему, помогу уроки делать.

– Да, – Женька понимающе кивает. – Долги надо возвращать. Но на самого Витьку ты не претендуешь?

– А зачем тебе?

– Мне... Мы же теперь "рваные грелки", нам правильные мальчики не положены. А Витька, если он тебя не обижает и даже отработать долг не потребовал...

Ой, ля! Это ее Рыбачев так "воспитал"?

– Ты откуда такое взяла?

– Папа назвал. Когда узнал про "это"...

Однако. Представляю, что творилось, когда родители "все равно узнали". Хотя нет, не представляю. А про Витьку, почему бы и нет? Девочка вроде бы неплохая, только чепухи в голове многовато. Если со всей этой ерундой разобраться, да присмотреть, чтобы глупостей не наделала...

– Понятно. К ним домой тебе, пожалуй, не стоит появляться...

Перебивает:

– Там у него отец-уголовник очень страшный, да?

Страшный, страшный. Главное, чтобы от Димы пока подальше держалась. Молча пожав плечами – "понимай как хочешь", продолжаю:

– … а если мы в кино пойдем или еще куда, могу тебя позвать.

– И все будут думать, что у Витьки две девушки? Но я согласна! – быстро добавила она. И, немного подумав: – Только... он меня не прогонит?

– Постарайся, чтобы не прогнал, я тут тебе не помощница.

– Да. Ты добрая, готова поделиться. Я бы так, наверное, не смогла. Или у тебя кто-то другой есть?

Молча пожимаю плечами. "Может, и есть, но не скажу".

– Ну да, конечно, ты же сейчас если с Витькой ходишь, то никуда больше? Но если ты нас сведешь, и Витьке со мной хорошо будет, получится, что твой долг перед ним закрыт. И тогда... – договорить ей не дал противный дребезг звонка над ухом. Женька поморщилась, тряхнула головой, и мы побежали в класс.

История Реформации сегодня проходила мимо моих ушей, мысли вертелись вокруг разговора с Веткиной. Вот оно – то самое различие, которое я так долго старалась поймать. Сам по себе опыт секса не изменил ничего для Женькиного тела, без серьезных повреждений вроде бы обошлось, залета не случилось. Это как бы объективно, биологически. А внутри, "в душе", он меняет все. Это я еще помню, хотя и смутно, по той, собственной далекой юности. Кажется, "после" ты уже другая и мир вокруг другой. Теперь-то я понимаю, сколько раз в жизни приходит это ощущение, а сколько раз не приходит, но стоит оглянуться и увидеть, как ты изменилась. Для меня изменения – это просто новый этап жизни, не лучше и не хуже прежнего. А для Женьки? Для нее все не так. Раз она изменилась, пусть и не по своей воле, значит, стала либо лучше, либо хуже. Как в черно-белом телевизоре, если две точки отличаются, то одна из них темнее. Потому как других цветов просто нет. Отличие выделяет, ведет к вопросу: лучше или хуже? И особенно остро встает этот вопрос, если отличаешься от всех окружающих. Стала не такой, как другие девочки. Лучше или хуже? И хор голосов отвечает: "Хуже! Рваная грелка, только на выброс! Правильные мальчики не положены!" Крик и слезы родителей добавляют ужаса и беспомощности. И никакой личной защиты, ни единого собственного убеждения, чтобы пропустить эти крики мимо ушей. Так что же получается? Общество защищает девушек-подростков не от навязчивых приставаний озабоченных мужиков – что от них защищать. Общество защищает девушек от себя самого. Толпа всегда глупее отдельного человека. У толпы тоже черно-белое мышление и ей только дай повод, чтобы осудить. Что же случается в восемнадцать лет? Неужели человек, достигнув этого рубежа, обретает вдруг "цветное" видение жизни, понимая многомерность различий? Или толпа вдруг резко умнеет? Да ничего подобного, просто в этом возрасте секс перестает быть различием. Одна среди многих, "все, как у всех". Нейтрально, а в чем-то и одобрительно. И абсолютно неважно, какой секс, какие отношения, и что из них выйдет потом. Главное, чтобы не раньше большинства. Вместе с той самой толпой, которая не терпит различий. А законы, записанные в УК, пишутся именно для нее и под диктовку ее шепота.

Очнувшись, понимаю, что уже пол-урока сижу, пялюсь на чистый тетрадный лист, и Витька на меня уже начинает странно коситься. Улыбаюсь: "Все хорошо." И ведь действительно хорошо. Пришло понимание ответа на вопрос, который грыз меня последние дни. Да, я могу... как это называют, "клеиться"? – могу "клеиться" к Диме. И по моим внутренним убеждениям это будет правильно. И второй, попутный ответ про Женьку. Она тоже может попытаться добиться Витьки. Но по совсем другой причине. Она уже записала себя в отдельную категорию, и сейчас проще доказать ей, что "есть жизнь на Марсе", чем убедить ее, что она не марсианка. Так что "можно, если осторожно". Ну а об осторожности придется позаботиться мне.

После уроков решили сразу пойти к Витьке и на выходе из школы буквально налетели на поджидающую меня Птичкину.

– А что за руки не держитесь жених с невестой?

Делает вид, что смеется, но глаза злые и обиженные. "Как же так? Не отреагировали на подколки, не стали оправдываться? Подружка опять с ним, а не со мной..." Так и теряются друзья или приятели на ровном месте. Но играть в ее игру я не хочу. Может, поймет со временем, хотя вряд ли: ей-то по-настоящему тринадцать лет. И тот же черно-белый телевизор показывает сейчас темную картинку.

– Так здесь же не скользко, – улыбаюсь, делая вид, будто не заметила попытки обидеть. – Вон там, где лед в переулках, можно и за руки...

– А-а...

Такого ответа не ожидали и следующая фраза не заготовлена. Так и уходим от стоящей с открытым ртом Светки. А Витька кажется растерянным, втягивает голову в плечи. Я его пугаю? Плохо, придется при нем придерживать язычок.

По дороге зашли в магазин. Денег на карманные расходы у меня не слишком много, около рубля, но на перец, лаврушку и пачку маргарина – хватит. Покупаю все это под удивленным взглядом Витьки.

– Э-это тебе зачем?

– В суп.

– А маргарин?

– Морковку с луком обжарить.

– Прошлый раз ты не жарила.

– Чтобы вкуснее было.

Задумался, дальше идет хмурый, пинает кусочки тающего весеннего льда, брошенные на тротуаре дворниками:

– Я тебе настолько нравлюсь?

– А тебя это беспокоит?

– Ну-у-у, да. Ты очень хорошая девчонка и все такое. И как друг. Но...

– Тебе не нравлюсь.

– Эх, была бы ты парнем...

– Тогда что?

– Можно было бы просто дружить. У меня никогда друзей не было.

– Но мы и так дружим. Так что тебя беспокоит?

– Но я же тебе нравлюсь. Это вроде как бы...

– К чему-то обязывает?

– Ну!

– Могу тебя успокоить, ты мне тоже именно друг.

Морщится, мотает головой, не верит...

– За друзьями так не бегают, и суп им не гото... – споткнулся на середине фразы. – Пойми, мне очень хочется, чтобы ты и дальше готовила. Но так не бывает! Не надо меня обманывать!

– Ты прав. Так не бывает. Но с чего решил, что мне "не как друг" нравишься именно ты? А не твой папа, например? Я ведь для вас вместе готовлю.

Остановился. Смотрит на меня вытаращенными глазами, даже рот приоткрыл.

– Но ведь он же ста... взрослый!

– И поэтому нравиться не может?

Витька выдохнул и успокоился.

– Может. У меня папа хороший. А он знает?

На минутку задумываюсь.

– Я не говорила. И вообще-то это секрет, не от него, конечно. Но посторонним знать не нужно.

– Пф! Я же не трепло и не девочка.

– Девочки тоже разные бывают. Верю, что не расскажешь, мы же друзья.

Кивает. Ну да, конечно, "мы же друзья"... В школьном мире обычно значит "приятели". Но я не запрещала рассказывать Диме и, надеюсь, только ему Витьке и захочется рассказать. Может, еще Женьке, если она и правда сможет составить нам компанию. Это уже хуже, но тоже не очень страшно. А что до остальных, то безразличие порой защищает секреты куда лучше запретов.

За разговорами добрались к Бураковым. Дима на работе и вернется только к вечеру, Витька со вздохом уселся за уроки, кидая то и дело взгляды на холодильник. Школьный обед из манной каши и половинки сосиски уже давно стал только воспоминанием. А я решила исполнить свой тщательно подготовленный план по поддержанию своих мужчин в тонусе.

– Так, если я готовлю, то не в школьной же форме мне это делать?

– А-а в чем? – Витька непроизвольно оглядывает себя.

– Пойду, переоденусь. – И, не отвечая на вопрос, прячусь за дверью в комнату Димы. А дальше из школьной сумки извлекается домашнее платье. Светло-зеленое в синий горошек. Переодеваюсь в него. Школьную форму из вредности развесила на спинке Диминой кровати. Мое появление на кухне опять производит эффект отпавшей челюсти.

– O! Маша, тебе идет!

– Да? – Кручусь про комнате в легком танце. – Тем лучше. Я сейчас все пожарю и поставлю вариться, а потом займусь уроками. Освободишь мне краешек на столе?

Через полчаса усаживаюсь рядом и зарываюсь в учебники. Успеваю сделать математику с физикой, когда готова еда, и у Витьки просто на лице написано, что он хочет "пообедать еще раз", не дожидаясь прихода отца и ужина. А почему бы и нет? Тоже поем, потом не потребуется крутиться между плитой и столом.

Разобравшись с "потребностями желудочными", вернулись к урокам. Оба с кислым выражением лица. Посмотрели друг на друга и рассмеялись, причем я не выдержала первой. Предстояло сочинение по литературе: "Капитанская дочка как мечта народа о революции." Витька долго грыз колпачок ручки и наконец спросил.

– Маша, если я напишу, что главный герой – дурак, потому, что занимался девчонками, а не войной, это правильно будет?

– Может, и правильно, но Людмила Федоровна точно не оценит. Точнее, как-то оценит,.. Особенно если вспомнит про мужа, который уехал от нее на Камчатку.

– От такой уедешь, – проворчал Витька. – Только тогда я не знаю, что писать.

– Тема же есть: о мечте и революции. Возьми из учебника несколько абзацев про Пугачёвский бунт, потом что-нибудь из книжки про Ленина и революцию. Вон, я вижу, стоит в шкафу. Мелко порезать, перемешать, чуть обжарить. Тьфу, совсем запуталась с этой готовкой...

Дальше писали сочинения весело. Решили фразы про революцию брать из разных книжек, и еще немного завернули про народные мечты, а я еще добавила пару цитат из "Вечеров на хуторе", которые проходили перед зимними каникулами.

За этим занятием и застал нас Дима. Я, валяясь на диване, диктовала текст, размахивая зажатым в руке учебником, а Витька, сидя за столом, старательно строчил в тетрадь.

– Это что тут происходит?

– Сочинение пишем. Кстати, еда готова и пока горячая, так что подходи. – Я решила использовать момент для перехода на "ты". И точно, Диму больше занимал мой вид, чем тонкости обращений.

– Ты как-то странно одета.

– Переоделась в домашнее. Не в школьной же форме мне овощи жарить, да все такое?

– И верно. – Дима потянул носом воздух, сглотнул слюнки и отправился в свою комнату. Я на мгновение замерла. Кошка трется мордочкой об углы предметов, помечая территорию. И я, развесив свою одежду на спинке его кровати, тоже пометила. Даже не поняв произошедшее сознательно, на каком-то диком, инстинктивном уровне Дима почувствовал мою метку. Почувствовал, но сказать-то все равно нечего. А потому, осознанно или нет, сделал второй шаг этого древнего первобытного танца – признал мое право оставить метку у его кровати, гнезда, логова. И это внутреннее признание для чувств значило куда больше, чем любые разумные рассуждения. В кухню он вернулся в слегка неустойчивом настроении внутренней борьбы и удивления по поводу собственных ощущений. А я решила "дожать", отодвинула стул и, жестом пригласив садиться, поставила перед ним большую тарелку супа. Как хозяйка в доме. Никогда не бывало, чтобы голодный мужчина отказался от поданной вот так тарелки. Он и не отказался.

Честно говоря, я слегка нервничала. В нынешней жизни мне еще не доводилось пользоваться этой частью знаний "бабы Маши". Но все прошло отлично. Отхожу в сторону, вновь беря в руку учебник.

– А вы оба разве не садитесь?

– Я поела и Витьку покормила. – Опять немного нюансов, но совсем чуть-чуть, чтобы не обидеть "покормленного". Он только кивает, уткнувшись в учебник. Кажется, пронесло: удержалась, не перегнула палку. Но на грани. Похоже, придется самой себе повторять "– Не спеши, Маша. Не спеши."

Между тем пора домой – на улице темнеет. Ухожу переодеваться в Димину комнату, что мальчиками уже воспринимается как само собой разумеющееся. Напоследок не могу удержаться от мелкой провокации – вешаю платьице на гвоздик рядом с Диминой одеждой. Если приведет своих продавщиц из магазина, пусть как хочет, так его и разъясняет.

* * *

На следующий день Витька неожиданно получил за сочинение "хорошо". Да и то из-за грамматических ошибок. Зато с припиской "Политически грамотная позиция", что у нашей литераторши многого стоит. По крайней мере в ближайшую неделю на ее уроках он теперь "хороший мальчик". На радостях звал меня пойти к ним отпраздновать такое событие. И я даже могу предположить, что не затем, чтобы готовить. Действительно рад был. Но сегодня идти к ним в гости я не планировала. Во-первых, чтобы не надоесть, а во-вторых, завтра – Восьмое марта и надо придумать маме какой-нибудь подарок. Сперва была мысль приготовить торт, но незаметно от мамы такое не провернуть. Разве что у Димы, но сомневаюсь, что духовка их газовой плиты вообще работает. Так что придется обойтись нарисованной открыткой, за полдня должна успеть. В итоге просидела весь вечер с кисточкой и вся перемазалась акварельными красками. А как же, "Ленинградские медовые"... Открытка тоже вышла в летних или даже осенних тонах, в пику слякоти за окном.

Утром перед завтраком состоялась раздача подарков. Мама улыбалась моей открытке, целовала папу за цветы и сережки. А потом папа достал подарок мне. Первый мой подарок на "женский день". Это как-то надо понимать? Может быть. Открываю коробочку, в ней тюбик помады, настоящей, импортной. Вкусно пахнущей и не размазывающейся вдобавок от любого неосторожного движения. И где только взял? Наверное, пациенты принесли. Вот только цвет – спелая малина. Память "бабы Маши" шепчет – пошлая, девчачья. А я сейчас кто? И эта помада очень пригодится. Не то чтобы она мне сильно "к лицу", со вкусом к цветам у папы всегда были проблемы, но дело не в этом. Просто девушка с накрашенными губами мужиками воспринимается как более доступная. Ага – "нехорошая девочка", правильные пионерки губ не красят и сережек не носят. В качестве еще одного шажка и намека для Димы очень даже подойдет. Только вот использовать придется уже у него. Если я сдуру приду накрашенной в школу, то кончится это немедленным приводом к директору "за аморальное поведение". И даже в туалете после уроков очень рискованно, могут успеть заметить в коридоре. А жаль. Так хорошо бы появиться у Димы уже сразу накрашенной, чтобы с порога произвести впечатление. Или все же рискнуть после уроков? Нет, чего это я? Димы может вообще не быть дома, я же не знаю график его работы. Кстати, зря не знаю, надо бы выяснить.

Поскользнувшись очередной раз на скрытой под весенней слякотью полоске льда, решила взять себя в руки, а то так и до школы не дойду. В школе меня поджидал еще один сюрприз – три красных розы на парте. Нет, сами по себе цветы в подарок не были какой-то редкостью. Еще с третьего класса мальчики, игравшие во влюбленность, приносили на Восьмое марта букетики. Да и сейчас на партах девочек кое-где лежали открытки и цветы. Обычно – веточка мимозы. Приглядевшись, увидела еще у двоих по тюльпану. То, что можно купить в магазине. Но розы... Только на рынке и за совершенно другую цену. А еще рядом с моими розами не было открытки. Смотрю на Витьку. Сидит красный, глаза в парту. Ну еще бы, под перекрестными взглядами всего класса. Веткина вообще смотрит волком и кусает губы. Букета у нее нет, первая красавица держится от всех в сторонке, и только я знаю, что не от высокомерия. Ловлю ее взгляд и слегка подмигиваю. Лицо Женьки сразу проясняется, а уголки рта чуть изгибаются в улыбке. Теперь осталось успокоить Витьку. Кладу свою ладонь поверх его сжатого кулака.

– Спасибо!

– Угу.

– Это ведь от Димы?

– М-м... – молчание, сопение. Потом все-таки не выдерживает: – Он велел тебе не говорить.

– И не надо, я сама догадалась.

– Еще передавал приглашение в гости...

– А ты как бы против? Сам просил меня иногда приходить, готовить...

– Ну-у-у... да. У тебя вкусно получается. Но сегодня в "Звездном" идет "Мимино" на большом экране. Один день только, на праздник.

– Отец-то когда домой возвращается сегодня?

– Дома он. Вчера дежурил в ночь, сегодня нерабочий день. Так что не получится...

– Как раз получится. Сходи в кино с кем-нибудь еще. Думаю, он поймет, что на праздник ты просто не мог отказать девушке. – Смотрю и улыбаюсь, наблюдая, как тоскливое выражение на лице Витьки превращается в озадаченное.

– С другой? А ты?

– Меня же твой папа в гости пригласил. Или ты думаешь, я до вас одна дорогу не найду? Как раз когда вернешься, успею что-нибудь изобразить для проглотов.

– Мне попадет.

– За что? Ты поздравил? Поздравил. Приглашение передал? Передал. Об остальном, я думаю, тебе не говорили.

– Ну да. Только ты говоришь – пойти в кино с кем-то. Как будто не смог отказать. Но с кем? Или соврать просто...

– Зачем врать? Вон, – незаметно показываю глазами, – Веткину пригласи.

– Веткину!? – Весь вспыхнул, перешел на шепот. – Она же гордая такая, ни на кого не смотрит.

– А ты возьми розы, – отвечаю тоже шепотом, – и, пока урок не начался, подойди, поздравь и подари. При всем классе. И пригласи в кино.

– Но это же твои розы!

– А кто знает? Они лежат тут посредине парты. Ты их мне не вручал. Может, просто лежат?

– Но это же неправильно! Подарки не передаривают.

– Считаем, что ты мне ничего не дарил, а просто поздравил. Давай быстро, звонок скоро.

И он послушался! Вместе со всем классом становлюсь свидетелем настоящей эпической сцены. Витька с розами, запинаясь о стулья и натыкаясь на портфели, топает к Женьке, и вручает ей букет, буркнув что-то типа "С праздником тебя!". А потом, набравшись храбрости,приглашает в кино. Женька сперва краснеет, затем бледнеет, косится на меня (слегка киваю ей), и лишь тогда берет букет. По классу прокатывается единый вздох, и наступает мертвая тишина.

– Спасибо...

В тишине пронзительным визгом звенит звонок.

* * *

В полутемной прихожей отдышалась от быстрого спуска по скользким переулкам, сняла куртку и сапоги. Перебралась в лежащие здесь же домашние шлепанцы и уже собиралась постучать, когда шорох задвижки оповестил, что меня и так услышали. Сталкиваемся на пороге.

– Маша?

– Ага. Звал?

– Да... то есть... А где Витька?

Спускаюсь в комнату, неторопливо ставлю портфель в уголок, думаю, как ответить. А потом решаю махнуть рукой на подбор слов – либо мы поймем друг друга, либо нет.

– Они с Женькой Веткиной из нашего класса в кино пошли.

– А ты? – хлопает глазами, все никак не может понять происходящее. Такой забавный. Хочется просто обнять и прижаться, но нельзя, совсем напугаю.

– А я – здесь. Меня же ты приглашал, а не Витька.

– Ну, вообще-то должен был он пригласить...

– Я, конечно, не пойму, кто на самом деле приглашает? На будущее учти – в седьмом классе ученики дорогих цветов с рынка не дарят.

– То есть ты не взяла.

– Взяла. И сразу поняла от кого. Спасибо, розы очень красивые. – Подхожу, запрокинув голову и заглядывая в глаза. Все-таки Дима намного выше меня. И решаюсь таки положить руки ему на плечи. Даже не обнять, только чуть-чуть прикоснуться, но он и от этого замирает. – А потом оставила. И так твои соседки высматривают в окна, когда я прихожу, если еще и с таким букетом.

– Кажется, я делаю глупость...

– Ты пока еще ничего не делаешь.

– Да? – обнимает, прижимая меня к себе, и накрывает губы поцелуем. Открываюсь навстречу, пропуская скользнувший ко мне язык. Дима отстраняется, в глазах удивление. М-м-м... ну что же ты.

– Хотел напугать?

– Наверное... Но ты не испугалась.

– С чего бы мне тебя пугаться?

– Считается, что я страшный. Особенно для девушек.

– Да? Ну вот пусть они и боятся. Не возражаю.

Дима тихонько смеется, опять прижав меня к себе, а я, кажется, совсем растаяла.

– Погоди. Я тут перед твоим приходом хотел что-нибудь праздничное приготовить. – Поворачивается к столу и поднимает за уголок целлофановую упаковку какого-порошка. Отрезав уголок, собирается высыпать его в плошку с водой.

– Стоп! Ну-ка... – Забираю у него пакет. Ага "Кекс праздничный лимонный". – Если ты это сейчас туда высыпешь, потом от комков не избавиться.

– Вот как. Про это ничего в инструкции не написано.

– Подожди, я сейчас переоденусь и сделаю.

Вздыхает.

– Я надеялся хоть на твой праздник что-нибудь придумать...

– Ты и придумал. И цветы, и кексик. А замешать это недолго.

Ухожу в его комнату, где так и висит на гвоздике мое платье. Начинаю переодеваться, оставив дверь приоткрытой. Интересно, зайдет или нет? Нет... Не зашел и даже не заглянул, так и прятался за стенкой на диване. Возня с тестом для кекса растянулась на полчаса, хоть и из готовой смеси. Все это время Дима сидел в уголку тихо, как мышка. А я, поставив выпечку в духовку и вымыв руки, поняла, как надо с ним обращаться и начала с того, что улеглась на том же диване, положив голову ему на колени.

Осторожно касается волос:

– Маша, ну почему ты такая маленькая, а?

– Это плохо?

– Если у меня с тобой что-то будет, то не просто посадят, как в прошлый раз, а закатают по самые уши.

– Не "если будет", а "если поймают".

– Сама сказала про соседок.

– Ну и что. Им ведь лень вникать, что на самом деле происходит. Им бирочку приклеить.

– Это как?

Ну как ему объяснить? Сама ведь была такой "бабкой у окошка". И если "Сонька бегает к Ваньке", то совсем неинтересно, какие у них там чувства, и есть ли они вообще. Главное, бегает, и об этом можно со сверстницей Глашей языки почесать. А о чем еще говорить, если жизнь прожита разная, о ней всерьез – и поссориться можно. О месте для будущей могилки можно, но сколько раз говорено. А Сонька – вот она, опять побежала. Но как это Диме объяснить?

Просто отвлекаю. Поерзала затылком у него на коленях, прижимаюсь щекой...А! Есть к чему прижаться, и пусть только попробует сказать, что я его не интересую. А ноги можно вытянуть и закинуть на валик дивана. Вот так!

– Да все просто с соседками. Для них очевидно – я таскаюсь за Витькой, а он, гад такой, на меня внимания не обращает и ходит с Женькой. Но я, глупая девчонка, "совсем гордость потеряла" и бегаю к нему домой, поджидая с гуляний. Разыграть еще пару сценок и все – версия будет железобетонной. А ты тут вообще ни при чем. И мыслей не возникнет, если не будем повода давать, типа дорогих роз или гуляний под ручку.

– Я думал, девушкам это и надо: прогулки, цветы... А ты ведешь себя, будто клеишься.

– Без всяких "будто", именно клеюсь.

– Ну и зачем тебе это?

– Не "это", а конкретно ты. Нравишься. И не говори, что я тебе не нравлюсь... – прижимаю щекой затвердевшую часть тела.

– Но это же неправильно! Ты маленькая еще...

– А ты всю жизнь был очень правильным? Ага. Не бойся, как с твоей Лизой, не будет. Со мной – можно.

– И почему это именно с тобой можно, а с Лизой было нельзя?

– Со мной можно, с Лизой было нельзя. Да. Я исключение, потому, что вижу исключения.

– Не понял.

– Просто. Вот, например, правило: "Молодым девушкам нужно держаться подальше от взрослых мужчин с уголовным прошлым". Это верно. Почти всегда. Но ты – исключение. Я это вижу, чувствую. Женская интуиция, если хочешь. У меня она есть. Или твой Витька, хороший парень, хоть и считается хулиганом, но у меня с ним ничего хорошего не получилось бы, а у Женьки – возможно. Понимаешь, сама вижу и "за" и "против". Лизу переубедили родители, а мне ничего нового они сказать не смогут. Я ответила на твой вопрос?