Текст книги "Синтетик (СИ)"
Автор книги: Алекс Залвик
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Вэнь-хэ рассказал, как встретил родственников на повозке и служанку, что в точности совпало с их собственными описаниями.
Впоследствии Вэнь-хэ стал судьей при Верховной судебной палате, выслушивал тяжбы в Западном зале. Но первое время после возвращения он жалобно стонал и горевал, не узнавая людей. Полегчало ему не скоро. Он считал дни до того срока, который ему определил праведник. Вскоре Вэнь-хэ стал правителем области Гуанчжоу. Умер Вэнь-хэ на шестом году правления под девизом Великая радость (430) в возрасте шестидесяти девяти лет.
Са-хэ возвращается в сей мир
Шрамана Хуэй-да происходил из семьи Лю, его мирское имя было Са-хэ, уроженец уезда Лиши, что в округе Сихэ. Он вырос при войске и до того, как стать монахом, не слыхивал о Законе Будды: был по духу воином и любил поохотиться. В тридцать лет он вдруг заболел и умер. Но тело Са-хэ оставалось теплым, и родные откладывали похороны. На седьмой день Са-хэ ожил и рассказал следующее.
Когда наступила смерть, пришли двое, связали Са-хэ и увели по направлению к северо-западу. Дорога шла в гору и привела на ровную местность. Там стоял стражник с луком в руках и мечом на поясе. Он остановил их и приказал вести Са-хэ на запад, где было великое множество строений с белыми стенами и красными колоннами.
Са-хэ вошел в один из домов. Там была девушка, прекрасная собой. Только он попросил у нее поесть, как неведомо откуда раздался голос:
— Не давать ему есть!
Из-под земли выскочил человек с железным посохом и замахнулся на Са-хэ. Тот опрометью умчался. Са-хэ входил в десяток домов, но так и остался ни с чем. Он продолжил путь на северо-запад и увидел старушку, ехавшую на повозке. Та протянула ему свиток, и Са-хэ принял его. Он пошел на запад и пришел к дому.
Дом снаружи был великолепен, а у дверей сидела старуха с тигровыми, выступающими вперед зубами. В самом доме было ложе с пологом изумительной красоты, бамбуковая циновка и темный столик. Там была девушка, которая спросила Са-хэ:
— Вы принесли свиток?
Са-хэ подал ей свиток, и она сличила его с таким же своим. Вдруг Са-хэ увидел двух монахов. Те спросили:
— Ты узнаешь нас?
Са-хэ отвечал, что не узнает.
— Отныне и навсегда ты вверяешь себя Будде Шакьямуни, — воскликнул шрамана, и тотчас на Са-хэ снизошло просветление. Он продолжил путь вместе со шрамана. Вскоре они увидели город размером этак с Чанъань. Однако цвета он был черного и весь из железа. Люди там были большущего роста: тела их казались покрытыми черным лаком, волосы на голове отросли так, что волочились по земле. Шрамана сказали:
— Это демоны — обитатели ада.
Было там очень холодно, и ветер трепал одежды демонов. Лед, будто циновка, устилал все вокруг. Он лежал повсюду и падал на тех людей: упадет на их головы — и головы отваливались, упадет на ноги — и отваливались ноги.
— Это ледяной ад, — сказали шрамана.
И Са-хэ вдруг осенило. Он вспомнил одно из своих предшествующих перерождений и узнал этих шрамана, своих наставников во времена будды Випашьина[103]. Он был тогда послушником-шраманера, но совершил злостные проступки и не удостоился принять монашеские обеты. Хотя Будда и явился миру, Са-хэ так и не стал его последователем. Затем он вновь обрел человеческое обличье: однажды переродился среди цянов[104], а ныне при династии Цзинь.
В том аду Са-хэ повстречал дядю. Дядя сказал:
— Прежде в землях Е я не ведал о служении Будде. Были люди, совершавшие омовение Будды[105]. Они пробовали и меня понемногу научить, но я отказывался обратиться в веру. Потому я ныне и принимаю кару. А ведь участие в омовении Будды — достаточная заслуга, чтобы благополучно возродиться на небе.
Потом Са-хэ побывал на адовой горе мечей. Один за другим он прошел все ады, повидал их в великом множестве. В каждом городе был свой ад; ады были отделены один от другого. Людей в них было что песчинок, которым несть числа. Правила, по которым их приговаривали к пыткам, и сами разновидности пыток в основном соответствуют описанным ранее.
Бредя по аду, Са-хэ пошел на отблеск света. И вдруг его взору открылось золотое сияние, свет яркий и чистый. Он увидел человека этак в два чжана ростом, прекрасного собою и всего как бы из золота. Из его свиты донеслось:
— Великий муж, взирающий на мир!
Все поднялись бодхисаттве навстречу и почтили ритуалом. Два шрамана, один под стать другому, пошли на восток, а Са-хэ совершил ритуал поклонения бодхисаттве. Бодхисаттва прочел проповедь в более чем тысячу слов и закончил так:
— Благополучие умершего закладывается его отцом и матерью, старшими и младшими братьями, а также в продолжение семи поколений родней и родственниками жены, друзьями или просто знакомыми, будь они при монашеской обители или при семье. Благодаря им умерший избавляется от страданий. Шрамана принимает постриг в пятнадцатый день седьмого месяца. В это время подношение даров особенно благотворно. Если же вы подносите утварь, то наполните ее пищей и непременно снабдите такой надписью: «Во благо такого-то родители нижайше подносят Будде, его учению и общине». Тогда заслуги умершего умножатся и блаженство придет к нему скорее. Шрамана и миряне могут без утайки открыть перед сангхой свои разного рода дурные поступки, совершенные в прошлом, а также в предшествующих перерождениях. Ревностным и чистосердечным покаянием они уничтожают свои грехи. Если же человек стыдлив и робеет открыть сангхе свои прегрешения, ему дозволяется в укромном месте записать их, не оглашая. Если ничего не будет упущено, его грехи также списываются. Если же будут упущения из желания что-либо утаить, то он не добьется полного избавления от мучений, но получит возмездие более легкое. Если же грешник не в состоянии раскаяться и не испытывает угрызений совести, то его зачисляют в злостные нечестивцы, которых по истечении жизни низвергнут прямо в ад. Если же кто-то жалует на строительство ступы или храма пусть даже горсть земли или деревце, то такие подношения и помощь от чистого сердца обеспечивают ему великое множество заслуг. Если же кто-то при посещении храма видит сорняки или грязь и как ни в чем не бывало проходит мимо, то заслуги, приобретенные им от поклонения Будде, иссякнут.
Еще бодхисаттва сказал:
— Сутры — это предначертания Высокочтимого (Будды), указующие путь к обращению! Первая по заслугам — «Праджня-парамита-сутра»[106]. За ней следует «Шурамгама-сутра». Если благочестивый человек декламирует отрывки из этих сутр, то местом его пребывания становится трон Ваджра[107]. Однако все живые существа, обладающие физическим зрением, не способны этого увидеть. Тот, кто умеет прочесть сутру, не будет низвергнут в ад. Подлинный текст «Праджняпарамита-сутры» и патра Так Пришедшего (Будды) со временем предстали Востоку, прибыли в земли Хань (Китай). Тот, кто единственным добрым делом способствовал утверждению здесь сутры и патры, обретает благое воздаяние: переродиться на небесах и вдвое умножить свои заслуги.
Речь божества была чрезвычайно обширной и приводится в кратком изложении. На. прощание бодхисаттва сказал Са-хэ:
— Тебе полагалось бы принять карающее воздаяние в продолжение многих кальп[108]. Но для того чтобы ты понял, что Закон рождает в сердце радость, тебя подвергнут легкому воздаянию. Примешь кару один раз и будешь свободен. Ты вернешься к жизни и станешь шрамана. В пяти местах: Лояне, Линьцзы, Цзянье, Маоине и Чэнду есть ступы царя Ашоки, а еще два каменных изваяния будд, которые царь Ашока предназначил демонам и божествам, есть в Учжуне. Эти изваяния получились весьма доподлинными. Пойди туда и соверши поклонение. Тогда не будешь низвергнут в ад.
Бодхисаттва закончил на этом свою речь и пошел на восток. Са-хэ проводил его поклоном и расстался с ним. На юг вела большая дорога шириной более чем в сто шагов. Идущих по ней путников было несметное множество. У края дороги было возвышение в несколько десятков чжанов, на котором восседал шрамана, окруженный рядами монахов. С северной стороны стоял секретарь с кистью в руке. Он обратился к Са-хэ с вопросом:
— Ты зачем убил оленя в Жанъяне?
Са-хэ рухнул на колени и ответствовал:
— Оленя убил не я. Я его только ранил, да к тому же не ел его мясо. На каком основании вы хотите подвергнуть меня каре?!
И тотчас Са-хэ увидел то место в Жанъяне, где он убил оленя. Заросли травы, деревья и горный ручей вдруг встали у него перед глазами. Черная лошадь, на которой ехал Са-хэ, к тому же умела говорить. Она подтвердила, что такого-то дня такого-то месяца и года Са-хэ убил оленя. Са-хэ опешил, не смея возразить. Его подцепили на вилы и бросили в кипящий котел. Са-хэ видел, как его собственные конечности разрушаются и разваливаются. Вдруг подул ветер, согнавший эти ничтожные останки на край котла. В один неуловимый миг Са-хэ стал таким, как прежде.
— Ты еще застрелил фазана да к тому же убивал гусей, — продолжил секретарь. И вновь Са-хэ насадили на вилы, бросили в кипящий котел и варили тем же способом. Когда он сполна принял воздаяние, ему велели идти прочь. Са-хэ пришел в большой город. Жители города сказали:
— Ты принял легкое воздаяние, да еще и возвращаешься к жизни! Все это благодаря твоим заслугам в предшествующих перерождениях. Отныне не совершай преступлений!
Они послали с Са-хэ провожатого.
Еще издали увидев свое покоящееся тело, Са-хэ раздумал возвращаться. Провожатый затолкал его силой, и он долгодолго соединялся со своей плотью, прежде чем ожил.
Са-хэ чтил Закон с полнейшим тщанием. Он сразу же ушел в монахи и в монашестве прозывался Хуэй-да. В последние годы под девизом правления Великое начало (376— 396) он жил в столице, а затем отправился в Сюйчан. О последних годах его жизни ничего не известно.
Гуаньшиинь приходит на зов
Шрамана Чжу Фа-чунь был настоятелем монастыря Прославление праведности, что в уезде Шанъинь. В годы правления династии Цзинь под девизом Великое процветание (402—404) он отправился на лодке через озеро купить лес для постройки ограды монастыря. Лес ему продала одна женщина. Они вдвоем отправились в путь, чтобы посмотреть товар на месте. На закате дня Фа-чунь и его спутница сели в лодку и вышли на середину большого озера. Подул сильный ветер: волны вздымались величиной с гору. Лодка понемногу уходила под воду: еще один миг, и все будет кончено. Фа-чунь думал только о том, за какой неблаговидный поступок обрушилась на него такая напасть. Но с ним была женщина, и, чтобы отвратить от нее беду, он обратился к сутре «Гуаньшиинь цзин». И вдруг они увидели большую лодку, несущуюся им навстречу. Настала ночь, и переправа была уже закрыта. Фа-чунь подумал, что лодке неоткуда было взяться. У него появилось сомнение, не божественное ли это явление. Фа-чунь и женщина пересели в большую лодку, а их маленькая лодчонка затонула. Большая лодка легко заскользила по волнам и благополучно пристала к берегу.
Тигр, явивший Божественную силу Гуаньшииня
Во втором году правления под девизом Величавое спокойствие (398) шрамана Ши Кай-да, собиравший сухую траву на холме, был схвачен цянами. В те годы разразился великий голод, и варвары-цяны стали поедать себе подобных. Они заперли Кай-да за забором и собирались съесть. С ним были еще десять человек, и цяны каждый день приносили в жертву кого-нибудь из них. Наконец в живых остался один Каи-да. С первого дня заточения Кай-да стал неустанно зачитывать сутру «Гуаньшиинь цзин». Когда же настало утро того дня, когда Кай-да должны были съесть, появился огромный тигр. Тигр бросился на толпу цянов; он был разъярен и рычал. Цяны перепугались и разбежались в разные стороны. Тогда тигр прогрыз в заборе дыру, через которую мог пролезть человек, и не спеша удалился. Увидев, что тигр грызет забор, Кай-да подумал, что пришла его погибель. Но поскольку тигр не полез в образовавшееся отверстие, Кай-да стал подумывать, не Гуаньшиинь ли это явил свою силу. Прежде чем вернулись цяны, Кай-да бежал через дыру в заборе. Он шел ночью, а днем прятался. Так ему удалось спастись.
Упование на Гуаньшииня
Уроженец округа Уцзюнь Пань Дао-сю двадцати с небольшим лет стал военачальником и совершил карательный поход на север. Войско потерпело поражение. Дао-сю скрывался, но его схватили и били палками. Он перебывал рабом у нескольких хозяев в разных городах, но не оставил надежды вернуться на родину. С младых лет Дао-сю уверовал в Закон Будды. Теперь он по велению сердца взывал к Гуаньшииню и по ночам зрил его образ. Потом Дао-сю бежал на юг. Но путь ему был неведом, и он заблудился. На высокой горе он вдруг увидел Истинный образ наподобие статуи, установленной на повозке[109]. Дао-сю тотчас совершил ритуал поклонения, и после этого видение не покидало его. Ему удалось отыскать дорогу и вскоре вернуться на родину. Дао-сю предался религиозному совершенствованию с еще большим рвением. Скончался он без малого в шестьдесят лет.
Гуаньшиинь спасает от огня и воды
Откуда родом Луань Сюнь — неизвестно. С малолетства чтивший Закон Будды, он стал начальником уезда Фупин. Но прежде, участвуя в карательном походе против Лу Сюня[110], Луань Сюнь потерпел поражение в одном из боев. На лодке возник пожар, а враги наседали со всех сторон. Лодка вышла на середину реки, когда на нее обрушились порывы ветра. Сюня обуял смертельный ужас, и он стал твердить имя Гуаньшииня. Вдруг он увидел человека, по пояс в воде стоящего посредине реки. Сюнь уразумел, что его мольбы услышаны. Спасаясь от огня и врагов, Сюнь бросился в реку. Он выплыл на поверхность и стал ногами на дно. Лодка, посланная на выручку отступающим, подобрала Сюня. Так ему удалось спастись.
Милосердие Гуаньшииня
Когда шрамана Ши Фа-чжи был еще мирянином, он шел однажды по дороге к большому озеру. Внезапно налетел свирепый огонь: все вокруг пылало, и бежать было некуда. Тут Фа-чжи обратил сердце к Гуаньшииню, и огонь сразу же отступил. Трава, что росла на берегу озера, сгорела вся до единого стебелька. Не сгорела трава только в том месте, где стоял Фа-чжи. Фа-чжи проникся тогда величайшим почтением к Великому закону.
Впоследствии Фа-чжи стал генералом у Яо Сина[111] и отправился карательным походом на «дикарей с косичками»[112]. При отступлении он упал с лошади и был окружен врагами. Фа-чжи скрылся в овраге в зарослях терновника. Зарывшись в них с головой, он принялся, вожделея всем сердцем, взывать к Гуаньшииню. Люди, жившие по ту сторону оврага, заметили его и окликнули уходящее войско. Было приказано прикончить Фа-чжи. Воины все обыскали, но Фа-чжи так и не нашли. А когда они ушли, ему удалось скрыться. Вскоре после этого он ушел в монахи.
Гуаньшиинь спасает обреченного
Наньгун Цзы-ао был уроженцем уезда Шипин. Он служил в охране города Синьпина, павшего под ударами Чаньюэ-гуна, отпрыска варварского рода Бобо[113]. Все население города — несколько тысяч человек — было истреблено. Цзы-ао был готов разделить их участь, но напоследок обратил мольбы к Гуаньшииню. Настал его черед. Клинок много раз обрушивался на него, но проходил то выше, то сбоку. Палач, орудовавший мечом, выбился из сил: руки и ноги не слушались его. К месту казни подошел Чаньюэ-гун и в испуге спросил, что происходит.
— Я умею превращаться в конское седло, — ответил невпопад Цзы-ао. Его отпустили, а он так и не понял, что значили эти слова[114].
Впоследствии Цзы-ао изготовил статую Гуаньшииня, поместил ее в футляр из благовонного дерева и носил на голове.
Народ вверяет себя Гуаньшииню
Лю Ду был уроженцем города Ляочэн округа Пинъюань.
В городе жило свыше тысячи семей, и все они чтили Великий закон, отливали статуи Будды, совершали подношения монахам и монахиням. То было время, когда главой варваров стал Мумо[115]. Мумо был очень рассержен на город, в котором нашли приют много беглых, и намеревался его полностью уничтожить. Горожан охватил ужас: участь всех и каждого была предрешена. Тогда Ду, совершив омовение и преисполнясь чистосердечием, побудил народ вручить судьбу Гуаньшииню. В тот же миг взору Мумо предстало нечто, упавшее с неба и обвившееся вокруг колонны его дворца. Мумо удивился и посмотрел, что же это такое. То была сутра «Гуаньшиинь цзин». Мумо приказал прочитать ему сутру и был от нее в величайшем восторге. Он отменил казни, и город благодаря этому избежал уничтожения.
Мольбы, услышанные Бодхисаттвой
Го Сюань-чжи был уроженцем округа Тайюань. В четвертом году под девизом правления Всеобщее великолепие (408) тогдашний военный наместник в Лянчжоу Ян Сы-пин обвинил Фань Юань-чжи и других в беззакониях. Был брошен в тюрьму и Сюань-чжи. Он доверил свою судьбу Гуаньшииню и на исходе ночи увидел во сне бодхисаттву, озарившего тюрьму ясным светом. Сюань-чжи обратил взор на бодхисаттву, совершил ритуал поклонения, молил и клятвенно заклинал его о спасении. Затем видение исчезло. Сюань-чжи единственный из всех обвиняемых был помилован и отпущен на свободу. Явленный ему образ Сюань-чжи запечатлел в иконе, а также возвел чистую обитель. Впоследствии Сюань-чжи служил в Линлине, Хэнъяне и умер в чиновном звании.
Пришелец с того света
Юй Шао-чжи, в детстве носивший имя Дао-ду, был уроженцем Синье. Он стал наместником в Сяндуне. Его близким другом был двоюродный брат Сун Се из Наньяна. На исходе правления под девизом Всеобщее великолепие (405—418) он вдруг предстал перед Се. И сам он, и его одеяние были такими же, как при жизни. Но на ногах у него были кандалы. Он подошел ближе и, прежде чем сесть, сбросил кандалы на землю.
— Неужели Вам разрешили вернуться?! — спросил его Се.
— Я получил разрешение лишь на временную отлучку. Мы были дружны, и потому я решил проведать Вас, — ответил Шао-чжи.
Се стал расспрашивать его о бесах и божествах, но Шао-чжи был не очень склонен об этом распространяться. Говорил он Се следующее:
— Истово совершенствуйтесь в вере и не смейте убивать живые существа! Если ж Вы не в состоянии исполнять это правило полностью, то хотя бы не убивайте коров! Употребляя в пищу мясо, ни в коем случае не ешьте сердце!
— Разве внутренности — не то же мясо? — удивился Се.
— Сердце — это вместилище благого духа. Есть его — самое тяжкое преступление, — изрек Шао-чжи. Он подробно расспросил о родственниках, побеседовал с Се о делах житейских, а напоследок попросил вина. Се подал свое любимое кизиловое вино, но Шао-чжи не притронулся к чашке, сказав, что у этого вина очень сильный запах.
— Неужели Вы так этого боитесь? — недоумевал Се.
— Этого боятся все низшие чины, а не только я один, — отвечал Шао-чжи.
У Шао-чжи был при жизни очень громкий голос. Его голос и теперь не стал тише и потому привлек внимание Суй-чжи, младшего сына Се. Услышав звук приближающихся шагов, Шао-чжи пришел в крайний испуг и впопыхах промолвил:
— Когда Ваша жизнь подойдет к концу, не пытайтесь ее сохранить. Мы с Вами расстаемся на три года.
Он вскочил, вышел за дверь, прихватив с собой кандалы, и исчез. Се стал крупным чиновником, а через три года действительно умер.
Шрамана Фа-ань, усмиривший тигров-людоедов
Шрамана Ши Фа-ань состоял монахом при монастыре в горах Лушань, был учеником закононаставника Хуэй-юаня. На исходе годов правления под девизом Всеобщее великолепие (405—418) в уезде Янсинь вовсю свирепствовали тигры. В том уезде близ алтаря Земли росло большое дерево. Под ним соорудили кумирню, а вокруг кумирни располагались жилые строения, более ста дворов. Не проходило и ночи, чтобы тигры не губили то одного, то двух местных жителей. Фа-ань странствовал по тем местам и как-то на закате дня наведался в деревню. Народ, страшась тигров, рано запирал ворота домов и деревни. Фа-аня никто не знал и не согласился впустить. Шрамана ушел прочь и сел под деревом, проведя всю ночь в самосозерцании. Под утро появились тигры, несущие на спинах людей. Тигры подошли к дереву с северной стороны и, увидев Фа-аня, запрыгали от радости. Они покорно легли перед Фа-анем, а он прочитал им проповедь и принял от них обеты. Тигры лежали на земле не шелохнувшись, а потом ушли. Когда рассвело, деревенские жители пришли в поисках трупов к тому дереву и увидели Фа-аня. Они очень удивились и нарекли его Божественным Человеком, которого не трогают тигры. Но убедившись в том, что тигры отныне прекратили свои злодеяния, они чтили его еще более. Весь уезд стал поклоняться Закону.
Фа-ань желал начертать на отвесной скале образ Будды, но не смог добыть пористой синьки[116]. Он хотел изготовить ярь-медянку[117], но и меди у него не было. Ночью ему приснилось: к ложу, на котором он спит, подходит человек и говорит:
— Здесь есть два медных колокола. Ты можешь их взять себе.
На рассвете Фа-ань разрыл землю, достал колокола и изготовил краску. Впоследствии закононаставник Хуэй-юань затеял отливать статую Будды. Фа-ань подарил ему один колокол. Второй колокол взял посмотреть, да так и не вернул Сюн У-хуань, служивший наместником в Учане.
Шрамана Чжу Тань-гай спасает народ от засухи
Шрамана Чжу Тань-гай, уроженец округа Циньцзюнь, был истинным аскетом. Отправляясь в путь с патрой и посохом, он все лишнее оставлял четырем разрядам[118] общины. Поселившись в горах Цзяншань, Тань-гай исповедовал мудрость-праджня[119], но особенно преуспел в искусстве божественных заклинаний-дхарани, не однажды явив чудо. Сыма Юань-сянь[120] весьма почитал его и преклонялся перед ним. Начальник охраны Лю И[121] прослышал о его совершенствах, пригласил в город Гушу и почувствовал к нему глубочайшую приязнь.
В пятом году под девизом правления Всеобщее великолепие (409) разразилась великая засуха: пересохли озера и водоемы, сгорели хлебные всходы. В продолжение многих десятков дней молились и приносили жертвы духам гор и рек, но безуспешно. Тогда Лю И пригласил монахов для отправления поста. Среди приглашенных был и Тань-гай. Пост подходил к концу, когда на деревьях выпала роса, а реки и ручьи наполнились влагой. Гражданские и военные мужи, простой люд со всей области пришли в собрание. В их присутствии Тань-гай воскурил благовония, совершил ритуал поклонения и, преисполнясь душевного трепета, принялся читать «Сутру Царя морских драконов». Только он развернул сутру и возвысил глас, как в небе появились тучи; прочел до половины — вокруг образовались болота; завершил чтение — и полился ливень. В озерах и на полях скопилась влага, и тот год стал урожайным. Лю Цзун-шу был начальником охраны дворцовых ворот в удельном царстве Лю И. Он присутствовал на этом собрании и видел все происшедшее воочию.
Происшествие в семье Фэн-жэня
Сян Цзин, по прозванию Фэн-жэнь, был уроженцем округа Хэнэй. Семья Фэн-жэня жила в округе Усин, когда умерла его малолетняя дочь. Болезнь еще только начиналась, когда девочка играла с маленьким ножиком. Мать вырвала у нее ножик, но при этом поранила себе руку. Через год по окончании траура мать родила еще одну дочь. Когда дочери было четыре года, она спросила у матери:
— Не у Вас ли сейчас тот нож, которым я играла когда-то?
— У меня нет никакого ножа, — ответила мать.
— Ведь Вы выхватили его у меня и поранили себе руку. А говорите, что его у Вас нет, — настаивала дочь на своем.
Мать была крайне изумлена и обо всем рассказала мужу. Тот спросил:
— А тот нож все еще у тебя?
— Я храню его в память о покойной дочери, — ответила жена.
— Нужно положить этот ножик вперемешку с другими. И пусть она сама его отыщет, — посоветовал Фэн-жэнь.
Дочь обрадовалась, схватила тот самый нож, воскликнув:
— Вот он!
Отец и мать, взрослые и дети поняли тогда, кем она была в предшествующем перерождении.
ДИНАСТИЯ ПОЗДНЯЯ ЧЖАО (319-350)
Хожение Ши Чжан-хэ в потусторонний мир
Ши Чжан-хэ был уроженцем уезда Гаои, что в Чжаого. Девятнадцати лет он заболел и по прошествии месяца умер. Семья Чжан-хэ была бедная и не смогла захоронить его в срок. Прошло четыре дня, и Чжан-хэ ожил. Вот его рассказ.
Когда наступила смерть, Чжан-хэ пошел на юго-восток. В пятидесяти шагах перед собой он видел двух человек, указывающих ему путь. Чжан-хэ шел то медленнее, то быстрее, и те двое то замедляли, то убыстряли ход, оставаясь в пятидесяти шагах от него. По обеим сторонам дороги рос терновник, колючий, как ястребиный коготь. Несметные толпы людей брели через терновник: все были сплошь в ранах, кровь струилась по земле. Они увидели Чжан-хэ, одиноко бредущего по гладкой дороге, и разом воскликнули в восхищении:
— Один сын Будды[122] идет Великим путем!
Впереди Чжан-хэ увидел черепичные разноцветные строения этак в несколько тысяч этажей. В верхнем этаже самого высокого из них сидел у окна человек величественной наружности в черном четырехполом халате[123]. Чжан-хэ ему поклонился, а человек крикнул с высоты дворца:
— Прибыл господин Ши! Две тысячи лет минуло со дня расставания!
Чжан-хэ представил себе это время и сразу вспомнил то расставание. Он знал Мэн Чана из Маму и его жену, теперь уже давно покойных.
— Вы знали Мэн Чана? — спросил человек из дворца.
Чжан-хэ ответил, что знал.
— При жизни Мэн Чана? — спросил человек из дворца.
Чжан-хэ ответил, что знал.
— При жизни Мэн Чан был неспособен совершенствоваться в вере и теперь служит у меня мусорщиком. Жена Мэн Чана в вере совершенствовалась и ныне пребывает в месте самом благостном, — сказал господин и поднял руку, указывая на один из домов на юго-западе:
— Она живет здесь.
Меж тем жена Мэн Чана открыла окно в своем доме и увидела Чжан-хэ. Она радостно его приветствовала и подробно расспросила, какие новости у нее в семье.
— Когда вернетесь, господин Ши, сразу же напишите им в письме обо всем здесь увиденном, — попросила она.
Тотчас из западного дворца появился Мэн Чан с метлой и совком в руках и тоже расспросил о своей семье. Затем человек с вершины дворца обратился к Чжан-хэ с вопросом:
— Известно, что Вы верите в перевоплощение и спасение, уповаете на совершенствование в вере. А каким образом Вы соблюдали себя?
— Не ел рыбу и мясо, не брал в рот вина, постоянно зачитывал сутры Высокочтимого, спасался от всяческих страданий, — отвечал Чжан-хэ.
— Судя по тому, что передавали, Вы говорите правду, — сказал господин и, прервав беседу с Чжан-хэ, обратился к Хранителю главного списка:
— Проведите дознание по делу господина Ши! Не была ли допущена ошибка?
Хранитель сверил списки и сказал:
— Ему осталось жить тридцать лет.
— Вы желаете вернуться? — спросил господин.
Чжан-хэ ответил, что желает. Господин приказал Хранителю списка снарядить конную повозку и послать с Чжан-хэ двух служек. Чжан-хэ раскланялся, сел в повозку и тронулся в обратный путь. По пути их следования были заблаговременно оповещены постоялые дворы и слуги, приготовлены запасы.
Скоро Чжан-хэ прибыл домой. Его отвратил идущий от тела запах, и он не пожелал соединиться с ним. Он стоял у изголовья, когда младшая сестра сзади подтолкнула его. Чжан-хэ упал ничком на труп и сразу ожил.
Прежде чем уйти в монахи, праведник Чжи Фа-шань услышал рассказ Чжан-хэ. Тогда-то он и утвердился в намерении вступить на Путь. Фа-шань жил во времена правления под девизом Всеобщий мир (326—334).
Отшельник Шань Дао-кай
Шрамана Шань, по прозванию Дао-кай, был неизвестно откуда родом. В его отдельной биографии говорится, что он происходил из Дуньхуана, родом из семьи Мэн. Дао-кай в молодые годы ушел от мира, желая уединиться где-нибудь в пещере на высокой скале. Поэтому он заранее приучил себя обходиться без злаков[124]. Сначала Дао-кай питался пшеничной мукой, через три года перешел исключительно на сосновую смолу, а через тридцать лет глотал лишь маленькие камушки. Он отказывал себе в вине, сушеных овощах и фруктах. Когда его донимал ледяной ветер, он жевал горный перец. Силы понемногу оставляли его, кожа становилась глянцевой, а поступь невесомой. Горные божества несколько раз испытывали его, но так ничего и не добились. К нему наведывались горные отшельники, но, избегая общества, Дао-кай жевал чеснок, дабы отпугнуть их. Сидя недвижно, предавался он самосозерцанию, дни и ночи напролет не ведая сна.
Дао-кай долгое время обитал в Баохани. Во втором году правления Ши Ху[125] под девизом Установление преемственности Дао-кай направился в Сипин, прибыл в град Е. Не в экипаже или в лодке, а пешим он проходил за день более семисот ли. Проходя Наньань, он обратил в веру и произвел в послушники-шраманера мальчика лет тринадцати-четырнадцати. В пути тот еле поспевал за Дао-каем.
По прибытии на место Дао-кай остановился на жительство в буддийском храме Прославления добродетели. Он ходил в груботканом рубище, спина оставалась голой. В помещении монастыря он соорудил шатер высотой в восемь-девять чи, навесил на него шелковый полог и украсил орхидеями. В этом шатре он предавался самосозерцанию. В продолжение семи лет он отказывался от злаков, пользовался разного рода снадобьями с запахом сосновой смолы или лекарственного гриба. Дао-кай превосходно лечил глазные болезни. Он обходил грады и веси, повсюду излечивая простой люд. Высшая знать присылала ему множество даров из близких и далеких мест. Дао-кай принимал эти дары и раздавал бедным, не оставляя себе ни толики.
К концу правления Ши Ху, предвидя последовавшие вскоре распри, Дао-кай с учениками ушел на юг в Сюйчан. В третьем году под девизом правления Устроение порядка (360) Дао-кай пришел сначала в Цзянье, а затем перебрался в Паньюй, горы Лоуфушань. Он ночевал под сенью деревьев в лесной чащобе, обретя радость в одиночестве.
В седьмом месяце того же года Дао-кай умер. Он завещал упокоить тело в лесу, не предав земле, и ученики исполнили его волю. В первом году под девизом правления Обильный мир (363) наместником в Наньхае стал Юань Янь-бо[126]. Вместе со своим сыном Ин-шу он взошел на горы Лоуфушань и почтил прах Дао-кая: они воскурили благовония и совершили ритуал поклонения.








