Текст книги "Князь Яблок (СИ)"

Автор книги: Алекс Реут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Ассириец ещё раз посмотрел на парня. Сбоку, на прекрасно натренированном торсе – длинный шрам. Шрам уже зажил достаточно, стал просто белым участком коже.

Хаммуасипу не бывал на охотах, но знал, что это за отметина. Такой след оставляет росомаха, когда охотнику приходится сойтись с ней в рукопашную. На этот раз охотник победил. Да, не только молодой и сильный, но ещё и удачливый

Старый жрец задумался. Он знал – к каждому человеку и каждой крепости есть свой подход. Внутри каждого человека есть хотя бы капелька гнили, в каждом городе найдётся предатель. Надо лишь их нащупать – и ни одна твердыня не устоит.

Того, Шикку не стоило брать в оборот. Он образованный, а за образованным обычно кто-то стоит… Если схватить такого и начать допрашивать по-настоящему, как при Царственных Предках, а выяснится, что этот Шикку от царя – будет скандал и полетят головы. К таким лучше посылать женщину.

А вот за гирканца вступится некому. Его можно скрутить толпой, избить, обратить в рабство, отсечь ему голову или ещё что-нибудь…

Единственное – гирканец и сам это прекрасно понимает. И он готов дорого продать свою жизнь.

Ладно, посмотрим. Вдруг эта крепость не потребует даже осады.

Он улыбнулся и повернулся к Ашерту.

– Скажи ему, что Син рад видеть его своим гостем,– приказал он,– Не усердствуй, такие вести понятны в любом переводе. Скажи ему, что здесь, в большом городе, люди мудры и знают, что жертвенник – это просто огонь, железо и угли, и что всё совершается, согласно установлениям неба. Опрокинутая жаровня не сдвинет ни одного созвездия. Мы готовы принять чужестранца в нашем городе. К его услугам – кров, еда и женщины, если он, конечно, может за них заплатить. Если он желает совершить жертвоприношение по порядку, к его услугам служители и служительницы трёх храмов. И они ничего не уронят.

Ашерту выглядела измученной. Вот уже несколько часов она переводила на чужой язык – теперь горло гудело, словно медная труба и слова давались с трудом.,

– Мне впору перейти из дома удовольствий в дом знаний,– сказала жрица.

– Держись, прекрасная,– сказал ассириец,– Может быть, ты скоро примеришь диадему переводчика и навсегда покинешь свой дом. Возможно, даже переедешь в дом достойного наёмника-чужеземца. Варвары любят образованных женщин, хоть и не знают, что с ними делать. А пока переводи.

Наверное, Ашерту представила себе замужество с этим гирканцем. Парень он видный, это так. Но единственный дом, которого достигнет этот полуголый сын степей – Подземный дом. Это ясно даже без гороскопа. Путь у него прямой, но на этом пути он постоянно что-то роняет...

Девушка переводила, с трудом продираясь сквозь звуки варварского наречия. Гирканец, судя по выражению лица, замечал ошибки, но понимал, о чём идёт речь.

И вот Ашерту умолкла. Вид у неё был настолько измученный, что было сложно сказать – она и правда закончила с переводам, или просто не могли говорить

Гирканец переступил ещё тлеющие угли, не выпуская дубины. Ассириец не шевельнулся, но покрепче сжал посох и приготовился ударить первым.

Однако гирканец вдруг повалился на колени и протянул Хаммуасипу своё оружие.

Ассириец сумел не подать виду. И даже заметил, что жест, был, конечно, не больше чем ритуальным. Гирканец крепко держал дубину и отнюдь не собирался её кому-то отдавать.

А ещё Каримиш что-то говорил – быстро и отрывисто, постоянно в нос. Ашерту кивала каждый раз, когда он делал паузу для вдоха.

Наконец, гирканец замолк, cловно иссякший источник.

Ашерту начала переводить снова.

– Там было много изысканной вежливости,– сказала она,– я не знаю всех этих варварских формул. Он говорит, что готов служить нашему городу своей жизнью и оружием.

– Понимает ли он, что в наше время служат уже не городам, а царям? Наместник Мари никого не нанимает и не может нанять. Только наш царь, правитель города Врат берёт новых людей на службу.

Ашерту ответила сразу, даже не уточнив у варвара:

– Он сказал, что какие-то его родичи уже служили царю.

– Он говорит это уже в третий раз. Зачем он прибыл в наш город?

– Он говорит, что один из родичей оставил ему… я не поняла это слово. Кажется, “сокровище”. С этим сокровищем он пришёл сюда, чтобы жрецы помогли его… узнать? понять? Я не знаю… И это как-то связано с царём.

– Скажи ему, чтобы он показал мне сокровище.

– Он и про это сказал. Сокровище спрятано, и оно… где-то не в городе. Он сделал так, чтобы враги, если они объявятся, не могли его убить и забрать сокровище себе.

– Скажи ему, что мы соблюдаем советы богов и такая подлость для нас – немыслимо.

– Он, также, упоминал,– продолжала Ашерту,– что его родичи ходили в походы с прежним царём города Врат. Они видели, как мы воюем. Он ничего прямо не сказал, но я думаю…– она задумалась, подбирая нужные слова на родном языке,– он понял из рассказов, что мы способны на любую подлость.

Это было неожиданно.

– Пусть живёт в храмовой гостинице,– приказал ассириец,– и покажет нам сокровище, когда сам захочет.

Ассириец увёл Ашерту, и Шикку остался наедине с Эришти-Айя.

Он лежал голый и мокрый и смотрел, с трудом перебирая мысли. Интересно, она понимает по-мидийски?...

Может быть, надо встать и одеться. А может, и не надо… Положение было дурацкое, какие бывают раз в жизни – к ним невозможно подготовиться и угодив в такую передрягу, ты обязательно напортачишь.

Ты сам в это полез,– напомнил себе Шикку и остался лежать.

Комната казалась тесной, как сундук, а из окна тянул сырой сквозняк. В огне любовной схватки Шикку его не заметил.

Он следил за пожилой жрицей. Та отошла к окну, опираясь на украшенный слоновой костью посох, и уселась на табурет. Ветерок перебирал широкие складки её облачения.

Шикку почувствовал себя легче. Значит, госпожу начальницу ублажать не придётся... Он слышал, бывают и такие ритуалы.

Член болел, горло саднило, хотелось помыться. Но он не знал, как попросить.

– Это был твой первый раз?– осведомилась Эришти-Айя на местном наречии.

– Мне надо воды,– попросил Шикку.

Жрица наклонилась, подняла свернувшийся серебром ковшик. Шикку ещё раз поразился, как толково устроены дела любви в этом пограничном городе.

Но в ковшике не оказалось ни капли.

– Я распоряжусь подать пива,– сказала жрица,– а ты ответь на мой вопрос.

– Это не так важно,– Шикку поднялся на локоть, выдохнул и сел окончательно,– Прошу вас, запомните, что я скажу Мой путь тяжёл и опасен. Силки смерти уже расставлены.

– Пока твой путь привёл тебя в постель прекрасной Ашерту,– напомнила жрица,– Многие мужчины готовы на смерть, лишь бы хоть чуть по нему прогуляться.

– Запомните, прошу вас, запомните,– Шикку охватил озноб, его тонкие плечи дрожали.– На языке богов моё имя Арад-Нинкилим, рождённый в Куте, чьи предки из народа сколотов. Если прервётся мой путь и я сойду в смертную тьму – запишите меня в списки и кладите несколько зёрен.

– Разве твоего имени нет в списках города Кута?

– Сейчас такое время,– ответил Шикку,– что ты никогда и ни в чём не уверен. Мёртвый будет рад зерну из любого города. Вы слышали, что с небом происходит?

– Небом, звёздами и знамениями,– ответила старая жрица,– занимаются в храме Сина. А ты в храме Иштар. Лежи, не беспокойся. Богиня часто видит здесь голых мужчин. Я распоряжусь.

Она подняла шаль и сняла с пояса церемониальный колокольчик на длинной и тонкой ручке. Шикку разглядел на медной глади гравированную звезду Иштар.

Жрица позвонила. Всё верно, она здесь главная, ей ни к чему, как простой служанке, ходить за пивом. Шикку приготовился услышать шаги в коридоре.

Но вместо этого послышались шлепки. Что-то двигалось по воде – там, со стороны канала.

Похоже, старая жрица тоже был удивлена. Она поставила колокольчик и обернулась в окно. Шикку тоже пригляделся, но увидел только край синего неба.

Шлепки затихли. А потом что-то свистнуло в воздухе.

Жрица вздрогнула и схватилась за шею.

Из-под подбородка торчал дротик, похожий на большую стрекозу. Такие запускают из духовых трубок.

Колокольчик с мягким треньканьем покатился по плиткам пола. Жрица тупо проводила его взглядом. Налитые алым глазные яблоки трепетали.

Пальцы с третьей попытки вырвали дротик. Из ранки брызнула тёмная кровь.

Шикку смотрел во все глаза.

Эришти-Айя попыталась подняться, но не смогла удержать равновесие и тяжёлое тело рухнуло

Только сейчас она смогла прохрипеть:

– Жажду… Умираю… Жажду…

Шикку вскочил и бросился к выходу. Откинул полог, уже почти выскочил в коридор – и уже в проёме на него напал страх.

Он стоял совершенно голый, в храме чужого города, а за его спиной билась в агонии старшая жрица-распорядительница. Даже под пыткой он не смог бы сказать, кто был в канале и почему он выстрелил.

И кто поверит, что дротик был не его?..

Шикку стоял, пытался собраться с мыслями – а в комнате хрипела Эришти-Айя и сквозняк хватал голое тело холодными лапами.

– Где он?– спросил ассириец.

– Исчез,– был ответ.

По нарядным коридорам дома удовольствий при храме Иштар тянулись длинные ленты. Хаммуасипу сидел на табурете в холле, а мимо него пробирались наружу посетители в пёстрых одеждах.

Младшие жрицы, не занятые в ритуале, стояли здесь же, полукругом.

Хаммуасипу пока даже не заглянул в главный зал храма, но отлично представлял, что там сейчас происходит. За годы служения он привык к механическому постоянству ритуалов и помнил каждый гимн и почти каждый жест.

Эришти-Айя лежала перед статуи, обнажённая и готовая к последнему омовению. Мёртвое лицо опять стало серьёзным, а по шее расползаться чёрное пятно, похожее на огромную родинку. Яркие полосы света из высоких окон лежат на ней, словно белые полосы ткани, а на лице – зыбкая тень от дыма благовоний.

Жезл поставили у изголовья. Когда закончится погребение и совет чистых утвердит новую начальницу над блудницами, посох передадут ей.

– Как он пропал?– спросил Хаммуасипу,– Это была магия, или он просто сбежал?

Девушкам было непросто. Слишком юные, чтобы выдержать тяжёлый взгляд, они не могли ни сбежать, ни хотя бы захихикать. И теперь они дрожали от напряжения, словно шесть натянутых струн.

– Он помогал нам,– та, что стояла крайней слева, не выдержала,– помог её перенести, положить, побежал к колодцу. Воду принёс, а потом мы начали её поить и никто не заметил, куда он делся. Он и убил почтенную госпожу, правда?

Ассириец молчал.

Он решил, что Шикку, скорее всего, не виноват. Но зато теперь его можно арестовать.

Человек под арестом – всё равно, что мёртвый. И так же, как мёртвый, может открыть опытному заклинателю немало полезных тайн.

Глава 3. Первый трофей Шикку

Непросто командовать, когда ты совершенно голый.

Но Шикку был в храме Иштар. Он надеялся на покровительство.

Ковёр покрывал каменные плитки пола, и Шикку ступал совершенно бесшумно. Однако почти сразу он понял, что пройти незамеченным не получится. Тонкие занавеси поднимались, из тёплых пахучих комнат сверкали любопытные глаза. Служительницы услышали шум, но никто не успел на выручку. И теперь они ждали, кто скажет, что случилось – и кого сделают виноватым.

Коридор заканчивался нишей в стене. Там дымились благовония и стояла небольшая, в локоть, статуэтка богини. Она была втрое меньше человека, но такая изящная, какой может быть точно богиня.

Шикку пока не знал, что будет делать, но место было отличное. Поэтому он склонился к алтарю, а потом повернулся, поднял повыше колокольчик, что взял у убитой жрицы и начал звенеть.

Сначала показались головы. Потом девушки начали выбираться в коридор, на ходу поправляя платья. Они выглядели скорее заинтригованными, чем испуганными.

И ещё – все одетые. В отличии от Шикку.

Видимо, за те мгновения, что прошли после того, как крики затихли, они успели привести себя в порядок.

Шикку опустил руку. Игривый звон затих.

– “Построил дом – защищай окна от грабителей”,– провозгласил Шикку на языке богов.

Девушки смотрели на него во все глаза.

Сердце запрыгало в груди. Не зря он ломал палочки об глину и переписывал древние значки, хотя жена прошлого царя привезла с собой целые телеги дешёвого папируса...

Даже плохо понятые фразы на языке богов поражали тех, кто слышал их лишь на церемониях и не понимал в них ни слова.

– Случилось страшное,– говорил Шикку,– Неизвестные силы зла поразили вашу верховную жрицу. Они атаковали через окно, со стороны канала. Теперь вы знаете, почему старые храмы строили без окон. Боги часто появлялись среди людей, они не хотели, чтобы их кто-то убил.

Девушки переглядывались. Шикку сообразил, что сейчас не время рассуждать об архитектуре.

– Я видел, как это произошло,– сказал он,– И это сделал человек. Я не успел его разглядеть, но знаю – это не демон и не зверь. Вы можете войти в комнату и начинать положенные ритуалы.

Девушки снова переглянулись. Наконец, одна из них, в набедренной повязки из шкуры вепря, с обнажённой грудью и ожерельем из гладких камушков кремния. Подведённые глаза казались почти чёрными.

В руке юная жрица держала ремень из выделанной кожи.

– Кто ты такой и почему мы должны тебя слушать?– спросила она.

Медный край алтаря неприятно холодил яички. Да, боги не просто так научили людей делать одежду.

Шикку отошёл от алтарю и прикоснулся к запястью девушки. Та взглянула с интересом.

Её шея пахла степными травами.

– Я пишусь как Арад-Нинкилим, а называют меня обычно Шикку. Мой отец – один из звездосчислителей, сам царь царей уважает его. Я учился в храмовой школе города Врат, а сейчас прибыл сюда с посланием к наместнику,– сказал он,– и чтобы насладиться красотой служительниц Иштар.

Он заметил, что заколка в её волосах сделана из клыка. Наверное, клык того самого вепря, что пошёл на повязку.

Да, здешние жрицы умели не только здорово раздеваться. Они умели и одеваться, – пусть мужчины этого так часто не замечают. Даже Шикку понимал – норовистая красавица неплохо поработала над нарядом дочери диких земель.

Жрица смотрела с насмешкой. Ремень покачивался, похожий на змею.

– Вот как? А что, в городе Врат они хуже?

– В городе Врат они другие. Не такие прекрасные, как ты.

Девушки захихикали. И дикая не смогла удержаться от полуулыбки.

– Ты умеешь говорить приятные вещи. Но правдивы ли они.

– У нас беда. Если не веришь, загляни в комнату. Там лежит ваша госпожа, убитая дротиком. Мы должны начать ритуалы, чтобы зло не пошло дальше.

Девушка развернулась и зашагала. Туго затянутая повязка отлично показывала, как двигаются её ягодицы.

Она отдёрнула занавеску, заглянула, выглянула обратно. Не сказала ничего, только сделала руками известный знак.

Тонкая девица с вьющимися волосами, что стояла к комнате ближе всех, вдруг всхлипнула и разрыдалась. Её соседка – дылда с остриженными на мужской манер волосами – в тот же миг обняла девушку и начала бережно целовать, бормоча что-то на ухо.

Пока девушка с вьюдимися волосами рыдала, её подруги зашевелились. Ритуал есть ритуал, в нём, как на небе, у каждого своё место и своя траектория.

Интересно, а слёзы этой плаксы с вьющимися волосами это тоже что-то обязательное? Шикку не очень разбирался в женских ритуалах.

Есть ли опасность? Вроде бы нет.

В передней комнате – никого. Так что пока в городе никто и не знает, что Эрешти-Айя отправилась в страну без возврата, прислуживать богам на пирах.

Посетители сидели тихо, – так замирают мыши в кувшинах, когда хозяин заходит в амбар. Видимо, они решили ждать, пока не пройдёт буря. К тому же, они едва ли бы поняли, что действительно происходит.

Шикку тоже двинулся. Ему было надо назад в комнату, забрать одежду.

Но на пороге дежурила уже знакомая ему юная жрица с бичом.

– Пусти меня,– попросил Шикку.

– Комната проклята.

– Я только что оттуда вышел!

– Потому и проклята.

– А я тоже проклят?

– Из комнат наших девушек,– девушка щёлкнула бичом,– по своей воле никогда не выходят. Если не ошиблись, конечно, в выборе.

– Зачем этот бич?– спросил Шикку. Он решил попробовать втереться в доверие.

– В любви всегда есть немного боли,– ответила жрица.

– О чём ты?

– Я о том, что многим это нравится.

Шикку не успел опомниться – а чёрная лента уже прыгнула в воздух и ужалила его в рёбра. Пряная поль окатила спину до самого загривка. Шикку попытался отпрянуть, споткнулся, упал на колени.

– Ну как?..

Бич дёрнулся и Шикку повалился на ковёр. Набухший член царапнуло по ворсинкам.

Жрица захохотала, закатывая крашенные сурьмой глаза. Ей это явно нравилось. Она выдернула бич из-под юноши и снова начала раскручивать его в воздухе. Чёрная кожа пела, словно пчела.

Шикку пополз назад. Он раздумывал, прыгать или спасаться. Жрица вошла в раж и уже двинулась на него, поигрывая бичами. Нет, язык богов на такую не действует...

Сколько бед из-за старой одежды! Вот уж действительно, “когда носил – прикрывал наготу, а как потерял – понял, что было роскошное платье”.

Шикку перекатился в сторону, где стоял тяжёлый глиняный кувшин. Наверное, пиво. Он схватил тяжёлую глиняную горловину и качнул на бок, мысленно извиняясь перед Иштар за такое вот святотатство. Впрочем, куртизанка богов сейчас, наверное, изрядно веселится. Даже богиням не каждый день выпадает шанс увидеть траурный переполох в бороделе…

Кувшин опрокинулся, но вместо пива из него вывалилась на пол огромная узорчатая змея. Это были платья, юбки, запасные ткани – всё, что нужно жрицам Иштар в их служении богине, что где на каждом шагу – пряные опасности и грозные удовольствия.

Шикку схватил первое, что попалось под руку и дал дёру. Жрица хлестнула бичом воздух, промахнулась, – но не сдвинулась ни на шаг из проёма.

Она стояла там ещё долго, пока не пришёл Хамуасиппу – к тому времени Шикку уже и след простыл.

Уже на улице Шикку понял, что похищенный трофей довольно сомнителен. Это была тонкая юбка в узкую складку и с разноцветными полосками. На женщине, должно быть, смотрится соблазнительно, а на мужчине просто нелепо. Оправдание в духе гирканцев, что у вас на родине так одеваются все – не годится. Тот, кто услышит такое, а потом посмотрит на наряд Шикку, подумает о родине такое, что лучше ходить совсем голым.

Ладно, надо одеться во что есть. А потом пробираться на постоялый двор и подобрать что-нибудь из одежды.

Конечно, план был так себе. Но Шикку решил действовать по этому плану не потому, что план был особенно хороший. Всё дело в том, что других у него всё равно не было.

Путь к гостинице был непрост – Шикку плохо знал город. Он пошёл в сторону бирюзовых башенок храма Дагона, но упёрся в глухую стену.

Пришлось идти вниз, к крылатым человекоголовому быку. Немилосердное полуденное солнце жгло голые плечи – и ягодицы сквозь тонкую ткань.

Быка изготовили по образцу тех, кто стояли в городе Врат – толстые лапы, мощное туловище, бородатая голова в высокой жреческой шапке. Издали он смотрелся величественно, а вблизи – жутко. Побеленный известью, он горел так, что больно глазам.

Внизу, в приятной тени, остался только один стражник. Остальные, видимо, отправились в храм Иштар наводить порядок.

Стражник сидел в полудреме, не выпуская копьё. Рядом на постаменте – расчерченное поле для игры в урукские шашки.

– Прошу меня простить,– заговорил Шикку,– как пройти в гостиницу при храме Дагона?

Стражник поднял тяжёлые веки. Его глаза блеснули.

– Ты из храма Иштар?– спросил он.

– Да. Старшую жрицу только что убили.

– Вот как. Возьми яблоко.

Шикку поймал плод и посмотрел с удивлением.

– Храм, значит, закрыт,– пробормотал стражник,– пока не отпоют. Поймали того, что это сделал?

– Он сбежал через канал.

– Значит, на плотинах ловить будут. Ну и ладно,– можно и к нам пойти. У нас сейчас никого,– он поднялся.

Сначала Шикку не понял. Потом. словно в первый раз, посмотрел на своё одеяние – и подумал, что лучше бы он сбежал как есть.

– Я в храме Иштар не служу,– забормотал он, отступая на шаг,– Это просто случайность. Так получилось, понимаете. Сейчас везде всё смешалось, и на небе, и на земле.

– Я понимаю.

– Я не из галов, если что.

– Не важно. Я доплачу.

Но Шикку уже бежал вниз, в город – не выпуская, разумеется, яблоко.

В храме пели. Надрывный гимн драл уши, как весенние вопли котов.

Ассириец стоял перед воротами. Последняя служба заботливой Эрешти-Айя шла по установленному порядку. Девушки справлялись сами, и Хаммуасиппу не хотел присутствовать.

За свою жизнь он жрец видел немало мертвецов. Некоторые из них даже могли разговаривать. Нескольких человек он превратил в трупы сам – разумеется, чужими руками. Но смотреть на когда-то любимое тело, ставшее бессмысленной кучей мяса с чёрным пятном на шее, он не желал. От такого зрелища может возникнуть мысль, что всё в мире неустойчиво и бесполезно.

Был другой ритуал, который требовал его участия.

– Теперь вы знаете, кого искать,– произнёс он, когда закончил описывать Шикку,– Ищите его в городе и заодно спросите людей на плотинах. Они могли видеть человека в канале.

– Это приказ?– спросил десятник.

– Это совет. Но вам же будет лучше, если вы ему последуете.

Стражники разошлись, а он задумался. Он мог узнать об этом деле что-то ещё. Но у кого спросить.

– Ашерту!

Юная жрица сидела рядом. По-прежнему нарядная, но лицо немного потерянное. Не удивительно – после таких событий.

– Да, господин. Я здесь,– тихо сказала она.

– Этот юноша, с которым ты была…

– По вашему заданию, господин.

– Что про него скажешь?

– Любовник недурной.

– Он говорил с тобой?

– Больше отмалчивался.

– Ашерту, ты умная девушка и умеешь запоминать. Давай, покопайся в голове и вспомни, не сказал ли он тебе чего-то важного?

– Он просто говорил, что приехал в город. Очень удивился, когда я его потащила…

– Я бы не его месте тоже был удивлён. А теперь вспоминай ещё лучше. Ты могла услышать что-то важное, но случайное.

– Я стараюсь, господин.

– Ладно, зайдём с другой стороны...

– Да, господин.

– Вспомни хорошенько – это ты заметила Шикку и сообщила ушедшее?

– Нет, господин. Я видела его мельком. Я смогла его нормально рассмотреть, только когда мы уже разговаривали.

– А ты не знаешь, кто обратил на него внимания? Почему ушедшая от нас вдруг им заинтересовалась.

– Может, он её просто понравился?

– Подумай! Лучше подумай!!

Ашерту задумалась. Хаммуасиппу ждал.

Нет. Эрешти-Айя не просто так завела тот обеденный разговор. Если бы это был просто подозрительный чужестранец, она могла бы и сама подослать к нему Ашерту. Или сказать страже, что он похож на шпиона племени игилов или ещё какого-нибудь опасного народца пустынь.

А если бы он её нравился – что мешало ей просто затащить юношу к себе в постель?

Зачем Хаммусиппу знать про этого невооружённого одиночку? Надо бы пошарить в его комнате, вдруг там что интересное… А ещё неплохо бы пошарить в доме покойной. Вдруг там есть что-то, что подскажет разгадку.

Конечно, в дом покойной попасть сложнее. Надо будет отыскать какой-нибудь ритуал, обязательный, но забытый. Загробная участи Эрешти-Айя не станет хуже от ещё одной церемонии.

И пока младшие писцы, а вместе с ними начальник над кузнецами, начальник над медниками, начальник над плотниками, начальник над шорниками будут петь во дворе под рёв безутешных домашних, Хаммуасиппу с ясной головой всё осмотрит. Вдруг найдётся какой-нибудь амулет, который и укажет путь к разгадке.

И тут Хаммуасиппу заметил мальчика лет двенадцати в белое одежде до пят. Голова у мальчика была бритая, а лицо – серьёзное, как у старика. Мальчик стоял и ждал, когда ассириец обратит на него внимание.

Хаммуасиппу узнал мальчика сразу. И во рту сделалось горько. Завтра обеденная церемония, будь она неладна!

Чистые соберутся за невкусной трапезой и будут утомлять бога обсуждением вещей, которые не решаются обсуждать при царе.

– Я тебя слушаю,– сказал он вестнику, но слушать не стал. И так ясно, что скажет внук настоятеля храма Грозы, чистого среди чистых и бесполезного из бесполезных. Все эти приглашения на обеды, про которые и так всем известно, были совершенно одинаковые и не менялись, должно быть, со времён потопа. В его возрасте Хаммуасиппу сам доставлял такие послания.

Как бы его отослать? Да, отослать поскорей. Нет, нельзя. Надо делать вид, что слушаешь до конца.

Гирканца поселили на втором этаже, в круглой угловой комнате.

Это крыло построили несколько десятилетий назад. Тогда казалось, что дело Ашшура ещё не проиграно и наместник Мари подчинялся всерьёз одному из его последних царей вселенной. В облицованном бирюзовыми изразцами городском храме, где сейчас поселился Дагон, славили Ашшура, кровавого бога-охотника, а пирамиду зиккурата называли Горой Всех Земель.

В тот год царь вселенной сокрушил войско мидийского вождя Фравартиша, и повелел расширить храмы Ашшура в тех частях страны, где ещё держалась его власть. Хлеб тогда был дорог, а рабы дёшевы, так что стройка закипела. Рабы из образованных горожан Кута и города Врат, захваченные после очередного мятежа, шептались, что царь строит храмы на западных рубежах, потому что не надеется удержать восточные. А когда прошёл месяц и никого из разговорчивых так и не посадили на кол, стало ясно – эпоха закончится куда быстрей, чем строительство.

Строили кое-как, замешивали никудышный раствор, и бывало, что две кирпичные кладки, начатые с разных сторон, не превращались в новую стену, а сходились под странными углами. Стены получались перекошенными, и даже полы неровные, так, что если положить у алтаря яблоко, оно покатится к выходу. Пятеро распорядителей работ успели сбежать в дикие леса Каниа, прежде, чем пришла весть, что царь убит заговорщиками и строить ничего больше не нужно.

Шли годы, недостроенные комнаты, переходы и галереи ветшали и проваливались. Наконец, уже на памяти Хаммуасипу, руины решили перестроить в ещё одну гостиницу при храме Дагона. В галерее появились торговые прилавки, а круглую угловую башню разделили на комнаты.

Хаммуасипу распорядился поселить гирканца в огромной холодной комнате, что уцелела за алтарём. В заготовленных под статуи нишах копилась пыль и бегали пауки.

Узкое окно напоминало бойницу, и из него на пол ложилась только полоска света, зыбкая, словно лунная дорожка.

Внизу, во дворе, ветер трепетал полосатую ткань шатров. Так селились кочевники, непривычные к каменным зданиям. Во дворе звучали голоса, но толстая, рассчитанная на осаду стена делала их неразличимыми, словно они доносились из прошлого.

Если бы выпал шанс выбирать, Каримиш тоже бы поселился в шатре. Но Хаммуасиппу выбрал для него это место, и гирканец не стал спорить. Здесь можно было жить и спать – это достаточно.

Гирканец лёг и обернулся плащом. Он смотрел в темноту и пытался понять, что делать дальше.

Но мысли не шли. Они словно натыкались на толстые стены, что сомкнулись вокруг. Раз за разом гирканец пытался нащупить хотя бы одну догадку, хотя бы один удачный ход – но перед глазами вставала одна и та же картина из прошлого.

Он видел город под малиновым небом, которое только тронул рассвет, – но это был другой город, непохожий на Мари

Мусашир расположился в долине между трёх гор, и его домики, сложенные из грубых камней, похожи на норы. Храм стоит посередине города, на холме, он двухэтажный и чёрный, с квадратными колоннами перед входом.

Долина была открытая, а сам городок недостаточно велик и важен, чтобы обносить его стенами. Это одно из тех селений, что покоряются любому завоевателю. Юноши пополняют армию, девушки наживаются на пришельцах. Всё как всегда.

Гирканцы встали лагерем за городом, на симпатичном холме, поросшим высоким разнотравьем. Лошади жадно жевали свежую зелень.

Сейчас, когда гирканцев было три десятка, их обнажённые торсы и мохнатые шапки с волчьими ушами совсем не казалось забавными. От юношей веяло потной, суровой мощью. Даже щёголь из города Врат не рискнул бы смеяться над их нарядами.

Был тот самый час рассвета, когда спать хочется особенно сильно. Гирканцы крепко дремали в шатрах вокруг холодного костра.

Один стражник не спал. Он опирался на длинную дубину и смотрел на спящий городок. В садах и переулках – ни души, ни движения. Кажется, что город покинут.

Каремет думал.

После того, что случилось, он очень хотел зайти в шатёр и разбить командиру череп. Но бунтовать против командира не положено. А покидать свой пост часовому – и вовсе запрещено.

И продолжал стоять, непоколебимый, как статуя, которую он увидел в одном разрушенном городе.

Да, статуи… Это был его первый в жизни поход. А статуи – одним из первых чудес, которые он увидел в походе. Мать рассказывала ему, что цари приказывают сделать себе каменных близнецов, чтобы присутствовать сразу во всех областях страны. Но настоящие статуи – о, это что-то другое. Даже разбитые, возвышались они над развалинами, и жуткая тайна застыла в жестах их рук..

В уничтоженном городе Улху их было много – он не смог посчитать. Да, Улху… Именно там он понял, что рано или поздно убьёт Спако.

И вовсе не потому, что командир Спако его обидел, унизил и опозорил.

Сейчас Керемет понимал, что позор – это просто репетиция смерти и на войне он неизбежен, как неизбежна и сама смерть. Он почти привык к своему позорному положению.

А вот то, что случилось с командиром, было особенно страшно. И особенно страшным, потому что этого никто не замечал.

После того, что случилось в покинутом городе, командир Спако начал превращаться. И Керемет понимал – это превращение хуже всех насмешек. Гирканский волк становился другим животным. Керемет не знал, что это за зверь, но одно понял точно – зверя надо убить как можно скорее. Убить, пока этот зверь не пожрал отряд.

Убить!

Убить, убить, убить…

Алая пелена застилала взгляд. И росло что-то другое – сначала задрожало в животе, потом жар обдал кожу и Каремет ощутил, что возбуждён – возбуждён как тогда, когда стоял на страже и ничего не может с этим поделать.

Дикое желание что-то предпринять пульсировало в лете. Ударить дубинкой, вспахать лоно пенисом – не важно. Огненные спирали закручивались в мускулах и животе.

Каремет дёрнулся и открыл глаза.

На полу была кровь.

Он пригляделся получше, и догадался, что это отсвет из окна на полу, окрашенный медью заката.

А затем он понял, что в комнате есть кто-то ещё.

Глава 4. Полуночные гости

Незнакомец сидел у окна и разглядывал глиняную табличку.

Из одежды – только цветастая юбка, какие носят жрицы Иштар. Тощие ноги и ловкие руки писца. Волосы рассыпались по плечам, но видно, что пару месяцев назад над ними поработал цирюльник.

Гирканцы поднялся и сел на плащ. Руку положил на дубинку.

Он не стал одеваться. Ни к чему прикрывать наготу перед человеком, который явился к тебе в женской одежде.

Незнакомец поднял глаза и посмотрел на Керемета. Он заметил возбуждённый член, но вида не подал.

– Приветствую тебя,– произнёс незнакомец по-мидийски.