Текст книги "Записки невесты программиста"

Автор книги: Алекс Экслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– А ты в самое главное врубилась? – подозрительно спрашивает Сергей. – Для чего вообще этот Access существует?

– Ну наверное я у тебя – круглая дура! – саркастично отвечаю я. – Конечно врубилась. Acceess создан для работы с базой данных «Борей».

– Так, – говорит Сергей. – Ясно. А сегодня у тебя что на дом?

– Да с Excel-ем вожусь, будь он неладен. Папулька его довольно неплохо знает, надавал всяких заданий, а я разобраться не могу.

– Ну и приходи тогда ко мне! – радостно говорит Сергей. – Я тебе буду помогать домашнее задание делать.

– А чего? Это мысль, – задумчиво говорю я. – Только ты у себя приберись хоть немножко, ладно?

– О чем разговор? – обижается Сергей. -

Чистота будет, как в Третьяковке.

– Кстати, ты в курсе, что ее на ремонт закрыли? – интересуюсь я.

– Да ты что? – удивляется Сергей. – Когда я там был в прошлый раз, никакого ремонта и не намечалось.

– А когда ты там был в прошлый раз?

– В третьем классе.

– Ясно, – решительно говорю я. – Марш убираться, а я потихоньку к тебе направляюсь. Главное, со стульев и кресла свои железки убери. А то мне после твоего посещения брючки пришлось выкидывать. Мама сказала, что меня как будто голуби поклевали.

– Это от видеокарты, – радостно заявляет Сергей.

– Ага. Вот и сделай так, чтобы этих видеокарт и тому подобной мерзости на стульях не валялось.

– Ради взгляда прекрасной дамы я готов на любые страдания, – галантно заявляет Сергей.

– Это еще откуда? – подозрительно спрашиваю я. – Ты что – начал книжки читать?

– Да нет, – объясняет Сергей. – Это новый квест появился. Там таких фраз – хоть обговорись.

– Понятно. Ладно, жди меня и я приду. Только очень жди.

– Это еще откуда? – подозрительно спрашивает Сергей. – Я что-то такой игры не помню.

– Да нет, – объясняю я. – Это из книжки. Там подобных фраз – хоть обцитируйся.

– Ладно, жду, – говорит Сергей и вешает трубку.

У его подъезда сидят все те же бабульки.

– Приветствую стражей законности и добропорядочности, – вежливо здороваюсь я (вы помните, что я с бабульками у подъезда никогда не ругаюсь.)

– А-а-а-а, Ирка к вивисектору пришла, – радуются бабульки.

– Никакой он не вивисектор, – объясняю. – Просто ученый.

– Ага, ученый, – злорадно говорит самая вреднючая бабулька. – А чего он тогда кошек дерет?

– Ничего он не дерет. Это у него компьютер так орет.

– Ну точно – псих ненормальный, – радуется другая бабулька. – Это у кого ж в здравом уме кампьютир будет кошками орать? Кампьютир – это для вычислений, вот.

– Да ладно вам, – успокаивающе говорю я. – Вы бы лучше над парнем шефство взяли. А то он питается только хлебом с пивом и спит по два часа в сутки. За ним же – будущее нашей страны.

– Скажешь тоже – будущее, – бормочут бабки, но задумываются.

– А что, – спрашивает бабка в ситцевом халате. – Он правда всухомятку питается?

– Не то слово, – отвечаю я, чувствуя, как на глаза слезы наворачиваются.

– И что, – спрашивает та же бабка, у которой тоже слеза начинает вскипать в глазу, – супчик даже не каждый день кушает?

– Какое там – каждый день, – безнадежно машу рукой я. – Вообще никогда не кушает. Он даже и не знает, что такое супчик.

– Во дела, – поражаются бабульки.

– А что же ты, красавица, – интересуется самая въедливая старушка. – Ты-то что за ним не следишь? Почему супчики не варишь?

– Меня не пускают, – объясняю. – Я веду длительную осаду и постепенно возвращаю парня к нормальной жизни. Но каждый день приходить не могу, а то воспитательный процесс неправильно пойдет. Он должен спинным мозгом чувствовать разницу между моими присутствием и отсутствием. Чтобы отсутствие давило на сознание и желудок.

– Во излагает, – восхитилась бабулька в соломенной шляпе. – А с виду – обычная намазюканная современная дурочка.

– Ладно, красавица, – говорит самая главная бабулька, сидящая в центре. – Шуруй к своему вивисектору-сухомятщику, а мы подумаем. Только если как в прошлый раз, ты кричи, – строго говорит она. – Мало ли что… Как в прошлый раз милицию вызвали, так и сейчас вызовем. Ты не думай. И даже не посмотрим, что участковый там опять на несколько дней застрянет, как тогда… А шефство над твоим ученым – возьмем. Нам же лучше, если он все время на глазах будет. Так хоть дом своими электрониками не спалит.

– Спасибо, бабушки, – прочувственно говорю я и направляюсь в подъезд.

Поднимаюсь на его площадку и нажимаю кнопку звонка. Слышится какой-то щелчок и вдруг жуткий громовой голос произносит:

– What are you waiting for? Christmas?

Я сначала оцепенела, но вспомнила, что в прошлый раз меня тоже встречал механический голос, поэтому быстро произнесла волшебную фразу, надеясь, что дверь сама откроется:

– Майкрософт – маст дай.

Дверь осталась неподвижной.

– Линукс – рулез! – неуверенно произнесла я еще одну из фраз, которую слышала от Сергея, но и она видимого эффекта не возымела.

– Ну и чего ты ждешь? – раздался голос Сергея и дверь открылась. – Нового года? Дверь же открывается сразу после нажатия на звонок. Это новая дурка такая.

Но я не могла вымолвить ни слова, глядя, как завороженная, на своего милого.

– Сережа! Боже мой, – наконец, смогла выговорить я. – Что ты сделал с прической?

– Во дела! – удивился он. – Ты же сама говорила, что меня портят длинные волосы. Вот и постригся. А чтобы каждую неделю потом не бегать в парикмахерскую, постригся так коротко, насколько у парикмахерши машинки хватило.

– Слушай, – сказала я. – А мне даже нравится.

У тебя, оказывается, лоб такой высокий. Да и голова – вполне благородной формы.

– А что значит – «голова благородной формы»? – заинтересовался Сергей.

– Ну… – начала было объяснять я, но внезапно поняла, что сути этой фразы никогда не понимала. – Короче, – решилась я, – башка у тебя – любо дорого посмотреть.

– А, – успокоился Сергей. – Так бы сразу и сказала. А то все какие-то формы, формы. Какие есть формы, такие и есть.

Тут я внезапно обратила внимание на его одежду.

– Сережа! Зачем ты бабочку на майку нацепил?

– А чего? – застеснялся он. – Хотел принарядиться к твоему приходу. Ты же все жалуешься, что я одеваюсь как-то не так. Вот вчера специально купил бабочку. Правда прикольная?

– Ну да, – несколько растеряно отвечаю я. – Только почему ты ее на майку надел?

– Уж извиняйте, – внезапно разозлился он. – Фраков и шмокингов у нас нема. Мы из простых, мелкопоместных.

Не понимаю – чего ты придираешься? Майка же белая. Вот если бы я бабочку на черную майку надел, тогда претензии были бы вполне закономерны.

– Да нет, Сереж, не волнуйся! Все в порядке! – заторопилась я, боясь, как бы он не разобиделся вконец.

– Я просто была приятно поражена твоим новым обликом. Кстати, ты сейчас очень похож на жреца из «Мумии»…

– Не помню такой игры, – мрачно буркнул Сергей, все еще дуясь.

– Ну хорошо, – сказала я. – Ты сейчас – вылитый Дюк Нюкем (мне его папулька демонстрировал.)

– А ты – вылитая Лариса Крофт, – почему-то совсем разобиделся Сергей.

– Это из какого фильма? – не поняла я.

– Это из передачи «Спокойной ночи, малыши», – саркастично ответил Сергей.

– Слушай, Сереж, во-первых – я до сих пор стою на пороге. Во-вторых – если ты не собираешься помогать мне делать домашнее задание, я лучше уйду.

– Ой, пардон, совсем ты меня заговорила с этими бабочками и прическами. Заходи, конечно, – и он широко распахнул дверь.

В квартире, как ни странно, было прибрано. На его, конечно, манер, потому что все железяки были свалены в одну кучу и накрыты простыней. Но по стульям и креслам они не валялись, так что я хоть была спокойна за свою одежду.

– Кушать хочешь? – великосветским тоном поинтересовался Сергей.

– А что у тебя есть? – невинно спросила я.

Вопрос, как было видно, застал его врасплох.

– Ну, пельмени есть, – Сергей поднял глаза к потолку. – Только я их, по-моему, в прошлом году покупал.

– О! Сосиски есть! Будешь сосиски? Сейчас я их живо разморожу, а на гарнир найдем пару банок пива.

– Где ты их собираешься размораживать? – поинтересовалась я. – У тебя же нет микроволновки.

– Спокуха, – довольно сказал Сергей. – Настоящий программист всегда найдет где разморозить сосиски. У меня же – третий пентиум.

– И что? – не поняла я.

– А то что он греется, как последняя зараза. На нем не только сосиски, на нем быка можно разморозить.

– Знаешь, Сереж, я что-то не очень хочу кушать. Давай лучше позанимаемся Excel-ом.

– Как скажешь, – отвечает Сергей и включает компьютер.

– Слушай, – говорю я, внимательно глядя на процесс загрузки. – А твой любимый Линукс тоже называется Windows98?

– Да нет, – морщится он. – Линкус вчера подох. Что-то я не то с ним сделал. Так что здесь сейчас установлены винды, но только для изучения коварных планов врага.

– Поняла, – говорю я. – Жаль. А я так хотела на этот Линкус посмотреть. Ты мне давно обещал пингвинчиков показать.

– Дались тебе эти пингвинчики, – злится он. – Ты в гости пришла или в зоопарк?

– В гости, в гости, – успокаиваю его я.

– Запускай Excel.

Сергей некоторое время возится с компьютером, затем на экране появляется знакомая картинка с Excel-ом.

– Ну? – несколько высокомерно говорит он.

– Чего тебе не ясно? Как файл открывать?

– Да ладно тебе, – даже обижаюсь я. – Ты меня совсем за дурочку держишь? Мне не ясно как в разных вычислениях использовать постоянное значение одной из ячеек и как брать значения ячеек из другого листа.

– А-а-а-а-а, ты в этом смысле… – говорит

Сергей и надолго задумывается. – Ну и в чем проблема? Берешь и подставляешь адрес ячейки во все вычисления.

– Это понятно. Но если мне надо скопировать формулу, то адрес постоянной ячейки меняется. А мне нужно, чтобы он не менялся при переносе формул.

– А он действительно меняется? – недоверчиво спрашивает он.

– Век компьютера не видать! – поклялась я.

– Странно, – говорит Сергей. – Может надо как-то явно указать, чтобы он не менялся.

– Конечно надо указать! – начинаю злиться я. – Вот я тебя и спрашиваю – что надо указать?

– А мне откуда знать? – в свою очередь злится Сергей. – Я же программер! Мне если что надо вычислить, пишется программа, а не используется твой дебильный Excel, который при переносе формул сам адрес меняет.

– Мой дебильный Excel? – взрываюсь я. – Это все твой дебильный компьютер. Из-за тебя же начала изучать всю эту бодягу, а теперь это оказывается мой дебильный Excle.

– Ты еще скажи, что это я виноват, что деБилльный Excel чего-то там куда-то не так переносит! – уже в полный голос орет Сергей.

– А кто в этом виноват? Я виновата?

– Ну уж не я – это точно! – Сергей орет так, что изображение на мониторе начинает подрагивать.

– Знаешь, милый, я, пожалуй, пойду, – говорю я, вскакиваю со стула и направляюсь к двери.

– Да подожди ты, Ир, мы же еще даже не начали заниматься, – еще по инерции орет Сергей.

– Мы уже позанимались вполне достаточно, – заявляю я и великосветским тоном произношу: – Спасибо, милый. Ты мне очень помог.

С этими словами исчезаю за дверью. Снизу бабульки как всегда на страже.

– Что случилось? – интересуется самая настырная.

– Чего вы там орали-то, как стадо бизонов при встрече с паровозом?

– Делали домашнее задание по программированию, – объясняю я.

– Понятно, – говорит другая бабулька. -

А мы-то думали, что вы там этику и психологию семейной жизни изучаете. Уж больно похоже.

– Рано мне еще замуж, – решительно говорю я. – Боюсь, что будет много разочарований.

– А ты не бойся, – успокаивает третья бабулька.

– Разочарований все равно будет на порядок больше, чем ты думаешь. Так что расслабься и приготовься к неизбежному.

– Спасибо, – отвечаю я. – Вы меня очень успокоили.

С этими словами отправляюсь домой, по пути колотя сумкой о все фонарные столбы. Они-то, конечно, ни в чем не виноваты, но мне же надо на чем-то злость выместить.

Можно, конечно, на папульке, но папулька сам на ком хочешь злость выместит.

* * *

Я после недавней ссоры насколько дней выдерживала характер, поэтому Сергею не звонила. Надоел он мне. Бегаю за ним, как курсор за мышкой, а он все раздражается, орет… Впрочем, уже стало понятно, в чем суть его такого нервного состояния. Раньше, когда я в компьютерах была ни бум-бум, Сергею было очень легко строить из себя эдакого компьютерного гения, бросать всякие мудреные фразы и чувствовать себя по сравнению со мной – пупом земли. Но потом, когда я хоть что-то стала понимать во всех этих мудреных железках и программах, выяснилось, что мой миленок не такой уж и спец. Точнее, спец, но в своих областях. И он далеко не всегда может мне объяснить некоторые непонятные моменты в Excel-е, Word-е, Access-e и других. Дело не в том, что парень совсем тупой. Просто он никогда с этими пользовательскими программами не работал. Он же программист.

Конечно, я поняла, что если ему понадобится, он это все освоит с пол-тычка, но Сергей уж больно нетерпеливый, поэтому ему не хочется разбираться, а хочется слету показать себя передо мной всезнайкой. А не получается. Вот он и раздражается.

Но я это и таким люблю, потому что знаю, что он – талантливый.

А если будет находиться в моих чутких дружеских руках, я из него такого профессионала сделаю – все просто закачаются.

Да и надо-то немного. Заставить его прилично одеваться, научить питаться не только пивом с сигаретами и немножечко образовать, чтобы он мог поддержать внекомпьютерный разговор в приличном обществе. Такой умнице, как я – это вполне по силам.

Прошло уже больше недели, а любимый не звонит ни в какую. Я, конечно, характер выдерживаю, но с каждым днем это делать все труднее и труднее. Наконец, звонит мой ненаглядный. Голос мрачный, как у слона во время сафари.

– Хай, – говорит.

– Здравствуй, Сережа, – официально отвечаю я, давая таким образом понять, что в наших взаимоотношениях еще не растаял некоторый ледок.

– В общем, – говорит он, – это… вот…

– Что «вот это»? – не понимаю я.

– Ну, – все мнется Сергей, – короче, вот.

– Сергей, – отвечаю я. – Не говорите загадками. Я от этого нервничаю. Что случилось? Неужели твой любимый компьютер пал смертью храбрых в неравной борьбе с Биллом Гейтсом?

– Ой, – пугается он. – Типун тебе под язык, чтобы он больше никогда не повернулся предположить такое.

– Ну тогда говори – в чем дело, – слегка начинаю раздражаться я. – А то все мычишь чего-то нечленораздельное… Давай уж, дели члены-то. Не маленький.

– Короче, – решается он, – я предлагаю тебе на мне жениться.

– Ой, – слегка обалдела я. – А тебе что – предстоит операция по смене пола?

– Это еще почему? – не понимает он.

– Потому, милый! Ты над терминологией задумайся! Жениться – значит взять в жены женщину. Выйти замуж – значит пойти под венец с мужиком. За-муж. Понял? Так что уточни свое неожиданное предложение.

– Тьфу, блин, совсем я запутался, – говорит Сергей.

– Оно и видно.

– Замуж за меня выходи. Поняла? За – муж!

– То есть это, милый, означает, что ты предлагаешь мне руку и сердце? – продолжаю я вытягивать из него, словно клещами.

– Дык, ясный пень, – подтверждает Сергей. – Чего тут непонятного? Ир, ты же всегда быстро соображала. За исключением, разумеется, компьютера, – тут же подпускает шпильку он.

– А чего это вдруг тебя на женитьбу разобрало? – интересуюсь я, недовольная полным отсутствием романтики в таком важном разговоре.

– Ну, будем жить поживать, – задумчиво отвечает он.

– Ну?

– Ты обо мне будешь заботиться, – неуверенно говорит Сергей.

– Так. Дальше.

– Будешь варить яичницу, жарить борщи…

– Ну, я слушаю.

– И НАКОНЕЦ ПРОГОНИШЬ ИЗ МОЕЙ КВАРТИРЫ ВСЕХ ЭТИХ ЧЕРТОВЫХ БАБУЛЕК! – неожиданно взрывается мой ненаглядный.

– Постой, – пугаюсь я. – Каких таких бабулек?

– Таких каких бабулек! – орет Сергей. – Из моего дома. Которых ты попросила взять надо мной шефство. Они уже неделю шефствуют, юннаты фиговы. Мне уже житья просто нет. Делай, что хочешь! Женись на мне, выходи замуж, усыновляй, но только прогони этот кагал из квартиры. Я уже на неделю сдачу программы задерживаю. Так скоро всех клиентов порастеряю.

– Подожди, да ты объясни толком – что происходит, – растеряно говорю я, но он, не слушая, проорал:

– Вот приходи и полюбуйся – что ты наделала, – и бросил трубку.

Во дела, думаю я. Интересно, чего же там происходит? Быстренько собралась, побежала к нему. На улице возле подъезда, как ни странно, сидит только одна вреднющая бабулька, которая в разговоры со мной вступить не захотела.

Пулей вбегаю наверх и остолбенело останавливаюсь у дверей его квартиры… Перед дверью лежит чистенький половичок, сделанный из сшитых друг с другом ковриков для мыши, а на двери висит опрятная табличка, на которой аккуратным старушечьим почерком написано:

Инкоминг чат риквест – 1 звонок

Вот ар ю вейтинг фор – 2 звонка

Вивисектор Сережа – 3 звонка

Ну, думаю, старушки взялись за дело со всей ответственностью. Звоню три раза, дверь открывает Сергей.

Боже! В каком он виде! Просто Павлик Морозов в тот момент, когда с него лепили скульптуру для весьма средней школы.

Одет в неимоверно белую рубашку, накрахмаленную так, что смотреть он может только прямо, потому что голова в стоячем воротничке лежит, как банан в бутылке из-под кефира. На темные брюки наведены такие стрелки, что мой ненаглядный напоминает сразу два «Титаника», обходящие айсберг слева и справа.

– Ого! – произношу я, не в силах совладать с чувствами.

– Это все, что ты можешь мне сказать? – горестно отвечает Сергей. – Ты лучше зайди в квартиру, зайди. Мне интересно, какие восклицания у тебя родятся при виде царящего внутри разгрома.

Я захожу в квартиру… О боже! Бабульки, как видно, безумно стосковались по труду на благо обществу.

Комнаты – просто не узнать! Все вылизано, вычищено. Столы покрыты какими-то бесконечным салфеточками и полотончиками с рюшечками. Пол у него в квартире, как выяснилось, паркетный.

Уж не знаю, чем бабульки его натерли, но я сразу себя почувствовала Наташей Ростовой на балу. На кухню зайти – просто страшно.

Кастрюли и сковородки блестят, раковина отмыта так, что даже можно понять, какого цвета было ее дно в момент выхода с конвейера.

– Видала? – простонал Сергей умирающим голосом. – Ты на компьютер посмотри, на компьютер!

Я поглядела… С ума сойти! Монитор накрыт кружевной салфеточкой, а на нем стоят семь слоников…

– Слоники! – заорал Сергей, не выдержав.

– Гейтс их задери! У меня на мониторе стоят слоники!

– Ну и слоники, – подтвердила одна из бабулек, которые в изобилии роились по квартире, непрерывно что-то убирая и натирая. – Чем тебе не нравятся слоники? Они счастье приносят.

– Ир, – мрачно сказал Сергей. – Делай, что хочешь, но чтобы этот дурной сон немедленно прекратился. А то мне придется эту квартиру спалить вместе с собой и бабульками. Другого выхода я пока не вижу.

– Постой, – говорю я. – Чего ты так разнервничался? Посмотри – какой порядок кругом. Неужели тебе самому не приятно? А слоников мы на принтер переставим…

– Какой, нафик, порядок? – заорал Сергей.

– Ты посмотри, что они наделали? – с этими словами он выдвинул ящик стола.

Я аккуратно туда заглянула, но ничего особенного не увидела. Куча платок памяти, аккуратно перехваченные резинкой.

– И чего? – осторожно спросила я. – Резинка платы душит и не дает спокойно дышать?

– Очень смешно, – нервно сказал Сергей.

– Ты помнишь, как они у меня лежали?

– Конечно помню, – отвечаю я. – Кучками на кресле. Я же на них неоднократно садилась.

– Вот именно, – опять заорал Сергей. – Кучками! Отсортированные по размеру! Три кучки – по 16, 32 и 64 мегабайта. А бабульки их все свалили в одну! Как я теперь разберусь – где какой размер? На них же не написано!

– Сереж, – осторожно говорю я. – Но можно же проверить.

– Конечно можно, – со злостью отвечает он. – Вот я сейчас все брошу и буду весь день память проверять. У меня других дел нету, как память проверять. Боже мой, – тут он поднял глаза к небу, – у меня раньше же все было продумано! Садишься на кресло, память впивается в джинсы, встаешь, 16-меговую память снимаешь с правой ягодицы, 32-меговую – с левой, а 64 мега висит в аккурат на копчике. Даже задумываться не надо! – тут он чуть не заплакал.

– Да ладно тебе, Сереж, – успокаиваю его я. – Хочешь, я снова все по квартире раскидаю, как было?

– Ага, раскидаешь, – с какой-то детской обидой в голосе отвечает он. – Ты еще главного не видела.

Пойдем на кухню.

На стене кухни висит здоровенной колбасой чулок, набитый чем-то непонятным.

– Это что такое? – спрашиваю. – Лук, что ли? У меня бабушка так лук и чеснок хранит.

– Лук… – застонал Сергей. – Это видео и сетевые карты! Вот удружили бабульки, вот удружили! Как я их теперь оттуда достану? – и он стал раскачиваться из стороны в сторону, как системный администратор во время установки WindowsNT (Сергей мне показывал эту картину, выполненную неизвестным художником двадцатого века).

Тут я поняла, что ситуацию надо срочно брать под свой контроль, иначе мой ненаглядный с горя совершит какое-нибудь насилие над собой или бабульками…

Я быстренько собрала бабулек на построение, объявила благодарность от имени командования, поблагодарила за службу и сказала, что теперь завоеванная территория переходит под юрисдикцию постоянного контингента – т.е. меня. Бабульки довольно заулыбались, начали наперебой тараторить, хвастаясь своими подвигами мебели на ниве приведения медвежьей берлоги в божеский вид. Самая шустрая заявила, что они теперь будут приходить три раза в неделю. При этом со стороны кухни, где оставался Сергей, послышались горькие рыдания.

В общем, еле-еле мне удалось уговорить бабулек оставить поле боя и не появляться здесь, пока я их не позову. Наконец, последняя бабка вышла из квартиры и захлопнула за собой дверь.

– Сереж, – сказала я осторожно. – Ну мало ли, какие проблемы в жизни бывают. Выдержим. Вдвоем – выдержим. Даже такую уборку. Ты не расстраивайся.

Он действительно начал потихоньку успокаиваться, а когда я сорвала салфетку с монитора, переставила слоников на принтер и включила компьютер, даже слабо улыбнулся.

– А знаешь, – доверчиво сказал он, – если отбросить в сторону массу всяких неудобств, в такой чистой квартире даже как-то легче дышится. Сразу хочется работать, работать, работать… – и с этими словами мой благоверный запустил на компьютере игру «Half Life».

* * *

После сеанса экзорсизма (изгоняния из квартиры бабулек) я с Сергеем некоторое время не виделась. Он довольно тяжело переживал внезапно возникшую чистоту в своей квартире, поэтому с большим усердием день за днем заново покрывал всю полезную площадь своими платами, винтиками, кабелечками и книжными справочниками, а я… У меня тоже произошли кое-какие события. Но обо всем по порядку.

Сижу как-то вечером дома, читаю. Внезапно раздается стук в дверь и одновременно со стуком в комнату влетает папашка.

– Нельзя, – говорю я по инерции. – Я не одета.

– Доча, – строго говорит папулька и садится ко мне на диван. – Тебе разве в институте не объясняли, что родителям врать не хорошо? Ты действительно бываешь не одета, когда отправляешься на дискотеку. А сейчас ты вовсе даже одета в джинсы и свитер. Или ты отныне решила носить паранджу, чтобы мужчина до замужества не увидел твоего лица? Это ты напрасно, потому что лицо у тебя – вполне даже ничего. Родители постарались. Хотя, – тут он подпустил шпильку, – ты его скоро испортишь курением.

– Во-первых, – говорю я, – стук в дверь обычно делается для того, чтобы там же, в смысле – за дверью, выслушать ответ – можно ли войти или нельзя.

– А что такого, – возмущается папулька, – в том, что родитель решил зайти выяснить – чем дышит его кровиночка.

– Его кровиночка по-прежнему дышит вонючим московским воздухом, – язвительно говорю я. – Кроме того, вы еще не дослушали что там во-вторых…

– А что во-вторых? – интересуется папулька.

– Во-вторых, – невозмутимо продолжаю я, – может быть мой дорогой папулька сразу перейдет к цели своего визита? А то у меня Анастасия Каменская вот-вот схватит главного преступника за эти… как их…

– Да понял я, понял, – торопливо говорит папулька.

– А я не хочу пропустить этот волнующий момент, – заканчиваю я.

– Так ты что, – спрашивает папулька, и в его глазах появляется неподдельный ужас, – читаешь Маринину?

Я на него внимательно посмотрела, но ничего не сказала. Все-таки иногда я чувствую, что головой больше пошла в мамульку. Папулька у меня хоть и умный, но иногда такое брякнет… Остается только радоваться, что как правило это происходит в тот момент, когда рядом никого нет.

– Да, – говорю я очень спокойно. – Я читаю Маринину. Более того! Я даже иногда читаю Стаута и Гарднера. И даже, – произношу я совсем зловеще, – по выходным читаю МОСКОВСКИЙ КОМСОМОЛЕЦ!

Папулька обмирает от моего зловещего голоса.

– Ну что? – ору я на всю комнату. – Пришел в ужас от глубины морального падения своей дочки, а?

– Постой, постой, – растеряно говорит папулька, – да я ничего такого не хотел сказать. Ну просто детективы – это же отстой…

– Плохие детективы – это отстой. А хорошие детективы – это средство расслабиться и получить удовольствие, – твердо заявляю я.

– Да я, в общем-то, и не спорю, – сдается папулька. – Но просто хочется, чтобы дочка могла поддержать разговор в приличном обществе. Не зря же я потратил такие дикие деньги на твое среднее образование.

– Среднее образование у меня, между прочим, было бесплатное, – напоминаю я.

– Это для тебя бесплатное, – язвительно говорит папулька. – А сколько я всего в твою школу перетаскал – не сосчитать. Тебе бы в жизни по истории пять не поставили, если бы я туда пятый том сочинений Ленина с его личным автографом не притащил.

– Ну да, – сказала я. – Помню-помню. Ты еще этот автограф полночи чернильной ручкой выводил.

– Нет, ну ничего себе! – возмутился папулька. – И это называется дочерняя благодарность?

– Дочерней бывает компания, – говорю я. – А благодарность бывает заслуженной или незаслуженной.

– Слушай, – сказал папулька, – ты меня совсем заболтала. Я же к тебе пришел с целью что-то сказать.

– Я внимательно слушаю, – говорю я. – Вероятно, ты решил сказать, что настолько вдохновлен моими успехами в институте, что на лето отправляешь дочурку отдыхать на Канары.

– Дались тебе эти Канары, – рассеянно говорит папулька, пытаясь что-то вспомнить. – В Сочи отдохнешь не хуже.

– Ну значит, – говорю я, – ты пришел побеседовать со мной о литературе.

Тут папулька бросает взгляд на мой книжный шкаф, читает название одного из корешков и говорит с таким возмущением, как будто уличил меня в диком преступлении: – Ага-а-а-а-а! «Поколение Пе». Так ты Пелевина читаешь?

– Ну да, – лениво говорю я. – Почитываю. А что?

– Я вчера слушал передачу, – торжественно говорит папулька, – так один умный человек говорил, что Пелевина за писателя не считает, потому что он, мол, о России пишет без боли.

Я некоторое время внимательно смотрю на папульку и ничего не говорю.

– Что? – начинает он нервничать. – Что ты так смотришь?

– Знаешь, папульчик, – говорю я. – А если бы у Толстого не было обязательного для всех великих писателей геморроя, он бы тоже писателем не считался по классификации твоего «умного» человека?

– При чем тут Толстой? – защищается папулька. – Толстой был огромной глыбой, матерым человечищем. Ведь если подумать, то до этого графомана настоящего мужика в литературе-то и не было…

– Это Горький был огромной глыбой, – поправляю его я. – А Толстой был лучом света в темном царстве.

– Ну да, – говорит папулька. – И для Светы он был луч, и для Тани, – тут он посмотрел на меня, – и даже для Иры должен был стать лучом света, но Ира у нас читает Маринину и всякого Пилявина.

– Ты, папуль, чего-то путаешь, – говорю я. – Пилявин – это из «Песняров». «Молодость ма-а-а-ая-я-я-я-я, Белоруссияя-я-я», – завыла я на всю квартиру.

– Да не ори ты так! – закричал папулька, который действительно не выносит моего пения. Я так думаю, что это у него какое-то генетическое отклонение.

– Во-первых, -говорит папулька, – в «Песнярах» был не Пилявин, а Мулявин. А во-вторых, умный мужик совершенно прав. Пелевин – это не литература.

– А что это? – интересуюсь я. – Написано на бумаге. Люди читают. Значит литература.

– Пелевин это… – задумывается папулька, явно вспоминая слова этого умника из радио, – это результат бездуховности, вот! – торжествующе выдает он.

– Папуль, – ласково говорю я, – ты вчера же преферанс играл, да?

– Ну да, – подтверждает папульчик. – Преферанс по пятницам с деловыми партнерами. Святое дело.

– И, небось, пили там во время преферанса? – все так же ласково спрашиваю я.

– Понятное дело, что пили, – подтверждает папульчик. – Мы же русские люди. Почему бы не выпить в тяпницу, тем более, что этот день недели так и называется.

– По-моему, Борис Натанович, – говорю я, – вы все-таки не очень русский человек. Прямо-таки скажем – совсем не русский. Поэтому за вас наша общая мамулька замуж и вышла.

– Ну, не русский, зато руссифицированный, – спорит папульчик.

– Ладно, – говорю, – проехали вопрос вашей национальности.

– И вашей, между прочим, тоже, – добавляет папульчик.

– Моя национальность определяется по мамульчику, – парирую я.

– Это у евреев она определяется по мамульчику, – продолжает спорить папульчик.

– Вы что-то имеете против евреев? – осведомляюсь у него я.

Папульчик потрясенный замолкает.

– Вот так, – удовлетворенно говорю я. – Продолжаем допрос. Так вы, дорогой папульчик, во время преферанса выпили.

– Ну, не без этого, – признает папульчик. – Как полагает. Но никто не напивался. Свои 500-600 грамм, и все.

– Понятно, – говорю я. – После этого вы вернулись домой в состоянии летающих аквалангистов…

– Я не люблю, когда ты используешь выражения нашего с тобой общего мамульчика, – поморщившись, говорит папульчик.

– Сели на кухне, – продолжаю я, не давая себя сбить, – после чего домотались до радио, прям как пьяный папульчик до радио. Так?

– Что за выражения? – возмущается папульчик. – Я просто слушал радио.

– Вот и я об этом. А в пьяном состоянии, дорогой родитель, вам радио слушать вредно, – объясняю я. – Любой бред на тебя производит неизгладимое впечатление.

– Это почему это? – защищается папульчик.

– Да потому что, – говоря я. – Заявился ко мне в комнату непонятно зачем, сначала набросился на Маринину, затем и вовсе на Пелевина, а чего тебе надо – я так до сих пор и не поняла.

Папульчик задумался.

– Слушай, – наконец сказал он. – Я вспомнил!

Я подкинула в воздух книжку Марининой.

– Это что такое? – подозрительно спросил папульчик.

– Кричали женщины ура, – объяснила я, – и в воздух чепчики бросали.

– Понял, – сказал папульчик. – Короче говоря, я вчера на преферансе познакомился с классным молодым парнем.

– Ну? – подозрительно сказала я.

– Что ну? Классный, говорю, парень.

– И что? Ну не тяни ты, а то меня аж в дрожь бросает от твоих классных парней.