Текст книги "Трофей бандита (СИ)"
Автор книги: Альбина Яблонская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
13
Чудо-бассейн на крыше был наполнен прозрачной голубой водой и нависал над теплой городской ночью в виде стеклянного каскада – буквально парил над кварталом. И вся эта прелесть предназначалась лишь для одного человека. Принадлежала мужчине, что привез меня на бизнес-такси в собственную квартиру посреди ночи, после четырех часов за столиком в ресторане.
– Жаркая ночь, – как бы невзначай сказал Баттон, – не правда ли?
– Да, – кивнула я и ощутила, как у меня предательски дрожит голос. Мое тело вело себя странно – оно налилось жаром и хотело остудить свой пыл как можно быстрее, как можно более приятным способом. Причем желательно, чтобы этот способ был осуществим именно здесь, в этом роскошном и манящем красотой пентхаусе.
– Не хочешь искупаться?
Этот вопрос застал меня врасплох, я была обескуражена и не знала, что ответить. Настолько шокирующим и волнительным было это предложение в тот момент… Впрочем, кого я обманываю. В ту секунду я грезила шансом остаться вместе с Робертом и войти в эту прохладную воду после очень странного и долгого дня.
– Да, – кивнула я и несмело улыбнулась, дав ему знак.
В ответ на мое согласие Роберт бережно снял с моих плечей бретели черного платья, и оно упало на пол. Нежно скользнув по голому телу.
Баттон окинул меня взглядом и едва заметно улыбнулся, предвкушая танец в прозрачной воде.
– Я позвоню консьержу, чтобы он подобрал купальник по размеру.
– Это лишнее, – ответила я и пошагала к бассейну, не снимая шпилек.
Эффектно продефилировав и войдя в кристально-чистую воду, я бессовестно сняла с себя белье и обувь. А затем подплыла к самому краю бассейна – откуда открывался живописный, но немного страшный вид с высоты птичьего полета.
– Мне очень нравится то, что я вижу, Алиса.
Роберт повесил пиджак на антикварную скульптуру, затем не спеша расстегнул запонки и оставил их на стойке бара.
– Что именно? – нагло спросила я. Точно так же, как и в день нашей свадьбы. – Что именно вы имеете в виду? Что конкретно вы видите, мистер Баттон?
Роберт снял с себя белую рубашку и сказал:
– Я вижу… ответственную труженицу фонда. Чрезвычайно ценного сотрудника, который ставит интересы компании выше собственных. А еще я вижу девушку, которая всегда выполняет поручения директора. Какими бы они ни были…
– Мне это приятно слышать.
– И не называй меня мистером Баттоном. Может, в офисе я для тебя и мистер Баттон… Но сейчас я просто Роберт. Давай сократим дистанцию и перейдем на ты, Алиса. Думаю, этому пришло самое время.
Он расстегнул ремень и снял брюки. А затем вошел в воду по пояс, дав мне насладиться его поджарой фигурой.
– Вы любите спорт, мистер Баттон?
– А что вы подразумеваете под спортом, мисс Фергюсон?
Я поняла, что сделала не так, и смущенно засмеялась. Впрочем, поводов смущаться в тот момент и так хватало: Роберт окунулся в воду и быстро подплыл ко мне вплотную – чтобы вынырнуть и рассмотреть меня вблизи. Без посторонних глаз и… какой-либо одежды.
– Спорт – это… – смотрела я в эти бездонные, почти что черные, глаза и не могла найти слов. Я просто забыла о том, что хотела сказать. – Это… это…
Но Роберт, к счастью, сам нашел слова и нежно коснулся пальцем моей влажной щеки:
– Спорт для меня – это стиль жизни, Алиса. Я из тех людей, кто живет по простым законам.
– Что же это за законы, Роберт? – зачарованно спросила я.
– Я ставлю цели и достигаю целей. Все остальное – лай собак на идущий караван… Они лают, но караван… все равно идет вперед…
Он прижал меня к себе и нежно поцеловал в губы.
Я боялась, что этот поцелуй в бассейне – только галочка, дежурная прелюдия к мимолетному увлечению богача. Всего лишь слабость подчиненной в объятиях босса. Но после того поцелуя последовали другие. А затем поцелуи привели к кое-чему большему. Мы были вместе до утра, и я целый день летала от счастья, словно райская птица – как волшебная колибри от бутона к бутону, впитывая сладкий нектар жизни. А после той ночи были другие ночи. И мы стали неразлучной парой.
Но теперь… Теперь мне приходится лишь вспоминать наш первый раз. И под капание крана прокручивать в голове тот дивный танец на вершине города – в том шикарном прозрачном бассейне, сквозь стенки которого была видна спонтанная любовь.
14
– Пора вставать! – подбросило меня громким криком у самого уха, а затем на лицо полилась холодная вода.
– А! – вскрикнула я от неожиданности и тут же закашлялась. – Боже… кхе-кхе-кхе… кхе-кхе… Что ты делаешь? Зачем?
Макс стоял надо мною с ведром в руках. Он невозмутимо перевернул его у меня над головой и вылил остатки воды на измокшие волосы. Ему нравилось смотреть на меня в таком виде – сидящую на полу, в большой луже ледяной воды.
– Разве тебе не нравится? Совсем не понравилось, что ли? – фальшиво удивлялся Макс. – Хм, странно… Везде пишут, что лисы просто обожают купаться в воде. Они отлично плавают и просто резвятся в реках, озерах и… даже в обычных лужах. А для некоторых, кто живет в зверинцах, как и ты, даже строят бассейны. Большие, красивые, с прохладной чистой водичкой. Конечно, бассейна у меня нет… Так что будешь купаться в лужах. Этого добра у меня предостаточно. Да. Прости, но тут у нас не пентхаус, – Макс поджал губы, будто искренне сожалея.
Он словно видел тот же сон, что и я. Будто читал меня насквозь и знал, о чем я сейчас думаю. Понадеявшись на это, я пожелала ему скорой смерти – болезненной и неотвратимой. Например, от пожара или падения с крыши дома на острые шпили забора.
Представив эти картинки, я невольно улыбнулась, чем тут же озадачила Чернова.
– О… ты улыбаешься? Хм, все же водные процедуры тебе понравились. Что ж, надо запомнить. Отныне буду повторять этот ритуал каждое утро, каждый божий день, пока ты будешь тут и… сможешь купаться, ведь… – засмеялся он нездоровым смехом, – ведь мертвые лисы не купаются, понимаешь? Не купаются ведь, нет. Это… это всем известно, все об этом знают – даже дети… Этих мелких засранцев еще в садике учат, что трупы животных не любят воду и не нужно бросать их в бассейны. Да?
Наш увлекательный разговор прервался тишиной. Я молча смотрела на этого психа каменным взглядом, а он не знал, как бы еще сострить на тему дохлых лис. И мы посидели так несколько минут, наслаждаясь неловким молчанием.
Но затем глупая ухмылка Макса исчезла сама по себе. Его лицо стало серьезным и мрачным, его словно примерил совершенно другой человек – не тот шизофреник, что смеялся пять минут назад и хлопал в ладоши, как нашкодивший ребенок. Это был другой Макс. Передо мной на стуле сидел хладнокровный и расчетливый убийца, который не разбрасывается словами попусту и разговорам предпочитает действие.
Он откинулся на спинку и протяжно выдохнул, смотря мне прямо в глаза.
– Что же мне делать с тобой, Лисенок?
Макс задумчиво отвел взгляд и прицокнул зубами. Его рука порылась в кармане, чтобы достать бриллиант – тот самый голубой алмаз. Один из тех, что украшали мое колье и затем рассыпались на какой-то заброшенной стройке.
Чернов неспешно вертел этот камешек в руках, рассматривая бриллиант с некоторой грустью в глазах.
– Голубой алмаз… – сказал он вполголоса. – Такой красивый. Такой блестящий и аккуратный на вид. Такой маленький, но такой дорогой. Почему они такие дорогие? Что в них такого ценного? Странно, правда? Никто ведь толком не может ответить на этот вопрос. Но… чтобы понять это, достаточно лишь присмотреться. Да. Присмотреться… Внимательно взглянуть на эти отточенные грани, на это… это множество сторон, бликующих даже под тусклым светом… Ведь даже здесь, в этом темном подвале, голубой бриллиант дарит капельку неба. Он похож на небо. Да. Похож на облака… Нет, – перечил Макс будто сам себе, – нет, не на облака. Он похож как раз на ясное, голубое небо без единого облачка. Красивое, великолепное зрелище, которое дарит позитив, дарит хорошее настроение, достаточно тебе лишь поднять вверх глаза и… сделать простую вещь – элементарно посмотреть на голубое небо. Которое всегда есть у всех и каждого… Да… Почти. Почти у каждого… – Макс нагнулся и аккуратно положил бриллиант на пол между стулом и мной. А затем продолжил говорить: – В тюрьме я не видел неба… Все восемь лет я провел в таких же условиях, как и в этом подвале… Железная койка. Протекающий кран. Вонючий унитаз. И все это в камере два на два метра… Без окон. Без возможности увидеть солнце или хотя бы понять, на улице день или ночь. Снег или жара. Падают желтые листья или распускаются цветы… Голубое небо или же льет дождь… Таким, как я, не разрешали выходить во двор. Особо опасным прогулки запрещены. Я был лишен права общаться с остальными, мне нельзя было иметь друзей. Мне даже… пф… мне даже не было, с кем перекинуться словом. Я… я был предоставлен лишь самому себе и только ждал того дня, когда смогу откинуться и отыскать тебя. Чтобы передать тебе всю эту боль. Сразу. Без остатка. Ведь это наша общая боль. Понимаешь? Мы должны были нести этот крест вдвоем. Не так ли? – Макс смотрел на меня, будто ждал ответа. Но я не отвечала. И даже не шевелилась – просто смотрела на него стеклянными глазами. – Именно так… Так должно было быть. Но я… я был слишком добр к тебе и взял всю вину на себя, чтобы мой Лисенок мог… мог… чтобы ты могла жить нормальной жизнью, а не страдать, как я, понимаешь, да? Но потом… потом оказалось, что… оказалось, что я тебе не нужен. – Брови Макса стали хмуриться, а его голос становился грубее с каждым сказанным словом. – Оказалось, что ты не собиралась меня ждать все эти годы. Нет, не собиралась. Зачем? Зачем меня ждать? Я ведь конченый зек. Преступник. Угонщик машин и вымогатель, – цедил он сквозь зубы. – Точно… я отброс общества и должен гнить в тюрьме, а ты… Ты просто испарилась, будто ничего и не было. Словно ты во всем этом не участвовала и всегда ходила в белом пальто… Ты даже… – начало вдруг трясти Макса от нервов, – ты даже не удосужилась лично явиться ко мне и сказать об этом в лицо. Сказать мне об этом прямо. Сказать, что ты бросаешь меня и больше не хочешь меня знать. Сказать, что презираешь меня и не считаешь человеком, потому что ты на воле, а я на чертовой зоне! – Макс крепко сжал кулак и с трудом удерживал свой гнев. – А когда я вышел, то узнал, что ты уже позабыла обо мне и даже не вспоминаешь. Подумать только… Я искал тебя. Очень долго искал и не мог найти, ведь ты позаботилась о том, чтобы я тебя не нашел. Ты покинула город и уехала в другой штат. Ты… ты даже сменила фамилию, черт подери… И я… дьявол, да я бы никогда тебя не нашел, если бы не везение. Если бы не случайность, да… Я просто… черт, я просто увидел новость в интернете… Вот. Представляешь? Там был пост о том, что… какой-то супер-дупер завидный жених по имени Роберт Баттон женится на некой Алисе Фергюсон… «Алисе Фергюсон?» – подумал вдруг я… – шептал Макс заговорщицки. – И тогда внутри что-то щелкнуло. Ага… Клац! Я открыл новость и увидел тебя… Там была твоя фотография. Ты была там такая красивая, такая… счастливая… Просто красотка с нимбом на голове. И тогда я подумал – вот! Вот она удача! Судьба сама дала мне шанс поквитаться и отнять у тебя счастье в отместку за то, что ты лишила счастья меня самого… И вот теперь ты здесь. В промозглом и темном подвале, в луже воды, в изодранном свадебном платье, словно жалкая бомжиха. И ты наверняка ведь думаешь: как же так, я заслуживаю большего, Роберт баловал меня деньгами и украшениями, а тут я валяюсь в грязи подобно мусорной шавке? Но правда в том, – наклонился Макс, будто говоря секрет, – правда в том, что все закономерно… Ага. Ты и есть та самая шавка… Грязная и никому не нужная. Словно этот долбаный бриллиант, который долго валялся в чьем-то дерьме, где и положено быть всякой дряни. Но затем он попал в руки богачу, который отмыл его, очистил от грязи и отполировал, назвав бриллиантом… Вот только камень как был дерьмом, так им и остался. А твой Роберт – просто идиот, который еще не понял, кого решил взять в жены.
Я не могла это больше слушать, по моим щекам катились горькие слезы. Макс унижал меня, как только мог, и теперь даже глумился над Робертом. Смеялся над человеком, которому и в подметки не годится.
– Не говори так о нем! – крикнула я. – Ты даже ногтя его не стоишь!
Но мои слова тут же вызвали удар.
Боже… Макс ударил меня по щеке, и от резкой боли я стала ерзать ногами, чтобы отползти от него как можно дальше – в самый угол возле унитаза. Я не ожидала такой жесткой реакции и теперь боялась новых побоев. Щека пылала, руки дрожали, сердце билось от страха словно бешеное.
Но Макс поднялся, подошел ко мне вплотную и опустился на колено.
– Я не давал тебе слова, Лиса, – его злые глаза пугали до мурашек. – Ты не имеешь права говорить, если хозяин тебя об этом не просит… Понятно? Лаять можно только тогда, когда я скажу тебе «Голос». Когда хозяин даст команду… А до этого ты должна молчать. Сохранять молчание, что бы я ни говорил. И что бы я ни делал… Поняла? Тебе ясно? – спросил Макс, но я боялась отвечать. – Ясно?! – крикнул он и схватил меня за голову, чтобы я кивнула. – Вот и отлично… Молодец. Хорошая псина… – Макс поднялся на ноги и достал что-то из пакета. – Послушная псина может есть. Вот твоя еда. Подкрепляйся…
Он открыл жестяную банку и вывалил в миску на полу консервы. Нечто желеобразное и на вид совсем несъедобное… Похожее на собачий корм.
Мой хозяин взял пакет и ведро, а затем вышел за дверь и запер «нору» на ключ. На лестнице послышались шаги. Звук становился все тише и тише, пока окончательно не затих…
Понимая, что лампочка скоро погаснет, я заглушила в себе гордость и жадно набросилась на еду. Она была холодной и дурно пахла, походила на фарш из куриных шкурок, хрящей и картона. Но это было единственным, что я могла съесть. А бороться с голодом сил не оставалось.
Макс очень быстро добивался своего – я становилась жалкой и послушной псиной, которая терпит удары и ждет хозяина, виляя хвостом. И пускай мне хотелось рыдать от этой роли, но выбора мне не оставляли.
Выбирая между верной смертью и унижением, я выбирала второе.
15
Я родилась в Америке. Хотя в планы моей мамы это точно не входило. Она приехала сюда из России на учебу – юная, умная, жадная к знаниям девчонка, победившая на всероссийской олимпиаде. Ей пророчили светлое будущее, должность в универе или даже престижную работу в одной из компаний в штатах. Требовалось лишь пройти курс обучения, получать хорошие оценки и держать в голове тот факт, что только идеально сданный экзамен позволит остаться в США или же вернуться домой в роли ценного кадра для столицы. Ее родители не были богатой семьей и всем сердцем надеялись, что дочь продолжит идти по намеченной дорожке, используя выпавший шанс.
Вот только сказка о покорении Нью-Йорка вышла не такой красивой, как хотелось.
Мать оступилась и связалась с плохой компанией. Подробностей я не знаю, но от приемной семьи узнала только то, что мама подсела на химию, стала прогуливать пары. А закончилось все тем, что ее изнасиловали. Вывезли в пустыню и бросили там умирать…
Ее чудом спас патруль пограничников, которые ищут нелегалов. Копы отвезли девушку в больницу, взяли показания, составили фоторобот тех ублюдков, что надругались над моей мамой… А через девять месяцев появилась я.
Я понимаю, что такие вещи просто так не забывают. Маме было трудно. Очень трудно и… страшно. Она понимала, что все разрушила своими же руками. Что если бы она не связалась с плохим парнем, не взяла первую дозу в долг и не стала прогуливать учебу ради всяческой дряни, то все бы не закончилось так печально.
Конечно, у мамы была я. Но… она не смогла оправиться и стала много пить, чтобы заглушить свою боль. Чтобы забыть то, что уже невозможно выбросить из памяти. Чтобы смыть все то, за что она ненавидела саму себя.
И меня отобрали.
По закону я была гражданкой штатов, а вот маму депортировали. С тех пор я ее не видела, ни разу, и даже не пыталась отыскать. Наверное… не знаю, думаю, мне было просто стыдно за нее, и в душе я злилась на родную мать за то, что она обрекла меня на детский дом, не обуздав своих внутренних демонов.
Но, к счастью, в интернате я пробыла недолго. Милая русская девочка быстро нашла себе новую семью, и меня удочерили.
С этого момента я стала впитывать то, что называется семьей. То, что принято называть простым человеческим счастьем и домашним уютом. Меня хорошо кормили, хорошо одевали, никогда не обижали и просто лелеяли, будто я крохотное божество. Я росла в окружении любви и доброты, не боялась улыбаться взрослым людям, смеялась до упаду и плакала лишь тогда, когда Шрам убивал папу Симбы.
Я была счастливым подростком, который прилежно учился и никогда не прогуливал уроков. Шестнадцатилетней девчонкой в белоснежных кроссовках, с пушистым хвостом из черных волос и неизменной книжкой в руках. Одноклассницы звали меня зубрилой. Но я понимала, что это лишь зависть, ведь тот, кто хорошо оканчивает школу, получает билет в успешное будущее. Поэтому все вечера я проводила за учебой, а будущего мужа представляла взрослым и добрым. Я верила, что он будет меня ждать на пороге универа, когда я наконец-то брошу в небо квадратную шляпу и выпью шампанского, как полноценный взрослый человек.
Но потом я встретила Макса.
Живого, резкого, шумного, уверенного в себе парня с татуировкой на плече. Он был немного старше и уже окончил школу. Я увидела его, когда он привез после уроков партию «товара»… Мои сверстники охотно подходили к Максу и меняли карманные деньги на маленькие свертки. Само собой, я понимала, что он преступник и толкает наркоту, но отделаться от мыслей про этого хулигана все никак не могла.
Я думала о нем по дороге в школу, на уроках, когда возвращалась домой и снова видела его блестящую машину – с открытым верхом, с обилием лазурной краски, словно небо, и ослепляющего хрома. Этот тандем словно шептал мне: «Подойди… Не стесняйся и заговори с этим парнем».
Но я стеснялась. И даже боялась. Мне было страшно – страшно, что он оттолкнет меня, решив, что я тепличный цветок и не умею вести себя с таким крутым парнем, как он. Я терзала свою душу неделями и боялась, что однажды уже просто не увижу его сверкающий кабриолет под стенами школы. Что он возьмет на белоснежное сиденье кого-то другого – возможно, мою лучшую подругу. И я буду ненавидеть ее весь остаток жизни…
И тогда он сделал первый шаг.
Когда я возвращалась домой и думала о том, как набиваю себе первую татуировку, чтобы впечатлить этого дерзкого парня… лазурная машина вдруг посигналила и остановилась в метре от моих дрожащих коленей.
– Привет, красотка! – улыбнулся Макс и распахнул передо мною дверь. – Не хочешь прокатиться? Я просто подвезу тебя до дома…
16
Наступил новый день.
Я проснулась от шагов и увидела, что лампочка уже горит, а это значит, что он сейчас войдет. Нужно вставать, срочно вставать!
Я потерла лицо руками и попыталась взбодриться. Даже специально встала с кровати, чтобы показать Максу, что уже не сплю и жду его прихода. Покорно стояла с цепью на шее и нервно ждала его появления – хоть бы он меня не бил в этот раз… Сегодня я буду молчать как рыба, что бы он ни говорил.
В двери щелкнул замок, она открылась, и в комнату вошел мой хозяин. Он был без рубашки и держал в руках ведро – то самое ведро, наполненное водой. Но я уже не спала, в купании не было нужды.
Я смотрела на него и пыталась улыбнуться, чтобы задобрить Макса. Чтобы он улыбнулся в ответ и был сегодня помягче. Если бы у меня был хвост, то я бы пугливо им виляла, надеясь на благосклонность человека.
Но проблема была в том, что ко мне пришел не человек – ко мне пришел один из настоящих нелюдей…
Макс размахнулся и облил меня холодной водой от макушки до пяток.
– Нет-нет-нет-нет! – только и успела я завопить перед тем, как ледяная стена ударилась об мое и так дрожащее тело. – Я же встала! Я не спала! Черт! – Но Макс стоял с пустым ведром в руках и смотрел на меня каменным взглядом. – Зачем ты это сделал?! Я ведь специально встала и стояла здесь – ждала твоего прихода, а ты… ты просто… тебе просто нравится это делать, да?
Макс медленно поставил ведро на пол, подошел ко мне поближе… спокойно вздохнул… а затем опять меня ударил.
– Ахх… – отпрыгнула я и прижалась к самой стенке. – Боже, – скулила я тихонько, держась за щеку. – Боже…
Макс только ухмыльнулся и сел на свой любимый стул, как раз напротив меня.
– Если откроешь рот еще раз, – говорил он, – то я опять тебя ударю. И так будет продолжаться до тех пор, пока ты не станешь послушной… Что бы я ни говорил. И что бы я ни делал… Поняла?
– Угу, – кивала я с закрытым ртом.
– Вот и отлично. Твердая рука всегда помогает в общении с женщиной… Извечная проблема мужика – неумолкающая баба. Но достаточно ему хорошенько дать ей по лицу – и все, проблемы нет. Тишь да гладь. Хм, – о чем-то задумался Макс, – а твой Баттон – он бьет тебя? Роберт бил тебя хоть когда-нибудь?
В ту секунду мне опять хотелось высказаться прямо в лицо этому подонку. Мои губы просто горели от желания раскрыться и все ему рассказать – заявить, что ни один нормальный мужик в жизни не ударит свою девушку. И уж если говорить конкретно о Роберте, то он за этот год, что мы были вместе, ни разу не то что ударил меня – он даже голоса на меня никогда не повышал.
Но я прикусила губу, чтобы снова не купиться на этот трюк, и просто покачала головой в знак отрицания:
– Уу.
– Уу, значит? Ясно… А зря. Зря он так добр к тебе. Пригрел на теле змею и даже не знает об этом. Ведь ты предашь его тогда, когда он не будет этого ждать. Вернее… могла предать. К нему ты уже не вернешься. Будем считать, что я его спас от вселенского зла… Не благодарите, – сказал Макс куда-то в сторону и сам себе похлопал. – Не благодарите… это просто моя работа. Я обычный охотник. И моя задача проста: я выслеживаю лису, я нахожу лису, я убиваю лису… Да… – Он затих, потирая небритый подбородок, и какое-то время смотрел в серый пол. А затем Макс вздохнул и заговорил вдруг о семье: – Я хорошо помню, как отец бил маму… Он… делал это каждый день. Он издевался над ней каждый раз, когда приходил с работы. Уставший, злой, получающий мизерную зарплату рабочего завода – он рано лысел и уже не чувствовал вкуса жизни. Он понимал, что жизнь проходит, а он так ничего и не добился. Приехал в чужую страну в надежде стать богатым и счастливым. А в итоге стал полным неудачником… Но мать была не виновата. Она растила меня как могла, готовила еду, покупала мне вещи на распродажах или брала обноски в дар. Мы жили бедно, но мама всегда старалась меня чем-то побаловать. Сводить меня в парк аттракционов по выброшенному кем-то билету. Купить мне говорящего робота на последние деньги или обрадовать пирожным, когда дома нет хлеба… Но отец не ценил ее как следует. И постоянно обижал… Я рос в этой нездоровой атмосфере и просто закрывал глаза и уши, когда на кухне снова билась посуда. Когда мама снова кричала, а потом тихо плакала, пока отец опять ушел из дома среди ночи, чтобы остудиться в баре за углом. И я… однажды я дал себе клятву, что придет день, когда я не дам отцу это сделать. Я скажу ему: «Хватит, папа. Маму нужно любить, а не бить». Шли месяцы, годы. И одним холодным зимним вечером, когда я учился в выпускном классе, этот момент настал – я больше не мог терпеть этот садизм и решил заступиться… Я помню, как мама снова плакала. Я пришел на кухню и увидел, что он только что ударил ее, на щеке был большой красный след от мужской руки. Точно как у тебя сейчас… Она с надеждой посмотрела на меня, и тогда я сказал ему отойти от матери. Несмело, но достаточно громко пригрозил, что если он еще раз ее ударит, то будет иметь дело со мной… Но я был еще совсем зеленым и не привык иметь дело с силой. Он схватил меня за горло обеими руками и начал душить. Я… я не мог сделать и вдоха, понимаешь? Я задыхался и просто хрипел, смотря на маму. Теперь уже я, а не она, просил о помощи… Но мама боялась отца как огня. Он приучил ее стоять по стойке смирно, и она понимала, что стоит ей заступиться за меня, и ей придется совсем несладко. Поэтому отец как следует меня проучил и выпустил из рук в надежде, что этот урок хорошенько вправил мне мозги… Хах… – качал головою Макс. – Возможно, именно тогда мои мозги и стали набекрень… Пока он вычитывал мать за то, что она якобы неправильно меня воспитала, в то время как он тянул лямку на проклятом заводе, я пошел в гараж и взял ключ, – выдохнул Макс и снова потер подбородок, словно оценивая свой поступок спустя годы. – Я долго копошился в ящике и выбрал самый тяжелый гаечный ключ, который только нашел… Тогда я вернулся в дом, чтобы расставить все по местам. Чтобы меня больше не пинали, как паршивого кота на мусорке… Но отец посмотрел на меня и… блин, он просто рассмеялся. Да… просто рассмеялся. Все именно так и было. Я показался ему смешным. Моя готовность его развеселила, он стал говорить мне всякие колкости и просто издеваться, насмехаясь над «защитником матери»… И это меня выбило из колеи. Я чувствовал себя неуверенно. Мои руки задрожали еще сильнее – их просто било конвульсией от сомнений и страха, руки ужасно дрожали от моей слабости и неспособности сделать хотя бы что-то… хотя бы что-то… – повторил тихо Макс и добавил после длительной паузы: – Эта дрожь ушла только тогда… когда отец затих и перестал шевелиться. Он неподвижно лежал на полу, а мама громко плакала навзрыд… Это все, что я помню с того вечера. Я не помнил, как бил его, как наносил удар за ударом. Я только думал о том, как он нечестно поступал со мной и с мамой. Ведь мужчина не должен себя так вести. Не правда ли? Он должен защищать свою семью, а не издеваться над ней… Я возненавидел отца. Он стал для меня примером того, как не должен себя вести нормальный человек. Точно не так… Но когда его выписали из больницы, то в один прекрасный день я вернулся из школы и не смог попасть в дом. Я стоял под ледяным дождем и не мог открыть входную дверь. Снова и снова дергал за ручку, пытался вставить ключ, но… Он сменил замки и заколотил окно моей комнаты досками… Сказал мне… сказал, что теперь я здесь не живу и направил на меня ствол ружья… У меня не было вариантов. Он не оставлял мне никакого выбора… Маму я так и не увидел, но затем долго пытался встретить ее возле фабрики, где она работала в ночную смену. И когда я ее встретил, то она лишь спросила меня… ага, спросила, как я… Она сказала: «Как ты, сынок? Нормально?», – повторил Макс мамины слова, мимолетно улыбнувшись. – А затем она пожелала мне счастливой жизни и просто села в автобус. Села в долбаный автобус… Даже не взглянула на меня в окно, спокойно уехала домой, будто я был ей чужим человеком. А все потому, что я ударил отца, желая защитить ее. Но, как оказалось, ей это было не нужно. Потому что стабильность была ей дороже родного сына… Это был конец моей старой жизни и начало новой. Вот так я и стал бандитом…
Макс закрыл глаза и пару минут сидел неподвижно – просто тяжело дышал. Потом он встал, чтобы бросить в миску консервы, и молча покинул подвал, закрыв за собою дверь.
Послышались шаги. Затем щелчок – и лампочка погасла. А я сидела и думала о сказанном… Ведь Макс никогда не говорил мне об этом.
