Текст книги "Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930–1945"

Автор книги: Альберт Шпеер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

11. Земной шар

Когда бы Гитлер ни приходил посмотреть макеты берлинских зданий, одна часть проекта особенно его притягивала: будущее сердце рейха, которому суждено было в грядущие века символизировать могущество, достигнутое в эпоху Гитлера. Подобно тому как резиденция французских королей является драматическим фокусом Елисейских Полей, кульминацией ЕГО проспекта должна была стать группа зданий, непосредственно относящихся к его политической деятельности. Это были рейхсканцелярия, где вершились государственные дела; здание Верховного главнокомандования вооруженными силами, где сосредотачивалась мощь трех родов войск, и секретариаты: партийный (Борман), протокольный (Майсснер) и личных дел Гитлера (Боулер). В комплекс входило и здание рейхстага, но это вовсе не значило, что Гитлер отводил парламенту сколько-нибудь важную роль в осуществлении власти. Просто по чистой случайности в этом месте оказалось старое здание рейхстага.

Я предложил Гитлеру снести старый рейхстаг Пауля Валлота, но встретился с неожиданным сопротивлением. Гитлеру нравилось это здание, хотя он и намеревался использовать его лишь для общественных нужд. Он обычно помалкивал о своих конечных целях, а если иногда и раскрывал в разговорах со мной скрытые мотивы строительных планов, то лишь из-за той доверительности, которая почти всегда возникает между архитектором и его заказчиком. «В старом здании мы можем открыть читальные залы и комнаты отдыха для депутатов. По мне, так зал заседаний можно превратить в библиотеку. Он рассчитан на пятьсот восемьдесят мест и слишком мал для нас. Новый рейхстаг построим рядом со старым. Спроектируйте зал на тысячу двести депутатов!» [57]57
  Согласно сохранившемуся плану, новый зал заседаний должен был иметь площадь 2100 квадратных метров.


[Закрыть]

Такое представительство предполагает численность населения в сто сорок миллионов, и этими словами Гитлер продемонстрировал масштабность своих замыслов. Он имел в виду отчасти рост численности собственно немцев, отчасти включение в рейх других германских народов, но ни в коем случае не население покоренных стран, которому избирательные права не полагались. Я предложил просто увеличить число избирателей, которых представляет каждый депутат, и тогда можно было бы использовать старый зал заседаний, однако Гитлер не желал менять установленную Веймарской республикой пропорцию – один депутат представляет шестьдесят тысяч избирателей. Он так и не объяснил свои мотивы, но оставался тверд в этом решении, как и в вопросах формального сохранения прежней избирательной системы с ее фиксированными датами выборов, правом участия в голосовании, избирательными урнами и тайным голосованием. Здесь он явно хотел сохранить традицию, благодаря которой пришел к власти, хотя введенная им однопартийная система лишала эту систему всякого смысла.

Здания, обрамлявшие будущую площадь Адольфа Гитлера, оказались бы в тени огромного дворца, как будто Гитлер нарочно задумал самой архитектурой подавить весь процесс народного представительства. Объем дворца был в пятьдесят раз больше объема будущего здания рейхстага. Гитлер попросил меня разработать чертежи дворца летом 1936 года [58]58
  Рабочие чертежи, сделанные в то время, сохранились до сих пор. 5 ноября 1936 г. на основе представленных мной предварительных планов Гитлер сделал несколько набросков.


[Закрыть].

20 апреля 1937 года, в день его рождения, я принес ему чертежи, общий вид, вид в разрезе и первый макет. Гитлер пришел в восторг и оспорил лишь подпись под чертежами: «Разработано на основе идей фюрера». Он настаивал на том, что архитектор – я, и мой вклад должен быть оценен гораздо выше, чем его набросок, датированный 1925 годом. Однако я настоял на своей формулировке, и, вероятно, Гитлер был польщен моим отказом приписать авторство себе. По планам были изготовлены макеты отдельных частей, а в 1939 году – детальный деревянный макет всего дворца 3 метра высотой и макет интерьера. Пол вынимался, и можно было на уровне глаз изучать будущий эффект. Во время частых визитов Гитлер неизменно проводил много времени у этих двух макетов и с торжеством демонстрировал то, что пятнадцать лет назад показалось бы нелепой причудой. «Кто бы в те дни поверил мне, что когда-нибудь это будет построено!»

Самый большой в мире зал заседаний должен был представлять собой практически одно помещение, в котором могли разместиться стоя сто пятьдесят – сто восемьдесят тысяч человек. Несмотря на негативное отношение Гитлера к мистицизму Гиммлера и Розенберга, дворец, по сути, был культовым сооружением. По замыслу, с течением столетий благодаря собственной монументальности и установившимся традициям он приобрел бы такое же значение, как собор Святого Петра в Риме для католического христианства. Без этой псевдорелигиозной подоплеки расходы Гитлера на грандиозный дворец были бы бессмысленными и непостижимыми.

Трудно представить себе размеры ротонды (круглого зала с куполом) диаметром 251 метр. Легкий параболический изгиб грандиозного купола начинался на высоте 98 метров и завершался в 220 метрах от пола.

До некоторой степени образцом послужил римский Пантеон. Берлинский купол также имел бы наверху круглое световое отверстие, но большее, чем весь купол Пантеона (43,3 метра) и купол собора Святого Петра (44,2 метра), – 46,3 метра. Объем зала в шестнадцать раз превысил бы объем собора Святого Петра.

Внутреннее убранство предполагалось крайне простым. Трехъярусная галерея высотой 30,5 метра окружала зал диаметром 140 метров. Монотонность кольца из ста прямоугольных мраморных колонн высотой всего 24 метра (единственные вполне «человеческие» размеры) напротив входа нарушалась нишей высотой 50 метров и шириной 27,5 метра, выложенной золотой мозаикой. В нише на мраморном пьедестале высотой 14 метров должна была стоять единственная в зале скульптура: позолоченный германский орел со свастикой в когтях. Этот символ независимости можно назвать истинным первоисточником всего проекта грандиозной «улицы Гитлера». Перед орлом планировалось возвышение для лидера нации, отсюда он обращался бы с речами к народам своей будущей империи. Я постарался придать историческому месту соответствующую значительность, но тут выявился фатальный архитектурный изъян – грубое нарушение соразмерности интерьера. Грандиозный свод оптически сводил фигуру лидера к нулю.

Снаружи купол казался бы зеленой горой, так как его планировалось обшить медными листами, покрытыми патиной [59]59
  Патина – тончайшая пленка зеленого, бурого или синего цвета, образующаяся с течением времени под влиянием влажности воздуха или в результате специальной обработки на предметах из меди, бронзы, латуни. (Примеч. пер.)


[Закрыть]. На его вершине планировалось установить застекленную башенку высотой 40 метров из предельно легчайшего металла, увенчанную орлом со свастикой. Громаду купола как бы поддерживал ряд колонн высотой 20 метров. Таким образом я надеялся оптически упорядочить пропорции сооружения, но тщетно. Огромный купол покоился на гранитном сооружении 74 метров высотой, каждая сторона которого имела длину 316 метров. Изящный фриз, скомпанованные по четыре колонны с каннелюрами [60]60
  Каннелюра – вертикальный желобок на стволе колонны. (Примеч. пер.)


[Закрыть]по всем четырем углам здания и колоннада вдоль фасада, выходящего на площадь, должны были подчеркнуть размеры огромного куба [61]61
  Секции из красного гранита диаметром около трех метров для этих тридцатиметровых колонн к началу войны уже были вырублены в карьерах Швеции.


[Закрыть].

По обе стороны колоннады предполагалось установить скульптуры высотой 15 метров. К началу работы над проектом Гитлер уже решил, какими они будут: Атлант, подпирающий небесный свод, и Теллура, поддерживающая земной шар. Сферы, представлявшие небо и землю, следовало покрыть эмалью, а по эмали золотом изобразить контуры созвездий и континентов соответственно.

В это грандиозное сооружение объемом почти 20,9 миллиона кубических метров [62]62
  Эти 20 760 000 кубических метров пространства распределялись следующим образом: 9 294 000 кубических метров на ротонду с куполом, 9 393 000 кубических метров на прямоугольное основание, 2 175 000 кубических метров на четыре вестибюля и 7910 кубических метров на стеклянную башенку на куполе.


[Закрыть]поместилось бы немало вашингтонских Капитолиев. Такие масштабы просто трудно себе представить.

И все же дворец ни в коем случае не был безумным или неосуществимым замыслом. Наши планы нельзя было отнести к категории таких суперграндиозных проектов, как, например, лебединая песня династии Бурбонов – проект Клода Никола Леду или идея прославления революции Этьена Л. Булле, которые, хотя и не были масштабнее гитлеровских, но не имели никаких шансов на воплощение [63]63
  Как отмечено у К. Ланкхайта в книге «Храм Здравого Смысла (Der Tempel der Vemunft. Basel, 1968), купол сооружения, спроектированного Этьеном Л. Булле во славу Здравого Смысла, как интерпретировалась французская революция, имел бы 260 метров в диаметре.


[Закрыть].

Мы неуклонно претворяли в жизнь наши планы. Уже в 1939 году, чтобы освободить место для Большого дворца и других зданий будущей площади Адольфа Гитлера, были снесены многие строения в окрестностях рейхстага. Изучался состав грунта, готовились детальные чертежи, строились макеты. Миллионы марок расходовались на добычу облицовочного гранита, причем не только в Германии. Несмотря на недостаток иностранной валюты, по приказу Гитлера размещались заказы в карьерах Южной Швеции и Финляндии. Как и все остальные сооружения нового проспекта, дворец планировалось завершить через одиннадцать лет, то есть к 1950 году. Поскольку на строительство дворца требовалось более всего времени, закладка его первого камня была намечена на 1940 год.

Возведение купола более 240 метров диаметром не представляло особых технических проблем [64]64
  Главная проблема любого купола – его акустика, но эксперты по акустике рассчитали, что если мы предпримем некоторые меры предосторожности, то беспокоиться не о чем.


[Закрыть]. Мостостроители тридцатых годов без особых затруднений возводили грандиозные перекрытия из стали или армированного бетона. Ведущие немецкие инженеры даже рассчитали возможность строительства такого свода. В соответствии с моей теорией «исторической ценности руин» я бы предпочел обойтись без стали, но засомневался Гитлер: «Видите ли, авиабомба может пробить купол и разрушить перекрытия. Как вы представляете себе ремонтные работы при угрозе обрушения?» Он был прав, и мы разработали стальной каркас с подвешенной внутренней оболочкой купола. Стены, как и в нюрнбергских зданиях, предстояло возводить из камня. Их вес в сочетании с тяжестью купола производил бы колоссальное давление, что требовало необычайно прочного фундамента. Инженеры остановились на огромном бетонном фундаменте объемом 3 миллиона кубических метров, который, по нашим расчетам, осел бы в песчаной почве всего лишь на несколько сантиметров. Для экспериментальной проверки под Берлином был построен участок пробного фундамента [65]65
  Учитывая неоднородность грунта и для уплотнения фундамента под его собственным весом инженеры-строители настояли на монолите размером 320 на 320 метров, уходящем вглубь на 32,3 метра.


[Закрыть].

Кроме чертежей и фотографий макетов только это и осталось от нашего проекта.

Во время работы над проектом Большого дворца я ездил в Рим ознакомиться с собором Святого Петра и был потрясен, осознав, что размеры сооружения не соотносятся напрямую с производимым им впечатлением. Как оказалось, в столь грандиозных проектах создаваемый эффект уже не пропорционален размерам здания. Я начал опасаться, что и наш дворец вызовет разочарование.

Советник рейхсминистерства авиации Книпфер, отвечавший за противовоздушную оборону, прослышав о нашем гигантском сооружении, немедленно издал директиву, согласно которой все будущие здания подобного масштаба должны строиться как можно дальше друг от друга, дабы уменьшить эффективность воздушных налетов. Безусловно, сооружение в центре столицы рейха, возвышающееся над низкими облаками, послужило бы идеальным ориентиром для вражеских бомбардировщиков, точно указывая на комплекс правительственных зданий. Я доложил эту точку зрения Гитлеру, но он с оптимизмом ответил: «Геринг заверил меня, что ни один вражеский самолет не пересечет границу Германии. Никакие соображения подобного рода не могут помешать нашим планам».

Гитлер был одержим идеей своего дворца. Мы уже закончили чертежи, когда он узнал, что и Советский Союз планирует строительство в Москве устремленного ввысь Дворца съездов, посвященного Ленину. Гитлер был крайне раздражен, чувствовал себя обманутым, ведь у него похищали славу строителя самого высокого здания в мире. И самое неприятное, он не мог своим приказом отменить решение Сталина. В конце концов он утешился мыслью об уникальности своего дворца: «Какая разница, чуть выше или ниже будет небоскреб. В нашем здании главное – купол!» После начала войны с Советским Союзом я убедился, однако, что мысли о московском здании-сопернике волновали Гитлера гораздо больше, чем он хотел показать. Как-то он сказал: «Теперь с их небоскребом покончено раз и навсегда».

Наш грандиозный дворец с трех сторон должен был отражаться в водной глади, что усиливало бы эффект. Мы планировали расширить Шпрее до размеров озера, а речные суда пустить в обход этого района по сети подземных каналов. Южный фасад дворца выходил бы на огромную площадь – будущую площадь Адольфа Гитлера, куда планировалось перенести из Темпельхофа ежегодные первомайские манифестации [66]66
  Оси этой площади составили бы 500 и 450 метров.


[Закрыть]. Министерство пропаганды разработало схему проведения этих массовых мероприятий. В 1939 году Карл Ханке рассказал мне о нескольких сценариях манифестаций, в зависимости от политических и пропагандистских целей, – от встреч школьниками высокопоставленных зарубежных гостей до мобилизации миллионов рабочих для выражения воли народа. Ханке с иронией говорил о «группах народного ликования», но, если бы все развивалось по нашему плану, для заполнения площади Адольфа Гитлера, вмещавшей миллион человек, пришлось бы привлекать все имеющиеся резервы.

Итак, дворец занимал бы одну сторону площади, новое здание Верховного главнокомандования вооруженными силами и административный корпус рейхсканцелярии – две другие, а четвертая сторона оставалась бы свободной, открывая великолепный вид на величественный проспект: это был единственный просвет в монументальном обрамлении огромной площади.

После Большого дворца самым важным и интересным зданием была резиденция канцлера, которую тоже можно было назвать дворцом. Как свидетельствуют сохранившиеся наброски, Гитлер продолжал размышлять над этим проектом в ноябре 1938 года [67]67
  Гитлер делал эскизы этого здания 5 ноября 1936 г., в декабре 1937 г. и в марте 1940-го. Официальная резиденция Бисмарка на Вильгельмштрассе была объемом 12 850 кубических метров. Новый дворец фюрера, который предстояло построить к 1950 г., имел бы объем 1 880 000 кубических метров, не считая административных помещений. Поскольку кубатура министерства Геринга составляла всего 545 400 метров, Гитлер не испытывал необходимости муссировать тему излишеств рейхсмаршала.
  Парковый фасад дворца Гитлера длиной 280 метров не мог конкурировать с 575-метровым фасадом Версальского дворца Людовика XIV, но лишь потому, что мы были ограничены размерами именно с этой стороны. Мне пришлось добавить два крыла в форме буквы «V», каждое длиной 195 метров, и в совокупности протяженность фасада составила бы 670 метров, превысив фасад Версаля более чем на 91 метр.
  Сохранился чертеж первого этажа дворца, по которому я могу представить, как Гитлер планировал использовать пространство. Через монументальные ворота вы попадали с огромной площади в парадный двор длиной 110 метров, откуда открывались еще два двора, окруженные колоннадами. Из парадного двора можно было войти в вестибюли, за которыми тянулись несколько анфилад, каждая протяженностью 250 метров, а северная – 380 метров. За вестибюлем находился зал приемов площадью 2950 квадратных метров (92 на 32). Вся резиденция Бисмарка занимала площадь лишь 1200 квадратных метров, то есть свободно вписалась бы в такое помещение. Обычно залы приемов проектируются из расчета 1,4 квадратного метра на человека, то есть здесь можно было бы давать обеды на две тысячи гостей.


[Закрыть].

В архитектурных планах выражалась все возраставшая по мере восхождения к абсолютной власти жажда Гитлера к утверждению своего статуса. Масштабы будущего дворца по сравнению с используемой вначале канцлерской резиденцией Бисмарка вырастали в сто пятьдесят раз. Дворец Гитлера превзошел бы даже легендарный Золотой дворец Нерона, занимавший площадь более миллиона квадратных метров. Построенный в самом сердце Берлина дворец должен был занимать – вместе с отведенными территориями – два миллиона квадратных метров. Анфилады салонов вели в обеденный зал на тысячи человек. Восемь огромных залов отводились под торжественные приемы [68]68
  Эти восемь приемных имели бы общую площадь 15 000 квадратных метров. Был спроектирован и театральный зал с четырьмястами удобными креслами. Следуя обытной практике расчетов – 0,24 квадратного метра на одно театральное место, – в партере легко уместились бы восемьсот человек и еще сто пятьдесят на балконе. Для себя Гитлер запланировал отдельную ложу.


[Закрыть]. Для театрального зала, оформленного в стиле герцогских театров эпохи барокко и рококо, предусматривалось самое современное сценическое оборудование.

Апартаменты Гитлера были расположены очень удобно: крытыми галереями соединялись с Большим дворцом, а с другой стороны примыкали к административным помещениям, в центре которых располагался его личный кабинет. По своим размерам парадный кабинет значительно превосходил приемный зал президента Соединенных Штатов [69]69
  Кабинет для приемов Белого дома (Восточная комната) имеет объем 1613 кубических метров – у Гитлера он составил бы 20 762 кубических метра! В 1938 г. путь дипломатов по рейхсканцелярии тянулся 220 метров – он увеличился бы до 504 метров. Посетителю предстояло пересечь вестибюль размерами 34 на 36 метров, зал с цилиндрическим сводом размером 180 на 67 метров, квадратный зал со сторонами 28 метров, галерею 220 метров длиной и приемную размерами 28 на 28 метров. Разница между длиной всех помещений и общей длиной объясняется толщиной стен.


[Закрыть].

Гитлеру так понравились долгие переходы дипломатов по величественным залам недавно завершенной канцелярии, что он пожелал повторить удачное решение и в новом здании. Я удвоил расстояние, которое приходилось преодолевать посетителям.

По сравнению с рейхсканцелярией, построенной в 1931 году, устремления Гитлера возросли в семьдесят раз [70]70
  Сюда входит секретарское крыло с юго-западной стороны площади. Поскольку секретари также должны были разместиться в новой канцелярии, объем здания составил бы 1 384 152 кубических метра, тогда как объем здания Зидлера составлял всего лишь 19 774 кубических метра.


[Закрыть]. Эта цифра позволяет представить, как развивалась его мегаломания.

И посреди всего этого великолепия Гитлер предпочел в своей сравнительно небольшой спальне белую эмалированную кровать. Как-то он сказал мне: «Ненавижу роскошь в спальне. Гораздо удобнее я чувствую себя в простой кровати».

В 1939 году, когда наши планы стали воплощаться в жизнь, геббельсовская пропаганда продолжала навязывать немецкому народу миф о скромности и простоте фюрера, и, чтобы не разрушить созданный образ, Гитлер никого не посвящал в планы создания личного дворца и будущей рейхсканцелярии. Правда, во время одной нашей зимней прогулки он попытался обосновать свои быстро растущие запросы:

«Видите ли, я сам вполне удовольствовался бы маленьким домиком в Берлине. У меня достаточно власти и престижа, я не нуждаюсь в роскоши для поддержания своего авторитета. Однако поверьте, те, кто придет за мной, сочтут подобную демонстрацию богатства совершенно необходимой. Только это и поможет удержаться многим из них. Вы вряд ли способны представить себе, какую власть над своим окружением обретают мелкие личности на таком величественном фоне. Залы с великим историческим прошлым возвысят даже незначительного преемника до исторического уровня. Вот почему мы должны завершить строительство при моей жизни – я должен успеть пожить здесь, чтобы мой дух привнес традицию в это здание. Даже если я проживу в нем всего несколько лет, этого будет вполне достаточно».

В 1938 году в речах, обращенных к строителям рейхсканцелярии, Гитлер высказывался в подобном же духе, хотя и не раскрывал своих грандиозных планов, к тому времени уже вполне сформированных. Как фюрер и канцлер немецкой нации, он, мол, не войдет во дворец рейхспрезидента, ибо не собирается жить в доме предшественника, но немецкое государство получит представительское здание, достойное любого иностранного короля или императора.

2 августа 1938 года в своей речи, посвященной подведению под крышу новой канцелярии, Гитлер сказал: «Я не только канцлер, но и гражданин рейха. Как гражданин, я все еще живу в мюнхенской квартире, которую занимал до пришествия к власти. Однако как рейхсканцлер и фюрер немецкой нации, я хочу, чтобы Германия имела величественные общественные здания, как любая другая страна, и даже еще более величественные. Вы понимаете, что чувство собственного достоинства не позволяет мне переехать в уже имеющиеся дворцы. Ничего подобного я не сделаю. Новый рейх овладеет новыми территориями и построит собственные здания. Я ни в коем случае не воспользуюсь старыми. В Москве власть занимает Кремль, в Варшаве – Бельведер, в Будапеште – Кёнигсбург, в Праге – Градчаны. Повсюду это какие-то старые здания. Я же стремлюсь к тому, чтобы новому германскому рейху не пришлось стыдиться сооружений своего прошлого. Более того, новая немецкая республика никогда не станет квартирантом в кайзеровских дворцах! Пока другие живут в Кремле, Градчанах или любой другой цитадели, мы увековечим престиж рейха во дворцах, рожденных нашим временем… Я не знаю, кто переедет в эти дворцы, но, видит Бог, это будут лучшие сыны нашего народа независимо от их происхождения. И одно я знаю наверняка: никто в целом мире не посмеет презирать сынов нашего отечества, вышедших из низов общества. Как только Германия призывает кого-то в свои представители, он становится ровней любому иностранному королю или императору».

И еще из речи, посвященной завершению строительства новой рейхсканцелярии: «Я отказался переехать в так называемый Президентский дворец. Почему я это сделал, мои соотечественники? Потому что в этом доме однажды проживал лорд Чемберлен. А вы понимаете, что фюрер немецкой нации не может жить в доме, однажды оккупированном лордом Чемберленом! Я скорее смирился бы с квартиркой под крышей доходного дома, чем занял бы тот дворец. Я никогда НЕ МОГ понять старую республику. Те господа создали республику для себя, избавились от старого рейха и переехали в бывшую резиденцию лорда Чемберлена. Немецкие рабочие! Это так неблагородно! Им не хватило духа создать новый облик своего государства. Это решил сделать я! И я не изменю своего решения. Новое государство получит собственные правительственные здания».

Учитывая грандиозность гитлеровских планов, в которые были посвящены лишь он и я, не стоит удивляться тому, что он пытался дать рациональное объяснение своей жажде самоутверждения.

Еще в то время Гитлер приказал нам не заботиться о стоимости новых сооружений, и мы послушно не подсчитывали общие объемы работ. Впервые я сделал эти расчеты сейчас, спустя четверть века. Результаты можно свести в следующую таблицу:

1. Дворец с куполом – 20 875 680 куб. метров.

2. Дворец-резиденция – 1 888 600 куб. метров.

3. Офисы и рейхсканцелярия – 1 192 440 куб. метров.

4. Сопутствующие секретариаты – 202 920 куб. метров.

5. Верховное командование армии – 595 840 куб. метров.

6. Новый рейхстаг – 347 320 куб. метров.

И Т О Г О: 25 098 240 куб. метров

Хотя колоссальный масштаб строительства уменьшал стоимость каждого кубического метра, общие расходы почти невозможно себе представить. Грандиозные сооружения требовали очень толстых стен и соответственно глубоких фундаментов, а еще предстояло облицевать стены снаружи дорогим гранитом, а изнутри – мрамором. Для дверей, окон, потолков и тому подобного предполагались лучшие материалы. Смета в пять миллиардов марок на здания одной только площади Адольфа Гитлера, пожалуй, является заниженной [71]71
  По моим приблизительным оценкам, один кубический метр дворца обошелся бы в двести марок, а для других зданий стоимость одного кубического метра равнялась бы тремстам маркам.


[Закрыть].

Изменение общественного настроения, ослабление боевого духа, наметившееся по всей Германии в 1939 году, проявилось в необходимости организовывать ликующие толпы там, где двумя годами ранее Гитлер мог рассчитывать на спонтанный взрыв народной любви. Более того, Гитлер и сам за эти годы отдалился от восторженного народа. Теперь гораздо чаще он сердился и досадовал, когда толпа, собравшаяся на Вильгельмсплац, шумно требовала его появления. Два года назад он часто выходил на «исторический балкон», а теперь грозно покрикивал на своих адъютантов, просивших его показаться народу: «Хватит приставать ко мне с этим!»

Незначительная на вид перемена в его настроении имела некоторое отношение к концепции будущей площади Адольфа Гитлера, так как однажды он сказал мне: «Видите ли, вполне вероятно, что когда-нибудь я буду вынужден пойти на непопулярные меры. А они могут привести к мятежам. Мы должны быть готовы ко всяким случайностям. Окна на всех зданиях этой площади необходимо снабдить толстыми стальными пуленепробиваемыми ставнями. Двери также должны быть стальными, и позаботьтесь о прочных чугунных воротах на въездах со стороны площади. Возможно, придется защищать сердце рейха, как крепость».

Это замечание выдавало нервозность, которую я не замечал прежде. И та же обеспокоенность проявилась, когда мы обсуждали месторасположение казарм охраны, которая уже успела разрастись до моторизованного полка, вооруженного самым современным оружием. Гитлер перенес казармы в непосредственную близость большой южной оси. «Предположим, начнутся народные волнения! – сказал он, указывая на проспект шириной 120 метров. – Если охрана прикатит сюда на бронемашинах, заняв всю улицу, никто не сможет оказать сопротивление». Я не знаю, прослышали ли об этой предосторожности армейские, или они просто хотели быть на месте раньше СС, или сам Гитлер отдал соответствующий приказ, знаю только, что по просьбе армейского командования и с одобрения Гитлера строительная площадка для казарм охранного полка «Великая Германия» была подготовлена еще ближе к центру [72]72
  Казармы СС находились к югу от Южного железнодорожного вокзала – в 4,3 километра от правительственного центра Гитлера; казармы полка «Великая Германия» располагались всего лишь на 860 метров севернее Большого дворца.


[Закрыть].

Я невольно выразил отдаление Гитлера от народа – Гитлера, который был готов отдать приказ стрелять в собственный народ, – в проекте фасада его дворца. В фасаде не было проемов, кроме огромных стальных ворот и двери балкона, с которого Гитлер мог показываться толпе. Однако балкон находился на пятом этаже дворца. Этот мрачный фасад до сих пор кажется мне точным воплощением образа недоступного Вождя, витающего в заоблачных сферах самообожествления.

Во время тюремного заключения этот проект с его красной мозаикой, колоннами, бронзовыми львами и позолоченными барельефами стал в моих воспоминаниях ярким и чуть ли не радостным. Однако когда через двадцать один год я вновь увидел цветные фотографии модели, меня поразило сходство с декорациями Сесиля Б. де Миля. Кроме фантастичности, я заметил в этой архитектуре жестокость. Это было очень точное выражение тирании.

Перед войной я насмехался над чернильницей, подаренной Гитлеру архитектором Бринкманом (который, как и Троост, был создателем оригинального корабельного декора). Бринкман превратил простой предмет обихода в нечто торжественное, с массой украшений, завитушек и ступенек. И посреди всего великолепия одиноко и жалко плескалась крохотная чернильная лужица. Мне казалось, что я никогда не видел ничего более нелепого. Однако, вопреки моим ожиданиям, Гитлер не пренебрег подарком, а, напротив, чрезмерно расхвалил ту бронзовую чернильницу. Не меньший успех выпал и на долю рабочего кресла, спроектированного Бринкманом для Гитлера. Оно скорее подошло бы тучному Герингу: нечто вроде трона необъятных размеров с двумя огромными позолоченными сосновыми шишками, венчавшими спинку. Эти два предмета были выполнены во вкусе выскочки, упивавшегося показной роскошью, но года с 1937-го Гитлер все больше одобрял подобное и медленно, но верно отдалялся от доктрин Трооста, мысленно возвращаясь к венской Ринг– штрассе, некогда восхищавшей его.

Вместе с Гитлером отдалялся и я. Мои проекты того периода все меньше и меньше напоминали то, что я называл «своим стилем». Разрыв с истоками выражался не только в грандиозных размерах моих зданий. В них не осталось ничего от дорического стиля, совершенства в котором я когда-то пытался достичь. Они стали произведениями «искусства эпохи упадка» в чистом виде. Предоставленные в мое распоряжение неисчерпаемые фонды и партийная идеология Гитлера привели меня к стилю, навеянному скорее роскошными дворцами восточных деспотов.

В начале войны я сформулировал теорию, которую изложил группе немецких и французских людей искусства – Жану Кокто и Шарлю Деспио в их числе – за обедом в ресторане «Максим» в Париже. Французская революция, вещал я, развила новое чувство стиля, которому суждено было заменить позднее рококо. Даже простейшая мебель обрела тогда прекрасные пропорции. Этот стиль, по моему мнению, ярче всего выразился в архитектуре Булле. Директория, перенявшая этот революционный стиль, пользуясь более разнообразными средствами, привнесла в него легкость и хороший вкус. Перелом наступил с приходом стиля ампир. С каждым годом вводились все новые элементы: еще классические формы отягощались сложными украшениями, и завершилось все непревзойденной роскошью и богатством позднего ампира, явившегося вершиной стилистической эволюции, столь многообещающе начавшейся в период консульства. Поздний ампир также отразил переход от революции к наполеоновской империи, и в нем выразились признаки упадка – предвестники конца наполеоновской эры. На сжатом до двадцати лет отрезке времени мы смогли наблюдать явление, для которого обычно требуются века: эволюцию от дорической архитектуры раннего классицизма до барочных фасадов позднего эллинизма, как, например, в Баальбеке, или от романского стиля раннего Средневековья до игривой поздней готики его конца.

Если бы я рассуждал последовательно, то должен был бы прийти к выводу, что мои проекты повторяют путь позднего ампира и предвещают конец гитлеровского режима. Но я тогда этого не понимал. Вероятно, и окружение Наполеона видело в чрезмерно украшенных салонах позднего ампира всего лишь выражение величия. Должно быть, только последующие поколения способны заметить признаки упадка в подобных творениях. Во всяком случае, окружение Гитлера считало громоздкую чернильницу вполне подобающим реквизитом для государственного гения и подобным же образом воспринимало мой величественный купол – как символ могущества фюрера.

Последние проекты мы разработали в 1939 году, и, по сути, это был чистый неоампир, сравнимый со стилем, господствовавшим сто двадцать пять лет назад, перед самым падением Наполеона: перегруженность деталями, страсть к позолоте, помпезность и полный декаданс. Не только стиль, но и колоссальные размеры зданий раскрывали намерения Гитлера.

Как-то в начале лета 1939 года Гитлер указал на германского орла со свастикой в когтях, которому предстояло парить над куполом на высоте 292 метра, и сказал: «Это следует изменить. Расположите орла не на свастике, а на глобусе. Орел, венчающий величайшее в мире здание, должен опираться на земной шар» [73]73
  Даже в 1943 г., 8 мая, Геббельс отметил в своем дневнике: «Фюрер выражает непоколебимую убежденность в том, что наступит день, когда рейх будет править всей Европой. Нам предстоит преодолеть огромное множество конфликтов, но они, без сомнения, приведут к самым славным победам, и перед нами откроется путь к мировому господству. Ибо тот, кто правит Европой, сможет править миром».


[Закрыть]. Сохранились фотографии моделей, свидетельствующие о внесенных изменениях.

Через несколько месяцев началась Вторая мировая война.