Текст книги "О Ленине и Октябрьской революции"
Автор книги: Альберт Рис Вильямс
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ АВТОРА К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ 1932 ГОДА
Весной 1918 года, готовясь к отъезду из России в Америку, я собрал огромный чемодан брошюр, плакатов, воззваний, листовок, номеров газеты «Правда», «Известия» и даже «Речи».
Беседуя в последний раз с Лениным в Кремле, я упомянул о своем чемодане с литературой.
– Прекрасная коллекция, – сказал Владимир Ильич, – но только неужели вы в самом деле думаете, что ваше правительство пропустит вас с этим материалом в Америку?
– Я в этом нисколько не сомневаюсь, – ответил я, все еще будучи наивно убежден, что Америка желает узнать правду о России и русской революции.
Ленин покачал головой и, рассмеявшись, сказал:
– Прекрасно. Может быть, я и ошибаюсь. Посмотрим.
Он взял перо и собственной рукой написал обращение ко всем начальникам станций, весовщикам и другим железнодорожным работникам, прося их уделить особое внимание моему чемодану. И чемодан благополучно прибыл со мной во Владивосток. Но в Америку он так и не попал. Он исчез. Каким образом – не знаю.
Это было во время блокады. Америка по-своему тоже переживала блокаду. Вывоз медикаментов и разных товаров в Россию был запрещен американским правительством, в то же время в Америку не разрешалось ввозить русские газеты и сведения о России.
А между тем американский народ хотел узнать правду о русской революции. Воображение масс было захвачено необыкновенными, потрясающими событиями в России. Они особенно интересовались великим вождем русской революции Лениным.
Как известно, девизом американских газет всегда было и остается: «Преподноси публике то, что ей нравится». Если у редактора нет новостей, он должен фабриковать их сам. И поэтому вместо действительных фактов о Ленине заняли выдумки и небылицы. Каких только глупостей не печатали о нем в газетах! Чтобы придать всей этой несусветной чуши достоверность, всегда сообщали, что она получена от «собственного корреспондента» в Париже, Лондоне или Стокгольме.
Эти измышления были полны нелепостей и самых невероятных противоречий. Но в силу какой-то странной психологии, созданной войной, американская публика с жадностью поглощала такого рода «сведения» и требовала новых. Для нее во всем этом не было ничего нелепого или сверхъестественного.
И вот в ответ на эту ложь и клевету я написал «Десять месяцев с Лениным». Эту книжку мы снабдили тогда подробной биографией Владимира Ильича. Прошу читателей и критиков помнить, что она была написана для американцев и что условия, при которых она составлялась, были далеко не нормальные. Интервенция на все накладывала свою лапу. Писать в то время в Америке о России в доброжелательном духе было опасно. Трудно было тиснуть хотя бы строчку в каком-нибудь журнале или газете. Впрочем, иногда, как большая редкость, попадались либеральные редакторы. Один из таких редакторов рискнул напечатать мою статью о Ленине на страницах журнала «Азия» в августе 1919 года.
За напечатание этой довольно осторожной статьи редактор понес серьезное наказание. В редакцию со всех сторон посыпались протесты. Количество подписчиков сразу сократилось, клиенты журнала перестали помещать в нем объявления, а некоторые сотрудники отказались от дальнейшей работы в нем.
Очерк «Величайшая в мире приемная» написан мною зимой этого года.
1932 год
Альберт Рис Вильямс
ВСТУПЛЕНИЕ
Мир очень мало знает о человеке, который уже два года возглавляет правительство России. Лондонская «Таймс» вину за это перекладывает на самого Ленина.
И зря, конечно. Ленин тут ни при чем. В значительной степени здесь сказались блокада и действия английской цензуры. Они совершенно изолировали Россию от остального мира. Даже агентство Ассошиэйтед Пресс не смогло пробиться сквозь цензуру. Это агентство никогда нельзя было обвинить в симпатиях к революции, но тем не менее многие его умеренные телеграммы считали в Англии – а они поступали через нее – опасными для американского народа. Англичане относили к числу опасных любые факты, которые представляли в благоприятном свете Советское правительство или его главу.
Вследствие этого вместо правдивых сведений о Ленине общественность получала измышления и выдумки «специальных корреспондентов» из Парижа, Лондона, Стокгольма и Копенгагена. В утренней телеграмме описывалось, как Ленин чудом спасся от преследования своих врагов, выпрыгнув в Сибири из бронепоезда, дневное сообщение утверждало, что Ленин находится за решеткой московской тюрьмы, куда закованным в цепи якобы бросил его Троцкий. Третья телеграмма, чтобы перещеголять даже это поразительное известие, описывала, как Ленин с беспечным видом, с портфелем под мышкой сошел с испанского парохода в Барселоне. Каждый из корреспондентов демонстрировал чудеса изобретательности, по все эти писаки, вместе взятые, оказывались несостоятельными из-за отсутствия у них согласованности, не говоря уже о том, что все их писания ни на йоту не соответствовали действительности. В их измышлениях имелось слишком много противоречий. Перенестись из Сибири в Москву, а затем в Испанию за каких-то несколько часов выходило в то время за пределы человеческих возможностей. Клеветники делали Ленина вездесущим.
Еще раньше они наделили его другим атрибутом «всевышнего» – всемогуществом, ибо говорили, что Ленин с помощью узкого круга своих сподвижников организовал Советы, затем через Советы влил яд в умы 15 миллионов солдат и разложил армию. Потом его небольшая группка свергла Временное правительство, привела 160-миллионный народ к Брестскому миру и заставила подписать позорный договор. Такое под силу не человеку, а сверхчеловеку.
Оказывается, Ленин обладал к тому же и всеведением. Больше чем намек на это найдем мы в слезной мольбе одной из враждебных большевикам клик, просившей избавить ее от участия в конференции на Принцевых островах: «Мы не можем встретиться с Лениным. Эти большевики слишком умны. Они отлично разбираются в политике и экономике и могут заговорить нас».
Наконец, Ленину приписывали еще и бессмертие. Десятки раз, сраженный пулей, Ленин падал, но все же продолжал жить. Если бы в будущем потомки захотели доказать, что Ленин чуть ли не божество, они нашли бы горы соответствующего материала в газетах последних двух лет [1]1
Имеются в виду 1917 и 1918 годы, – Ред.
[Закрыть].
Наше собственное правительство способствовало тому, чтобы туман неясности вокруг личности Ленина стал еще более густым, опубликовав те «классические» образцы чиновничьей глупости, которые известны как «Документы Сиссона» [2]2
«Документы Сиссона» – антисоветские фальшивки, опубликованные Эдгаром Сиссоном. Сиссон – заместитель председателя иностранного отдела Комитета общественной информации США прибыл в Петроград после Октябрьского переворота и посвятил себя целиком пропагандистской и шпионско-диверсионной деятельности против Советской власти, возглавив русский филиал Комитета общественной информации (см. примечание 20). Приобрел позорную известность опубликованием ряда антисоветских фальшивок.
[Закрыть]. Это была безумная попытка доказать, что величайший в мире враг юнкерства, единственный человек, который ни разу не отступил в своей борьбе с империализмом, на деле якобы является главным помощником юнкерства и империализма, личным наемным агентом кайзеру.
Были и еще более невообразимые выдумки, имевшие целью восстановить против Ленина все человечество.
Но так как некоторые правдивые сведения начали просачиваться сквозь завесу, созданную блокадой, даже самая легковерная публика стала понимать, что все эти россказни слишком далеки от истины.
Нужно отметить, что эта книга не завершена. Она не претендует на то, чтобы дать полное представление о Ленине как личности и о его деле. Это можно сделать только в ходе дальнейшего развития истории, ибо вся последующая история будет связана с именем Ленина. Но те краткие сведения о Ленине – человеке и его деле, которые книга предоставляет в распоряжение читателя, не лишены, как надеется автор, интереса и значимости.
Ленин показан здесь в действии, за работой, в водовороте революционных событий. Книга передает впечатления иностранца, тесно соприкасавшегося с ним. На его стороне очевидное преимущество перед всеми другими, кто писал о Ленине. Почти все за рубежом, писавшие в то время о Ленине, никогда с ним не говорили, не слышали его выступлений, не видели его, не приближались к нему ближе чем на тысячу миль. Большую часть своих сообщений они основывали на слухах, догадках и голом вымысле.
Что касается меня, то я встречался с Лениным как социалист из Америки. Я ехал с ним в одном поезде, выступал с одной и той же трибуны и два месяца жил рядом с ним в гостинице «Националь» в Москве. В этой книге я пишу о целом ряде встреч, которые были у меня с Лениным в период революций.
ДЕСЯТЬ МЕСЯЦЕВ С ЛЕНИНЫМ
МОЛОДЫЕ ЛЕНИНЦЫ
До того как познакомиться с Лениным лично, я узнал о нем из рассказов пяти молодых русских рабочих. Они составляли часть огромной волны эмигрантов, отхлынувшей обратно в Россию, и в частности в Петроград, летом 1917 года.
Нас, американцев, ехавших вместе с ними, они привлекали к себе своей энергией, умом и знанием английского языка. Вскоре они сообщили нам, что являются большевиками. «Да они вовсе не похожи на большевиков»,– заметил один американец, и он долго стоял на своем, отказываясь верить им.
В газете, которую он изо дня в день читал, большевиков изображали длиннобородыми и ленивыми, тупыми и свирепыми разбойниками. А тут перед ним гладко выбритые, вежливые, любезные, с живым умом и не лишенные чувства юмора люди. Они не боялись взять на себя ответственность, не страшились смерти, и самое удивительное – в чем мы убедились уже в России – они не боялись никакой работы. Именно такими людьми и были большевики.
Восков ехал из Нью-Йорка, где был секретарем организации № 1008 профсоюза плотников. Янышеву, металлисту, сыну деревенского священника, пришлось поработать на шахтах и заводах разных стран мира, о чем напоминали оставшиеся на его теле рубцы. Нейбут, мастеровой, постоянно таскал с собой пачку книг и вечно носился с какой-нибудь очередной идеей, вычитанной из них. Володарский, который день и ночь работал как каторжный, сказал мне за несколько дней до своей трагической гибели: «Пусть меня даже убьют. Ну и что же! За последние шесть месяцев работы я испытал больше радости, чем любые пять человек испытают за всю свою жизнь». Петерс, десятник, которого позже газетные сообщения клеветнически изображали как кровожадного тирана, до тех пор подписывающего смертные приговоры, пока пальцы еще держат ручку, часто вздыхал по оставшемуся в Англии садику с розами и очень любил стихи Некрасова.
Эти люди со спокойной уверенностью убеждали нас, что по уму в достоинствам души Ленин стоит на голову выше любого большевика, любого другого человека в России, Европе и вообще во всем мире.
Для нас, ежедневно читавших в газетах, что Ленин – германский агент, и постоянно слышавших, как буржуазия объявляла его предателем и каким-то безумцем, было очень странно и непривычно слышать такие слова. Они представлялись нам фантазией фанатиков. Но эти люди не были ни глупцами, ни сентименталистами. Странствия по свету научили их многому. Не были они и поклонниками культа личности. Нарастающее большевистское движение было страстным, но в то же время научным, реалистическим и несовместимым с культом личности. И все же эта пятерка большевиков в один голос утверждала, что есть поистине великий по своим душевным качествам и уму русский человек по имени Ленин, в то время вынужденный скрываться от преследований Временного правительства.
Чем ближе мы знакомились с этими молодыми энтузиастами, тем больше загорались желанием увидеть человека, которого они называли своим учителем. Не могут ли они отвести нас в его убежище?
– Обождите немного, – отвечали они, смеясь, – сами его увидите.
В нетерпении ждали мы все лето и начало осени 1917 года, наблюдая, как постепенно чахло правительство Керенского. 7 ноября большевики объявили о том, что этого правительства больше не существует, и одновременно провозгласили республику Советов с Лениным во главе правительства.
ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ О ЛЕНИНЕ
В то время как ликующие толпы солдат и рабочих, упоенных победой пролетарской революции, наполняли огромный зал в Смольном, а пушки «Авроры» возвещали о гибели старого строя и рождении нового, Ленин спокойно поднимался на трибуну. Председатель объявил:
– Слово предоставляется товарищу Ленину.
Мы напрягли все наше внимание. Сейчас перед нашим взором предстанет человек, которого мы так давно жаждали видеть и слышать. Но с наших мест, отведенных для корреспондентов, вначале его не было видно.
Под громкие приветствия, выкрики, топот ног и аплодисменты он прошел через сцену и поднялся на трибуну, всего метрах в десяти от нас. Шум, крики и приветствия достигли кульминационного пункта.
Теперь мы видели его очень хорошо, и наши сердца упали. Внешность его оказалась почти противоположной той, какую создало наше воображение. Мы ожидали увидеть человека огромного роста, производящего впечатление одной своей внешностью. На самом же деле перед нами стоял человек небольшого роста, коренастый, с лысиной и взъерошенной бородкой.
Выждав пока стихнут ураганные аплодисменты, он проговорил:
– Товарищи! В России мы сейчас должны заняться постройкой пролетарского социалистического государства. – И стал без пафоса, по-деловому излагать существо вопроса. Ленин говорил без всякого стремления блеснуть красноречием, скорее, резковато и сухо. Засунув большие пальцы в вырезы жилета, он покачивался взад и вперед. В течение часа вслушивались мы в его речь, стремясь уловить в ней ту скрытую притягательную силу, которая объяснила бы нам его огромное влияние на этих свободных, молодых и сильных людей. Но тщетно.
Мы были разочарованы.
Дерзание и безудержный порыв большевиков зажгли наше воображение, того же мы ждали и от их вождя. Нам представлялось, что в лице лидера их партии мы увидим воплощение всех тех качеств, которые свойственны этой партии, что в нем заключена вся ее сила и мощь, что он, если хотите, сверхбольшевик. Но перед нами стоял усталый, ничем, казалось, особенно не выделяющийся человек, говорящий спокойно и просто, но с глубокой убежденностью и силой.
– Если его одеть немного получше, то можно было бы по внешности принять за среднего мэра или банкира из какого-нибудь небольшого французского городка, – прошептал Джулиус Вест, английский корреспондент.
– Да, совсем небольшой человек для такого большого дела, – проговорил его компаньон.
Мы представляли себе всю трудность задачи, решение которой взяли на себя большевики. Справятся ли они с ней? Их вождь поначалу не произвел на нас впечатления сильного человека.
Таково было первое впечатление. И все же, начав со столь ошибочной оценки, через шесть месяцев я был уже в лагере Воскова, Нейбута, Петерса, Володарского и Янышева, для которых первым в Европе человеком и политическим деятелем был Ленин.
ЛЕНИН ВВОДИТ СТРОГИЙ РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ПОРЯДОК В ЖИЗНЬ ГОСУДАРСТВА
9 ноября 1917 года я хотел получить разрешение сопровождать красногвардейцев, чьи колонны шли тогда по всем дорогам на бой с казаками и контрреволюционерами. Я предъявил Ленину свои документы, на которых стояли подписи Хилквита [3]3
Хилквит – руководитель Социалистической партии США, деятель II Интернационала, реформист.
[Закрыть] и Гюйсманса [4]4
Гюйсманс – бельгийский правый социалист, деятель II Интернационала.
[Закрыть]. Я считал их очень внушительными документами. Ленин думал иначе. С лаконичным «нет» он вернул мне бумаги, словно я получил их в какой-нибудь филантропической буржуазной организации.
Инцидент пустячный, но он говорит о серьезном и строгом отношении к делу, которое зарождалось в пролетарских Советах. До того времени массы во вред себе были чрезмерно великодушны и доверчивы. Ленин принялся вводить революционный порядок. Он знал, что только решительными и крутыми мерами можно спасти революцию, которой угрожали голод, иностранная интервенция и реакция. Поэтому большевики проводили свои мероприятия без колебаний, а враги, изощряясь в эпитетах, осыпали большевиков бранью и клеветали на них. По отношению к буржуазии Ленин был суров и беспощаден.
Царивший в те недели хаос требовал от людей железной воли и железных нервов. Во всех государственных учреждениях наводили строгий революционный порядок и дисциплину. Было заметно, как росло чувство ответственности рабочих, как улучшали работу отдельные звенья советского аппарата. Предпринимая какие-нибудь действия, например приступая к национализации банков, Советская власть действовала теперь энергично и эффективно. Ленин знал, в каких случаях нельзя медлить, но знал и то, когда поспешность недопустима. Однажды его посетила делегация рабочих в связи с возникшим у них вопросом: не может ли он декретировать национализацию их предприятия.
– Конечно, – сказал Ленин и взял со стола чистый бланк, – если бы все зависело от меня, то все решалось бы очень просто. Достаточно было бы мне взять эти бланки и вот тут проставить название вашего предприятия, здесь подписаться, а в этом месте указать фамилию соответствующего комиссара.
Рабочие очень обрадовались и сказали:
– Ну, вот и хорошо.
– Но прежде чем подписать этот бланк, – продолжал Ленин, – я должен задать вам несколько вопросов. Прежде всего, знаете ли вы, где можно получить для вашего предприятия сырье?
Делегаты неохотно согласились, что не знают.
– Умеете ли вы вести бухгалтерию? – продолжал Ленин. – Разработали ли вы способы увеличения выпуска продукции?
Рабочие ответили отрицательно и признали, что они, считая это второстепенным делом, не придавали ему серьезного значения.
– Наконец, товарищи, позвольте узнать у вас, нашли ли вы рынок для сбыта своей продукции?
Опять они ответили «нет».
– Так вот, товарищи, – сказал Председатель Совнаркома, – не кажется ли вам, что вы не готовы еще взять сейчас завод в свои руки? Возвращайтесь домой и начинайте над всем этим работать. Это будет нелегко, вы будете иногда ошибаться, но приобретете знания и опыт. Через несколько месяцев приходите опять, и тогда мы сможем вернуться к вопросу о национализации вашего завода.
ЖЕЛЕЗНАЯ ДИСЦИПЛИНА В ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ ЛЕНИНА
Своей личной жизнью Ленин показывал пример той железной дисциплины, которую вводил в общественную жизнь. Щи и борщ, черный хлеб, чай и каша составляли меню тех, кто был тогда вместе со Смольным. Так же питался Ленин с женой и сестрой. Революционеры работали по двенадцать-пятнадцать часов в сутки. Рабочий день Ленина, как правило, длился не менее восемнадцати-двадцати часов. Он собственноручно писал сотни писем. Погрузившись в работу, Ленин забывал даже о еде. Пользуясь случаем, когда он разговаривал с кем-либо, его жена подходила, бывало, к нему со стаканом чая и говорила: «Вот, товарищ, не забудьте выпить». Часто чай был без сахара, так как Ленин получал такой же паек, как и все. Солдаты и посыльные спали на железных койках в больших, с голыми стенами, похожих на казармы комнатах. Ленин и его жена спали на таких же койках. Когда уже не оставалось сил работать, они ложились отдохнуть на свои жесткие койки, часто даже не раздеваясь, чтобы можно было вскочить в любую минуту, Ленин переносил эти лишения не из аскетических побуждений. Он просто проводил в жизнь принцип равенства.
Один из этих принципов состоял в том, что в то время заработная плата любого советского служащего была приравнена к заработной плате среднего рабочего и установлена в 600 рублей в месяц.
Я жил в гостинице «Националь», когда Ленин поселился там в комнате на втором этаже. Новый, советский режим прежде всего отменил здесь изысканные и дорогие блюда. Большое количество блюд, составлявших обед, было сведено к двум. Можно было получить либо суп и мясо, либо суп и кашу. Это все, что мог иметь любой, будь он народным комиссаром или чернорабочим, иными словами, в полном соответствии с требованием: «Ни один не должен есть пирожных, пока все не получат хлеба». Но бывали дни, когда людям не хватало даже хлеба. И все же Ленин получал ровно столько, сколько получал каждый. Временами наступали дни, когда хлеба совсем не было. В эти дни не получал хлеба и он.
Когда после покушения на него Ленин был в тяжелом состоянии, врачи прописали ему питаться продуктами, которых нельзя было получить по карточкам, но можно было приобрести только на рынке у спекулянтов. Невзирая на все уговоры друзей, он отказывался притрагиваться ко всему, что не входило в законный паек.
Позже, когда Ленин начал выздоравливать, его жена и сестра нашли способ, как улучшить его питание. Зная, что он держит свой хлеб в ящике стола, они в его отсутствие проходили к нему в комнату и время от времени добавляли кусок хлеба к его запасам. Поглощенный работой, Ленин опускал руку в стол, доставал хлеб и съедал его, не подозревая, что это сверх обычного пайка.
В письме к рабочим Европы и Америки Ленин писал о тех бедствиях, тех муках голода, на которые обрекло рабочие массы военное вмешательство Антанты. Все это Ленин переносил вместе с массами.
ПРАКТИЧЕСКИЕ ДЕЛА КОММУНИСТОВ СПЛАЧИВАЮТ НАРОД ВОКРУГ СОВЕТОВ
Буржуазная пресса, конечно, изображала Ленина совершенно другим. Но постепенно действительный облик Ленина все отчетливее выступал из окутывавшего его тумана лжи. По мере того как по России распространялась весть, что Ленин и его сподвижники делят с народом и горе и радость, массы все теснее сплачивались вокруг них.
Уральский шахтер, недовольный своим скудным пайком, знает, что все получают одинаковую долю из общих запасов продовольствия и одежды и одинаково обеспечены жильем. Так почему же он должен роптать, что получил лишь кусок черного хлеба? Во всяком случае этот кусок не меньше, чем у Ленина. Муки голода не усугублялись мучительным чувством обиды.
Крестьянка, дрожащая под леденящими порывами ветра, дующими с Волги, мало знает о человеке, который занимает теперь в ее представлении место царя. Но она слышит, что и его комната часто бывает не топлена. Теперь, хотя она и страдает от холода, но не страдает от неравенства.
Металлист в Нижнем, которому не хватает шестисот рублей его заработной платы на покрытие всех нужд семьи, начинает огорчаться. Потом вспоминает, что и другие получают не больше его, и это помогает ему примириться со своим положением.
Красноармеец, лежащий под обстрелом орудий интервентов, знает, что Ленин тоже на линии огня, хотя и находится в тылу, так как опасность в России угрожала каждому. Количество убитых и раненых в тылу превосходило в то время число погибших или раненых солдат на фронте. Урицкий, Володарский и многие другие были предательски убиты, дважды был ранен Ленин. Поэтому Ленин для красноармейца – не далеко находящийся от поля боя человек, а товарищ по оружию, делящий с ним опасности и тяготы войны.
В докладе главы американской миссии в России Буллита говорится: «Ленин сегодня почитается почти пророком. Его портреты, сопровождаемые обычно портретами Маркса, развешаны повсюду. Когда я пришел к Ленину в Кремль, мне пришлось обождать несколько минут, пока из его комнаты не вышла делегация крестьян. У них в деревне услышали, что товарищ Ленин голодает, и они приехали за сотни километров, привезя с собой восемьсот пудов хлеба в подарок Ленину от своей деревни. Незадолго перед ними у него побывала другая делегация крестьян, до которых дошел слух, что товарищ Ленин работает в не топленной комнате. Они приехали к нему и привезли с собой печку и на три месяца дров для нее. Ленин – единственный руководитель, которому делают такие подарки. Эти подарки он передает в общий фонд».
Равная доля в общем достоянии и в общих лишениях создала общую симпатию к главе государства со стороны бедняков и приносит советским руководителям все возрастающую поддержку народа.
ПРАКТИЧЕСКИЕ ДЕЛА ДАЮТ ВОЗМОЖНОСТЬ ЛЕНИНУ ЧУВСТВОВАТЬ БИЕНИЕ ПУЛЬСА НАРОДА
Живя столь близко к народу, коммунистические руководители хорошо знали его думы и чаяния.
Ленину не нужно было посылать комиссий для выяснения настроений и мнений народа. Человеку, который испытывает недостатки в питании, не приходится гадать, чем заняты мысли голодающего. Он знает их. Недоедая вместе с народом, страдая вместе с ним от холода, Ленин чувствовал то же, что чувствовал народ, выражал его желания и думал думами народа.
Именно так стремится действовать Коммунистическая партия, непосредственно направляемая народными думами и выражающая народные чаяния.
Коммунисты говорят: «Мы не создавали Советов. Их породила народная жизнь. Мы не вынашивали никаких программ, чтобы потом навязать их народу. Скорее мы взяли нашу программу непосредственно у самого народа. Он требовал: «Землю крестьянам!», «Заводы рабочим!», «Мир всему миру!». Мы написали эти лозунги на наших знаменах и с ними пришли к власти. Наша сила заключается в том, что мы одно целое с народом. Нам фактически не нужно делать усилий, чтобы понять народ, так как мы и есть сам народ». Это, несомненно, относилось ко всем рядовым руководителям, которые, подобно тем встреченным нами пяти молодым большевикам, были плотью от плоти и костью от кости народа.
Но интеллигенты, подобные Ленину, – как могут они выражать думы народа? Как могут понять чувства и мнение народа? Ответ может быть такой: они не постигли бы этого, если бы жили в стороне от всего, что волновало народные массы. Здесь и спорить нечего. Несомненно, что человек, живущий жизнью народа, становится ближе к нему, чем тот, который сторонится народа. Таким образом, Ленин обладал перед своими противниками огромным преимуществом: ему не нужно было гадать о чувствах и мыслях уральского шахтера, волжского крестьянина или красноармейца. Он знал, чем они живут, ибо их переживания были его собственными переживаниями. Поэтому, в то время как его противники блуждали в потемках, Ленин шел вперед с уверенностью человека, который хорошо знает дорогу.
Проведение в жизнь советскими руководителями коммунистических принципов является одним из мощных факторов, способствующих росту влияния Советского правительства. За пределами России значение этого фактора не учитывалось совсем или же преуменьшалось. Однако Ленин не преуменьшал его. Он считал его фактором, важным для советской системы. В своей работе «Государство и революция» он говорит о практическом проведении в жизнь коммунистических начал как единственно правильном пути, по которому должен идти пролетарский государственный деятель. Это нелегкий путь. Немногие следовали по нему.
ЛЕНИН НА ТРИБУНЕ
Несмотря на исключительную перегруженность почти круглосуточной напряженной работой, Ленин часто выступал с речами, в которых в живой и выразительной форме делал анализ сложившейся обстановки, ставил диагноз, предписывал лечение и убеждал слушателей применить его. Наблюдатели поражаются энтузиазму, который вызывают речи Ленина у малообразованных людей, хотя говорит он быстро и гладко и приводит множество фактов.
Ленин – мастер диалектики и полемики, чему способствует его удивительное самообладание во время дебатов. И дебаты – его конек. Ольгин [5]5
Ольгин – псевдоним писателя и публициста М. Н. Новомейского. В 1914 году выехал из России в США, принимал участие в социалистическом движении, а затем вступил в Компартию США, написал ряд книг и статей об СССР, сотрудничал в советских газетах.
[Закрыть] говорил: «Ленин не отвечает оппоненту, а подвергает его вивисекции. Он подобен лезвию бритвы. Его ум работает с поразительной остротой. Он подмечает малейшие оплошности оппонента, отвергает неприемлемые посылки и показывает, насколько абсурдные заключения могут быть выведены из них. В то же время он говорит с иронией, высмеивает своего оппонента. Он его беспощадно разносит, заставляет вас чувствовать, что его жертва – невежда, глупец и самоуверенное ничтожество. Сила его логики увлекает вас. Вами овладевает интеллектуальная страстность».
Временами он оживляет свою мысль шутливым отступлением или язвительной репликой. Например, высмеивая Камкова, без конца задававшего вопросы, Ленин использовал поговорку: «Одни дурак может задать столько вопросов, что и десять умных не ответят».
Иногда Ленин простым примером иллюстрировал новый порядок. Он как-то привел рассказ старой крестьянки, которая говорила, что если раньше человек с ружьем не позволял ей собирать хворост в лесу, то теперь, наоборот, – он не опасен, он даже охраняет ее.
Ленин всегда стремился воздействовать в первую очередь на ум, а не на чувства. Тем не менее по реакции его слушателей можно было судить, какой силой эмоционального воздействия обладала ленинская логика.
Мне довелось выступать на митинге после Ленина. Это случилось в Михайловском манеже в январе 1918 года, когда на фронт отправлялся первый отряд защитников Советской страны. Колеблющееся пламя факелов освещало огромное помещение, делая длинные ряды броневиков похожими на каких-то допотопных чудовищ. Вся большая арена и стоявшие на ней бронеавтомобили были усеяны темными фигурами новобранцев, плохо вооруженных, но сильных своим революционным пылом. Чтобы согреться, они плясали и притопывали ногами, а чтобы поддержать хорошее настроение – пели революционные песни и частушки.
Громкие крики возвестили о прибытии Ленина. Он поднялся на один из бронеавтомобилей и начал говорить. В полумраке слушавшие его люди вытягивали шеи и жадно ловили каждое слово. После окончания выступления раздались бурные аплодисменты.
Когда Ленин, закончив свою речь, спустился с броневика, Подвойский объявил:
– Сейчас перед вами выступит американский товарищ.
Толпа навострила уши. Я поднялся на автомобиль.
– Прекрасно, – сказал Ленин, – говорите по-английски, а я, с вашего разрешения, буду переводить.
– Нет, я буду говорить по-русски, – отважился я в каком-то безотчетном порыве.
Ленин следил за мной искрящимися глазами, словно предвкушая возможность позабавиться. Ждать ему пришлось недолго. Израсходовав весь имевшийся у меня запас готовых фраз, я запнулся и замолчал. С большим трудом я подыскал еще несколько слов. Что бы ни делал иностранец с их языком, русские остаются благожелательными и снисходительными. Они умеют ценить если не умение, то, во всяком случае, старание начинающего. Поэтому моя речь прерывалась продолжительными аплодисментами, которые каждый раз позволяли мне перевести дух и найти несколько слов для следующего короткого броска. Мне хотелось сказать им, что, если наступит критический час, я сам с радостью вступлю в ряды создаваемой Красной Армии. Я остановился, мучительно подбирая нужное слово. Ленин поднял голову и спросил:
– Какого слова вам не хватает?
– Enlist, – ответил я.
– Вступить, – подсказал он.
После этого всякий раз, когда я запинался, Ленин тут же подсказывал мне нужное слово, я его тотчас подхватывал и с американским акцентом бросал в зал. Это, а также то, что я представлял собой живой и осязаемый символ интернационализма, о котором все они столько слышали, вызывало веселое оживление и гром аплодисментов. Ленин от всей души смеялся и аплодировал.
– Ну вот, как бы там ни было, начало в освоении русского языка сделано, – сказал он мне. – Но вы должны продолжать заниматься им серьезно. А вы, – сказал он, повернувшись к Бесси Битти [6]6
Битти – американская журналистка, находившаяся в России в революционные дни 1917 года; автор книги «Красное сердце России» и статей об Октябрьской революции.
[Закрыть], – вы тоже должны изучать русский язык. Дайте в газете объявление, что хотите обменяться уроками. И потом просто читайте, пишите и говорите только по-русски. С американцами не разговаривайте – все равно пользы от этого но будет, – добавил он, улыбаясь. – Когда мы встретимся в следующий раз, я вас проэкзаменую.
