Текст книги "Партай-геноссе"

Автор книги: Альберт Зарипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

А из башни второй БМПешки показался наводчик-оператор Останков… Который удивил всех ещё больше!

– Да это поезд! Самый настоящий!

Несколько секунд командир группы пытался разложить всю полученную информацию по своим соответствующим полочкам. Ведь действительно… Какой ещё может быть поезд в афганской-то пустыне?! Это же полнейший абсурд! А если…

Внезапно издалека послышался паровозный гудок… И вся «надвигающаяся» вереница огоньков медленно-медленно поползла влево. Но при всём этом постепенно набирая скорость. И всё равно командир не поверил. Ни паровозному свистку или гудку… Ни даже тому, что огни всё-таки уезжают в левую сторону…

Но в орудийный прицел вся картина прояснилась более чем убедительно. И старший лейтенант Фролов даже различил квадратненькие окошки пассажирских вагонов. Это в слабую оптику они выглядели маленькими и дрожащими огоньками. Очень уж похожими на фары едущих по раскалённой пустыне автомобилей. А мощные прицелы показали совсем другое. И с обоих боевых мест, как наводчика-оператора, так и командира… Оптика демонстрировала одно и то же – уезжающую влево вереницу небольших освещённых изнутри окошек.

И это действительно был пассажирский поезд.

Командир РГ Љ612 осторожно вылез из башни и с большим облегчением скомандовал «Отбой!». И страшно разочарованная вторая разведгруппа стала собираться вниз… Ведь тяжёлый бой с большой долей вероятности мог окончиться в их пользу. Ведь две скорострельные пушки, да ещё и «выкаченные» на прямую наводку… При шестнадцати боевых стволах!.. К тому же всё это дополнялось как мощным бронекорпусом явно таранного типа и безжалостными стальными гусеницами! Словом, потери в трофейном оружии и прочих бакшишах казались им колоссальными…

А ранним-ранним утром бдительная фишка услышала шум мотора… Но первым был обнаружен белый флаг. Хоть это девственно-чистое полотнище уже заранее сигнализировало о полной и безоговорочной капитуляции тех, кто его и вывесил… Однако сначала следовало хорошенько разобраться… Кто же именно хочет сдаться в плен советским солдатам… Ведь абы кто нам не нужен!..

И старший лейтенант Фролов опять стал ломать свою командирскую голову… Ведь закреплённый на мачте или антенне белый флаг по-прежнему плыл над соседней грядой холмов. И загадочно гудящее транспортное средство продолжало оставаться чьей-то военной тайной. Однако длинная антенна!.. Уже только этот признак радиооснащённости самым косвенным образом свидетельствовал о некоторой враждебности и даже вооружённости. Ведь такие антенны вряд ли установят на грузовик или трактор!..

И единственной отрадой для командира второй группы продолжал оставаться белый капитулянтский флаг! Кто бы «он» ни был… Но «он» уже заблаговременно хочет сдаться! Вернее, пытается это сделать… Ибо… Абы кто…

Наконец-то из-за холмов да на открытое пространство выехал «он»… Американский средний танк М60! С характерно короткоствольной пушкой, но в 120 миллиметров! И легко узнаваемой коробкой телеприцела, возвышающейся над передней частью танковой башни… Но зато… На радиоантенне гордо реял белый флаг! Американец ехал сдаваться!

И… Он бы точно сдался!.. Но внутри стопроцентно спасовавшего американского среднего танка М60 оказался хитро выученный пакистанский экипаж. Который и помешал старшему лейтенанту Фролову стать в одночасье целым Героем Советского Союза! Пакистанский механик-водитель остановил танк в трёхстах метрах от бдительной советской фишки… А командир танка, тоже по совместительству пакистанец, включил громкоговоритель и стал монотонно что-то бубнить… И как назло… Русский командир советской разведгруппы спецназа и пакистанский командир американского танка друг друга не поняли…

Хоть и медленно-медленно… Но всё-таки международный вооружённый конфликт назревал с каждой истёкшей минутой… Старший лейтенант Фролов самым никоим образом не знал пакистанского государственного языка урду и вследствие этого никак не мог понять то, чего же именно хочет ему внушить громкоговорящий американский танк.

Хотя… Догадаться о многом было совсем уж немудрено. Ведь по территории Демократической Республики Афганистан вряд ли стали бы разъезжать американские танки М60. Хоть и с белым флагом на радиомачте. Да и громкоговорящий экипаж очень часто повторял весьма узнаваемое слово… «Покистон… Покистон…». Данное лингвистическое обстоятельство могло крайне однозначно констатировать то, что или сам танк принадлежит государству Пакистан, или же эта территория… На которой сейчас находится вторая разведгруппа, в общем-то, советского спецназа. И, скорей всего, именно последний вариант был самым верным.

И старший лейтенант Фролов вдруг вспомнил об одном своём подчинённом, который обладал поистине феноменальными качествами, в которые также входило знание нескольких восточных языков. Так на вершину холма был срочно вызван механик-водитель Мухаммадиев. Ведь помимо великого и могучего русского этот житель города Самарканд в совершенстве знал как свой родной язык, то есть таджикский… Так и узбекскую речь. И даже кое-что из лукачинской мовы… Правда, по большей части критически-ругательной…

«Глядишь… – думал старлей Фрол, глядя на спешно подымающегося Муху. – Глядишь… И в пакистанском наречии разберётся!»

Самаркандский полиглот не подвёл войска спецназа. Муха очень точно уловил ещё одно слово… А именно «сархад». Что переводилось на русский язык как «граница». И путём весьма нехитрых комбинаций… Периодически меняя своими местами… Эти два слова: «Покистон» и «граница» наконец-то прояснили всё. Что пакистанская граница, что граница Пакистана – всё получалось едино! И вся суть громогласных претензий урду-говорящего танка М60 сводилась к одному…

– Они говорят, что мы нарушили пакистанскую границу, – переводил толмач Мухаммадиев.

– А ты спроси у них… – незамедлительно предложил командир. – А где их пограничные столбы? Чем они подтвердят пограничную линию?

И Муха стал кричать по-таджикски. Пакистанский экипаж американского среднего танка сначала подумал минут с пять… Видимо, собираясь с мыслями или же консультируясь с вышестоящим начальством. А потом стал выдавать пакистанскую государственную тайну… Чем немал повеселили самаркандского таджика.

– Они говорят, что эти столбы стояли… Но очень давно! А потом их местные жители растащили. Или песком занесло.

– Это они по-таджикски тебе сказали? – командир группы слишком уж подозрительно покосился на всепонимающего полиглота Муху. – Прямо так и растащили?

– Это они на языке дари говорят, – пояснил механик-водитель рядовой Мухаммадиев. – Это очень похоже на таджикский.

Поскольку старший лейтенант Фролов уже не раз был ознакомлен с лингвистическими способностями своего подчинённого, то и на этот раз… Словом, Мухе поверили…

– А ты ещё спроси у них, – предложил командир, стремясь как можно дольше протянуть время. – Куда надо ехать, чтобы с их территории уйти.

Пакистанский ответ был очень краток.

– Откуда приехали, туда и надо ехать, – перевёл солдат. – По гусеничным следам.

Тут старший лейтенант даже выругался. Ведь они по этой пустыне столько зигзагов и поворотов вчера понаделали! Так что… Сразу и не выберёшься…

И командир советского подразделения посуровел:

– Скажи, что нам надо подумать и карту посмотреть! Пусть подождут!

Однако здесь произошла заминка. Ведь в самаркандских сельских школах совершенно не преподают хотя бы основ военного перевода языка дари.

– А я не знаю, как карта будет по ихнему! – честно признался таджик. – Я им скажу… Что нам надо с командиром поговорить! Хорошо?

– Ладно! Поболтай тут с ними. Потяни время! – согласился Фролов и поспешил вниз.

От брони уже минут пять назад как доложили о том, что налажена бесперебойная связь с ядром отряда. Капитан Перемитин сначала даже посмеялся над сложившейся вокруг второй группы ситуацией. Потом он вслух высказал своё сожаление о том, что на выход не взяли такие музыкальные инструменты как «Фаготы». Ведь эти противотанковые управляемые ракеты так сложны в транспортировке и дальнейшей эксплуатации. А вот насчёт стратегической бомбардировочной авиации ротный обещал подумать. Старший лейтенант Фролов, конечно же, воспринял всё это как очень даже удачную шутку, но, тем не менее, намекнул об одном-единственном количестве американских танков в данном районе. На том конце беспроводной линии связи опять пообещали подумать…

А на вершине холма долговязый таджик Муха тянул время по полной программе. Он уже договорился с пакистанским экипажем о том, что они непременно приедут к нему домой в гости и наконец-таки отведают знаменитейших самаркандских лепёшек. Единственное уточнение состояло в том, чтобы это знаменательное международное событие произошло не ранее ближайших шести-семи-восьми месяцев. Ну, пока рядовой Мухаммадиев не уволится в запас из рядов Советской Армии. Вежливые пакистанцы согласились и с этой деликатной просьбой. Следуя незыблемым правилам восточного гостеприимства, танковый экипаж в свою ответную очередь также пригласил советских солдат в ближайший населённый пункт. Но обязательно без оружия. А вот на это условие механик-водитель Муха никак не мог пойти… Во всяком случае, без соответствующей консультации с вышестоящим командованием, которое расположено… Ну, разумеется, в самой Москве и даже в Кремле…

Пакистанцы уважительно цокали языками, и танковый громкоговоритель далеко разносил эти странноватые звуки. И незапланированный раунд международных переговоров продолжался. Когда на вершину холма опять поднялся командир второй группы, то рядовой Мухаммадиев уже устал держать свои ладони рупором. Да и голос его слегка охрип. Ведь таджику приходилось надрывать своё горло во всю его мощь. И в данную минуту речь шла о самом дорогом… О здоровье родителей как с одной стороны, так и с другой… То есть о самочувствии отца и матери солдата Мухаммадиева с одной стороны… И о состоянии здоровья родителей всех членов пакистанского экипажа. А ведь восточные правила вежливости ещё подразумевают такие моменты как самочувствие близких и дальних родственников, состояние дел у соседей, успехи в ведении подсобного домашнего хозяйства, общий рост поголовья мелко-и крупнорогатого скота, степень урожайности в этом году хлопчатника и бахчевых культур… И прочая, прочая, прочая…

Но вот наверх всё-таки поднялся старший лейтенант Фролов и спас своего солдата от полной утраты голосовых возможностей. Но напоследок Мухе всё же пришлось потрудиться ещё раз…

– Скажи им, – говорил Фрол. – Что с командиром мы договорились. Вот только сейчас позавтракаем и сразу же уедем.

Таджик прокричал всё, что ему приказало начальство, но… По причине слабых своих навыков референта-переводчика Муха всё же проявил самодеятельность, переиначив русское слово «завтрак» на восточное «чаепитие». Пакистанцы оказались людьми понимающими и вежливо согласились подождать до тех пор, пока русские солдаты не закончат баловаться утренним чайком.

Так они и прождали два часа. Целых сто двадцать минут! Пока вторая разведгруппа и в самом деле не завершит свой скромный солдатский завтрак. Пока они же не загрузят в БМПешки всё своё военно-полевое имущество. Пока все разведчики не рассядутся по своим местам… И пока механики-водители не запустят свои двигатели.

Перед тем как дать заветную команду «Вперёд!» старший лейтенант Фролов ещё раз окинул своим зорким взглядом чистое афганское небо. Однако ж… Подлетающих бомбардировщиков-стратегов было не видать… И тогда с лёгким вздохом сожаления он всё-таки скомандовал…

– Мухаммадиев! Вперёд!

Механик-водитель Муха включил первую передачу и боевая машина советского спецназначения поехала обратно домой… Чуть ли не на Родину… То есть в родной уже Афганистан.

А пакистанцы проявили ещё одну степень восточной вежливости. Они тоже запустили двигатель своего американского танка М60А1 и поехали вслед второй разведгруппе в качестве почётного эскорта. Но только до тех мест, где приблизительно и проходила афгано-пакистанская государственная граница. Там пакистанцы и отстали. Но ещё долго виднелся их белый флаг… Когда наши разведчики с некоторым разочарованием оглядывались назад.

В заранее условном месте… Ну, плюс-минус пять-десять километров… Старший лейтенант Фролов выпустил в небо три зелёные ракеты, и по этим звёздочкам их вычислили. То есть капитан Перемитин со своим ядром отряда выехал прямо ко второй разведгруппе…

– И мы потом только вместе ездили! – рассказывал нам Муха. – У него же умная машина. Все координаты знает. Не то, что мы…

– «Бисталковый!» – поддакнул ему я. – «Савсем ничево не понимай».

– Ой! – с явно наигранной радостью воскликнул таджикский механик-водитель. – И ты тоже так думаешь?

От внезапного смеха я чуть было не поперхнулся. Но Вова вовремя хлопнул рукой по моей спине, и всё стало нормально.

А потом им повезло вдвойне. Ну, караван попал в их засаду – это дело-то понятное. Но их двойной удачей было то, что ядро отряда и вторая группа находились вместе. Потому что в одиночку забить такой большой караван им бы попросту не удалось.

Ведь им в засаду «попалось» аж целых пять автомашин: три «Семурга» и две новенькие «Тойоты». Ну, разумеется, этот караван оказался духовским. Ведь у афганцев при себе находилось автоматическое стрелковое оружие. А тем более, что кое-кто из агрессивно настроенных караванщиков даже стал отстреливаться. В общем… Все моджахеды были уничтожены ответным огнём наших разведчиков. Также пострадали три автомобиля «Семург» пакистанского производства.

Поговорить более подробно об остальных деталях данного события нам не дали. Муху срочно вызвал к себе командир второй группы, и «только-только» разговорившийся таджик умчался на зов начальства.

Да и нам… Пришла пора честь познать… Засиделись мы в гостях… Засиделись!

Глава 17.
МОЙ ЗЕМЛЯК НИКОЛАЙ…

Когда мы втроём вернулись в нашу группу, то там уже находился один залётный гость из ядра отряда. Это был мой земляк из славной Пензенской губернии. Там в деревне Кабылкино Каменского района когда-то проживала вся моя родня по маминой линии. Однако в тридцатые годы, то есть при коллективизации весь род Карапаевых разбросало по разным городам и весям. И как бы то ни было… Я считал Николку Мацыгина своим землячком… Хотя и называл его иногда пензюком… Но не так часто, и только в шутку…

Коля Мацыгин хоть и считался пулемётчиком, но только ручным. То есть он имел на личном вооружении 5,45-миллиметровый РПК. Этот ручной пулемёт Калашникова отличался от своего автоматного собрата только чуть удлинённым стволом с двумя тонкими сошками да неестественно вытянутым магазином на 45 патронов. А в остальном этот якобы пулемёт полностью соответствовал всё тому же автомату Калашникова. Но, невзирая на это сходство, Коля Мацыгин именовался пулемётчиком. Хотя при его рослой фигуре и огромных ручищах солдату Николке полагалось носиться с вполне нормальным пулемётом ПК.

Но, как говорится, не судьба… Не судьба! И огромный разведчик Коля ходил на войну с миниатюрненьким РПК. Да ещё и с обыкновенным магазином на тридцать патронов. Потому что длинные рожки на 45 патронов когда-то давным-давно перешли в пользование борзых автоматчиков. Да так у них и остались. А отобрать эти магазины назад у Мацыгина не хватало решимости. Поскольку по своей натуре он был хоть и здоровенным, но очень уж добродушным увальнем. Эдаким русским медвежонком-переростком…

Именно из-за этого своего добродушия разведчик Мацыгин вечно попадал в какие-то переделки. То он доверчиво оставит какую-нибудь вещь на многолюдном месте, чтобы по возвращению искать её долго-предолго… То Коля простодушно пропустит поздним вечером в столовую незнакомого солдата, чтобы тот спустя полчаса улизнул через заднюю дверь со свежедобытым мешком тушёнки или сгущенки. А наряд потом расхлёбывай эту пропажу!.. То ещё что-нибудь…

Но более всего рядовой Мацыгин отличался в таком достойнейшем занятии как охрана военнопленных афганцев или арестованных советских солдат. Вот уж здесь и развернулось всё величие натуры пензюка Коли. На недавнем выходе этому, так сказать, разведчику-спецназовцу поручили охранять двух пленных духов, которых захватили вооружёнными… Когда они катили куда-то по своим моджахедским делам по пустыне Дашти-Марго. Тогда очень чётко сработала одна разведгруппа спецназа. Не буду говорить какая именно… Скажу только то, что первый допрос пленных проводил сначала я. Но моё знание узбекского языка не помогло, и тогда замкомвзвод Ермак взялся за ствол своего АКМа… Потом этих пленных передали в ядро отряда, где у капитана Перемитина имелся военный толмач.

Однако афганцы молчали, и было решено переправить их в батальон. Но утром, когда прилетят вертушки. А ночью самый зловредный душман сбежал. Ведь пленных сторожил именно разведчик Мацыгин. Он вполне добросовестно связал обоих пленных одной верёвкой, свободный конец которой даже намотал на свой кулак. После чего Коля потихоньку заснул. Тёмной и глухой ночью самый душманистый афганец умудрился ослабить верёвку, которая и связывала его руки. Затем этот злодей высвободил не только кисти рук, но и ступни ног. После чего улизнул в неизвестном направлении. И был таков!

И, Слава Богу… что этот осчастливленный Колей моджахед не украл у своего спящего часового ручной пулемёт!.. Видать, афганистанский партизан решил не будить сонного русского медведя… Чтобы таким образом не искушать свою военнопленскую судьбу! Иначе ведь… Сбежавший дух так и не развязал же своего товарища-душмана. Скорей всего, чтобы не поднимать особого шума. Или же пообещал тому быстренько возвратиться!.. Второй пленный так и остался у нас. А поутру разведчик Мацыгин огрёб по шее ровно столько, сколько и полагалось огрести от самого справедливого командира роты. После чего он и был прощён. Однако всему нашему разведотряду тогда пришлось в экстренном порядке менять район своей дислокации. Поскольку умчавшийся на волю душара мог запросто привести за собой немереное количество вооружённых друзей-товарищей.

А совсем недавно Коля Мацыгин в который раз тащил доблестную караульную службу. Причём не на каком-то там боевом посту, а в качестве выводного. То есть он являлся тем караульным солдатом, который сопровождает арестованных губарей по всевозможным направлениям: будь то прогулка до внутреннего туалета или же дальний поход по местам самых грязных принудительных работ. И непонятно ведь на каком основании… Но считалось, что посаженные на гауптвахту военные подлецы и армейские негодяи будут дрожать-бояться только от одного вида могучей фигуры выводного Коли. Однако же… Слава о доброте пензенской души уже далеко разнеслась по окрестным ротам и отдельным взводам. И разведчика Мацыгина знали все. Чем и пользовались всякие там бессовестные разгильдяи и нарушители строгой уставной службы.

Уже дважды арестованные злыдни сбегали от Коли во время хозработ. Это в первый раз Мацыгин доложил, как и положено, начальнику караула. После чего к месту происшествия прибежал сам товарищ Лютый… Начгуб молча отобрал у Коли автомат АКСУ, снял с него ремень с подсумком, после чего торжественно вручил свежеиспечённому губарю Мацыгину ту самую совковую лопату… которой полчаса назад кидал мусор убежавший подлец… И Николка безропотно принялся осваивать новый фронт работ… Ведь с капитаном Лютым особо так не поспоришь. Уже одна фамилия чего стоит!

Потому и во второй раз… Когда Колю огорчил ещё один быстроногий губарь… Донельзя опечаленный Коля сделал новую зарубку на пластмассовой рукояти автомата-ублюдка, с которым постоянно ходил в караул. Ведь строгий учёт сбежавших афганцев разведчик-пулемётчик Мацыгин вёл на рукояти своего родного ручного ПК. А на постоянно арендуемом АКСУ подсчитывались наши беглецы-разбойники. Так во-от!.. Коля сделал вторую зарубку и без лишних слов отдал свой укороченный автомат напарнику-выводному. И уже привычным жестом взялся за совковую лопату.

А в третий раз, который случился совсем недавно… Арестованный сбежал от Коли прямо из внутреннего дворика караулки. Здесь губари проводили своё свободное время, когда у них не имелось каких-либо работ. По своему обыкновению они ходили по кругу, топая своими казёнными ножками по нескончаемой тропинке, выполненной в виде кольца. И вот один арестованный испросил у выводного Коли разрешения облить горячей струёй холодный глинобитный забор. Ведь местный туалет уже был занят другим губарём, который решил отсидеть там весь свой срок. Ну, чтобы не бегать как лошадка по одному и тому же кругу. И добросердечный Мацыгин разрешил учинить акт вандализма над ни в чём неповинным забором караулки.

Арестованный солдатик отошёл в уголок и сделал там своё чёрное дело. Однако невысокий забор всё-таки устоял и не рухнул под мощным напором стремления к свободе. Разочаровавшись в своём первоначальном замысле, предприимчивый губарь Кацюба заправил обмундирование, затем оглянулся на выводного Николку и приветливо ему улыбнулся. И пока доброе пензенское сердце таяло в блаженной истоме всенародной любви… Этот наглец-губарь подтянулся на руках и беспрепятственно уселся верхом на заборе. После этого потенциальный нарушитель помахал Мацыгину ручкой, чтобы таким жестом обозначить момент своего расставания с полюбившейся ему гауптвахтой… Да и спрыгнул вниз… И помчался вдаль… Разъярённый медведь Коленька подбежал к забору, но перескочить через эту преграду так и не смог… Обозлённый пензюк даже вскинул свой автомат… Но… Выстрелить в спину убегающему солдату… Коля так и не смог…

– Да ж-жалко ведь! – говорил он, ставя свой АКСу в оружейную пирамиду караулки. – Пацаны!.. Вы только вещи мои с собой прихватите… Хорошо?!

Остальные караульные обещали Николке присмотреть за его личными вещами… После чего Мацыгин в добровольном порядке пошел в каморку начальника гауптвахты. Капитан Лютый едва только завидел Колю без автомата и ремня, то сразу всё понял… И молча выписал ему записку об аресте на трое суток…

А сбежавшего солдата Кацюбу искали всем батальоном… Нашли его только на четвёртые сутки, когда все почти разуверились в положительных результатах поисков. Ведь дезертир мог запросто перейти на другую сторону… Но Кацюбу нашли на военной свалке, где он оборудовал себе тайное убежище. И беглеца возвратили в наш батальон. А через три дня переправили в другое место службы…

К этому моменту Коля Мацыгин всё ещё сидел на губе. Ведь ему накинули дополнительный срок. Никто же не знал, что этот Кацюба будет хорониться от всех так долго. Если прежде беглецы довольствовались только хорошим обедом и купанием, после чего добровольно возвращались обратно под крылышко Лютого… То рядовой Кацюба попортил нервы всем военнослужащим нашего батальона.

После этого инцидента разведчика Мацыгина перестали назначать в караул. Однако командир первой роты по-прежнему доверял самому рослому солдату своего подразделения. И на эту апрельскую войну Коля опять отправился в качестве личного телохранителя капитана Перемитина. И ручной пулемётчик Коля старался оправдать оказанное ему высокое доверие…

А сейчас он пришёл в гости в третью разведгруппу. Благо, что ядро отряда располагалось совсем неподалёку.

– Ну, что-о?! – спросил я его, пожимая крепкую ручищу. – Сколько духов на этот раз упустил?

– Ни одного! – горделиво заявил Николка. – Ты бы послушал…

И действительно… До нашего появления разведчик Коля рассказывал всякую всячину. Как они задолбили караван. Сколько взяли оружия и боеприпасов. Какое трофейное барахло досталось им попутно с военным имуществом духов. Сколько мешков с сухофруктами… А сейчас Мацыгин дошёл до самой яркой части своего рассказа…

– И вот пошли мы их расстреливать! – горячо говорил Мацыгин. – Я и Барышник. А духов-то трое! Сначала всё шло нормально. Они сами себе яму выкопали. Двое духов запрыгнули в неё и улеглись на дно. А третий… Гадёныш!.. Подошёл к краю ямы, чтобы будто бы спрыгнуть, а сам через неё перескочил и бежать! Барышник прицелился в него из своего бесшумного пистолета, нажимает на курок. А тут вдруг осечка! Он перезаряжает его и опять осечка! И тогда замкомроты побежал догонять духа. А я-то остался один! И без оружия!

– А чего ж ты так? – спросил Шпетный. – Надо было хоть автомат взять.

– Да кто же знал, что так получится! – продолжил Коля. – Вот стою я один! И не знаю, что делать! Эти-то убежали. А тут двое в яме зашевелились… Я так испугался!.. Думал, что писец мне пришёл. Их же двое! И они стали подниматься!.. А у меня в руках только совковая лопата. Большая и тяжёлая! И ка-ак я начал их дубасить этой лопатой!.. как бешенный!.. Но стараюсь по головам попасть… А самому страшно… Жуть!

Мы слушали взволнованную и сбивчивую речь Коли и понимали… Что Мацыга не врёт. Ведь такими вещами не шутят… Даже на войне.

– И я их обоих убил, – рассказывал Мацыгин, словно констатируя одни только факты. – Обоих! Своей совковой лопатой. Сначала оглушил по голове первого. Потом второго! А когда они свалились на дно ямы, то я как будто озверел! Лопата-то совковая! Это штыковой было бы легче! А тут ведь надо её держать так, чтобы она не выворачивалась!.. Чтобы острая часть попала куда нужно!.. И я им обоим черепушки расколол! И потом ещё бил… Пока Барышник не вернулся. А эти двое уже лежат… Готовые. То есть мёртвые!

– А третий? – уточнил Агапеев. – С ним-то что?

– А он убежал! – Коля даже рассмеялся, но как-то нервно и неестественно. – У Барышника так пистолет и не стрельнул. Ни разу! Осечка за осечкой. Барыга его так и не догнал. Шустрый оказался душара. А потом замкомроты приходит ко мне… А я всё этих долблю! У них вместо голов одна какая-то каша… А я не могу остановиться и всё!.. Пока Барышник не заругался. Я только тогда перестал. А потом мы их засыпали песком и пошли обратно. Я иду весь в крови. Когда пришли, то пацаны чуть не обалдели. Столько крови на мне было!.. И мозгов человеческих! Еле отмылся потом…

– Тебя как? – спросил Лёха Шпетный. – Не тошнило?

– Да нет! – ответил Мацыга. – Это же в первый раз было. А теперь… Наверное, уже привык. Так и сяк и разэдак.

Коля ругался очень сильно… Раньше от него нельзя было услышать столь грубых матерных выражений. А теперь… Добродушного увальня словно подменили… Поэтому он и ругался со страшной силой…

А мне всё вспоминалась наша декабрьская война. Когда молодой солдат Коля Мацыгин присутствовал при ликвидации нежелательных свидетелей. Тогда двух молодых пастухов точно так же уложили на дно ямы, выкопанной их собственными же руками. После чего афганцев расстреляли из бесшумного АПСа. Тогда от зелёного бойца Коли не требовалось ничего. И он хорошо слышал в ночной тишине, как жалобно всхлипывали тщедушные пастухи. Когда в их маленькие тела попадали всё новые пули. А потом их засыпали песком. Рассказывая про этот случай, Мацыгин трясся как в лихорадке. Тогда его тошнило от одного только воспоминания… И есть он не мог… потому что выворачивало молодого разведчика наизнанку…

А теперь всё обстояло совсем по-иному… Солдат Коля Мацыгин пообвыкся на войне и даже заматерел, превратившись в стойкого и закоренелого воина тире интернационалиста. Который без всяких рассуждений и соплеразмазывания готов оказывать посильную помощь в построении светлого афганистанского общества. Даже посредством внештатного применения обыкновенной совковой лопаты. Тоже советского производства.

Когда взбудораженный Николка ушёл обратно к своему ядру, среди нашего солдатского коллектива долго царило молчание.

– Как же хорошо… – произнёс затем Бадодя Бадодиевич. – Что нашей группе так ничего и не попалось!

Я промолчал, хотя полностью поддерживал точку зрения своего давнего друга. Ведь такие кровавые кошмары и непередаваемые ужасы не проходят бесследно. Они неминуемо откладывают тяжкие отпечатки как на человеческой психике… Так и на его душевном состоянии. Ведь убийство беззащитного противника – это не является хорошим поступком. В бою – это ещё куда ни шло… Там кто кого первым подстрелит или убьёт. А вот лишать жизни безоружного человека – это не по-мужски! Мы же не мясники и не палачи…

А время всё тянулось и тянулось. Мы даже не знали, чего же мы ждём около развалин древней крепости. Но вскоре появился командир группы и всё объяснил.

Ведь вторая группа захватила в качестве военного приза две вражеские автомашины. Новенькие «Тойоты» дошли своим лёгким ходом до цитадели Александра Македонского. Но вот доехать до Лашкарёвки им не хватило бы бензина. И сейчас решался важный вопрос: смогут ли вертолёты доставить нам одну или две бочки столь необходимого топлива. Ведь эти грузопассажирские автомобили затем можно было бы использовать на последующих боевых выходах. Как это уже принято на афганской войне. Над двухместной кабиной устанавливался крупнокалиберный пулемёт ДШК или же НСВТ. А в кузове запросто умещалось от шести до восьми бойцов советского спецназа. И эти две «Тойоты» могли запросто заменить пару БМПешек, если это рассматривать в качестве повышения мобильности группы и её скрытности в перемещениях. Двигатели-то японские, и работают они практически бесшумно. А боевые машины пехоты громыхают на всю пустыню. И хитрые караванщики успевают спрятать в песок, что им вздумается.

Однако командование батальона решило не обременять себя трофейной автотехникой. И спустя минут тридцать пришёл соответствующий приказ: «Уничтожить!»

И новенькие «Тойоты» отогнали в сторонку метров на сто. Они покорно стояли на ровнёхонькой поверхности высохшего озера и всем своим видом коряжили наши мужские сердца. Ведь все мы были очень уж неравнодушны к автомобилям, а особенно к новеньким иномаркам. А тут полному уничтожению подлежали две симпатичненькие «Тойоты»… И у меня аж заныло в левой половине груди… Когда длинная автоматная очередь прошила капот и лобовое стекло первой автожертвы. Затем последовали новые выстрелы… Из двух автоматных стволов вырывались короткие очереди, и японские машины получали очередные пробоины. Когда автомобили занялись бледно-голубым пламенем, автоматная стрельба прекратилась. И на этом уничтожение трофейных транспортных средств можно было считать законченным.

Так они и остались… Две новенькие «Тойоты»… Расстрелянные из автоматов и горящие почти прозрачным пламенем…

– Э-эх! – вздыхал Сальников. – Жалко-то как! Это ж не «Жигули» или «Волги»!

– Да-а. – подтвердил Лёха. – Вот бы их в Союз вывезти!

Но такие варианты были невозможны. Ведь трофейная автотехника могла использоваться нами только для ведения успешных боевых действий. На какие-либо иные цели она не годилась. Для гражданского употребления в Советском Союзе имелись другие автомобили. Которые почти ничем не уступали мировым аналогам. Но в том-то и дело, что «почти».