Текст книги "Смерть по уик-эндам"

Автор книги: Альберт Корнелис Баантьер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

7

Фемми Вайнгартен знала. Правда, знание это не годилось для протокола, не могло быть внесено в полицейский рапорт или стать основой какого-либо еще официального документа. Доказательств никаких, все слишком зыбко и эфемерно. А на голословные заявления ни один обвинитель опираться бы не посмел. Ее попросту подняли бы на смех, поскольку для судей интуиция – лишь некое туманное, расплывчатое понятие, оперирование которым совершенно неуместно на официальном судебном процессе. Они привыкли принимать решения только на основе фактов, неопровержимых улик и рационального их анализа. У Фемми же ни одной улики не было, но она знала, интуитивно чувствовала, что не ошибается.

Чуть ли не в тот самый момент, когда детектив сказал, что Эллен была убита, девушка знала имя убийцы. Поймав спокойный вопросительный взгляд старшего детектива, Фемми Вайнгартен поняла, что тот силится угадать причины ее замкнутости, но не может. Она же не посмела сказать больше, опасаясь, что инспектор потребует доказательств, которых у нее не было. И все-таки девушка отлично понимала, кто убил Эллен. Она не раз замечала взгляды исподтишка, полуулыбки, скрытые намеки. И все это глубоко врезалось в память.

И вот сейчас мертвенно-бледная и дрожащая Фемми сидела на низенькой табуретке у туалетного столика, разглядывая три своих отражения. Инстинктивно она подняла горловину свитера до самого подбородка и укуталась поплотнее. В зеркалах отражалось перекошенное от страха лицо.

Разумеется, девушка от всей души жалела о гибели Эллен. Однако в первую очередь ее занимало не это, сколь бы отвратительной такая черствость ни казалась ей самой. Но все остальное таяло как дым, когда она думала о человеке, способном совершить настолько ужасное преступление. Это по многим причинам пугало Фемми.

Неожиданно она сообразила, что всегда боялась потенциальной возможности подобного исхода. Подсознательно Фемми отметила в памяти и навсегда запомнила серый дождливый августовский день, выдавшийся несколько лет назад.

По его настоянию девушка на месяц сняла маленький коттедж в Сидайке, позаботившись, чтобы никто об этом не знал. В ту ночь была удивительно мерзкая погода, и стемнело раньше обычного. По небу неслись черные облака, струи ливня хлестали в окно. Фемми предлагала остаться дома, чтобы в уюте и тепле насладиться обществом друг друга, но он настоял на вечерней прогулке по пляжу. Девушка, конечно, согласилась, как всегда, потому что любила его. По дороге он довольно странно на нее посматривал – она еще ни разу не ловила на себе таких взглядов. Грустный вид предосеннего пляжа, дождь, грохот прибоя – все оставалось в памяти ясной, до мельчайших подробностей запомнившейся картиной. Это была неожиданная вспышка внутреннего озарения. Фемми до сих пор могла почувствовать его сильные руки у себя на шее и нервно теребящие шарф пальцы. При одном воспоминании о той ночи по телу вновь пробежала дрожь.

Девушка тогда закричала. Нет, не для того, чтобы позвать на помощь, – в такую бурю ее все равно никто бы не услышал, – а просто инстинктивно почувствовала, что надо солгать. «Моя мама знает, что я здесь с тобой!» – вне себя от страха, Фемми выкрикнула это так громко, что сумела своим голосом перекрыть шум прибоя. Мышцы на его руках сразу обмякли, пальцы, чуть помедлив, отпустили горло.

Позже девушка обдумывала это. Зачем ей понадобилось лгать? Мама ни о чем не знала, она вообще слыхом не слыхивала об их романе. То, что он схватил Фемми за шею и потянул к себе шарф, вполне могло ничего не значить. Так, просто… ласка, начало объятий… Она кивнула своему отражению в зеркале. В ту ночь ложь спасла Фемми жизнь. Теперь она знала это наверняка – с ясной и прозрачной, как хрусталь, уверенностью.

Девушка резко обернулась. Кто-то стучался в ее дверь – сначала тихо, затем чуть громче. Она не ответила. Стук повторился, стал более настойчивым, а затем вдруг прекратился. Парализованная страхом, Фемми застыла на табуретке, глядя на дверную ручку. Та тихонько поворачивалась. Девушка не могла выдавить из себя ни звука. Дверь медленно отворилась. На пороге стоял улыбающийся молодой человек.

– Фемми?

* * *

– Ты проверил поступившие рапорты?

– Да.

– И там нет ни слова насчет чемодана?

– Чемодана?

Декок скривился, как от зубной боли.

– И где только у тебя сегодня мозги? Эллен вышла из дому с чемоданом. Этот чемодан должен рано или поздно где-то объявиться. Мне бы очень хотелось знать, что с ним произошло. Это может стать хорошей зацепкой. Разошли циркуляр по всем вокзалам – вдруг да отыщется в каком-нибудь из бюро находок? Позвоните в камеру хранения Центрального вокзала. Возможно, Эллен сдала вещи на хранение. Судя по словам Тома, в девять вечера, когда они расстались, чемодан был у нее с собой.

– А сумочка тоже была при ней?

Декок поднес руки к ушам, как будто не хотел слушать.

– Ты когда-нибудь начнешь шевелить мозгами?! – с ноткой отчаяния в голосе спросил он. – Разумеется, сумочка была при ней! Иначе как бы мы нашли обручальное кольцо? Оно было в сумочке, припоминаешь?

Фледдер покраснел от смущения.

– Вы правы, – пристыженно выдавил он. – Вчера вечером они вернули друг другу обручальные кольца. Какой же я осел! Совершенно из головы вон! А как насчет Хофмана? Он ведь все еще ждет внизу.

Декок угрюмо потер лоб.

– Пришли Хофмана сюда, я с ним разберусь. А сам займись поисками чемодана.

* * *

Декок, стоя на пороге дежурки, наблюдал, как от лестницы к нему по бесконечно длинному коридору идет незнакомый мужчина средних лет… Глаза инспектора из-под кустистых бровей во всех подробностях изучали посетителя. Это не заняло много времени. Одного цепкого, пристального взгляда оказалось вполне достаточно. Приземистый, но явно весьма энергичный господин, вон как ступает – сердито печатая шаг! Красный, нездоровый цвет лица. Невысокая фигура уже успела заплыть жиром, и толщина зада делала ее почти круглой. Яркий галстук, замшевые ботинки. Декок, прекрасно зная этот тип людей, вел себя соответствующе.

Хофман напустился на него, еще не успев подойти к двери.

– Инспектор Декок – это вы? – с вызовом спросил он.

– Да, я инспектор Декок. Д-е-к-о-к. Это на тот случай, если вам захочется подать на меня жалобу. Я буду весьма признателен, если вы напишете мою фамилию правильно.

На долю секунды Хофман растерялся.

– Да-да, – промычал он, – именно жалобу. Конечно, жалобу!

– Я так и думал, – уверенно заметил Декок. – Тем не менее прошу, входите. Возможно, после этого у вас возникнут новые основания на меня жаловаться. – Инспектор указал на стоявший возле его стола стул.

Хофман, громко сопя, опустился на сиденье. По всей видимости, последние слова инспектора окончательно сбили его с толку.

– С какой стати меня выдернули сюда на Рождество?! – возмущенно пропыхтел он. – Чего ради меня заставляют куда-то тащиться? Что за манеры? Что за методы? Мне даже не дали нормально одеться. Сказали: «Немедленно!» Надо же – немедленно! Как будто я совершил по меньшей мере убийство!

Декок вытянул губы трубочкой.

– А что, господин Хофман, вы его не совершали?

– Что-о?!

Декок дружески улыбнулся.

– Стало быть, убийства вы не совершали? И ваша совесть не отягощена подобным грехом?

Несколько секунд Хофман не мог вымолвить ни слова, а затем его понесло, точно шлюз открылся. Совершенно спокойно, с выражением вежливого интереса на лице, инспектор выслушал лавину слов и теперь терпеливо ждал, пока визитер не выдохнется.

– Я прекрасно понимаю ваше негодование, – спокойно сказал он, – но, как вы сами понимаете, вызвал вас сюда не просто так, а по вполне определенной причине. Если уж быть совсем точным, то я подозреваю вас в убийстве девятнадцатилетней девушки.

Хофман выпучил глаза. Все краски вкупе с рудиментарными следами интеллекта с его лица точно сдуло. Он побледнел и по-идиотски заулыбался.

– Это… какой-то абсурд! – пролепетал сыро-торговец. – Полнейший абсурд!

Декок поскреб подбородок.

– Возможно, – неторопливо произнес он. – Может быть, для вас это и звучит абсурдно. Но теперь вам известно, что у меня на уме и почему я вас вызвал. Считайте себя подозреваемым.

То, как лаконично, почти равнодушно Декок отмел возражения, произвело желаемый эффект. Хофман вытащил из кармана платок и вытер пот со лба.

– Не убивал я никакой девушки!

Декок оценивающе взглянул на него. От самоуверенности надутого типа, всего несколько минут назад с агрессивным видом мчавшегося по коридору, не осталось и следа. Сейчас перед инспектором сидел маленький, круглый как мяч человечек, хватающий ртом воздух. Детектив даже пожалел, что ему пришлось «сдуть» этот «мяч» так быстро и превратить в дрожащую от страха массу студня. Но ему была нужна правда, и как можно скорее. В конце концов, речь шла об убийстве. К тому же, честно признал про себя Декок, надо торопиться. У него не было ни малейшего желания ухлопать на это расследование все рождественские праздники.

– Значит, вы это отрицаете? – прищурился детектив.

Хофман торопливо закивал.

– Разумеется, отрицаю! Я никого не убивал!

– Превосходно, – промолвил Декок, – просто превосходно. Но ведь вы же не думаете, что я вот так возьму да поверю вам на слово?! Нет, голубчик, для этого вам придется привести более серьезные доводы, убедить меня, прежде чем я изменю свое мнение. А пока я задерживаю вас за убийство Эллен Вриез.

– Эллен Вриез? Впервые слышу это имя!

Декок удивленно вскинул брови.

– Что довольно странно, – коротко бросил он. – Точнее, в высшей степени странно. И как же вы тогда объясните то, что мы нашли вашбумажник в еесумочке?

– Что?!

Декок многозначительно кивнул, выдвинув ящик стола, достал оттуда черный бумажник и осторожно, словно какую-нибудь реликвию, положил на стол. У Хофмана отвисла челюсть. Он машинально полез в карман за бумажником и почти до конца засунул туда руку, но неожиданно отдернул ее, точно наткнулся на кусок раскаленного металла.

– Это ваше?

Хофман громко сглотнул, и его кадык судорожно дернулся вверх и вниз.

– Да, – хрипло прокаркал он, – мое.

– Вот и славненько, – расплылся в улыбке Декок. Пошарив в ящике стола, он достал сумочку Эллен и, взяв ее за ручку, покачал перед носом Хофмана. – А это – сумочка убитой девушки, там мы ваш бумажник и нашли. – Он чуть ли не с сожалением взглянул на позеленевшего, как кусок рокфора, бизнесмена. – Теперь, как вы сами понимаете, господин Хофман, от кое-каких объяснений вам не отвертеться.

Хофман аж подпрыгнул на стуле.

– Мой бумажник?! – диким голосом завопил он. – Мой бумажник?! В этой сумочке?! Но… это невозможно! Я никогда не видел этой сумки! Этого не может быть! И ни с какими девушками я не встречаюсь! Я женат – у меня жена и трое детей. И я с утра до ночи вкалываю, как собака! Ни на что другое у меня нег времени! Я… я…

Хофман вскочил и, обежав стул, с такой силой вцепился в его спинку, что похожие на сосиски толстенькие пальцы побелели. Казалось, что он ищет в этой пустой дежурке нечто мало-мальски похожее на надежную точку опоры. Зловещие обвинения Декока выбили у него почву из-под ног, и привычный мир, утратив четкость и упорядоченность, завертелся вокруг него, подобно взбесившейся карусели. Единственными якорями в этом море безумия остались спинка стула в руках да холодное, деловитое лицо человека, самым что ни на есть радостным тоном выдвигавшего против него кошмарные обвинения.

– Я не могу этого объяснить, – наконец произнес Хофман. – Я понятия не имею, как мой бумажник попал в эту сумочку. Не знаю. Могу только предположить, что вчера вечером где-то его потерял.

– Где?

– Еще раз говорю: понятия не имею. Наверное, кто-то пошарил у меня в карманах. А может, я его обронил. Точно не знаю.

Декок сочувственно покивал.

– Полагаю, что поход за рождественскими подарками проделал изрядную брешь в вашем семейном бюджете. Во всяком случае, денег в бумажнике не было.

– Быть этого не может! Там должны были быть деньги – по крайней мере, сотни две, если не больше.

Декок, почесывая подбородок, неторопливо обдумывал услышанное и прикидывал, насколько Хофман годится на роль подозреваемого. Пауза затянулась.

– Сядьте, пожалуйста, и успокойтесь, – наконец попросил он уже более мягким и приветливым тоном. – Нам надо обсудить все это с чувством, с толком, с расстановкой.

Зазвонил телефон, и Декок поднял трубку.

– Это Фледдер, – послышался возбужденный голос. – Дело принимает все более безумный оборот. Я только что получил ответ на циркуляр. Чемодан с женскими вещами обнаружился в полицейском участке в Амстелвине – это в пригороде. И знаете, где его нашли? В Амстердамском лесу!

– Довольно далеко от Джентльменского канала.

– Вас это не удивляет?

– Удивляет. Поэтому немедленно поезжай туда и осмотри этот чемодан. Постарайся убедиться, что он и в самом деле принадлежит Эллен. Потом поговори с тем, кто его нашел, и попроси как можно более подробно вспомнить, где именно был обнаружен чемодан. Поищи отпечатки шин и другие следы. Возьми с собой фотографа. Возможно, наши коллеги из пригорода смогут одолжить своего.

– О'кей.

– И еще: если обнаружатся какие-либо зацепки, не пытайся раскручивать их самостоятельно, сначала приезжай сюда. Все понял?

– Да.

– Вот и славно, постарайся как следует!

Декок положил трубку и повернулся к Хофману.

– На чем мы остановились? – спросил он и закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. – Ах да, мы говорили о вашем бумажнике – с чувством, с толком, с расстановкой.

Хофман кивнул. Короткая передышка во время телефонного разговора помогла ему взять себя в руки. На лицо вернулся румянец, глаза прояснились.

– Я тут хорошенько подумал, – сказал он. – Должно быть, я потерял его где-то здесь, в Амстердаме.

– Как это могло произойти? И когда?

– Вчера я провел в Амстердаме почти весь день. На вторую половину дня у меня была назначена встреча с деловым партнером, но она состоялась намного позже, чем я планировал. Когда я наконец выехал, было почти девять тридцать. По дороге я заметил, что у меня кончается бензин, и заехал на колонку на Варбургваль. Иногда у моей машины барахлит печка, и я сказал об этом механику, пока он заправлял бак. Он ответил, что запросто с этим справится, – мол, поломка пустяковая, и за полчаса все можно довести до ума. Поскольку я все равно опаздывал, то согласился на ремонт. Я спросил, сколько это будет стоить, и заплатил вперед, добавив щедрые чаевые.

– Значит, тогда бумажник у вас еще был при себе?

– Да, я доставал деньги оттуда. Не помню точную сумму, но парень на бензоколонке должен помнить наверняка.

– Что вы делали потом?

– На улице было холодновато, а на бензоколонке мне ждать не хотелось, и я решил пропустить стопочку. По какому-то переулку я вышел на Ньевендийк и наугад выбрал первый попавшийся бар. Пробыл я там недолго, всего минут двадцать, а потом вернулся к машине.

– Но перед этим расплатились за выпивку, – уточнил Декок.

Круглая физиономия Хофмана расплылась в улыбке.

– Нет, не расплатился.

– Как не расплатились?

– А вот так. Понимаете, в баре я познакомился с одним человеком, и у нас завязался разговор. – Хофман усмехнулся. – Этот парень был пьян в стельку. Нет, это был приятный малый и очень чувствительный. Он сел за стойку рядом со мной и поведал грустную историю о том, что в канун Рождества у него умерла мать. Бедняга заливался слезами. Я почти ничего не говорил, в основном слушал. Когда мне пришла пора уходить и я захотел расплатиться, он настоял на том, чтобы я позволил ему сделать это. Я был против, но он и слушать меня не стал – сказал, что никогда раньше не встречал такого отзывчивого человека. Что я мог поделать? Он даже проводил меня до двери и помахал на прощанье.

Декок насмешливо фыркнул.

– Этот ваш новый знакомец из бара… он маленького роста, волосы торчат во все стороны, стрижен под ежик?

– Да.

– И время от времени он дружески похлопывал вас по руке?

Хофман удивленно заморгал.

– Верно! А откуда вы…

Декок ухмыльнулся.

– А знаете, почему он настаивал на том, чтобы за вас заплатить?

– Я ему понравился.

– Нет, господин Хофман, – покачал головой Декок. – Если бы вы попытались заплатить, то заметили бы, что ваш бумажник улетучился. Вот почему.

– Этот человек?..

– Да, это мой старый приятель Ловкач Хенки, бывший квартирный вор, ныне специализируется на бумажниках и сумочках. Должно быть, у него триста шестьдесят пять матерей. – Декок поморщился. – И каждый божий день одна из них умирает. Он всегда рассказывает одну и ту же историю, чтобы сблизиться с жертвой. Вот и вчера его очередная матушка скончалась, и он топил горе в вине. – Инспектор укоризненно поморщился. – Никакой фантазии! Ему пора менять легенду, а то это становится однообразным.

– Стало быть, этот самый Хенки и свистнул мой бумажник?

– Готов поспорить, что да.

– Но в таком случае как мой бумажник попал в эту сумочку?

Декок подошел к вешалке и снял пальто.

– А вот мы сейчас вместе Ловкача и спросим.

– Вместе?

– Да, господин Хофман, вместе.

8

– Вы переживете потерю двух сотен?

– Не разорюсь, если вы об этом.

– Именно об этом.

Сдвинув старую бесформенную шляпу на затылок и засунув руки глубоко в карманы, Декок быстро шагал по пользующемуся дурной славой амстердамскому Кварталу красных фонарей. Явно непривычный к подобной атмосфере Юст Хофман с трудом поспевал за инспектором – на каждые два шага Декока ему приходилось делать три.

– Говорю вам, господин Декок, эти двести гульденов для меня не так уж важны. Проживу и без них. Я лишь надеюсь, что вы сумеете разгадать тайну моего бумажника. Для меня это куда важнее!

Декок одобрительно кивнул.

– Выпить не желаете?

– Еще как! – обрадовался Хофман. – После такой-то встряски!.. Честно говоря, вы заставили меня изрядно понервничать. Я и впрямь поверил, что вы на полном серьезе подозреваете меня в убийстве!

Инспектор покосился на торговца сыром.

– Между прочим, пока что я не изменил своего мнения.

Слегка ошарашенный Хофман едва не прикусил язык.

На углу Барн-алли Декок вошел в бар, сделав знак бизнесмену следовать за ним. Легким движением, свидетельствующим об изрядной практике, Декок взгромоздился на высокий табурет у стойки.

В баре было необычно тихо, лишь в дальнем конце зала компания завсегдатаев играла в карты. Слева от стойки, распластавшись на столике и шумно всхрапывая, дремал пьяный. Все остальные знакомые Декоку лица сегодня разбрелись по домам: Рождество празднуют даже преступники и маргиналы.

При виде инспектора Малыш Лоуи тотчас извлек из-под стойки бутылку отличного французского коньяка.

– Как обычно?

– Угу.

Обслужив Декока, Лоуи вопросительно посмотрел на Хофмана.

– А вас что-то не припомню. Первый раз пожаловали?

Декок насупился.

– Отстань от него, это мой коллега из Гааги, – солгал он. – Мог бы и сразу догадаться – хотя бы по тому, как он одет.

Отступив на шаг, Лоуи принялся внимательно разглядывать Хофмана.

– Что-то мелковат будет, – недоверчиво прищурился он. – Я хотел сказать, для детектива.

Декок усмехнулся.

– А вот у полиции Гааги на этот счет никаких возражений. Знаешь, со всеми этими правительственными заморочками и кучей посольств начальству только и думать об одежке.

– Ну да, ясное дело, – буркнул так и не поверивший ему до конца хозяин бара и с сомнением посмотрел на Хофмана. – Чем травиться будем, уважаемый?

– Пожалуй, я возьму хереса, – ответил Хофман с типичным алкмарским акцентом, безошибочно узнаваемым для любого, кто хоть раз побывал в сырной столице Европы.

Малыш Лоуи просек это с пол-оборота.

– Так значит, из Гааги? – хмыкнул он, наливая торговцу вина. – Да ему достаточно рот открыть, чтоб тут же сыром понесло.

Декок добродушно рассмеялся.

– Послушай, Лоуи, мне нужен Ловкач Хенки.

Хозяин бара сразу поскучнел.

– Ну уж нет!

– Он мне нужен позарез!

– Послушай, Декок, оставил бы ты бедного малого в покое! – вступился за приятеля Лоуи. – Дай ему передышку! Он только год оттрубил и вышел. – Он замолчал и покосился на Хофмана. – Спорим, вы тут из-за бумажника этого перца.

Декок промолчал. Малыш Лоуи повернулся к Хофману.

– Да бросьте! – укоризненно качая головой, заявил он. – Черт побери! Не знаю, сколько там у вас было в бумажнике, может, пара чириков. Ну что это для вас – да ничего! А для этого парня – куча бабок. Уважаемый, дайте бедняге передохнуть! Может, он еще станет человеком. Заберите свою заяву! Рождество щас или нет?! Ну сами в курсе, типа мир на земле и всякая такая муть…

– Классная речь, Лоуи! – перебил его Декок. – Тебе бы в адвокаты. Так задушевно, так искренне! Ей-богу, я сейчас зарыдаю от умиления.

Малыш Лоуи лишь досадливо передернул узкими плечиками.

– Попытка не пытка, – с уязвленным видом бросил он.

– Разумеется, – согласился Декок. – Кое в чем я с тобой даже согласен. Только ты напрасно заливаешься соловьем. Я непременно должен поговоритьс Хенки, а другого способа быстро отыскать его просто нет.

Лоуи вновь пожал плечами.

– Понятия не имею, где его носит.

– Очень жаль, – посетовал Декок. – А я так рассчитывал на твою помощь! Особенно после всех сказанных мною в твою защиту добрых слов. – Инспектор придвинулся к маленькому хозяину бара. – Ты не поверишь, что о тебе рассказывают! Некоторые даже – я сам слышал – поговаривают, будто ты торгуешь краденым. Представляешь, о тебе – и такое! Ходят даже слухи, что если надо спихнуть паленый товар, Малыш Лоуи всегда сообразит, как его лучше пристроить. Мол, лучше него по этой части никого нет. – Декок с негодованием постучал по стойке бара. – Разумеется, я им не поверил и сказал: «Не травите байки! Все это поклеп на кристально чистого человека. Уж я-то Лоуи знаю как облупленного. Он бы никогда не стал заниматься всякими темными делишками». Вот так прямо и сказал, честное слово!

– И это я соловей! – хмыкнул Лоуи. – В гробу я видал такие «песни»!

Декок пожал плечами.

– Ну, сам бы я ничего этакого затевать не стал бы. Пойми, приятель, ты мне нравишься, но… если я получу приказ начать официальноерасследование, то… – Инспектор надолго замолчал, с ласковой улыбкой поглядывая на Малыша Лоуи. – Ну так как? Хенки сейчас перебрался к Рыжему Берту или по-прежнему живет у Бесстыжей Коры?

У Лоуи явно был нелегкий выбор. Наконец, инстинкт самосохранения победил.

– У Коры, – сквозь зубы процедил он.

Декок залпом опрокинул рюмку и сполз с табурета.

– Ты отличный малый! Благодарю!

Лоуи поморщился, как будто у него внезапно начался приступ мигрени.

– «Спасибо» в карман не положишь.

* * *

– Возможно, господин Хофман, вас удивляет, почему я настоял, чтобы вы пошли вместе со мной? Что ж, для этого у меня есть веская причина. Вы должны мне помочь.

– Помочь?

– Да, господин Хофман. Видите ли, я не испытываю никакого желания долго препираться с Ловкачом Хенки – у меня на это просто нет времени. Поэтому Хенки надо побыстрее сломать. И вы мне можете в этом помочь.

– Как?

– Очень просто. Когда мы туда придем, отвечайте на мои вопросы утвердительно и ни о чем не беспокойтесь. Честно говоря, то, что я предлагаю, не совсем законно. Но я расследую убийство, и тут не до церемоний. Хенки должен понять, что другого выхода у него нет. Я имею в виду вовсе не карманные кражи. Мне нужен убийца – я обещал его себе, так сказать, в качестве рождественского подарка.

Хофман понимающе кивнул.

– Я помогу вам, – с готовностью заявил он. – В конце концов, это в моих же интересах.

* * *

Когда Декок без стука вошел в квартиру, Ловкач Хенки резко вскинул голову и, секунду помолчав, криво усмехнулся.

– Про цыпленка забудь! – крикнул он в сторону кухни. – У меня почему-то резко пропал аппетит.

На пороге кухни возникла молодая проститутка с вилкой в руке. Из одежды на ней был только фартук, придававший ей нелепый и смешной вид.

– О-о-о! – протянула она, едва завидев Декока.

В этом восклицании было больше экспрессии и смысла, чем в сонете Шекспира. Польщенный таким «теплым» приемом, инспектор, склонив голову набок, посмотрел на парочку.

– Неужели нельзя было подождать и прийти после праздников? – ворчливо продолжала проститутка, подходя поближе. – Черт возьми, нам что, уже и Рождество нельзя отметить по-человечески?

– Захлопни пасть! – прошипел Хенки, вскакивая с дивана. – Господин Декок просто заглянул пожелать нам счастливого Рождества. – Он заискивающе посмотрел на инспектора. – Верно, господин Декок? Я не ошибся?

Детектив рассмеялся про себя, но выражение его лица, тем не менее, оставалось суровым.

– Боюсь, что ошибся, – отчеканил он. – Я пришел познакомить тебя с господином Хофманом. – Он повернулся к своему спутнику. – Вы узнаете этого человека?

– Да.

– Это с ним вы познакомились прошлым вечером в баре на Ньевендийке?

– Да.

– До встречи с ним у вас был бумажник?

– Да.

– Он лежал у вас во внутреннем кармане?

– Да.

– И вы почувствовали, как этот человек схватил вас за борт пиджака и вытащил бумажник?

– Да.

– Но вы побоялись сказать об этом, потому что хотели избежать скандала в баре, где вас никто не знает?

– Да.

– Но вы абсолютно уверены в том, что ваш бумажник украл именно этот человек?

– Да.

– Вы готовы дать показания в суде под присягой?

– Да.

Ловкач Хенки слушал этот довольно односторонний диалог с растущим изумлением.

– Эй, эй! – наконец завопил он, совершенно сбитый с толку. – Что это за цирк! Эй, Декок, вы пытаетесь меня облапошить! Это не по закону! Так не делают! Какого черта?!

Брови Декока угрожающе зашевелились.

– Ах, тебя интересует, в чем дело? – с невинным видом поинтересовался он. – В том, что ты обчистил карманы этого господина. Только и всего.

Хенки нахмурился. Он знал Декока давным-давно, и их дорожки пересекались далеко не впервой. На сей раз детектив вел себя очень странно, и Хенки лихорадочно соображал, что бы это значило. Он заслужил кличку Ловкач не за одни только легкие, почти невесомые пальцы.

За всю его воровскую карьеру еще ни один лох ни разу не просек, как у него стибрили бумажник. Уж он-то, Ловкач, сечет свое дело. Этот козел Хофман заливает – с первого взгляда видно. Наверняка Декок велел ему талдычить только «да», и больше ничего.

Хенки чувствовал, что Декоку от него что-то нужно. Его глаза превратились в узенькие щелочки.

– А что, если я уйду в несознанку?

Декок сделал приглашающий жест.

– Тогда милости прошу в тюрьму! Сейчас же. Мне плевать, Рождество сегодня или нет!

Хенки призадумался.

– А что будет, если я сознаюсь? – наконец спросил он.

Декок дружески улыбнулся.

– Тогда… мы сможем обсудить это дело.

Взгляд Хенки перебегал с Декока на Хофмана и обратно.

– Нечего тут обсуждать! – сказал он, взмахнув для пущей убедительности рукой. – Не брал я бумажник!

Декок вздохнул.

– Жаль, что не придется отведать цыпленочка. Вкусный, наверное. А я ничего не ел с самого утра, да и господин Хофман тоже домой торопится. Но теперь, увы, придется сначала заполнять кучу бумаг, потом волочь тебя в участок… в общем, доберусь к себе черт знает когда…

Хенки чувствовал, что здесь есть какой-то подвох. Он хорошо знал полицейских, на собственной шкуре испытав, какие хитроумные методы они не брезгуют пускать в ход. Хенки понял, на что намекал Декок: господин Хофман не подавал никакого заявления.

– От тех двух сотен мало что осталось, – сконфуженно признался Ловкач, однако его физиономия тут же просветлела. – Зато… кое-какая их часть на кухне. Чуете?

Декок кивнул.

– По-моему, мы поняли друг друга. Куда ты дел бумажник?

– Выбросил.

– Вот так просто взял да и выбросил?

– Конечно, только после того, как вынул бабки.

– Это и так ясно. Но ты же не просто бросил его на улице? Может, у этой истории было какое-то продолжение?

Хенки снова помрачнел.

– Тяжкие сейчас времена, господин Декок. Волка ноги кормят. Я не мог заработать честно. А тут еще вся эта свистопляска с Рождеством…

– Ага! Стало быть, ты прикарманил кое-что еще?

Ловкач, не ответив инспектору, окликнул свою подружку.

– Принеси гостям цыплят. Эй, слышишь? Господин Декок не ел с самого утра! – Та рванула на кухню, повернувшись к ним спиной, прикрытой только тесемкой фартука. – Присаживайтесь, господа, – засуетился Хенки. – В ногах правды нет. Сейчас все будет.

Декок сел за стол, Хофман последовал его примеру.

– Но ты так и не ответил на мой вопрос, – напомнил Хенки инспектор.

Тот недовольно поморщился.

– Приперло вам копать, да? Мало мне проблем!

Декок потер лицо. Он знал, что с Хенки требуется терпение. Давить на него бесполезно. Если Ловкача спугнуть, то он начнет упрямиться, и из него не вытянуть больше ни слова.

– Послушай, Хенки, – спокойно, по-деловому начал он, – я не собираюсь тебя сажать. Да и господин Хофман не будет против, если ты полакомишься цыпленком, купленным за его счет. Но взамен я хочу услышать правду. Как ты раздобыл дамскую сумочку?

Ловкач безнадежно махнул рукой, явно не собираясь продолжать бессмысленные препирательства.

– Я так понял, бумажник и сумочка попали к вам вместе. Да, я их свистнул. Так вас интересует еще и сумочка?

– Совершенно верно.

– Плевое дело. Стащил из машины.

– Где?

– У Императорского канала. После того как я… позаимствовал бумажник, я отправился навестить свою матушку. Она живет за Джентльменской улицей.

– А я-то думал, твоя матушка скончалась. По крайней мере, раз сто.

Ловкач нетерпеливо отмахнулся.

– Господин Декок, это же работа. Без дураков. Я обожаю свою матушку, и она все еще в добром здравии. В бумажнике господина Хофмана были почти две сотни. Совсем неплохо. Вот я и подумал: пусть старушка получит подарок на Рождество. Ну, сказано – сделано. Я пробыл у мамаши, как минимум, пару часов. А по пути домой решил проверить парковку на Императорском канале. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, верно? В общем, в одной тачке я приметил сумочку – она лежала на заднем сиденье. Я попробовал дверцу – так она даже не была заперта. Ну и что мне оставалось делать? Я просто-напросто не мог ее там оставить! Это было бы как-то даже не по-людски…

– Ладно, допустим. Что было потом?

– Ну, ясное дело: достал бабки из сумочки, пересчитал. Там было не шибко много – всего несколько гульденов. Разгуливать с чужим бумажником мне беспонтово, поэтому я положил его в сумку и оставил ее у подъезда. Смекнул, что рано или поздно их найдут. Зачем бросать в канал? Вдруг людям понадобятся документы? Мне-то они ни к чему.

– Какое редкое благородство! – осклабился Декок.

– А что, нет?! – возмутился Хенки. – Так и есть. Зачем мне создавать лишние проблемы людям? Бабки я стырил, а больше ничего и не надо.

– Ты можешь показать, где стояла машина?

– Какая машина?

– Та, из которой ты стащил сумочку!

– Ах да, конечно! Я точно помню место.

– Превосходно, просто превосходно! Скоро мы туда и отправимся.

В этот момент на пороге кухни появилась молодая женщина с горкой поджаренных до золотистой корочки корнуольских цыплят на большой круглой тарелке.