Текст книги "Гражданский спецназ"

Автор книги: Альберт Байкалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Некоторое время ему казалось, что он падает с огромной высоты, одновременно вращаясь.

Собравшись с силами, он сел.

Результаты визуального осмотра его попросту ошеломили. Скорый даже мотнул головой, из-за чего новый приступ головокружения свел все его старания на нет. Он вновь оказался в горизонтальном положении. Вторая попытка перебороть гравитацию увенчалась успехом.

Для него, умудренного опытом, не раз вступавшего в конфликты с законом, не составляло особого труда даже в состоянии полнейшей дезориентации понять, что на этот раз он проснулся в камере временно задержанных, а попросту в обычном «обезьяннике».

Словно в подтверждение его мыслей, в углу на грубо сколоченном из досок топчане зашевелился еще один человек. Что-то пробормотав, он затих. Сначала Вадим хотел растолкать его и узнать, что это за отделение, но затем передумал. Страшно хотелось пить. Но еще больше хотелось выяснить, каким образом он здесь очутился.

От коридора камеру отделяла решетка из стальных прутьев. Услышав доносившиеся оттуда голоса, Вадим встал и, опираясь о стенку, подошел к ней.

Он прекрасно помнил, как выпивал в компании с Лучком на кухне у себя дома. Потом… Потом стол, кухня, лицо Лучка постепенно превращалось в какой-то темного цвета пластилин, и все. Сильно болел лоб. Пощупав его, он обнаружил длинную коросту, которая кровоточила.

– Черт побери, что я мог натворить? – с ужасом прошептал он, глядя на стоящего недалеко от камеры милиционера, о чем-то беседующего через окошко с дежурным. И окликнул: – Командир!

– О! – обрадовался сержант. – Ожил Джеймс Бонд!

– Командир, воды дай, – едва слышно просипел Скорый, чувствуя, как земля вновь начинает уходить из– под ног.

– Что, головка болит? – Милиционер улыбнулся. – А во рту ка-ка?

Тем не менее он взял пластиковую бутылку из—под минеральной воды и подошел к ограждению.

– Плохо, да? – участливо спросил он, весело глядя на Вадима. – Меняю бутылку теплой воды из—под крана на информацию, кого ты сегодня хлопнул.

– Кого хлопнул? – переспросил Скорый.

– Не хочешь говорить, не надо. – Милиционер развернулся, сделав вид, что уходит.

– Кончай издеваться, – прохрипел Скоробогатов, протягивая сквозь прутья руку.

– Ладно, пей, – сжалился блюститель порядка. – Что, действительно ничего не помнишь?

– Не-а, – на секунду оторвавшись от горлышка, простонал Вадим. – Ничего.

– Плохи твои дела, брат. Очень плохи. Лучше, конечно, вспомнить, как ты посреди города на тротуаре с пистолетом в руке заночевать собрался.

– Да ты что! – Глаза у Скорого округлились. – С каким пистолетом?

Всосав в себя почти полтора литра воды, он тяжело дышал.

– Тебе видней.

Блюститель порядка забрал бутылку и, потеряв к нему всякий интерес, отправился прочь.

Усевшись на нары, Скорый принялся напрягать мозги, которые, казалось, превратились в какую-то болезненную субстанцию.

Он ровным счетом ничего не мог понять. Вновь и вновь прокручивал в голове все события, предшествовавшие забытью, но добирался по закоулкам сознания лишь до того места, как, пытаясь выйти в туалет, вдруг почувствовал головокружение.

Стоп! Раньше такого с ним никогда не бывало. Пол, словно палуба корабля, резко ушел из-под ног… Лучок. Виски… Неужели Лучок усыпил его, а потом сдал ментам? Зачем… Чушь какая-то.

В камере временно задержанных не было окна, но по тому, как чаще стали хлопать двери, по все усиливающемуся шуму и оживлению Вадим понял, что близилось начало рабочего дня.

В неведении прошло несколько часов… Наконец к камере подошел уже знакомый сержант в сопровождении еще одного милиционера. Погремев ключами, он открыл дверь. Как ни странно, на него сразу надели наручники и, проведя через коридор, завели в небольшую комнату. Стул. Стол. Небольшой шкафчик. Маленькое окошко с решеткой и тусклая лампочка под потолком.

Милиционер достал из шкафа шнурки от кроссовок и часы, положил на стол.

– Твое?

– Мое, – ответил Вадим и провел рукой по шее, в надежде нащупать золотую цепь. – Больше ничего не было?

– Ствол тебе отдадут позже, – съязвил сержант. – Давай распишись. Он протянул ему листок с описью его вещей.

– Ты садись, – похлопал его второй по плечу, указывая на стул, вмонтированный в пол, – с тобой еще дежурный пообщается. У нас на тебя никаких данных нет.

Вадим подчинился.

Вошел старший лейтенант и уселся напротив.

Брезгливо посмотрев на него, достал ручку:

– Фамилия, имя, отчество, адрес и место работы.

Вадим принялся отвечать, однако, назвав свои данные, замолчал.

На остальные вопросы типа «Как вы оказались во дворе дома номер четыре по улице Гагарина?» или «Откуда у вас пистолет и с какой целью он находился у вас?» Вадим сам бы хотел получить ответы.

Больше всего он боялся, что поблизости от того места, где обнаружили его, всплывет трупик.

* * *

– Как встретили дома? – Не выпуская руки Антона, протянутой для приветствия, Навродский, хитро улыбаясь, заглянул ему в глаза. – Небось жена изнасиловала?

– После такой диеты, – Филиппов невесело усмехнулся, – трусы снять тяжело, не то что на бабу залезть.

Геннадий рассмеялся.

– Ничего, сейчас откормишься. – Лицо его сделалось озабоченным. – Ну, а если серьезно, не ругалась?

– Да нет, что ей ругаться, спросила только, почему такой тощий и совсем не загорел.

Они рассмеялись. Не желая беспокоить кормящую мать, Антон скрыл истинную причину своего исчезновения.

Регине пришлось объяснить, что он откликнулся на просьбу бывшего сослуживца, позвонившего аж из-под Сочи с просьбой помочь в строительстве дома, заодно отдохнуть, благо море в двух шагах.

Однако Антон понял по ее поведению, что она не до конца поверила в это. Но с расспросами не приставала, и это его вполне устраивало.

Вечерело. Лето вступило в свои права. От прогретых солнцем зданий отдавало теплом, как от огромных печей. Навродский с Филипповым не спеша шагали вдоль по улице, ведущей к Волге. Уже между домами было видно голубую гладь великой реки.

– Я тебе не успел сказать, – глядя себе под ноги, заговорил Антон. – Когда мы приехали по вызову на квартиру Скоробогатова, там находился его друг, который и обнаружил якобы его в невменяемом состоянии. На полу кухни было разбито две рюмки, хотя этот парень сказал, что со Скорым он не пил. Кроме этого, беспорядок, царивший в комнатах, был неубедителен.

– Как это? – Геннадий остановился и удивленно посмотрел на Антона.

– Видишь ли, – Филиппов на секунду задумался, восстанавливая картину погрома, – во-первых, этот дружок утверждал, что Скорый пытался разжечь костер, используя штору с окна. Так вот, штору ему как бы удалось зажечь, но, что странно, при этом абсолютно не пострадал ковер. Кроме того, в ванной я обнаружил немного сажи.

– Ты хочешь сказать, что все подстроено?

– Именно. Взять ту же мебель. Она сильно повреждена, а между тем от соседей не поступало никаких жалоб. Ее что, осторожно ломали?

– Понимаю, – кивнул головой Геннадий. – А что за парень, ты не узнавал?

– Оттуда отец Скоробогатова с нами ехал. Я его расспросил. Это был Лузин Игорь. Живет на Тухачевского. Я даже телефон его запомнил.

– Отлично! – Геннадий не без восхищения посмотрел на Антона. – А кто-то еще скулил, что навыков оперативной работы нет. Что бы я без тебя делал. Теперь у нас еще один фигурант появился!

– Я подозреваю, что в шайке Бобра он теперь займет главенствующую роль, – сказал Антон.

– Почему ты так думаешь?

– Курмачов сказал, что Скоробогатов командовал парадом, когда он бомжа мочил, Бобров лишь наблюдал. По крайней мере, отморозки слушались Скорого и все, что он говорил, выполняли.

– Значит, он не поладил с Бобром, и тот решил его убрать, – задумчиво произнес Навродский. – А Лучок этот случайно не со стороны?

– Нет, – Антон отрицательно покачал головой.

– Тебе не кажется, что твое исчезновение из профилактория в один день с этими субчиками может вызвать подозрение у Бобра? – В голосе Геннадия послышались нотки тревоги.

– Даже если так, что это ему даст? – удивился Антон. – Я же по другим документам лежал.

– Лучок тебя видел, – напомнил ему Геннадий.

Антон отмахнулся.

– Ну и что с того? Что, Бобер фоторобот будет составлять?

Перейдя через дорогу, они оказались на набережной. Навродский оглядел раскинувшийся внизу пляж, заполненный загорающими. Несколько отчаянных мужиков, видимо, согретых изнутри, уже купались.

– Я в прошлом году ни разу не окунулся, – с сожалением вздохнул он, – с этой работой. Потом еще Оксанка… Так закрутился, что не заметил, как и лето пролетело.

– Да и я тебе хлопот прибавил тогда, – напомнил Антон.

– Какие это хлопоты по сравнению с крушением семейного корабля. – Геннадий задумался на минуту, положив локти на бетонные ограждения пляжа, затем с горечью усмехнулся. – В один день, как обухом по голове.

Антону оставалось лишь молча посочувствовать другу. Он не понаслышке знал о том, что сейчас испытывает Геннадий, мысленно вернувшись назад, в злополучный промозглый ноябрь прошлого года, когда судья бесстрастным голосом объявил о расторжении брака между Оксаной и Геннадием Навродскими. Причина была банальна – измена. Но если у Антона первый брак распался из-за неверности жены, то в случае с Геннадием, как сам он любил выражаться, косяков напорол он.

– Может, еще вернется? – вырвалось у Антона.

– Оксанка? – Геннадий покачал головой. – Эта никогда. У нее или пан, или пропал. Знаешь, – Геннадий проводил взглядом несущихся над водой чаек и вздохнул, – во время общения с Пешехоновой в «Европе» я неожиданно понял, что не играю роль воздыхателя.

Антон с удивлением и даже опаской уставился на него:

– Понравилась?

– Не то слово, – вздохнул Геннадий и, оттолкнувшись от барьера, побрел вдоль по набережной.

Озадаченный таким известием, Филиппов двинулся следом.

– Слушай, мне эта новость не принесла радости.

– Мне тоже, – усмехнулся Геннадий. – Но ты не переживай, я не тот человек, который на первое место ставит чувства, а на второе долг и порядочность. Любовь можно задавить в себе, хотя, конечно, это намного страшней, чем пережить наркотическую ломку…

Глава 8

Минуло два дня с того момента, как Вадим Скоробогатов пришел в себя в камере временно задержанных, а казалось, что прошла целая вечность.

Здесь, в СИЗО, куда его перевели, Скорый не переставал ломать голову над тем, как он оказался с оружием в городе.

Самым непонятным во всей этой истории было то, что по протоколу и вопросам, которые ему задавали, у него был обнаружен пистолет Макарова, тогда как на самом деле дома, под ванной, хранился «ТТ».

Значит, ствол ему подбросили. Зачем и кто? Здесь было два варианта: первый – его все-таки подставил Лучок, второй – ствол подбросили менты. Автоматически возникала целая гора неясных моментов.

В камере, рассчитанной на двадцать человек, было гораздо больше. Многим ожидающим окончания следствия или суда приходилось спать в две смены. Но то были люди, попавшие сюда случайно. Один, по пьяной лавочке приревновав жену к собутыльнику, не соотнес вес табуретки с весом статьи о нанесении тяжких телесных повреждений, другой поздно затормозил перед перебегающим улицу пешеходом, третий, похваставшись дедовским ружьем, забыл, что оно заряжено, и оставил сиротами троих детей соседа. Всех их объединяло одно – случай.

Эти люди всячески избегали конфликтов с другой категорией подследственных, с теми, для кого время, проведенное в стенах исправительно-трудовых учреждений, равносильно трудовому стажу.

Несмотря на то что Вадим впервые столь серьезно залетел, он причислил себя ко второй категории и в первый же день свалил на пол мирно спящего увальня, заняв его место.

Посопев, парень, который попался на краже свиньи со свинофермы, стерпел обиду и больше не претендовал на собственную шконку.

Наибольшим авторитетом среди всех как по числу ходок, так и по своим физическим данным был тридцатипятилетний здоровяк Мамай. После пятилетнего перерыва ему вновь предстояла ходка за грабеж, и, несмотря на то что две предыдущие она могла перекрыть по длительности вдвое, особо он не волновался.

Подогреваемый с воли подельниками, этот человек не знал нужды ни в харчах, ни в куреве, а по тому, как вечером у него начинали блестеть глаза, а движения становились вальяжными, можно было предположить, что и с ширевом у него дела обстояли благополучно.

Большую часть времени он проводил за игрой в карты с двумя татарами Вилей и Рустом, и хотя у обоих были имена Рустам и Ренат, даже знакомясь, они называли себя по кличкам.

Остальная масса ожидающих своей участи подследственных состояла из подобных Скорому молодых и сильных мужчин, порожденных рыночной экономикой рэкетиров, директоров воздушных фирм и прочих любителей легких денег.

Все три категории относительно мирно сосуществовали в этих стенах в ожидании решения своих судеб.

Вадим сидел на кровати, прислушиваясь к тому, как желудок с недовольным урчанием усваивал непривычный для него обед, состоящий из какой-то желтой похлебки, отдаленно напоминающей гороховый суп, и овсяной каши, которую, по примеру старожилов, он смешал с первым. Неожиданно открылась дверь камеры, и вошедший надзиратель назвал его фамилию и имя.

Его во второй раз за двое суток вызывали на допрос. Отчасти он был этому рад. Многие из здесь сидящих неделями ждут первой аудиенции, мучаясь в неведении.

Вчера он уже познакомился со своим следователем, которая вела его дело. Представительная дама в очках даже вызвала у него симпатию. Она не повышала голоса, не угрожала и как будто поверила в откровения Вадима. Он даже высказал предположение, что обнаруженный у него ствол он мог по пьяному делу случайно найти или отобрать у подростков. Просто алкоголь стер из памяти эту мелочь, и все тут.

На этот раз Ольга Дмитриевна была в форме. Это делало ее намного строже. Войдя в комнату для проведения допросов, Вадим поздоровался и улыбнулся.

– Что, гражданин Скоробогатов, весело? – Она посмотрела на него холодным, колючим взглядом, от которого ему стало не по себе.

«Вот что делает с человеком форма», – подумал он, выполнив ее требование сесть на табурет по другую сторону стола.

– Что-то вы сегодня не в настроении, – попытался он наладить контакт.

– Какое может быть с вами настроение? – Она достала сигарету и закурила. – Ну что, дальше мне будешь сказки рассказывать или начнешь наконец правду говорить?

Она посмотрела ему в глаза, и неожиданно он увидел в них злорадную усмешку.

– Я все вчера рассказал, – пожал он плечами. – Могу повторить. Добавить нечего.

– Зато у меня есть. – Она выдержала паузу, словно давая ему возможность заговорить первым, и, не дождавшись, вздохнула: – Вчера у вас на квартире был произведен обыск.

Внутри у Скорого от этих слов все сжалось.

– И что? – не удержавшись, спросил он.

– Вы мне еще вопросы задаете? – фыркнула она. – Как вы объясните появление еще одного пистолета, системы «ТТ», обнаруженного в ванной комнате вашей квартиры?

– Подкинули или от старых жильцов остался, – не моргнув глазом, ответил он. – Я под ванну не заглядывал.

– Я другого объяснения и не ожидала, – она усмехнулась, записывая его ответ. – Вот вы говорите, были в состоянии сильного алкогольного опьянения?

– Ну да, – кивнул он головой, еще не понимая, зачем она это спрашивает. – И ничего не помню.

– Это подтверждает и ваш отец вместе с гражданином Лузиным. Но тогда объясните, каким образом в таком состоянии вам удалось покинуть закрытое медицинское учреждение?

– Не понял? – Вадим неподдельно удивился.

– Как вам удалось бежать с Ясной?

От этого вопроса его бросило в жар. Наконец до него дошло! Бобер, Лучок… Виски.

– Черт! – Он вскочил со своего места, чем не на шутку испугал женщину, рука которой уже метнулась к кнопке вызова находящегося за дверями надзирателя.

Спохватившись, Скоробогатов сел.

– Что-то ты очень эмоциональный сегодня. – Ольга Дмитриевна подозрительно посмотрела на него. – Каким, интересно, будешь после опознания и очной ставки.

– Какой еще очной ставки? – Он перевел на нее полный непонимания взгляд.

– А ты хороший артист. – Она покачала головой. – Опьянение усугубляет вину.

Она вызвала надзирателя.

Предчувствие чего-то страшного совершенно выбило его из колеи.

Он прошел по коридору вслед за шедшей впереди него следователем в какое-то небольшое помещение, похожее на то, где его только что допрашивали.

На скамейке, вдоль стены, сидело несколько мужчин его возраста. Его посадили вторым с краю от входа.

– Введите потерпевшую, – как в тумане, прозвучал бесстрастный голос.

Открылась дверь. Вошедшая девочка-подросток, бегло оглядев сидевших, уверенно указала на него рукой.

Словно откуда-то издалека Скорый слышал голоса, но не мог разобрать смысла слов. Их заглушал крик отчаяния в его сознании. Не может быть!

Переступив порог камеры и поймав на себе десятки осуждающих, презрительных и брезгливых взглядов, по воцарившейся тишине он понял, что здесь все уже все знают, наверняка знали раньше, просто, ожидая очной ставки, не подавали виду.

– Ну, что скажешь? – обернулся в его сторону Руст и, брезгливо скривившись, ухмыльнулся: – За взлом мохнатого сейфа попал, а быка из себя здесь корчил. Отвечать придется.

– Мы из этого быка быстро телочку сделаем, – оголил в похабной улыбке гнилые зубы Виля.

– Это подстава, – едва слышно выдавил из себя Скорый, не в силах сделать и шага по камере в новом качестве.

Он опустился на корточки, обхватив голову руками.

– Заткни хайло, – подал голос Мамай. – Оно теперь у тебя не только для того, чтобы говорить.

Раздался дружный хохот. Скорому окончательно стало нехорошо.

* * *

Лучок посмотрел на часы и, недовольно поморщившись, сплюнул через опущенное стекло окошка. Ему уже осточертело ожидание, в котором он провел почти полдня. Вся тягомотина заключалась в том, что сначала он привез и высадил недалеко от дома Курмачова Кошку, в миру – Котову Людку. Зарабатывающая на жизнь своим телом, девушка должна была представиться дальней родственницей доктора, приехавшей из глубинки поступать в один из вузов, и попытаться через соседей выяснить, куда он мог уехать. Для правдоподобности он даже снабдил ее двумя увесистыми хозяйственными сумками и пакетом, предварительно забив их всяким хламом для придания им объема. Пришлось потрудиться и над внешностью, заменив дорогой макияж на более дешевую тушь для ресниц и ширпотребовскую косметику.

Вызывающий «прикид» уличной шлюшки ей пришлось поменять на мешковатые джинсы, футболку и поношенные кроссовки.

Уставший вид, как результат бессонной ночи, проведенной в обществе сразу троих водителей троллейбусного депо в комнате общежития, видимо, в складчину оплативших Людкины услуги, наводил непосвященного на мысль о ее длительном путешествии и мытарствах у железнодорожных касс вокзалов.

Сейчас он «зарядил» ее к главврачу наркодиспансера на Ясной и уже битый час ожидал возле проходной.

Наконец она появилась. Взъерошенная, вспотевшая, Кошка едва передвигала ноги, волоча за собой муляж дорожного скарба.

– Ну что? – высунулся он в окошко, и не помышляя выйти и помочь ей уложить вещи в машину.

– Чего, чего! – зло бросила она, втискиваясь вместе со своим багажом на заднее сиденье «Нивы». – Главного замучилась ждать. Как раз обход был. – Она вытерла ладонью со лба пот и достала сигареты. – В общем, он ничего не сказал толком. – Она прикурила сигарету и, скользнув взглядом по лицу Игоря, раздосадованного известием, улыбнулась: – Но мы не привыкли отступать! Гони бабки.

Лучок покосился на протянутую ладонь, затем перевел взгляд на Кошку.

– Говори, не мни сиськи.

– Сначала бабки.

Чертыхнувшись, он вложил ей три сотенные купюры казначейства Российской Федерации, которые тут же исчезли в многочисленных карманах ее штанов.

– Я уже собиралась возвращаться, когда меня, расстроенную, замученную, медсестра увидела. Хорошенькая такая, – протянула она. – Я ей в халат и поплакалась, мол, дядя Эдик не встретил, я одна в незнакомом городе, совсем погибаю…

– Короче можешь? – оборвал ее Лучок, поворачивая ключ в замке зажигания. – На хрена мне твои вступления о хорошеньких медсестрах. – Он покосился на нее в зеркало заднего вида. – Ты мне адрес давай!

– Вкусы у вашего доктора хорошие, – вздохнула она. – Этот так называемый мой «дядя» ее пару раз трахать в Обшаровку возил. Там у него родственник. Зовут Евгений Николаевич, а фамилия такая же, как и у племянничка, – Курмачов.

Лучка известие не обрадовало. По крайней мере внешне он это никак не показал. То, что Курмачов нашел пристанище в какой-то там Обшаровке, было написано на воде вилами.

– Не пойму, чего ты радуешься? – Он бросил брезгливый взгляд на свою помощницу. – Вдруг его там нет.

– Радуюсь я тому, что хоть какие-то бабки срубила, а по поводу его местонахождения говорю: там он.

– Откуда такая уверенность? – удивился Лучок, чувствуя, что Кошка оставила какую-то еще информацию на десерт. И не ошибся.

– Все та же медсестра и проговорилась.

– Как?

– Сначала она юлила, будто, мол, не уверена, то да се, а потом, когда поняла, что мне ночевать негде, предложила завтра вместе съездить и ключи от квартиры у него взять. – Кошка усмехнулась. – Испугалась, что стеснять буду. Она к нему на случку собирается. Эдика его кобелиная сущность подвела. Он ей сегодня ночью позвонил.

– Ладно, кончай базар. – Лучок включил магнитолу. Салон машины вздрогнул от излияний Горбуна Эсмеральде.

Чертыхнувшись, он принялся щелкать кнопками автоматической настройки частоты, вслух матеря Дюма.

Смех Кошки привел его в замешательство.

– Ты чего? – недоуменно глядя на хохочущую девушку в зеркало заднего вида, спросил он. В него даже закралось подозрение, не разыграла ли она его с адресом доктора.

– Да ничего, – сквозь смех, вытирая слезы и размазывая тушь, выдавила она. – «Собор Парижской Богоматери» Виктор Гюго написал.

Ничего не понимая и уже с испугом глядя на ее отражение, он принял вправо и остановил машину.

– Слышь, дура, какая Богоматерь?

– Эсмеральда и Горбун – это герои романа Виктора Гюго!

– Откуда знаешь? – еще не совсем понимая причину ее веселости, машинально спросил он.

– Я в прошлом году филологический факультет закончила, – уже окончательно взяв себя в руки, ответила девушка.

– Слушай, – наконец поняв, в чем дело, взревел он, – хватай свою рухлядь и вали отсюда…

* * *

– Шалава ни о чем не догадалась? – Бобер вопросительно уставился на Лучка.

– Какая? – Тот не понял сначала о ком речь, но, спохватившись, отрицательно покачал головой. – Кошке я сказал, будто этот дядя деньги должен, вот и прячется. Да она в любом случае молчать будет, не первый раз замужем…

– По мне хоть десятый. – Александр Михайлович встал с кресла и, подойдя к окну, задумчиво посмотрел на вечереющее небо. – Сколько до этой деревни ходу?

– Часа два, – пожал плечами Лучок. – Может, чуть больше.

Игорь уже направлялся прочь, когда Бобер, словно что-то вспомнив, неожиданно окликнул его:

– Волына, между прочим, твой косяк со Скоробогатовым почти ликвидировал.

– И как ему это удалось сделать? – В глазах Лучка появился интерес и разочарование одновременно.

Еще бы! Не просто так Бобер его уколол тем, что у Волынкина дела идут лучше. Это был своего рода упрек.

– Приедешь из Обшаровки, узнаешь, – вполне дружелюбно улыбнулся Александр Михайлович и, давая понять, что больше не задерживает, кивком головы указал на дверь.

Сбежав по лестнице, на ходу ломая голову, каким образом Волына достал Вадима за стенами СИЗО, на выходе из офиса он лоб в лоб столкнулся с Пасесеевым.

– Ты куда? – Лучок удивленно уставился на этого амбала, который при виде его почему-то стушевался. – Я же велел в машине меня ждать, – уже с угрозой в голосе напомнил он Пасику свой последний приказ.

– Понимаешь, Лук, – Олег отвел взгляд в сторону, – мужики беспокоятся…

– Какие мужики? – Игорь бросил по сторонам настороженный взгляд. Они стояли на тротуаре прямо у центрального входа в офис «Нефптона». Ему даже показалось, что он чувствует, как Бобер из окна смотрит ему в спину злым, колючим взглядом. Только сегодня он сказал ему, чтобы ни Лучок, ни тем более его люди без надобности не мельтешили возле его апартаментов, посетовав на смутные времена.

– В общем, не укладывается у нас в голове история со Скорым, – собравшись с духом, Пасик посмотрел Лузину прямо в глаза.

– Так, – протянул Игорь, – и тебя, стало быть, делегатом за объяснениями к Бобру отправили?

Внутри у Лучка все заклокотало. Если еще утром он чувствовал себя не вполне уверенно, объясняя своим браткам ситуацию, из-за которой «списал» себя его предшественник, то сейчас Игорь уже был убежден в своей власти над этой командой. Он получил серьезное задание решить судьбу человека. Бобров выделил его из их компании, значит, был уверен в его преимуществах перед остальными. Пойти на попятную сейчас, позволить этому увальню усомниться в нем и допустить контроль за своими действиями – значит, потерять и без того пока еще слабый авторитет как в глазах Бобра, так и перед братками.

Подойдя вплотную к Пасику, он зло посмотрел ему в глаза.

– В машину, – сквозь зубы, не разжимая челюстей, прошипел он. – Потом поговорим.

Обескураженный Пасик подчинился.

В Обшаровку решили ехать двумя машинами. С полчаса назад уехали Коробок и Жгут. Загрузив в багажник рыболовные снасти и палатку, они не поленились прихватить несколько бутылок «Столичной», как выразился Жгут, «для убедительности».

До этого никто из команды Лучка в этом селе не был, поэтому до приезда основной силы Коробок и Жгут должны были узнать, есть ли в деревне участковый, где проживает Курмачов, находится ли он в настоящий момент дома, а не отправился с ночевкой куда-нибудь удить рыбу. В общем, провести детальную разведку, после чего вернуться обратно. Особенно Лучка интересовала телефонная связь. В стране, потрясенной сериями терактов, проводилась операция «Вихрь-антитеррор», и под эту марку менты иногда проявляли невиданную расторопность, являясь на место через минуту после какого-нибудь выстрела.

Усаживаясь за руль своего внедорожника, Лучок почувствовал себя немного неуютно. Боковым зрением он заметил, как Пасик и сидящий на заднем сиденье Витас многозначительно переглянулись.

«Витас – отмороженный до мозга костей, – мелькнула у Лучка нерадостная мысль. – Не накинул бы удавку по ходу дела или перо в бок не сунул».

Он понимал: с таким настроением ехать на дело – значит, заранее его наполовину завалить.

Нужно раз и навсегда положить этому конец. Он развернулся вполоборота на сиденье так, чтобы видеть двух своих пассажиров:

– Давайте сразу договоримся: кто чем-то недоволен, скажет сейчас. Не надо за моей спиной интрижки крутить.

– Интрижки, не интрижки, – заговорил Витас, – но мне лично в непонятках надоело быть.

Он провел рукой по своей бритой голове и, словно убедившись, что волосы еще не отросли, метнул на Лучка недовольный взгляд.

– Ты нам с утра одно задвигал, на деле все совсем не по-твоему выходит.

– Ты это о чем? – не понял Лучок, чувствуя, как решительность сменяется неуверенностью и беспокойством.

– Да все о том же, – заговорил Пасик. – По-твоему выходило так, будто Скорый с лепилой в бега подались?

Лучок кивнул головой:

– И сейчас так выходит. Не понимаю.

– А чо тут понимать? – Витас начал злиться, это чувствовалось по его голосу, из-за которого ему и дали кликуху известного исполнителя песен.

В возбужденном состоянии, говоря на повышенных тонах, он срывался на фальцет.

Витас посмотрел на Пасика, словно ища в этой груде мышц поддержки, затем снова перевел взгляд на Лучка:

– Скорый в ментовке позавчера был, а сейчас его уже в СИЗО перевели. Не улавливаю я что-то здесь никакой логики. Или Бобер мутит, или ты отсебятину порешь.

– Вот сейчас мы и едем разобраться с доктором в деталях, – усмехнулся Лучок. – А чтобы ты меня больше ни в чем не заподозрил, будешь сам с ним разговаривать. Мне, между прочим, тоже на некоторые вопросы хотелось бы получить ответы.

С этими словами он наконец завел машину, и они тронулись в путь.

Выехав из города, примерно на полпути до намеченной цели свернули на проселочную дорогу и, немного проехав по ней вдоль леса, остановились. Лучок вышел из машины и огляделся. Затем вопросительно посмотрел на своих попутчиков, которые последовали его примеру:

– Вроде здесь?

Пасик утвердительно кивнул головой:

– Ошибиться трудно. Граница поля и леса – на полпути к Обшаровке. Рядом высоковольтная линия. Короб сказал, похожих мест больше нет.

Перекурив, они установили другие номера на машину и принялись ждать Коробка и Жгута с вестями.

Уже совсем стемнело. Все реже проносились по шоссе автомобили, вырывая светом фар стоящие вдоль дороги деревья.

Лучок начал волноваться. Неужели он что-то напутал и Коробок ждет его в другом месте? Игорь посмотрел на Пасика. Подняв воротник легкой куртки, тот дремал, изредка хлопая на себе комаров, набившихся в салон. Витас молча курил, выпуская дым через едва приоткрытое окошко.

Неожиданно одна из проносившихся машин, притормозив, свернула с шоссе и направилась в их сторону.

Несмотря на то что марку машины невозможно было разобрать по свету фар, Лучок узнал «девятку» Коробка по звуку.

– В общем, так, – Жгут достал сложенный вчетверо тетрадный листок и, расправив его на капоте, осветил зажигалкой, – деревня большая. Дом, где остановился лепила, мы нашли быстро. У него дядька большое хозяйство держит, что-то вроде фермера. Живет недалеко от центра, – он ткнул пальцем в один из квадратиков, нарисованных шариковой ручкой: – Это магазин, а через один дом его фазенда. Найти его труда не составит. Там таких навороченных домов мало.

– Что за навороты? – не понял Лучок.

– Красный кирпич, два этажа. Забор бетонный. На крыше спутниковая антенна.

Витас присвистнул:

– Неплохо крестьяне живут.

– Он раньше ветеринаром работал, – уточнил Короб. – После того как колхоз развалился, свое хозяйство поднял.

– Он не крутой?

– Какой крутой?! – Жгут сплюнул. – Обычный работяга.

– Ладно, давай дальше, – поторопил его Лучок.

– Во дворе у него собаки, – вздохнул Жгут. – По-моему, две. Телефон есть. Это точно. В деревне и шериф местный живет.

– Участковый, что ли? – прищурился Лучок.

– Да, – подтвердил Короб, – он самый.

– Ерунда, – выдохнул Пасесеев. – Наверняка лох какой-нибудь.

– И еще, – Коробок внимательно посмотрел на Лучка, – у этого дяди дома целый арсенал охотничьих ружей. Мы с народом потихоньку пообщались, говорят, он заядлый охотник.

– Это дело осложняет, – кивнул Лузин. – Ну, ничего, прорвемся. Главное, собак успокоить.

– Нам с вами ехать? – поинтересовался Жгут.

– Сами справимся, – поморщился Лучок. – Вы уже там «засветились», поэтому давайте домой.

Узнав о том, что родственник Курмачова в прошлом был ветеринаром, он тут же придумал способ проникновения в дом.