Текст книги "Человек, который бросил Битлз"

Автор книги: Алан Уильямс

Соавторы: Уильям Маршалл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

Глава двадцать четвертая
Валет, гонки с Ринго, Рори и Силла Блэк

5 октября 1962 года БИТЛЗ выпустили свою первую с Брайаном сорокопятку «Love Me Do». Она вошла в таблицы популярности. БИТЛЗ готовились к прыжку на широкий экран мировой славы.

Брайан Эпстайн был в это время очень озабочен проблемой рекламы. Он плохо разбирался в этой стороне дела. Тогда он решил обратиться за помощью к моему приятелю Уильяму Маршаллу, ливерпульскому корреспонденту «Дейли Миррор». Он хотел предложить Вилли взять на себя рекламу БИТЛЗ.

Однажды в пресс-клубе раздался звонок. Это был Брайан. Не может ли Вилли зайти сегодня к нему в офис на Уайтчепел? Вилли не мог: он заканчивал обзорную статью об одном уголовном деле.

«С тех пор я жалею, что не пошел тогда к Брайану», – говорит Вилли. Сейчас он прозябает в лондонском предместье, забытый всеми, кроме своих, правда, многочисленных друзей. Еще один из тех, чей поезд ушел.

1 августа 1963 года я, Вилли и еще одни человек, имя которого я не хочу раскрывать, устроили крупнейшее шоу на открытом воздухе (бит-шоу). Мы сняли стадион «Стэнли» в Ливерпуле и пригласили Билли Джей Крэймера, Серчерз, Большую Тройку, Блюз Инк. Алексиса Корнера, Холлиз, Ли Кэртиса, Моджос, Рори Шторма с его Ураганами, Мерси Битс, Эрла Престона, Изи Битс, Санни Уэбба, Андэтейкерс (Гробовщики), Майка Сарна и Джона Лейтона. Боб Вулер был конферансье.

Наше шоу провалилось. Из-за плохой погоды пришло только 10 тысяч зрителей: слишком мало, чтобы покрыть наши расходы. Брайан Эпстайн не дал мне БИТЛЗ, потому что в тот день они должны были играть в Саутпорте. Да и не по карману мне они теперь были – если говорить откровенно.

Брайан приехал на стадион и стал все осматривать. У нас были бары, аттракционы, места для прогулок и усилители, которые разносили звук на многие мили вокруг.

«Ей-богу, Алан, это великолепно! Вот так и надо все делать. Просто здорово!» Он был в восторге. Глаза его аж сверкали. Он понял зрелищный и финансовый потенциал подобных шоу.

БИТЛЗ к тому времени были уже очень, очень популярны. Я часто с ними виделся, особенно с Ринго. Мы с ним частенько хаживали в «Клуб Валета». Валет, хозяин клуба, был негром – очень толстым и очень, очень опасным. Вокруг него всегда толпились жуткого вида типы – слуги, готовые по приказу хозяина на все, что угодно. Его уже нет в живых, и я могу рассказывать обо всем, не опасаясь за свою жизнь.

Валет был черным-пречерным: таким черным, что аж синим. Он восседал у огромного камина в баре, как король в своем маленьком замке, окруженный свитой из пьяниц, торговцев наркотиками, моряков, сводников и проституток. В конце каждой фразы он поворачивался к ним и говорил: «Я верно говорю, ребята?» И хор подхалимов всегда отвечал: «Верно, босс, верно!»

Это было очень опасное заведение, но мы с Ринго любили там бывать: нам нравилась его напряженная атмосфера и удивительные люди, которые там бывали.

У Валета играли некоторые мои группы, но недолго: место оказалось небезопасным и для музыкантов. Дело в том, что, когда в зале вспыхивала драка (а это бывало часто), Валет приказывал запереть все двери, после чего откидывался в своем кресле и в окружении своей шайки наблюдал за побоищем. Зрелище текущей крови (не своей, конечно) доставляло ему невыразимое удовольствие. Когда дым битвы рассеивался, двери снова открывались и пострадавшие выносились наружу, в ночной мрак. Веселые были времена.

Все это было ничто для шлюх и пьяных матросов: им даже нравились такие потасовки. Но, что касается музыкантов, они приходили туда, чтобы играть музыку, а не наслаждаться зрелищем бойни. К тому же, когда все двери запирались по приказу Валета, музыканты тоже оказывались запертыми, и тогда всякое могло случиться.

Я попросил Валета построить специальный запасной выход, чтобы мои ребята в случае чего могли через него смыться. Валет отказался, и тогда я увел оттуда свои группы. Однажды мы с Ринго крепко поддали у Валета, а потом решили продолжать в «Греческом клубе», что на Принсесс-авеню. «Спорим, что я первый туда приеду!» – сказал я, вызывая Ринго на спор. «О'кей, – сказал он. – Спорим на пятерку.» Ринго ездил на машине, которую нанял вместе с шофером. Мы выскочили на улицу. Ринго крикнул своему шоферу: «Гони! У нас пари.»

Я залез в свой «ягуар», и гонка началась. Мы мчались по темным улицам со скоростью, наверное, не меньше 90 миль в час. Я был такой бухой, что потерял дорогу. В своем районе! Вот до чего набухался.

Я подъехал к какому-то странному дому, который в своем обдолбанном состоянии я принял за «Греческий клуб». На мой стук никто не ответил. Я побрел назад через кусты и свалился. Трава была теплая и мягкая. Я свернулся калачиком, словно белка, и задремал.

Я спал, как убитый, до самого утра. Капли дождя падали мне на лицо. Ранние прохожие с удивлением взирали на странного субъекта, валяющегося в кустах. Ринго потом говорил мне, что изъездил всю округу, пытаясь отыскать меня. Они нашли мой автомобиль, но он был пуст: я был далеко в стороне и дрых в кустах.

Я помню еще одно происшествие, когда Валет был особенно не в духе. Истратив на выпивку все до последнего пенса, я, пошатываясь, побрел к камину, где, как обычно, восседал Валет в окружении своей свиты. Я попросил у него взаймы несколько фунтов. Он почему-то рассердился.

«Ни хуя не дам, вали отсюда!» В ответ я обозвал его нехорошим словом. «Что ты сказал?» – заорал он, и меня тут же окружили его прихлебатели. «Хана», – подумал я, и сердце у меня упало. И вдруг к нам подходят два мужика, крепенькие такие, как два домика. «Оставьте его», – сказали они. Угрожавшие мне гориллы отступили назад. Этих двоих, судя по всему, у Валета все знали и уважали. Затем один из моих спасителей (он заметно косил глазами и был бы забавен, если бы не был так страшен) сказал другому: «Принеси чемодан». Через пару минут тот принес черный кожаный чемоданчик и кинул его на стойку бара. Когда чемодан открыли, у меня глаза на лоб полезли: там лежали аккуратные стопки банкнот по 10, 5 и 1 фунту. Их были, наверное, тысячи. Тот, косоглазый, вынул 10-фунтовую купюру и протянул мне. «Отдашь, когда сможешь.» Совершенно незнакомый человек протягивал мне десятку!

Рори Шторм, один из зачинателей бит-революции, переживал тяжелые времена. Его группа распалась, и он долгое время ничего не делал. Правда, за это время он прошел курс лечения и избавился от заикания. Это позволило ему устроиться диск-жокеем на континенте. Но когда он там работал, умер его отец. Рори обожал отца и тяжело переживал его смерть. Он снова стал заикаться. Рори, такой всегда общительный, стал нелюдимым и замкнутым. Теперь он редко покидал свой дом («Штормград») в ливерпульском районе Бродгрин, где жил с матерью. В сентябре 1972 года Рори и его мать были найдены мертвыми в своих постелях. Смерть наступила от отравления барбитуратами и алкоголем.

Когда Рори был поп-певцом, он очень гордился своим умением вихлять и дрыгать ногами. Он умел так вибрировать левым коленом, что, глядя на это, девочки испытывали оргазм. И вот теперь он умер. О нем никогда не писали так много, как после смерти. Ему бы это понравилось.

Почему он убил себя? Все объясняется очень просто: он не мог примериться с тем, что БИТЛЗ взлетели к всемирной славе, а он упал в пропасть безвестности. «В чем дело, Алан? Как это случилось?» – спрашивал он меня. Я не мог ему объяснить. Судьба, везение – называй это, как хочешь. Кто-то идет вверх, кто-то падает. Такова жизнь. Он не мог принять эту философию. Сестре Рори, Айрис, повезло больше: она вышла замуж за поп-певца Шейна Фентона – теперь он выступает под псевдонимом Элвин Стардаст и очень, очень популярен. Айрис говорит про своего брата: «Им все восторгались, называли „Мистер Шоумэн“. И все же он был слишком ленив, чтобы чего-то добиться. Было время, когда Джордж Харрисон просился в группу Рори, но его не взяли: мальчику было всего 12 лет.»

«Ливерпульское эхо» сообщило о смерти Рори под крупным заголовком через всю полосу:

«СМЕРТЬ ЛИВЕРПУЛЬСКОЙ ПОП-ЗВЕЗДЫ».

Рори понравился бы размер шрифта.

Ринго, старый друг Рори, не пошел на его похороны. Когда я спросил почему он не был на похоронах Рори, он ответил: «При его рождении я тоже не присутствовал». Молодец, Ринго. Очень остроумно. Рори было 33, когда он умер.

В «Джакаранду» зачастила тоненькая девчушка, рыжеволосая, с торчащими зубами. Она приходила повидаться с подругой по имени Терри, которая гуляла с Адрианом Барбером из группы Кэсс и Казановы. Ее звали Силла Уайт. Вскоре она стала очень, очень большой звездой под именем Силла Блэк. Силла иногда пела вместе с группами, которые играли в «Джеке» и в «Голубом Ангеле». Мне она нравилась. Когда она пела, у меня по спине пробегали мурашки. Это я познакомил ее с Брайаном. Сначала он не хотел идти на встречу. Девочки были не по его части. Но я расхвалил Силлу до небес, и Брайан пришел. Он был очарован ее голосом, подписал с ней контракт и отправил в турне вместе с БИТЛЗ. Спустя неделю она уже была звездой. Силла работала гардеробщицей в «Пещере». Отсюда пошла легенда, будто Брайан ее там открыл. Это не так. А как было я уже рассказывал. Если говорить о поп-звездах, то они окружали меня со всех сторон. А я, дурак, не вцепился ни в одну из них.

В конце 1961 года Тэд Тэйлор (из группы «Кинг Сайз Тэйлор и Доминоз») и Адриан Барбер установили магнитофон в «Стар-клубе», когда там играли БИТЛЗ, чтобы записать их на пленку. Сначала они, конечно, спросили у Битлов, не возражают ли они. «О'кей, Тэд. Ставь пиво и валяй.» Тэд купил им пиво и врубил свой аппарат. За три-четыре сеанса записи в рождественские и новогодние дни Тэд записал музыки БИТЛЗ примерно на три часа. Он привез пленки в Ливерпуль и передал какому-то звукоинженеру, чтобы тот их смонтировал и пустил на рынок. Из этого, однако, ничего не вышло. Дом, где находилась студия, пришел в плачевное состояние, инженер переехал в другое место, а дом был заброшен. Он так и стоял, полуразрушенный, несколько лет. В 1972 году я случайно встретил этого инженера. Он сказал, что те пленки, возможно, все еще там, в полуразрушенном здании. Они действительно там оказались. Тэд Тэйлор обнаружил их на полу, среди кучи хлама.

Сейчас я пытаюсь подготовить эти пленки к выпуску, и уже говорил об этом с Джорджем и Ринго. Материала хватит, наверное, на два альбома. Это значит, что они стоят миллионов десять. Я живу надеждами.

На этих записях можно услышать, как Леннон зовет свою подругу Беттину, официантку «Стар-клуба». Там же Леннон в своей неподражаемой манере объявляет немцам очередной номер: «Этот номер в стиле ча-ча-ча, он посвящается Адольфу Гитлеру – „Till There Was You“.»

Они поют «Hippy Hippy Shake», «Roll Over Beethoven», «Twist And Shout», «A Taste Of Honey» – все хорошие вещи. Один номер называется «Shimmy Shimmy», но на пленке он слышится, как «Shitty Shitty», a «You Feet's To Big» слышится, как «Your Feet's Too Fuckin' Big». Очень смешно.

Хотите услышать старых БИТЛЗ?

Глава двадцать пятая
«Рубины? Рассказывай!» – «Тогда давай обратно!»

Не так давно я виделся с Ринго и Джорджем в «Эппл». Я притащил с собой дюжину бутылок особо крепкого пива. Джорджа и Ринго окружали очень дорогие и всесильные международные адвокаты.

«Пикантная сцена», – думал я, наблюдая за тем, как два ливерпульских парня уверенно держатся в этой ситуации. Я вспомнил далекие старые времена, когда они ежились от страха в присутствии какого-нибудь провинциального адвокатишки. И вот теперь они – мировые знаменитости, богачи, ворочающие миллионами.

Когда адвокаты уши, я поставил пиво в холодильник Джорджа, и мы сели поболтать. Я рассказал им про гамбургские пленки. Джордж пил вино, Ринго – виски, а я то и дело наклонялся к холодильнику и доставал свежее пиво.

Ринго проявил интерес к гамбургским пленкам. «Тогда гони монету», – сказал я. «Вот еще! Я знаю Тэда хорошо, он мне их и так отдаст», – сказал Ринго. «Чета с два! Они у меня. Дай мне несколько тысяч и можешь выпускать их на диске. Мы все на этом заработаем.» «Я не дам тебе денег», – отрезал Ринго. «Ты совсем не изменился, Ринго: как был, так и остался скрягой.» По-моему, Ринго это не понравилось. Джордж сказал: «Алан, мы разорены. Ты видел этих адвокатов? За одну короткую встречу они получат от нас 30 тысяч фунтов каждый.» «Что такое 30 тысяч для вас? Ничто! За эти годы вы заработали миллионы. Так что не надо этих песен, Джордж. Не забывайте, что я сделал для вас. Я помню, как вы прибегали в „Джек“ и выпрашивали у меня бутерброды с ветчиной.»

Но Джордж стоял на своем: «Хочешь верь, хочешь не верь, но мы почти банкроты. Группы, вроде Боуи и Гэри Глиттера загребают сейчас больше, чем мы получали за все годы. Брайан был плохим бизнесменом, и эти люди учатся на наших ошибках. Все, что мы зарабатываем, стекается сюда, а отсюда прямо в карманы сборщиков налогов. Помнишь бангладешский концерт? Так вот, мне только что пришлось подписать чек на миллион фунтов для британского правительства. Я позвонил Тони Барберу, Канцлеру казначейства. „Послушайте, что происходит? – говорю я ему. – Мы даем благотворительный концерт, а вы отнимаете всю выручку. Вы забираете больше, чем беженцы.“ Но Барбер считает, что все правильно. Британское правительство ограбило несчастных беженцев!»

В моей памяти всплыли картины прошлого: Битлы в «Джакаранде» на Слейтер-стрит обсуждают, хватит ли у них денег на бутерброды с джемом. Эх, а ведь сейчас я бы мог быть с ними и подписывать миллионные чеки британскому правительству. Эх, эх! Я потянулся за очередной бутылкой.

«Джизэс Крайст! – воскликнул я. – Миллион фунтов, черт тя дери! Повезло же вам. А я прошу какие-то жалкие пять тысяч за пленку, которая принесет вам всем миллионы.» «Слушай, Алан, – сказал Джордж. – Я охотно дал бы тебе пять тысяч прямо сейчас, но наши деньги заморожены. Никто не верит, но это чистая правда.»

Я был разочарован. Приехал в Лондон специально чтобы утрясти вопрос о гамбургских пленках, даже жене сказал: «Жди меня, Берил, с жирным чеком на 5 или даже 10 тысяч!» – и что же? Все без толку! «Да, хреновая история получается, – заскулил я. – Завтра у жены день рождения, и я надеялся вернуться с деньгами. Думал, отпразднуем по-божески. Посторонние люди выкачивают из вас деньги, а я – тот, кто дал вам этот старт – не получил ни пенса! Да если бы я тогда не отвез вас в Гамбург…» «Хватит! – оборвал меня Джордж. – Когда, наконец, все это кончится? Нельзя же без конца раздавать деньги направо и налево только за то, что кто-то там тебя знал и что-то для тебя сделал сто лет назад. Ты много сделал для нас, не спорю. Будь у меня 5 или 10 тысяч, я тут же бы отдал их тебе.» «О'кей, Джордж. Садись и пиши мне чек. Докажи, что не забыл старые времена. Поделись со мной своими миллионами.» Я допивал уже последнюю бутылку пива. «Нет, Алан, – сказал Джордж, – не могу. У меня нет с собой чековой книжки.» «Хитрая же ты бестия!» Джордж откинул свои длинные черные волосы, закрывавшие его иисусоподобное лицо, и сказал: «Протяни руку, Алан.» Я протянул руку. Что-то будет дальше? Джордж сунул руку в карман и вынул что-то такое, что производило хрустящий звук, как кукурузные хлопья, когда их трут друг о друга. Я подумал, что это шутка и хотел отдернуть руку. «Не бойся, Алан, – сказал Джордж. – Это не розыгрыш. Я хочу подарить тебе кое-что в память о тех днях, когда мы были вместе.» Он высыпал в мою ладонь горсть маленьких ярких камней. «Что это за штуки, Джордж? Они похожи на горелые орешки», – сказал я, хотя видел, что они сверкают на свету. «Это рубины, черт тебя дери! – сказал Джордж. – Неграненые рубины. Посчитай, их должно быть 16. Ну, считай же!» «Рубины? Рассказывай! – недоверчиво проговорил я. – Смеешься надо мной?» «Ну, тогда давай обратно, черт с тобой», – сказал Джордж и хотел отобрать у меня рубины. Но я вмиг сжал пальцы в кулак.

Рубины оказались настоящими. Я подарил их жене ко дню рождения. Выходит, что я все-таки не зря съездил в Лондон. Все-таки Джордж молодчина.

Джордж передал мне также записку для Берил (он ее хорошо знает). В ней говорится: «Дорогая Берил! Поздравляем тебя с днем рождения. Дай Алану пинка под зад. Благослови тебя Господь. Джордж Х. и Ринго С.»

Провожая меня, Джордж сказал служащему «Эппл»: «Надо было записать на пленку этот разговор с Аланом Уильямсом. Давно уже никто не осмеливался так нагло говорить с нами. Я думаю, нам это было очень полезно. Два года назад мы бы просто выгнали его в шею.»

Да, я всегда называл вещи своими именами. А сейчас мне случается это делать даже чаще, чем раньше. И теперь за это жуткие неприятности.

Заключение
Все холоднее на душе

Ну, вот и все… «Голубой Ангел» больше не принадлежит мне. Как, впрочем, и «Джакаранда». Мои деловые предприятия потерпели крах. Я вступил в полосу невезения.

На днях я ездил в Гамбург, ходил по Репербану и предавался воспоминаниям. Это было сентиментальное путешествие. Я взял с собой фигуру золотого ангела – старинная резная работа. Я зарабатываю тем, что хожу по заброшенным церквям, ищу интересные детали интерьера и продаю их. Для этого я и взял ангела с собой.

Я где-то потерял пальто. День был морозный, и я бродил по Гамбургу, дрожа от холода, прижимая к груди золотого ангела. Когда я шел по Репербану, меня кто-то окликнул.

«Алан Уильямс, если не ошибаюсь?» Передо мной стоял человек, с которым я был знаком в те далекие дни. «Он самый, – ответил я. – Вернее, то, что от него осталось.» «Что произошло между тобой и БИТЛЗ?»

Холодный ветер, казалось, проникал в мое сердце. Я еще крепче прижал своего ангела к продрогшему телу. Мне хотелось рыдать. Но я не из тех, кто плачет.

Может быть, завтра я буду плакать. Но не сегодня.