Текст книги "Луна в канун Гомрата"

Автор книги: Алан Гарнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Старое волшебство

– У Броллачана нет своей собственной формы, – начал Альбанак, – нет своего обличья. Поэтому он вселяется в других. Но ни один смертный не может этого долго выдержать: Броллачан слишком жестокий жилец. Вскоре тело принимает странные, не свойственные ему очертания, потом постепенно начинает истощаться, погибать, от него остается только оболочка, и Броллачан сбрасывает его, как змея – кожу, и намечает новую жертву. Мы успели вовремя со Сьюзен. Стоило оказаться возле нее чуть позже, и она увяла бы, как белая лилия на черном морозе. Сейчас она вне опасности, если только мы найдем ее.

– Но ты уверен, что это Сью спит там, наверху? Когда я вчера дотронулся до ее руки, это была вовсе не рука!

– Не беспокойся, – сказал Каделлин, – это, по-видимому, воспоминание о предыдущем теле, в которое он вселялся. Такое может случиться – сознание Броллачана довольно медленно перестраивается. Знаешь, как некоторые люди, у которых ампутировали руку или ногу, чувствуют боль в конечности, которой давно уже нет?

– Хорошо. Вы рассказали нам эти потусторонние вещи, – заметил Гаутер. – Но что это меняет? Сьюзен лежит там, в спальне, и разбудить ее невозможно. Что-то ведь надо делать!!!

Чародей вздохнул.

– Ответ мне неизвестен, фермер Моссок. Броллачан утащил Сьюзен из ее тела, и где она сейчас, мне никак не удается увидеть. Она вне действия моих чар. Нам придется призвать на помощь другие силы, чтобы отыскать ее. И пока она не найдена, тело девочки будет лежать здесь, и браслет Ангарад Златорукой не должен покидать ее запястья ни на одну минуту.

– Хоть бы он никогда не покидал ее! – сказал Альбанак. – Как только Атлендор отдал его мне обратно, я тут же схватил браслет и побежал к ней. Но, к сожалению, было уже поздно…

– А теперь скажите мне, – перебил Альбанака Гаутер, – сколько времени весь этот цирк будет продолжаться?

– Это не быстрое дело, – ответил чародей. – Недели, месяцы; будем надеяться, что не годы. Она далеко!

– Тогда, значит, надо, чтобы появился доктор, здесь и сейчас! – сказал Гаутер. – Хватит мне валандаться с вами!

– Фермер Моссок, ты только подольешь масла в огонь! – воскликнул чародей. – Неужели тебе еще не ясно? Это дело не для смертных, как бы они искусны ни были. Что случится? Ее отнимут у нас, и задача наша усложнится пятикратно.

– Но она должна оказаться в больнице, если это будет так продолжаться! Ей же, например, потребуется специальное питание!

– Нет. Мы берем это на себя. С нами она будет вне опасности. Фермер Моссок, самое худшее, что ты можешь сделать – это осуществить все свои планы. Опасность и для Сьюзен, и для нас возрастет непомерно, если ты не будешь следовать нашим советам.

Гаутер изучающе посмотрел на чародея.

– Ладно. Мне, конечно, все это не нравится, но я уже достаточно тебя навидался, чтобы понимать, что ты лучше меня разбираешься во всей этой белиберде. Ладно, я согласен. Сила солому ломит. Так и быть. Обещаю: если только Сьюзен не станет хуже, я ничего не предприму в следующие три дня.

– Три дня! – воскликнул Каделлин. – Очень мало что можно успеть за три дня!

– Это уж как угодно, – отрезал Гаутер. – Но будет так, как я сказал.

– Что ж, придется с этим согласиться. Надеюсь, что, подумав хорошенько, мы что-нибудь сможем сделать.

Чародей встал со стула.

– Колин, ты сможешь завтра в полдень быть у Золотого Камня? Тебе кое-что передадут для Сьюзен.

Колин свернул с дороги и пошел по тропе, вьющейся вдоль опушки. Слева от него росли дубы и сосны, справа раскинулись поляны и холмы. Вскоре он подошел к большому валуну из песчаника, лежавшему неподалеку от тропы. Этот валун и был Золотой Камень. Грубая обработка камня не позволяла заметить, что на нем еще сохранились следы древних орудий. Он не принадлежал к валунам Эджа, а явно был принесен сюда в какие-то давние времена для совершенно теперь уже забытых целей. Утекар и Альбанак сидели, прислонившись к нему спинами.

– Присаживайся, Колин, – сказал Альбанак. – Тут сухо. Как Сьюзен?

– Так же. Вы нашли, что может ей помочь?

– Не нашли, – ответил Утекар. – Хотя с тех пор, как мы расстались, покой бродил далеко от наших голов, а сон – дремал в стороне от наших глаз.

Он протянул Колину кожаную бутылку.

– Это вино со стола Ангарад Златорукой, обладающее множеством достоинств. Оно поддержит Сьюзен.

– Спасибо, – сказал Колин, – Но ведь вы собираетесь отыскать Сью, не правда ли? И в каком месте она может находиться? И как она может быть где-то еще, раз она спит в своей постели?

– Не буду обманывать тебя, – произнес Альбанак. – Сьюзен, которая сейчас спит в постели, – это Длина, и Ширина, и Высота. Но это еще не настоящая Сьюзен. Их двоих ты всегда знал за одну. Но Броллачан разрубил их, как остро отточенный топор разрубает чурку для растопки.

– Я считаю, – сказал Утекар, – да, я считаю, что Каделлину не найти ее.

– Нет, он должен найти и он найдет! – возразил Альбанак. – Я не предполагал, что тебя так легко запугать.

– Ах, ты меня не так понял! Я просто думаю, что Высокое Волшебство слишком высокое, чтобы решить такую задачу.

– Я не понимаю.

– Потому что чересчур стараешься. Немножко притормози свой быстрый ум, – сказал Утекар. – Подумай. Говорят, что меч Спящего в Фундиндельве может расщепить волосок, плывущий по воде, может пустить кровь из ветра. Но разве стал бы ты пользоваться замечательными качествами этого меча, чтобы, скажем, срубить этот дуб? Тут то же самое. Броллачан – вырвавшееся на свободу Старое Зло. Против Старого Зла лучше всего сработает Старое Волшебство. Против тысячной армии дайте мне меч короля, но чтобы справиться с этим дубом, мне нужен топор дровосека.

– Я как-то в этом направлении не думал, – признался Альбанак. – Может, ты и прав. И, конечно, нам надо решительно все испробовать. Но, скажи мне, что собой представляет Старое Волшебство в наше время? По-моему, оно спит и будить его запрещено.

– Увы, я не очень-то в этом сведущ, – сказал Утекар. – Я спрашивал лайос-альфаров, но они до таких вещей не допускаются.

– Так что же нам делать? – спросил Альбанак. – Скажи, и мы будем действовать!

Казалось, слова Утекара вселили в него надежду. Даже Колин, хоть и пребывал в отчаянии, загорелся этой новой мыслью.

– Ну, давайте подумаем, не сильно вдаваясь во всякую там ученость, – сказал Утекар. – Что заключало в себе мощные чары во всякие тяжелые времена? Я бы сказал – Мотан. Но где он может расти в этих южных пределах, я бы не сумел определить.

– Мотан! – подхватил Альбанак. – Я слышал о нем! Но это волшебный цветок, и его нелегко отыскать, а у нас всего три дня в запасе!

– Расскажите мне о нем, – сказал Колин. – Я найду его.

Утекар взглянул на него.

– Вот именно. Дело как раз и потребует такой решимости. И я вижу ее в тебе. Так вот. Это очень переменчивый и капризный цветок. Он вырастает только на подъемах старых прямых дорог и расцветает только в полнолуние.

– Но завтрашней ночью как раз полнолуние! – воскликнул Колин. – Где находится эта дорога?

Колин и Альбанак вскочили на ноги, а Утекар продолжал сидеть, как сидел.

– Много есть старых дорог. Но все они потеряны. Я знаю одну около Минит Баннога, но даже эльф не добрался бы туда за такой короткий срок. Могут они оказаться и здесь. Если ты случайно попадешь на старую дорогу, когда полная луна встанет прямо над ней, тогда ты эту дорогу разглядишь. Во все остальное время она прячется.

– А есть они тут, эти дороги? – Колин резко повернулся к Альбанаку.

– Мне это неведомо. Правда, я слышал о них. Но они были построены до гномов и до чародеев. И эти дороги – часть Старого Волшебства, хотя мы не знаем, чему оно служит.

– Послушай, я обязан найти эту дорогу! Как-то ее да можно отыскать! Иначе зачем ты мне рассказал про нее, если считаешь, что все бесполезно?!

– Я просто думал, может, кто-нибудь о ней здесь знает, – сказал Утекар. – Увы, никто ничего не знает. Но ты мужайся. Старое Волшебство – оно простое, понятное, теплое. Вера и решительность могут тронуть его сердце. Если суждено найти Мотан, ты его найдешь, хотя я и не знаю, где он может оказаться.

– Но с чего же мне начинать поиски? – допытывался Колин.

– Прежде всего твердо верь, что помощь придет. Думай о Сьюзен. Ни на минуту не отчаивайся. Будь завтра здесь в это же время. Может, у нас к этому часу появятся новости получше.

Колин возвращался назад, в Хаймост Рэдмэнхей, не замечая ничего вокруг. Старая прямая дорога. Старая прямая дорога. Все это звучало очень неопределенно. Старая прямая дорога… И все же ему казалось, что где-то он про нее слышал, еще до того, как Утекар заговорил о ней. Хотя все это было, конечно, смешно: как он мог знать о чем-то волшебном, если для тех, кто жил посреди волшебства, старая дорога была известна всего лишь по каким-то неясным слухам.

Но чем дольше Колин думал, тем больше включалась в работу память, и теперь ему уже казалось, что он вспомнит, откуда слышал о старой дороге. Надо только как следует сосредоточиться.

Вернувшись на ферму, Колин сел за ужин. От сильного огорчения есть не хотелось. На время он перестал думать о старой прямой дороге, и весь погрузился в мысли о Сьюзен. Моссоки ели молча, у обоих лица осунулись от тоски и тревоги.

И вдруг, как это часто бывает, когда перестаешь думать о том, о чем пристально думал, картина, которая все ускользала от Колина, ясно нарисовалась перед его глазами.

– Нашел!

Он выскочил из-за стола, помчался вверх по лестнице в свою комнату, одним прыжком перескочил через кровать и схватил с полки Гаутерову переплетенную в старую замшу книгу.

Где-то здесь, на одной из четырехсот пятидесяти страниц упоминалась старая прямая дорога. Теперь он помнил, что это находилось на страничке напротив геральдических знаков. Там был рисунок: треугольник и вокруг него три кабаньих головы. Но хоть Колин и ни секунды не сомневался в своем открытии, он был в таком ажиотаже, что ему пришлось пролистать книгу дважды, прежде чем нашлась нужная страница. Он начал читать, но сухие фразы священника казались такими далекими от волшебства, что Колин начал было сомневаться.

«Сегодня я шел по старой прямой дороге, которую проложили наши далекие предки, я вынужден думать, еще до нашествия древних римлян на эти берега.

Я шел по этой дороге от Моберли до Эджа. Она была спланирована, если можно так выразиться, в такую отдаленную эпоху, что о ней нигде не сохранилось упоминания. Однако кое-где остались еще насыпь и замшелые камни, помечавшие дорогу. Самое примечательное на дороге – холм Бикон и Золотой камень. Возле этого последнего, где я и закончил свою экскурсию, мне показалось, что дорога сориентирована на скалистую вершину горы, называемую Сияющей Вершиной. Она находится на расстоянии девяти миль в сторону Бакстона. Нельзя достаточно надивиться на точность расчета этих древних архитекторов, которые, лишенные научных расчетов…»

Колин захлопнул книгу. Его приподнятое настроение испарилось. Но на что еще другое мог он положиться, как не на это свидетельство? Надо во всяком случае сделать попытку.

– Ты в порядке, парнишка? Что-то у тебя такой вид, точно ты потерял целый шиллинг, а нашел всего лишь пенс? – сказала Бесс, когда он спустился вниз.

– Нет, все нормально, – ответил Колин. – Извините меня. Но я вспомнил кое о чем в старой книге. Ты знаешь, где на Эдже находится Бикон?

– Ясное дело, – отозвался Гаутер. – Это самая высокая часть Эджа. Представляешь, как идти по верхней тропе от Касл Рока к Грозовой Вершине? Как раз перед тем, как свернуть влево, он окажется над тобой справа. Ты не спутаешь. Там когда-то был каменный домишко, а фундамент виднеется и сейчас.

– Можно, я схожу, посмотрю?

– Конечно, можно, – вмешалась Бесс. – Все-таки чем-то займешься, надо что-то делать, чтоб немного отвлечься.

– Спасибо. Я скоро вернусь.

Гаутер оказался прав. Бикон ни с чем нельзя было спутать. Это был гладкий холм, явно насыпанный искусственно. Он поднимался на самой высокой части Эджа и напоминал могильный курган. Деревья на нем не росли.

Колин несколько раз обошел курган, поднялся на него. Единственная видневшаяся с него дорога была вполне современной. Колин пошел дальше по прямой, дошел до края леса. Отсюда была видна цепь Пеннинских гор, и в одном месте, прямо перед ним, над цепью выдавалась не очень высокая, но все-таки вершина.

«По-видимому, это и есть Сияющая Вершина», – подумал Колин.

Но нигде не было и намека на старую прямую дорогу.

«По крайней мере в записях священника все сходится, – с надеждой подумал Колин. – Лучше сказать про это Альбанаку. Есть смысл продолжать поиски. А может быть, ему тоже что-нибудь удалось выяснить?»

Сияющая вершина

– Все может быть, – сказал Альбанак. – Все может быть. Хотя мы считаем, что Золотой Камень происходит от эльфов. Я помню, говорилось, что эльфы нашли его здесь, как раз, когда прокладывалась дорога.

– Может быть! – передразнил его Утекар. – «Может быть». Ты стал бы сомневаться, есть ли у волка зубы, пока он не начал бы рвать тебе глотку! Не «может быть», а так и есть! Старое Волшебство само поспешило нам на помощь! Оно подсказало тебе путь к его сердцу – прямую дорогу от холма Бикон.

– Это-то мне как раз и не нравится, – сказал Альбанак.

– Странные воспоминания роятся вокруг Бикона.

– Ну и что? – возразил Утекар. – Я пойду с тобой, Колин. Мой меч будет тебя оберегать.

Для Колина остаток дня тянулся тяжело и медленно. Он проверил по календарю и по газетам восход луны. Потом его поразила мысль: а что, если будет облачно? Что тогда? Он перечитал все прогнозы погоды, три раза взбирался на Риддингс и смотрел на небо. Но ему нечего было опасаться: стояла ясная-ясная ночь. Когда Колин, наконец, выбрался из дома, он направился в сторону леса.

Он встретился с Утекаром возле Золотого Камня, и дальше они пошли рядом. Было темно и тихо.

– А луна появится над дорогой? – спросил Колин.

– Должна. В этом наш огромный шанс. А если нет – тогда мы мало что сможем сделать.

– А как я узнаю Мотан, если я его увижу?

– Он растет одиноко среди камней. Каждый его листок – пятиугольный, а в самом цветке луна отражается как в зеркале. Ты сразу догадаешься, стоит только на него взглянуть.

Они поднялись вверх по насыпи, на которой высился холм Бикон. Там, на самой вершине, была небольшая площадка, покрытая песком и заваленная каменными глыбами. Они устроились между камней и принялись ждать. Гном вытащил меч из ножен, и тот лежал у него поперек колен.

– Что мне делать с цветком, если я найду его? – спросил Колин.

– Сорви цветок и несколько листочков. Сьюзен должна будет их проглотить. Смотри, не повреди корень и не обрывай все листья.

Долго они сидели молча. Колину не хотелось говорить, он знал, что не в силах сдержать дрожь в голосе. Он без конца глядел на часы.

Через некоторое время Колин вскочил и стал вышагивать взад и вперед по насыпи, вглядываясь в темноту. Ничего не было видно. Наконец, Колин опустился на камень и обхватил голову руками.

– Ничего не выйдет, – сказал он твердо. – Луна должна была взойти пять минут назад.

– Подожди отчаиваться, – произнес Утекар. – Ведь ей требуется какое-то время, чтобы подняться из-за холмов. Встань и приготовься.

Гном отошел на некоторое расстояние, оставив Колина одного на вершине холма. Они помолчали. Затем Колин сказал:

– Слышишь? Что это?

– Слышу обычные ночные звуки. Больше ничего.

– Слушай! Музыка! И какие-то голоса! И точно звенят ледяные колокольчики! Смотри! Вон она – дорога!

Вдруг среди деревьев, через самую вершину Бикона пролегла мерцающая полоса, точно сплетенная из серебристых, словно живых, нитей. Колину довелось видеть нечто подобное однажды утром, когда солнышко пробилось сквозь ковер покрытых росинками паутин, застеливших поле. Но это было ничто по сравнению с той красотой, которая сейчас представилась его глазам. Дорога трепетала у него под ногами, и он стоял как зачарованный.

– Беги! – крикнул ему Утекар. – Не теряй времени!

– В какую сторону? – закричал Колин. – Она идет и вправо, и влево, сколько хватает глаз!

– На восток! В горы! Быстро! Ты потеряешь дорогу, как только луна сдвинется! Беги! Удачи тебе!

Колин помчался с холма, и казалось, что к ногам его приделаны серебряные крылышки. Деревья мешали ему бежать, но вот он вырвался из леса, оставив позади себя Золотой Камень. А перед ним старая прямая дорога лилась через поля, точно река, а еще дальше она поднималась в горы серебряной нитью, напоминая далекий сверкающий водопад, и уходила вверх к Сияющей Вершине. А над дорогой стоял широкий диск луны, белый, как щит эльфа.

Вперед, вперед, вперед, быстрее, быстрее впекла его дорога, она точно протекала через него самого, наполняя его мозг, его сердце серебряным пламенем. И колокольчики, и голоса, и музыка тоже звучали как будто в нем самом. Это Старое Волшебство пело для него из самых глубин земли и неба.

Дорога направилась вверх, и Колин оказался в горах. Луна была как раз над Сияющей Вершиной. И когда он поднялся к самому пику, дорога вдруг растаяла, как дымка. И сразу тело ощутило свой вес, и Колина потянуло вниз. Но он испустил отчаянный вопль и сделал последний рывок. Колокольчики умолкли, в ушах барабанило его собственное сердце, из легких вырывалось хриплое дыхание. Колин открыл глаза: рядом были камни, серые в лунном освещении. А между пальцами, которые впились в скалу, оказался цветок с пятиугольными листьями, и что-то снизу освещало ладонь мальчика серебристым лунным светом.

Колин шел назад, не замечая ничего вокруг. Его взгляд и все его существо были сосредоточены на нежном цветке, который звали Мотан и который он нес сейчас в своих ладонях.

Он сорвал цветок и два листочка. Лепестки поблескивали нежным, как у светлячка, светом, а тонюсенькие волоски, покрывавшие листья, серебрились. Минута шла за минутой. Колин вспомнил: он осторожно свернул и положил Мотан в кожаный мешочек, который Утекар дал ему с собой как раз для этой цели. Колин огляделся.

Старая прямая дорога исчезла, но как раз под Сияющей Вершиной дорога из Бакстона начинала свой извилистый спуск к Макклесфилду. Колин пошел вдоль каменного гребня до конца вершины и направился прямиком по склону к Маккпесфилдской дороге.

Дорога казалась странной, холодной и неестественно гладкой под ногами после валунов и кочек Сияющей Вершины. Теперь, когда напряжение и возбуждение спали, он почувствовал себя уставшим, и ему сделалось как-то не по себе. Ночь была такая тихая, а дорога – такая пустынная… Но Колин подумал о Сьюзен, которая лежит там, в Хаймост Рэдмэнхей, о Мотане в кожаном мешочке и зашагал легким шагом.

Легкие шаги. Они слышались за спиной. Он остановился и прислушался. Ничего. Оглянулся – никого. Дорога была пуста. Колину подумалось, что это, наверное, эхо. Он пошел дальше. Но теперь шаги слышались отчетливо. Колин покрылся испариной. Он слышал звук своих твердых шагов по дороге, потом эхо, отражавшее звук его шагов от холма, а следом за этим – топ, топ, топ. При этом казалось, что кто-то идет босиком.

Мальчик остановился – ничего. Опять оглянулся, снова – никого. Дорога пуста. На ней только – лунные тени.

Колин стиснул зубы и пошел быстрее. Шаг. Эхо. Шаг. Эхо. Шаг. Эхо.

«Нервы! – подумал Колин. – Ничто иное, как…»

Топ, топ, топ.

Колин резко обернулся. Шевельнулась ли какая-нибудь из теней?

– Есть тут кто-нибудь? – крикнул Колин.

– Будь! Будь! Будь! – отозвался холм.

– Давай, выходи!

– Иди! Иди! Иди!

То, что Колин не побежал, очень многое говорит в его пользу. Паника уже готова была схватить его за горло, но он подавил ее и призвал на помощь рассудок. Сколько до Макклесфилда? Мили четыре? Никакого смысла бежать. Колин медленно повернулся и пошел дальше. И несмотря на то, что через каждые десять шагов он оглядывался, все-таки, мало-помалу, он удалялся от Сияющей Вершины. И хоть ему так ничего и не удалось разглядеть, шаги, которые не были эхом, следовали за ним неуклонно.

Через полчаса Колин подумал, что он, может, и доберется до города, потому что то, что за ним топало, ни разу не попыталось приблизиться к нему и удовлетворялось лишь тем, что производило звук преследования.

Но некоторое время спустя, подходя к повороту, мальчик услышал нечто, отчего остановился как вкопанный, обмерев от страха. Это было цоканье копыт. И оно доносилось спереди. Кто-то ехал ему навстречу!

Колин резко обернулся. Нет, там, сзади по-прежнему ничего не было. Но в любом случае не мог же он идти назад! Вбок тоже не было пути. Слишком много там за обочинами таилось неизведанного.

Бедный Колин был в таком состоянии, что даже не мог объяснить себе: а почему он, собственно, должен пугаться цокота копыт, он мог испугаться даже собственного голоса.

В оцепенении глядел он на дорогу, которая выгибалась и скрывалась за поворотом холма, как черный язык. Казалось, этот мерный стук копыт так и будет бесконечно звучать, а дорога так и останется пустой на веки вечные…

Но показалась вороная лошадь, на ней – всадник, а на всаднике – плащ и широкополая шляпа.

– Альбанак!

Колин качнулся и засмеялся. Легкое соприкосновение с реальностью – даже такой! – и все сразу же изменилось. Колин поглядел на себя как бы со стороны. Получилось, что стояла прекрасная ночь полнолуния среди мирных холмов, а дома Сьюзен ждала, когда он принесет ей волшебный цветок. С того времени, как он оставил Бикон, и до этой минуты Колин находился в каком-то ином плане существования. И это, конечно, перегрузило его психику.

– Альбанак!

– Колин! Я так и думал, что встречу тебя где-нибудь здесь. Мотан у тебя?

– Да!

– Тогда давай садись. И – к Сьюзен!

Альбанак наклонился, поднял Колина в седло и, усадив его перед собою, развернул коня в сторону Макклесфилда.

– Что с тобой, Колин, ты весь в испарине и тебя бьет дрожь! Что-нибудь случилось?

– Нет. Но было как-то не по себе. Жутковато.

– Да, кажется, я понимаю.

Не успел Альбанак это произнести, как лошадь повернула голову и поглядела назад. Она всхрапнула и прижала уши.

Альбанак заерзал в седле. Колин, наполовину завернутый в его плащ, не видел, что делается сзади, но он почувствовал, как тело Альбанака напряглось, и услышал, как тот дышит сквозь стиснутые зубы. Тогда поводья натянулись, и лошадь понеслась во всю бушевавшую в ней волшебную мочь. И скорость ее бега была такой, что все вопросы, которые Колин хотел задать, улетали к нему назад, в горло, ночь шумела в ушах, плащ потрескивал на ветру.

Альбанак ни разу не остановился, пока они не достигли холма Риддингс. Оттуда при свете луны их взглядам открылась черно-белая сорочья расцветка построек Хаймост Рэдмэнхей, состоящих из почерневшего дерева и белой штукатурки. А еще они увидели зажженную лампу в комнате, где спала Сьюзен.

– Почему там горит свет? – с тревогой спросил Колин.

– Все в порядке, – успокоил его Альбанак. – Каделлин ждет нас.

Маленькая комнатка была полна народу.

– Ох, где же тебя носило? Как можно было… – воскликнула Бесс.

– Ладно, барышня, – ласково перебил ее Гаутер. – Ты достал то, ради чего ходил, Колин?

– Да.

– И ты цел и невредим?

– Да.

– Хорошо. Остальное не имеет значения. Давай посмотрим, что делать дальше.

Колин вынул цветок и листья из мешочка.

– Ты здорово сработал, – сказал Утекар. – Это действительно Мотан. Дай его проглотить сестре.

– Вот, – сказал Колин, протягивая цветок Каделлину.

Но чародей покачал головой.

– Нет, Колин. Это Старое Волшебство, и меня оно не послушается. Пусть лучше Утекар, он более просвещен в этом искусстве.

– Нет, Каделлин Сребролобый, – отозвался гном. – Меня оно тоже не послушается. Потому что печаль эта не моя. Оно может сработать только через Колина. Давай, Колин, оберни цветок листьями и положи ей в рот.

Колин подошел к кровати. Он туго свернул листья, положив в них цветок, затем пальцем разжал Сьюзен зубы и пропихнул катышек в рот. Потом он отступил на шаг, и воцарилось тягостное молчание. У всех точно стальным обручем стянуло голову. Прошло минуты три. Ничего не происходило.

– Психопатство какое-то, – сказала Бесс.

– Тихо! – прохрипел Утекар.

И опять – долгое молчание. Колину показалось, что он сейчас лишится чувств, ноги у него дрожали и подгибались в коленках.

– Слушайте! – сказал Альбанак.

Откуда-то издалека-издалека, совсем неизвестно откуда, вдруг донесся слабый-слабый звук собачьего лая и едва уловимый призыв охотничьего рожка. Лай становился все ближе, было слышно позвякивание лошадиной сбруи. Потом опять послышался звук рога, на этот раз он раздался под самым окном. Сьюзен открыла глаза. Она дико озиралась, как будто ее разбудили, когда ей снился какой-то сон. Потом она села на постели, лицо ее исказила гримаса, и она поднесла руку ко рту.

Утекар, как молния, метнулся через всю комнату и ударил ее ладонью между лопаток.

– Проглоти!

Сьюзен ничего другого не оставалось. Она икнула от удара, и Мотан проскочил благополучно. Вслед за этим Сьюзен вскочила с постели. Она резко распахнула окно, так что лампа полетела вниз, разбилась о булыжник, охваченная парафиновым пламенем. Сьюзен далеко высунулась в окно, так что Колин в темноте оставшейся без освещения комнаты кое-как добрался до окна и схватил ее за плечи. Она так была чем-то озабочена, что нисколечки не думала об опасности.

– Селемон! Селемон! – кричала она. – Останься со мной!

Колин сволок сестру с подоконника и тут же захлопнул оконную раму, чтобы самому не выпасть из окна, потому что то, что он увидел в небе, потрясло его и лишило сил.

Он не смог бы сказать, были это звезды или что-то другое. Все небо затянуло лунной дымкой, и, казалось, что в этой дымке звезды образовали какие-то новые созвездия, и эти созвездия перемещались и в конце концов приняли сверкающие очертания девяти юных всадниц. Огромных, заполнивших все небо. Они покружили над домом. У каждой на руке сидело по соколу, а под ногами у лошадей скакали собаки с мерцающими глазами и в ошейниках, осыпанных драгоценными камнями. На всадницах были коротенькие туники, их волосы развевались и сверкали по всему небу. Затем рог протрубил снова, и кони встали на дыбы, рванулись вперед, вспыхнули над равниной, исчезли, а ночь пролила звездный дождь над морем на востоке.

Только Колин видел это. Когда он отвернулся от окна, Бесс входила в комнату с другой лампой. Сьюзен стояла лицом к окну, по щекам у нее катились слезы. Но когда свет наполнил комнату, ее будто бы отпустило, и она глубоко вздохнула.

– Как ты себя чувствуешь, Сьюзен? – спросил Каделлин.

Сьюзен взглянула на него.

– Каделлин. Бесс. Гаутер. Утекар. Колин. Альбанак. Ох! Что это было со мной? Я вас всех забыла.

– Сядь на кровать, – сказал Каделлин. – Расскажи, что ты помнишь об этих днях. Только сначала, пожалуйста, мистрисс Моссок, принесите Сьюзен еды и питья. Это единственное, что ей нужно теперь для поддержания сил.

Распоряженье было вскорости выполнено, и Сьюзен, подкрепившись, начала рассказывать свою историю.

Она говорила медленно, сбивчиво, точно стараясь описать все события не только им, но и себе самой.

– Я помню, что свалилась в воду, и все сразу перед глазами почернело. Я попыталась не дышать, но когда уже было невозможно сдерживать дыхание, вода куда-то отхлынула. Было по-прежнему темно, и я оказалась непонятно где. Я стала плавать взад и вперед неизвестно в чем – в пустоте. Знаете, как иногда бывает ночью: кажется, что кровать покачивается или комната слегка кружится? Очень похоже.

Это бы еще ничего, но вокруг раздавался какой-то неприятный шум. Какие-то свинячие повизгивания, какие-то скрипучие голоса, даже, может быть, и не голоса, а какие-то непонятные звуки. Но производили их все-таки чьи-то глотки. Некоторые звуки слышались близко, какие-то звуки в отдалении. И это продолжалось долго-долго. Мне не было страшно, и я не думала о том, что может со мной случиться. Хотя сейчас, когда я рассказываю, – меня оторопь берет. Там, где я оказалась, мне не понравилось, но я никак не могла сообразить, где я хотела бы оказаться. Вдруг я почувствовала, что чья-то рука вцепилась в мою руку и рванула вверх. Наверху было светло, и мне почудилось, что кто-то крикнул, вроде бы Альбанак. Но рука, которая меня тащила, заставляла меня двигаться с такой быстротой, что у меня закружилась голова. Свет становился ярче и ярче. Он ослеплял меня, даже если я закрывала глаза. Потом я стала двигаться медленнее, глаза перестали болеть от света, и я могла уже разглядеть руку, которая меня держала.

И вдруг я вроде бы прорвала пелену света и оказалось, что я лежу у берега моря, а надо мной склонилась женщина, и одета она в красное и белое, и выяснилось, что мы держим друг друга за руки, и ее браслет продет в мой. И, Каделлин! Я вдруг поняла, что у нее точно такой же браслет, как мне подарила Ангарад! Точно такой же!

– Да, так и должно быть, – сказал Каделлин. – Все в порядке. Продолжай.

– Она отцепила свой браслет от моего, и мы пошли с ней вдоль берега. Женщина сказала, что ее зовут Селемон и что мы с ней направляемся в Цэр Ригор. Я ни о чем ее не спрашивала. Я относилась ко всему как к должному, как это бывает во сне.

Мы присоединились к другим девушкам, которые ждали нас на скалистой возвышенности, и все вместе понеслись над морем в Цэр Ригор, и все они радовались и говорили о доме.

И вдруг у меня появился этот горький вкус во рту, и у всех остальных тоже. Лошади стали, и как мы ни старались, не могли сдвинуться с места. Селемон сказала – нужно ехать обратно, и мы повернули и потом у меня закружилась голова. Горечь во рту была такая, что я подумала: меня сейчас стошнит. Я не могла удержаться на лошади и свалилась то ли в море, то ли в туман, не знаю. И я все падала, и падала, и падала, а потом наткнулась на что-то твердое. Я закрыла глаза, чтобы голова меньше кружилась, а когда открыла их, оказалась здесь. Но только где же Селемон? Разве я ее больше не увижу?

– Не сомневаюсь, что увидишь, – сказал Каделлин. – Когда-нибудь ты встретишься с ней и помчишься над морем в Цэр Ригор, и тогда не появится никакой горечи во рту, которая вернула бы тебя назад. Но все это будет в свое время. А теперь тебе надо отдохнуть.

Все оставили Сьюзен на попечение Бесс, а сами спустились вниз, в кухню.

От переутомления и переживаний у Колина была совсем пустая голова, и все его попытки описать, что он увидел, когда оттолкнул Сьюзен от окна, провалились. Только Каделлин, казалось, воспринял его сбивчивую речь как подтверждение своих собственных мыслей.

– Цэр Ригор, – сказал Чародей. – Цэр Ригор. Да, в глубокие воды мы попали. Хорошо, что ты успел отыскать цветок Мотан, Колин, потому что, попади она туда, ни Старое, ни Высокое Волшебство ничего не смогли бы сделать.