Текст книги "Утрата и обретение"
Автор книги: Алан Дин Фостер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
Как только один из этих кубиков коснулся нёба, Маркус принялся медленно смаковать еду, а на лице его появилось выражение блаженства, едва ли не экстаза. Поможет ли это представление получить дополнительную пайку банановых кубиков, Уокер не знал, но попытаться стоило. Он не подумал о том, что комедия, которую он сейчас ломал для пришельцев, была, по сути, эквивалентом собачьего виляния хвостом. В дополнение к обычному цилиндру с водой Уокер получил еще один, меньший по размеру цилиндр, наполненный светлой красноватой жидкостью, которая, хотя и отдавала слабой колой, вполне могла сойти и за шампанское. В конце концов Уокер чувствовал себя так, словно позавтракал в лучшем ресторане Нового Орлеана.
Вдруг он заметил, что Джордж не сводит с него странного взгляда.
– В чем дело? Что-то не так? – спросил Уокер.
– Все так, – ответил пес. – Разве я высказал недовольство?
– Ты странно улыбался. Я уже знаю это выражение.
– Какой ты понятливый. Ладно, я скажу, но тебе это не понравится. Я внимательно наблюдал за тобой, пока ты ел, особенно эти серебристые кубики. Ты в это время попрошайничал. Ты, конечно, не становился на задние лапы и не размахивал передними, ты не вывалил изо рта язык, но все равно ты попрошайничал.
Уокер отвел взгляд.
– Я не попрошайничал, – проворчал он.
– Зачем отрицать очевидное? Не стоит стыдиться своих действий, если ты знаешь, что и зачем ты делаешь. Люди все время что-нибудь выпрашивают. Выпрашивают хорошую работу, сексуальные удовольствия, одобрение сотоварищей. Или все это выше, чем выпрашивать еду? Почему ты вдруг решил, что это ниже твоего достоинства?
До Уокера дошло, что он был так занят новой едой, что не подумал об этом, но подсознание все сказало за него.
– Ты просто хочешь с ними сотрудничать. Ты же не сотворил никаких глупостей вроде попытки самоубийства. Ты конструктивно общаешься со мной. И наоборот. Кстати, я тоже получил более вкусную еду.
– Но я пытался бежать и даже напал на одного виленджи, – возразил Уокер, допивая напиток из маленького цилиндра.
– Это не глупость, это вполне ожидаемый поступок, – не колеблясь резюмировал Джордж.
– Я собирал камни, чтобы швырять ими в пришельцев.
Пес открыл пасть, вывалил язык и от души расхохотался.
– Ты полагаешь, что существа достаточно разумные для того, чтобы построить такой корабль и охотиться по всей Вселенной за такими экземплярами, как ты и я, не способны защититься от недовольных? Вспомни электрический барьер. Чем глубже в него проникаешь, тем сильнее он бьет.
– Это я знаю, – произнес Уокер. – Я пытался пройти сквозь него.
Джордж кивнул:
– Все пытались, в том числе и я. Среди нас был один субъект, очень неказистый и маленький, но он мог плеваться ядовитой кислотой. Это куда страшнее, как мне думается, чем швырять какие-то камни. Если же ты сможешь углубиться в электрическое поле, то оно в конце концов сожжет тебя до костей. То же самое произойдет и с камнями или с ядовитой слюной – все равно. Виленджи большие, безобразные, грубые, но они отнюдь не глупы.
Мало того что у тебя ничего не получится, – продолжал Джордж, – ты еще и лишишься дневного рациона. У меня сложилось впечатление, что виленджи хотят сохранить взятые ими экземпляры в целости и сохранности, но это не значит, что пришельцы их не накажут, если сочтут это нужным. Например, лишив еды или еще строже, как в случае с трехногим.
Сидя на берегу и болтая ногами в холодной воде, Уокер доел последний стандартный брикет.
– Значит, нас вознаграждают за хорошее поведение и наказывают за плохое. Вариантов у нас нет? – Его вдруг охватило дурное предчувствие. – Они не пытались тебя дрессировать? Научить каким-нибудь трюкам?
Джордж мотнул головой и почесал глаз.
– Пока нет, но думаю, я бы без труда научился.
– Конечно научился бы, – поддакнул Уокер, – ты же собака.
Джордж посмотрел на Маркуса ясным взглядом:
– А ты – человек. Не пытайся убедить меня в том, что люди не поддаются дрессировке. Ты же работаешь, не так ли? Я мог бы и сам тебя дрессировать.
– Хоть ты умеешь говорить и думать, не особенно задавайся, – посоветовал псу Уокер. – Люди дрессируют собак, а не собаки – людей.
– Неужели? А как насчет сегодняшней ночи? Ты же собирался выкинуть меня из спального мешка, не так ли?
– Нет, не собирался. Я хочу сказать, что это было мое решение – позволить тебе остаться.
Пожав лохматыми, как пук хлопка, плечами, Джордж вытянул перед собой передние лапы и положил на них голову.
– Ладно, будь по-твоему.
Уокеру так и не удалось уговорить дворнягу продолжить дискуссию.
Глава 4
Время шло. Время, за которым Уокер мог следить только благодаря своим часам. Часы, отсчитывая центральное поясное время, не имели, конечно, никакого значения в его нынешних обстоятельствах. Но цифры, показывавшие время родного города, каким-то непостижимым хронологическим способом помогали переносить неволю.
Потом случилось это. Случилось сразу и без предупреждения.
Только что они с Джорджем сидели на берегу кусочка озера Коули и следили за резвившимися на мелководье искусственными мальками. Но прошло всего мгновение, и все, что было за пределами воды, вдруг резко исчезло. Даже не исчезло, а отодвинулось.
Вместо отдаленных гор и леса появился просторный пойменный луг. Зеленая осока чередовалась со скоплениями каких-то стержней, похожих на воткнутые в землю макароны, свернутые в тускло-желтые кольца. Росла здесь и какая-то красная трава, хотя ее нельзя было назвать в полном смысле ни красной, ни травой. Окраска варьировала, доходя почти до ультрафиолетовых оттенков. Призрак травы. Были здесь и деревья, кроны которых, причудливо переплетаясь, образовывали совершенные геометрические фигуры. Другие росли в виде прихотливых арок и гротов.
Словно сошедшие с полотен Босха или выползшие со страниц давно забытого Льюиса Кэрролла, среди этой инопланетной зелени бродили самые разнообразные существа. Это сборище не показалось Уокеру менее зловещим и сверхъестественным оттого, что Джордж тут же объяснил ему, что, насколько он знает, каждая тварь в этом странствующем зверинце разумна и, по крайней мере, не уступает в интеллекте собаке.
Уокер обернулся через плечо и увидел, что его палатка стоит на прежнем месте. За ней виднелся пустой коридор. Слева находились остатки диорамы гор и лесов Сьерра-Невады. Справа галечный берег и кусок озера уступили место уютным трущобам Джорджа. Уокер понимал, что должен уже к этому привыкнуть, но это вольное обращение с реальностью – пусть даже мнимой – продолжало сбивать его с толку.
Склонившись к Джорджу, он прошептал на ухо своему новому другу:
– Если я правильно понял, то это и есть тот большой загон, о котором ты рассказывал?
Джордж тихо запыхтел.
– Правильно. Неплохо, правда? Конечно, я тут знаю не всех, я не так долго нахожусь на борту, но с некоторыми парнями уже познакомился, да и с девчонками тоже. И со всякими другими. – Он рванул вперед. – Пошли, я тебя представлю. Не волнуйся, тебе не придется обнюхивать задницы. Я уже понял: это дурная привычка.
Уокер хотел было сказать Джорджу, чтобы он не волновался, потому что такая мысль даже не пришла ему в голову. Если бы даже он был в собачьем расположении духа, то едва ли смог бы точно исполнить протокол псиной вежливости, хотя бы потому, что среди пасущихся здесь экземпляров дышащих кислородом тварей некоторые имели такую причудливую анатомию, что Уокер, наверное, не смог бы понять, где кончается задница и начинаются органы дыхания.
Сомнительно, что он сможет общаться с любым из этих существ, но индивидуально настроенный имплантат, всаженный инопланетянами в его мозг, позволял верно истолковывать и понимать любые, достигавшие ушей, колебания воздуха.
Оглядывая окрестности, пока энергично вилявший хвостом Джордж вел его в большой загон, Уокер получил более полное представление о том, куда занесла его судьба. Он видел не только свой персональный скотный двор (это название звучит ничуть не лучше, чем тюремная камера, подумал Уокер, и он решил впредь им не пользоваться), но и куда более экзотичные загоны (впрочем, и этот термин был не слишком удачным). Они находились как справа от его личного пространства, так и слева от пространства Джорджа. Определить границы Уокер не мог, но ему показалось, что маленькие загоны обрамляют большой загон, находившийся в центре. Большой загон был большим бриллиантом, украшенным венчиком из мелких жемчужин. Как ни напрягался Уокер, уверенный в том, что за всеми обитателями большого загона осуществляется непрерывное слежение, он не смог разглядеть объективов камер или какого-то схожего оборудования. Потом он как зачарованный принялся разглядывать экзотический парад дышащих кислородом существ и оставил бесплодные попытки.
Джордж остановился перед парой самых грациозных существ из всех, когда-либо виденных Уокером. Видимые участки обнаженной кожи блестели, как китайский фарфор. Уплощенные головы были украшены робкими, как у оленей, глазами и пушистыми органами слуха. И глаза и уши могли втягиваться под кожу и появляться на любом другом участке тела. Плоские тела были прикрыты мешковатыми накидками, дырявыми, как ломтики швейцарского сыра. Мягкие тела волнообразно двигались, как персиковый желатин. Торс был обрамлен длинными ресничками. Как и все тело, эти реснички находились в непрерывном колебательном движении, производившем гипнотический эффект. Только нижние конечности – более толстые версии тех же ресничек – неподвижно покоились на земле.
– Теперь поприветствуем Пына и Пырра. Можете отныне называть меня Джорджем. – С этими словами пес мотнул лохматой головой в сторону Уокера. – Мой новый друг Марк подарил мне новое имя.
– Джо-оо-орд – Джордж, – пропел тот, кого звали Пырр. Тональность голоса была естественной и звучала без всякого надрыва, но речь эта показалась Уокеру пением. – Привет, Ма-аа-ррркус – Марк.
– Приветствую.
Уокер вдруг потерял дар речи, несмотря на то что неплохо преуспел в профессии, требовавшей немалого красноречия. Его поразила не странная внешность инопланетян; его сразила их красота. Сверкание блестящей кожи, магнетические движения, певучие голоса.
Джордж, однако, не обращал внимания на такие пустяки.
– Марк и я – с одной планеты. Так что я теперь не одинок.
Реснички ритмично заволновались, сверкая, как мелкие осколки разбитого китайского фарфора.
– Это хо-оо-рроо-шшо, Джордж. – Пын не смог отказать себе в удовольствии спрятать плоскую голову в плечи и высунуть ее в одну из дырок накидки. – Это же прекрасно, иметь товарища, с ко-оо-торым связывают общие воспоминания о до-оо-мме. – Прозрачные, как чистая вода, глаза принялись рассматривать более рослого землянина. – Ду-уу-мается, вы не можете размножаться.
– Боже, конечно нет, – покраснев, выпалил Уокер. – Мы относимся к разным видам. Но нас с Джорджем многое и давно связывает.
– Аааа-гаа, – вздохнул Пырр – словно тихий ветерок прошелестел в листьях тропической пальмы. – Вы сии-ии-мбиоты. Это почти так же хо-оо-рро-шшо.
– Пын и Пырр с Оланита, – объяснил Джордж Уокеру. – Они находились в море, в таком месте, какое мы назвали бы лагуной собраний, – намечалось что-то вроде расширенного семейного торжества, – когда их похитили виленджи. Оланиты прекрасно чувствуют себя и на суше, но все же привычная для них среда обитания – море тяжелой воды.
Не попрощавшись, Джордж повернулся и затрусил прочь. Уокер последовал за ним. Оланиты приветливо заплясали на месте, реснички описывали осмысленные блестящие фигуры в пригодном для их дыхания воздухе.
– Ты говорил, что виленджи не препятствуют общению всех существ, дышащих кислородом, между собой. Они позволяют тебе посещать их жизненные пространства?
– Они допускают это до тех пор, пока мы правильно себя ведем и не создаем им проблем. – Пес дернул головой в ту сторону, куда они теперь шли. – Смотри, вот еще один пример межвидового общения.
Замедлив бег, он указал на невысокий холм, к которому они приблизились. Склоны возвышения были покрыты каким-то растением, похожим на рыжий клевер, хрустевшим под ногами, как хрустит на зубах поджаренная свиная кожа.
– Мне нравится это место, – сказал Джордж, по привычке описал вокруг холмика несколько кругов и уселся на землю.
Поморщившись от неприятного хруста, Уокер сел рядом с ним. Единственным большим растением, украшавшим вершину холма, было некое подобие гигантского многоглавого гриба с дюжинами разнообразных прозрачных шляпок. Растение было очень нежным и мягким, так как Уокер заметил, что шляпки колышутся вверх и вниз под легким ветерком. Вот только никакого ветерка не было. Правда, где-то в отдалении тихо гудела невидимая машина, очищавшая атмосферу этого загона.
По склонам холма стекало несколько ручьев, каждый из которых заканчивался в отдельном ограниченном пространстве. В одном загоне Уокер разглядел мелкую жесткую растительность, характерную для земных пустынь, в двух других загонах непрерывно лили дожди. Весьма локальные дожди.
– Ты говорил, что виленджи любят наблюдать за межвидовыми взаимодействиями.
– Это только моя догадка. – Перевернувшись на спину, Джордж лениво свесил набок язык. Задрав в воздух все четыре лапы, пес выглядел одновременно расслабленным и комичным. – Я так и не смог толком понять, чего хотят от нас виленджи. Конечно, я не говорил со всеми, кто здесь находится. Здесь обитают представители нескольких десятков биологических видов, доставленных с разных планет. Если тебе хочется задать им какие-то вопросы, то попытай счастья и поговори с ними. – Перевернувшись на бок, Джордж подмигнул Уокеру. – Но не затевая ссор и драк. Правда, я сделал вывод, что тот трехногий был самым худшим из всей партии, и остальных теперь трудно увидеть.
Рассматривая бродивших вокруг странного вида хищников, Уокер раздумывал о том, как приблизиться хотя бы к наименее отталкивающему из них.
– Просто подойди к нему и скажи: «Привет», – подбодрил друга Джордж. – При этом ты ничего не потеряешь, хотя, быть может, и ничего не найдешь. Мне они понравились, и я решил сказать им об этом. С тех пор мы стали друзьями. – Он принялся обнюхивать какое-то растение, шарообразный цветок которого пробивался сквозь жесткую почву. – Любопытство, как правило, оказывается взаимным. Пын и Пырр, например, нашли мою наружность «не-веероо-ятно не-ряяяш-лиии-вой».
Откинувшись назад и опершись ладонями о землю, Уокер смотрел на животное, похожее на маленького слона, встретившегося со стаей фламинго, семенящих мимо.
– Интересно, что они обо мне думают?
– Спроси их, – посоветовал Джордж. – Они не отличаются застенчивостью. Вообще лишь немногие пленники застенчивы. Почти все теряют природную робость и застенчивость, проведя несколько месяцев в изолированном загоне.
– Месяцев? – воскликнул пораженный Уокер. – Что, некоторые из этих существ находятся здесь уже несколько месяцев?
Пес чихнул и отпрянул от выпрыгнувшего из-под земли розового шарика.
– Так мне сказали. Среди тех, с кем я разговаривал, мало кто пробыл здесь больше года. Раздели это время на число представленных здесь разнообразных индивидов с разных планет, и ты поймешь, что виленджи не только умеют быстро покрывать большие расстояния, но еще и очень заняты.
– Но зачем все это? – Взмахом руки Уокер обвел большой загон и обрамлявшее его ожерелье более мелких загонов. – Зачем они собирают представителей разных планет? Просто для того, чтобы их изучать?
– Я же говорил тебе, что не знаю. Может быть, какие-то наши товарищи по несчастью знают, но я таких не встречал.
– Но кто-то же должен это знать, – задумчиво пробормотал Уокер. – Что, если спросить самих виленджи?
– Ах да, виленджи… – фыркнул Джордж. – Они очень неразговорчивые хозяева.
– Но ты же говорил с ними, – огрызнулся Уокер.
– Пару раз, но очень кратко. Все, что мне удалось из них вытащить, я тебе рассказал. Но, как правило, они немногословны.
В течение следующих нескольких недель Уокер познакомился со многими пленниками виленджи. Некоторые вели себя открыто и дружелюбно, другие стеснялись, третьи не желали общаться. Последних он старался избегать, хотя они и не проявляли явной враждебности. Как, например, мрачный и постоянно подавленный халориец, похожий на трехногого. Вообще, диапазон был очень велик – от слоноподобного зерака, которого Уокер видел в тот раз на холме, до троицы размером с индейку эремотов – существ с переливчатым мехом и комичной утиной походкой. Особи некоторых видов сообразительностью не уступали человеку. Другим, как Джорджу, впрыснули психостимулятор, и они приобрели способность учиться и общаться. Но все же Уокеру показалось странным, что среди пленников не было ни одного, кто мог бы сравниться умом со средним оптовым торговцем из Чикаго.
– Может быть, им пока не удалось поймать никого умнее, – предположил Джордж, когда Уокер поделился с ним своим открытием. – А возможно, они побаиваются. Или у них какие-то другие соображения на этот счет. Мы этого не знаем. Мы на самом деле вообще ничего не знаем, Марк.
– Я знаю одно: отсюда надо вырваться, – заключил он, понимая в душе, что это практически невозможно.
В один прекрасный день чувство изоляции, предчувствие злого рока поразили его с невероятной силой, как и каждую особь из тех, что в тот момент прогуливались по большому загону. Все было нормально: существа бродили, разговаривали, уединялись, некоторые играли в изобретенные ими межвидовые игры. Но в следующий момент искусственное небо исчезло, уступив место низкому прозрачному куполу. Вместе с небом исчез и свет. Все обитатели загона вдруг оказались сидящими, ходящими, лежащими и стоящими в темноте. Но темнота эта не была полной. Какой-то свет остался. Когда глаза удивленного до глубины души Уокера привыкли к темноте, он понял источник этого света.
Звезды.
Тысячи звезд. Вероятно, их были миллионы, но он видел всего несколько тысяч. Этого было вполне достаточно. Звезды, сплошным ковром усеявшие небо над прозрачным куполом, изливали на пленников свой свет. Звезды переливались всеми цветами радуги, рассеянные по небу, как драгоценные камни по черному бархату, они светили – во всем своем галактическом величии – сквозь хрустальный потолок большого загона. Было ли это сделано намеренно, или у виленджи произошел сбой в компьютерных программах, Уокер не знал и понимал, что никогда не узнает. Темнота продолжалась всего пару минут. Потом она исчезла. Вернулось искусственное небо с его ровным, нейтральным голубым цветом. По небу плыли никогда не проливавшиеся дождями искусственные облака. Приближался неотвратимый искусственный закат.
Глаза Уокера почему-то наполнились слезами. Глядя на чужие звезды, он стоял и, не произнося ни звука, тихо плакал. Джордж неподвижно сидел рядом и смотрел на друга, на этот раз не виляя хвостом.
Помолчав, он сказал:
– Я бы тоже заплакал, если бы мог, но собаки не плачут. Они способны только немо переживать.
Опустившись на корточки и не отрывая взгляда от неба, на котором только что были видны звезды, Уокер запустил руку в лохматую шерсть. Он принялся гладить пса, закрывшего глаза от этого мимолетного удовольствия.
– Все правильно, Джордж, я уверен, что ты чувствуешь сейчас то же, что и я.
– Что еще я могу чувствовать? – Вывернувшись из-под ласкающей руки друга, пес встал и направился к палатке. – Пошли поедим. У тебя, кажется, оставались те энергетические плитки? Не те, которые с гранулами, – они отдают пластиком, а другие – с сушеными фруктами.
Выпрямившись, Уокер вытер слезы и кивнул:
– Думаю, что да. А в чем дело? Ты голоден?
Джордж обернулся через плечо:
– Нет, не особенно, но от еды чувствую себя лучше. Любой вкус Земли лучше чем ничего.
Еще раз кивнув, Уокер пошел за собакой.
– Думаю, там еще осталась пара плиток, одну из них мы с тобой и съедим.
Направляясь к палатке, он все больше и больше сомневался в том, что они все еще находятся где-то поблизости от теплого, дружелюбного, омытого океанами комка грязи, который они с Джорджем считали своим домом.
Дни текли бесконечной чередой, словно песок сквозь пальцы. Уокер мог считать эти дни, так как, к счастью, его часы продолжали работать. Помимо того что они указывали время и даты в трех часовых поясах (теперь абсолютно для него не важных), в них была адресная книга, с них можно было выйти в Интернет (теперь абсолютно недоступный), в часы был встроен спортивный секундомер и еще с десяток других функций. В чипе часов были две видеоигры. Несмотря на одолевавшую его скуку, Уокер не играл в них, так как берег батарейки. Знание времени (тихоокеанского, центрального и восточного) поддерживало в нем слабую иллюзию неразрывной связи с домом. Маркус страшно боялся утратить эту последнюю связь.
Делать здесь было решительно нечего, и Уокер на пару с Джорджем убивал время тем, что старался познакомиться с как можно большим числом томившихся в загонах пленников. Здесь были сетчатые ирелиты с А'ба'прин III, сдержанные мирриндриноны из планетной системы того же названия, долговязые, покрытые ресничками такуты с планет Домисс V и VI и многие, многие другие. Некоторые были дружелюбны, другие разговорчивы, третьи отчужденны, четвертые едва могли говорить, несмотря на стимулирующее лекарство и вживленные датчики. Неволя объединяла всех.
Выдал его одинокий гуаба.
На острый клинок Уокер наткнулся совершенно случайно. Собственно, это был не клинок, а просто продолговатый керамический осколок. Осколок был длиной около фута и наполовину торчал из песка на берегу самого большого ручья загона. Опустившись на колени, Уокер долго смотрел на блестящую полоску, торчавшую из песка. Он сразу отметил, что у осколка был острый как бритва край. Быстро огляделся по сторонам. Рядом и поблизости никого не было. Джордж болтал где-то с друзьями. Мимо на отполированных подошвах прокатилась парочка поглощенных друг другом мурулу.
Загадкой было, откуда здесь взялся этот предмет. Может быть, это был остаток строительного материала, из которого соорудили главный загон. Или забытый на месте строительства инструмент. Как бы то ни было, эта штука может оказаться полезной. Уокер подвинулся вперед, чтобы, по возможности, прикрыть осколок от невидимых мониторов, и извлек его из песка. У осколка действительно был очень острый край. Неплохо иметь оружие, пусть даже такое примитивное. Если же керамическая полоска окажется мирным инструментом, то интересно будет с ним поэкспериментировать. Кто знает, может быть, с его помощью удастся пробить или отключить заградительное электрическое поле.
Поднявшись, Уокер вдруг увидел, что на него внимательно смотрит маленький инопланетянин. В нем Уокер узнал гуабу, выходца с планеты, известной как Аилл VI. Самец гуаба был маленьким худым двуногим с такими длинными четырехпалыми руками, что они волочились по земле, когда существо шло. У гуабы были большие совиные глаза, уши могли поворачиваться вперед и назад. Широкий беззубый рот рассекал надвое уплощенный овальный череп. Лицо венчал маленький, постоянно качавшийся хоботок. Посмотрев на Уокера еще мгновение, гуаба повернулся и зашагал прочь на своих извивающихся, словно лишенных костей, конечностях.
Сделав глубокий вдох, Уокер, стараясь сократить путь, зашагал через большой загон к своей палатке. Зайдя в палатку, он вытащил из-под рубашки свой трофей. Никто пока не возражал против этой добычи.
При ближайшем рассмотрении Уокер, сильно волнуясь, обнаружил, что добытый им предмет является не просто продолговатым керамическим осколком. На одной стороне были видны надписи на незнакомом языке, а на другой несколько темноватых углублений. Когда Уокер осторожно приложил палец к одному из этих углублений, оно засветилось и ожило. То же самое произошло и с острым режущим краем. Проведя рукой вдоль лезвия, Уокер обнаружил, что оно нагревается, становясь все горячее. Может быть, это какой-то режущий инструмент? Тогда его можно использовать в качестве оружия и с его помощью даже выбраться из загона. Конечно, бежать ему все равно некуда, но хорошо все-таки иметь выбор, на случай, если виленджи, скажем, задумают проводить на пленниках какие-нибудь опыты или подвергнуть их еще какой-то неприятности. Лучше отсрочить неизбежное, чем покорно, как баран, отправиться на бойню.
Когда Уокер принялся изучать остальные углубления, пытаясь понять, для чего они предназначены, вокруг его правой щиколотки обвился невидимый канат, и кто-то сильно дернул его за ногу. Он ничком грохнулся наземь, из груди со свистом вырвался воздух, и его за канат поволокли из палатки. В ярости Уокер перевернулся на спину, и первое, что увидел, была парочка пришельцев, склонившихся над ним. Похожая на клапан рука одного крепко держала Уокера за щиколотку. Второй смотрел на Уокера панорамными глазами. Присоски его удерживали какой-то продолговатый конический предмет, направленный человеку в грудь. Уокер застыл как изваяние, боясь пошевелиться.
Тем не менее он заметил, с какой осторожностью виленджи, державший его за ногу, высвободил керамический предмет из его рук. Сделав это, он обернулся к своему спутнику и что-то громко и зло сказал ему. Интонациями этот крик был похож на вопль совы, пытающейся спеть ораторию Генделя. Имплантат в мозгу Уокера мгновенно перевел последовавший немногословный диалог.
– Я его взял.
– Как джиаб попал в строение? – спросил виленджи, державший винтовку или как там это у них называлось.
Волоски или реснички на коническом черепе его собеседника слегка дрогнули.
– Потерян по небрежности. Никакого ущерба не было.
Вместе они осмотрели лежавшего перед ними человека, который, тяжело дыша, наблюдал за их действиями. Конец конического орудия медленно пополз вверх, и Уокер закрыл глаза. Когда он их открыл, увидел спины уходивших виленджи. Он медленно сел. Потом осмотрелся и тут же увидел фигурку маленького существа, которое наблюдало за ним из-за границы горного загона Уокера.
Гуаба смотрел на него в упор и ухмылялся. Во всяком случае, Уокер решил, что это издевательская усмешка. Конечно, он мог и ошибиться, но знал, что прав. Правильно истолковал Уокер и непринужденность, с какой гуаба находился в компании двух виленджи. Маркус мгновенно понял, каким образом хозяева узнали о его находке. У гуабы не было других причин находиться здесь вместе с ними.
– Ах ты, ушастая сволочь! – зарычал Уокер.
Вероятно, виленджи уже находились вне зоны слышимости. Может быть, они предпочли пропустить мимо ушей злобный выпад двуногого, который ни в коем случае не мог относиться к ним. Но гуаба все услышал и все понял, так как его имплантат мгновенно перевел выкрик землянина. Несмотря на то что Уокер был в два раза выше и во много раз тяжелее гуабы, тот вовсе не испугался.
– Т-ольк-о прик-оснись к-о мне, виленджи ув-ид-ят! – крикнул он в ответ. – К-ак т-олько зем-ной ур-од м-еня-э тр-онет-э, так и ум-рет-э.
Он зашагал прочь, повернувшись к Уокеру спиной или, может быть, задницей, но тот не разбирался в гуабской анатомии.
Уокер встал и, наплевав на предостережение, направился к большому загону, надеясь настичь маленького предателя и разобраться с ним, когда поблизости не будет ни одного из виленджи. Потом он вспомнил рассказанную Джорджем историю о трехногом, который напал на экземпляр сесу и убил его. «Больше я его не видел», – так заключил Джордж свой рассказ.
Пока Уокер, дрожа от ярости, думал, что делать дальше, вокруг него появилась до боли знакомая картина гор и лесов. Большой загон исчез. «Нет!!!» – мысленно испустил он исступленный крик и бросился вперед. Но Уокер не ошибся, это была не галлюцинация. Как только Уокер попытался прорваться к панораме, он тотчас ощутил колющий удар, а потом боль от соприкосновения с активированным заградительным полем.
Потребовалось всего две секунды, чтобы понять, что его страх оправдался. Ему был отрезан доступ к большому загону с его лугами, инопланетной растительностью, широкими ручьями, другими пленниками и их личными загонами. За последние недели общение с разумными представителями инопланетных биологических видов, обмен мыслями и впечатлениями стали для него важными не только как привычка, но и как средство сохранить рассудок.
И Джордж! С восстановлением электрического заградительного поля по всему периметру его загона Уокер лишился и своего единственного друга, пленника с родной планеты. Маркус сразу все понял. Его решили наказать.
Наказать за то, что он нашел какой-то важный инструмент и не вернул его владельцам. Правда, Уокер не знал, как бы он мог это сделать. Он знал, что в таких делах был начисто лишен изобретательности. Он мог бы встать у входа в коридор и при появлении виленджи начать размахивать найденным предметом, привлекая к себе внимание. Так, без сомнения, поступил бы хороший заключенный. Так наверняка поступил бы этот самодовольный мерзавец гуаба. Да, он, Уокер, не образцовый заключенный. Наверное, даже глупый.
Но что бы ни произошло дальше, это событие послужит для него ценным уроком. Какой бы сложной ни была система надзора виленджи, она не была совершенна. Он смог найти, выдернуть из земли и спрятать под рубашкой большой керамический инструмент и незамеченным вернуться с ним в палатку. Если бы гуаба не донес на него хозяевам, то виленджи, скорее всего, никогда бы об этом не узнали.
Они не всемогущи.
Эта мысль немного приободрила Уокера, остаток дня и начало следующего он все время ждал, что вот-вот исчезнет панорама Сьерра-Невады, а заодно и барьер, отделяющий его загон от трущоб, где обитал Джордж. Но ничего подобного не произошло. Ни в первый день, ни во второй. Лишенный контакта с разумными существами, он испытывал такое одиночество, какого не представлял себе никогда в жизни. Он сидел у входа в палатку или на берегу озера и тупо смотрел на фальшивое небо, поддельный берег и призрачный лес. Он был так подавлен, что забывал съедать брикеты и кубики. Единственное, что он смог заставить себя проглотить, – это немного воды.
Он потерял счет дням, так как забыл и о своих, все еще исправно работавших, часах. Вероятно, понимая, что Уокер пылает местью к гуабе за предательство, виленджи опасались потерять еще один экземпляр в возможной драке между пленниками. Но по истечении какого-то времени срок заключения истек, и наказание было смягчено. Неизвестно по каким расчетам, но настал день, который Уокер не отметил по часам, когда внезапно исчезла горная панорама впереди и лес справа, и вместо них Уокер снова увидел доступный большой загон и место обитания своего четвероногого друга.
Когда это произошло, Джордж грыз голубовато-серый брикет в своем заржавленном «кадиллаке». Пес сразу понял, что вход свободен. Уокер был счастлив до такой степени, что начисто забыл о вероломном гуабе.
