Текст книги "Гибель на рассвете.Подлинная история убийства Гейдриха"

Автор книги: Алан Берджесс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

От автора

Я отчетливо помню, как господин Виттмер открыл огромный том в кожаном переплете и быстро листал его, пока не нашел раздел, в котором многие фамилии были аккуратно перечеркнуты по линейке красными чернилами.

– От этой истории у вас волосы встанут дыбом, – сказал он. В этой книге, как оказалось, были собраны оригиналы записей, которые вели власти концлагеря Маутхаузен. Хотя надо сразу сказать, что эта история не имеет никакого отношения к концлагерям.

Шел 1950-й год. Дело происходило в Арольсене, небольшом городе на севере Баварии, в котором находилась штаб-квартира Международной службы поиска, действующей под эгидой Международной организации беженцев. Господин Виттмер был заместителем ее директора.

Я в то время сочинял для Би-би-си художественную программу о службе поиска под претенциозным названием «Величайшая детективная история всех времен». Однако, после того, как господин Виттмер навел меня на след Яна Кубиша и Йозефа Габчика, мне захотелось написать их историю.

Чтобы докопаться до сути дела, необходимо было побывать в Чехословакии. Но из-за политических событий в то время поездка туда была практически невозможной, и тем более невозможно было рассчитывать на проведение там каких-либо исследований.

Мне не удавалось осуществить свои честолюбивые замыслы до весны 1958 года.

Я благодарен Министерству информации Чехословакии за то, что теперь мне была разрешена поездка, и я не встретил никаких препятствий на пути своих исследований. У меня, однако, сложилось убеждение, что, из-за того, что Ян Кубиш и Йозеф Габчик проходили подготовку в Англии, да и вся операция была задумана на Западе, правящий в Чехословакии коммунистический режим старается если не замолчать совсем эту историю, то, по крайней мере, преуменьшить ее значение. Поэтому я вдвойне благодарен всем чехам и словакам, которые помогли мне и предоставили ценную информацию.

Я также обязан разнообразным печатным источникам, особенно статьям Яна Дрейша, опубликованным в 1947 году в номерах издававшегося тогда журнала «Кретен», небольшой книжке профессора Огоуна «Правда о Гейдрихе», а также брошюре, изданной Чешской православной церковью святых Кирилла и Мефодия.

Хочу поблагодарить госпожу Жанетту Симек и господина Джеффри Тьера за отличный перевод этих материалов. Выражаю также благодарность господину Чарльзу Лаудау из дежурной службы Би-би-си в Кавершаме за разрешение просмотреть их объемные дела. Я очень признателен госпоже Эллисон из Айтфильда, графства Чешир, которая была хорошо знакома и с Яном Кубишем, и с Йозефом Габчиком в период их пребывания в Англии, и так много рассказала мне о них.

То обстоятельство, что я позже приступил к этой истории, имеет и свои преимущества. Одним из них является множество записей, накопленных за это время как нашими друзьями, так и противниками. Прошедшие годы повышают историческую значимость того времени, которое извращалось цензурой, искажалось пропагандой и было замутнено политическими страстями.

Из-за того, что невозможно перечислить все множество людей, в той или иной степени причастных к этой истории, мне пришлось опустить некоторые имена и описания подвигов многих отважных мужчин и женщин, в связи с чем заранее приношу им свои извинения.

Алан Берджесс

Эпсом, январь 1960 года.

Пролог

Лейтенант Ян Кубиш.Диверсионная группа «Anthropoid»

Зимней ночью на высоте шестисот метров в небе над Чехословакией гудел огромный самолет «Галифакс». Четыре его винта взбивали низкое кучевое облако, гоня его назад вдоль мокрых черных бортов самолета. Стоя в холодном фюзеляже, Ян Кубиш и Йозеф Габчик не отрываясь смотрели вниз – на свою родину – сквозь открытый выходной люк, формой напоминающий крышку гроба.

Машинально они проверили состояние своих парашютов. Через несколько минут им предстояло броситься вниз, сквозь тьму – к земле, что лежала под ними. Они должны были стать первыми парашютистами, вернувшимися в Чехословакию. Их миссия была так уникальна и опасна, как никакая из замышлявшихся до сих пор.

Более высокий из двоих, Ян Кубиш, был двадцати семи лет от роду и ростом 180 сантиметров. У него были светлые волосы и глубокие серые глаза, которые пристально смотрели на мир из-под резко очерченных бровей. Уголки его твердого, но щедрого рта были насмешливо приподняты, и это придавало его лицу властный вид. Он обладал могучими плечами и телом атлета. Рукопожатие его больших и умелых рук было сильным. Но больше всего запоминались его глаза, они смотрели прямо, не на ваш нос или подбородок, а прямо в зрачки ваших глаз, с непосредственным и чистым любопытством.

Ян Кубиш летел к себе домой. Летел домой в середине войны, ставшей особенно ужасной вследствие дьявольского извращения изобретательского гения человека. Тех, кто молод сердцем, война еще более возбуждает разнообразием возможных приключений. Он летел домой, доставляемый прямо к порогу, как никакой другой воин в прежней истории, снабженный оружием такой силы, что в другом веке он мог бы легко завоевать любую империю.

Но несмотря на эти утилитарные механизмы насилия, его стремление к цели вызывалось в основном инстинктом первобытного происхождения. Он летел домой, наполненный чувством, которое выкристаллизовывалось в нем годами, – чувством ненависти, рожденной и вскормленной горьким опытом.

Годы войны теперь хорошо известны по документам, и, покопавшись в архивах, историки найдут немало случаев, когда отважные юноши и даже девушки сидели или стояли у открытого люка самолета, ревущего над оккупированной врагом территорией, готовые броситься вниз навстречу эксцентричным приключениям, подобным Гомеровой «Одиссее». Но мало кому пришлось пройти столь губительные испытания, как Яну Кубишу, и он, как никто другой, был предан одной идее, посвятил себя ей и был решителен в достижении цели.

Те люди, с которыми Ян Кубиш встречался в Англии, находили его вполне нормальным, приятным молодым человеком. В самом деле, очень мало кто знал, что он обладал одним физическим украшением, и этот факт врачи-психиатры и даже современные историки могут считать поучительным. Он был обезображен шрамами в весьма необычной манере. На его ягодицах были выжжены семь маленьких свастик. Выжжены раскаленным железом за три года до описываемых событий. Какова была их роль в формировании его характера, и какая доля ответственности за последующее всесожжение может быть связана с этими стигматами, определить сложно. Но, по-видимому, немалая. Во всяком случае, он этого не забыл. В ночных кошмарах он все еще чувствовал горение плоти и помнил свои муки и стыд. Из-за того сильного унижения он стоял теперь в этом качающемся самолете, летящем в небе над его собственной страной. Из-за его ненависти, родившейся в том испытании, он был отобран для выполнения этой специальной миссии. Из-за того, что он был глубоко пропитан желанием отомстить, его послали в Чехословакию, чтобы убить человека. Не любого человека. Не какого-нибудь немецкого часового с замерзшим носом, уныло охраняющего аэродром или склад оружия, а человека особой важности, человека, которого многие считали самым опасным зверем в гитлеровских джунглях.

Лейтенант Йозеф Габчик.Диверсионная группа «Anthropoid»

Стоя теперь рядом со своим закадычным другом Йозефом Габчиком и вглядываясь вниз с высоты шестисот метров сквозь темный морозный воздух, Ян, наверно, думал, где может находиться тот человек в эту декабрьскую ночь 1941 года. Под ними расстилалась равнина, с незапамятных времен разукрашенная полосками полей, покрытая тонким слоем снега с темными пятнами сосновых рощ.

Над теснящимися в кучу селениями, где поблескивали льдом темные колеи, оставленные телегами на дорогах, самолет загудел, и собаки, задрав морды, зарычали в ответ и показали белые щелочки в глазах.

Жители в своих домах беспокойно ворочались во сне, горло перехватывало расслабляющее чувство страха. В эти дни было всегда страшно на улице, страх душил и пронизывал как сеющий снег. Страх не могли разогнать ни дневной свет, ни зимнее солнце. Этот самолет, летящий низко над головами, был угрозой, вызывающей сухость во рту, заставляющей сердце ускоренно биться, и человек инстинктивно прижимался ближе к жене, ища где теплее и безопаснее, стараясь не слышать механический гром в небе.

Ян тоже боялся. Он был охвачен каким-то болезненным страхом, выросшим в томительном путешествии от английского аэродрома. С этим чувством знакомы и летчики и парашютисты. Это страх, который приходит ночью в темноте над вражеской территорией. Это страх, который приходит от понимания того, что спокойствие должно вдруг смениться акцией насилия, что начинается что-то неизбежное, что запросто может вас погубить.

Стоя в ожидании прыжка, Ян познал все эти страхи. И даже ощущение твердой руки Йозефа на плече, рядом с тугой пряжкой парашюта, не уменьшало их. Йозеф Габчик прыгал вместе с ним. Он делил с ним все трудности и опасности. Это было особое товарищество, проверенное временем и испытанное опасностями войны, прошедшее через чрезмерные возлияния и успехи у женщин, выдержавшее скуку длинных вечеров под чужим небом, укрепленное превратностями и радостями совместного проживания. Теперь их дружбе предстояло самое строгое испытание.

Через несколько секунд светящиеся кнопки-транспаранты переключатся с красного цвета на зеленый, и Ян бросится в ревущий поток воздуха, гонимого вдоль фюзеляжа четырьмя тарахтящими винтами. Он старался думать, что фактически это – просто работа, которую надо сделать, миссия, которую надо выполнить. Чтобы побороть чувство страха, Ян попытался сосредоточиться на ненависти к тому человеку, которого им предстоит найти. Он пристально всматривался вниз, в темноту, как будто стараясь отыскать его там.

Это был корень зла – человек, от которого распространялся страх. Сейчас он наверняка спал, спал легко, распростершись рядом со статным белым телом своей жены, в большом помещичьем доме в нескольких километрах от Праги. Наверно, видел сны. А если в его снах и были какие-то предчувствия, то почти наверняка он ничего не знал о том, что высоко в небе летят два человека, прибывшие в качестве его убийц.

В наушниках, встроенных в шлем капитана авиации Канадских ВВС, вдруг раздалось шипение, и сквозь атмосферные помехи прорвался голос штурмана:

– Здесь, командир! Будем над зоной выброса через пять минут.

Это было опасное путешествие. Над Дармштадтом немецкие истребители отрезали их от ночного неба. Пришлось пережить несколько рискованных минут, прежде чем удалось оторваться от них. Но капитан авиации знал, что еще хуже дела тех людей, что одетые в штатское, с нацепленными парашютами ждут в хвосте. Он знал, что это уже третий полет над Чехословакией, когда они пытаются сбросить парашютистов.

– Хорошо! – сказал он и затем повысил голос, чтобы передать эту информацию сержанту-диспетчеру, находящемуся в фюзеляже.

– Понял, Сарж? Сейчас у тебя красный. Даю зеленый через пять минут. Надеюсь, первый из двух у тебя готов?

Глаза сержанта-диспетчера мигнули из фюзеляжа в знак подтверждения. Голос в наушнике, щелкнув, окончательно отключился. Капитан выключил связь, обернулся к Яну Кубишу и показал ему правую руку с поднятым большим пальцем, при этом широко растопырив пальцы другой руки.

Ян кивнул и почувствовал, как Йозеф ободряюще похлопал его по плечу. Он оглянулся и посмотрел на остальных, сидящих на полу с ослабленными лямками парашютов. Все они были его друзьями, он проходил подготовку вместе с ними. Бартош, Валчик и Потучек прыгают позже. Их миссия совсем иная. Они должны восстановить связь с Англией. В их контейнерах упакованы радиопередатчик и радиоприемник, необходимые для выполнения этой задачи.

Странно было думать, что этот самолет сбросит первых чехов в их страну со времени начала войны. Как их там примут после приземления? Они много говорили об этом между собой в последние несколько месяцев. И вот этот момент, о котором было столько возбужденных предположений, совсем близок.

Валчик улыбнулся Яну и ободряюще поднял вверх большой палец. Лейтенант Альфред Бартош поднял руки над головой в боксерском рукопожатии. Радист Потучек с серьезным видом отдал честь. Если счастье на их стороне, они все встретятся снова где-нибудь в Чехословакии. Если нет, чтож, по крайней мере, они будут лежать в родной земле.

Ян не был уверен в правильной реакции мышц своего лица и поднял руку в ответ на их жесты и пожелания удачи. Он повернулся, чтобы посмотреть на красный свет.

В это мгновение лицо сержанта-диспетчера из розового стало пепельно-серым, и Ян понял, что включился зеленый. Он услышал восклицание «Пошел!», чуть помедлил, готовый к прыжку, и затем, напряг мышцы, как их учили, бросился вниз в темный выходной люк. Воздушный поток от винтов самолета задрал его ноги вверх, и какое-то мгновение он лежал вдоль этого потока как доска. Хвост самолета проплыл сверху, похожий на тело гигантского черного кита. Стропы парашюта вытягивались за ним в трепещущийся шелковый орнамент. Затем, с сильным хлопком, воздух ударил в купол и толчком раскрыл парашют. Купол полностью раскрылся, наполнился воздухом, задышал и повис, будто подвешенный к ночи с безграничным изяществом.

Раскачиваясь, Ян посмотрел вверх и разглядел сзади в темноте силуэт парашюта Йозефа, также раскрывшийся в небе, а еще дальше за ним появился парашют, несущий мешок с их оружием и провиантом. Рев мотора «Галифакса» стал тише и напоминал жужжание ночного жука. Ян, усевшись в свое ременное сиденье, уцепился за стропы над головой и стал смотреть вниз, пытаясь различить очертания земли. Он видел белизну снега и чувствовал, как пощипывает мороз.

Это были минуты чистого волшебства и покоя, знакомые каждому парашютисту, минуты, отделяющие шумный, головокружительный, ветреный бросок из самолета от болезненной реальности удара о землю. Ян скорее чувствовал, чем видел приближающуюся ему навстречу землю и напрягся в ожидании удара.

Снег был твердый, промерзший, и его ноги процарапали землю с металлическим скрежетом. Он сделал кувырок, перевернулся на спину, ударившись при этом об алюминиевую коробку механизма парашюта, выдернул ноги из лямок, стряхнул оснастку с плеча, и свободный от напряжения шелковый шатер свалился в мягкую кучу на земле.

Ян встал, его била легкая дрожь. Головокружение, которое он испытывал в самолете, прошло. Он сделал глубокий вдох, задержал дыхание и прислушался, пробуя воздух, как зверь, вынюхивающий опасность. Видно было не много. Было очень тихо. Даже шум самолета замер в отдалении. Снег лежал на почве тонкой замерзшей коркой. Довольный тем, что его никто не заметил, Ян отправился на поиски Йозефа.

Если бы нацисты узнали о возвращении Яна Кубиша на свою родину, то они вряд ли проявили бы к этому событию повышенный интерес. За годы их жестокой власти они приобрели большой опыт борьбы с диверсантами и врагами рейха и были уверены, что умеют справляться с такими неприятностями. Война была почти выиграна, и побеждали они методами, которые им представлялись безотказными. Нацисты свято верили, что посредством крайней, зверской жестокости можно покорить весь мир, и для достижения этого они стремились принять на вооружение все возможные способы устрашения. Они знали, что насмешка является мощным оружием. Они верили, что выжечь семь свастик на заднице молодого революционера достаточно, чтобы охладить его решимость. В самом деле, кто станет хвастаться таким «боевым ранением»?

Они не подумали, что на протяжении истории святые и садисты, революционеры и убийцы часто бывали подвигнуты на свои подвиги именно губительными испытаниями подобной силы.

Они не понимали, что беспредельно унизить человека, лишить его человеческого достоинства – еще не значит уничтожить его. Да, это делает человека другим. И Ян Кубиш изменился.

Он уже не был тем застенчивым деревенским парнем. И никогда уже не будет полным надежд неопределившимся патриотом. Они посвятили его в ненависть. Он стал человеком, охваченным духом дикой ярости. Он стал одержимым, как ведьма в Средние века.

Человеком, который от лица нацистов правил Чехословакией в тот момент, когда нога Яна Кубиша впервые коснулась этой земли, был генерал СС Рейнхард Гейдрих, истинный и законченный палач, которого позже, в один достопамятный момент, Гитлер назвал «человеком с железным сердцем».

Теперь, когда в наших руках имеются документы, стало ясно, что Рейнхард Гейдрих был не только одним из самых могущественных людей во всей Германии, но и одним из самых страшных. Он контролировал тайную полицию внутри гестапо, её архивы и аппарат террора, известный под названием РСХА. Наряду с другими своими деяниями, эта организация ответственна за уничтожение более шести миллионов евреев.

Все полицейские силы Германии были наводнены людьми Гейдриха, напрямую связанными с его канцелярией в Берлине. В Берлине у него была еще и специальная организация под его исключительным командованием «Сигнал» – группа специально обученных головорезов, которые похищали, убивали или мучили людей без колебаний и лишних вопросов. Очевидно, что его втайне побаивались и Гитлер, и Гиммлер. Вальтер Шелленберг, ставший позже руководителем германской разведки и много лет проработавший под началом Гейдриха, утверждал, что Гейдрих был тем скрытым стержнем, вокруг которого вращался нацистский режим, истинным кукловодом третьего рейха.

Когда 27 сентября 1941 года в Праге Гейдрих принял должность рейхспротектора Богемии из рук больного барона фон Нойрата, он был на вершине власти. Его задача – целиком и полностью привести непокорную Чехословакию в нацистский лагерь.

С целью убийства именно этого человека в Чехословакию прибыли два простых парня: один – крестьянин из Моравии, другой – слесарь из Словакии.

Глава 1

Майор спецшколы чехословацких диверсантов, расположенной в горах на северо-западном побережье Шотландии, хорошо знал большинство своих учеников. Но некоторые лица запали ему в память больше других.

Габчик и Кубиш запомнились тем, что почти всегда были неразлучны. На протяжении всего обучения – во время форсированных марш-бросков и длинных ночных переходов в ужасную погоду, когда они с одним компасом отыскивали дорогу в горах, подрывали заброшенные железнодорожные пути, осваивали приемы рукопашного боя, обучались пользоваться гранатами и огнестрельным оружием всех типов – они всегда были вместе. Именно то обстоятельство, что они всегда все делали вдвоем, выделяло их среди всех учеников.

Благодаря величине своих рук и силе плеч, Ян мог бросить железное ядро гранаты на огромное расстояние. «Руки землепашца», – говорил о них Йозеф. И в самом деле, эти пальцы были накачаны силой еще с детства, когда им приходилось копать землю лопатой или крепко держать плуг, который тянули запряженные волы.

Ручная граната была безусловно любимым оружием Яна. Тогда как другим нравилась компактность пистолета Люгера или Смит-энд-Вэссона, кто-то лелеял тяжелый Кольт или смертоносный автомат – типы оружия, предназначенные для точной стрельбы железными пулями, любовь и привязанность Яна были на стороне «лимонки» с матовым блеском кубиков на ее поверхности. Граната утоляла какой-то голод его души. Он носил ее в кармане, как другие носят пакет пирожков.

Благодаря своей храбрости и умению обращаться с этим оружием, Ян получил однажды Чехословацкий военный крест. Дело было в 1940 году во время злополучного отступления во Франции, когда немцы прорвались со всех сторон. Для Яна это было первым боевым действием против врага. Его отряд вел разведку в лесу на другом берегу, готовый отступить по узкому мосту через стремительный глубокий поток. Приказано было провести разведку, а затем, отступив, взорвать мост и воссоединиться с главными силами. Ян тогда остался с взрывным устройством в лесу чуть выше по течению реки, а остальные осторожно переправлялись через бетонную арку моста и расходились веером между деревьями.

За полчаса до возвращения отряда Ян вдруг заметил солдат в серо-зеленой форме, передвигающихся между деревьями на том берегу. Это был немецкий патруль, очевидно, с намерением захватить невредимый мост. Ян мог сделать одно из двух: или взорвать мост и отрезать свой отряд, или попытаться задержать немцев до его возвращения. Он выбрал последнее.

Из своей тяжелой сумки он достал гранату и взвесил ее в руке, как спортивное ядро перед броском. Выдернув зубами кольцо, он бросил гранату высоко через поток. Она упала точно между ветвями в трех метрах от намеченной цели. Ян услышал треск разрыва, шум шрапнели, просвистевшей сквозь деревья, тревожные крики немцев.

Они быстро открыли ответный огонь – сердитую трескотню свинца. Пули, пролетавшие над его головой, взрывали струйки земли из холма, рикошетом отскакивали от стволов и ветвей деревьев, но не причинили ему никакого вреда. Они не представляли, где он находится. Им, должно быть, показалось, что граната упала с неба.

Прячась за кустами, Ян достал вторую гранату. Подержав тяжелое ядро в руке, одним ловким движением он извлек кольцо и, размахнувшись, с силой бросил ее так высоко, что граната парила в воздухе подобно жаворонку в синем небе. Достигнув максимальной высоты, она камнем упала вниз и разлетелась сильным взрывом листьев и осколков. Последовал яростный огонь немцев, но теперь он был более отдаленным. Ян послал им еще три гранаты, бросая их со всей силой как можно дальше в лес. Немецкий патруль с позором отступил. Прежде, чем они смогли осмотреться и оценить ситуацию, отряд Яна, встревоженный взрывами и выстрелами, безопасно проскочил по мосту обратно. Не переводя дыхания, они поднялись в гору, и Ян помахал рукой им вслед. Незачем было терять время. Немцы могли вызвать артиллерию, чтобы расчистить себе путь.

Быстрым движением руки он рванул рычаг на взрывном устройстве. Середина моста, выпячиваясь, приподнялась, когда шквал черного дыма с малиново-красной сердцевиной извергал каменные обломки высоко в воздух.

Темная поверхность бурного потока вся покрылась белым порошком цемента, штукатурки и бетонных крошек. Крупные куски размешивались в воде, гонимые потоком вниз по течению.

Когда облако пыли осело, Ян увидел, что центральная арка моста была полностью разрушена. Только стальные брусья с неотвалившимися кусками бетона торчали в филигранном узоре, удрученно склоняясь вниз.

Догоняя свой отряд, Ян подумал о тех людях, которые долго работали, чтобы построить эту изящную конструкцию из стали и бетона. «Все впустую», – сказал он потом Йозефу. И Йозеф понял, что он говорит о мосте, а не об убитых немцах.

Эта маленькая победа была одной из немногих среди целого моря неразберихи и множества поражений. И на корабль, отплывающий в Северную Африку, они садились в подавленном настроении. После недолгого пребывания там, они приехали в Англию и в итоге прибыли в спецшколу.

Здесь они встретились с другими чехами, которым предстояло сыграть важную роль в их жизни в течение предстоящих нескольких месяцев. Лейтенанты Опалка и Пешал, оба серьезные и решительные молодые офицеры, двадцатилетний капрал Герик с детским лицом, веселый двадцатисемилетний Валчик, Микс с фигурой и силой боксера-тяжеловеса, тридцатилетний Карел Чурда, сильный, молчаливый и надежный.

В легких горных туманах они «играли в войну» и обучались ее разрушительному ремеслу. А вечерами говорили о будущем и гадали, что оно готовит для них.

Ян и Йозеф завели в Англии новых друзей. В деревне Айтфильд графства Чешир их хорошо помнит семья Эллисон. Миссис Эллисон часто вспоминает, как она впервые познакомилась с Яном.

Ее две дочери, а в то время им было пятнадцать и шестнадцать лет, вернулись однажды с послеобеденной церковной мессы в Уитчерче очень возбужденными. Когда, возвращаясь домой, они уже сидели в автобусе в ожидании отправления, один симпатичный молодой чешский солдат пытался с ними заговорить. Но держать речь ему было трудно, и тогда он передал им в окно записку: «Давайте встретимся завтра здесь, пожалуйста!»

Это приглашение было отвергнуто миссис Эллисон, которая была немало наслышана и о свободных поляках, и о свободных французах, и о свободных норвежцах, и о свободных всех остальных.

Однако, на следующей неделе, когда она сама была в городе с дочерьми, по пути в кино они снова встретили его. Они с ним чуть не столкнулись на улице. Он остановился, поздоровался и на своем нетвердом английском попытался завязать с ними вежливую беседу. Он казался очень приятным молодым человеком, к тому же, одиноким, и, поддавшись внутреннему порыву, миссис Эллисон пригласила его пойти с ними в кино. В конце концов, ее собственный сын служил в английских ВВС, и для нее было утешением думать, что и по отношению к нему какая-нибудь другая мать подобным образом проявит доброту.

Когда они вышли из кино, было еще не поздно, и она пригласила Яна, если он хочет, поехать к ним на чашку чая. Она его предупредила, что Айтфильд – крошечная деревушка в четырех милях от Уитчерча, и последний автобус оттуда уходит рано. Но он, конечно, сможет доехать обратно на попутке, добавила она.

Он отвечал на своем своеобразном ломаном английском, что был бы очень счастлив выпить чаю вместе с ними.

Они сошли с автобуса на углу, в деревне, и она заметила, как его взгляд задержался на черно-белом коттедже вблизи автобусной остановки и блуждал по скотным дворам, что напротив их собственных ворот. На длинном пути по садовой дорожке, с бегающими цыплятами за загородкой слева, минуя ряды картофеля, лука, свеклы и высоких подпорок для плетей фасоли, проходя к шпорнику, белым левкоям и розам под окнами, он говорил очень мало. Он сидел у них и тихо пил чай из фарфоровых чашек с цветочками, жевал кекс, улыбаясь девушкам, затеявшим такой шумный разговор, что его могло бы хватить и на десять чаепитий.

Миссис Эллисон с ее материнской интуицией была огорчена его молчанием. В своем мудром, опытном сердце она чувствовала, что существует какая-то, ей непонятная, причина его отчаяния. И она была огорчена тем, что не может смягчить или уменьшить его тоску. Она знала, что на сотнях полей битвы по всему свету погибают в муках солдаты. Она знала, что есть миллионы одиноких, павших духом солдат, моряков, летчиков разных национальностей. Но этого одного она знала лично и поэтому как бы несла за него персональную ответственность.

Миссис Эллисон была так тронута, что когда он встал, собираясь уходить, она сказала:

– Почему бы вам не навещать нас по выходным? Пожалуйста, приходите к нам, когда вас отпускают в увольнение. Если хотите.

Она была вознаграждена, как и всегда бывала вознаграждена в течение полутора лет их знакомства, его благодарным взглядом и быстрой улыбкой. Он засиял от удовольствия.

Так особняк из красного кирпича в деревне Айтфильд стал для Яна Кубиша домом, а миссис Эллисон – его приемной матерью, поскольку его родная мать давно умерла. Он шутил и смеялся с девушками, в то время они были еще почти детьми, и едва ли мог быть даже намек на роман между ним и Лорной или Эдной. Просто им было очень весело, и своими глупостями и смехом они могли иногда сделать так, что война казалась очень далекой и не имеющей для них практического значения.

Это было за несколько месяцев до начала их специальной подготовки. Чехословацкий лагерь находился в Чолмондели, всего в нескольких милях от Уитчерча, и они виделись часто. В лагере были собраны некоторые остатки армии, распущенной после того, как Гитлер вошел в Прагу. Практически все были участниками боев в составе Французского иностранного легиона или новой Чехословацкой армии, сформированной в 1939 году во Франции.

Восторг Яна по поводу того, что он наконец освоил английский, был просто трогателен. С каждым посещением Эллисонов его язык совершенствовался, а они узнавали все больше о нем. Однако часто он подолгу сидел в гостиной один, глядя на окружающий мир глазами, полными одиночества. Тогда миссис Эллисон говорила:

– В чем дело, Ян? Не надо грустить. Завтра будет лучше. – А он улыбался ей в ответ, как будто знал, что завтра будет не лучше, а гораздо хуже.

Видя его тоску и одиночество, миссис Эллисон однажды предложила, чтобы он привез к ним своего друга для компании. По тому, с каким восторгом поднялись его брови, она сразу поняла, что он ждал такого предложения, и только врожденная тактичность не позволяла ему намекнуть на это самому.

На другой неделе у них появился Йозеф. Он был весельчак. И по-английски говорил безупречно. Йозеф скакал и смеялся. Он хлопал своего друга по спине и говорил, что тот чересчур серьезен, но другого нельзя было и ожидать, ведь Ян родом из Моравии, а он, Йозеф, из Словакии, где все целыми днями веселятся и поют среди зеленых долин и высоких гор.

У Йозефа были темные волосы, белые зубы, тонкое смуглое лицо и быстрая улыбка. Он был темпераментен как примадонна, стучал по столу и жестикулировал. Еще бы, ведь он словак! Ян терпеливо объяснял миссис Эллисон и двум ее хорошеньким дочкам причины такого темперамента.

Чехословакия, как оказалось, делится на три разные части, и люди в них по темпераменту подобны жителям Англии, Шотландии и Уэльса. Жители Богемии, со столицей в Праге, подобны англичанам. Жители Моравии, центральной части страны, откуда происходит Ян, похожи на шотландцев.

В этот момент Йозеф обязательно вмешивался и заявлял, что все моравцы – мрачные, угрюмые, недоверчивые, злые и раздражительные.

Ян не обращал на это внимания, выискивая серьезные сравнения, и уподоблял словаков валлийцам и ирландцам. Йозеф мягко прерывал его, чтобы похвалить веселость, страстность и музыкальность своих соотечественников.

– Безумцы! – настаивал Ян, – Как горные медведи! Капризны, опасны, непредсказуемы!

– А какие все красавцы! – горячился Йозеф, радуясь, что последнее слово осталось за ним.

Эллисоны всегда смеялись над этим неизменно повторяющимся дружеским спором. Им казалось, что мир полон молодых военных, дружески подшучивающих друг над другом. Техасец и житель Новой Англии, валлиец и шотландец, ирландец и «кокни»-лондонец, австралиец и южноафриканец, и «свободные» – но все они не смеялись так много, потому что были гораздо ближе к реальной действительности.

Больше года два чехословацких парня проводили все свое свободное время в просторном кирпичном доме на окраине деревни Айтфильд. И нередко, разглядывая их через очки, миссис Эллисон смотрела на своих «мальчишек» с материнской проницательностью и угадывала за их смехом скрытую силу и горькое понимание того, что все это – только короткая остановка на пути в неизвестность. Втайне она горевала о том, что им предстоит пережить.