Текст книги "Никому не говори"

Автор книги: Алафер Берк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 7

Обычно Элли нравилось проводить время в здании уголовного суда. Однажды она услышала, как кто-то назвал это время периодом «спешки и ожидания». Ей, как никому другому, был хорошо понятен смысл этих слов.

Другие люди – как правило, адвокаты – сновали взад и вперед, собирая свидетелей в стада, словно скот. Они заключали сделки в последнюю минуту, всегда в стенографическом виде. ОПЗ – освобождение под залог. РОО – решение об оправдании. РЛССП – регистрация лица, совершившего сексуальное преступление. Голые факты перед судьями – рассмотрение судьями (не присяжными) материальных элементов доказательств преступления. Тем временем она сидела на скамье и мерзла, обычно с дешевой книгой в мягкой обложке, зарабатывая дополнительные деньги – за счет сверхурочной работы, если была не на дежурстве.

Но в этот день, сидя в коридоре рядом с залом судебных заседаний судьи Фредерика Найта, Хэтчер вспоминала выражение беспомощности, появившееся на лице Рогана, когда она захлопнула дверцу автомобиля, оборвав его на полуслове. Она догадывалась, как сильно разозлился ее напарник. Последнее, что он сказал, прежде чем она вышла из автомобиля: «Может быть, нам стоит подать докладную записку по поводу того, как долго это продлится, до того как позвонят Такер?»

Вероятно, он был прав. Уитмайры позвонят их лейтенанту. Или попросят комиссара позвонить капитану с просьбой позвонить лейтенанту. Или попросят мэра позвонить комиссару. Такие люди могут воспользоваться своими связями как им заблагорассудится, и помешать им в этом никто не в силах.

Но Элли была последним человеком на свете, кто позволил бы им просто так сделать это. Ни известность, ни деньги не отменяли тот факт, что их дочь, несчастная, одинокая, страдавшая булимией шестнадцатилетняя девушка, была найдена в ванной – пьяная, обнаженная, окровавленная и мертвая.

– Эй, ты, кажется, говорила, что у тебя вызов!

Направляясь к месту преступления на Бэрроу-стрит, она послала эсэмэску Максу Доновану, заместителю окружного прокурора, у которого сегодня дежурство. Вообще-то, с большинством прокурорских работников она не была в столь близких отношениях, чтобы обмениваться эсэмэсками, но именно этот прокурорский работник был ее бойфрендом.

– Дело вполне очевидное.

– Не знал, что в наше время убийства расследуются так быстро. Хотя в прошлом году Вустер занимался одним делом – так там парень решил, что его сосед убил женщину, а та оказалась надувной куклой.

– Сегодня девушка была вполне реальной, но это явное самоубийство. Явное для всех, кроме членов ее семьи.

Макс с любопытством посмотрел на нее:

– И ты уверена в этом?

– А какие могут быть причины для сомнений?

– Хорошо. Забудь о том, что я сейчас сказал. Я рад, что ты быстро разобралась с этим. Может, перекусим после того, как закончим здесь?

– Было бы неплохо.

Из-за разницы в графиках работы они не виделись четыре дня. За последний год между ними сложились такие отношения, что четырехдневная разлука не воспринималась как нечто из ряда вон выходящее.

Из-за двери зала судебных заседаний высунулась голова судебного пристава:

– Судья готов.

Показания Элли заняли шестнадцать минут. Она оспаривала правомерность ходатайства об освобождении убийцы, признанного виновным. Суть дела состояла в следующем. Обвиняемый утверждал, будто действия адвоката были неправильны, поскольку он позволил детективу Хэтчер устроить ему допрос по поводу смерти его подруги. Обвиняемый сам вызвал полицию и заявил, что обнаружил ее избитой на полу кухни квартиры в Чайнатауне, где они совместно проживали. Его не взяли под стражу. Он даже не был подозреваемым. Его адвокат, живший по соседству, занимался делами по недвижимости и предложил ему дружескую поддержку.

Адвокат не был виновен в том, что Элли заметила крохотные разрывы тканей на теле жертвы, сопровождавшие каждый удар, кольцо с острой гранью на мизинце обвиняемого и красные следы на костяшках его пальцев. Простого вопроса о том, чем можно объяснить эти три обстоятельства, было достаточно, чтобы обвиняемый сломался.

Это было бы обычное слушание дела, если бы его рассматривал любой другой судья, но не Фредерик Найт, известный в уголовно-процессуальной системе Нью-Йорка как Большая Свинья.

Элли подозревала, что это прозвище отражало не столько его явно избыточный вес, сколько стремление превзойти в женоненавистничестве Эндрю Дайса Клэя.[6]6
  Эндрю Дайс Клэй – американский актер-комик, сценический персонаж которого отличается презрением к женскому полу.


[Закрыть]

Когда она поднялась со свидетельского места, последовал настоящий бред.

– А я вас знаю.

Если бы Элли находилась в доме престарелых в Квинсе, она могла ожидать, что услышит подобную фразу от пациента – очень-очень старого, который уже больше никого не знает.

– Элис Хэтчер, ваша честь. Я здесь уже в пятый раз. – Детектив быстро перечислила имена обвиняемых, которые всегда помнила. Она могла назвать даже даты ареста, а возможно, и даты рождения. У нее была прекрасная память.

Судья Найт, разумеется, ничего этого не помнил. Каждый раз при упоминании ею очередного дела он покачивал головой:

– Всего пять раз, и я вас знаю! Примите это как комплимент, офицер.

«Детектив», – мысленно поморщилась Элли.

– Вы держите себя в форме. Это хорошо. Прелестная девушка, не правда ли, Донован?

Макс не упустил такую возможность:

– Что касается формы, едва ли кто-нибудь может сравниться с вами, ваша честь.

«Банально», – подумала Элли. Хотя как иначе можно было ответить в данных обстоятельствах?

– А что вы думаете, мистер Донован, по поводу наряда вашего свидетеля?

– Прошу прощения, ваша честь?

– Не для записи, – обратился Найт к судебному репортеру. – Всего пять визитов в суд, и я, тем не менее, запомнил этого свидетеля. И давайте внесем ясность. Мы все знаем, что именно мне запомнилось. И вот теперь она здесь в этих мужских штанах – пусть будет брюках.

Хэтчер хотела было сказать, что под ее скромными серыми брюками черное бикини с ремешком, но, идя в суд, она оделась подобным образом по определенной причине. Она оделась подобным образом потому, что большинство судей и присяжных заседателей имеют определенные ожидания, которые отличаются от ожиданий Найта.

Судью не интересовал ее внутренний монолог. У него имелись собственные мысли.

– Впервые сев на судейскую скамью, я застал первую волну женщин, захлестнувшую суды. Все они носили юбки, шелковые блузки и туфли на высоких каблуках. А затем пришла мода на мужскую одежду, и женщины стали одеваться в брюки и оксфордские рубашки. В настоящее время девушки снова начали одеваться как прежде – платья, юбки, чулки, туфли. Все, кроме вас, офицер. Хэтчер, вы сказали? Вы скрываете свои достоинства и выглядите как парень. А что, если бы Донован появился здесь завтра в платье? Как бы вы к этому отнеслись?

Она заметила, что Макс смотрит на нее. Предостерегает. Умоляет. Не. Делай. Этого.

– Я хотела бы увидеть это, ваша честь. Но заместитель прокурора Донован сказал мне, что уже износил свое лучшее красное шелковое платье, которое сшил специально для того, чтобы покрасоваться перед вами.

Когда они вышли в коридор, Макс изо всех сил старался изобразить раздражение, но так и не смог сдержать улыбку:

– Красное шелковое платье? В самом деле? По-моему, это уже перебор.

– О, ты смотрелся бы в нем классно, я уверена. «Брукс Бразерс», «Барберри» или какая-нибудь другая аристократическая марка. Извини, с Большой Свиньей трудно держать себя в руках.

– Ничего удивительного. Ходатайство яйца выеденного не стоит. С самого начала было ясно, что парень изображает безутешного возлюбленного. Кроме того, по-хорошему с Найтом договориться невозможно. Он работает с обвинением словно на автопилоте. Я мог бы сказать ему, что суду следует принять официальное решение о незаконном вторжении, и он сделал бы это.

– Я молю Бога, чтобы вернуться домой не очень поздно. А ты?

Его рука скользнула по ее талии.

– Как только я закончу здесь, мне нужно ехать в Рикерс. Гангстерская перестрелка. Думаю, несколько недель в камере заставят кое-кого усомниться в своей преданности оставшемуся на свободе сообщнику. Я должен выяснить кое-какие детали их совместной деятельности.

– Неужели добрые граждане Нью-Йорка не могут перестать убивать друг друга хотя бы на одну ночь?

– Так у тебя есть время на ланч? Я могу позволить себе несколько минут.

– Зависит от обстоятельств. У тебя сохранилось красное шелковое платье?

– Эти штаны действительно немного мужские.

– Под ними все в порядке, – с улыбкой возразила Элли.

Макс улыбнулся в ответ. У нее на поясе зазвонил мобильный телефон, и она напряглась, увидев на дисплее номер Рогана. Этот звонок предвещал бурю, которая должна была разразиться из-за их ухода из особняка Уитмайров. Итак, родителям Джулии потребовалось чуть более часа, чтобы привести в действие все имевшиеся в их распоряжении рычаги связей.

Она нажала кнопку телефона.

– Да?

– Нам не следовало уходить. Ты же сама сказала, что Донован не особенно нуждается в твоих показаниях.

– Я так понимаю, Такер надрала тебе одно место?

– Дело не только в Лу. Нам нужно было хотя бы провести необходимые мероприятия. Как я говорил, сохранить в неприкосновенности место преступления, поговорить с друзьями, сделать то, что мы обычно делаем.

– Как я говорила, это пустая трата времени.

– Зря я послушал тебя. Мы провалили дело.

– И как именно мы сделали это?

– Я расскажу тебе при встрече. Встретимся на Сентр-стрит. Я буду там через три минуты.

Они закончили разговор, даже не попрощавшись.

В трехстах семидесяти пяти милях к северо-западу от Нью-Йорка, в Буффало, штат Нью-Йорк, на столе заместителя окружного прокурора Дженнифер Шугармен зазвонил телефон.

– С вами хочет увидеться Джеймс Гриско.

– Хорошо. Я его жду.

Она знала все эпитеты, которыми награждали других звезд их офиса. Дэн Кларк был прирожденным судебным адвокатом. Джо Гарретт – гением работы с жюри присяжных . Марк Мэнсон – машиной зала судебных заседаний .

Мэнсон? В самом деле? Однажды она явилась на одно из его судебных заседаний, чтобы посмотреть, из-за чего было столько разговоров, и услышала лишь то, что он назвал историю обвиняемого «тщательно продуманными румянами». Он даже прикоснулся кончиками пальцев к своей щеке, дабы Дженнифер не подумала, будто ослышалась. Именно «тщательно продуманные румяна». Вот идиот.

Дженнифер Шугармен? Спросите сотрудников офиса, и они скажут, что она – хороший работник. Прилежная. Внимательная к деталям. Добросовестная. Часто засиживается допоздна на работе. Усердный работник таковым рождается. Если она действительно настолько хороша – может быть, даже еще лучше, – это было достигнуто за счет огромных усилий.

Впрочем, Шугармен не возражала против этих характеристик. Она умела переквалифицировать мелкое преступление в тяжкое быстрее любого другого заместителя окружного прокурора, и всего после пяти лет работы в офисе принимала участие в рассмотрении дел, связанных с убийством. И когда босс уйдет на пенсию, ее репутация усердного работника сослужит ей хорошую службу. Избирателям нравится, когда государственные должности занимают люди, сто́ящие затрачиваемых на них денег. Она планировала стать первой женщиной на посту окружного прокурора графства Эри.

И она действительно отличается бо́льшим усердием по сравнению с многими другими. Взять, к примеру, утренний звонок из тюрьмы по поводу Гриско. Большинство заместителей окружного прокурора оставили бы его без внимания. В лучшем случае передали бы информацию офицеру, надзирающему за условно-досрочно освобожденными заключенными, и забыли бы о звонке.

Но она согласилась обсудить освобождение Гриско из заключения. Ей было известно, что бывшие заключенные гораздо больше боятся официальной власти прокурора, нежели зачастую пустых угроз со стороны офицеров, надзирающих за условно-досрочно освобожденными заключенными. На тот случай, если у кого-то возникнет причина позвонить в тюрьму и выяснить местонахождение Гриско, Дженнифер хотела, чтобы тот знал, что она не забыла о нем. Если возникнет необходимость, она без колебаний упрячет его обратно.

Войдя в ее кабинет, Гриско снял с головы бейсболку. Это был хороший знак, свидетельствовавший о том, что он понимает, кто здесь главный. Она сказала ему о звонке в тюрьму этим утром и напомнила об условиях освобождения, зачитав их вслух.

– Можете не напоминать мне, мэм. Я не собираюсь нарушать их.

– Рада слышать, Джимми. Я рискую из-за тебя.

– Понимаю, мэм. Большое спасибо.

Дженнифер пожала ему руку и проводила до коридора. Наблюдая за тем, как Джимми идет к выходу, она надеялась, что, возможно, ему еще удастся найти себе достойное место в жизни.

Только вернувшись в кабинет, она подумала, что ей следовало чем-нибудь накрыть или убрать со стола блокнот, в который она записала информацию, полученную из тюрьмы. Это была непростительная ошибка, но Гриско, кажется, ничего не заметил. Во время разговора он рассматривал свои ботинки и ни разу не поднял глаз.

Шугармен перевернула страницу блокнота. Ничего страшного не случилось. Она уверена в этом.

Глава 8

Кейси Хайнц сошел с поезда номер шесть в Бликере. В целом день начинался неплохо.

В школе Рамоны по понедельникам присутствовал штатный преподаватель, и поэтому она могла провести с ним весь день, начиная с завтрака в «ЭйДжейс». В те дни, когда Рамоны рядом не было, он ограничивался оладьей с шоколадом, заставляя себя жевать медленно, дабы не показывать, как сильно ему хочется есть. То, что его тошнило от этой еды, помогало ему есть не спеша. Кейси надоели практически все блюда «ЭйДжейс», одного из немногих заведений в Нижнем Ист-Сайде, где можно было проводить время, не заказывая слишком много. Сначала чашечка кофе. Спустя пару часов – оладья. Время от времени туда заходили Брэндон или Вонда с собранной мелочью, которой хватало еще на одну чашечку яванского кофе.

«ЭйДжейс» уже начинал восприниматься как дом родной.

Но сегодня со временем проблем не было, поскольку Рамона находилась здесь. Девушек, которые вели себе подобно ей, никогда не просили покинуть заведение, независимо от того, с кем они общались.

Расходы тоже не имели значения, когда рядом была Рамона. Кейси нравилось, что Рамона платила. Не сам факт, что она платила. Разумеется, она делала это, учитывая их разные обстоятельства. Но именно то, как она это делала. Она всегда заказывала что-нибудь себе, даже когда не была настолько голодна, чтобы съесть это. И всегда заказывала то, что любил Кейси. Сегодня это был багет с куриной грудкой, моцареллой и базиликом. Она откусила пару кусочков, и когда Кейси покончил со своей оладьей, подвинула ему сэндвич со словами:

– Я уже сыта, ты можешь это доесть?

Когда они прогуливались по Сохо после ланча, он изучал ее профиль. Кейси никогда не встречал такой прелестной девушки, как Рамона. Она не обладала классической красотой и не была похожа на миловидных, строгих старшеклассниц, задиравших нос с неуместной самоуверенностью. Рамона выглядела довольно забавно. У нее был несколько длинный и плоский нос, а один глаз находился чуть ниже другого. Ее тонкие губы растягивались в кривую ухмылку. Но если сложить все эти черты вместе? Она была просто потрясающа!

Еще большее восхищение вызывало то, что она не пыталась быть хорошенькой. Ее короткие, черные как смоль волосы торчали пучками, словно обрезанные бритвой. Кроме того, она одевалась старомоднее и подводила глаза гуще, нежели это было принято среди обитателей Верхнего Ист-Сайда. К тому же она проводила время в компании таких людей, как Кейси.

Обычно они слонялись по улицам, потешаясь над сюрреалистическими художественными галереями и претенциозно выглядевшими панками. И обычно один из них приводил с собой кого-нибудь: он – Брэндона, она – Джулию. Но сегодня они были вдвоем.

И сегодня они не слонялись по улицам. Сегодня Рамона поговорила с ним.

– Меня беспокоит моя мама. Мне кажется, у нее депрессия или что-то в этом роде.

Кейси не мог представить, из-за чего у матери Рамоны могла быть депрессия. Насколько он мог судить, ее основным занятием были шопинг и домашнее хозяйство. Однако парень решил попридержать язык.

– Я звонила вчера вечером. Она считает, что мне следует поговорить с отцом. Сказать ему, что она слишком много времени проводит в своей комнате.

– Ты видишь? – Кейси показал на свое лицо. – Это выражение боли и унижения оттого, что ты поговорила об этом с Джулией до того, как поговорить со мной.

– Извини. – Девушка обняла его сзади за плечи. – Она постоянно находится в контакте. Шлет текстовые и мгновенные сообщения и всякое такое.

Текстовые и мгновенные сообщения. Еще две возможности, которых лишен Кейси. В Центре Надежды действовал пятнадцатиминутный лимит на пользование компьютером, если это не было связано с поиском работы, а его постоянные обитатели не имели собственных телефонов. Тот, кто хотел связаться с ним, должен был оставлять сообщение у консьержа. Или у Джой, которая вела журнал записей в «ЭйДжейс» с полудня до пяти часов по будням. Это очень мило с ее стороны.

Во всяком случае, боль и унижение были притворными. Рамона и Джулия Уитмайр знали друг друга с детства. Кейси познакомился с Рамоной только в прошлом декабре, когда они оба болтались по парку Вашингтон-сквер. Кейси, по всей вероятности, никогда не стал бы для Рамоны лучшим другом, но это вовсе не означало, что она не была его лучшим другом.

Джулия должна была встретиться с ними сегодня в «ЭйДжейс», но опять не пришла. В ее отсутствие он высказал несколько комментариев в ее адрес:

– Джулия считает, что тебе следует поговорить со своим отцом, поскольку она, судя по разговорам о ее родителях, папина дочка. Ничто не доставляет ей такого удовольствия, как пожаловаться на собственную маму, чтобы заслужить поощрение от любимого, далекого отца.

– Ты жесток.

– Это не жестокость. Это правда. Ты знаешь, мне нравится эта девчонка. Почти так же, как ты.

Он ощутил неловкость, но Рамона, казалось, не обратила на это замечание никакого внимания.

После прогулки по Сохо они направились на запад, побродили по Хай-Лайну и прошлись по магазинам в Виллидже. Возможно, если бы Джулия пришла, она заставила бы их купить что-нибудь. Не Кейси, конечно, а Рамону.

Когда в два часа Рамона объявила, что ей нужно идти домой, он подумал: «Интересно, осталась бы она дольше, если бы с нами была Джулия?» Как же ему надоели подобные мысли! В глубине души он чувствовал себя неуверенно, и это вызывало у него глухое раздражение.

На Восьмой улице он неожиданно натолкнулся на Брэндона, стоявшего со своей последней картонной табличкой. «Пытаюсь попасть домой в Луизиану. Нужно 55 долларов на автобусный билет». Если бы Кейси имел сто долларов, он поспорил бы на всю эту сумму, что Брэндон никогда не был южнее округа Колумбия. Брэндон более самоуверенный и дерзкий, чем Кейси. Более смелый. И, несомненно, вызывает определенные подозрения. Кейси держался от него подальше в тех нескольких случаях, когда Брэндон торговал из рук в руки в парке. Он старался не задевать Брэндона и не показывать ему свою озабоченность. Ведь Брэндон – единственный парень среди завсегдатаев улицы, кто с готовностью общался с Кейси.

Это был хороший день.

К тому времени, когда Кейси вернулся в «ЭйДжейс», было без чего-то пять, и, следовательно, Джой еще находилась на посту. По традиции она дала ему немного еды к кофе. Обычно это была запеченная тыква или цуккини – то, чего у них имелось больше всего и что выбрасывалось после закрытия, – но сегодня ему вручили кусок лимонного пирога.

– У меня есть кое-что для тебя, парниша!

Джой минуло всего двадцать лет. У нее были обесцвеченные волосы, стриженные «под пажа», на правой руке имелась татуировка, но она предпочитала изъясняться на манер официантки 1960-х из забегаловки где-нибудь в Вако.

– Звонила твоя любимая маленькая леди.

– Натали Портман наконец прозрела?

– Ты знаешь, кого я имею в виду. Сама маленькая, милая мисс Рамона. Она сказала, что ждет от тебя ответа, как соловей лета.

Кейси был уверен, что это слова самой Джой, а не Рамоны. Он демонстративно неспешно вышел из «ЭйДжейс», но, оказавшись за дверями, тут же побежал к последнему сохранившемуся в этом районе телефонному автомату, на углу Лафайет и Бликер. После четвертого звонка он услышал знакомое исходящее сообщение Рамоны: «Привет, это Рамо…» Как всегда. Девушка имела обыкновение оставлять мобильный телефон в сумочке и забывать о нем. Любой другой на его месте оставил бы сообщение и в течение часа дождался бы ответного звонка на мобильный. Но Кейси не имел такой возможности. Он порылся в бумажнике в поисках листка с телефонными номерами, бросил еще пятьдесят центов и набрал другой номер.

Ответил отец Рамоны. Проклятие.

– Добрый день, мистер Лэнгстон. Это Кейси Хайнц. Могу я поговорить с Рамоной?

Кейси виделся с родителями Рамоны лишь однажды, когда они ушли во время антракта с пьесы, которую назвали «дешевым мошенничеством Олби». В это время Кейси и Рамона смотрели марафон Arrested Development. Родители Рамоны ничего не знали о жизненных обстоятельствах Кейси, но им не понадобилось много времени, чтобы понять по его внешнему виду и уклончивым ответам на вопросы, что он не принадлежит к традиционному кругу общения их дочери. В тех редких случаях, когда Кейси звонил Рамоне домой, он старался быть на высоте по части хороших манер.

– Рамона… она сейчас очень расстроена. Она в своей комнате. Мать пытается поговорить с ней.

– Что-то случилось? Я получил от нее сообщение, в котором она просила срочно позвонить ей.

– Она хотела поговорить с тобой? Хорошо. Я скажу ей, что ты звонишь. Подожди минуту, Кейси.

Парень услышал бормотание на заднем плане, и затем трубку взяла Рамона.

– Кейси, о боже, Кейси! Пожалуйста, приезжай, прошу тебя. Ты мне нужен.

Ты мне нужен. Сколько раз он представлял в своих грезах, как Рамона произносит эти слова! Но тогда ее голос звучал нежно и трогательно. Теперь же она задыхалась от рыданий.

– Джулия… Джулии больше нет, Кейси! Джулия умерла. Она покончила с собой.