Текст книги "Иннокентий 2 (СИ)"

Автор книги: Ал Коруд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

– Привет, народ. Чаем не угостите?

Мало сказать, что двое доселе мило беседовавших научных сотрудников оказались удивлены. До некоторой степени даже ошарашены. Затем один из них близоруко прищурился и протянул:

– Васечкин?

– Долго жить буду! Не признали?

– Кто еще так нагло может ворваться в секретную лабораторию. Ты на какую разведку нынче работаешь?

– Сомалийскую!

Сидевший в кресле на колесиках лысоватый обрюзгший не по годам тип проворчал.

– Ты бы хоть постучал.

– Я помешал вашему уединению?

По здешним временам шутка была на грани фола. Но второй из ученых мужей благодушно кивнул гостю:

– Проходи, раз зашел. Фима, сделай нам, пожалуйста, чаю.

Лысый брюнет громко фыркнул, но ускорение своему креслу ногой придал. Немного погодя на угловом столе утробно засопел алюминиевый чайник.

– Классный у тебя стул, Фима!

– Кому Фима, а кому Ефим Соломонович.

– Сам сделал?

Кеша нагнулся к полу и внимательно изучал колесики. В мире семидесятых он еще таких кресел не видел. Фима оттаял, слез и перевернул его, чтобы показать собственное рационализаторское внедрение.

– А кто еще?

– Маладца! Респект!

– Чего-чего? – вскинулся отошедший к чайнику начальник лаборатории. Русоволосый с аккуратно подстриженной бородкой он выглядел как посконный русский интеллигент девятнадцатого века. Как уже успел заметить Иннокентий, в семидесятые годы среди научных сотрудников борода была в моде. Это они так, видимо, фрондировали перед побритым и подстриженным партийным руководством. В Зеленограде точно прижились бы барбершопы! – Ты наливай, не стесняйся! Но откуда у тебя такие странные выражения?

Васечкин заметил около заварочного чайника упаковку «со слоном» и приободрился. Совсем в СССР от хорошего чая отвыкнешь.

– Да как-то от мажоров заезжих услышал.

– Понятно.

Кеша обнаглел и тиснул из красивой коробки овсяного печенья, вызвав у Фимы приступ жадности:

– Каков он у нас молодец, Станислав! Такой нигде не пропадет!

– Так учись у пролетариата, как надо выгрызать блага жизни, – смешливо ответил бородач, но его глаза так и остались холодными.

«Опа-на! Непростой он у нас чувак».

– Ребята. Вы же химики, а здесь я вижу одни компьютеры!

По меркам будущего эти громоздкие шкафы и периферия ввода никак не тянули на высокое звание вычислительного устройства, но таковыми были. Васечкин уже успел побывать много где в их Научном Центре и к своему несказанному удивлению узнал, что ЭВМ семидесятых штука довольно громоздкая, и управляется совсем иначе, чем ПС. И отчего-то делают их разнокалиберными множество советских предприятий. Странно, Союз страна, в целом унифицированная, а тут кто в лес, кто по дрова.

Ефим в ответ обидчиво фыркнул:

– Темнота! Все давно завязано на ЭВМ. Как ты, скажи на милость, будешь молекулярный анализ без них проводить? А считать? На арифмометре?

Васечкин примирительно поднял руки:

– Понял, не дурак. Дурак не понял.

Станислав хохотнул:

– Тебе бы, Иннокентий на сцене шутом выступать, а не по лабораториям передового института шляться. Дорогой друг, – бородач провел рукой по громоздкой аппаратуре и пафосно выпалил, – вот на такой технике и куется современная наука! Между прочим, секретной.

Васечкин откусил овсяного печенья и скептически хмыкнул:

– Один хрен штатники нас обгонят. Не тянет наш городок супротив Силиконовой долины.

Кешу сегодня явно несло. Или ему так надоела советская действительность? Во всяком случае эффект он своим невольным признанием из реалий будущего произвел. Фима вовсе прекратил жевать, а Станислав с искренним интересом глянул на гостя.

– Откуда такие упаднические мысли, молодой человек? «Голосов» наслушались?

Иннокентий отлично понимал, что подразумевается под этим словом. Западные радиостанции, будто бы рассказывающие советским диссидентам правду-матку о состоянии дел в Советской России. «Голос Америки», «Голос Свободы», «Свободу Анжеле Девис»! Это какими надо быть наивными идиотами, чтобы по чеснаку верить предателям и продажным деятелям эмиграции, которые спонсируются вражескими государствами?

Не то чтобы Кеша был ярым патриотом, но Родину любил и даже иногда кое-что почитывал такое «ватное». Проблема эта была одновременно простой и в то же время сложной. Партия и страшное КГБ в стремлении хранить покой советских граждан так зачистили окунающее их идеологическое пространство, что там осталась пустыня, выстланная багряными кумачами. Вот и держали люди образованные нос по ветру, ища будто бы независимую от властей информацию. А тут бац – «Голос правды»! Любой приемник ловит.

Там случилось и тут произошло! Этого сняли, того послали. В огороде бузина, а в Киеве дядька! И ведь знакомые знакомых подтвердили, что так и было! Почему в советских СМИ о таком ужасе нет ничего? Это же не идеологическая диверсия, а природный катаклизм? Стежка за стежку, и в белую нить можно запросто вплести черную. Даже пять процентов фальсификации портят продукт намертво. В итоге получаем по факту лютую пропаганду против своей страны, которой принято почему-то верить.

«Совки – редкостные олухи!»

– Да нет, конечно, – Васечкин привычно прикинулся деревенским дурачком. – У Штатов просто бабла больше, они могут ученых со всего мира скупить. Воровать к тому же не стесняются и более изворотливы в вопросах бизнеса. Это же соревнование. И еще имеется одно важное обстоятельство.

– Какое! – даже Фима подвинулся ближе. Внезапно ученые осознали, что перед ними нестандартно мыслящий парень. А в советском НИИ что самое главное? Правильно! Найти интересного собеседника, чтобы было с кем коротать неимоверно длинные рабочие будни.

– Вы портреты в актовом зале видели?

Васечкин принятым у советской интеллигенции Эзоповым языком упомянул нестройные ряды членов Политбюро. Тех, кто на самом деле правил СССР.

– Допустим, – Станислав бросил быстрый взгляд в сторону двери и снизил тон, как бы подбадривая молодого собеседника.

Глава 4

Волшебный пендаль

– Считаете, что подобные динозавры смогут выиграть научно-техническую гонку с самой передовой страной мира?

Васечкин за год жизни в СССР пришел к такому парадоксальному выводу – советские люди в массе своей преклонялись перед Америкой. Не все, конечно, но даже истые коммунисты. Да и в Кремле день начинался с фразы – «А что там в Вашингтоне?»

– На той стороне тоже не молодежь, – хмыкнул озадаченно бородач. Видимо, он никак не мог понять. Это очередное ёрничание нагловатого молодчика, или за его фразами что-то кроется?

– Прогрессом всегда рулит менеджмент среднего звена, – оседлал любимого конька Васечкин. Его начальник временами заставлял читать умные книжки. – Наш прорыв в космос и в ядерной энергетике совершили вовсе не старики. И даже не министры.

Фима и Станислав озадаченно переглянулись. Брюнет крякнул:

– У вас в редакции все такие умные?

Начальник лаборатории заливисто захохотал, затем потянулся к изящной чашке, стоящей на блюдце.

– Браво! Иннокентий, ты уловил суть. Каков молодец! Фима, если бы у меня под рукой оказались такие сотрудники, то наша лаборатория наделала шуму.

– Извините, но я не у вас.

Посмеявшись вдоволь, снова поставили чайник. Фиме уже не было так жалко овсяного печенья, а Станислав притащил кипу отпечатанных на машинке листов.

– Иннокентий, вы читали «Мастер и Маргариту»? У нас тут остался свободный экземпляр. Но только на два дня.

Васечкин без интереса кинул взгляд в сторону желтоватых страниц. Бумагу для печати взяли явно залежалую и потому бесплатную. Количество халявы в СССР просто поражало. Граждане беззастенчиво использовали государственное добро в хвост и гриву. Вот откуда взялись будущие откаты бюджетных средств! Просто-напросто осталась старая привычка.

– Спасибо, уже читал.

Ученые мужи удивленно переглянулись. На самом деле Петров из будущего смотрел сериал с Машей следователем. Ему её сиськи и задница в целом понравились. А вот сам фильм особого впечатления не вызвал.

– И как?

– Да муть какая-то. Еще линия с этим…Йошуя. Это как бы Христос, но совсем не по Библии. То есть Евангелию.

Надо было видеть, как вытянулись лица сотрудников Лаборатории. Станислав откашлялся, а Фима смылся в угол заваривать чай. Как представитель национальности, распявшей русского Христа, боялся попасть под раздачу.

Станислав выдохнул:

– Ничего себе заявочки!

– Да лишнее это. А вот с котом…Бегемотом и тем клетчатым классно написано. Надо было развить их приключения в Москве и противостояние дьявола органам. Тогда не книга бы вышла, а огонь!

– Занятная трактовка классики, – наконец, пришел в себя Станислав.

– И Воланд четко прикололся над мещанством советских граждан. «Квартирный вопрос испортил москвичей».

Это Кеша уже цитировал запомнившийся ему комментарий в Ю-Тубе. Иногда ему приятно было выепнуться перед телочками. Типа смотрите, какой я умный и начитанный хрен. Но не загордился и снизошел до ваших ножек и всего прочего. Обычно срабатывало. Открывались не только ножки.

– Как это в тебя сочетается! – закручинился неожиданно Станислав. – Сермяжная правда-матка и еврейско-одесское ёрничание над совком?

– Э, не надо меня к… – глянув на Фиму, Кеша прикусил язык. Связи важнее антисемитизма. – некоторой части сограждан причислять. Можно подумать, русские люди не могут быть умными? Так-то они великую державу создали.

Вот сейчас Фима дрогнул и пролил чай на столик, замочив какие-то распечатки.

– Боже, Иннокентий, так вы еще и не интернационалист?

Кешу несло, но ему сегодня было на все плевать. Ничего особо крамольного он не говорил. В курилках институтов еще и не такое услышишь. Но человек из будущего никак не мог вспомнить – в ходу ли русский национализм в советской стране. Зато в памяти всплыл свой короткий опыт общения с Заволжской богемой. «Доски», то есть иконы оказались в центре моды, как и самовары с кокошниками. То бишь интерес у публики уже имеется. И у публики как раз интеллигентной.

«Тяга к корням!»

– Обычно у нас в интернационалисты лезут те, кто ничего не построил и не достиг.

– О как интересно! Иннокентий, вы не устаете меня удивлять.

«А мой русский уклон ему не понравился!»

Но здесь Васечкин уверенно стоял на выгодной позиции. Работал у них в салоне бывший скинхед, который так и не оставил политику. Там он плотно уши сотрудником грел рассказами об арийской сущности и древнем благолепии Великой Руси.

– А что, гордиться тем, что ты русский уже плохо?

– А как же общечеловеческие ценности?

Зря Станислав это сказал. Кеше внезапно стало все понятно. Он не застал политические дискуссии девяностых и нулевых. Был еще мелким. Но отлично запомнил беседы во дворе от старших пацанов, что уже грызли грани науки в институтах. Как только в тебе в уши начинают заливать про «общечеловеческие», то значит, тебя хотят поиметь или уже поимели.

– А мне какое до них дело?

Фима снова поперхнулся чаем и сейчас смотрел на Кешу с откровенным страхом. Как будто тот кинул клич – бей жидов, спасай Расею!

– Ну как… – Станислав также был откровенно растерян.

– А так и понимать! Русь, Россия, Союз на крови и слезах русского народа построены. Слышали такое – государствообразующий народ? Этносов много, но построить великие державы смогли лишь некоторые.

В принципе и в будущем он уже наговорил на полноценную 282 статью. Русскому человеку запрещено утверждать о величии русского народа. Здесь же просто противопоставил себя западникам ученым. А они все были таковыми. Васечкин внезапно с горечью осознал, что настоящих патриотов в богатой столице как будущем было немного, так и здесь поискать. Да и разговор его уже начал утомлять. Чаю он напился, печенья налопался. Пора и честь знать.

– Иннокентий, а ведь мы комсомолец и такое несете. Партия нас учит совсем иному.

– Партия также неоднородна, Станислав.

А вот тут хитрожопый начальник лаборатории аж присел обратно. Несмотря на все фрондерство подобные ему товарищи всегда колебались с линией партии. Ибо карьера дороже.

«Ха-ха, посчитал себя шибко умным? Получи фашист гранату!»

Уже около двери Кешу напоследок забил в их закостеневший диспут толстенную «сотку».

– Товарищ Сталин в сорок пятом на приеме в честь командиров Красной Армии произнес известный тост – Я хотел бы поднять тост за здоровье советского народа и прежде всего русского народа. Я пью за него, потому что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, что входят в Советский Союз!

Послышался стук разбитой чашки, красивое интеллигентское лицо Станислава буквально перекосилось. То ли от смысла, вложенного в речь вождя, то ли от его упоминания.

– Если будет, что интересное почитать из фантастики, маякните. Могу даже прикупить.

'Бывайте, Ихтиандры хреновы!

Покатать в уме моменты светской беседы и насладиться произведенным впечатлением Васечкину не дали. Не успел он спуститься на пару этажей ниже, как его догнал сварливый голос:

– Васечкин, где тебя носит?

– А, – Кеша с удивлением уперся взглядом в усатую физиономию одного из дядечек фотографов. – Ванадий Геннадьевич… в чем дело?

– Быстро за мной в лабораторию! А я уж подумал, что тебя опять услали в город.

Иннокентий вприпрыжку поспешил за долговязым фотографом. Тот с самого начала состоял в штате издательства и ощущал себя главным.

– В чем проблема?

– Срочная работа, а Павел заболел.

– Беда.

– И не говори. Болезнь у него небось «портвейная». С форматными камерами работал?

– Ну как? ФКП и ФКД.

– Хорошо. Но у нас ФКР тридцать на сорок. Ничего, разберешься. Иначе на хрен ты нам сдался. Да, Кеша?

Васечкин лишь хмуро кивнул. День начался незатейливо и ёрнически, а сейчас ему нужно доказать, что он на своем месте. Как жизнь выворачивает бытиё наизнанку!

Эта камера выглядела настоящим монстром.

«Годзилла!»

ФКП 18 на 24 и так смотрелась здоровой, а здесь длина мехов особо впечатляла.

– Кассету знаешь, как вставлять? Наводить на резкость? Покажи.

Геннадьевич придирчиво смотрел, как Васечкин крутит ручки и настраивает резкость по матовому стеклу.

– Готово!

– Нормально. Вешаешь эти чертежи на те держатели. Здесь крепишь на липкую ленту. Наводишь на резкость, прикрепляешь вот тот фильтр. Выдержка примерно такая.

Усач снял крышку и провел её вокруг объектива. Как в старинные времена первоначальных фотоателье.

– Понял.

– Тогда работай, а я проявлю и гляну.

Васечкин проверил чертеж на прилегание к стенду, заново покрутил кремальеры, гоняя резкость туда-сюда. Длинные меха позволяли делать репродукцию даже такого большого чертежа один к одному. Меняем стекло на кассету, вынимаем внушительного вида шибер. Фильтр, «крекс-пекс-фекс»! Снимаем кассету.

– Жди! – бросил коротко Геннадьевич и исчез в «темной комнате». Фотолаборатория в издательстве была намного меньше, чем в ателье «Юпитер». Минут через пять он вынырнул с двумя заряженными кассетами. – Нормаль. Работай! Стопка чертежей вон там, все снимай по очереди. И смотри не перепутай, а то нам голову оторвут. Они, блин, все секретные. Тебя здесь не было, запомнил?

– Яволь, герр оберст!

– Я тебе сейчас пошучю!

Выглядел фотограф предельно серьезно. Так, что Кеше даже не захотелось рассматривать чертежи подробней. Наверняка топ-секретно и расстрел на месте. Выдохнув, Васечкин снял один чертеж и заменил его на следующий. Настройка резкости не сбилась.

Фильтр, кассета, шибер, снимаем крышку. Шибер, снимаем кассету, отдаем Геннадьевичу. Снимаем огромный лист и заменяем другим. И так по кругу. Геннадьевич в это время проявлял листовую пленку и заряжал кассеты. Через пару часов они сделали перерыв.

– Отличный контраст вышел!

Только настоящий фотограф во время перекура может думать о технических параметрах готовой пленки.

– К чему такая спешка, Ванадий Геннадьевич?

– Если бы знал! Это от смежников подкинули. Почему «синьки» не сгодились хрен их знает! – усач затянулся сигаретой, затем внимательно глянул на Кешу. – А ты молоток! Я думал бестолочь и криворучка, а ты смотри ж. Много пришлось поработать у себя? Чем занимался?

– Похороны снимал.

– Чего?

Васечкин прыснул и рассказал о своих первых выездных фотосессиях. Геннадьевич также захохотал, прослезился и бросил:

– Полезный опыт, ничего не скажешь. Репортаж?

– Свадьбы, демонстрации да всякое. На газету халтурил внештатником.

– Ага. Пошли добьем остаток и захарчим чего-нибудь.

Закончили уже поздно. Пока Кеша упаковывал чертежи и схемы в картонный ящик, Геннадьевич развесил сушиться последние пленки и включил спиртовку.

– Счас кофею попьем, или ты спешишь куда?

– Куда? Один живу.

– Вот и зря. Парень ты видный, давно бы себе женку заимел. Там бы и квартиру дали.

– Не тороплюсь.

Некоторое время они молча пили кофе в вприкуску с бутербродами. Усач загадочно посматривал в сторону Кеши.

– Видел я тебя аппарат нормальный.

– Киев пятнадцатый.

– Что с оптикой?

– Кроме телевика все.

Геннадьевич встал с места и достал из шкафчика шесть пленок «Свема» и листок с адресом.

– Завтра симпозиум проходит, в наш журнал нужны оттудова репортажные кадры. Снимай портреты или вблизи шириком общение ученого люди. Не официозные лица, а живые. Первые пришлют со статьями. А эти фотографии пойдут в разворот. Усекаешь?

– Ага. Затеряться внутри толпы.

– Умный парень! Пленку не экономь. Вечером привезешь, я ею займусь. Запомни, это твой шанс.

– Да понял я.

– Понял он. И не забудь взять у Симы с утра редакционное задание.

Глава 5

Дела научные

На начало симпозиума Васечкин немного опоздал. Симочка задержала своими придирками к его одежде. Нет, определенно в таких случаях необходим личный автотранспорт. Ну, или на худой конец служебный. Но в начальники Кеша пока не выбился, так что пришлось добираться до центра на своих двоих. Потом еще сориентироваться, где в огромном комплексе зданий гостиницы «России» находится искомое место. В будущем её уже не было, так что Иннокентий впечатлился грандиозностью комплекса и приготовился к долгой процедуре досмотра.

Но на удивление человека из будущего дежурный милиционер лишь глянул мельком на удостоверение и махнул рукой дальше. Наверное, за Васечкина больше говорил увесистый кожаный кофр. Страж порядка привык к всевозможным конференциям и прочим собраниям в гостинице и мог определить характер гостя сразу. Так чего тогда делового человека задерживать. Его больше интересовали более интересные его профилю «южане» в кепках и при загаре.

Хотя Иннокентий все равно отметил пристальный взгляд двух «человек в сером». Но и они ничего предосудительного в прилично одетом парне не отметили и быстро потеряли к нему интерес. А Васечкин застал лишь последних участников научного симпозиума, которые заходили в зал. Он юркнул внутрь и огляделся. У сцены заметил телевизионщиков и пару ребят с фотоаппаратами, которые усиленно щелкали вспышками.

«Мне здесь делать нечего!» – решил Васечкин и вывалился в просторное фойе. Геннадьевич снабдил его пленкой чувствительностью 125 единиц. По меркам будущего ни о чем. Но освещение в помещении Кеше понравилось. Он решил не терять даром время и прицениться к параметрам. Достав «Киев» из кофра, поставил на него «штатный» объектив и начал ходить в разных местах, оценивая свет с помощью встроенного экспонометра.

Параметры освещения были различными, так что имевший кое-какой опыт Иннокентий прикинул, где и какую выдержку ставить. Затем нацепил на аппарат «портретник» и «потренировался» на нем. Подумав, надел широкоугольный объектив и сделал пару снимков в архив. Пока фойе было пустым и внушало своим продвинутым для семидесятых дизайном.

Все это время за молодым человеком снисходительно наблюдал колоритный дядечка. Пышные усы и бакенбарды, светлый костюм и галстук-бабочка сразу выдавали в нем столичного человека. И человека явно непростого. Мастера! Выпятившийся вперед животик компенсировался висящей сзади сумкой. Импортной и предназначенной для фотоаппаратуры. Иннокентий загрустил. Он бы и сам согласился на удобнейший фоторюкзак из будущего, чем таскать с собой объемистое кожаное чудо. Все-таки как эргономика за пятьдесят лет ушла вперед. Утварь, одежда, самые простые изделия стали намного удобней. Хотя на загнивающем Западе такие вещи уже производят.

Почему их нет в Союзе? Конкуренция? Именно она заставляет предоставлять клиенту удобство и комфорт? Возможно. Или это обычная русская матушка, лень. Это ведь надо изобрести, внести в план, поменять производственные показатели. Кому-то задницу из кресла оторвать. Побегать, посуетиться. А зачем? Когда и так хорошо.

Проходя мимо дядечки, Кеша не удержался:

– У вас Контакс?

Мастистый фотограф удивленно обернулся:

– Молодая поросль меня определенно радует. Редко можно встретить человека, который соображает в ретро технике.

На груди мастера рядом с импортной зеркалкой поблескивал раритет. Его и заметил острый взгляд Васечкина.

– У моего деда был такой. Он оставил на память.

– Вот как? Фотограф?

– В прессе работал. В Заволжске. Как внештатник.

– А сами вы снимали на него?

– Конечно! И на выставку эти кадры использовал. Пластичней Цейсовской оптики для женских портретов и не найти.

Мужчина протянул руку:

– Владлен Иванович Сикорский.

– Иннокентий Васечкин.

– Ха-ха, какое интересное имя! Но я рад, что у нас растет толковая молодежь. Вижу, что вы новичок здесь, но начали неплохо. Освещение прикидывали.

– Можно на ты. Я парень простой.

– Лады. Тогда я дам тебе несколько советов. Ты куда, вообще, снимаешь?

– В научный вестник. Там нужен разворот с «живыми» лицами.

– Интересный оборот речи. Тебе определенно надо заняться журналистикой. Пошли.

Сикорский поводил его по залу, показал выгодные точки, посоветовал «рабочие» выдержки и диафрагмы. В помещение между тем просочились несколько коллег. Они явно не спешили, ибо знали, что пока здесь делать нечего. Один из фотографов поприветствовал Сикорского и поручкался с Кешей.

– Это Иннокентий, начинающий. Ребята, не обижайте его.

– Его обидишь! Такого громилу!

Молодой мужчина, представившийся Кириллом, заливисто захохотал. И в самом деле Кеша возвышался над всеми и мог похвастаться физической статью. По совету Геннадьевича он одел на мероприятие обычные темные брюки, светлую рубашку и вельветовый темно-коричневый пиджак. Столицу импортом было не удивить. Уже мало было напялить на себя модный шмот, но тот еще должен сочетаться. По меркам человека из будущего москвичи молодого поколения неплохо одевали. Особенно женщины.

Все произошло внезапно. Только что они лясы точили, как фотографы резко метнулись в стороны, оставив Кешу хлопать глазами. Народ повалил из зала, тут же разбиваясь на небольшие группы. Но Васечкин, не будь дурак, вспомнил советы мастера и быстро сориентировался. С помощью портретника он отщелкал пленку на крупные планы. Люди после двух часов сидения в духоте, выслушивая пусть и интересные, но нудноватые доклады, были откровенно рады оказаться на свежем воздухе, передохнуть и встретиться с коллегами.

Живые улыбки, радостные лица, оживленные разговоры. Что еще нужно для репортажа! Поначалу Кеша сделал упор на женщинах. Да, в научном мире микроэлектроники тех оказалось немало. Большая их часть вовсе не была похожа на «синие чулки». Импозантные, хорошо одетые, ухоженные. И ни у кого жирных ресниц или надутых губ. Наверное, от естественности они все такие симпатичные. Первая пленка закончилась неожиданно.

Осознав свою оплошность, Кеша опомнился. Надо бы и мужиков поснимать, и поближе. Поменяв объектив на «штатник», он сменил пленку. Для этого сначала надо перемотать обратно уже снятую, вынуть кассету, положить её в специальный закрытый отсек в кофре, достать упаковку с новой пленкой, вскрыть её и вынуть изнутри уже заряженную пластиковую кассету. Интересно, он еще не сталкивался с подобной упаковкой. А что, удобно!

Так, меняем выдержку, в этом углу темнее. Его кованые из стали руки спокойно зафиксируют тяжелый фотоаппарат и при одной тридцатой. Уже проверено! Кому-то покажется странным, но репортеру нужна отличная физическая подготовка. Таскать сумки с увесистой аппаратурой, много бегать, приседать, залезать в труднодоступные места и держать тяжелую тушку фотокамеры целый день в руках. Иннокентия, помнится, насмешил один пост на популярном свадебном портале Майвед.

Девушка, решившая заняться свадебной съемкой, жаловалась, что не может целый день работать. Кисти рук начинают зверски болеть. А что она хотела? Купила профессиональную «тушку», громоздкие светосильные объективы и хочет, чтобы они весили, как пушинка? Профессиональная камера с телезумом на 2.8 весила больше, чем меч у рыцаря. Понятно, что нетренированному человеку такое переносить сложно. Руки попросту отвалятся. Так и ушли, судя по откликам, достаточно много дамочек из модной профессии не солоно хлебавши. Эмансипация внезапно не везде проходит.

Снимать в упор людей несколько сложнее. Надо ловко перемещаться между группами. Не все любят, когда на них смотрит объектив камеры, начинают теряться. С мужиками проще, они всегда готовы! Дамы тут же хватаются за зеркальца или недовольно хмурятся, портя кадр. В стороне Кешу заметил группу импозантных мужчин. Строгие костюмы, седые шевелюры, профессорские бородки. Мужики внезапно собрались и начали позировать. Или опытные дядьки, или просто хотят оставить о себе память. Кеша сделал несколько кадров с разных ракурсов и благодарно кивнул.

Затем его внимание привлекла шумная компания, собравшаяся недалеко от панорамных окон. Освещение лучше не придумаешь. Ставим снова портретник. В видоискателе «Киева» появились крупным планом лица. Отщелкав несколько кадров, Васечкин внезапно понял, что лица эти какие-то не такие. Точно не русские! Почему-то иностранцев, особенно в Союзе можно распознать сразу. То ли выпукло обозначенная холеность, то ли детали в одежде или поведении выдают. Да и едут в Союз люди не бедные.

Пока Иннокентий менял объектив на «ширик», он подвинулся ближе и узнал аглицкую речь. Можете смеяться, но часть зимы и весны он посвятил изучению этого международного языка. Его репетитором была Анжела. Да-да, девочка мажорка, подвизающаяся на ниве фарцы. Она училась в городской спецшколе с углубленным знанием английского. Об этом Кеша вспомнил случайно, а потом попросил девушку помочь с произношением. Сам язык он знал где-то на три с плюсом. И вот в перерывах между первым и вторым «подходом к снаряду» они спрягали глаголы и улучшали Кешино произношение. В Москве, устроившись, он продолжил занятия самостоятельно.

Высокий блондин с мужественной челюстью, судя по всему, норг или швед что-то пытался выбить у важной тетеньки в сером брючном костюме. На научного работника та вовсе не была похожа. Скорее очередное ответственное лицо. Подобные ей фигуры Иннокентий здесь уже воочию наблюдал и в кадр не включал. Никому не интересны постные морды советских чиновников.

– Хэв энибади… Кэн ю андэстэнд ми?

Скандинав никак не мог понять, почему ему не отвечают на такой простой вопрос. Тетенька руководитель растерянно озиралась, рядом шушукалась молодежь. То ли стеснялись ответить, то ли плохо учились в школе. Иностранная делегация обтекала. Вот так вот и велся бизнес в Советском Союзе. Придется выручать.

– Он спрашивает, где кто-нибудь сможет его понять?

– Ой, а вы понимаете!

Вокруг Иннокентия сразу же расступились. Норг оживился и зачастил. Васечкин остановил его жестом.

– Слой даун плиз.

– А что ему нужно-то?

– Он спрашивает, где может увидеть ваши готовые изделия?

Тетенька зависла, вместо нее ответил молодой мужчина.

– В Минске на заводе. Вот наш адрес.

– Так, у вас и рекламная брошюрка есть? Что же вы молчите.

– Да как-то… У нас должен быть переводчик, но куда-то затерялся.

– Эх, молодые люди. Учите языки вероятного противника.

Народ странно взглянул на Кешу. Тетенька уже пришла в себя и взмолилась:

– Товарищ корреспондент, помогите, пожалуйста, с ним договориться!

– Ладно, попробую. Но потом вы мне попозируете.

– Что угодно!

Пришлось взять на себя функции переводчика. Мужик и в самом деле оказался шведом. Нейтральный статус всегда в целом русофобски настроенного государства помогал хитроделанным скандинавам иметь от Советского Союза кучу преференций. Финны и вовсе десятилетиями жили за счет разницы социалистического и капиталистического подхода к экономике. А то и вовсе подворовывали, то есть брал то, что плохо лежит. Идеи, разработки или лес. Это у них в крови скрысить. Норвежцы до открытия газа на шельфе жили откровенно бедновато.

Вот и этот швед пожелал увидеть самые современные разработки «клятых коммуняк» из провинциальной Белоруссии. Хм, а в Минске есть передовая электроника? Хотя чего Кеше беспокоиться за безопасность Родины? Для этого имеются специально обученные люди. Наладив контакт и обмен, Иннокентий, наконец, смог отойти в сторону. Тут его взял под локоток пронырливый мужичок, в котором сразу же угадывалось «Ответственное лицо».

– Вы откуда английский так хорошо знаете, молодой человек?

– Да не особо и хорошо. С научными терминами незнаком.

– На вопрос ответите?

Ссориться с непонятно кем по чину было не с руки. Пришлось лепить на ходу.

– В школе у нас появилась молодая учительница. С большого города. Отрабатывала после института. Вот у нее и выучился.

– Молодая?

– Так она у себя в большом городе в спецшколе училась. Вот и подтянула всех по английскому.

– Вот как?

Мужичок смотрел с недоверием, но руку убрал. Кеша сам перешел в атаку, придав голосу убедительности:

– А вы разве не верите в советских комсомольцев? Что они могут поехать в глубинку поднимать образование?

«Ответственный» сразу пошел пятнами:

– Да я ничего такого.

– Вот и помолчите, товарищ. Мне работать надо.

Но народ уже потянулся к дверям, начиналась вторая часть конференции. Позади Васечкина раздался голос.

– Кеша, обедать пойдешь?

Глава 6

Гуляй столица!

Кирилл и второй коллега в модном кожаном пиджаке уже успели убрать технику в кофры.

– Конечно.

– Это, кстати, Марк, будьте знакомы.

– Привет.

Чернявый до синевы и острым профилем лица Марк был холоден и с безразличием сунул Иннокентию руку. Ладошка потная, неприятная. Но не детей же им вместе крестить! Кирилл, наоборот, оказался парнем покладистым и говорливым. А может, протекция Сикорского свое дело совершила. Надо бы старика увидеть и поблагодарить. Вдобавок к этому некая подспудная мысль засела в голове у Иннокентия, но не могла вылезть наружу.

Васечкин повернулся к выходу, но его остановил пронырливый коллега:

– В этом здании все есть. Центральный концертный зал на 2,5 тысячи мест и двухзальный кинотеатр на 1,5 тысячи мест. Там и концерты самых популярных артистов проходят и премьеры киноновинок. Целое мини-государство внутри столицы. Потому и называется так ёмко – «Россия»! Мы вот тут пройдем. Не бойся, меня здесь знают.